Я невольно остановилась у кабинета с табличкой: «Главный акушер-гениколог Доктор высшей категории Ковалёв Владимир Алексеевич. Заведующий отделения «Гинекология».
Из за дверей доносился очень горячий спор. И было слышно всё, о чём так бурно спорили:
- Пётр Савельевич, завтра у пациентки Уфимцевой плановая операция-«пластика» по диагнозу «опущение матки III-й степени». Все анализы почти в норме, только мне не нравится кровь. Повышенный билирубин на 1,5 единицы и пониженный гемоглобин, хотя и не критический-102 единицы. Сердце в порядке, сопутствующих заболеваний на данный момент нет. Нужна качественная анестезия.
- Какая, например? Пэпидуральная, спинальная, маска?
- Думаю, можно обойтись спинальной.
- Владимир Алексеевич, я бы не делал ей такую операцию с таким гемоглобином, в принципе.
-Это плановая операция и мы все, наша бригада операционистов готовы к ней. Это ведь не критический гемоглобин. У женщин это в порядке вещей, тем более это врождённый дефект, анемия I-й степени.
- Владимир Алексеевич, какая у неё группа крови?
- Третья - положительная. Это универсальная кровь. Если что, донорская кровь у нас имеется.
- Так, протромбин в норме, сахар в норме. И все же я против операции.
- Пётр Савельевич, не тяни резину. Операция завтра.
- Владимир Алексеевич, а что если откроется кровотечение, так сказать, не санкционированное. Что тогда? Меня подвесят за одно место, а я ещё жить хочу. Если бы её привезли в критическом состоянии, то тогда и разговора не было. А плановая?! Угрозы жизни нет. Гемоглобин подтянет, тогда, пожалуйста.
- Хорошо, сейчас подойди в седьмую палату. Всё это скажешь ей, Лады?
- Лады.
Я встрепенулась и пулей влетела в седьмую палату.
Дверь распахнулась, и на пороге появился огромный, мешковатый человечище.
- Алёна Геннадьевна, вы?
- Да, сказала я.
- Алена Геннадьевна, давайте с вами поговорим.
Он сел на высокую кровать. Я напротив него – на другую.
- Что с вашим гемоглобином? Как долго это тянется?
- Это с рождения, я с ним живу вот уже 45 лет.
- Для операции нужно, чтобы он был не ниже 110. Сейчас есть много железосодержащих препаратов и гемоглобин нужно поднять хотя бы для операции. Терапевт вам назначит лечение. А пока, уважаемая, я вынужден отказать вам в анестезии. Операцию придётся перенести.
- Это и хорошо,- радостно заявила я. – Дело в том, что я про себя попросила Высшие Силы помочь мне в этом. Если что-то не заладится, то значит надо отложить оперцию до лучших времён. А если все сойдется- то значит надо делать. А ещё завтра третье сентября – это не подходящий день для операции.
- Вот как? Значит, вы не расстроились, и я могу себя не корить.
- Нисколечко, доктор! И спасибо вам за все. Честно признаться, я страшно боюсь операции.
- Но вы, же понимаете, это неизбежно с вашим диагнозом.
- Да, конечно, понимаю, но добровольно, наверное, уже не приду.
Он улыбнулся застенчивой, доброй улыбкой, похлопал меня по ладони.
- Ну ладно, на этом и порешили. Всего вам доброго. Пойду, обрадую главного.
- Да, всего и вам хорошего.
Он вышел. А я осталась одна в послеоперационной палате номер семь.
***
А как всё начиналось бодренько.
Ещё в мае я приехала на консультацию к Владимиру Алексеевичу. Помню этот допрос с пристрастием:
- Боже, на каком фронте вы так убились? Трудовом или детородном?- Спросил он меня.
- Деточка, у вас опущение третьей степени. Скоро её можно будет подшивать в другую сторону.
- Скорее, на трудовом, - ответила я.
- Что у вас за работа?
- Вынос раненых с поля боя,- пошутила я.
– Это как?
- Нет, нет, я пошутила. Я медицинская сестра по массажу. Работаю в детском саду и подрабатываю в амбулатории.
- А дети? Сколько было беременностей?
- Детей двое, один выкидыш, два аборта.
- Что можно сделать в нашем случае. Можно сделать пластику влагалищного дна. Если с маточкой всё нормально, то пусть себе и остается. Операция не полостная. Назначаем?
- Да, доктор,- ответила я и удивилась своей решительности.
- Ладненько, записываю на 27 июня. Как вам это число?
- Число не плохое.
- Значит так. Всё что назначу, нужно сделать за десять дней до операции. Сдать все анализы,
пройти ЛОРа, стоматолога, терапевта, сделать кардиограмму, купить препарат фраксипарин, катетер - Фолея, нить «нулёвочку»- две штуки, эластичные бинты. И за два дня - это 25 числа приехать сюда. Если что-то не состыкуется, то позвонить мне обязательно.
- Да, все поняла.
А уже 25 июня я позвонила доктору и сообщила об отмене операции в связи с отъездом
В Литву. У меня были грандиозные планы, а эта операция мешала всему и ограничивала во всем.
Так в первый раз я отменила её сама.
Когда все мои планы осуществились, и я вернулась в родные «пенаты», то вспомнила о забытой «пластике».
С тётушкой Луизой мы подгадали, на какое число лучше назначить операцию. Это было «31» августа. Луна находилась в знаке «тельца» и по лунному календарю было самым благоприятным.
Я тут же позвонила Ковалёву. 31 августа в клинике не операционный день. О-па-па. Я затревожилась. Тогда какое? Он назначает 1 сентября.
Я приехала в клинику 31 августа.
И тут всё пошло наперекосяк. Все анализы просрочены на четыре дня. Специалистов я забыла пройти вовсе. Направления нет, кардиограммы нет...
Заведующий отделения, главный гинеколог- акушер, врач высшей категории Ковалёв Владимир Алексеевич бегает по длинному коридору своего отделения, громит и мечет. Зычный картавый глас раздаётся по всему отделению:
- Где эта Уфимцева? Кто посмел её принять на отделение без бумаг!
Все мед. сестры, начиная с постовой вжались в стенки. Они пытались как-то защищаться от этого бурного темперамента и меня защищать, но это было бесполезно. Тогда досталось, наверное, всему мед. персоналу и не только ему. Рабочие, ковырявшие его замок, получили тоже нагоняй.
***
- Что это за ручка дверная?- Возмущался он. – Она не открывает дверь. Можно же сделать что-нибудь или мне прикажете работать в коридоре!- Шумел Ковалёв.
А я сидела в своей седьмой палате и слушала его возмущённые тирады. Мне все было слышно. Ведь моя палата находилась напротив его кабинета и ординаторской. Я подумала тогда: «вот сейчас он забежит в палату и весь гнев обрушит на меня». Глубоко вздохнув «была-не была» я вышла в коридор, где доктор с криками: «Где эта Уфимцева?» бегал по соседним палатам.
- Уфимцева, это я, - тихо сказала я.
- Пройдёмте в палату!- Прорычал он.
Я села на край кровати и приготовилась к битью.
- Сколько времени прошло со дня сдачи анализов?
- Две недели,- ответила я.
- Вот – 14 дней! А надо - десять! Они не годны. Пересдать! Где ваши специалисты? Где направление? У вас завтра операция, а мы ничего о вас не знаем.
Только тут я вспомнила о предписании пройти всех врачей и внутренне сжалась в комок. Как же я упустила самое главное?! Только и смогла промямлить:
- Я ЭКГ прошла сейчас.
- Хорошо, расшифровку заберете часа в три дня. И мне на стол-письменный. А сейчас со мной – на другой, быстро!- Он вышел так резко, что я не успела и глазом моргнуть.
После процедуры не очень приятной он зашёл в палату. Голос его потеплел. Картавость его усилилась. Но это был уже другой человек – Ковалёв Владимир Алексеевич, только деликатный, чувственный, рассудительный и заботливый.
У меня дёрнулось веко, предательская слеза пробежала по щеке. Он её заметил, а я совсем смутилась. Он в тысячу раз был бы прав, если бы наорал не меня безответственную.
- Нам придётся перенести операцию на пятницу третье сентября. Вы расстроились?
- Нет, не из-за этого. Значит, так легла фишка.
- Завтра с утра сдать кровь и домой. Необходимо пройти стоматолога, терапевта. В четверг, к десяти часам быть здесь с голодными глазами, на случай нехватки крови.
- Да. Хорошо.
- И отдохните, почитайте. У вас есть что почитать?- Заботливо спросил он.
- Да.
- Вот и замечательно. Ладно, я пойду.
Весь оставшийся день я провела в раздумье. Мне был симпатичен это человек. Вернее, стал как-то сразу ... Невысокий, рыжий, с конопушками, в тонированных очках, слегка отвисшими щеками. В безупречно белом халате. С маленькими руками, на которых острижены до корня ногти. Как то было тепло с ним. Он ушел, и стало холодно.
Я промаялась всю ночь от холода и от тоски по человеку, которого видела всего два раза в жизни. Ночь показалась мне бесконечной.
Утром я сдала «пол литра» крови «кровожадным вампирам» и с вожделением доела последний персик. Собрала вещи и уехала обратно домой.
Валерий Гурьевич, наш местный светило выдал мне вердикт о моём состоянии здоровья и пожелал удачи. Я тогда попрощалась со всеми, как- будто уходила на войну. Во мне столько всего переплелось: и немотивированная бравада, и смех, и глубинный страх. А в четверг утром я просто подошла к иконе Всевышнего и сказала: если нет-то нет, если да-тогда да. И пусть будет все мне во благо.
Шёл дождь, зонтик я забыла дома. Маршрутки не было уже час. Вернуться? Нет, надо ехать. Промокшая и озябшая я приплелась на отделение. Ковалёва встретила уже в коридоре у поста мед.сестры.
- Как вы? – спросил он.
- Лучше.
***
- Надо снова сдать кровь. Повышен билирубин.
«Вампиры не наелись»- мне стало весело. «Вот так с порога встречают. И этот человек вчера мне был так симпатичен! Кровосос!» День не задался.
А потом я сидела одиноко в своей послеоперационной палате и рассматривала серо-розовые стены убогой палаты номер 7. Тут меня привлек шум из коридора, на который я и вышла. Владимир Алексеевич и анестезиолог Петр Савельевич бурно обсуждали мою судьбинушку.
Так она была разрешена.
- Уфимцева Алёна Геннадьевна, пойдёмте со мной.
Войдя в ординаторскую вслед за Ковалёвым, я села в кресло напротив него.
- Сколько вам лет?
- Сорок пять.
- И что, с кровью всегда так?
- Да, сколько себя помню, с самого дремучего детства. Врачи всегда боролись за мою жизнестойкость. Рыбий жир, морковный сок, яблоки, печень, икра- это мои любимые продукты.
- Хорошо, - одобрительно кивнул врач.- Ну, вы слышали, что сказал анестезиолог?
- Да. Я не расстроилась. Наверное, так и надо. Честно, я очень боюсь операции. И потом, третье сентября - не мой день - улыбнулась я
-Ладно. Сейчас напишу выписку. Дам рекомендации по терапии. И жду 6 октября с « голодными глазами» и остальными бумажками.
Я промолчала, а про себя уже решила, что в ближайшее время, а то и год я к нему не приду.
Так вот, я уже дома. Наслаждаюсь домашним теплом и уютом. Но что – то во мне засело, такое невероятное, такое неожиданное. И оно тревожит меня и радует одновременно.
Легла спать в полном смятении чувств. Вы видели когда-нибудь тремор рук – это такая неотвязная дрожь. Так вот, этот тремор стоял у меня в груди. Я лежала в ночи и видела этого невероятного человека с рыжими волосами. Этот картавый шершавый тембр нарушал мой покой. Это к его губам мне хотелось прижаться.
Под утро забылась в дымке сна. Следующий день прошёл тоже в волнении и задумчивости. Я стала инертной и печальной. Почему меня, вдруг, так стало тянуть к этому
человеку? Ведь я для него одна из многих и многих пациенток. Не красавица, не богачка, обычная женщина со своими проблемами. Он был корректен и деликатен со мной. Только однажды я почувствовала, что он разглядывает меня с неким интересом. И все. Я – фантазёрка. Это точно.
И все-таки, я должна его увидеть. Да, я приглашу его на свидание. Надо только подумать, как его уговорить придти. У меня есть его номер мобильного телефона. Осталось только придумать, что наплести ему в свою поддержку.
***
Дома находиться стало невыносимо, все мысли о нем. Спасает работа. Она - моё хобби. Вообще, я – хороший массажист. И у меня не плохой послужной список. На моем столе никто не умер. Все мои большие ошибки в работе - это сломанное ребро у мужа, приступ стенокардии у пожилого пациента и потеря сознания у одного молодца. Но были и хорошие моменты: у одного пожилого мужчины открыла эрогенную зону под лопаткой. На радостях он меня чуть не расцеловал. Смешной. Китайским точечным массажем решила проблемы седалищного нерва у одного приятного мужчины. А уж, сколько вправленных шей и отбитых лёгких - не перечесть.
Так что, все мои пациенты - «замученные» моим массажем жертвы. И они все плодятся и плодятся. Бедный мир. Надо подумать о смене профессии. Например, стану писателем, забросаю мир своими опусами. Ведь папа пишет о море и у него неплохо получается.
***
Прошла неделя. Целую неделю я прожила без этого человека. И не перестала о нем думать. Всякие мысли посещают мою голову. Ведь надо быть объективной. Он старше меня, вероятно, лет на десять. Он не красавец и даже не миленький. Седой – рыжий акушер – гинеколог со слепыми глазами, со старческими пигментными пятнами, морщинистыми руками. Может, у него даже нет половины зубов. И он – скряга, ворчун и педант. И что самое непрятное – хороший семьянин. У него замечательная жена, взрослые дети и куча внуков. А ещё, есть дача, на которой он проводит все выходные с семьёй. Интрижки с пациентками не для него. Зачем они ему? С такой профессией отрофируются все желания. И зачем мужчины выбирают её? Ерунда какая-то – копаться в наших прелестях и лицезреть их с утра до вечера. Но все-равно, они мыслят и думают о нас. Интересно, что он думает обо мне? И с чего это я взяла, что он вообще думает обо мне... Завтра ему позвоню.
***
- Слушаю вас,- голос Ковалёва.
- Владимир Алексеевич, это вам звонит ваша пациентка Алена Уфимцева. Я бы хотела с вами поговорить.
- По поводу чего?
- По личному вопросу, но, если можно, не по телефону. У вас найдется время подъехать к кафе «Восточная кухня» на Ленина, 45 к часам семи вечера?- волнуясь, заторопилась я.
- Личные темы можно обговорить в рабочем порядке, - парировал он, - И потом, у меня не так много времени.
- Мне бы не хотелось об этом говорить в вашем кабинете. И вообще, в больнице...
- Ладно, завтра в 7 вечера. Это всё?
- Нет.
- Что ещё?
- Форма одежды демократичная -
- Понял. Это всё?
- Теперь все.
- До свидания.
- До свидания.
«Ура». Первый шаг сделан. Я его уговорила. Но что я буду с этим делать? Во мне все трясется. Завтра, видимо, будет ещё хуже. Но, как говорится: «Назвался груздем, полезай в кузов».
***
К кафе я подъехала чуть раньше назначенного времени и с осторожностью вошла внутрь. Его ещё не было. Я заняла столик. Над ним висел восточный бумажный
гофрированный фонарь круглой формы и озарял белоснежную салфетку тёплым оранжевым
светом. Мне очень хотелось вырядиться в самое роскошное платье, но подумав, я передумала. Ведь форма одежды – демократичная.
.. Поэтому, я надела обычную классическую чёрную юбку-карандаш и хлопковый блейзер.
Кто ходил на свидания, могут себе представить, что это такое: все внутри трепещет, волнения по-хлеще 9-го вала, озноб пронизывает до самых пяток. Уши горят, нос чешется, руки трясутся. И все это одновременно. Кошмар. В туалет, как назло хочется, жуть. Голос официантки в восточном кимоно прервал мои волнения:
- Вы будете что-нибудь заказывать?
- Да,- выдавливаю из себя я, - сейчас посмотрю меню, - а сама гляжу на часы. Уже пять минут восьмого. Мочи нет, как хочется в туалет. Срываюсь с места и бегу к ближайшему «М» - «Ж»...
Выходя из дамской комнаты, гляжу на входную дверь, и Владимир Алексеевич стоит собственной персоной. Я его вижу, он меня-нет. Он осматривает все столики, за которыми сидят люди. Стоит у входа в недоумении, что делать дальше. На лице смущение и волнение.
В руках он держит плащ и борсетку. Хочет уже покинуть это заведение. Я его останавливаю.
- Владимир Алексеевич, я вас уже жду.- Он растерянно смотрит на меня. Идентифицирует.
- Я, наверное, опоздал? Прошу прощения. Хотел увернуться от некоторых мероприятий, но не удалось это сделать так быстро.
- Не страшно. Пойдемте, посидим, я столик заняла. Вы голодны?
- Да, немного есть.
- Будете рыбу или курицу? Есть карп по-китайски, рис и овощи. Курица - по-пекински овощи., рис. Из напитков вино китайское - вишневое, сливовое или зелёный чай.
- А что рекомендуете? Что вам нравится, рыба или птица?
- Предпочитаю рыбу, - уверенно ответила я.
- Вот и ладно, тогда и я буду рыбу.
- Официант, примите, пожалуйста, заказ: карп-2,салат овощной-2, рис-2. Пить будем?
- Зелёный чай – 2. И мне ещё взбитые сливки с фруктами, – добавила я.
Ковалёв немного расслабился, привык к обстановке, стал рассматривать окружающее вокруг пространство, упорно делая вид, что меня не существует. А я есть, сижу напротив его и смотрю на него, разглядываю. Ему становится неловко от моих смотрин. И он первый начинает:
- Что вы хотели обсудить со мной в этой приватной обстановке?
- Вы торопитесь? – ответила я вопросом на вопрос.
- Нет. И все же.
- Очень сложно рассуждать на эту тему на голодный желудок.
- Вы любите китайскую кухню?
- Да, я поклонница всего китайского. Особенно, медицины. Не традиционной.
- У вас был положительный опыт?
- Да, по роду своей профессиональной специфики все древние разработки о меридианах, о точках – просто великолепны. Я, правда, приверженец эмпирического массажа (точечного).-
Иглоукалыванием я не владею, но даже работая по рецептам древних врачевателей – эффект бывает фантастический.
Помните, общеизвестный фильм. Фраза из него: « Ай да, Штирлиц – ай да сукин сын». А я люблю повторять: «Ай да китайцы, ай да сукины сыны!» Конечно, в шутку».
- А я приверженец ортодоксальной медицины. Наша современная диагностика достигла больших вершин. Сидя за монитором можно просканировать все человеческое тело, найти неполадки и сбои в системах и конкретно, в любом органе. Ведь чем точнее диагноз, тем эффективнее лечение. А какой большой шаг сделала наша хирургия! Ты, можно я перейду на «ты»?- Я кивнула.- Ты когда-нибудь слышала о хирургии малых доступов?
- Нет, конечно. Что это такое?
- Так, рассказываю. Хирургия малых доступов – это минимально инвазивная, щадящая хирургия, эндовидеохирургия. И это не только лапароскопическое вмешательство, но и лазерное. Появились возможности проводить бесшовные операции. Они более точны, более эффективны, вернее и менее болезненны, травматичны. Преимущества таких операций значительно! Прежде всего, отсутствие послеоперационных рубцов, снижен риск послеоперационных осложнений; соответственно, болей.
- Но ведь для таких операций, я так думаю, требуется очень высоко технологическое оборудование, которое имеется только в очень дорогих клиниках или центральных институтах,- вставила словечко я.
- Права. К сожалению, в нашей больнице такой аппаратуры нет. Поэтому, и твой случай оперативного вмешательства самый традиционный. А вообще- то, по сути, разобраться, его решить можно очень простым путём,- делаются маленькие надрезы внизу живота и маточка подтягивается очень аккуратно. Швы заживают и потом их даже не видно. Но здесь такую пластику не делают. Это тоже прерогатива дорогих клиник. И стоит такая операция 60 тысяч рублей плюс сопутствующие лекарства. И если бы у тебя были такие деньги, ты бы, наверное, не пришла в нашу больницу.
Принесли карпа. Он был обжарен в кляре и выложен горкой на большой тарелке. С зеленью и кукурузой он смотрелся очень аппетитно. Горка риса и овощи, порезанные соломкой, увенчали наше гастрономическое пиршество. Ко всему принесли и палочки – основные приборы китайского стола.
- Умеете ими пользоваться? - Поинтересовалась я.
- Чисто гипотетически. Видел, как ими едят другие. Наверное, и мне это под силу.
- Показать? Смотрите. Указательный палец внизу, а обе палочки размещаются между первым, указательным и третьим.- Он пытается удержать их на весу. Мне становится смешно.
- Теперь надо попробовать поесть.
- Попробуйте рис, - смеюсь я.
- Рис? Это разве возможно?
- Ещё как! Смотрите, - и я ловко принялась выуживать рис своими палочками.
- Мне кажется, это все равно, что есть длинным клювом манную кашу.
- Трудитесь, трудитесь, есть шанс превратиться в китайца.
- Да ни в жись. Мне и русичем не плохо.
Упорство, с каким Ковалёв подошёл к освоению восточной кухни, дало ожидаемый результат. Он уже сносно подхватывал рыбу и даже ел рис.
- Так что там с моими проблемами?- Напомнила я ему забытую тему.
- Ах да. Такие операции делают только самые передовые клиники. Все, что мы можем сделать по твоему диагнозу, ты знаешь.
Я почувствовала, что на меня накатывает такая тоска. О чем мы говорим? О ерунде, по сути. Все это мне известно. И сейчас все пошло не так. Я с таким трепетом ждала этой встречи, а она превратилась в тривиальную внештатную консультацию. И я замолчала. Он замолчал тоже. Как-то мгновенно перехватил эстафетную палочку молчания.
Приговорив очередной кусочек рыбы, он поднял на меня свои глаза. Я тоже перестала жевать листок петрушки и посмотрела на него. Квадратные тонированные очки почти совсем скрывали его глаза. Его смешные конопушки от оранжевого освещения превратились в яркий южный загар. Полноватые розовые губы блестели от масла. Он сидел и молча, изучал моё лицо.
- Как я вам?- Тихо спросила я и поперхнулась.
Он только кивнул головой «да». Какая многозначительная краткость. Я тихонько протянула руки к его лицу и аккуратно сняла его очки.
Эти беззащитные глаза, теперь я их совсем раздела. Его глаза от такого освещения были похожи на маленькие черные бусинки. Они смотрели на меня немного смешливо и ласково. Он улыбнулся одними краешками губ. Мне стало как-то очень умиленно. Не прошеная слеза выкатилась на мой кончик носа. Невероятная нежность к этому человеку окутала мой рассудок. «Я люблю тебя до слёз»- так я всегда себе говорила, вспоминая слова известной песни.
Теперь он поднял левую руку и поднес её к моему лицу. Кончиком пальца смахнул слезу с моего носа, а другую стёр с моей щеки.
- Я так жалок?
Я только замотала головой «нет, нет, нет».
- Хотите, выпьем вина?- Он снова перешёл на «ВЫ». Я кивнула. Он встал, подошёл к барной стойке и заказал вина. Вино было сливовое, терпкое и очень сладкое.
Мы пили вино и смотрели друг на друга. Не решаясь нарушить эту тончайшую ауру настроения. Боже! Она была просто прекрасна! Мы замерли в этой сфере, как будто – то от этого зависел весь смысл мироздания.
Он опустил глаза и надел свои очки. И снова превратился в Ковалева Владимира Алексеевича.
- Ну-с, прекрасная маркиза, я вас слушаю.
- Владимир Алексеевич, сколько вы знаете способов спасти человеку жизнь?
Он секунду, другую обдумывал мой вопрос. Вздохнул глубоко и стал говорить ровным тихим голосом:
- Их не так много и, по большому счёту, зависят от многих факторов: времени, места, подготовки, от самого характера повреждения. Если конкретно перечислять все варианты, то это, конечно же, – искусственное дыхание, не прямой массаж сердца. Нитроглицерин, укол инсулина, да даже сладкий чай в иных случаях может спасти человека.
А с кровотечением, там самое главное, не растеряться. Темная кровь – пережать вену, алая – наложить на одежду поверх раны жгут. Нет жгута, хоть тряпкой перевязать. Ушиб головы, из уха течёт, тут только правильная транспортировка. Бедолагу не трогать, диагноз: черепно-мозговая травма. Звонить 03. И никакой самодеятельности. Есть ещё очень хорошая помощь – это пять точек по твоей любимой китайской системе. Первая, ногтевое ложе мизинца отвечает за сердце, вторая – носогубная складка, третья – солнечное сплетение, четвертая – центр грудины между двух сосков, и пятая точка – а вот её я не скажу.
- Секретная точка, - улыбнулась я.
- Да. Она же и убийственная. Есть, конечно же, кардиоэлектрошокер. Разряд – сердце пошло. Но на операционном столе – там своя система первой помощи. Тебе её тоже озвучить?
- Нет.
- Вот спасибо, а то я уже почувствовал себя студентом перед экзаменатором. Мне можно доесть рис? - улыбнувшись, спросил Ковалёв. Я засмеялась.
- Конечно, конечно, вы прекрасно управляетесь палочками. Почти как завсегдатай китайских ресторанов.
- А то, для человека с интеллектом нет ничего невозможного. Может, спереть их и уже дома продолжить практику.
- Забавно было бы наблюдать, как вы будете есть бифштекс с пюре ими же
- Не очень удобно, согласен. Без ножа и вилки не обойтись.
Я посмотрела, на него пристально. Он перехватил мой взгляд. Теперь уже я опустила глаза и решила сказать самое главное:
- Есть ещё один способ оживить человека.
Он положил палочки на тарелку с рисом, отпил капельку чая, опустил руки на стол, и замер в ожидании.
- Только вы не смейтесь, пожалуйста. Это не ахинея, это самая главная вещь. Послушайте, я начну издалека.- Он кивнул.
- Помните сказку Пушкина о мёртвой царевне и семи богатырях? Царевич Елисей оживил царевну, поцеловав её в губы. Знаете, почему? Он вложил в этот поцелуй всю свою энергию любви. – Я сделала паузу, от волнения - голос осип. Пригубила зеленого чая. Он был очень горяч. Ковалев сидел и даже не шелохнулся. Я продолжила:
- По древним китайским обычаям можно оживить человека, вдохнув в него жизнь. Надо только найти очень существенный предлог оставить его на земле. По сути, изменить мотивацию душе. Услышьте меня, представьте: душа умирающего человека выходит из него, она стремится, может быть, к лучшей жизни, чем была доселе. Она должна встретиться с самым прекрасным – с Создателем. И доли секунд разделяют этот мир и тот. Последний порыв страждущего только в одном – в полной концентрации своего сознания. Надо уговорить покидающую душу, надо создать первопричину – изменить мотивацию. И тогда, умирающий оживёт... Вы верите мне? – В моих глазах застыла мольба. Снова волнения нахлынули на меня с новой силой. Внутри все заколыхалось, руки затряслись в ознобе, хотя в кафе было душно.
Ковалёв молчал.
- Вы не верите мне...- Пауза затянулась. Есть уже не хотелось. Хотелось остаться одной в ночи и рассматривать ночное небо, усыпанное звездами. Хотелось воздуха свежего и пьянящего. Хотелось плакать.
- Мы давайте пойдем. Уже поздно. Мне ещё добираться далеко. – Как-то буднично произнесла я. Владимир Алексеевич оплатил счёт. Мы вышли из кафе.
- Куда вас подвести? – Он опять перешёл на «вы». – Ах да, я и забыл – Щеглово.
- Нет, вы выпили и дальше вокзала не поедите. У меня электричка.- Он не сопротивлялся.
Уже в машине мне напомнил, что назначенный день операции- 6 октября. Что бы я приехала четвертого с «голодными глазами» и остальными бумажками.
И вот, наступила минута прощания. Я вышла из машины. Он тоже. Мы стояли друг против друга, почти осязая, наполненную тишиной темноту.
- А может Богу оставить Богово?- произнес тихо он. В ответ я кивнула и улыбнулась:
- Его полномочия при этом не оспариваются. Мы Его только умоляем об отсрочке. Дабы душа доделала на себя взятые обязательства.
***
- Валерий Гурьевич, как мой гемоглобин?
- В норме. Сто десять. По второму разу пошла. Ну, как, прощаться будем?
- Ладно вам. Через семь дней я вернусь на работу.
- Удачи тебе, Уфимцева.
- Спасибо за поддержку, - тихо произнесла я.
***
Наступило четвертое октября. Приехала в больницу. Маршрутка довезла меня быстро и во время. Дождь в этот день задержался в соседнем районе. А солнце – в соседней Москве. Было тепло, и хмуро.
В душе полная пустота. Отчего? Нет ни страха, ни волнения, ни радости. Безразличие и тоска. Все-таки, осень для меня – тоска по вселенской радости, тоска по жизни, по солнцу, по детству. Я чувствую себя такой старой. Гемоглобин сто десять, смешно, когда у меня нет совсем сил. Энергию словно выдавили по капле.
- Уфимцева! Да где же вы так долго ходите, надо кровь сдать на билирубин.
«Боже мой», ничего не изменилось. Тот же длинный коридор с низким потолком. Чье-то творение – картины, написанные маслом, совсем безжизненные. Снующие из угла в угол женщины, молодые и не очень. Даже послеоперационная палата номер семь в одиночестве ожидает меня. Вот и Маша, «вампирша», требует крови. Ладно, надо дать ей требуемое.
- Бери, Машуля, бери, сколько хочешь,- с равнодушием протягиваю руку.
- Какая-то вы сегодня бледная,- замечает Маша.
- Маша, после твоих манипуляций только такой и остается быть.- Она выкачала снова из меня «пол- литра» крови и убежала в лабораторию.
А я думала о том, что сейчас придет Владимир Алексеевич и снова станет тепло. Он не спешил.
- Да что же это такое? Время уже десять часов! Где эта Уфимцева?- Сотрясал картавый басок Ковалёва. – Бог знает, какие бумаги она привезла. Почему я их ещё не видел?
Я вышла из своей палаты и встала в проходе. Его гневный взгляд остановился на мне и замер. Минута молчания мне показалась вечностью. Мы снова смотрели друг, на друга затаив дыхание.
– Вы уже приехали? (он опять перешёл на ВЫ).
- Да, Владимир Алексеевич. Вот мои анализы и выписки докторов.- Он взял документы.
- Я посмотрю, - только и сказал он.
- Да, я подожду в палате,- кивнула я.
- Я зайду.
Время тянулось. Дверь распахнулась, и в палату вошли Владимир Алексеевич и Петр Савельевич. Этот большой мешковатый человек с бинокулярными очками и трогательной улыбкой. Он напоминал мне розового слона, который прислонился к серой стене и стал серым забавным слоником.
- Алёна Геннадьевна, я очень рад вас видеть снова. Все результаты меня радуют. Можно готовиться к операции. Завтра – особая диета, ужина у вас не будет. Анестезия будет спинальная. Не бойтесь, все будет хорошо. Отдохните хорошенько и думайте о приятном.
- Можно спросить?- вставила слово я.
- Да?
- Кто будет оперировать?
- Кто, кто, конечно, я...- Буркнул Ковалёв.
- Петр Савельевич, пойдемте. У нас есть ещё вопросы.
- Да, до свидания. Встретимся послезавтра,- раскланялся «розовый слон».
День проходил. Ковалёв больше не появлялся. Я чувствовала себя одинокой и покинутой. Так не хватало его глаз - проницательных и нежных. Наверное, я в него влюбилась. По каким - то невидимым вибрациям моя сущность выбрала этого невероятного человека. Вот так бывает: когда человека не хватает, как воздуха. Как же я жила до сих пор без него?
Маялась? Откуда это приходит – осознание чувства. Любить и дышать. Все прекрасное - такое сложное... Да, может, ему это и не нужно. Но мне, то нужно! Быть рядом, видеть его глаза, чувствовать его и просто дышать воздухом, которым дышит он. Я усмехнулась своей дерзости. Слышал бы он мои мысли.
Весь следующий день прошёл в тягомотной суете под курированием Людмилы Васильевны, старшей медсестры. Она по часам расписала мои процедуры и приём пищи. Организм должен быть почти стерильным и пустым. Жуть.
***
Как не оттягивай неприятности, они все равно рано или поздно наступят...
День операции наступил так же: прошла ночь, наступило утро шестого октября. Операция назначена на одиннадцать часов.
Если сказать, что не было страха - не сказать ничего. Мандраж начался с пяти утра. Может, это от голода. В палате холодно, сыро, желудок пустой, в голове – каша. Господи! Ну, кто придумал не кормить человека перед операцией?! А я бы еще и вина дала. Вдруг, это последняя трапеза приговоренного к операции. Хоть напоследок порадоваться жизни. Что за мысли?
Ковалев ещё не заходил. Может, это и к лучшему.
Время тянулось. Пробовала читать, бесполезно. Пришла Людмила Васильевна, измерила температуру, затем – давление.
- Все в норме. Вот вам стерильная одежда: сорочка, халат. И пойдемте со мной. Как ваше настроение?
- Не могу похвастаться радостным.
- Я вас понимаю,- посочувствовала медсестра.- Но вы не тревожьтесь. Все доктора с большим опытом. Главное, чтобы все прошло без осложнений. – Я только и вздохнула, а про себя подумала «Господи, если мне сегодня суждено с тобой встретиться, то пусть это случится побыстрее. Как-же я мечтаю об этой встрече. Хоть одним глазком. Наверное, у тебя так прекрасно. Вот если думать в этом ключе, то не страшно умереть».
В операционной, словно в морге. На улице теплее. Меня бьет дрожь. А Людмила Васильевна говорит:
- Что же ты, деточка, так трясешься?
- От тепла большого, Людмила Васильевна, - съязвила я.
- Снимай халат, ложись на кушетку.
- А может мне анестезию и не делать?
- Что так?
-Заморозить, как тушку и отпилить, что лишнее. А потом разморозить.
- Не ёрничай. Так положено. Давай ноги.
- Неужто привяжете?
А то... Ещё удрать соберёшься. Сейчас подойдет Петр Савельевич, сделает укольчик в спинку ,и ничего не почувствуешь.
Дверь тяжелая оцинкованная открылась, и я увидела Владимира Алексеевича в зелёном операционном костюме. Волосы собраны под шапочку, с уха свисает марлевая повязка. Очки. Он надел другие очки, прозрачные.
У меня, наверное, такой видок... Без слез не взглянешь. Косметика отсутствует, губы отдают синевой (больше от холода), прическа оставляет желать лучшего. Вообщем, лежу до гола раздетая – и это пред таким мужчиной! Кошмар! Я улыбаюсь ему смущенно, он тоже. Он так быстро подхватывает мои эмоции... Как в игре: «Ты - мне, я – тебе».
Как твое настроение?- (Перешел на «ТЫ», ура)- Хорошо спала? Бледненькая что-то.
Я улыбнулась одними глазами и отвернулась в сторону. Ну что за предательская чувствительность. Опять из глаз потекли слёзы. «Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайка погулять» - это у меня такая успокойка. Он подошёл ко мне и погладил мои руки в браслетах.
- Ну, держись, девочка моя, держись. Все будет хорошо. Поверь мне, старому дядьке.- Потом повернулся к Людмиле Васильевне:
- Что там Петр Савельевич? Закончилась у него операция?
Звонок в отделение.
- А вот и он.
***
Он, действительно, профи. Ввинтил в меня пару игл с лекарством и все пошло своим чередом.
- Подключи её к монитору,- командовал Ковалев.- Давление?
- В норме.
- Пульс?
- Ровный.
Вокруг меня что-то щёлкало и пищало. Глаза мои устали смотреть на мир, и я их закрыла...
- Алёна, ты слышишь меня?
- Да,- совсем тихо, почти про себя ответила я.
- Тебе не больно?
- Нет, - одними губами прошелестела.
- Расширитель... Зажим... Нить... Зажим... О, побежала родимая. Что ж так много-то. Людмила, тампон. Еще. Еще. Еще...
- Владимир Алексеевич, давление падает.
- Знаю.
- Пульс слабый.
- Давайте кровь!
- Мы её теряем!
- Кислородную маску!
- Пульс пропал.
-Дефибриллятор! Давайте разряд!
- Ну, Алёнушка, давай же! Разряд!
- Пульса нет.
- Ещё!
- Пульса нет.
-Ещё!
- Пульса нет.
- Время, время, мы теряем время.
- Все ушли отсюда! Вон!!!- Закричал Ковалёв. Все выскочили из операционной.
- Ну, девочка моя!!! Господи!!! Ты нужна мне, вернись!!!- Он жадно припал к её губам и с силой вдохнул в неё жизнь...
Не сознавая, что перед ним лежит бездыханное тело, он страстно целовал её в губы.
Первый ожил монитор. На экране побежали слабые импульсы сердцебиения. Потом защёлкал компрессор... В операционную вбежала врач-хирург.
- Владимир Алексеевич, что это значит?
Он очумелыми глазами посмотрел на коллегу и произнес по слогам:
- Я только что изменил мотивацию души.
- Бред какой-то...
***
Я открыла глаза. Белый потолок, голубые стены. Над головой висит лампа. Рука моя совсем потеряла чувствительность. Что-то капает в вену. Красное. Кровь, что ли? Внизу живота в самой промежности – жгучая боль. Боже, какая убогость! Какая досада! Ведь я была в таком невероятно красивом месте. Я видела великолепные сады Эдема, наполненные мягким, лучистым светом. А песнопение ангелов - такие прекрасные - они так радостно волновали мою душу. Как же мне было там хорошо. Я снова закрыла глаза. Силилась вспомнить, что же со мной произошло. Ведь я точно знала, что была там, по ту сторону жизни. Я видела себя маленькой девочкой, худенькой и хрупкой. Я гуляла по лесу, собирала ягоды. Они были очень сочные и вкусные. И лес я узнала, это наш детсадовский лес. Как же было хорошо гулять в этом лесу. У меня было ощущение покоя и умиротворения. Такой вселенской любви я никогда ещё в жизни не ощущала. Любовь была повсюду. Она окружала меня, наполняла, струилась в каждой клеточке, проникая в самое моё существо.
В какой-то момент передо мной (или мне так показалось) пронеслись события моей жизни в виде некой развёрнутой панорамы. Все это было подлинным, но не поддающимся описанию. Со мной были люди, которых я когда-то знала, но которые уже умерли: одноклассник, который погиб сразу после школы, мамочка, бабушка, тётя, мой племянник, который повесился и многие другие. Все они были счастливы и, словно, лучились.
А потом, я попала в огромный зал. Даже, не зал. Это была библиотека, стеллажи которой были необъятны и упирались прямо в небеса. Я хотела хоть краем глаза заглянуть в «хроники Акаши». Это та самая знаменитая заоблачная книга жизни. Вот бы ещё, подумала я, поговорить с создателями знаменитого «Чжуд-Ши», четырёхтомного руководства по теории и практике тибетской системы лечения. И вдруг я встретила одиноко сидящего йога индуса в набедренной повязке и чалмой на голове.
- Кто вы?- Спросила я.
- Я врач, Кумарадживака. Ты ведь искала меня.
Я села перед ним на колени и поклонилась.
- Мастер, вы мой гуру. Ведь это вы – автор « Чжуд-Ши»?!
- Да. Что ты хочешь узнать?
- Так много, что даже не могу выбрать главное. Все таким кажется незначительным по сравнению с вечностью.
- Сосредоточься.
- Хорошо. У меня пациентка есть, она очень жалуется на боли в спине, ногах. Я не могу ей помочь.
- Не сможешь.
- Я плохой массажист?
- Не в этом дело. В ней самой.
- А я? Я хочу быть хорошим массажистом, быть людям нужной.
- Смешная, амбиции твои смехотворны. Массажистом можно быть или не быть.
- А я есть?
Мастер улыбнулся:
- Ты есть, только ещё подмастерья. Надо учиться у настоящих мастеров.
- В реальной жизни они для меня не досягаемы. Жизнь моя – сплошная рутина.
- Ты не права. Ведь в рутине и оттачивается мастерство.
- А можно вас попросить стать моим учителем?
- Можно. Только прикладная медицина без пациентов скучна. А здесь пациентов нет. Тебе придётся вернуться назад.
Возвращаться совсем не хотелось, но какой-то мужчина, стоявший в Свете, сказал:
- Тебя зовут, пора возвращаться.
С внезапным усилием я вернулась в свое тело. Открыв глаза, увидела сидящего передо мной мужчину в белом халате и медицинской шапочке.
- Вернулась? – картаво растягивая слова, тихо произнес он. Я отвернулась от него и из глаз моих полились слёзы.
- Да, лучше слёз нет ничего, - сказал он. Тут я резко повернулась и выпалила ему в лицо:
- Вы ждете от меня слов благодарности? Вы их не получите!
- Конечно, я давно подозревал, что человечество - неблагодарно. Дождёшься от вас слов любви и признания. На том свете только и порадуешься!
Во мне кипела злость и отчаяние.
- Ну, зачем я вам нужна? У вас нет домработницы или кухарки? Или вам нужен личный массажист? – продолжали во мне кипеть негодования.
- А что, хорошая мысль о личном массажисте. Я уже не молод, спина побаливает. Да и так, просто пригодится. Для личных нужд.- Уточнил он.
- Слушайте, вашему хамству нет предела, - возмущалась я, - ну, зачем, зачем я вам здесь нужна? Мне было там так хорошо...
- Нужна. Хотя бы для того, чтобы мне продолжать здесь работать заведующим отделения, - терпеливо и спокойно он продолжал отвечать на мои «наезды».- Представляешь, покойник на моем операционном столе – как минимум, разбирательство и отстранение от должности. Я бы этого не хотел.
Я посмотрела на него с презрением.
- Карьерист несчастный, уйдите, не могу вас видеть,- он тяжело вздохнул, встал и вышел из палаты интенсивной терапии. Больше в этот день он не заходил.
Рядом суетилась медсестра. Она меняла галлоны с кровью. Сколько в меня её влили? Ощущение было такое, как будто она удвоилась во мне и сейчас хлынет из всех щелей. Потом ушла и медсестра. И наступила полная тишина. И тут мне стало совсем тоскливо и горько. И очень одиноко. Я закрыла глаза и стала думать о своём опыте около смертных переживаний. Я силилась вернуться туда, но все было тщетно. Мозги совсем заклинило от перенапряжения, и я заснула.
Утро следующего дня началось с обычной процедуры – измерения температуры. Она оказалась на удивление в норме. Появились простые потребности и желания. Из - за сухости во рту хотелось пить. А в животе давно что-то призывно урчало. В голове все прояснилось и просветлело. Все встало на свои места. Все просто и объяснимо. За окном идет дождь, ветер качает деревья. И я смотрю на все уже, с каким- то вниманием и тихой радостью от того, что просто это вижу и слышу. Жизнь в моем теле снова брала бразды правления. Даже стены палаты не казались такими мрачными и сама атмосфера больничной жизни не такой уже тоскливой и грустной. Я - живая. Ура!
После полудня в палату вошёл Владимир Алексеевич. Он присел рядом и стал рассматривать моё бескровное лицо. Я не хотела открывать глаза, но чувствовала на себе его взгляд.
- Не смотрите на меня, Владимир Алексеевич. Я, наверное, ужасно выгляжу, - прошептала я, не открывая глаз.
- Нет, живая ты выглядишь лучше. Определенно лучше. Вот уже и румянец появился на щечках. А ты знаешь, китайский метод оживления сработал... Как ни странно.
Я открыла глаза. Глаза мои выражали невероятное удивление. В моем мозгу всплыло все сразу: и вечер, и разговор, и взгляд его такой беззащитный и нежный. Я улыбнулась. Потом рассмеялась тихо и почти бесшумно. А сквозь смех только и сказала:
- Ай да китайцы, ай да сукины сыны! – И обратившись, к моему спасителю добавила:
- Владимир Алексеевич, что же вы пообещали моей душе, что она так спешно вернулась?
- Даже страшно вспомнить,- отозвался он.
- И все- таки? – Настаивала я. Он отвернулся, посмотрел в окно, потом повернулся ко мне, и хотел было что-то сказать... Я его остановила.
- Не говорите. Я знаю … Вам будет трудно.
Он только покачал головой. Встал. Уже в дверях я окликнула его.
-Владимир Алексеевич! – Он оглянулся.- Спасибо Вам!