Серёжкина фуражка

Качагин Гавриил
        Из допроса фельдмаршала Паулюса после его пленения:


        Вопрос:  - Зачем так ожесточённо, даже зверски разрушили Сталинград? -  спросили фельдмаршала Паулюса на допросе  после пленения его армии под Сталинградом.
       Ответ:   - Война есть война, и я выполнял приказ, данный мне командованием и фюрером,- надменно ответил Паулюс.



     Вот и наступила снова долгожданная весна. Небо высокое- высокое, с ясной голубизной в зените. Такое оно бывает только в мае, когда разлившаяся от сброса каскадами плотин паводковая вода затопляет прибрежные луга, низинные острова, образуя по течению бесчисленные ерики.


    Пошли первые теплоходы. Изредка необъятное зеркало воды могучей реки всколыхнёт один из туристических красавцев-лайнеров, оставляя за собой широкую водную борозду и разбегающиеся по обе стороны теплохода бугристые волны.
    Туристы в нетерпении. Впереди показались контуры городских пейзажей: красивые многоэтажные дома, прямые линии городских проспектов.


     Волгоград принимает гостей. Туристы заполняют улицы города, скверы, аллеи с майской зеленью.
     Но впереди их ожидает главная достопримечательность города-героя Волгограда – величественная композиция на Мамаевом кургане, посвящённая Сталинградской битве, где в течении почти полугода – с июля 1942 года до конца января 1943 года – разрывалась земля от бомб, падающих с фашистских самолётов, мин и пушечных снарядов. В центре мемориала возвышается огромная скульптура женщины с вознесённым над головой мечом, символизирующая Россию, которая в годину испытаний встала неприступной стеной перед врагом. Тысячи героев полегли у стен города, но замысел врага не осуществился.


     Прошли десятилетия со времени окончания тяжелейшей для нашей страны войны с фашистами. Сталинград (ныне Волгоград) теперь красивее довоенного. За это время тысячи безвестных имён героев Сталинграда обрели своё имя. Иногда кажется, что мы уже в подробностях, час за часом, знаем полугодовую битву за город, названы все имена погибших героев, а погибали действительно самые смелые, беззаветно преданные стране воины. Сразу после войны мы не могли ещё осмыслить, как много не вернулось с войны, - тогда война вошла в каждую семью и треугольными письмами солдат, и официальными сообщениями военных штабов – «пал смертью храбрых». Такие письма, хранящиеся во многих семьях, стали для нас примером жизни, эталоном человеческих отношений в обществе.


     Матери воспитывают сыновей, опираясь на фронтовые письма мужа, младший брат берёт пример мужества и благородства со старшего брата, приславшего с фронта письмо, которое оказалось прощальным.


    …От нашего Серёжки с фронта было всего два письма.
    Вернее, первое письмо ещё не с фронта, а отправлено со сборного пункта, куда их привезли с разных военкоматов, откуда он сообщал, что приехали «покупатели» из фронтовых частей за пополнением.






     Второе письмо уже из воинской части, располагавшейся где-то  под Вольском. Написано оно в июне 1942 года. Серёжка писал, что находятся они в учебке на курсах, доволен учёбой и очень рад, что обучается новой, такой нужной в войсках специальности. Будем громить врага, и драться не на жизнь, а на смерть. Намекал, что скоро на фронт. Что это были за курсы, мы узнали позднее.


     К лету 1942 года на всех фронтах организовывались миномётные полки реактивной артиллерии, а до них в воинских частях были отдельные миномётные батареи. Наподобие той, первой, знаменитой батареи капитана Флерова, которая своими неожиданными залпами реактивных установок повергла в шок нападавших на станцию фашистов. После мощного огневого налёта наших миномётчиков фашисты долго не могли прийти в себя и начать наступление на этом участке фронта. Для более полного использования нового оружия командование и планировало создание целых миномётных полков реактивной артиллерии.


    Так Сережа  оказался на курсах по изучению нового вида оружия в наших частях. В группе он был самым молодым, ему ещё только в августе исполнилось бы восемнадцать…


        Весной 42-го на фронт стали призывать 1924 год рождения. Вручили повестку и Сергею. Завтра на фронт. Военное лихолетье не позволило даже собраться накануне родственникам – устроить домашние проводы. Утром на сельской площади яблоку негде упасть. Село большое, призывников 24-го года рождения набралось человек пятнадцать. В центре площади из досок сколотили небольшое возвышение. Выступали с напутствиями родители, друзья, ожидающие следующего призыва, представители военкомата.


     Подъехал грузовик. Прозвучала команда: - На машину! –
Слёзы матерей, детский плач, мужские голоса, успокаивающие жён. Всё смешалось в один труднопереносимый гул, от которого сжимало в горле, перехватывало дыхание. Сергей оказался в центре кузова, и его трудно было выделить среди остальных, машущих руками, платками ребят. Серёжкина мать подняла младшего на плечи, и он, увидев Серёжку, размахивающего фуражкой, расплакался, стал протягивать к нему руки. Майский день выдался тёплым, ярко светило солнце, и Серёжка, свесившись через борт кузова, потрепал стриженую голову малыша и накинул свою фуражку:
   - Не плачь! Это тебе на память! Храни до встречи и вспоминай брательника!
   Грузовик тронулся, а Серёжка кричал с кузова:
   - До встречи! Ждите с Победой!
   Грузовик с призывниками выехал за околицу и скрылся в пыли райцентровской дороги...

 
     После окончания курсов за ними из-под Сталинграда прибыли фронтовые офицеры. На пристань подали пароход. Погрузились. Знали, что пойдут вниз по Волге, и каждый знал конечный пункт: Сталинград.
    Но до Сталинграда так и не добрались. 17 июля гитлеровцы начали наступление на Сталинград по всему фронту. Пароход несколько раз обстреляли с воздуха. Фронт был совсем близко. Вынуждены были выгрузиться на небольшой пристани и пешком добираться до полка. Уже слышна была отдалённая канонада, напоминающая дальние раскаты грома. В воздухе сновали вражеские самолёты. Они то взмывали вверх, то неожиданно падали вниз и резко вырулив, летели над самой землёй.


   Время от времени раздавалась команда:
 - Воздух! «Мессеры!» -- и все бросались врассыпную в придорожные кюветы. А быстрые «мессеры» попарно вылетали из-за солнца напрямую к дороге, стреляли из пушек, сбрасывали небольшие бомбы, которые вываливались как-то очень вёртко из-под крыльев с разрисованными снизу чёрными крестами-свастиками.
    Изредка на смену «мессерам» из-за горизонта выплывали тяжёлые «юнкерсы» с укороченными крыльями. Они медленно пролетали над головами солдат, не обращая на колонну никакого внимания, и летели дальше в сторону Сталинграда.
- Ну, пронесло, кажется, на сей раз, -- с ворчанием поднимались бойцы, отряхиваясь от придорожной пыли.


   Иногда над колонной проносились и наши «Илы». Бойцы с надеждой смотрели на них, прикладывая ладони поверх глаз, но они быстро возвращались назад, израненные, летящие низко над головами, что даже просматривались их изрешечённые крылья. А потом снова над Волгой кружились «мессеры», снова поднимался черный зловещий дым от подбитых в боях самолётов.    
   В колонне сзади Сергея шли такие же молодые бойцы, как и он, тихо переговаривались:
- Хоть бы спрятаться вон в тех кустах, - говорил один, - привал устроить, подкрепиться. Второй, с хрипловатым голосом, без всякой надежды на отдых, лишь бы ответить что-то соседу, проговорил:
- Похоже, что никакой команды на привал не будет. Хорошо, если до переправы начальство организует обед.
Третий вполголоса, устало прошептал:
- Я подслушал старшого. Он говорит, что до расположения полка никакого привала и обеда не будет.
И тут же, втягивая голову в шинель, неожиданно громко прокричал:
- А вот, братцы, они тут как тут! Смотрите, вон впереди два стервятника.


 Снова прозвучала команда:
- Воздух! «Мессера»!
 Сзади колонны захлопали зенитки, чуть подальше застрекотали пулемёты. Сергей оказался  рядом с зенитками, и каждый их хлопок толчками отдавался в ушах. Он слышал сзади визг моторов настигающих немецких самолётов, цокот пулемётных очередей над головой.


   Впереди идущие в колонне попрыгали в придорожные кюветы, и Сергей, не раздумывая, бросился в сторону от дороги, в два-три прыжка оказался в низинке, заросшей травой, упал рядом с товарищем, соседом в колонне, чувствуя сзади сверлящий гул самолёта, прижимающий вплотную к земле лёгкое тело солдата.
   Сергей видел трассирующие пулемётные очереди с самолёта, но они прошли чуть левее их отряда, он увидел даже силуэт пилота в кабине и его голову в сером авиационном шлеме.
   Прижимая солдат к земле, самолёты пролетели ещё метров триста и взмыли вверх, быстро набирая высоту, чтобы выйти на второй круг. Истребители пронеслись над полем и, развернувшись, пропороли крупнокалиберными пулемётами батарею зениток. Одно орудие недалеко от Сергея замолчало.


    С обстрела зенитной батареи немецкие пулемёты переключились на разбросанные вдоль дороги тела наших бойцов. Несколько невыдержанных бойцов с соседнего отряда вскочили, кинулись вперёд. Один из них тут же попал под пули немецкого пилота. Другой побежал, делая зигзагообразные выверты, но тоже угодил под огненную пулемётную трассу.
- Лежать! – раздалась команда. – Не вставать, лежать!
Отстрелявшись, истребители взмыли вверх, и ушли в сторону расположения немецких войск.
… И сразу наступила тишина. Не стало рёва пикирующих «мессеров», не стало дробного стука пулемётов. Зазвучали голоса командиров:
- Проверить личный состав! На 1-й – 2-й рассчитайсь!
У командиров взводов свои команды:
- Взвод, стройся! Смирно! Шагом марш!
Пошла команда вперёд, и снова разговоры в строю:
- Вот это дали нам прикурить!
- А ты что, с вольным светом уже прощался?
- Прощался, не прощался, а конец мог наступить в любую минуту.
Вслушиваясь в разговор, у Сергея высвечивалось в голове унизительное чувство беспомощности отряда.
- Неужели нельзя было предусмотреть какую-то защиту от нападения на отряд. Где в таких случаях наши самолёты? И все мы, молодые, пережили такое отвратительное  чувство, как страх преждевременной смерти, -- размышлял, приноравливаясь к шагам колонны, Сергей.


     При подходе к линии фронта их нагнал на вездеходе майор и указал дальнейший маршрут передвижения. Сначала шли вдоль Волги, а возле переправы, организованной для связи с левым берегом, резко взяли вправо. Переправа гудела. К Волге спускались люди, скот, подводы, гружёные и домашним скарбом, и колхозным имуществом. Здесь же, оттесняя гражданских, суетились военные с повязками на рукавах. Остановив толпу, они сначала пропустили отряд пехотинцев, потом на мост втянули тяжёлые пушки. Кто-то  из высоких командиров в сторонке от колонны отчитывал своего подчинённого, тут же рядом ЗИСок, крытый брезентом, непрерывно сигналя, раздвигал толпу и настойчиво продвигался вперёд. Впереди шедшие повозки с лошадьми, потными и серыми от налипшей пыли, испуганно шарахались в стороны от машин и тяжёлых пушек.  Вокруг рвались снаряды, мины, свистели пули.


    К вечеру добрались до расположения полка. Вновь прибывших встретили на замаскированной полянке, поросшей мелким сосняком. Луны не было или она плутала где-то среди тёмных облаков. Зато впереди, по всей линии фронта, как зарницы, постоянно вспыхивали осветительные ракеты, которые держали миномётчиков настороже. Каждый боец знал, что после короткого отдыха им придётся выступать со своими орудиями на юго-запад, в сторону Сталинграда, как раз навстречу к тем зарницам, за которыми они с тревогой наблюдали, добирая из кружек походный ужин.
   Серёжа, конечно, не знал, что его судьба и жизнь всех окружающих товарищей, -- а кому-то предстоит умереть, кому-то остаться в живых, -- теперь будет общей судьбой от рядового бойца до командующих армиями. Зато он точно знал, как и все в батарее, что через короткое время, окопавшись на заданных рубежах, им придётся стоять насмерть, не сдвинувшись ни на шаг – за спиной Сталинград.


     После массированного наступления немцев им удалось продвинуться вглубь нашей обороны. До разрушенного Сталинграда было рукой подать.


 Наше командование приняло решение: ударить немцам с фланга миномётной артиллерией, а потом стрелковыми частями выправить линию обороны. На рассвете запели залпы батарей «катюш». Своеобразный воющий звук летящих ракетных снарядов и огненные трассы – это возле пусковых установок, а там, на переднем крае немцев – сплошной огненный смерч на огромной площади поражения одного залпа. Как будто земля сравнялась с небом. Стоял адский грохот, вой и звон слились воедино, едкая гарь и шипение осколков – всё перемешалось.


     На курсах были полевые стрельбы, и Серёжа представлял огонь одной установки. А здесь заговорила целая батарея «катюш». После боя впечатление пленных фашистов можно было выразить их же короткой фразой: ужас, ад, кромешный ад!


    Новое боевое оружие полюбилось солдатам ракетной батареи так же, как с любовью распевали они песню Блантера и Исаковского о преданной девушке Катюше. Немцев вынудили на этом участке фронта отступить на прежние позиции.


    С каждой артиллерийской атакой росло мастерство ракетчиков. Они научились скрытно менять позиции, - а немцы буквально охотились за батареей, - вести огонь в любых условиях дня и ночи. Вместе с батареей учился хитростям войны и Серёжа.


   В перерывах между боями наплывали воспоминания о доме, друзьях. Особенно часто всплывали в памяти эпизоды, связанные с Зиной, дружба с которой особенно в последний год перед войной переросла в любовь. Все эти военные месяцы его беспокоило то, что на проводах на фронт он так и не дождался Зины. И успокаивал себя: «Она такая скромница. Конечно, только из-за стеснения перед моими родителями не пришла в то утро на проводы».». А накануне они весь вечер провели вместе. Серёжа спросил её:
  - Будешь меня ждать?
 Зина улыбнулась, посмотрела ему в глаза, и Серёжа понял её утвердительный ответ по её глазам, которые медленно прикрылись её красивыми ресницами. И такое появлялось желание жить на свете, добить фашистов и вернуться домой  с Победой. Встретиться с Зиной. «Ведь я только начинаю жить», - думал Серёжа, - у нас всё ещё впереди».


   … Стрелковая рота, приданная к батарее «катюш», начала преследование врага. Но она не смогла полностью уничтожить мощную вражескую группировку. Немцы засекли расположение батареи и с флангов подтянули подкрепление. Командир решил скрытно переместить батарею и поручил Серёже, а он был в группе разведки, вместе с одним из водителей разведать маршрут перемещения.


    Непрестанный грохот взрывов, полыхавшее над головами пламя, всплески ослепительных ракет мешали осмотру предполагаемого маршрута.  Они с трудом, ползком, спустились в лощину. Но не успели перевести дух, оглушённые артиллерийскими залпами, из-за лощины послышался скрежет гусениц немецких танков. Серёжа увидел, как из зарослей мелколесья медленно выползали и двигались в направлении стрелковой роты чёрные точки, которые на глазах увеличивались в размерах.


   - Танки, - прошептал Серёжа своему товарищу. – Идут на нашу стрелковую роту. Монотонный гул моторов и гусениц нарастал, переходя в грозный рокот. У ребят с собой только автоматы и всего по  паре гранат. А за танками обязательно пойдёт пехота.
   - Надо остановить танки любыми путями. Ведь за стрелковой ротой  уже наша миномётная батарея, - шепнул Сергей водителю. – Ни одна «катюша» не должна попасться в руки немцев.
     Этот строжайший приказ касался каждого миномётчика: радиста, телефониста, огневика, разведчика, шофера, -- умри, но «катюшу» в руки врага не отдавай.

 
   Серёжа с товарищем залегли, затаив дыхание. Танки идут, постреливая из пулемётов, но немцы их не замечают. Серёжа, свернувшись в комок, вжимается в землю. Ногами сзади делает углубление, спереди руками отгребает песок, чтобы улучшить обзор.
   Пули свистят над самой головой, ударяются рядом в рыхлую землю. Справа и слева образуются холмики от подкопа земли. Образуется довольно-таки большая ямка. Но немецкие пулемёты не унимаются ни на секунду, не дают поднять головы, осмотреться. Только чутьём Серёжа понимает, что его товарищ рядом.


    И немецкие танки рядом.
   Серёжа даже слышит, как с каким-то металлическим звуком делает полуобороты пулемёт в руках немца, -- сначала на правую сторону, потом с быстрым разворотом – на левую. «Хорошо, что они нас не замечают, -- подумал Серёжа. – Мы их ещё ближе подпустим.
     Во рту полно земли, песок скрипит на зубах. Но Серёжа, врывшись в землю, лежит, не шелохнувшись. Пулемёты строчат без перерыва.

   
     Когда танки подошли к лощине, левым боком они оказались рядом с Сергеем и его товарищем. Внезапно для танков они выбежали наверх и спокойно, как на учениях, швырнули гранаты, – Серёжа под крайний слева танк, а его товарищ – под идущий рядом.
     Яркий взрыв гранат. Крайний танк заполыхал огнём, остановился. Из него стали выпрыгивать танкисты в тёмных комбинезонах и бросаться на землю, сбивая с себя пламя. Товарищ Серёжи поливал выпрыгивающих танкистов из автомата. Правофланговые танки взяли резко вправо, и ушли вдоль лощины в сторону нашей стрелковой роты.


    Серёжа, расстреливая выпрыгивающих танкистов, увлёкся и не заметил, как из-под второго горящего танка по нему выпустили очередь из автомата. Это произошло в считанные секунды.
      -Серёга! Ложись! – испуганно крикнул шофёр, мгновенно распластавшись в траве. Сергей успел повернуть голову в сторону товарища, но автоматная очередь опередила действия Сергея. По возгласу товарища он понял, что им грозит опасность, но не успел осознать и встретить эту опасность лицом к лицу. Он увидел трассирующий след автоматной очереди, успел подумать, что пули могут попасть и в него. «Пуля - дура, - говорили опытные миномётчики на батарее. Он уже начал приседать к земле, чтобы уйти от обстрела, но несколько пуль угодили Сергею в грудь и живот. Автомат повис на груди. Сергей попытался удержать его на руках, но потеряв сознание, рухнул на землю.


   Через мгновение открыл глаза. Увидев над головой безоблачное небо, каким оно бывает под Сталинградом в конце лета, вспомнил дом, такую же ложбинку возле дома, поросшую зелёной травой «кашицей», семена которой осенью с удовольствием поедают воробьиные стаи. На этой лужайке он совсем недавно устраивал «карусель» своему братику, и однажды даже чуть не вывихнул неокрепшую ещё детскую ручонку, когда раскрутил его вокруг себя. А братик  радостно смеялся, всё вскрикивал: «Ещё, ещё!»


   От этих воспоминаний Сергею показалось, что ему вообще стало легче, что пройдёт какая-то неделька, вторая в госпитале, и он снова вернётся в ставшую ему родной батарею.
    Он положил руку на грудь и рука утонула в тёплой крови, пульсирующей через пробитую пулей гимнастёрку. Тут же острая боль пронзила всё тело, он отбросил руку в сторону и  снова потерял сознание.


    Товарищ видел, как падал Сергей , сражённый пулями фашистов. Автоматной очередью он добил оставшихся танкистов и пополз к Сергею. В лощине стало тихо. Автоматная стрельба прекратилась. Сергей увидел склонённое над ним лицо товарища. Он приподнял голову, прошептал:
 - Всё же мы их не пропустили к нашим «катюшам».
   Товарищ, поддерживая голову Сергея, сказал в ответ:
  - Ты не волнуйся. Там их теперь встретит пехота с противотанковыми пушками. Будь спокоен.
   Потом медленно опустил  расслабленную голову Сергея на подставленную к затылку ладонь и прикрыл руками недвижимо смотрящие глаза Сергея.


     А что было потом? Когда остальные танки повернули вправо, шофер уложил тело Сергея в воронку, засыпал землёй, устроил могильный холмик, нацарапал на подобранном куске картона фамилию и имя Сергея, закрепил картонку на расщепленном конце палки и свободным концом воткнул её в могилу Сергея.
    Это было в конце августа 1942 года, и в этом же месяце Серёже исполнилось восемнадцать.


    Потом батарея Серёжи яростно крыла беспощадным огнём гитлеровцев, проклиная их бесноватого фюрера.
    Семья Серёжи получила письмо от шофера, где он в подробностях описал последние часы, проведённые с Сергеем и последний бой Сергея с немецкими танками.
    Потом были бои батареи Сергея с наступающей на Сталинград армией немецкого фельдмаршала Паулюса вплоть до конца января 43-го года, когда остатки 600-тысячной немецкой армады вынуждены были сдаться в плен.


    Шёл ещё только  второй год страшной войны, и Сергею пошёл девятнадцатый год. Но первые месяцы войны семья Серёжи никогда не забудет, не забудет всего, что пришлось пережить, не забудет Сергея, отдавшего жизнь за нас, оставшихся жить на свободе после него.


    Более 65-ти  лет в доме Сергея висит в передней  его фуражка, которую он накинул на прощанье перед отправкой на фронт на голову своего младшего брата.
   Мы помним тебя, Сергей!