Когда он поднимался наверх, он даже не подозревал, что в итоге упадет в бездну… Он не знал еще, что в его душе еще есть столько чувств, столько не вылитого детского ликования и невероятной радости, столько глубокой печали и тоски по несбывшемуся, столько светлых надежд и так много воспоминаний – радужных и приносящих только скорбь…
Просто, совсем буднично скрипели под ногами деревянные ступеньки, слышался неясный гул ветра и, как всегда, о чем-то говорило небо… И солнце беззаботно отражалось от медных стенок колоколов, пуская в глаза веселые зайчики…
Он никогда не звонил, он не знал, как это делается. Но он всегда мечтал попробовать…
Дрогнул неуверенно первый хрустально-чистый звук самого маленького колокола, ему неуверенно поддакнул голос помощнее, затем вступил бас, и… Началось!..
Он звонил то неистово и яростно, то медленно и спокойно, выражая в этом перезвоне всю свою душу. Он никогда не помнил, чтобы играл так на сцене… А ведь ему всегда хотелось сыграть именно так…
Но сейчас ему было абсолютно неважно, слышит ли кто его или нет. Даже если бы за сотни километров вокруг не было бы никого, он бы продолжал звонить. И он чувствовал, как изнутри, прорвав плотину равнодушия и сорвав маску обыденной приветливости, рвется боль. Невероятно острая, дурманящая, раздирающая душу… Но она должна была выйти. Покинуть его душу… Подобно тому, как «черная» кровь, выпущенная из отворенных вен, покидает тело больного человека…
И сотни других чувств рвались наружу вместе с болью. Но именно она объединила все их. И это было так странно…
Но вот утих, слившись с ветром, последний медный отголосок, и человек изнеможенный, упал на плохо отесанные доски…
А звонарь, хотевший подняться наверх и проучить хулигана, едва только услышав перезвон, замер. И теперь стоял, по-прежнему завороженный, и даже не замечал, как из глаз его талыми каплями текут слезы…