Вы рассказали мне о том, что смерть - дело одиночек, готовых пойти на суицид? Нет, я не согласна. Не всякая смерть может случиться в одиночестве. Те, кто назвали мне имена всех погибших за преступления, были уверены - она случилась по вине многих. Как бы то ни было, я виновна. Приговорена. Слов, чтобы описать моё состояние, просто не было. К чему доказывать толпе, что вина лежала не на мне? Склонно людям допускать ошибки. Какие-то из них порой стоят денег, какие-то информации. Бывают и такие, что исчисляются человеческими жизнями. Моя - одна из многих, словно крупица песка, упавшая вниз, в море таких же. В песочных часах судьбы и неизбежности нам всем уготовано одно. Я не богата, но смерть не ведает чинов и званий, статусов и положения людей. Ей забирать приказано, с этим она прекрасно справляется.
Какие-то часы отделяют меня от рассвета, когда приговор будет приведён в исполнение. Где же теперь все те люди, что заявляют мне о романтичности моей кончины? Где все те, кто будет говорить мне, как всё случается. Но я не нервничаю, нет. Ожидание приносит мне гораздо больше страданий, чем сама казнь, неумолимо надвигающаяся на меня. Как хорошо, что я не ведаю о счёте времени. Вести его самой будет так же жестоко, как раздумывать о своём поведении перед десницей правосудия. Кажется, пока я думала об этом, прошло ещё немного времени. Темнота. Где-то совсем рядом, в камере шуршат крысы, предвкушая обильную еду из кажущейся лёгкой добычей человека. Но нет - судьба моя уже написана в приказе. Как бы хотелось мне подать на обжалование. Если бы всё было так просто и руки мои не были бы обагрены кровью, я смогла бы сделать это. Слёзы уже не капают, а просто льются из глаз, застилая обзор. Шаг, другой. Руку холодит решётка камеры. Мне холодно. Одно точное движение ногой - и самый смелый из грызунов отлетает в угол, не переставая пищать. Остальные разбегаются, зловеще попискивая. Кажется, эти звуки будут преследовать меня всю оставшуюся ночь, но, надо признать, их присутствие скрасило моё одиночество, разбавленное отчаянием. Никого больше нет в этой маленькой тюрьме. Охранник, приставленный ко мне, спит прямо за столиком, сжимая в руках заветные ключи. Побег в любом случае не помог бы мне - уйти из городка, где каждый знает о том, что я совершила, будет провалом. Меня вновь схватят или просто убьют на месте. Совсем не о такой смерти я мечтала. А мечтала ли вообще?
Время продолжает свой неумолимый ход, обтекая меня. Резкое движение рукой - я вытираю глаза, чувствуя, как они щипают от грязи. Мне не дали вымыть даже руки. Кто знает, почему. Может, такой вид должен вызвать у толпы ещё больше пренебрежения ко мне. Руки привычным движением опускаются на пояс, но револьверов, впитавших запах пороха, нет - их изъяли при аресте. Кто будет пользоваться ими потом - и будет ли вообще… загадка для меня.
Темнота отступает - близится время рассвета. В мрачном ожидании проходят часы, но теперь исчезают последние нотки волнения. Я боюсь чего-то иллюзорного, это чувство накрывает меня с головой. Но нет - надоело! Ослабевшими руками я снова цепляюсь за прутья решётки. Хватит ли сил подняться? Как долго я здесь? Кажется, только ночь минула, а я уже схожу с ума от того, что ничего не могу поделать со своим положением. Оставшееся время проходит беспокойно - приставленный ко мне охранник ворочается и, наконец, падает на пол, опрокинув бутылку виски, стоявшую на столе. Усмешка. Пожалуй, нет. Даже громкий смех над неуклюжим, потерявшим себя человеком. Одним из множества, но не великим, из всего стада. Неважно, ходит ли о нём добрая или дурная слава, он известен. Мои следы также не заметёт ветер времени в истории этого городка, но сейчас я думаю об этом в последнюю очередь. Лужица манящего алкоголя передвигается, будто бы стекая с горки. Просунув руку сквозь решётку, я, поколебавшись, макаю в неё палец, пробую на вкус. Пряный, обжигающий, пропахший дымом напиток. Решено, последней волей закажу себе ещё порцию. Солнце едва показывается, просвечивая сквозь решётку у противоположной от входа стены камеры, как дверь в тюрьму отворяется. За мной пришла скромная, но решительно настроенная процессия. Лязг отворившейся двери возвращает меня к реальности. Руки не заковывают в цепи и даже не связывают, но сопротивление чревато мгновенной пулей в лоб - помимо конвоя здесь присутствовали и опытные стрелки, а уж их уровень мастерства куда выше моего. Мы выходим на улицу.
Вопреки моим ожиданиям, люди попадаются нам редко, но в их взглядах - сплошь презрение. О другом я просто не могла мечтать, поэтому мне приятны даже те, кто испытывает какие-то чувства ко мне. В глазах многих - в основном, людей помоложе - сочувствие. Я бы и сама сочувствовала всем осуждённым, правда. Вот только, слишком мало тех, кто пришёл посмотреть на меня. Да и наверное, тем лучше. Сосредоточиться при большом количестве людей мне будет очень и очень сложно. Городские улицы редеют - мы выходим из него, направляясь на холм. Я не смотрела в землю, понурив голову, чем немало удивляла одного из конвоиров, ведущего меня. Ещё издалека я заметила столб, который до недавнего времени выглядел обветшалым. На нём качался скелет старинного преступника, и была выбита фраза на латыни. Что-то вроде "расплата всегда настигает преступников". В данный момент меня даже больше интересовало то, сколько здесь провишу я, а не то, какой фразой я запомнюсь. Отличие было лишь в нашем отношении в ситуации. Закон считал это игрой, я же - ритуалом. Всё ближе и ближе столб, на котором суждено мне встретить свой конец. Теперь я даже вижу причудливо связанную верёвку. Рядом с виселицей стоят ещё несколько людей - ожидают основную процессию. Подойдя, мы какое-то время стоим молча. В отличие от тех рассказов о повешенных, которые читала я, никто не опускает в мой адрес грубости, но все поглядывают на меня.
Наконец один из присутствующих произносит слова о последней воле. Моя просьба - стандартная, ведь именно это просят чаще всего. Вопросительно посмотрев на меня, святой отец преподносит мне рокс с виски - предположительно тем же самым, так приятно пахнущим дымом. Напиток приятно обжигает горло, на глазах вновь выступают слёзы. Допив, я разбиваю бокал под неодобрительные взгляды присутствующих. Последняя воля исполнена. Постояв ещё какое-то время и глядя на затянутое тучами небо, уличённые в сговоре приступают к действиям. Я без колебаний даю связать себе руки за спиной. Неприятно, но я привыкну к этому ноющему ощущению в лопатках. Тем временем мне открывается то, что было скрыто другими людьми до сей поры. Ветхий, хлипкий табурет и лежащий на нём револьвер. Но, слава богам, не мой. Наверняка, многие наслышаны о том, что использовать именной револьвер для убийства владельца - грех для всех участвующих в убийства. А их было… глазами я пробежалась по лицам, уже успевшим стать знакомыми. Дюжина. Чёрт возьми, ровно дюжина. Со мной - тринадцать. Табурет ставится прямо под висельной петлёй. Спустя несколько секунд двое из конвоя аккуратно ставят меня на него. Дерево ощутимо стонет, но у меня нет сомнений - оно выдержит. Однако, проверять на прочность я всё равно не решаюсь. Слишком мало времени получится выиграть, сейчас оно уже ничего не решит. Свой путь я выбрала, отступать теперь поздно. Поздно спасаться бегством и получать пулю в затылок! Всё поздно!
Петля спускается ниже, я наклоняю голову. Шершавый материал касается шеи, стягивается на ней ощутимо придавливая артерии. Я несколько раз кашляю и морщусь, давая понять, что даже из такой петли мне не выбраться. Сказок не бывает, верно?
Верёвка вновь натягивается, поднимая мою голову. Но я не смотрю вниз, на людей, теперь уже точно потерявших для меня всякий смысл. Только в небо, надеясь, что ещё раз смогу увидеть солнце, проглядывающее сквозь заслон туч. Мне ещё раз зачитывают обвинение и приговор - те слова, которые я знаю наизусть, ровно, как и историю своего краха.
Теперь - время закрыть глаза, отдавшись только звукам, окружающим меня. Чей-то кашель, приглушённая беседа двух человек - в ней обсуждаются женщины и вчерашняя партия в покер; большие куши и мелкие преступления. Ни слова обо мне. Ветер, временами заглядывающий к месту суда, играет с моими волосами и отдаётся свистом в ушах, приглушая на время остальные звуки. Но, тем не менее, я слышу, как заряжают револьвер. По старому ковбойскому обычаю. Чем больше выстрелов судья потратит, чтобы подбить стул, ножки которого рухнут, тем больше будет моя ценность и значимость. Да, стул развалится, и я потеряю опору. Секунды мучений и меня не станет. Щёлкнула пружина - револьвер был заряжен, и оставалось лишь задержать дыхание, полагаясь на волю богов. Я судорожно сглотнула. Уже скоро. Уже совсем скоро.
Грохнул первый выстрел, эхо которого улетело далеко к горизонту. Дерево жалобно застонало, но опора ещё держалась. Обычно на казнь уходило три-четыре выстрела. На мгновение открыв глаза, я всё же увидела лучи солнца, проглядывающие сквозь тучи. Глядя прямо на него, я продолжала считать, не замечания сине-чёрного отблеска перед глазами.
"Два".
"Три".
Треск дерева, и я ещё плотнее приблизилась к смерти. Казалось, та уже положила ко мне на плечо свою костлявую, изъеденную временем руку, чтобы сразу забрать меня. С трудом пошевелив затёкшими руками, я отметила, что они стали ледяными и плохо слушаются меня. Солнце начало ощутимо слепить и мне пришлось вновь закрыть глаза. На мгновение.
"Четыре".
Дерево ссыхалось и трещало. Кажется, можно было оставить разрущающуюся опору прямо так. Со временем она бы медленно осела и пытка была бы куда мучительнее, но нет, на этом ничего не кончилось. Вновь открыв глаза, я увидела - тучи вновь заслонили солнце, но теперь я могла смотреть на него, почти не щурясь.
"Пять".
Выстрел прошёл выше, обдав теплом ноги. Кажется, теперь стул сломался бы и через десять секунд, но ошибок не должно быть допущено. И в первую очередь, пример всем показывали именно те, кто хранил порядок в городе. Что ж, им виднее. За всем этим, я так отвлеклась, что успела порадоваться лишь мгновения. Моё имя не канет в пыль веков. За многие годы никто ещё не выдерживал шесть выстрелов. Но, кажется, он запоздал, верно?
"Шесть".
Глухой треск и налетевший ветер - последние звуки, которые я услышала в жизни. Мир перевернулся с ног на голову. К голове прилила вся моя кровь, превратив окружающий мир в бесконечный кровавый океан. Дышать я не могла, но не ослабила мышцы, чтобы не выглядеть глупо с высунутым языком и пеной, текущей изо рта. Верёвка всё сильнее давила на шею, погружая меня в кромешную, бесконечную тьму. Холод разливался по телу, как вода, принося с собой приятный покой. А мои мечты о быстрой смерти, путём перелома шейных позвонков, оказались несбыточными. Я умерла. Голова безвольно повисла, тело моё обмякло. Я стала простой куклой, а душа, наконец, покинула тело. Изо рта капала кровь. Люди с лицами, подобными небу - такими же пасмурными и не выражающими ровным счётом ничего - поспешили домой, чтобы за бокалом алкоголя забыть это, как страшный сон. Подул сильный ветер. Скрипнуло дерево столба. Скрип-скрип. Тело, безжизненное и вялое, размеренно качалось, будто ветер играл с ним. Чёрные вороны - первые падальщики - уже заметили меня и теперь удобно устраивались у меня на плечах, присматриваясь к остекленевшим глазам, в которых застыла предсмертная решимость.
- Здравствуйте, друзья. Кушать будете?
10.01.2011
Current Music - Ennio Morricone - L'estasi Dell'oro (The Ecstasy Of Gold).