Три дня в Москве

 


Поезд подъезжал к Москве.
-Посмотри, Евгений, вот твоя родина, – показал в окно парень, с которым мы вместе отдыхали в санатории на Оке. Он знал, что я родился в Подмосковье и решил мне показать место моего рождения.
-Сейчас здесь «Звездный городок», - продолжил он.

Я уставился в унылый от дождя пейзаж. Ничего в груди не шевельнулось. Родина как родина. Но я думаю, что родина – это место, где тебя ждут и тебе всегда рады,  в каком бы виде ты туда ни попал. Родина это отец, мать. Это дети. Но дети начинают понимать и ценить родителей, когда уже поздно, когда родителей уже нет.

В Москве я остановился у своей двоюродной тети Зины. Вообще-то понятие родная или двоюродная не совсем корректны. Бывает в жизни, что родную тетку в глаза не видел, а двоюродную знаешь и любишь. Тетя Зина относилась к самой близкой родне. Она мне и имя придумала, когда я родился.

 Мой отец тогда учился в военной академии. Она, как и моя мама были родом с Дальнего Востока. В восемнадцать лет попала в Москву и проработала на одном заводе всю жизнь. Сколько я ее, помню, в ее одной комнате коммунальной квартиры постоянно кто-то гостил. То мы, то еще какие-то родственники, то знакомые знакомых. Да так, наверное, было у каждого некоренного москвича.

 Тетя Зина в молодости была красивая статная женщина, но с мужем не повезло. Дядя Ваня, ее муж, был мастер на все руки, но, как многие русские, имел одну слабость. Детей у них не было. Тетя Зина долго терпела пьянство мужа, но, в конце концов, развелась. На работе чуть ни стала Героем соцтруда. Помешало то, что не коренная москвичка.

 Тетя была уже на пенсии. Комната в коммуналке, где я часто бывал, осталась на Пятой Парковой, а ей дали маленькую, но отдельную квартиру на Большой Черкизовской, как раз напротив церкви. По этой церкви я и нашел ее дом. Я поцеловал тетку. Вручил какой-то сувенир и позвонил Ольге, своей однокласснице.

 Мы знакомы с четырех лет. Наши отцы служили вместе. После сокращения их семья обосновалась в Москве. Она до девятого класса была на пол головы выше меня, но потом я не только догнал, но и перегнал ее по росту. Ольга работала кем-то в редакции газеты «Правда». Мы договорились встретиться завтра на площади «1905-года».

 У меня после отдыха в кармане осталось каких-то двадцать пять рублей. Так, что сильно разгуляться я не мог, а тут, черт меня дернул, позвонить Ирине – жене моего родственника. Она тут же назначила встречу в  азербайджанском ресторане. Я без задней мысли пришел и сразу понял, что допустил ошибку.

Девка явно положила на меня глаз. А когда мы пошли танцевать – присосалась ко мне, как пиявка.
-Женя, завтра пойдем на спектакль. Тете скажи, что останешься ночевать у родственников. Сегодня просто хата занята.
-Хорошо, – согласился я без энтузиазма.
-Нет, ты пообещай, что завтра будешь у меня.
-Обещаю.

А на завтра я встретился с Ольгой. Ресторан окончательно подкосил мои финансы. Я даже в кафетерий боялся заходить из опасения, что не хватит денег расплатиться. Мы с Ольгой пошли сначала в дом торговли или выставочный павильон. Точно не помню. Там еще стела с фигурой Меркурия покровителя торговли.

Ольга провела меня вовнутрь на экскурсию. Фантастика! Ну, прямо город под крышей. Искусственные деревья, а стеклянный лифт в главном фойе – просто добил меня. Во второй половине дня мы направились на Новодевичье кладбище. Праздных посетителей туда не пускали, но мое милицейское удостоверение сработало.

Кладбища на меня действуют умиротворяюще. Тем  более такие, как это. Знакомые фамилии на надгробных плитах. Вот человек, которого ты видел в хрониках,  фамилию которого ты читал на корешках книг, лежит теперь прахом у твоих ног. Оказывается, он такой же смертный, как и многие безвестные, которых никто не знает. Значит и  его могли мучить те же сомнения и страхи, что и тебя. Поистине – смерть уравнивает всех, смерть единственная реальность жизни – к ней приходят все! Да, кто-то  спал мягче, да ел лучше, но это ли главное в жизни?

Запомнилась могила со скульптурой актера начала двадцатого века – Котельникова, изобретателя ранцевого парашюта. Он был свидетелем гибели авиатора, который не смог воспользоваться парашютом, когда его аэроплан стал падать. В то время парашют крепился вдоль корпуса самолета, парашют просто не отцепился от машины. Котельников думал после трагедии всю ночь, и решение пришло – ранец для парашюта в виде конверта.

 А вот скульптура пионера советских альпинистов одного из братьев Аболаковых, вот могила космонавта Беляева. На стене монастыря контуры дирижабля и фамилии погибших, а рядом скромная могила жены Сталина Аллилуевой с простой надписью на плите: «От Сталина». Могилу Хрущева мы не нашли. Кладбище мы покидали молчаливые и задумчивые.

На спектакль с Ириной я не пошел. Остался ночевать у Ольги. Ее мать постелила нам в разных комнатах. Утром я зашел к Ольге. Она еще лежала в постели. Сел рядом, наклонился поцеловать, но тут из магазина вернулась ее мать. Не судьба.

 Днем мы сходили в музей имени Пушкина. Поход по залам нас утомил. Мы остановились на балконе напротив какой-то картины состоящей из множества квадратов. К нам подошел мужчина лет двадцати пяти, длинные засаленные волосы, потертые джинсы, холщевая сумка через плечо. Глаза его горели безумным огнем.
-Я вижу, Вы понимаете эту картину, – начал он с пафосом.
Мы молчали. Он, воодушевленный этим продолжил:
-Это Пабло Пикассо – портрет молодого человека. Видите красное? Это кровь пульсирует в жилах.
Да, сколько ненормальных на свете! Никогда бы не подумал, что это портрет человека.

Потом мы зашли в кафе на Арбате, где я на последние деньги взял две рюмки коньяка и шоколадку.

 Вечером я уезжал. Ольга пошла меня провожать. Я поставил багаж в купе, отдал последний оставшийся рубль за постель и вышел на перрон. Мне было грустно. Уезжать не хотелось. Я обнял Ольгу и поцеловал. Она заплакала.

И тут я увидел, что к моему вагону приближается Ирина. Она несла какой-то пакет. Наши глаза встретились. Ее лицо исказила гримаса гнева и ненависти. Она всплеснула руками, развернулась на ходу и чуть ли не побежала к выходу.

-Что случилось? – спросила меня Оля.
-Да так, родственница пришла меня провожать, но убежала. Ничего страшного.

Рядом с нами прощалась красивая пара. Девушка лет двадцати страстно целовала сорокалетнего импозантного мужчину. И это был далеко не родственный поцелуй.

Поезд тронулся. Ольга смотрела на меня, не отводя глаз. Почему я не спрыгнул с поезда? Почему не сказал ей те слова, которые должен был сказать? Жизнь дала мне еще один шанс быть с ней и я, в очередной раз, не воспользовался им. Вагон увозил меня все дальше и дальше. Я уже не различал лица, видел только одинокую фигуру на перроне…

Под стук колес в голове мысли, образы наплывали друг на друга. Сна не было. Я вышел в коридор. За окном летняя ночь. Я открыл окно и долго смотрел в черную пустоту. Почему все так сложно в жизни?

Поезд прибыл рано утром. Девушку, которая прощалась в Москве, встречал парень с цветами. Она со слезами радости кинулась в его объятия. У меня только челюсть отвисла. Живут же люди!
 
А потом были письма. Я приглашал Ольгу в гости. Она, было, согласилась, но в последний момент струсила. Это был наш последний шанс.

 Нет, мы еще несколько раз виделись, но уже только как друзья. Попыток что-либо изменить в наших отношениях мы больше не делали. Может оно и к лучшему.