Предисловие к повести « Крестьянская элегия»
Кто только не клянет сейчас советское время и с издевкой, с усмешкой рассказывает о нем, порой небылицы.
В середине семидесятых я приехала работать в село. Работала я примерно в таких местах, как и главная героиня моей повести Елена. Деревню знаю не понаслышке. Родилась я и до четырнадцати лет жила в селе, потом наша семья переехала в город, а в двадцать лет я уехала по распределению работать в село и прожила там немало лет. Поэтому и берусь за перо.
Свою повесть я назвала «Крестьянская элегия». Почему-то мне захотелось вспомнить и рассказать про них – доярок, трактористов, комбайнеров, скотников, телятниц – людей советского времени, вечных тружеников села. Жизнь многих из них прошла в трудные годы. Одни родились еще до революции, у других было трудное военное и послевоенное детство. Мне хотелось показать их жизнь правдиво и без прикрас.
О деревне писали многие большие писатели и среди них Чехов, Бунин, Астафьев, Шукшин, Белов, Распутин. Я не могу равнять себя с ними. Мне просто захотелось внести свою маленькую лепту и написать правду о том времени и о людях.
«Все течет, все меняется», - сказал древний великий философ, меняемся и мы, порой не в лучшую сторону. Россия за последние двадцать лет раскололась на два мира – мир сытых, богатых, сильных мира сего и мира бедных и последний почти, как правило, куда более человечен. Другая Россия – это мой отец-инвалид Великой Отечественной и другие такие же инвалиды, их скромное житье-бытье, это миллионы других людей с мизерными зарплатами и пенсиями и холмики могил со скромными надгробиями, это опустевшие села, заросшие сорной травой поля и бледные лица детей, чье детство омрачено слезами.
Два мира, две эпохи, они обе присутствуют в моем повествовании.
За окном моросит дождь, пышные георгины склонились под тяжестью влаги. Тучи затянули небо, кажется, нет просвета, скоро осень, а дома сухо, тепло, весело шумит чайник, тихонько мурлыкает рыжий пушистый кот во сне, удобно устроившись в кресле, да тикают настенные часы. И мысли нескончаемым потоком выливаются на бумагу. Итак, в добрый час!
25 августа 2007 года
Глава I
Новой жизни начало
Иногда в жизни женщины бывают такие моменты, когда кажется, что жить становится невыносимо и совершенно некуда деться, особенно, когда тебя не понимает или предает самый близкий человек. И наступить такой момент может в самом юном возрасте. Так случилось с Еленой, когда ей было двадцать три года.
Всего год и семь месяцев она прожила с мужем, подарила ему сына, как две капли воды похожего на него – и они разошлись – он изменял ей с подругой детства, встречался с ней постоянно на ее квартире и всюду, где было возможно.
Сколько пережила Лена за это время – знал один бог: тяжелые роды, болезнь сына, операцию на груди – и все это вынесла стойко, но когда узнала об измене мужа – вынести этот удар уже не смогла. Она почувствовала, как почва вдруг уходит из-под ее ног. Все рушилось: ее молодая семья, ее беспредельная любовь к мужу, ее вроде бы налаженная жизнь. Как горячая и страстная натура она сразу решила твердо и бесповоротно – разойтись, уйти, уехать от него хоть на край света.
Но куда конкретно? Без денег, без квартиры, с семимесячным сыном? И как работать, когда на руках такой маленький ребенок? Как жить!? Неотступно теперь стоял этот вопрос перед ней – такой тоненькой хрупкой и такой еще неопытной в житейских делах.
С отчаянья лихорадочно стала она собираться к отъезду – брала с собой только самое необходимое для ребенка. Ушла на первое время на квартиру подруги с коляской, в которой безмятежно спал малыш, ушла, в чем была, оставив все свои вещи. До того невыносимо было оставаться под одной крышей с человеком, которого еще совсем недавно так любила и которому так верила.
И вот она оказалась на родине в родительском доме. Мать встретила ее без особой радости и Елена скоро поняла, что она здесь обуза – кроме неё у матери было три непристроенных дочери, две учились в городе в техникумах, младшая заканчивала девятый класс. Зарплаты матери кое-как хватало, чтобы свести концы с концами от получки до аванса, а тут ещё она с ребенком села на шею.
Но неласковая с виду мать понимала, что творится в душе Елены и как-то вечером, когда в ставни их маленького дома стучался порывистый холодный ветер, срывая последние листья с мокрого клена под окном, сказала дочери:
-Знаешь, дочка, ты бы поехала в деревню, устроилась куда-нибудь фельдшером, а с Женькой мы бы с Ириной водились попеременке.
-Мама, но ведь тебе же тяжело будет, - возразила Елена.
-А тут ты не устроишься на работу. Медиков у нас пруд пруди. Все места заняты. Подумай, ведь ты дипломированный специалист. Тебе ведь по специальности работать надо, а тут только техничкой или на почте.
-Мам, я подумаю, - только и могла сказать растерянно Елена, а сама думала: - А как же я от груди его отниму, как он без меня останется? – и слезы сразу навернулись на глаза, да сдержалась, не заплакала при матери, а когда мать утром ушла на работу, а сестра в школу, встала у кроватки спящего сына и дала волю слезам:
-Ну, как, как я расстанусь с ним? - твердила она себе, хотя понимала – жить как-то надо, а надеяться не на кого.
И вот в понедельник решилась, насмелилась, поехала в облздравотдел и взяла направление в район. Так решилась ее судьба. А через день простилась с матерью, сестренкой, маленьким сыном, накормила его в последний раз, и ничего не видя перед собой от слез, вышла за порог родного дома с небольшим чемоданом в руках…
День был солнечный, ясный, но ей казалось все черным: и солнце, и деревья, и дома, и люди. От разлуки с сыном, от неизвестности, от какой-то безысходности Елену душили слезы, но она дошла до автостанции, взяла билет и села на автобус, что вез ее к новой жизни.
* * *
В Зорино Елена приехала поздней осенью в начале ноября, когда выпал снег и покрыл поля, крыши домов и сараев, заборы, поленницы дров. Небо было сплошь затянуто снеговыми тучами. Крупные хлопья снега кружились в воздухе, падая на землю. После Новосибирска село показалось ей таким маленьким! Всего каких-нибудь сто пятьдесят дворов. Оно находилось в стороне от большой дороги. После нескончаемого городского шума и потока машин ее поразила тишина, чудный воздух.
Дома были сплошь деревянные. Деревню с трех сторон окружал лес, а с четвертой река и дальше забока – непролазная чащоба из разного кустарника. Медпункт располагался в центре села в трех комнатах. В первой - приемной стояла печь-голландка и круглый стол, на котором лежали разные медицинские брошюры, на стенах висело несколько плакатов и санбюллетней о здоровом образе жизни и разных болезнях.
За столом сидела санитарка Фана, она же стирала халаты, простыни. Кипятила шприцы, следила за чистотой и топила печь, а в свободное время вязала носки и занимала больных разговором. В кабинете стояла кушетка, гинекологическое кресло, стол и два медицинских стеклянных шкафа – один для лекарства, другой для инструментов и наконец в последней маленькой комнатке ставились прививки. Все здесь дышало чистотой и покоем: белые стены, белые тюлевые занавески на окнах, белые простыни на кушетке, белая кружевная скатерть на столе.
Почти каждый день больные приходили одни и те же: хронические гипертоники, сердечники, астматики. На особом учете были дети и беременные женщины. В общем, работы Елене хватало. С первых дней работы в деревне пришлось делать подворный обход с переписью населения. Вот тогда и познакомилась она с сельчанами, в основном хорошими и добрыми людьми.
Приехав почти без денег, Елена сразу ощутила эту простую их доброту: санитарка Фана на другой же день принесла ей ведро картошки и тушку кролика, не взяв с нее ни копейки. Кто-то по утрам приносил ей литровую банку молока под дверь. Когда она приходила на вызов к больному, ей зачастую чуть не силой запихивали в ее небольшой медицинский саквояж кусок сала, приглашали за стол.
Через месяц Елена привезла сына - не могла находиться долго в разлуке с сыном молодая мать. И сельчане поняли все, как надо, многие женщины жалели ее и относились с истинной добротой.
По целому месяцу за двадцать рублей нянчилась с ее ребенком добрейшая Антонина Санькова. Сразу по приезде ей дали квартиру – полдома вместе с замечательной соседкой учительницей Марией Васильевной Лукьяновой, которая окружила ее добротой и заботой. Она приглашала Елену в баню и помогала ей там купать сынишку, а потом намыв его уносила в свою половину дома, завернув в пеленку и в полы своей шубы. Она угощала их пельменями, ухой, научила Елену топить печь углем и вообще во всем помогала.
И где бы ни жила Елена потом, не раз и не два вспоминала она эту невысокую женщину с тяжелым узлом русых волос, лучистыми серыми глазами и добрым сердцем. И молодой фельдшер старалась отплатить людям за добро. Безотказно шла на вызов в любое время дня и ночи, оставляя своего Женьку на чужих людей.
А люди в Зорино были разные.
Глава II
Вечная невеста Антонина Санькова
Антонина Санькова была старой девой, хотя и было ей к моменту знакомства с Еленой около шестидесяти лет. Когда началась война, она была девушкой с длинной русой косой и крепко любила красивого парня Николая Кузнецова, они уже и свадьбу собирались играть осенью после уборки урожая, да не пришлось. Николаю пришла повестка из военкомата…
Провожала Тоня его на фронт, поцеловала, заплакала, помахала вслед рукой и стала писем ждать – да не дождалась. Зато пришла бумага «Пропал без вести», но надеялась Тоня на чудо – к матери его Евдокии бегала, почтальоншу Нюру Казакову все пытала – нет ли письмеца ей – да все напрасно. В войну на заготовке леса работала, почернела вся, осунулась – одни глаза, кожа да кости остались, а тут еще тифом заболела, чудом осталась жива, косу обстригла ей мать.
Уже после Победы, когда кое-кто из мужиков вернулись домой, вдовий платок надела черный, хотя и замужем не была. Так осталась Тоня вечной невестой того, которого любила… Подруги ее, кто как жизнь устраивали – кто в город или в район поразъехались, другие замуж повыходили, а она так и осталась в девках – так всю жизнь без мужской ласки и прожила, хотя сама долго не старилась.
После войны они с матерью телочку выкормили, молоко у них появилось, а еще коз завели, работала Тоня всю жизнь в колхозе в поле, а как на пенсию вышла, стала с ребятами сельскими нянчиться. Ясель в их селе никогда не было – так женщины-соседки принесут ей своего малыша, а она и рада поводиться. Все хоть не так одиноко в их избе.
Когда молодая фельдшерица к ним в село приехала с ребенком, Тоня на другой же день на прием к ней пришла: «Померяй-ка, милая, давление, чтой-то голова сегодня болит», - а сама изучающее на докторшу смотрит. А та молоденькая совсем, но деловая, знающая – послушала ее, посмотрела, давление измерила, в карточку записала, а потом спросила: Чем вы раньше болели?
Антонина посмотрела на докторшу, прищурилась и говорит:
-Да, милая моя, мне и болеть-то некогда было – всю жизнь одна без мужа живу – надеяться не на кого. Голова, когда заболит – съем таблетку аспирина и дальше работать иду. А у вас сказывают, ребеночек есть?
-Есть, - потупилась докторша.
-Мальчик, девочка? – продолжала допытываться Тоня – все в деревне звали ее именно так.
-Сын, совсем еще маленький, не ходит, вот только не знаю, как буду работать – садика у вас нет. Няню надо найти. Сейчас с ним соседка сидит.
-А зачем искать? Давай я буду водиться? У меня своих нет, зато все ко мне носят. Вот с Милочкой водилась целых три года, пока ее в Новосибирск не увезли. Сейчас письма пишут, спрашивают, как здоровье, халат прислали теплый в подарок.
-А какую плату будете брать?
-Да какая плата! Договоримся потом. А давай-ка, я сама к вам буду ходить. Хозяйство у меня теперь небольшое – кот да собака. А то я живу далеко от больницы – на другом конце деревни. Почитай целый километр – тебе тяжело будет мальчика таскать, да и холодно, простынет, не дай бог. Завтра к девяти я и приду, а то, как же тебе работать?
На другое утро, Тоня уже снимала на кухне теплый полушалок и растирала руки у горячей печки, а потом подошла к малышу. Мальчик уже проснулся, поел и стоял в кроватке, крепко держась руками за железную перекладину.
-Ну, здравствуй. Как его зовут? – обратилась она к матери.
-Женя.
-Ох, какое имечко. Ну, давай знакомиться. Иди-ка к бабушке Тоне. Иди, иди ко мне, - и Тоня протянула к малышу руки и заулыбалась так, что заискрились ее синие глаза, и засияла каждая морщинка на лице. И мальчик на удивление молодой матери потянулся к ней и тоже протянул ручки.
-Ну, вот и познакомились, а сейчас пойдем на горшочке посидим, а потом поиграем в сороку-ворону.
Так началось знакомство Елены с этой женщиной, которое потом переросло в дружбу. Антонина вскоре стала своим человеком в их доме. Она, никогда не имевшая своих детей, удивительно могла за ними ухаживать, играть с ними. Она учила Женьку говорить первые слова. Научила его ходить, играла с ним в разные незатейливые игры: складывать кубики, собирать и разбирать разноцветную пирамидку. Она рассказывала ему сказки и пела колыбельные песни вроде этой:
Баю-баюшки -баю
Не ложись-ка на краю,
Придёт серенький волчок
И утащит во лесок,
Под осиновый кусток.
К нам волчок не ходи,
Нашего Женю не буди.
Или пела другое:
Ой, качи, качи, качи,
Прилетели к нам грачи,
Сели на воротца, начали бороться.
А когда он не засыпал, пела про буку.
Таких колыбельных и пестушек Тоня знала много. А еще помогала Елене советами, учила жить в ладу с людьми. Бывало, что Тоня прибаливала сама, и тогда к Елене приходила ее приятельница Фекла Степановна, о которой еще будет рассказано в этой повести.
(продолжение следует).