То, что людям давалось в СССР ими совершенно не ценилось. Потому что жизнь все равно полна неприятностей и неудобств. Люди десять лет назад, приехавшие в города из нищих деревень, выбравшиеся из бараков в квартиры, хотели большего. Квартиры большие, машины и всякие иностранные красивости. «Эй вы, коммунисты! Где все это! Подать немедленно. Вы же обещали!» Подать немедленно, потому что я советский человек и все мне это полагается, потому что ваше великое марксистское учение гласит, что мы должны жить лучше, чем на Западе. Ибо мы живем при «высшей стадии развития общества».
А в ответ – молчание. Правящей партии нечего было возразить. Вернее, в этой партии не было людей, которые могли сформулировать идеологию, которая соответствовала бы времени. КПСС стала заложником детского понимания социализма.
Правда, во времена Брежнева молодым людям перестали обещать, что они будут жить при коммунизме и даже сделали вид, что забыли об угрозах Хрущева построить его к 1980 году. Но коммунизм в советской идеологии занимал место Бога, а нельзя же отказаться от Бога в верующей стране, рухнет вся постройка. Если отказаться сразу, то рухнет сразу, а если отказываться постепенно, то разрушится постепенно.
И вот это божественное начало в идеологии СССР постепенно превращалось в предмет для анекдотов. Конец общества с таким божественным неизбежен.
Потому-то еще одной особенностью моего детства и юности, являлось отсутствие ярких людей с коммунистическими убеждениями. Были учителя, преподаватели, политруки, которые говорили трафаретные вещи, как автоматы. Нет, большинство из нас, так или иначе, верили, но не в коммунизм, а в свою страну.
Мне всегда в детстве и юности были симпатичны люди, которые искренне защищали СССР. К примеру, наш учитель биологии Аркадий Петрович Гордон как-то задорно сказал на уроке, что ложь это, что глушат западные радиостанции. И мне было приятна его искренняя ярость в деле защиты нашего строя. Хотя я накануне вечером слушал «голос Америки» и его глушили во всю, но тем не менее.
Но я не видел никаких убежденных коммунистов, хотя вокруг было полно членов партии. Гордон, по-моему, был как раз беспартийный.
Любопытно, что идейные коммунисты разных сортов все-таки проявились, в небольшом числе во время агонии СССР, а особенно много фанатов СССР стало уже в последнее время, когда само это государство позабылось, осталась только ностальгия. Как писал Пушкин, «а что пройдет, то будет мило».
И действительно, если бы у «красной» идеологии был столько идейных сторонников, сколько их появилось сейчас, то СССР бы продолжал существовать. Но тогда их в упор не было видно. Мы были патриотами страны, но не идеологии. В идеологию все немножко верили, и все немножко сомневались. Об идеологических спорах тех времен, я расскажу в следующих главах.