На выходе из первой терассы Са поджидает нервно расхаживающий Реноа и чуточку более спокойные Шем и кардинал.
- Прошел? - белый дракон едва ли не трясет Са за плечи.
- Прошел, - выдыхает синий дракон. И только сейчас понимает, что смертельно устал.
- Пузатик теперь взрослый, - Элох ерошит мальчишке волосы и широко улыбается. - Теперь тебя пузатым называть нельзя. Но я обязательно придумаю тебе прозвище, дракончик.
- Да иди ты, белобрысый, - фыркает, но улыбается.
Падре ограничивается крепким рукопожатием и ободряющей улыбкой.
- Доминик тоже здесь? - по голосу или выражению лица падре не скажешь, что этот вопрос для него крайне важен и что герцога он очень хочет увидеть.
И Ники, и Шу спускаются вниз, встретить малыша. По пути они о чём-то спорят, почти ругаются, но только замечают Самаэля, тут же приобретают самые благодушные и радосные выражения лиц.
- Ты молодец, Са, - подмигивает ему Ники.
- Хорошая работа, сына, - Шульдих подходит и крепко обнимает мальца. Целует в макушку.
- Спасибо, - улыбается Доминику и крепко обнимает Шульдиха. - Я старался. Но много ошибался и хочу больше не допускать таких ошибок. Поможешь? - заглядывает в глаза отцу.
На лицах Патрика и Элоха выражение практически идентичное - удивленное. Пока Элохим хватает ртом воздух, изображая рыбу, кардинал подходит к Ники и крепко обнимает.
- Здравствуй, мальчик мой, - шепчет в макушку мальчика. - Я безумно рад тебя видеть...
- Я тоже очень рад видеть Вас, отче... Я... невероятно соскучился... - обнимает крепко-крепко, уткнувшись лицом в грудь мужчины. - Мне Вас чертовски не хватало...
Шульдих, кажется, вообще ничего кроме своего сына не замечает. Присаживается на корточки и заглядывает мальчишке в глаза.
- Ты планируешь продолжить обучение в лётной академии, а потому не знаю, пригодится ли всё то, что умею и знаю, малыш. Тут, понимаешь, такое дело... На мне никто не летал, а потому я представить себе не могу, что тебе может быть полезно.
- Всё, папа, - серьезно кивает. - Я хочу уметь и знать все, что умеешь и знаешь ты.
- Немчик?.. - тихо произносит Шем. Обрывки воспоминаний накладываются на нынешнюю ситуацию и шарашат по мозгам. Парень еще не понял что происходит, но почему-то рад.
Падре отводит своего возлюбленного в сторону, гладит по волосам, спине.
- Я скучал, очень скучал по тебе, любовь моя, - заглядывает в глаза Ники. - Прости, что не приходил к тебе...
И только Реноа смотрит на все это с лукавой улыбкой, мол, куда же пленник от дракона денется.
- Шэм? - Шульдих немного щурится, всматриваясь в лицо парня. Будто пытаясь вспомнить, убедиться, что не ошибся. Поднимается и обнимает Элоха. Крепко так, и хлопает по спине. - Рад тебя видеть, сержант.
Ники забывает обо всём на свете. Сейчас его "красный дракон" - рядом, и весь мир куда-то исчезает. Остаётся только присутствие одного единственного человека, по которому он безмерно скучал.
- Я тебя тоже... - обнимает в ответ, но скорее на автомате, - рад видеть, Шульдих.
Элох никак не может понять почему немец здесь и что вообще происходит. Самаэль с тенью ревности во взгляде смотрит то на Шульдиха, то на Элоха.
- Так, Элох... Мы с тобой поболтаем чуть позже... - переводит взгляд на сына. - У меня тут сын стал совершеннолетним, между прочим. А значит - он сегодня - царь и бог. Он меня тоже тысячу лет не видел. Надо же малого порадовать, - подмигивает Самаэлю.
Сержант пожимает плечами и отходит на пару шагов.
- Заходи как-нибудь на огонёк, немчик, - разворачивается и под смех Реноа уходит прочь.
- Поздравляю со взрослым сыном, пленник, - белый дракон широко улыбается и лукаво подмигивает. - Удачного празднования.
- Спасибо, Реноа, - провожает взглядом Элоха и фыркает раздраженно. - Как был тряпкой, так и... - отдёргивает себя, понимая, что не куртуазно так выражаться, особенно если Са так сильно прислушивается к его мнению. - Эх, значит сегодня на весь вечер - я в твоём распоряжении, сына. Только сначала прикончу одного невмеру задиристого ублюдка, и - весь твой.
- Все, я успокоил свою душу, - Реноа улыбнулся. - Теперь к семье, к дому, - помахал всем рукой на прощание и взлетел.
- Можно с тобой? - Самаэль проводив взглядом Шема раздраженно фыркнул и пробурчал. - Рихард мне всегда больше нравился. Честно рехнулся и умер. Не бегая от проблемы.
- Ты не сможешь прикончить того, кого спас, Са, - усмехается Шульдих. - Вы же, драконы, создания благородные.
- Я хочу посмотреть, как это делаешь ты, - берет мужчину за руку. - Семейный, так сказать, досуг, - Са серьезен, как никогда.
- Мило, - улыбается и качает головой. - Не думаю, что это самое приятное, что я мог бы тебе показать. Но раз ты так хочешь... покажи мне его, малыш.
- Идем, - улыбается и тянет Шульдиха за собой. - Пап, я хорошо справился с испытаниями? Ну, на троечку потянет? - с надеждой смотрит на мужчину.
- Ну, вообще-то потянет. На самом деле - хорошо. Ты даже почти не заставил меня волноваться. А вот зелёный твой меня взбесил. Я, конечно, понимаю, что тебе по заданию положено - спасти его шкурку. Но я бы этого делать не стал. Честное слово.
- Я и сам недолюбливаю этих короедов, - поводит плечом. - Слабые и от того подлые. А еще задиристые. Так и хочется врезать, - прижался к отцу. Выискивает взглядом Шаэна. - Вон он, папа, - кивнул на беснующего в стороне от всех зеленого.
- Постой в сторонке, родной, - Кирхен за плечи отставляет Самаэля в сторону, а сам направляется к зелёному. Решительно так направляется и практически сразу впечатывает паренька в стену.
- Не честно играешь, молокосос, - скалится, и остал этот не обещает ничего доброго. - Тебя родители не учили, что за подлости можно по рогам получить?
- Что защитник прав обездоленных? - дракон злой, а от того не чует ****ецовости ситуации. - Не лезь в дела драконов, человек, - рычит.
Самаэль внимательно следит за тем как и что делает отец, за тем как меняется его запах. Смотрит и не может не восхищаться.
- А ты не выпендривайся, языкатый, а то знаешь что... - Шу улыбается, видимо, идея ему по вкусу пришлась. Тут, конечно, у Самаэля должно было сердце ёкнуть, сделать кульбит и приземлиться на место. Потому, что Кирхен тихо, довольно рычит и впивается в губы Шаэна. Страстно так. Одной рукой прихватив за горло, другой - за, пардоньте, яйца. Скоро - отстраняется и выплёвывет на пол кусок языка несчастного. А вот рука, которая на яйцах - сжимается и сжимается. - Нравится, умник? - Кирхен почти не меняется. Только глаза - жёлтые, дикие, как у разьярённого пса.
Шаэн давится кровью и криком. Пытается отбиться от мужчины, выпустить когти и вспороть брюхо обидчику.
- Болевой шок, - сухо констатирует Са, - ведет к невозможности трансформироваться.
Са, конечно, передернуло от того с какой страстью Шульдих поцеловал этого короеда, но откушенный язык все исправил.
- С-сука-а... - зеленый дракон воет на одной ноте. Злость сменяет страх, животный и безграничный.
Шульдих только сильнее сжимает горло парнишки, приподнимает над землёй.
- А давай мы не будем материться, мальчик. Ты же не хочешь, чтобы я тебя убил? - в интонациях Шульдиха - откровенное желание, чтобы мальчик плоховал. И тогда тот разорвёт дракона в клочья.
- Не посмеешь, ублюдок, - Шаэн плюет кровью в лицо мужчине. - Тебя твой же выродок убьет...
Зеленый дракон бросает взгляд на Са и понимает, что ошибся. Самаэль восхищен, восторжен и возбужден до предела. Он, чуткий к чужой силе, слюной изошелся и едва ли не пожалел, что не на месте Шаэна, вот только в несколько иной обстановке.
- Угу. Или ты родителей позовёшь. Они у тебя, небось, оба - драконы, чистокровные, да? И с людьми не якшаются, да? - хрипло смеётся. - А Самаэль и сам бы тебя убил. Да я не хочу, чтобы сына руки пачкал, - облизывается и хищно скалится. - А вы, драконы, оказывается, вкусные. Моежт загрызть тебя к едреней фене? - и вгрызается в шею мальчишки там, где пульсирует жилка вены. Ещё немного, и клыки прорвут её, и мальчишка истечёт кровью.
Дракон бьется в руках Шульдиха, скулит, плачет, но пощады не просит или просто не может.
Са напрягается всем телом. Искра пытается намекнуть, что так нельзя, но синему все равно. Он на волне эйфории.
Шульдих отпускает мальчишку, и тот мешком падает на пол.
- Ещё раз, сучёныш, и я тебя убью. Понял? Я вполне серьёзно, - сплёвывает на пол и вытирает губы. - А если этого не сделаю я - свои же растерзают. В одном полку с таким засранцем - никогда не будешь в безопасности. А с угрожающими факторами в армии расправляются быстро.
И отходит к Са, будто только что ничего и не было - весь такой спокойный и благодушный.
Самаэль во все глаза смотрит на Шульдиха. И в расширенных зрачках пульсирует желание, от чего дракон краснеет и прячет взгляд.
- Только не пристрастись к драконине, папа. Говорят, вредно для здоровья...
- Ничего. Я теперь знаю, где доставать новые порции драконьего мяса, - слизал капельку крови из уголка рта. - А мальчишку жалко стало, - фыркнул с некоторым сожалением. - Он ещё девственник. Даже целоваться толком не умеет, - подмигивает Самаэлю, обнимает за плечи и направляется куда-то, где по его мнению можно найти транспорт.
- Начинаю чувствовать себя ущербным короедом, - фыркнул Са и обнял отца. - И девственник, и целоваться толком не умею...
- Это очень просто. Главное - не сопротивляться, и действовать инстинктивно, - весело фыркает, останавливается, притягивает к себе мальчишку и целует. Напористо так, почти грубо, как умеют целовать Кирхены, когда поцелуй больше похож на укус, и является не иначе как проявлением силы.
От удивления всхлипывает, но не сопротивляется (вообще-то, глупо сопротивляться, когда целует тот, кого хочешь и так, как хочешь). Наоборот, приоткрывает губы, со стоном отвечает на поцелуй, крепко прижимаясь к мужчине.
Ещё всего несколько мгновений, и Кирхен отстраняется и довольно облизывается.
- Ну вот, а ты, говоришь - не умеешь, - тихо смеётся. - Ну всё, пойдём. Поедем домой.
- С таким мужчиной целоваться!.. - смущенно выдыхает Самаэль и улыбается, как идиот. - Домой? Ты еще не разгромил квартиру?
- Ничего я не разгромил. А должен был? - фыркает весело. Шульдиха откровенно веселит смущение мальчишки. - А чего это мы так краснеем, Са? Кстати, ты это... вино пьешь?
- А потому что ты мне нравишься, папа, - подмигнул. - Ну... Иногда могу немного выпить, когда болею, - качает головой. - А что?
- Да думал сегодня выпить с тобой. Ты же у меня теперь это... взрослый, - тихо смеётся, ловит такси, загружает назад мальчишку и падает рядом. - Чем не повод?
- Ну, если ты разрешаешь... - устраивается под боком отца, положив голову ему на плечо. - То, что я совершеннолетний не отменяет того, что мне 15. И если ты обещал скормить мне пачку сигарет, то я начинаю задумываться куда ты засунул бы бутылку вина, - усмехается.
- Мне почему-то кажется, что если я это сделаю, то тебе понравится. Нет, я помню, что мы маленькие, но гордые, и ты ни за что бы не признался, но понравилось бы - однозначно, - смеётся, прижимает мальчишку плотнее к себе, целует в макушку.
- Я бы горько сожалел о том, что это была всего лишь бутылка, - тихо смеется. - Но ни за что не признался бы - это точно. Нечего портить твое мнение обо мне.
- А ты хотел бы чего-то большего, мм? Уверен, что выдержишь это в себе, Ишмаэль? - хрипло выдыхает, приподнимает лицо Самаэля за подбородок и заглядывает в глаза, а затем снова целует, обнимая крепко, до боли. Кажется вот-вот захрустят рёбра.
Целует Шульдиха жадно, не отбирая инициативу, но вкладывая в поцелуй очень многое из того, что никогда не произнес бы в слух.
"Хотел... Хочу, папа..."
Прижимается теснее, вбирая тепло, впитывая запах мужчины.
Решает, что мысли лучше думать не слишком ярко, потому, что в таком случае Са сгорит прямо сейчас от количества нецензурщины и непристойностей, царящих в голове Кирхена. Потому - просто целует и властно исследует ладонями тело мальчика. Машина тем временем подьезжает к дому.
Чутко отзывается на прикосновения мужчины. Са сдавленно выдыхает, осторожно, несмело проводит ладонями по плечам Шульдиха. Кажется, что он уже пьян. Голова кружится, а сердце бешено колотится, отзываясь эхом набата в висках.
С неохотой разрывает поцелуй, выдыхает, как перед рюмкой водки, и открывает дверцу машины.
- Всё, приехали, - быстро расплачивается с водителем и выходит из машины. Подъезд, марш-бросок по лестнице до квартиры. Две секунды для того, чтобы перевести дыхание у самой двери. Открыть, нащупать на стене выключатель, включить свет. - Ну, вот мы и дома.
- С возвращением, - улыбается Са.
Переводит дыхание, прижимаясь спиной к стене. Приглушенно чертыхается сквозь зубы, пока расшнуровывает ботинки.
Шульдих довольно быстро расшнуровывает ботинки. Аккуратно ставит их справа от двери, носками к выходу. Проходит вглубь квартиры, в первую очередь - на кухню. Включает свет, ставит чайник, а затем лезет ковыряться в недрах холодильника. Даже в свете нынешней ситуации от мужчины веет завидным спокойствием, так будто ничего не происходило. И такое поведение может одновременно, как злить, так и раздражать.
Са проходит в комнату и внимательно осматривается. Привычка, засевшая глубоко в сознании. С тем же интересом высовывает нос на кухню.
- В твоей холостяцкой берлоге найдется что-нибудь пожевать?
Дракон не выглядит ни злым, ни раздраженным поведением Кирхена. Практически абсолютное дзен-буддистское спокойствие.
- Найдётся. Только вряд ли я найду тебе травы пожевать. В основном - мясо, - усмехается. Нет, вот эта драконья травоядность будет вечным поводом раздражения и колкостей от Кирхена. Он свято уверен: мужик должен жрать мясо, ходить в форме и ни в коем случае не быть подчинённым. Разве что старшему по званию. Почему-то драконья система не вписывалась в его представление о мужчинах.
- Тогда я буду бессовестно объедать тебя, - смеется. Забирается на стул с ногами и обнимает колени, с легкой иронией наблюдает за отцом. - Потому что я очень голодный. Вот возьму и съем тебя, назло всем правилам.
- Меня - хрипло смеётся. - Ты зубки себе поломаешь, и всё что сможешь потом - кашицу через марлечку сосать, - подмигнул мелкому. - А поскольку мне вообще впадло готовить, то я закажу пиццу. Вот, - показал язык и направился в комнату, к телефону, собственно. Большой такой, квадратный, стационарный, как у генералов рейха.
- Я уж отвык от того, что ты колючий не только на лице, - мальчик передергивает плечами и смотрит в окно. Са упирается подбородком в колени, прикрывает глаза.
- А ты как думал? Я вообще невыносимый. Все, кто надолго задерживается со мной - слетает с катушек. Ты вон на Элоха посмотри, - смеётся. В этот момент на другом конце провода поднимают трубку, Шульдих делает заказ и возвращается в кухню. Снимает с плиты чайник, заваривает чай мелкому и кофе себе. - Вот такой я у тебя опасный элемент.
- Насмотрелся до тошноты, - весело фыркнул. - Нет, папа, всю прелесть твоей опасности я давным-давно оценил.
Дует на чай, прежде чем отхлебнуть.
- Я маленький, но гордый и поэтому ни за что не признаюсь, что боюсь тебя, - серьезно покивал.
- Кажется, ты уже признался, - закуривает и отпивает кофе. - И это правильно. Потому, что это убережёт от многих глупостей, которые ты уже хочешь сделать, - подмигивает сыну.
- Каких, например? - улыбается и пьет чай.
- Я твои мысли не читаю, - пожимает плечами. - Но по тебе видно, что глупостей ты думаешь больше, чем всего остального.
- Хорошо, не буду, - пожал плечами. Смотрит в чашку и едва заметно улыбается. - Не хочу тебя огорчать, папа.
- Ну, спасибо, - усмехается, открывает шкафчик над столешницей. Достаёт бутылку вина и два бокала. Наливает по полной, и один ставит напротив мальчишки. - Ну, раз ты у нас уже совершеннолетний - давай залпом и до дна. Смаковать потом будем...
Переводит взгляд с бокала на отца и обратно. Скептически приподнимает бровь.
- Запомни, это была твоя идея.
Касается своим бокалом бокала Шульдиха и храбро вливает в себя вино. Жмурится, выдыхает и, приоткрыв один глаз, ставит бокал на стол.
Шульдих пьёт медленно, со вкусом. Аккуратно опускает бокал на стол и улыбается мальчишке.
- А что не так? - вопросительно приподнимает бровь. - Знаешь, мой полкан был умным мужиком. И он говорил одну замечательную вещь: чтобы не думать херню, надо её сделать - и в рядах почище будет, и перебесишься скорее, и опыта наберёшься.
- Ну, спасибо, папа, - обиженно фыркнул. - Я запомню.
Оперся затылком на стену и снова закрыл глаза.
- Обидчивый какой. Аж страшно... - Шульдих поднимается с места, понимает, что от вина толку - никакого, и достаёт свой любимый коньяк. Как раз в этот момент звонят в дверь, Шульдих уходит, возвращается с несколькими упаковками пиццы. - Специально для тебя взял одну вегетарианскую.
- Спасибо, - выдавливает из себя непринужденную улыбку. - Еда, я тебя съем.
Тянет руки к пицце. Мысли о еде притупляют легкую обиду на отца. Правда обижаться бессмысленно - он на территории Шульдиха и правила тоже Шульдиховы.
Фыркает как-то несколько раздражённо, и принимается поедать свою пиццу с двойной или тройной порцией мяса. Причём с таким удовольствием, что казалось герр оберштурмбанфюрер кончит вотпрямщас.
- У этих гадов настолько вкусное мясо, что мне кажется, они туда кокаина подсыпают - подсаживаешься, как на наркоту... - с удовлетворенным стоном-рыком.
- Ты такой милый, когда довольный! - Са широко улыбается, глядя на отца, у которого, кажется, за ушами трещит. Уплетает свою пиццу, понимая, что пытаться попробовать пиццу Шульдиха - опасно для здоровья.
- Запоминай, - улыбается. - Это со мной редко случается, - подмигивает весело. - Хочешь попробовать? - протягивает мальчишке кусок пиццы.
- Хочу, - кивает и забирает кусок. Вгрызается в пиццу и с довольным выражением лица прожевывает. - Вкусно!
Делает пару глотков чая, доедает пиццу и облизывается.
- И с чего ты взял, что я ем только траву? - улыбается. - Я еще когда у Реноа жил, пока помогал готовить для тебя - съедал едва ли не половину мясного. Белый так и говорил, что встретились два мясоеда.
- Ох, ну ладно тебе! - смеётся. - Не ты ли мне читал лекции о том, что вы, драконы, травоядные? Мол, мясо это так, оно никакой пользы не приносит и всё в том же духе? Я вообще не понимаю, как такие огромные твари могут на одной траве жить? Да если ж вас... ммм... да хоть один отряд на пастбище выгнать, то земля окажется на грани экологической катастрофы по причине нехватки травы. Вы её вообще, где берёте? - нет, Шу сейчас не издевается. Но звучит оно как обычно, с лёгкой иронией. - А вот мясо... – облизывается. - Особенно сырое... Особенно себе подобных... В этом не только вкус. В этом - сила, опыт, азарт, ощущение победы. А кем вы себя можете почувствовать? Огромными победителями мелкой травы?
- Пользы нет, но оно же вкусное! - улыбнулся. - И мне нравится... - уткнулся взглядом в стол. - Да, сын у тебя травоядный от рождения. Стыд и позор на твою седину.
Отодвинул пиццу от себя.
- Спасибо, я наелся.
- Это потому, что ты хочешь быть драконом, - пожимает плечами. - Ну да ничего. Каждый хочет кем-то быть. Я вот пока хотел быть остроухим уродом - был им. Так, понимаешь ли, элитнее, да и легче впилиться в социум. А потом мне захотелось быть просто собой. И вот он я. Но тебе ещё рано морочить этим голову, сына.
Кирхен даже не задумывается о том, что мог чем-нибудь задеть дракончика. В конечном итоге, в своих словах он сам не находит ничего обидного. А если малыш такой ранимый, то это не его проблемы. По крайней мере, с ним никто особо не носился по поводу оскорблённых чувств.
- Я и есть дракон, папа, - подпер щеку кулаком. - Потому что я это я. И если тебе это не нравится - мне очень жаль, но ничем помочь не могу, - усмехнулся. - Я не знаю, с чего ты решил меня подобрать, но подобрал ты дракона. А не человека или еще, какую тварь из разряда теоретически разумных.
Поднимается со своего места и подходит к окну.
- Не топчись мне по мозолям, пожалуйста. Ну, или хотя бы попробуй...
- Всё, заткнулся, - как бы подтверждает свою капитуляцию, поднимая руки. А затем, выдержав короткую паузу, принимается мыть посуду, что-то насвистывая себе под нос.
- Ужас, какой, теперь ты будешь молчать, - Са качает головой и улыбается. - Прости, папа, я мелю чепуху. Буду цепляться за свои мечты - никогда не стану таким классным как ты.
Подошел к Шульдиху, встал на цыпочки и чмокнул в щеку.
- Тебя нужно не просто слушать, а слушать и делать, как ты говоришь. Потому что у тебя есть опыт и мозги.
Шульдих медленно выдыхает, стараясь не дать себе разозлиться. В мире довольно не большой список вещей, способных вывести Кирхена из себя. Он, на самом деле, вообще довольно лояльное существо. Но почему-то по жизни ему попадаются только те, кто способны взбесить эту монолитную глыбу. Понимание того, что сейчас успокоиться насовсем не удастся, несколько выбивает из колеи, и мужчина резким движением перехватывает горло дракончика и впивается в его губы почти болезненным поцелуем.
Первая, естественная, реакция - отпрянуть, избежать сильных пальцев на горле. Но это чревато увечьями и мальчик всем телом подается вперед, прижимаясь, сжимая руку на горле. Приоткрывает губы в попытке вдохнуть, зажмуривает глаза.
Самаэль, увы, не блещет оригинальностью - он боится Кирхена, но его тянет к нему со страшной силой.
Понимает, что если не зафиксировать мальчонку получше - то тот покалечит себя в попытке освободиться, а потому - рывком разворачивает его спиной к стене, в которую тут же вжимает всем своим телом, не разрывая поцелуй. Только хватку немного ослабляет. Совсем чуть-чуть, чтобы Са смог вдохнуть.
Жадно втягивает воздух, как только появляется возможность. Вырываться даже не пробует, понимая, что бесполезно. Обнимает мужчину с той долей бережности, которую оставляет в живых страх. И хочется, и колется, как говорится. Целует в ответ, мало осознанно, но с жаром.
Скоро Шульдих убеждается в том, что придерживать за горло нет никакой необходимости. А потому - позволяет своим рукам бесстыдно скользить по телу мальчишки, забираясь под одежду, наждаком проходясь по нежной коже.
Вдоль позвоночника пробегает дрожь, Са подается навстречу рукам Кирхена, насколько может. В ответ скользит ладошками по спине мужчины, сжимая ткань одежды, когда прикосновения к его собственному телу вызывают слишком острые, не однозначные ощущения.
Отпускает губы мальчишки и вгрызается поцелуями-укусами в шею мальчика. Довольно грубо расстёгивает его штаны, пробирается ладонью под бельё, сжимая его плоть. Тихо, довольно и хищно рычит, проводит подушечкой большого пальца по головке. Даже не скажешь - приятно это или болезненно, или и то, и другое, но не поймёшь, чего больше.
- Папа... - сдавленно стонет, проводит ногтями по загривку мужчины.
Не может до конца разобраться - ему хорошо или плохо. Самаэлю однозначно жарко. И этот жар расползается по всему телу, искажая болезненные ласки Шульдиха, рождая в них определенное удовольствие. Не он ли несколько часов назад желал оказаться на месте короеда?
- Что? Перестать? Прекратить? Убрать от тебя свои грязные рррруки? - тихо рычит и облизывает пересохшие губы, отстраняется и смотрит мальчишке в глаза, продолжая ласкать.
- Нет, - мотает головой и тянется к губам Шульдиха за поцелуем. - Продолжай... Не останавливайся.
Вжимается пахом в ладонь отца, трется. Ладонями под одежду мужчины, вскользь по сильному телу, исследуя, запоминая. Движения рваные, в чем-то неуклюжие, и жадные.
Шульдих довольно усмехается, крепче сжимает ладонь на плоти мальчишки, почти до боли и снова принимается зацеловывать-кусать шею и плечи там, где они не прикрыты одеждой. Может показаться, что Кирхен просто ненавидит мальчишку и старается причинить ему как можно больше боли. На самом деле это не так. Был бы жив Рихард - он бы всё объяснил. Но сейчас - никто этого не сделает. Остаётся только недоумевать и не сопротивляться.
Всхлипывает, шипит, на глаза наворачиваются слезы. Так иногда бывает, когда ударишься - не больно, но слезы выступают. У Са перехватывает дыхание, кажется, кислород вокруг выгорел от ожесточенной ярости Кирхена.
Цепляется пальцами за плечи мужчины, откидывает голову назад, подставляя горло.
Рычит довольно, вгрызаясь в кадык. Кажется, ещё немного, и он просто вырвет его к чёртовой матери, и Са истечёт кровью. Руки, не церемонясь, срывают с мальчика одежду, и совсем скоро тот стоит абсолютно голый на холодной кухне, где единственный источник тепла - его отец.
Льнет к этому теплу, будто бы холод действительно причиняет дискомфорт. Трется об пах оберштурмбанфюрера, с губ мальчишки срывается болезненный стон. Мир катится ко всем чертям, вместе с осторожностью. Самаэль сжимает бедра отца, с нажимом проводит ладонью по его члену.
- Па...па... - сипло, страстно, словно найдя кайф во всем происходящем.
- Ч..ччёрт! - выдыхает хрипло, отстраняется на миг, мотает головой, так, будто бы одно единственное слово мальчишки могло окончательно прояснить его рассудок и остановить. Но нет. Кирхены дела на полдороге не бросают. Шульдих быстро и не слишком церемонясь, расстёгивает свою рубашку, снимает и отбрасывает в сторону. Затем - расстёгивает штаны и, прищурившись, смотри в глаза мальчишке, будто ожидая: смекнёт, что надо дальше делать, или нет?
Едва ли мальчик может сейчас соображать, но краснеть может еще как! Отделяется от стены и припадает губами к груди мужчины, сжимает зубами сосок, теребит языком. Пальцами оглаживает плоть отца, от головки к корню и обратно. Закрывает глаза и спускается, прокладывая путь горячими, сухими губами, вниз по груди, животу. Кончиком языка обводит головку, движение насквозь неуверенное, несмелое.
Тихо довольно рычит и опускает ладонь на затылок мальчишке. Перебирает его волосы, слегка сжимает у корней и не позволяет отстраниться. Пусть Са сейчас и не пытается - но на всякий случай. Прикрывает глаза, запрокидывает голову отдаваясь ощущениям, и, забываясь, едва ли не требовательно подталкивает голову мальчишки ближе к себе, настойчиво упираясь головкой в губы.
Дрожит всем телом, вслушиваясь в рык отца. Уже куда более уверенно проводит языком по уздечке, вроде и не замечая ладони на затылке. Дальше - кончиком языка по паутине вен на стволе. Поднимает взгляд на отца, все же накрывая губами головку, замирает на несколько мгновений и, уверенно сжав губы, пропускает член отца в рот.
Сдавленно выдыхает, сильнее сжав волосы Са у корней. Толкается бёдрами вперёд, не то, чтобы слишком сильно, но ощутимо упираясь в гортань. Сейчас Шульдих возбуждён до предела и уже готов наплевать на осторожность, но из последних сил держит себя в руках. Резкий, пряный запах Кирхена мешается с его одеколоном, заменяя собой весь воздух для мальчишки. Пару секунд оберштурмбанфюрер всё-таки даёт, чтобы дракончик привык, а потом начинает двигаться, с каждым толчком проникая чуть глубже в глотку.
Впивается пальцами в бедра мужчины не то в попытке остановить, не то, притягивая к себе ближе. Гортань отзывается саднящей болью, взывая к разуму рвотными позывами. Мальчишку колотит от смешавшихся в одно ощущений. Запах Шульдиха возбуждает до предела, подстегивая к тому, чтобы принимать в себя плоть отца больше, глубже.
Са осторожно сжимает челюсти, проходясь, на удивление острыми, как для травоядного, зубами по чувствительной коже. Сдавленно стонет на выдохе, ощущая вкус, запах Кирхена.
- Т-твою м-мать, Са... - полурык-полустон, когда острые зубки мальчишки проходятся по коже. Но этот рык скорее одобряющий, чем раздражённый. Плотно обхватив ладонью затылок Самаэля помогает двигаться так, как ему, Кирхену, нравится, с каждым разом всё беспощаднее вбиваясь в глотку мальчишки, почти полностью перекрывая дыхание.
Полузадушенно хрипит, царапая бедра Шульдиха. Челюсть сводит от боли, но Са с каким-то остервенением сосет, подстраиваясь под движения мужчины. Не сказать, что дракон на вершине блаженства, однако не так уж и страдает, как могло бы показаться.
Из порванных уголков рта стекает несколько капель крови, смешиваются со слезами, которые все текут по щекам мальчика. Говорят, кровь синих самая пряная и вкусная...
В какой-то момент оттягивает мальчишку за волосы, освобождая глотку. Хрипло, протяжно стонет. Всё тело колотит крупная, сладкая дрожь, и вместе с первыми её волнами рот Самаэля заливает горячее, солоноватое семя, крепко отдающее металлом. Ещё несколько секунд так и стоит, запрокинув голову и оперевшись одной рукой о стену, а затем подается бёдрами назад, покидая рот мальчика, но не отстраняясь слишком далеко. Пульсирующая плоть по-прежнему умирается в губы дракона.
Едва держится на ногах, дрожит едва ли не больше, чем Кирхен. Перекатывает семя на языке, до мелочей запоминая вкус, прежде чем судорожно сглотнуть, а затем закашляться. Трется губами о головку, время от времени пробегаясь по ней язычком. Прерывисто дышит, кажется, совершенно забыв, как это делается.
Совершенно резкое, неожиданное движение, и мальчишка теряет опору под ногами. Кирхен подхватывает его одной рукой, другой - нетерпеливо сметает всё со стола, куда, в общем, и укладывает ещё не пришедшего в себя дракончика. Хрипло выдыхает, и вжимается плотью между ягодицами, медленно скользит то вверх, то вниз, иногда упираясь головкой в тугое колечко мышц, налегая сильнее, и снова - просто трётся.
Тихо, протяжно стонет, неосознанно подается бедрами навстречу отцу. Взгляд у Самаэля страстный, просящий, подернутый пленкой желания.
- Па-ап...
Обвивает ногами талию Кирхена, ладонями скользит по плечам, ерошит волосы на затылке. Всем телом извивается в попытке получить чуть больше прикосновений. Хотя где-то на периферии сознания мелькает мысль, что это "больше" обернется болью.
Кирхен, немного прищурившись, изучает тело мальчишки совершенно бесстыдным взглядом. А потом без лишней нежности проталкивает в его рот два своих пальца. В общем, это, конечно, поменьше, чем его член, но тоже не мало. Второй рукой - гладит по груди с нажимом. Са даже может показаться, что Шульдих скорее пытается раскатать дракошу по столу, чем погладить.
Облизывает, посасывает пальцы мужчины. Самаэлю кажется, что ребра трещат под ладонью отца, но вместе с тем ему нравится это прикосновение.
Дракончик не ожидал от Шульдиха нежности. Свой лимит нежности и бережности он исчерпал давно. Но эта жесткость, перетекающая в жестокость, повергает его в недоумение. У Самаэля складывается впечатление, что таким образом отец пытается отвадить его от себя.
Шульдих отстраняется. Настолько трезвого отцовского взгляда Самаэль ещё никогда в своей жизни не видел. Буквально вырывает пальцы изо рта мальчишки и отряхивает, так, будто обжегся. Затем - взглядом по полу, туда, где покоятся останки одежды дракончика.
- Возьми футболку в шкафу и иди в душ, - как ни в чём не бывало, даже с какой-то ноткой заботливости. - Набегался ты за сегодня...
Вздрагивает, словно отец его ударил, а не послал в душ. Но послал, так послал!
Самаэль краснеет и, не глядя на Шульдиха, срывается с места. Достает футболку и с грохотом закрывается в ванной.
Дракон зол, как сто чертей, обижен и пристыжен. Врубает на полную холодную воду и стоит под хлесткими струями, глухо рыча.
Все там же, на периферии сознания, приветливо мигает мысль о том, что дракон ведет себя, как девчонка, которой отказал приглянувшийся кавалер. Но Са сейчас слишком сердится на отца, чтобы размышлять о столь приземленном.
Тем временем Шульдих натягивает на себя домашние джинсы и футболку, отыскивает в закромах родины ещё одну бутылку коньяка, любовно поглаживает прохладное стекло, а затем сворачивает крышку и крепко прикладывается, будто в ней газировка. Ему меньше всего хочется мучить мальчика. Наверное, он действительно не самый подходящий любовник для маленького Са. Зачем калечить психику (и не только) ребёнка?
Выходит из душа порядком успокоившись, хотя на отца так и не смотрит. Уязвленная гордость требует вообще игнорировать мужчину, который всякий раз только дразнится, а затем, как ни в чем не бывало, отсылает куда подальше.
Садится в кресло и, вооружившись расческой, прядь за прядью расчесывает волосы.
Фыркает, но ничего не говорит на то, что мелкий занял его любимое кресло. Выходит покурить на балкон. В чём-то он чувствует себя виноватым, но тут же находит объяснение каждому своему действию. Ну, негоже таким предметом в малыша тыкать. Загнётся ведь. Шульдих понимает, что при случае порвёт ему всё на свете. Так что и хочется, и колется. А здоровье сына куда важнее пары-тройки оргазмов.
Закончив с волосами, возвращает расческу на место. Глубоко медитативное занятие приводит к мысли, что обижаться на Шульдиха бесполезно. Выходит на балкон и решительно так выдает:
- Папа, почему ты остановился? Я сделал что-то не так?
- Засомневался, наверное. У тебя мыслительные процессы все - на лбу прочитать можно, - пожимает плечами и улыбается беззлобно. - А я умею так, как умею. В конечном итоге покалечил бы тебя - дальше что? И ты сам сказал, что ты не мой любовник... А значит нефиг мне к тебе лезть.
- Ну... - дракон смущенно качает головой, - едва ли меня можно назвать твоим любовником...
Самаэлю все же обидно за то, что отец остановился, хотя на самого Кирхена он не обижается. И никакие доводы не успокаивают.
- И вообще, лезу к тебе я, - фыркает. - Покалечил бы... А то я сам не представляю последствий. Но ведь хочу тебя, папа, - к концу тирады мальчик снова краснеет и запинается.
- Да если бы я себе хоть представлял, как себя с тобой вести... - качает головой, запускает бычок вниз, делает пару глотков коньяка. Вот теперь он - канонический Шульдих. Пьян до синевы и немного брит. Протягивает малому сигарету и сам закуривает. - Так я ж без понятия.
Вертит в руках сигарету и подкуривает. Крепко затягивается и понимает, что зря - горло намекает, что дракон мудак.
- Знаешь, я тоже не знаю как себя с тобой вести, - поводит плечами. - Не знаю, что тебе нравится, а что нет...
Садится на порог и смотрит на завитки дыма от сигареты.
- На тебя глянуть, так тебе вообще гадко, что я тебя трогаю. Типа ты это... того... чисто из принципа, - пожимает плечами. - Мол, ждал папика, вот он меня девственности и будет лишать, - качает головой. - Я ж тебя порву везде, где только можно и нельзя. И так - каждый раз. И носиться с тобой не стану. А ты весь такой охуенно гордый будешь обижаться...
- Не гадко, - мотает головой. - И не из принципа.
Са четко понимает, что отец просто не хочет себе еще одну головную боль из серии Элох-Рихард.
- Пап, мне нравится... - смотрит в глаза Шульдиху. - Да, местами больно и будет еще больнее, - затягивается и на выдохе, - но ты себе представить не можешь, как это ощущаю я...
- Не представляю. А понять ты мне не даёшь, - затягивается крепко и ещё раз прикладывается к бутылке. - Бля... это как расстреливать подростков. Даже совесть начинает мучить.
- Совесть... - качает головой. - Пап, мне до дрожи в коленях нравится чувствовать, что ты возбужден, вес твоего тела... - протягивает руку к бутылке. - Можно? Для храбрости...
- Нравится, говоришь? - перехватывает запястье мальчишки и притягивает к себе, заставляя притронуться к паху. Это почти горячо. Почти ощущается, как болезненно напряжена плоть Шульдиха. Отпускает руку Самаэля и протягивает ему коньяк. - Угощайся.
Делает пару глотков коньяка и возвращает бутылку. Молчит, пока приводит дыхание в порядок.
- Да, нравится, - поднимается со своего места и прижимается всем телом к отцу. - Нравится целоваться с тобой. Потому что... Да потому что от поцелуев фейерверки перед глазами, - сразу видно, что храбрости прибавилось. - И нет, я не пытаюсь найти во всем плюсы. Это то, что я чувствую. Пусть половину из всего кроме как матом или междометиями высказать не получится.
- Вот оно как... - еще глоток. А потом снова притягивает к себе и снова целует. Но и на этот раз в поцелуе нет и толики нежности. Всё тот же напор, та же сила, почти ожесточенность. И, кажется, что Са сейчас вполне может настигнуть участь несчастного короеда-зелёного.
Дракон жмурится, но жмурится от удовольствия. Кажется, вздумай Шульдих поступить с ним как с Шаэном - мало что изменилось бы. Са самозабвенно отвечает на поцелуй. И вместе с этим шарашит по связи своими ощущениями. Дрожью, восхищением этой невероятной силой, желанием ощутить ее больше и упоительным возбуждением.
Прижимает к первой попавшейся поверхности, скользит губами по шее, плечами, кусает до боли, но в то же время у него нет изначального желания причинять боль. Скорее всего, этот огромный хищник так выражает степень своего желания. Опускается на колени, сквозь футболку покусывает сосок мальчишки. Нет, не покусывает, скорее, терзает, так, будто хочет вырвать вместе ещё с частью кожи, глухо рычит, попутно раздевая дракончика.
Вскрикивает, но больше не от боли, скорее призывает не останавливаться. Всем телом подается к губам, рукам Кирхена. Кажется, что с каждым новым прикосновением кожа, не выдержав натиска, трескается и слазит целыми пластами. Однако до чего же приятно внимание и желание этого хищника!
Не удержавшись, сам ласкает мужчину. Не так жестко, но с долей ожесточенной жадности присущей детям.
Тихо стонет, не останавливается. Продолжает целовать, гладить, кусать, царапать, сжимать, но подхватывает на руки и уносит в комнату, роняет на кровать и всем весом наваливается на мальчишку, продолжая жадно ласкать, будто стремясь растерзать и съесть.
Еще больше вжимается в Шульдиха. Стонет в полный голос, молчать не получается - слишком яркие ощущения и переживания. Впивается губами в шею отца, целует, прикусывает. Не претендуя на инициативу, а проявляя свое уважение и интерес к намного более сильному и привлекательному.
Тихо и довольно рычит. Приподнимается на локте, свободной рукой расстёгивая свои джинсы. Шульдих понимает, что все, что происходит сейчас - форменное безумие. Но мальчишка нарвался сам. Так почему нет? Если оба хотят одного и того же. И пусть наутро Са не захочет даже видеть папашу. Пусть знает, что своих желаний надо бояться в первую очередь. То есть - была, не была. И как только Кирхен освобождает себя из узких джинсов - забрасывает ноги мальчишки себе на плечи и прижимается раскалённой и, кажется, железобетонной плотью к входу. Замирает на миг и смотрит Самаэлю в глаза.
Самаэль улыбается. И во взгляде у дракона нет ни намека на сомнения или страх. Во взгляде - жажда. Нетерпеливо подается бедрами и захлебывается стоном. Кусает губы, комкает в пальцах простынь.
- Ну же!.. - едва ли не рычит. - Пожалуйста... Я хочу...
Кирхен не торопится. Тянется за смазкой, понимает, что та проебалась ещё в незапамятные времена. Сплевывает в ладонь и проводит её между ягодиц, чтобы смазать хоть немного. А затем без особых церемоний проникает в мальчишку пальцем. Сначала одним, а потом с некоторым усилием, но уже куда осторожнее - проталкивает второй. В целом Шульдих понимает, что травмы неизбежны, но хоть как-то старается свести их к минимуму.
Сжимается, напоминая пружину, и, пересиливая себя, пытается хоть немного расслабиться, чтобы облегчить проникновение. Замирает, тяжело дыша, привыкая к качественно новому ощущению. Подается бедрами вперед, насаживаясь на пальцы Кирхена. Шумно выдыхает и самую малость морщится.
- Тшшш... Прости, малыш... - Шульдих прижимается горячими сухими губами к виску дракончика, жмурится, ощущая жар тела мальчишки и молит всех богов дать ему ещё хоть немного выдержки, чтобы не ворваться в тугого и податливого Самаэля прямо сейчас. Как только может осторожно (то есть по нашим меркам - совсем не осторожно) проталкивает пальцы глубже, чуть разводит, растягивая, подготавливая, а потом принимается медленно двигать ими внутри возвратно-поступательно. Всё быстрее и быстрее, забываясь, теряя контроль, шумно дыша с лёгким рыком.
- Д-да!.. - поди разбери - это он простил или одобрил.
Мальчик забывается в жаре рождаемом пальцами оберштурмбанфюрера, с силой насаживается, раз, за разом вскидывая бедра. По телу дракона гуляет крупная дрожь, неприятные ощущения напрочь стираются волнами возбуждения и удовольствия. Са мечется по постели, стонет. Протягивает руку и пальцами скользит по раскаленной плоти отца.
Шульдиху приходится вспоминать и пересчитывать сколько вражеских ублюдков он замочил на операции "Тёмное сердце" в сорок третьем, чтобы не кончить вот прямо сейчас. Потому, что прикосновения Са, жаркие, настойчивые, но неумелые, с некоторой долей наивности и целомудрия. И это возбуждает ещё больше. И вот тут Кирхен решает, что хватит уже в игры играть. Довольно резким движением выводит пальцы из Самаэля и толкается в более ли менее подготовленное тело. Не более, чем на пять сантиметров проникает в мальчишку, но этого хватает, чтобы причинить боль. Вот только сопротивление напряжённых мышц Шульдих в расчёт уже не берёт, и настойчиво продвигается глубже, тихо рыча и вгрызаясь поцелуем-укусом в шею мальчишки.
Больно - до одурения. До того, что мальчишка орет, срывая голос. Только вот создается впечатление, что кровь сворачивается раньше, чем вытекает из терзаемого нутра. Вместе с тем каждое движение внутри обжигает, пробирает до основания.
Са какое-то время тупо пялится в потолок, выгнувшись дугой, сжав простыни до жалобного их треска и побелевших костяшек. Выходит из ступора, когда чувствует губы Кирхена на своей коже. В круговерти боли с привкусом металла на губах - короткими вспышками удовольствие. Обнимает мужчину (как ему кажется, на деле цепляется за его спину), прижимается губами к основанию шеи, обжигая кожу сорванным дыханием.
А вот крик играет далеко не в пользу Са. Как будто срывает последние оплоты благоразумия обершутмбанфюрера. И тот принимается двигаться без остановки - резко, быстро, с приличной такой амплитудой, с каждым новым толчком вбиваясь всё глубже и глубже; сжимает до боли бёдра мальчишки, оставляя синяки, терзает жёсткими пересохшими губами шею и плечи мальчика. Дыхание - тяжёлое, с рыком на выдохе. Шульдих жмурится от удовольствия, и с некоторой опаской понимает, что остановиться уже не может - слишком приятно ему так - внутри маленького, горячего и невероятно тесного Самаэля.
Са чувствует себя бабочкой, которую насаживают на иглу, чтобы пополнить коллекцию. Только игла размерам с рельсу и двигается с настойчивостью бронепоезда. Мальчик хрипит от боли и через раз жадно хватает ртом воздух.
Когда боль достигает отметки "я больше не выдержу" дракон прекращает обращать на нее внимание. Все еще больно, но фоном, повыть можно и потом.
В этом форменном сумасшествии мальчишка начинает находить удовольствие. Совершенно неожиданно оказывается, что ощущать эти мощные, безжалостные толчки в себе - до беспамятства приятно. Полосует спину мужчины ногтями, подмахивает бедрами. Инстинкт самосохранения в Самаэле заткнулся до лучших времен. Дракончик откидывает голову, назад подставляясь под губы отца.
Опускает ноги мальчишки со своих плеч. Так получается не так больно и не настолько глубоко. А затем - прижимая к себе, переворачивается на спину, устраивая Са верхом на себе. Одной рукой он всё ещё придерживает его бёдра, не позволяя капитулировать, если вдруг такая мысль появится. В основном - двигается сам, не сбавляя ни темпа, ни амплитуды. А свободной рукой принимается в такт своим движениям внутри ласкать плоть дракончика.
- Ч-че-ерт!.. - невидящим взглядом смотрит на мужчину. - Па... - протяжный стон обрывается, когда воздух заканчивается в легких, а вдохнуть Са уже не может.
Упирается ладонями в грудь Шульдиха, ощущая, как колотится его сердце, с силой насаживается, поддерживая темп и амплитуду.
Кусает губы вкровь, сходя с ума от контраста боли и эйфорического удовольствия.
Шульдих уже не совсем сознавая себя, стонет-рычит в полную мощь своих лёгких и голосовых связок. Кажется, звук этот вполне осязаемый, разливается по телу Самаэля и ощущается ничем не хуже, чем руки отца и беспощадные толчки внутри, вибрируя в каждой клетке. Воздух предательски вытесняется собственным запахом и запахом сына. Его тела, его крови. Хочется делать что-то невероятное. Хочется брать мальчишку всюду и по-всякому. И Кирхен, в какой-то момент жалеет, что не может разделиться на нескольких себя, чтобы получить максимум, лаская Самаэля всеми возможными способами.
От голоса отца дракончика трясет, как эпилептика, руки подгибаются, а по телу волнами прокатывается самая сладкая дрожь. Са на пределе, он уже не может сопротивляться набирающему обороты оргазму.
Сжимает в себе плоть мужчины до того, что чувствует рельеф вен на стволе. Глоток воздуха превращается в болезненно-чувственный стон-крик. Заливает раскаленным своим семенем руку отца, вжимается в него всем телом и все еще пытается найти силы двигаться, не прекращать все это.
- М-мать...тв-вой-йу...- Шульдих вскидывает бёдра вверх, выгибаясь дугой, будто бы стараясь насквозь пронзить мальчишку. По телу гуляет дрожь - крупная, сладкая. Шульдих не то кричит, не то стонет, жмурясь едва ли не до слёз. Семя толчками заливает мальчишку изнутри, но не находя для себя места - практически тут же стекает по внутренним сторонам бёдер, обжигая и щекоча кожу. Кирхен делает несколько вдохов, прежде чем дыхание становится совершенно нормальным - ритмичным и не слишком глубоким. Будто ничего не было, так, почитали сказку на ночь. Прижимает мальчика у груди, гладит по волосам. А затем снова перекатывается, подминая под себя, и снова начинает двигаться. С какой-то совершенно немыслимой скоростью, подбирая угол так, что каждое новое движение заставляет плоть мужчины упереться в бугорок простаты Самаэля и с некоторым нажимом проскользнуть глубже.
Самаэлю до таких вершин самообладания далеко. Он беззвучно шевелит губами, принимая в себя мужчину, встречая каждый толчок сокращением мышц. Судорожно пытается вдохнуть, что с каждым разом все сложнее. Мальчик превращается в пульсирующую оргазмом точку, которая с упорством тянется к Кирхену.
Если до этого было больно до "я больше не выдержу", то теперь было так же хорошо. И все же внутренняя драконья выдержка не позволяет скатиться в беспамятство.
Кончает снова и снова, кажется, выжимая себя до суха.
Совсем скоро Шульдих кончает ещё раз, и так и замирает, вжавшись в мальчишку, прижимая всем своим весом к постели. Дыхание снова выравнивается почти тут же. Мужчина даже не шевелится. Вообще складывается впечатление, что он взял и отрубился, уткнувшись в плечо Самаэля. Но буквально через полминуты Кирхен подаёт признак жизни, медленно освобождая тело дракончика от себя. Целует в плечо и падает рядом, блаженно улыбаясь и глядя куда-то сквозь потолок. Конечно, он мог бы еще и ещё. По крайней мере, от ещё одного оргазма не отказался бы. Но нельзя же так измываться над мальчиком? Не глядя, гладит сына по бедру. И прикосновения эти получаются почти нежными.
Мелко вздрагивает от прикосновения, накрывает руку отца своей. Приоткрывает глаза и, едва заметно, блаженно улыбается. Са все еще чувствует мужчину в себе, прерывисто дышит и тихо постанывает.
Поворачивает голову, упираясь лбом в плечо отца. Да так и замирает не то отрубившись, не то не найдя сил на что-то еще.
Приобнимает мальчишку и закрывает глаза. Он так и не решается сказать то, что вертится на кончике языка. Только глубоко вдыхает, а затем выдыхает медленно и, кажется, засыпает.