После обеда Серафима отправила Виктора заняться машиной, а оператора поснимать чего-нибудь интересное и, взяв Любу под руку, вывела её на улицу.
Солнце уже давно перевалило зенит, но было ещё настолько яркое и открытое на безоблачном небе, что дамы сразу озаботились тёмными очками.
- Аскольд Дмитриевич, а вы покажите пока оператору, что он потом сможет показать телезрителям, а мы пройдёмся,- сказала она Митричу и огляделась: а куда пойти и где поменьше грязи?
Люба повернула её туда, где в конце улицы темнел ряд старых лип, сливающихся в целую рощу, сквозь которую прорисовывался большой дом светлого дерева. Их с Анатолием дом… Колхозный дом приезжих… Сколько же они прожили в нём? Ведь меньше года. Потому что сначала Анатолий привёз её в двухэтажный кирпичный, где контора колхоза, и они жили там в маленькой комнате за кабинетом председателя, где и всего-то диван, шкаф и холодильник. Даже стола не было. Вернее, он был, но под телевизором. И Анатолий перетащил его в кабинет, куда и ходили они вечером смотреть кино или какие-то передачи. Но это когда в кабинете уже не было народу. Что случалось довольно редко, потому что все знали: председатель живёт тут же, в конторе и, если снизу контора не заперта, значит можно туда заходить по любому делу – спросить, пожаловаться или с заявлением.
Сокольников, привыкший в городе к строгим кабинетным порядкам, в колхозе повёл себя иначе. Он быстро понял, что здесь его судьба определяется отношением к делу всех этих мужиков и баб, которые встают чуть свет и копошатся до потёмок на скотных дворах, в мастерских, в полях. И делают они это и в добрую погоду и в любую непогодь, пока чувствуют, что относятся к ним, как к нужным людям. А стоит задраться, поглядеть на них свысока, отлаять, как он это умел, и упрутся. Или совсем встанут и бросят всё, или просто начнут тянуть время, относясь ко всему спустя рукава. А ему нужны «показатели» по молоку, по мясу, по зерну, по картофелю. Нужны для того, чтобы те, кто законопатил его сюда, поняли: сломать Сокольникова не удалось и, если он любит жизнь, то и работать умеет совсем не хуже, а то и получше иного праведника. И надо ли держать человека в глуши, если можно ему поручать и любое большое дело?
Люба, конечно, томилась в маленьком своём уголке, но и отдыхала от каждодневных щипков за ноги и выше, от пошлых заигрываний и предложений клиентуры прирыночной парикмахерской. А вот по тем дальним и ближним поездкам, по шальным ночам, которые он дарил ей там, она скучала и ждала, когда они вырвутся из комнатки в их большой и светлый дом, который стараниями Анатолия высоким теремом вырастает на лужайке липовой рощи.
- Ты вот чего, Голуба, расскажи-ка, чего вдруг засобиралась домой?- встала перед ней Серафима.- Кто тебя напугал? Пасынок?
- Митрич изменился. Другим стал. Ничего мы из него не выжмем. Кольчугина меня съест…
- Да уж. Не кадр, конечно. И я не ожидала,- согласилась Серафима.- Хорошо, трава ещё не выросла, а то бы и не нашли… Будем выкручиваться, подруга, где наша не пропадала? Почистим, побреем, переоденем, и на крупных планах сойдёт! А рассказать-то чего-нибудь интересное он сможет?
- Два института закончил!
- Значит, раскрутим! Не журись! Ты историю села хорошо знаешь?
- Если честно, не очень,- смутилась Люба.- Село, как село. Вроде старое. Говорят, когда-то здесь большая усадьба была, помещик интересный жил. Всё же сломали…
- Это мы умеем! Ломать – не строить. А кроме ржи да картошки, чего-нибудь водилось в твоём колхозе? Почему село Нарошкино? Чего-то здесь по-нарошку делали? Судя по Митричу твоему… Здесь много таких?- допытывалась Серафима.
- Не замечала… «Нарошками» здесь свистульки звали. Раньше, говорят, их тут много делали из глины,- вспомнила Люба.
- Господи, ну, конечно! Это же целый промысел был!- обрадовалась Серафима.- Где тебе в Риге это было знать!? А я-то думаю, чего мне это село напоминает?… Я же была когда-то здесь… Ну, вот тебе и тема передачи!
- Спасибо! Верно. Надо кого-то искать… А, может, и Митрич как раз всё знает!- повеселела и Люба.
За разговором они подошли к аллее старых чёрных лип, полукругом расходящихся вдоль большой покатой лужайки, открывая солнцу большой двухэтажный дом, прихотливо срубленный из сосновых брёвен.
- Мамочки, родные! Здесь же, помню, были одни развалины. А это что за терем-теремок? И кто в тереме живёт?- крутилась Серафима, разглядывая свежие постройки медового цвета.
- Мы тут с Анатолием жили,- сказала Люба.- А теперь это и есть дом приезжих. Сокольников его строил. И другое всё тут: гараж, баню, сарай…
- Мать, тут прямо целая усадьба у тебя была!
- Была…
- И не жалко?
- Не знаю… Это было в другой жизни,- тихо отозвалась Люба.
- Снимаем! Всё снимаем: терем, баню… А она работает?
- Наверно. Куда ты отправила Митрича?
- Показать Генке, чего можно снять в его колхозе. А вон и они, кстати!- обрадовалась Серафима, увидев несоразмерную пару: высокого оператора с камерой на плече и Митрича, согнувшегося под треногой. Они как раз выходили из-за бани, такой же вычурной, как терем, только гораздо меньше.
Всё в доме было так, как при ней, и уже не похоже. Медовость свежего дерева в прихожей местами затёрта и потемнела. Пропала дверь в чулан. Там теперь отгороженное барьером пространство с железными вешалками. Другими стали двери и в гостиную. Были высокие, со вставками из цветного стекла, теперь стекло простое матовое. Нет зеркала в высокой раме. На его месте простенький конторский стол. «Сельская гостиница, чего ты хочешь?»- с грустью подумала Люба.
- Ну, и куда ты нас поселишь?- спросила Люба, когда Митрич втащился с треногой в прихожую.
- Сию минуту Зарину вызову, она и определит. Парами-то все разместитесь по спальному этажу. Адвокат только, Лазарь этот, наверх не пошёл, в гостиной, внизу остался… Решим и с ним.- Он позвонил по телефону, велел быстро придти «на место работы». Там, видно, выдвинули какие-то резоны, чтобы он сам занялся гостями, но Митрич повысил голос:- Я за тебя постели заправлять буду?- И повесил трубку.
- Митрич, миленький, вот Серафима Петровна спрашивает: делают ли ещё у вас «нарошки»? И знаешь ли ты историю села?
- Бабка одна есть, ляпает от неча делать. А про село, как не знать? Я же учителем-то историю как раз и вёл. Краеведением, естественно, занимался.
- Вот и ладненько! Тогда мы Зарину вашу подождём и с ней договоримся. А вы приготовьтесь преподать нам урок краеведения. Ну, там… побрейтесь. Рубашку свежую… И сюда!- сказала Серафима.
- И вот ещё что, любезный,- выглянул из гостиной адвокат.- Пррротоколы пррравления за пррредыдущий год не посчитайте за тррруд показать…
- Сюда доставить?
- Сюда, сюда, будьте добррры.
Зариной оказалась не молодая девица, как можно было предположить по модному имени, а невысокая, плотная женщина, в которой Люба узнала жену Митрича. «Аскольд и Зарина… Чудные имена для программы,- подумала она.- Снимать только трудно будет вместе… Фактура разная».
- Вас как разобрать-то? Парами? Или однех туда, другех – сюда?- спросила Зарина с понимающей улыбкой.
- Одних, одних. Мы с Серафимой, парни – тоже вдвоём,- ответила Люба.- Не узнала меня, Зарина, предлагаешь-то?
- Как не узнать? Узнала! Да ведь, кто вас знает, нонешних? Да и время уж прошло. Ну, хорошо. В бывшую вашу спальню пойдёте? Только постели-то там теперь другие, отдельные, не ваша кровать…
- Ну, и хорошо. Спасибо.
- А баней кто у вас заведует?- спросила Серафима.
- Да кто закажет, тот и заведует. Вам истопить, что ли?
- Хорошо бы. Как ты, Люба? С приездом, а?
- Только без «другех»!- уточнила Люба.
- Как скажете… Только уж к вечеру будет готова.
Зарина отдала Любе и Виктору ключи от спален, спросила, надо ли заправлять постели или сами, мол, управитесь и, потолкавшись ещё немного возле гостей, ушла по другим делам.
Люба поднялась в свою спальню. У дверей осмотрелась. И эта комната стала другой. Вроде, просторнее и беднее, что ли, потому что нет в простенке между окон их большой и такой уютной кровати, где никогда не было тесно и не оставалось лишнего места. Куда её девали? Распилили на две вот этих, что жмутся к стенам? Нет комода с зеркальным трельяжем и пуфом… У кроватей – тумбочки из другого гарнитура. Но кресла и столик – те же… и шкаф…
Люба пропустила Серафиму в комнату, спросила:
- Ты которую кровать займёшь?
- Ты свою занимай, а я потом.
- Моей тут нет… Вот тут она была,- показала в простенок.
- А ничего ты тут жила, подруга!- огляделась Серафима и присела на ближнюю к двери кровать.
- Очень даже ничего!... Но когда всё это было?…
- Времена, голуба, меняются. Были мы замужем, теперь - холостые. Блюли себя, теперь -гульнуть не грех!
- Без меня, ладно?
- Чего это без тебя-то?- Серафима упала на кровать, задрала вверх тощие ноги, поболтала ими, как ножницами.- Монастырь что ли по нам плачет? Я бы после баньки оторвалась. Ох, любила я после баньки! А ты когда?
- А я любила, когда любила. Кого тут любить-то? Геннадия с Виктором? Или Митрича?
- Да! Не люби брата и сотрудника аппарата… А пасынок твой на что?
- Ну, и возьми его с собой в баню!- начала сердиться Люба.
- Если пойдёт…
- Спроси!
- А ты?
- Я лучше с Митричем поболтаю, если придет.- Люба достала из шкафа постельное бельё, положила его на подушку и, бросив Серафиме её комплект, спустилась вниз. Хотела выйти на крыльцо, но в приоткытую дверь гостиной её увидел адвокат, позвал:
- Можно вас на минутку? Не скажете, не было ррразговора с мужем, когда он был пррредседателем, о его затррратах на сооррружение этого комплекса?
- Не помню такого разговора. А что вас интересует?- спросила Люба.
- Я имею ввиду его личные тррраты на стррройительство,- уточнил адвокат.
- Ну, не помнит человек, чего пристал?- вступился за Любу Игорь.
- Уважаемый доверрритель! Я знаю, за чем докучаю барррышне!- вскипел Лазарь.- Мне пока не хватает документов и я интеррресуюсь! Имею пррраво.
- Пока я тебе доверяю,- уточнил Игорь и перевёл разговор:- Там тётка баню вам пошла топить. А после баньки кино не посмотрим? Я тут привёз кой-чего…
- Любовь Андррревна, Игорррь Анатольевич хочет показать вам сплошной ррразврррат!
- Лазарь! Ты заткнёшься? Или сегодня же вылетишь,- гаркнул Игорь на поднявшегося из кресла адвоката.
- Соверрршенный разврррат, запрррещённый советским законом к показу и лицезрррению!- выкрикнул Лазарь и снова упал в кресло, уронив за него телогрейку.
- Люб, он перегрелся вчера в бане. Нормальное кино! Всё по жизни!... Просто молодость берёт своё. Старперов типа Лазаря это бесит. У них всё в прошлом. Но у нас-то всё впереди, а Люб? Лазаря уже автобус ждёт. А мы после баньки…А?
- А тебя он не ждёт?- спросила Люба.
- Кто?
- Автобус. Позвать Стёпу Дурандина, чтобы проводил? Помнишь такого? Зимой тебя домой отвозил…
- Да ладно! Стёпу… Где он, кстати? Спросить кой-чего… Как батя с тобой жил? Хай лайф обламываешь всю дорогу…