Да и сама партия, сама власть – это для людей был некий фантом. Для огромного большинства советских людей не была понятна система власти. Мало кто соображал, чем отличается Верховный Совет, от КПСС, а КПСС от правительства. Можно в этом видеть злой умысел коммунистов, которые не хотели, чтобы люди знали, что высший орган в стране по Конституции – Верховный Совет. Но поскольку мне приходилось учить детей в школе, я знаю по собственному опыту, насколько трудно было объяснить им разницу между ветвями власти. Они просто знали кто главный в стране – это смешной старик Брежнев. А все остальное было второстепенно.
Власть стала бояться народа, отчуждаться от него, прятаться. Некоторые люди знали, конечно, что у них есть секретарь обкома или райкома с такой-то фамилией, но так, чтобы встретиться с ними лицом к лицу, такое случалось редко. Как теперь выясняется, на всю эту КПСС был, чуть ли не один популист – Ельцин. И каков эффект его деятельности!
Уже в середине 70-х годов настало время прямого диалога власти с народом. Но партийные боссы со своим нулевым общим образованием более всего боялись выглядеть дураками. И правильно боялись, потому что в глазах уже довольно образованного советского общества дураками они и выглядели бы. Но ведь не обязательно было блистать на трибунах. Достаточно было как-то более явственно обозначить, что они есть и они за народ. Это было не так уж и трудно сделать. Опять же сошлемся на пример Ельцина в его московский период, когда он возглавлял горком КПСС. Говорят, он и в Свердловске был таким же.
Ближе к народу были председатели различных исполкомов, но не настолько близко, чтобы быть публичными политиками. Те начальники, с которыми люди имели дело, это обычно начальник цеха, директор завода, начальник лаборатории или директор НИИ, или председатель колхоза. Но они чурались идеологии, они были «хозяйственники».
Самые «серьезные» политические люди, с которыми мне приходилось сталкиваться – это комсомольские лидеры. Но об этих индивидуумах тоже после.
Было, правда, и общение с инструктором обкома. Это когда на меня, учителя истории, написали донос в обком, обвинив в том, что я воспеваю мужество фашистских солдат и еще какую-то ерунду. И вот примчались меня проверять. Неожиданно ко мне на урок зашли: заведующий гороно, парторг нашей школы, еще какие-то люди и сухопарая, высокая женщина. Сели на задние парты. Я провожу один урок, второй.
Потом начинается обсуждение уроков. Но какое-то вымученное обсуждение, и эта дама, не представляясь, это я потом узнал, что она инструктор обкома партии, спрашивает меня, почему-то не глядя мне в глаза: «Вы на современные темы с детьми разговариваете?» Более идиотского вопроса учителю истории издать было нельзя.
Я отвечаю, что разговаривать на современные темы, это моя обязанность учителя истории. Она опять задает этот же вопрос: «Вы на современные темы с детьми разговариваете?» Я опять повторяю свой ответ. И она мне в третий раз задает этот вопрос. И я в третий раз отвечаю то же самое. У меня возникло ощущение какого-то фарса, но вместе с тем было очень неуютно, если мягко выразиться.
Потом высокое начальство удалилось на совещание. Часа через два меня позвали в учительскую. Обкомовская дама уже более ласково сказала мне, чтобы я с детьми на современные темы разговаривал более осторожно, а то они не все могут правильно понять. Неплохой совет для идеолога, а?
Я членом КПСС не был, а тут приезжает идеолог и советует на склизкие темы не разговаривать. А почему бы ей ни поговорить со мною? Почему бы ни спросить, с какой стати я рассказывал детям о масонах и заговорах? Почему бы ни объяснить мне, молодому человеку, что в СССР правит не тайная власть, а реально ЦК КПСС? Или хотя бы заинтересоваться, чего вдруг все в эти заговоры поверили?
Заведующий городского отдела народного образования по фамилии Мглявый достал бумагу с текстом, написанным от руки и подписанную всеми начальниками и спросил у дамы: «Дадим ему прочитать?». «Не надо, криминала в его действиях нет»- сказала обкомовская дама, и все они толпой удалились. То есть, выражаясь тогдашним языком, мне шили дело, но не получилось. С одной стороны я благодарен этому обкомовскому работнику, но с другой стороны – каждый остался при своих. А решение она приняла со слов директора школы, парторга, учительницы истории, которые встали за меня горой. Видно было, что она не умела нормально говорить с людьми, и, скорее всего, была просто малообразованной, как и все эти серые мыши, сидевшие по горкомам и обкомам.
Вот так все эти ленинцы попрячутся во времена «перестройки» и будут выжидать, а с «демократами» рубилась фактически одна Русская партия. Как видно из сегодняшнего дня вся КПСС реально «сидела в кустах» все годы идеологической борьбы второй половины 80-х годов. И даже «письмо Нины Андреевой», это было письмо Нины Андреевой, которое на краткий миг осмелился поддержать Егор Лигачев, но потом пошел на попятную.
Русская партия если и получала от кого-то из этих друзей поддержку, то она была мизерной. В это трудно поверить, но это так и было. Хоть какую-то помощь Русская партия стала получать только перед самым концом СССР. У громадного большинства партийных функционеров и у рядовых челнов КПСС просто не было никакой позиции, я уже не говорю про коммунистические убеждения, в период борьбы 1986-1991 годов.
Большинство в верхах и низах КПСС были недовольны Горбачевым, но альтернативы никакой не предлагали. А потом завопили, и вопят до сих пор: «Нас предали!» Ребята, вы сами себя предали, а заодно предали и русский народ.
Теперь-то понятно, после всех этих баталий конца 80-х годов, что говорить с людьми они просто уже разучились. Они боялись людей. Серенькие и средненькие они стеснялись своей серости. И ни к какому коммунизму вести людей они не хотели. А не потеряй они контакт с народом, государство не развалилось бы, потому что они и серенькие были вполне по нам, мы смогли бы договориться. Врагами русских в большинстве своем они не были.
Парадокс состоял в том, что всеми высмеиваемый лозунг: «Все для человека, все во имя человека» хоть коряво, но воплощался этой партией в жизнь.
Теперь, когда мы знаем о том, какие у них были привилегии, знаем, что по сравнению с нынешними даже не олигархами, а с бизнесменами средней руки, они были бедны, как церковные мыши. Знаем, что дочь Брежнева умерла нищей в психиатрической больнице, что глава Москвы Гришин умер в каком-то присутственном месте, где стоял в очереди за пособием. Знаем, что большинство из них были в тысячу раз более приличными людьми, чем нынешние властители, мы вправе думать, что могли бы найти общий язык, если бы они двинулись в сторону русского патриотизма.
Тем более что эти властители в большинстве своем были этнические русские. И здесь начинается самое интересное и удивительное в нашей недавней истории. Что же им помешало окончательно превратить СССР в государство русских?