Прогулка

Сергей Донских
В свое время я пытался встречаться с довольно интересной женщиной. Ее звали Лена и она была на два года старше меня — на тот момент ей было 24. Я познакомился с ней на свадьбе моего хорошего друга, я как раз расстался с Наташей, тяжелая тоска и сомнения по поводу правильности этого поступка, преследовавшие меня поначалу, несколько притупились. С момента расставания я успел устроиться на работу в Банк и за короткий промежуток времени смог осознать, что нахожусь на своем месте и потому много и с удовольствием работал. В моей жизни присутствовал тот особый драйв, который возникает, как мне кажется, в подобных ситуациях по совокупности факторов, сейчас, однако, я понимаю, что драйв тот был во многом иллюзорен, нервозен, с оттенком истерики. У меня появились деньги, хотя сказать так было бы, пожалуй, справедливо лишь по отношению к моему материальному положению в предшествующий период времени — на самом деле зарабатывал я тогда довольно скромно. Предполагаю, что мне казалось, что у меня появилось будущее. Хочется добавить: «У меня появились планы», но нет — планов у меня точно не было.

Так или иначе, с Леной у нас ничего не получилось. Я был нервный, неуравновешенный и дерганный. Я был обидчивый. Я порол всякую чушь. Я много пил. Она была женственной, довольно умной, спокойной, пусть и не без своих прибамбасов. Она была выше меня классом. Она была женщиной, а я был мальчишкой, хотя тогда я этого не понимал. Удивительно, что я вообще привлек ее внимание — наверное, со мной было интересно и смешно.

В один чудесный день, был, насколько я помню, четверг, мы с моим хорошим приятелем пили коньяк в одном из множества чудесных тихих двориков в центре Киева. Вечер проходил в стиле «ретро»: мы покупали коньяк в магазине на пересечении Пушкинской и Прорезной, где еще стоял дух Советского Союза, там были очень высокие потолки с лепкой и классические недружелюбные продавщицы с глазами, подведенными кричащей тушью. По какому-то наитию мы взяли коньяк, дизайн бутылки которого был исполнен в пост-советском стиле. Да и само место, в котором мы сидели, тоже вызывало ностальгию по времени, которое ни я, ни мой товарищ толком не застали. Мне нужно было кому-то позвонить, я уже не помню, кому, да это и не важно. Я совершенно случайно набрал Ленин номер и мы поболтали. Выяснилось, что она со своими тетками была в Трускавце.

- Смотаться что ли к ней на выходные... - заметил я своему товарищу после того, как положил трубку.

Не знаю, зачем я это сказал — ехать в Трускавец мне совсем не хотелось.

- А что, смотайся, женщины любят такие жесты.

Я какое-то время подумал над этой фразой и решил, что думать тут как раз не нужно, а нужно поддаться импульсу, что я и сделал.

В пятницу после работы я заехал домой, собрал вещи, объявил что я еду на выходные в Трускавец к девушке и под несколько удивленные взгляды родителей отчалил. Я не смог купить билеты на поезд до Трускавца, а проводники хотели каких-то неоправданно больших денег. Женщина в кассе подсказала мне взять билеты до Львова, а оттуда добираться на маршрутке. Я подумал, что ж, Львов сам по себе довольно неплохая идея. У меня было несколько знакомых девушек — горячих поклонниц Львова и я рассчитывал расспросить их об интересных местах. Время до поезда я коротал попивая «Ром-колу» на парковке супермаркета неподалеку от вокзала и наблюдая за небольшой группой поклонников R'n'B, R'n'B как Rich-and-Beautiful, а не как Rhythm-and-Blues. Я размышлял о том, что они, скорее всего, абсолютно не представляют, как произошел столь любимый ими музыкальный стиль и какое отношение он имеет к истокам рок'энд'ролла и черному соулу 70-х годов (никакого, за исключением аббревиатуры).

Во Львов я приехал ранним утром и был уже пьян. Официант в вагоне-ресторане говорил по-украински, выговор у него был западный, я говорил по-русски, он долго нес мне водку, два по пятьдесят, я сидел, трясся и потягивался. Стоя в тамбуре с телефоном в руках и собираясь набрать Лену я поддался панике и какое-то время собирался с духом. В конце-концов я позвонил и осчастливил ее своим приездом:

- Представляешь, я совершенно случайно оказался во Львове...
- Ух ты, от Трускавца час на маршрутке, встретимся возле главного входа на вокзал.

So far so good. Я почистил зубы в туалете вокзала, остаток времени до приезда Лены я коротал за кофе с девчонкой, с которой успел познакомиться в поезде — она ждала своего парня. Звали ее Таня, мы даже обменялись телефонами.

Мы с Леной гуляли по городу и какое-то время нам было действительно весело. Было солнечно, мы заходили в роскошные львовские дворики, которые обычно не видны со стороны улицы и это тем более замечательно, когда проходишь через подъезд и попадаешь в странный мир старины, хаотичной застройки и сохнущего белья. Я играл с детьми. Лена фотографировала меня на телефон. Мы заходили в заведения. Платила она, я — редко. Я нервничал по этому поводу, но старался давить это в себе. Мы катались на трамвае. Я все больше пьянел и вел себя все неадекватнее. Мы зашли в галерею, несколько работ мне действительно понравились. В то время один мой приятель строил иллюзии насчет продвижения искусства, я строил иллюзии вместе с ним. Я рассказал, что я работаю в Банке (правда), что я знаком с Председателем Правления (правда) и что мы строим офис (правда), который бы могли украсить картинами этого художника (а вот это уже алкоголь и претензии). Я оставил свой номер телефона и попросил художника перезвонить. Лене понравилось кольцо ручной работы, я не купил его.

Я на книжном рынке я закатил сцену: темой были деньги. Лена была обеспеченной, у меня было не все в порядке с головой — пьяным я часто склонен был драматизировать происходящее. Дальше, думаю, можно не продолжать. Каким-то образом мы помирились, этого, впрочем, хватило не на долго.

Лене нужно было возвращаться, я же хотел провести ночь с ней. Она объясняла, что это не возможно, так как она живет не одна и предлагала мне переночевать во Львове, а на следующий день вместе вернуться в Киев. Я не хотел слушать. Я не хотел понимать. Я хотел только своего, как ребенок хочет игрушку. Я закатил ужасную, отвратительную истерику. Происходящее не имело абсолютно ничего общего со здравым смыслом. Когда Лена, разозленная моим идиотским поведением (и вполне справедливо, хочу заметить), села в маршрутку до Трускавца, я выждал немного, пока маршрутка не заполнится и не будет готова к отправлению, вошел внутрь, достал свой паспорт и кошелек и положил их Лене на колени.

- Я доберусь в Киев без документов и без денег!

Вот такой вот дурацкий жест. Я вышел и пошел прочь от маршрутки. Я до сих пор до конца не понимаю, зачем я это сделал. Алкоголь. Иррациональное поведение.

Я присел на ступеньки и закурил. Бравада очень быстро прошла и осознание только что произошедшего начало медленно подступать ко мне. Man, you are fucked. Не могу сказать, что я ощутил ужас, но мне было определенно страшно. Молодец, старик, ты добился своего, что теперь? Ты сидишь на ступеньках в абсолютно чужом городе, у тебя нет денег, у тебя нет документов, у тебя нет знакомых во Львове и в довершение ты пьян как свинья. Только тогда я начал понимать, насколько пьян я был. Знакомые... Я вспомнил о девочке, с которой познакомился в поезде, достал телефон и позвонил. Пришлось долго описывать ситуацию чтобы просьба занять денег не выглядела совсем уж комичной. Видимо я был чрезмерно настойчив так как в какой-то момент она передала трубку своему парню (я почему-то сразу вспомнил, что он офицер — она рассказывала об этом утром за кофе, ну и хрен с ним), от него я получил окончательный отказ и отключился. Я не могу их винить, напротив — они были очень вежливы и даже в той не совсем простой ситуации с ними было приятно общаться, нужно отдать им должное. Жаль, что я потерял номер той девчонки — неплохо бы было позвонить и извиниться.

Я сидел какое-то время, курил и размышлял. Опьянение мешало мне напугаться очень уж сильно, кроме того я утешал себя мыслью, что в свое время я уже бывал в подобной ситуации, вот только добираться мне нужно было из Берлина в Дрезден. Рассудив, что утро вечера мудренее, я расположился на скамейке в сквере неподалеку от вокзала и через какое-то время уснул.

Разбудил меня довольно добродушный милиционер, который предупредил, что меня могут ограбить во сне местные цыгане и посоветовал переместиться в другое место. Проспал я наверное часа два и к опьянению добавилась определенная дезориентация, словно медведь-шатун я начал неприкаянно бродить вокруг и очутился в конечном итоге на вокзале.

В моей жизни случалось несколько довольно странных совпадений, вот и сейчас по какой-то фатальной прихоти судьбы на посадку подали поезд Львов-Киев. От нечего делать я отправился бродить вдоль состава. Помня, как вели себя проводники при просьбах взять до Трускавца, я не стал даже пытаться общаться с ними, сейчас мне думается, что зря — мне следовало попытаться давить на жалость и, возможно, меня бы подобрали. Я дошел до конца состава и пересек железнодорожное полотно, теперь я находился на платформе со стороны, противоположной той, с которой производили посадку. Тут было тихо и пустынно, ни души. Я тупо брел вдоль состава, смотрел на освещенные окна, на пассажиров, проходивших вдоль окон внутри вагона. Я смотрел на сцепки между вагонами. Сцепки... Вдруг шальная, безумная мысль посетила меня. Я остановился и осмотрел сцепку — она выглядела солидно, имелись скобы и выступы, за которые можно было удобно ухватиться. Я достал из рюкзака свитер и одел его, затем я одел рюкзак и крепко затянул лямки. Я огляделся — было все так же пустынно. Я вспомнил, что читал как-то, что напряжение от силовых кабелей, идущих над поездом, таково, что поле «пробивает» на расстоянии. Я не помнил, что это за расстояние — придется быть осторожным. Я подпрыгнул, ухватился, подтянулся. В следующий момент я оказался на сцепке, там было довольно просторно, большие резиновые валики позволяли удобно и мягко сидеть, прямо передо мною имелась крепкая скоба, за которую можно было  держаться руками. Мелькнула мысль: за дугой, образованной изогнутой крышей вагона я смогу укрыться от набегающего потока воздуха. Мелькнула мысль: я продену руку за скобу и схвачусь за лямку рюкзака, так я смогу удержаться. Держаться, скорее всего, придется очень крепко. Придется не спать. Было страшно. И в то же время меня одолевал какой-то азарт. Я устроился поудобнее и стал ждать, я старался не выделяться. Какие-то люди с той, более оживленной и освещенной, стороны обратили на меня внимание и заулыбались. Кто-то сказал: «Слезай, тебя заметили.». Заметили они: я так понял, проводники или милиция. Я остался — было бы обидно отказаться от затеи на этом этапе. Обидно и благоразумно. Через несколько минут поезд медленно тронулся. Поезд набрал скорость. Я вцепился в скобу и как можно ниже припал к сцепке, по сторонам я особо не смотрел. В какой-то момент подо мною возникло движение и сквозь щели в сцепке проник свет, я услышал голоса и понял, что кататься мне осталось не долго.

Поезд шел уже довольно быстро. Набравшись духу, я покрепче взялся за скобу и приподнялся — моя голова оказалась теперь над крышей вагона впереди. Это было захватывающе. Это было восхитительно. Я видел поезд во всю его длину прямо перед собой, он поворачивался и изгибался согласно поворотам и изгибам рельс впереди. Мы ехали по сельской местности, небо было чистое и лунный свет заливал луга вокруг. Я как будь-то летел над этим пейзажем. Ветер хлестал мне в лицо. Впереди показалась река и через пару минут мы, я, влетели на мост. Это было великолепно. Я испытывал восторг, подобного которому больше не было в моей жизни. В тот момент я ни капли не жалел, что ввязался во всю эту историю.

К сожалению, все в этом мире заканчивается и моя поездка не стала исключением, жаль только, пожалуй, что произошло это слишком быстро, но иначе и быть не могло - «Слезай, тебя заметили» - я помнил об этом всю дорогу. Поезд начал сбавлять ход и вскоре остановился на маленькой станции в поселке, название которого я не запомнил. Я сидел на сцепке и с каким-то даже интересом ждал, что будет дальше, по какой-то причине идея бежать не пришла мне в голову и, видимо, к лучшему. С двух сторон поезда, с его головы, приближались небольшие группы людей с фонариками. Я решил упростить им задачу и начал слезать, но не успел завершить свой маневр так как меня довольно грубо сдернули вниз. Я узнал, насколько ловко и быстро можно сковать человеку руки за спиной наручниками. Я узнал, насколько беспомощным чувствуешь себя, когда тебя волокут, держа под локти. Я очутился в каморке милиции, иначе я ее назвать не могу — там даже не было клетки. Суета поутихла и мы начали разговаривать.

Поначалу все было хорошо. Я вел себя спокойно и говорил с ментами по-украински. Я пожаловался, что деньги и документы украли во Львове. Они рассказали мне, что за то, что я сделал, можно привлечь к ответственности за саботаж. Я не очень понял, как это. Они рассказали, что если бы поезд набрал полную скорость, я бы, скорее всего, не удержался и вылетел. Что ж, все, что ни делается — все к лучшему. Так мы и продолжали какое-то время. Мне перестегнули наручники наперед. Мне предложили сигарету. Я курил и думал о том, что в понедельник мне на работу, а менты тем временем обрабатывали каких-то хулиганов, которых сняли с поезда после меня — их в итоге отпустили. Ситуация затягивалась и я, как мне казалось, излишне долго находился в этом месте. Как это часто бывало, алкоголь во мне зашевелился и разбудил наглость и спесь — я начал вести себя неправильно. Я повальяжнее расселся на скамейке, я перешел на русский, я упомянул отца и его приятелей-полковников милиции, другими словами — делал все прямо противоположное тому, что требовалось для скорейшего разрешения этого небольшого недоразумения. Мы все больше и больше не понимали друг-друга. Один из ментов продемонстрировал удар в прыжке с разворота — его нога прошла недалеко от моего лица. Я понял, что стоит ему слегка изменить позицию и он совершенно не напрягаясь сломает мне нос. Почему-то я не испугался, хотя обычно перспектива физического насилия вызывает у меня неприятное ощущение чуть пониже спины. Я отупело посмотрел на мента, я сказал «Неплохо» - видимо сказывался алкоголь.

Не вдаваясь в детали скажу, что в итоге я обменял мобильный телефон на свободу. Дела в поселке, насколько я понял, шли не очень хорошо - менты даже настояли на обмене моей пачки Lucky Strike на пачку Three Kings. Меня снабдили довольно подробной инструкцией о том, как мне добраться до Киева на электричках и пространной рекомендацией при встрече с контроллером упоминать, что меня посадила в поезд милиция. Звучало это не очень убедительно, но альтернативы у меня не было. Напоследок мне как-то даже сочувственно пожелали удачи.

Я вышел на платформу, вокруг было безлюдно и тихо — в целом довольно приятная осенняя ночь. Платформа в свете редких фонарей выглядела чуть загадочно. Я перешел через пути, закурил Three Kings и стал ждать поезда. Напряжение спало, занять себя было практически нечем и осознание моего положения начало постепенно подступать к груди в форме страха и паники. Я был все еще пьян, но уже начал ощущать тяжесть наваливающегося на меня похмелья. Я не помнил, ел ли я что-то кроме спиртного со дня моего отъезда из Киева. Я ужасно хотел пить. Но все это было не самое страшное. И вот почему: всю свою предшествующую этому дню недолгую сознательную жизнь я был очень самостоятелен и в известной степени горд. Я абсолютно не привык просить и зависеть от воли других людей. И вот мне предстояло просить и зависеть от воли других людей в течении моего довольно-таки неопределенного ближайшего будущего. Это нагоняло тоску. Это вызывало отвращение.
 
Подошла электричка, я устроился на скамейке и задремал. Через какое-то время меня разбудила женщина-контроллер. Ну вот и началось, подумал я — эта тетка может тут же высадить меня и я останусь посреди ночи на каком-то богом забытом полустанке ждать другую электричку. Я рассказал историю про Львов. Я рассказал историю про милицию. Она какое-то время посмотрела на меня и пошла дальше по проходу. Я снова задремал.

Я проснулся за несколько станций до населенного пункта где мне, согласно инструкции, предстояло сделать пересадку — я ехал и смотрел в окно, прежде чем я вышел, мимо в противоположном направлении прошли две электрички. Эта новая станция была побольше и тут имелось строение с залом ожидания — внутри сидели сонные люди и было как-то уныло, так что я ждал на улице. Светало. Накрапывал мелкий дождик. На душе у меня было паршиво. Я повторял про себя фразу: старик, вот почему ты постоянно в дерьме? Родители будут беспокоиться — следует как-то дать им знать, что все в порядке. Мне вспомнилось, как Долохов переживал из-за своей мамы после ранения на дуэли и я слегка, совсем чуть-чуть, улыбнулся. Вскоре подошла электричка.

Я ехал и смотрел в окно — уже совсем рассвело и было не так скучно наблюдать реальность, мимо которой мы проезжали. В голове у меня вертелась фраза «Feels like going home» - так назывался фильм о блюзменах, афишу которого я видел в Дрездене. Сам фильм я посмотрю гораздо позже, сейчас же мне вспомнилось, как увидев афишу, увидев старого печального негра в стоптанных туфлях, сидящего на табуретке с гитарой и смотрящего в камеру, я сразу представил себе это состояние — когда ты, уставший и разбитый, быть может даже натворивший дел, направляешься домой. Я поразился, насколько та гамма ощущений, которые я сейчас испытывал, подходила под образ, вызванный плакатом, соответствовала ему, и насколько приятна и поэтична сама эта фраза: «It feels like going home.» Подошла контроллер, опять женщина, я рассказал про Львов и милицию, на этот раз увереннее. О блюзе я рассказывать не стал, вряд ли бы она поняла.

Следующая станция была, насколько я понял, узловой — тут было большое здание вокзала с турникетами и табло, в окошке информации я узнал, что электричка, на которую мне предстояло пересесть, будет примерно через 12 часов. Подавляя подступающие волнами приступы паники, я прошел в туалет и попил отвратительно пахнущей воды из под крана. На платформе я поговорил с интеллигентного вида молодым человеком — он разрешил мне воспользоваться мобильным. Я вставил свою SIM-карту и позвонил родителям. Стараясь чтобы мой голос звучал по возможности  непринужденно, я позвонил отцу и заверил его, что все в порядке и что в данный момент я нахожусь в пути. Так оно, в принципе, и было.

Что ж, 12 часов меня не устраивали, требовался какой-то другой вариант. Я узнал, что в городе есть автостанция и что добраться туда можно на маршрутке. Денег у меня не было и я рассказал свою историю небольшой группе женщин на автобусной остановке. Поразительно, но на этот раз я практически верил, что все было именно так. Я верил, что меня ограбили во Львове, я верил, что злоумышленники отобрали у меня кошелек и документы. Говорил я правдоподобно и выглядел жалко. Мне посочувствовали и кто-то оплатил мой проезд в маршрутке. Город был вполне ничего — тихий, пыльный и солнечный. Я не заметил ни одного здания выше трех этажей за все то время, пока смотрел в окно. Я даже подумал, что неплохо бы приехать сюда как-то на недельку — снять квартирку и сидеть там, потихоньку выпивая и читая книги. Автостанция была под стать городу — тихая, пыльная и солнечная. В зале ожидания продавали «Жигулевское» пиво и разные воды: «Тархун», «Дющес», «Лимонад». Мне очень хотелось «Жигулевского». Около автостанции был сад и я поел яблок. Оказалось, что я нахожусь в двух переездах от Киева. Я договорился с водителем автобуса и он взял меня — ехать пришлось стоя.

Ехали мы довольно долго и в конечном итоге оказались в большом, по меркам моего путешествия, городе, назывался он Новоград-Волынский и, как я вспомнил позже, отсюда родом была Лариса Петровна Косач-Квитка, более известная как Леся Украинка. Автостанция была шумной и суетливой. Туалет был платный и крашенная в рыжее расплывшаяся стерва на входе не пустила меня внутрь. Вообще я заметил, что чем ближе к Киеву, тем сволочнее становились люди.

Автобусы до Киева, как я выяснил, ходили тут регулярно и были большими, так что я даже приободрился. С другой стороны, около остановки, от которой отходили автобусы, постоянно в большом количестве толпились люди и создавали абсолютно неуместный ажиотаж, привлекали ненужное внимание. Водителя тут было поймать на порядок сложнее, чем на предыдущем автовокзале так как просителей было много и у них, в отличии от меня, были деньги. И зачем им только ехать в Киев? Только мне удалось завладеть вниманием водителя и начать рассказывать ему свою историю, как из здания вокзала с криками вылетела дородная бабища, я так понимаю кто-то из начальства, разогнала разношерстную группу потенциальных пассажиров, прикрикнула на водителя и удалилась. Водитель быстро закрыл дверь, завел автобус и отбыл. Не могу сказать, что меня сильно опечалил такой исход — я присел неподалеку от остановки и стал ждать. Было жарко. Ужасно хотелось пить. Ужасно хотелось курить — Three Kings давно закончились. Подташнивало. Хотелось домой.

Время тянулось. Подошел другой автобус. Я опасливо косился на двери, из которых в прошлый раз появилась госпожа-начальница, но пассажиры на этот раз вели себя спокойнее и все было тихо. Теперь, однако, я не понимал, с кем договариваться. Мужчин было трое: один явно был водителем, второй собирал деньги, третий — не совсем понятно — но чувствовалось, что он тоже «в деле». В конце-концов я решил подойти к нему. Это был тщедушный невысокий мужичонка, с серым загрубевшим лицом — такие обычно раздражают меня в метро в Киеве, но в этот раз я не испытывал никакой антипатии. Я подошел к нему, я извинился. Я начал рассказывать:

- Понимаете, у меня украли кошелек и документы...

Он как-то странно, спокойно посмотрел на меня:

- Парень, прыгай в автобус, там разберемся.

Он развернулся и пошел грузить в багажное отделение какие-то сумки. Я оторопел от философичности этой фразы, выражавшей, по большому счету, целый подход к жизни. Я решил обязательно подумать над ней позже, а пока — быстро запрыгнул в автобус. Я прошел в конец и устроился на ступеньках у закрытой задней двери. От обзора со стороны водителя меня очень удобно закрывало кресло — вот и отлично. Я притих и стал ждать, что будет дальше. Кажется, я даже закрыл глаза и зажмурился. Автобус постепенно заполнялся. Кто-то заглянул в салон, прокричал что-то водителю и громко захлопнул дверь. Водитель завел автобус. Мы медленно тронулись. Каким-то особым чувством я ощутил, что кто-то идет по салону и проверяет билеты. Мне кажется, стоит поездить  в пропыленных, пахнущих бензином рейсовых автобусах, во всех этих «Икарусах» и «ЛАЗах» между Киевом и Сквирой, Белой Церковью и Ружином, Одессой и Херсоном — и это чувство развивается. Подозреваю, что немало жителей бывшего СССР обладает этим чувством.

Вскоре рядом появился толстый здоровый мужик с деньгами в руке и выразительно посмотрел на меня. Подозреваю, ему уже тогда все стало понятно, но я, тем не менее, рассказал ему свою историю — на этот раз мне было совсем легко, так как я был абсолютно уверен, что во Львове все произошло именно так, как я рассказывал, что не было никакого поезда, милиции и прочих неудобных подробностей. Сидящие рядом пассажиры потихоньку слушали и поглядывали на нас. Мужик ничего не сказал — вздохнул, развернулся и ушел. Для меня нашлось свободное место. Кто-то из пассажиров дал мне маленькую бутылку воды.  Отлегло. Я успокоился. Часа через три я буду в Киеве. Я прислушался к себе. Оглядываясь назад, вспоминая тот момент, когда я решился залезть на сцепку во Львове, я думаю, что с учетом обстоятельств, вел и чувствовал я себя сносно. В течении всего путешествия я изредка я вспоминал о Лене. Я думал о том, что скажу ей, когда мы встретимся. В конце-концов я ведь сделал то, что обещал и я сомневаюсь, что кто-то из парней ее круга когда-либо был настолько глуп чтобы сделать нечто подобное. Паника практически отступила и я лишь немного беспокоился, как примут меня родители. Я достал из рюкзака «Преступление и наказание» и читал всю дорогу до Киева.

Я въехал в Киев со стороны Житомира как раз на изломе дня — темнота только-только начала намечаться в воздухе. Мне предстояло пройти определенное расстояние от автостанции, на которую я приехал, до своего дома — быть может километра два, или три. После утомительного пути из Львова на перекладных, после ужасной похмельной тревожности в течении всего дня Киев сжался в моем сознании до масштабов, когда казалось, что пересечь его из конца в конец пешком — просто пустяк. Я наслаждался прогулкой — впервые за долгое время я не от кого не зависел и мог просто идти. Так я и сделал — я просто шел. Мне кажется, что за время этой поездки, какой бы короткой она не была, я изменился, загрубел. Навстречу мне попался курящий человек и я решил спросить у него сигарету. Я хотел сказать «Извините, не угостите ли Вы меня сигаретой?», но вместо этого сказал «Извини, сигареты не будет?». Я принял сигарету из его рук, я не испытывал стыда из-за того, что просил, я даже не задумался об этом. Я хотел сказать «Спасибо», но вместо этого сказал «Благодарю». Такой, как мне казалось, был порядок. Я шел, покуривая, под деревьями вдоль проспекта Победы и размышлял о том, что мне сказать дома. Иногда мне кажется, что я больше никогда не был настолько умиротворен и спокоен: я наслаждался расстоянием, я полной грудью вдыхал осенний киевский воздух, я замечал изменение цветов неба по мере того, как темнело. Единственное, что меня расстраивало, так это то, что у меня не было денег чтобы купить себе пива.