ФЕСТИВАЛЬ
За окном
Свет одинокой свечи –
Встреча весны
За ночь на городском лугу выросло полтора десятка новых шатров, несколько помостов-сцен, еще вечера строящихся, сегодня были готовы, а три других только начали возводить.
На фоне плотницких работ слонялось множество людей в разноцветных костюмах, но в основном это были обычные зеваки, пришедшие посмотреть на репетиции любимых актеров.
Акробаты упражнялись на ходулях, кто-то, из поэтов не обращая внимания на толпы зевак, пробовал свой голос перед выступлением, а мастера-филиды обсуждали предстоящею программу и установку дополнительных сцен.
Увидев, все это старый бард зажмурился, от этого разноцветья начало рябить в глазах, но, быстро придя в себя, старик открыл глаза и огляделся в поисках свободного места для сцены.
– Вот смотри, дедушка, - Эйллин показала на большую сцену. - Можем попроситься выступать с ними?
Десяток бардов, что-то, горячо обсуждая, стояли на одном из собранных недавно помостов: по древним правилам, что предписаны городским карнавалам, Гард и его внучка имели право попроситься выступать на любую собранную ранее сцену. Если же бард не находил места до начала праздника, то ему предоставляли выступление на сцене принадлежавшей городу. Эйллин как раз и предложила воспользоваться этим правилом.
– Мои приветствия уважаемые, - громко проговорил Гард, поднявшись на помост. – Думаю, вы догадываетесь, почему я решил вас побеспокоит.
Увидев старого барда и его привлекательную внучку, все молча вытаращили глаза на непрошенных гостей врывающихся в их тщательно созданный мир. Перспектива выступать вместе с незнакомым бардом и его внучкой им не нравилась, но после долгого молчания один из бардов, кивнув головой, видимо это был их старший мастер, все-таки приветствовал старика от имени остальных.
– И наши благословения уважаемый бард.
Увидев подобную реакцию, Эйллин пришлось признать что, скорее всего они откажут.
– Я могу, выступить на вашем помосте? – повторил Гард свой вопрос. – Я хочу воспользоваться своим правом…
Неожиданно, - к ужасу мастера, - сзади старого барда раздался голос, опередивший мастера на долю секунды.
– Мои приветствия Гард! А о ваших действиях, - голос обратился к бардам на помосте, – должна буду сообщить городскому совету. Могли бы, и взять старика! Тем более вам до его таланта ох как далеко.
Обладателем голоса оказалась голубоглазая женщина и Эйллин, узнав ее, сразу же кинулась на встречу:
– Такая встреча, леди Гленда! Теперь не придется выступать с этими противными на помосте.
– Привет! Я тоже рада вас видеть. Вы приехали на торжества?
– Да, но нам негде выступать, - вздохнул Гард. Я не думал, что вы уже приехали…
– Можете выступать вместе со мной, - предложила Гленда. – Идем, и потом, как я могла пропустить праздник весны.
Пройдя мимо сценических площадок с репетирующими на них артистами, и ярко раскрашенных цирковых шатров мастер Гленда вывела своих друзей к высокому шесту, на котором гордо развевался флаг солнечного цирка.
«Дела у Гленды идут весьма не плохо, отметила про себя гистрион, если всего за пару лет, с момента нашей последней встречи мастер смогла заработать себе на цирк».
Улыбнувшись Арлекину на сцене, Эйллин бросила быстрый взгляд вокруг.
В центре квадрата составленного из цирковых шатров возвышалась двойная сцена. Собиралась она из передвижных платформ, и в зависимости от жанра выступлений ее конструкцию можно было изменять, например: поставить буквой T для выступлений акробатов или жонглёров - расположение сцены именно таким образом позволяло нескольким актерам выступать синхронно. Иногда сцену ставили в виде креста и в этом случае жонглёры, и акробаты выступали попарно.
Кроме этого центр «двойной сцены» еще одно изобретение Гленды, делился тканевой драпировкой, посередине. В небольшом пространстве между двух занавесей актеры, скрытые от глаз зрителей ждали своего выхода, а выступления или спектакли на такой сцене проходили с четырех сторон, что давало возможность ставить сложные постановки с обилием декораций. Это всегда привлекало большое количество зрителей, что не могло не радовать. Ведь чем больше зрителей, тем больше сбор со спектакля.
Сейчас все актеры комедии масок стояли перед занавесом, горячо обсуждая предстоящие выступления. Вглядевшись в их лица, Эйллин увидела, кроме своих старых знакомых, несколько новых людей и хотя на новеньких не было театральных костюмов, она знала, что они будут изображать постоянных персонажей комедии - Пьеро, Арлекина, или служанку Коломбину…
– Поставь где-нибудь свой шатер! К сожалению, — женщина обвела рукой принадлежавшие ей шатры, — у нас здесь уже нет места…
– Я могу поставить шатер на окраине луга, - предложил Гард, оглядываясь подобно своей внучке вокруг.
– Хорошо пусть будет окраина луга, - согласилась мастер, - а я тем временим, познакомлю Эйллин с новыми членами своей труппы.
Когда бард ушел, актеры мастера Гленды собрались вокруг девушки, с которой им предстояло выступать в течение почти двух недель, и вечно печальный Пьеро, его специально поставленная грусть в голосе, чувствовалась даже в обычном разговоре, спросил.
– Что же ты, милое дитя, собирается исполнять?
– Гард заявил балладу о рождении мира.
– Балладу?.. как это мило.
– А ваш единорог с вами? — в свою очередь спросил Арлекин. — Если можно я его использую в своем номере? (Кто другой, но Арлекин своей выгоды не забывает, подумала Эйллин). – Как в прошлом году… ты, должно быть, помнишь, то сражение?.. Бой с Единорогам?
– Думаю это можно устроить, хотя Хорс слишком старый для таких игр.
– О да, я понимаю, - Арлекин сделал грустное лицо, - но сразу же улыбнувшись, добавил, - Обещаю, что буду очень осторожен с ним.
– В таком случае, пускай Хорс выступает и в этом году, - согласилась Эйллин. - Тем более ему самому нравиться выступать.
Номер, о котором просил Арлекин - Бой Рыцаря с Единорогом придумали Гленда и Эйллин шесть лет назад; этим выступлением, весенний праздник начинался и им же заканчивался. До того как мастер Гленда познакомилась с гистрионом и ее единорогом роль «лошадки» в цирке выполнял специальный актер.
В южных провинциях империи такого актера называли «сальдико». Для своих выступлений «сальдико» одевал себе на пояс квадратную раму с лошадиной мордой и лошадиным хвостом сзади. В таком виде актер выходил на сцену, иногда закрываясь покрывалом - изображая лошадь.
Сальдико должен был брыкаться, прыгать и всеми доступными средствами стараться напасть на Арлекина, а тот мастерски избегал прямого нападения «лошадки». Порой импровизированная лошадь выделывала то же, самое что и Арлекин, тогда у них получалось синхронное выступление, но все ровно с живым единорогом, этот номер смотрелся гораздо эффектнее, а потому всегда проходил при полном аншлаге зрителей.
– Я буду с ним очень осмотрителен, - повторил Арлекин, осторожно обнимая Эйллин, и показывая ей, каким нежным он может быть. - Если единорог действительно окажется слишком старым чтобы выступать на сцене, то в следующем году, я его больше не потревожу. Я обещаю. «Раз уж Эйллин и ее единорог снова появились на празднике, почему бы, не показать номер и в этом году».
Неделя что осталось до начала праздника, заполненная репетициями и подготовкой к выступлению пролетела незаметно и вот долгожданный день.
***
С самого утра, хотя и объявили, что раньше полудня праздничные выступления не начнут, территория перед многочисленными сценами стала заполняться зрителями. Казалось, что весь город собрался поглазеть на бродячих актеров, дети нетерпеливо бегали вокруг: мальчишки залезали на сцену, чтобы спрыгнуть с помоста вниз, а девочки, ждущие с нетерпением своих любимых Арлекина или Коломбину, приставали к актерам с вопросами – когда же представление. Но барды, филиды, и труверы, не обращая никакого внимания на детей, в последний раз обсуждали программу выступлений.
Времени оставалось совсем мало.
Как и было обещано, после двенадцатого, полуденного выстрела из городской пушки, началось действие: Арлекин в своем сине-красно-зеленом лоскутном костюме выскочил на сцену и, сделав красивое сальто-мортале, к большому восторгу зрителей приземлился на обе ноги в центре сцены, и громко воскликнул.
– Ежегодный праздник весны объявляю открытым!
Сразу же за этим объявлением с другого подиума началась поэма о весеннем ветре, с нее начинались все праздники весны.
«Господин Весенней ветер поднялся высоко-высоко и, наслаждаясь свободой, на которую способен лишь ветер, полетел в сторону леса. Что может сдержать ветер? Это было старое одинокое дерево, неожиданно позвавшее его тихим шёпотом. И ветер откликнулся на зов, замедлил свой полет, спустившись на ветви позвавшего дерева.
Дерево: Ветер, ты должен знать, где скрывается весна?
Ветер: Слегка покачивая ветви дерева. – Я пришел издалека. В том крою зимует весна, и скоро она придет сюда. Я видел весну. Я разговаривал с ней».
Голос филида читавшего эту поэму утонул в аплодисментах и одобряющих криках. Неизменный в течение многих лет «Рассказ о Весеннем Ветре» всегда имел успех у зрителей, и потому его читали на каждом весеннем празднике.
Со всех сторон, слышался веселый смех и визг детей, перекликающийся с одобряющими криками взрослых людей, собравшихся сегодня поглазеть на бродячих актеров - которых они не видели целый год.
В перерыве между словами поэмы слышались: то песня менестреля из северных королевств, то вдруг это песня утопала в поэме с соседнего подиума, или просто перекликалась с другими чтецами, певцами и рассказчиками.
Как только шум немного поутих, до Эйллин долетели с порывом ветра слова поэмы о Звезде Единорога, но как только девушка прислушалась к стихам, они утонули в одобряющем гуле зрителей, и шуме карнавала.
Из-за этого шума, Эйллин почти нечего не понимала, из того, что исполняли на поляне, впрочем, большинство поэм и песен исполняют из года в год, и она их все помнила наизусть, да и слушать других ей почему-то в этот раз было совсем неинтересно.
Возможно, она даже мысленно отсутствовала на этом празднике, будучи где-то в другом мире своих грез, не осознавая окружавших ее действий, гистрион просто играла роль актера на весеннем празднике, но надо сказать свою роль девушка исполняла блестяще.
Все эти выступления продолжались до самого позднего вечера. Когда же они закончились, после небольшого перерыва, на сцену вышли бродячие актеры готовые представить свои новые пьесы. А кукольники, которых здесь было не мало, привезли с далекого острова, своих почти в рост человека - кукол марионеток, которых так любили дети, и праздник продолжался дальше.
***
После нескольких дней фестиваля начались праздничные дни Лупенарий, в которых принимали участие не только приезжие актеры и музыканты, но и все жители города. В это чудесное время актеров нельзя было отличить от горожан, а горожан от актеров: надевая праздничные одежды, карнавальные костюмы и маски все сливались в разноцветную толпу.
На самом деле в эти весенние дни вспоминают – Белую Волчицу, с которой началась история империи, а правители вели начало своего рода. Среди народа бытовала легенда, что много лет назад Белая Волчица выкормила двух братьев-близнецов из рода Медичи, возглавивших Этурейю после победы в крестьянских восстаниях. Когда братья умерли, второй император возродил кроме дня Лупенарий еще один старый обычай – приносить жертвоприношения для благословения городов и жителей империи.
Днём жертвоприношений или Белой Волчицы осталась старая дата, (день весеннего равноденствия), только теперь кровавые жертвы были заменены дарами земли, теми, что природа сама давала в дар человеку. Так появился обычай приносить в жертву хлеб, снопы пшеницы и семена полезных растений как дар полей от землепашцев, сыра и молока в качестве дара от скотоводов, и сладкого цветочного мёда от производителей вина.
Горожане и все кто присутствовал на карнавале в это время, собирались на городской площади, а потом, объединяясь в группы, шли многолюдным и разноцветным шествием через весь город. Каждая группа несла сделанную в течение года скульптуру Волчицы в качестве личного талисмана охранявшего от всех бед и напастей в течение всего следующего года, а заканчивалось шествие пирушками по всему городу.
Эйллин с тамбурином в руке в составе двенадцати молодых девушек, по количеству священных городов, возглавляла свою группу, идя позади Королевы праздника Бригеллы и главных носилок, на которых несли украшенную цветами большую скульптуру Белой Волчицы из главного храма.
Гард шел среди двадцати четырех главных глашатаев по числу священных храмов и их жрецов. Его группа следовала за играющими на тамбуринах. После глашатаев тянулись все основные гильдии ремесленников и городские кварталы со своими Трибунами – руководителями районов и скульптурами Белой Волчицы, а бродячие актеры и музыканты, составляющие отдельную колонну, замыкали пышное шествие.
Как только из-за горизонта показались лучи Солнечной Повозки, процессия людей, напоминающая длинную разноцветную змею, поползла по городским улицам и площадям вслед за встающим солнцем. Чтобы пройти через весь город потребовалось несколько часов, и вот незадолго до полудня змея остановилась, достигнув места назначения. Носильщики Волчиц, вышли вперед под шум стреляющих полуденных пушек и двенадцать скульптур были поставлены на землю перед всеми собравшимися участниками торжеств, народ замер в ожидании главного весеннего жертвоприношения.
Первыми от имени пастухов, скотоводов и землепашцев, дары приносили жрецы Ла Читта ди Ферсино - города, где проходил фестиваль империи. Заранее выбранные люди в белых одеяниях вышли вперед и от имени города преподнесли в дар Вельтумену, - молоко, хлеб, козий и овечий сыр – для благополучия городов империи.
Сразу же следом за ними вышли трое жрецов в черном, зеленом и желтом одеянии, преклонив одно колено перед жрецом городского храма, просящие вручили в дар: хлеб и семена пшеницы, а один из просивших склонив голову, произнес просьбу пославших его хлебопашцев.
– Великий жрец мы просим принять эти скромные дары для славы нового урожая.
– Да будет так! – ответил жрец, – Дары ваши приняты, да поможет вам Великая Целлена! И пошлет Она дожди в нужное вам время, и солнечное тепло, и не побьет град посевы ваши, и соберете урожай свой, когда придет время сбора урожая.
Как только землепашцы отошли в сторону, их место заняли представители скотоводов одетые в зеленые одежды – цвет новой травы необходимый для корма скота. Преклонив одно колено, также как и землепашцы, трое мужчин преподнесли в дар: полную конскую сбрую и белоснежное руно, а один из них склонив голову, произнес общую просьбу скотоводов.
– Мы просим принять эти дары во имя сохранения нашего скота.
– Да будет так! – ответил жрец, принимающий дары. - Ваша просьба услышана, и жертва принята Великой Пелаас! Да сохранит Она стада ваши и табуны ваши. Да будет Ее благословение с вами.
Богов и Богинь было, как и священных городов, двенадцать, этого количества хватало, чтобы принять все принесенные жертвы и не обидеть никого из жителей, тем, что его дар не был принят Богом или даже самой Волчицей.
Сразу, после того как все главные жертвы были принесены, каждый желающий смог принести свою собственную жертву в один из двадцати четырех храмов города. На этом официальная часть весеннего праздника Лупенарий заканчивалась, и все участники расходились. Городские жители шли по домам, где продолжали праздновать за щедро накрытыми, разными яствами, столами, в кругу своих родных, друзей, знакомых или просто соседей по нескольку дней подряд. Приезжие барды, музыканты, актеры и просто те, кому некуда было пойти, собирались в трактирах, ибо каждому хотелось выпить за процветание империи и правителя.
Трактирщики и их многочисленные непонятно откуда взявшиеся помощники, в эти дни почти не спали, обслуживая переполненные заведения. Сбиваясь с ног, они разносили гостям жареное или запеченное мясо, кувшины вина и хлеб с сыром но, надо сказать, никто не жаловался, а трактирщики даже говорили: «один такой день весь год кормить». Многим в этот день даже удавалось поправить свое финансовое положение, если прошедшая зима была не очень доходной.
Эйллин, Гард и их знакомые из труппы Гленды собрались в трактире своего старого друга Арона, где и продолжили свой праздник за кружками доброго старого вина и вкусным ароматным мясом, приготовленного здесь же на вертеле в задней части Чудесного Замка. В чем, в чем, а в мясе Арон знал толк. Через пару дней, пиршества в трактирах заканчивались, а городские выступления актеров и бардов продолжались еще дней шесть. Случалось такое из-за того, что жертвоприношение всегда приходилось на весеннее равноденствие. А праздничный фестиваль привязывался к лунным циклам .
***
Загадочная тень, давно следившая за Эйллин и ее единорогом, идти на праздничное шествие не осмелилась, но, затаившись за углом дома, в стороне от процессии она продолжала пристально следить за людьми. Двенадцать девушек, стараясь идти в ногу, идут впереди, а их тамбурины, несколько выделяясь из общей музыкальной мелодии, гремят над головами людей. Процессия медленно катиться по улицам города, единорог принимает участие вместе со всеми, возглавляя процессию бардов, но вот колонна переместилась дальше, и тень, оставаясь по-прежнему невидимой в тени домов, неспешно поплыла вслед за ней.
– Мы действительно останемся в городе?
Спросила Эйллин после окончания церемонии.
Гард молча кивнул.
– Тогда я должна сходить в одно место. Понимаешь? – Эйллин посмотрела в глаза деда, – Я чувствую, что-то должно произойти, но что не знаю. «Стоит наверно рассказать о звезде? Или не стоит»? Девушка задумалась, стараясь, припомнит, то утро когда видела Сердце Единорога. – «Мне тогда показалось, что за нами кто-то следил, а может, я действительно устала от перехода. Нет, - решила Эйллин. – я не буду ничего рассказывать… Гард не должен этого знать».
Дедушка снова посмотрел на внучку, стараясь понять, что же она хотела сказать.
– Что ты хочешь сказать?
– Гленда велела, перед тем как мы останемся в городе и откроем свой трактир принести жертву Богине судьбы. Ведь мы не можем знать своей судьбы и потому необходимо заручиться поддержкой Айрэт. Даже если мы не останемся в городе и продолжим свои странствия.
- Иди… - только и смог ответить Гард. Решение внучки казалось вполне логичным и в какой-то степени устраивало старика, возможно после жертвоприношения, внучка продолжит свои выступления. - Я тебя буду ждать в трактире.
Улица вывела Эйллин на большую площадь, в центре которой на высоком подиуме возвышался поражавший своим величием, обломок культуры прошлого - каменный храм Богини Айрэт. Вблизи это было еще более величественное здание, построенное из розового приморского мрамора. Тщательно отполированные и соединенные друг другом каменные блоки составляли единое целое: казалось, что стена возведена из единого каменного монолита. Над правильным кубом здания возвышался огромный украшенный голубой мозаикой купол. Лестница из двадцати восьми ступеней вела к кованным из бронзы воротам, сейчас они были открыты, и любой желающий мог войти в храм для совершения жертвоприношения.
Преклонив на мгновение колено, гистрион сложила в знак уважения руки у груди, и, посмотрев на вход, казавшийся для нее дверью в другой мир, поднялась по лестнице. Приблизившись к воротам, девушка, будучи очень набожной еще раз преклонила колено и, наконец, набравшись смелости, вошла в один из четырех жертвенных пределов. Пройдя по которому гистрион попала через кованую решетку в центральную часть храма открытую лишь восемь раз в году во время великих праздников посвященных сезонам природы. По двенадцать колон с двух сторон поддерживали свод храма и одновременно служили нехитрым украшением внутреннего убранства. Впереди в полу была сделана ниша, в которой горел жертвенный огонь.
Увидев нового посетителя, жрец вышел навстречу Эйллин, приветливо улыбаясь и склоняя в знак уважения голову. Девушка сделала шаг навстречу.
Как только Эйллин занялась своей жертвой, в открытые ворота храма незаметно вошел человек-призрак больше всего, походивший на бледную тень. Если бы не плащ, его можно было бы и не заметить, но «призрака» это явно не устраивало, и он, держал небольшую иллюзию, которая делала его похожим на человека, который хочет, чтобы его не заметили. На голову вошедшего был, накинут капюшон с большими полями полностью скрывающий лицо, но, это никого в храме судьбы не удивляло: может этот посетитель, посещает храм тайно, не желая афишировать жертвоприношения Айрэт. Устроившись в дальнем углу, необычный посетитель преклонил одно колено и, как это делали все молящиеся, прикрыл глаза, сквозь узкие щели он идеально видел всех посетителей храма, но, не забывая, что прямого взгляда, не может выдержать ни один человек. Однажды тень уже прокололась. Она не стала смотреть на только что вошедшую девушку-гистриона в упор, что могло вызвать ненужное подозрение, и лишнее внимание, которое сейчас совсем не нужно. Держать иллюзию больного человека особенно в храме - нелегко. Половина сил уходит на поддержку этой самой иллюзии, а если привлечет внимание жрецов, они быстро обнаружат опасность. Но, личина набожного человека желающего остаться инкогнито всегда срабатывает, так что, скромно пристроившись в тени колонны, человек-призрак отмечал все, что происходить в зоне периферийного зрения, оставаясь незамеченным.
– Для меня очень большая честь принимать в этом скромном храме столь очаровательного гистриона. Правила поведения в храме позволяли жрецу начинать разговор первым.
– Вы меня знаете? – но этот вопрос Эйллин задала только для того чтобы поддержать начатую беседу.
– О да, вы выступали вместе с единорогом, я видел ваше выступление, ведь жрецы тоже ходят на выступления бардов, гистрионов и потом такие очаровательные гистрионы всегда желанны в моем храме. Просто, хорошие театральные выступления моя маленькая слабость.
«Нечего облизываться как кот на сметану»: - но вслух Эйллин проговорила. – Я просто хочу, принести свою жертву Айрэт… ведь никогда не знает своей судьбы.
– Тут вы правы, мы не можем знать своей судьбы, но каждый сам создает ее… в смысле судьбу.
– Что это значить?
– Это значить, что будущее не определено, и оно может меняться, исходя из наших желаний, поступков, мыслей или действий. Наша судьба имеет множество вариантов развития, и какой из них выбрать… тут на помощь приходим мы скромные посредники между людьми и богами.
«Вон оно как, он оказывается всего лишь скромный посредник, хотя как будто минуту назад… мелькнула мысль», но вслух очаровательная гистрион произнесла, - Тогда вот, примите мой скромный дар.
Эйллин протянула жрецу козий сыр, несколько лепешек лаваша и большую флягу молока - традиционные весенние дары. Приняв подношения, жрец с изяществом театрального актера поклонился, и, оставив девушку одну стоять посреди зала, степенно скрылся за воротами жреческого помещения храма. Проводив его взглядом, она лишь слегка улыбнулась. – Надеюсь, он знает что делает, и жертва будет принята.
***
После нескольких дней праздничных угощений весенний фестиваль продолжался дальше. Хотя большинство актеров к этому времени уже свернули свои шатры и уехали выступать в другие города.
Эйллин, Гард и мастер Гленда имевшая в своей труппе несколько акробатов и канатоходцев, которым еще предстояло выступить, остались до конца праздника и вот, наступил последний день. На сцену в своем разноцветном лоскутном костюме вышел Арлекин, и сразу же гул, продолжавшийся последние пять дней немного умолк - раздалась песня Арлекина. Актер не только дрался с единорогом, но и читал свои поэмы, исполнял песни и просто объявлял номера. Сейчас Арлекин был хозяином всего этого представления и мог наверно вести за собой зрителей: подобно музыканту, который увел за собой крыс из города.
Вслед за Арлекином был объявлен Пьеро.
Одетый в свой просторный балахон и остроконечный колпак с помпоном: густо накрашенный белилами актер исполнил грустную поэму о неразделенной любви, и это еще больше успокоило возбужденную толпу: подготовив ее к следующему номеру.
Мастер Гленда в костюме Бригеллы выбранная королевой короновала, объявила номер, которого ждали с таким нетерпением.
– Бой рыцаря с единорогом!
И ее голос утонул в радостном крике.
Из-за занавеса в левом углу помоста, высунулась голова Арлекина, а через секунду оттуда вышел актер с деревянным мечом в руках, изображая охотника выслеживающего добычу. Арлекин, высоко поднимал ногу, и снова ставил ступню на место, так и не сделав ни одного шага. Затем он начинал идти с другой ноги, но все повторялось с начала. При этом актер быстро крутил головой по сторонам, и делая страшное лицо, яростно размахивал мечом, забавляя публику еще больше.
Когда он подошел к центру сцены, с другого края помоста Эйллин выпустила Хорса. Единорог, вышел на сцену и, повернувшись к Арлекину задом, попытался его лягнуть, но актер на удивление ловко, увернулся, и широко размахнувшись мечом, попробовал атаковать животное сзади. Тогда Хорс сделал шаг вперед и Арлекин демонстративно, как это делают все актеры, упал на колени мимо животного.
– Сейчас, сейчас, сейчас я поднимусь, и мы атакуем чудовище.
Актер, опираясь на обе руки, выгнул, подобно коту, спину, и по очереди переставляя то руку, то ногу, снова руку, потом снова ногу начал подниматься с помоста. Наконец он, поднялся, подобрал меч и, сделав страшное лицо, снова напал, замахиваясь мечом на зверя. Единорог развернулся и к всеобщему веселью задрал задние ноги, пытаясь лягнуть горе-рыцаря. Арлекин подпрыгнул высоко верх и, перекувырнувшись назад через голову, сел на сцену, будто бы его сильно лягнули.
Толпа по-прежнему умирала со смеху, и так продолжалось не меньше часа. Актер бегал за единорогом по всей сцене догонял его, но в последний момент животное делало шаг в сторону, и Арлекин к восторгу публики падал. Подтверждая старую истину, падающий актер всегда смешно.
Когда наступил ранний вечер, и сумерки окутали улицы Ла Читта ди Ферсино серыми тенями, Гард оставил Эйллин с мастером Глендой, а сам повел единорога в стойла трактира. В этом году их выступления закончились.
***
Он долго скрывался в своем убежище, долго следил за Гардом, и его внучкой выжидая удобного момента, и вот этот долгожданный миг наступил. Убийца понимал, что медлить теперь нельзя, на все у него не больше десяти минут. Гард свернул на подозрительно безлюдную в этот час улицу свинопасов и уже почти прошел ее до середины… когда, от соседнего дома по направлению к нему и его зверю метнулась быстрая тень, для человека это было чересчур быстро. Казалось, что убийство для него обычное послеобеденное занятие. В прозрачной руке мелькнуло узкое лезвие ножа, и старый бард полупустым картофельным мешком осел на землю.
Единорог метнулся, вперед, вырывая узду из рук мертвого барда, но нападавший настиг его быстрее, и снова в руке мелькнул сверкнувший в заходящем солнце нож из белого металла. Хорсу не оставалось ничего другого, как только резко развернуться к нему задом, и со всей силы ударить своего противника задними копытами, целясь в голову. Удар был достаточно быстр и пришелся в некую мягкую массу: что-то вроде мешка с сеном, тень неистова закричав, по всей видимости, удар единорога достиг цели, отскочила назад с нечеловеческой быстротой. Хорс к этому был готов. Быстро развернувшись к противнику мордой, прежде чем был нанесен второй удар, животное издало резкий пронзающий пустоту крик: об этом крике и предупреждала главная жрица. - «Только не дай посмотреть тебе в глаза, и закричать криком, от которого перехватывает дыхание и закладывает уши», - но именно этого крика избежать не удалось.
Человек-тень попыталась зажать уши, но ранений единорог, собрав все свои силы, сделал последнее усилие; встав на задние ноги, он занес передние копыта над нападавшим призраком, и снова в уши человека-тени ударил пронзающий пустоту крик раненного зверя. Выронив от неожиданности длинный нож, тень сделала шаг назад, и тут, ее иллюзия, скрывающая до сих пор форму человека, пропала, перед смертельно раненным единорогом стоял обычный человек, закутанный в черный плащ. Явно довольный собой Хорс гордо посмотрел в глаза человека, и снова издав свой пронзающий крик, замертво рухнул на землю.
Нападавший понял, что опоздал, в конце улицы уже бежали люди, те, кто услышал крик единорога первыми. Скорее всего, встреча с этими людьми, не входила в планы нападавшего, кинув взгляд на приближающихся людей, бывшая тень сплюнула сквозь зубы и, больше не медля ни секунды, побежала в глубь темных улиц города, оставив мертвого барда и умирающего единорога лежать на земле.
***
Среди толпы мелькало большое число людей одетых в кожаные легионерские костюмы: если бы не отсутствие на лицах кожаных масок, то их можно было бы принять за работников тайного приора. Они тщательно следили за праздно гуляющими людьми и, подмечая их настроения, запоминали разговоры, чтобы в конце дня доложить своим надзирателям обо всех подозрительных событиях, а если удастся то и остановить преступление, направленное против империи.
Высокая светловолосая женщина была одним из таких, внедренных в толпу - агентом. Выступая в роли обычного зрителя, она с самого начала карнавала следила за всеми, но особенно ее привлек помост, где выступали старый бард, Эйллин и мастер Гленда. Увидев Коломбину в своем лоскутном наряде, женщина-легионер издала подобно маленькому ребенку громкий радостный крик, но сразу же вспомнив о своем возрасте, и высоком положение в обществе быстро осеклась, оглядываясь по сторонам. Вокруг нее колыхалась толпа несколько сотен человек не меньше, и все кричали, свистели, не обращая внимания ни на свой возраст, ни на свое положение в обществе. Карнавал уровнял всех, и патом один отдельный крик был, попросту говоря не слышен в карнавальной толпе. Осмелев, женщина снова закричала.
– Сейчас будет выступать Арлекин с единорогом. Говорят это их последнее выступление! - раздался громкий голос над ухом, но женщина, не обращая на него внимания, быстро скользнула по стене взглядом. В тоже мгновение прямо перед глазами что-то мелькнуло и скрылось в тени ближайшего дома. «Интересно, такое чувство, что она за кем-то следить», - мелькнула в голове мысль. - «Может это всего лишь рыночный карманник, решивший поживиться на карнавале чужими деньгами».
В последний день карнавала заниматься работой и следить за пестрой толпой, когда на сцене творилось столько интересного, совсем не хотелось. Хотя в любое другое время она была внимательна ко всему, что происходило вокруг, сейчас женщина в костюме легионера ослабила свою обычную бдительность и погрузилась в атмосферу праздника, приняв решение: дознаватели тайного приора, тоже должны отдыхать.
Праздник подошел к концу, и женщина проследила глазами за бардом и его единорогом. – «Старик повел своего четвероногого актера в стойло. Нечего необычного в этом нет. Актер всегда отводить свое животное в стойло после выступлений».
Кайна задумалась: предчувствие никогда раньше ее не обманывало, и этим чувствам можно было верит. «Что может произойти или что должно произойти»? задала она сама себе вопрос и тут же начала поиск ответа на него.
Объявление что это их последнее выступление?.. произошло то, что должно было произойти, старый бард со своей внучкой оставляет сцену. Когда-нибудь это должно было случиться, но думаю, нам всем будет не хватать этого номера. Размышляя, Кайна вначале еще продолжала наблюдать периферийным зрением за толпой но, вскоре совсем забыв о работе дознавателя, слишком глубоко погрузилась в собственные мысли, чтобы продолжать наблюдать за окружающим ее миром. Скоро она вообще перестала осознавать, где находиться, как вдруг в уши ударил пронзительный крик... Кайна сразу же вернулась в обычную реальность своей работы.
Женщина разбиралась в криках, и ее профессиональный слух сразу же определил крик единорога. – «Так может кричать только ранений зверь или тот, на которого напали». Сразу же вслед за первым донесся второй крик, в нем уже чувствовалась угроза, смешанная с поражением или злостью.
Толпа вздрогнула и стала оборачиваться в поисках источника крика, но все было тихо.
– Это на соседней улице!
Увидев, что Эйллин спрыгивает со сцены и бежит в сторону, откуда доносился крик, женщина побежала следом, доставая на ходу кожаную маску. «Если единорога убили, я должна буду приступить к своим прямым обязанностям».
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ
Лошади в тумане
Наши встречи украдкой
У сонной лощины
– Ну что, это было наше последнее выступление, - уставший Арлекин обнял Эйллин и нежно поцеловал. – Не жалко оставлять бродячую жизнь актера? Мы с Глендой, - он обернулся к своему мастеру, - без малого, лет тридцать провели в дороге. Все время новые города, встречи.
– Я хочу остаться в городе, - грустно улыбнулась Эйллин. – В следующем году если будете здесь, то можете остановиться на моем постоялом дворе. Дедушка наконец-то решился бросить жизнь бродячего актера, и мы откроем собственный постоялый двор…
– Свой трактир, конец бродячей жизни, но как это мило… - не закончив фразы, Арлекин к чему-то прислушался…
– Вы ничего не слышали?..
– Ничего… - Эйллин и Гленда покачали головами из стороны в сторону и, следуя знаку Коломбины, прислушались к окружавшему их шуму. Казалось, что этот крик случился далеко, далеко отсюда, но порыв ветра принес его только сейчас.
– Кричали на соседней улице…
– Это Хорс! - воскликнула Эйллин.
Сразу же гистрион, Арлекин, и стоявшие рядом актеры спрыгнули со сцены и побежали. Как только Эйллин свернула на улицу свинопасов, до ее слуха долетел новый крик, и все стихло. Улица быстро заполнялась народом. Растолкав толпу, она увидела лежащее на земле тело Гарда, а рядом с ним своего четвероногого любимца.
– Нет! Только не Хорс!
Эйллин кинулась к единорогу.
– Что с тобой?
Упав на колени, Эйллин тихонько дотронулась до шеи Хорса.
Почувствовав прикосновение хозяйки, единорог попытался открыть глаза и посмотреть в лицо Эйллин, но силы уходили слишком быстро. Тогда девушка сама обхватила руками голову Хорса и посмотрела в глаза любимого животного. Его взгляд наполнений болью говорил: «прощай, я служил вам до самого конца, а теперь, прости, мне пора».
Гленда и Арлекин посмотрели друг на друга и Арлекин, грустно улыбнувшись, спросил.
– Ты думаешь о том же что и я?
– Я хотела спросить?.. мы наверно сможем взять Элли в свою труппу? Как гистрион она очень квалифицированная актриса, и у нас с ней не будет проблем.
Неожиданно Коломбина схватила мастера за кружевной воротник театрального костюма.
– Как ты можешь, так говорит, - прошипела она, - Если бы мы были мужчинами…
– Извини, я не хотела никого обижать, - выдавила из себя Гленда, - Просто я считаю, себя ответственной за этого гистриона, и всю нашу труппу… отпусти, слышишь, отпусти… Коломбина! Ты же знаешь, я обещала Гарду, позаботиться об Эйллин. Или ты возьмешь всю заботу на себя?
– Какие тут могут быть мнения, она, конечно же, пойдет с нами, - пожал плечами Арлекин, - Я даже не хочу это обсуждать. Коломбина оставь ее. Ты же баронесса… Коломбина отпустила мастера, и сразу же отвернувшись от Гленды, прошипела сквозь зубы.
– Сейчас я тебя даже видеть не хочу.
– Как хочешь, - Гленда пожала плечами и, поправив измятые кружева, добавила, - извини, мы же баронесса… - обернулась на шум сзади себя.