Былое о былом (В.С.С.)
Запущенный, старый, бестолково саженый сад. Одна из яблонь протянулась под самый крылечный навес нижними своими ветвями и несколько яблок можно сорвать, не покидая ступенек, на которых сижу…
Хорошая закуска под хорошую раздумчивую рюмку водки!
Конец августа. Погожее предвечерье. Несколько лет назад таким же августовским предвечерьем отошёл от нас в иные миры Владимир Сергеевич Скропкин, - большой, славный человечище, с которым, - как же ещё не только выпивалось и закусывалось, - происходило гораздо большее, и такое необходимое человеческому естеству, - Духовное Общение. Память Ему Вечная, Земля - Пухом, а была В.С. присуща, такая редкая нашим теперешним временем, потому и удивительная, человеческая мощь, - физическая и характера, так удачно проживавшая в нём рядом с незлобивой и вдумчивой мудростью…
Отданные потоку, но и причастные иным многим единствам…
Всё, нас окружающее - те же буквы. Надобно научиться читать!
И, - О ПРОЩЕНИИ: не научимся прощать, - Мир ещё при жизни нашей обратится Адом…
Как-то говорим с ним по телефону: «В.С., - мы по магазинам. Вам что ни будь присмотреть!?» С лёгким заиканием (следствие военных контузий), - отвечает, эдак, - вполне спокойно, чуть со смешинкой: «Ногу… П-правую…»
Какова шутка! Ноги-то у него нет с середины сорок четвёртого. Из-за тяжёлого ранения санбатские хирурги оттяпали её под самый, как говориться, корень, так что никакой протез приспособить оказалось невозможно. Сорок с лишним лет - на костылях, ещё при его характере и темпераменте, и такая спокойная и миролюбивая шутка!
«… Нужно быть астрономом, чтобы не видеть НЕБА», - сказал кто-то из глубоко верующих людей…
В.С. не был астрономом, хотя и не был глубоко верующим человеком…
«Оркестром дирижируют скрипки», - сказал кто-то из очень любивших и понимавших музыку, - «потому скрипка, - один из самых старых и самых ценных в мире инструментов…» В.С. никогда не играл на скрипке, но общавшихся с ним, для них самих не всегда ведомо, - направлял и настраивал на человеческую гармонию. Сам я не берусь с уверенностью утверждать, - меньше этой гармонии в мире становится или больше, а вот В.С. страдал от духовной дисгармонии, в которую для него всё больше погружался современный мир, -
- Не понимаю я этой теперешней жизни, - в его голосе даже не раздумье, скорее удивление, а в глазах грусть, - Грубость кругом… Да и в каком же количестве!? Чудные какие-то становятся люди, сколько грубости, и всё, - не обдумываясь, да второпях… Толкуют: «Мир, каким раньше был, таким и остался, только техники прибавило!» Не согласен. Памяти во мне - прорва, но к старости всё больше Жемочкина вспоминаю. Первый мой воспитатель и хозяин, на которого ещё двенадцатилетним пришёл работать.
Франт. Элегантный. В цилиндре всегда и - перчатки белые. Кожевенник. Прикатит в собственной пролётке на паре рысаков, и - сразу к чанам, где кожи дубятся. Перчатку долой! Палец, - в чан и тут же на язык!.. «Мастера ко мне!.. Ты, что это, Митрофан!? Экономию удумал разводить на экстракте!? Не хватает до нормы, - чтобы в последний раз такое было». Вот так! Никакого лабораторного анализа, а какие кожи выходили!
Известное доело: кто-то кому-то сырьё поставляет. Кому-то кто-то, - выделанную кожу к дальнейшему производству готовую… Ни нотариусов, ни печатей с подписями…Ударили «по рукам - значит договорились! Обмануть!? Не дай Бог! Со сроками опоздать, и то уже: «лицо потерять». Вот ведь выражение какое про между людей существовало…А, мне толкуют: мир остался таким, что и всегда был. Не согласен.
Вспоминает, -
- Как-то грех попутал: украл готовую кожу. Хром. Уже и окрашенный…
Подбил один из младших рабочих, парень лет шестнадцати. Чернявый и по кличке - Цыган… Где только с этой кожей ни тёрлись, - никто не берёт! Видимо, догадываются, что «краденная». Ни за пол цены не берут, ни за четверть. Теперь уж и не вспомнить, кому и за сколько сбагрили кое как… Радуемся! Кутнуть надо! Айда в трактир.
Пришли. За стол уселись, важные, да вальяжные. Зовём полового…
Подходит, - галстук бабочкой, через руку полотенце белое, усики нафабрены, волосы на голове на прямой пробор: «Что заказывать изволите!?», - ухом к нам наклонился.
Заказали. Закуску там, кусок белорыбицы, мясного чего погуще и пол штофа водки!
Всё принёс. Водку в том числе и две рюмки, а сам не уходит, рядом стоит, - смотрит, как пить будем… Ну, налили мы. Цыган выпить успел, я, - нет! Половой этот - хлесь полотенцем по моей рюмке, - всё и пролилось! «Заказ, - говорит, - не могу не исполнить, а пить тебе не дам! Не дошёл до взрослого! Товарищу твоему можно, тебе нет». Такие вот, кое где о ту пору порядки были…
Но мы его всё же обманули. Заказали лимонаду, а когда он отвернулся, - водку в лимонад слили. Так и допивали её под видом лимонада…
Что говорить, всё тогда по другому было, - вот хотя бы и кожа эта краденная. Мне она аукнулась ровно через два дня! Жемочкин, как всегда, - в цилиндре да при перчатках белых на пролётке своей прилетел… Духами какими-то пахнет. Осмотрел чаны - всё ли в порядке, поговорил о чём-то с мастером и ушёл в конторку за перегородку. Мастер ко мне подходит и говорит: «Иди в контору, - хозяин тебя зачем-то требует»… Ёкнуло сердчишко. Иду, ноги ватные… Стукнул в дверь, слышу: «войди»… Вошёл. Жемочкин за столом сидит, пишет что-то быстро-пребыстро. Голову вскинул, - махнул рукой: «садись»… Сел. Оглядываюсь. Бумаги не много. Пепельница чугунная, на ней орёл сидит - крылья распустил, в клюве ветку какую-то держит, сбоку сигарка позабытая тлеет дымом. С самого края стола, - цилиндр, полями кверху, тут же и перчатки его белые…
Кончил писать, перо отложил, исписанный лист в папку увязал, глянул на меня пристально, аж - до последнего позвонка в спине, - «Брал кожу!?»
- Нет…
- А, коли подумав!?
- Нет.
- Нет, так - нет…
Лоб нахмурил, отвернулся к окну, пальцами по столу пробарабанил, после уже повернулся ко мне, да и говорит: «Вот что, - про кожу я ещё вчера знал, нынешним же днём не оленился и мать твою навестил. Одна она вас, оказывается, воспитывает-тянет, а вас общим числом семеро и всё, что плачу тебе, - ей отдаёшь. Вот и понял я, - в коже той не ты, - я виноват. С сего дня прибавляю тебе зарплату…»
Вот как было. На всю оставшуюся жизнь законопатило, - на самим не заработанное хоть бы даже глаз положить… А кругом болтают, - как теперь, так и всегда было, ничего на свете не меняется! Так уж не меняется!?
Может быть это потому, что правда никому не интересна, - из того что в этом мире рассказывается, - по большей части ложь…
Потому не ошибёшься лишь в том случае, если веришь тому, что вовсе обычно и из ряда вон не выходит…
(Кенко Хоси «Записки от скуки»)
Про войну, что ныне обревиотурно ВОВ величают, на которой и ранений наполучал, и ногу (п-правую) до корня отрезанную оставил, - не любил В.С. вспоминать, тем более рассказывать! Разве что смешные (и там ведь такое бывало) моменты…
- Знаешь, как солдаты на передовой оправляются!? На сапёрную лопату выложишь добро это самое и махнёшь за бруствер!
Известное дело: говно не граната, - далеко не летит. Да и ты ведь, - не один единственный, ну и - появляется запах. В одном месте, где линия фронта без перемены долго держалась, я наладился для такого дела лазить в дом разбитый, что на нейтральной полосе всё ещё кое как держался. Дом, - громко сказано… Всего две стены от него осталось. Ни крыши, ни окон, груда битых кирпичей вместо подвала, а от нашей, что встыке между взводами и чуть вперёд вынесенной пулемётной точки, метров за пятьдесят…
Сижу в сумерки под вечер в этом доме как-то в позе орла, - полы шинели на голову закинул, автомат держу под правой рукой на всякий пожарный случай. Вдруг от противоположной стены шорох какой-то раздаётся… Шаги будто, и кто-то обо что-то вроде споткнулся… Замер я, рукой за автомат схватился… Смотрю: немец, меня не замечая и чуть ли не напротив, - по тому же что и я, делу наладился. Позу орла принял и тут только меня углядел, - застыл будто и тоже - рукой своей правой за шмайсер ухватился!
Ну, и что ты думаешь, чем всё кончилось!?
А, - ни чем… Видимо, мы одного поля рождёнными оказались! Каждый своё дело сделал и эдак спиной на всякий случай пятясь - всяк в свою сторону и разошлись.
Любить, - чувство Божее. Ненавидеть - дьявольское. Любить любящих вас и ненавидеть ненавидящих вас, - чувство человеческое, потому что во всяком человеке изначально присутствует нечто Божеское, но есть кое что от дьявола…
«Учитесь любить ненавидящих вас! (Нагорная проповедь Иисусова)… Будьте совершенны, как совершенен Отец Ваш Небесный, который одинаково посылает свет солнца и дождь на праведных и неправедных…»
Ещё как-то, усмехнувшись, рассказывает, -
- Однажды конфуз со мной приключился…
Я тогда в старшинах ходил. Командир группы захвата, - «языков» брали. Сапёры ночью разминирование проведут, а на другую ночь мы чуть ли не дыша ползём по их дорожке, колючку немецкую режем. Не дай Бог, хоть чем-нибудь звякнуть, - немцы тогда такое освещение закатят со стрельбой пулемётной, - до утра не шевелясь пролежишь и с места не сдвинешься… В общем, аккуратно ползём, таимся да слушаем… Где, какие огневые точки ближе к нейтралке выдвинулись, - ещё накануне приглядели. Теперь наше дело к такой точке на самый короткий бросок гранаты подобраться и если расчёт на месте, - покурит там в рукав либо покашляет, - будем гранатой глушить, да брать тёпленького! Всё заранее распределено, - кто «вязать» да тащить в нашу сторону, кто огнем автоматным прикрывать. Гранаты для такого дела у нас - противотанковые. Они безосколочные, - самое подходящее для хорошей контузии…
Так вот каким-то разом подобрались чуть не к самым немецким окопам. Лежим-слушаем… Глаза совсем к темноте привыкли и хорошо видим: фриц какой-то из блиндажа вылез, - потягивается… После, - на бруствер окопа забрался и мочится! Шепчу ребятам: «Гранаты ни-ни… Будем брать без шума, я его сам глушить буду…»
Я ещё и сегодня при силе, да при плечах, а уж тогда-то… Встал в рост, иду таясь по возможности, а когда фриц этот на мои шаги поворачиваться стал, я к нему - прыжок, да уже и рядом! Да по самой серёдке его лица, да со всего своего маха… Точно, что не промахнулся, а он, - только чуть назад и всторону качнулся! Одно удивление, да и только… И, тут по удивлению моему он теперь уже своим кулаком прошёлся, - да ещё и так по-профессорски, что я сам в его окоп завалился, а вылезая, - все стороны света перепутал, да и махнул не на нашу, на его - немецкую сторону!
Так с рассвета и до следующей ночи в хорошей, с лужей посерёдке, - воронке и отлёживался. Сам себе примочки ставил, - больше некому было… До полной темноты другого дня и уже тогда только на свою родную сторону переполз.
……………………………………………………………………..
Сетовал В.С. по поводу изменившегося вокруг духовного климата.
- Всё на деньги меряется, да деньгами откупается. Одни только деньги в цене, - какая уж там дружба!
Не понимаю и принять не могу это наше сегодняшнее. Всех как-то вдруг разбогатеть приспичило! Кусок бы побольше отхватить, да и - в кусты… Телевизор этот тоже ведь смотреть неохота: убийства, да разврат… Да какие-то конкурсы халявные! Известно ведь, - «на халяву и уксус сладок». Добро человеческое бы делать друг другу! Куда там… Без понятия!
Тут-то вот и родилось это самое «кишеть», - слово, сказанное В.С., мною до того не ухваченное, но ставшее вдруг таким понятным и в точку, -
- КИШЕТЬ НАДО ПОМОЩЬЮ ДРУГ К ДРУГУ! Человек: не банный веник, - отхлестался им, да и - в помойку!
Кто-кто, а уж В.С. кишмя кишел той самой человеческой помощью, кто бы и когда бы не попросил такой помощи, но и непрошенный, узнав о нужде, срочно организовывал эту помощь.
Шутник был и очень любил гостей собирать.
Ещё в передней встречает: «Наконец-то явились! Убогого объедать…», - а сам всей физиономией от радости светится…
Была у него одна шутка. Слегка каверзная, но проходила всегда с неизменным, всеобщим веселием и успехом: на очередного вошедшего мужика махнёт неожиданно своей правой пустой пол-штаниной, будто угодить норовит в самое чувствительное тому мужику место, - тот, естественно, пополам согнётся и руками меж колен прикроется, забыв что у В.С. ноги-то давно уж вовсе не существует, - одна безопасная и безобидная пол-штанина пустая…
На какой-то из очередных гостевых приёмов ходил сам открывать общеквартирную дверь. Раздобыл где-то резиновую раскрашенную под вурдалака маску и, надевая её, в эдаком-то виде встречал каждого очередного гостя…
Стоим с женой перед этой дверью. Звоним. Впереди нас, почти носом в дверь наш шестилетний сынишка Павел с букетом цветов. За дверью шаги, - шаг ногой, шаг костылями, ещё такой же шаг и ещё - другой… Раскрывается дверь, - и тут из неё высовывается эта страшная зелёная морда!.. Мы, слегка оторопевшие, Павлушка же - вместе со своим букетом быстрыми шагами поднимается на соседний лестничный пролёт и наблюдает оттуда, что произойдёт далее…
За праздничный свой стол В.С. посадил Павллушку с собой рядом, видимо слегка виноватя себя, за то, что немного напугал мальчишку… Тут же, где-то возле локтя В.С., - эта дурацкая маска… Весело… Застольные разговоры… Опять звонок с лестничной площадки, - кто-то опоздавший! Под неудержимый хохот всего застолья, - Павлушка хватает эту маску и протягивает поднимающемуся из-за стола В.С.
……………………………………………………………………….
В военном его прошлом был у В.С. однажды момент по накалу и трагический, и из ряда вон даже выходящий. Началось как обычно: КП дивизионный, - блиндаж в три наката, командир дивизионной разведки, майор с позабытой за давностью лет фамилией… Инструктаж перед не совсем обычным заданием: что-то наподобие «ночной разведки боем» в немецком тылу и на следующую ночь возвращение в наши расположения, - сегодня, как стемнеет, - выходить…
Выпили спирта. Для твёрдости душевной, - по аллюминевой кружке. Предстоящую задачу по карте дважды прошли, главное же, возвращаясь, - в стык двум немецким частям не попасть! Не Приведи Господь! Такие стыки с обоих флангов чуть не в три слоя простреливаются… На беду в планшетку В.С. другая карта другого участка фронта попала, (майор, видимо, перепутал) - случилось непоправимое: сама операция прошла вполне благополучно, а вот возвращаясь, - попал взвод как раз в тот самый стык, которого так нужно было опасаться…
«Такое тогда поднялось, - вспоминал В.С., - что и пересказать невозможно… Чуть не четверть взвода полегло, да там и осталось… Четверых только удалось с собой проволочить! Валимся, сколько там нас осталось, в окопы наши, - остыть не успели, шальные да горячие, а из блиндажа командирского лейтенантик высоконький да тощий выскочил, кричит грозно:
- Кто старший!?
- Я…
- Ты что за бузу на моём участке поднял!? Расстреляю подлеца!»
«Бузу», видишь ли, мы ему подняли… Ребят потеряли сколько, да каких, - ещё и подсчитать не успели, а он…. «На, - говорю, - расстреливай!»… Сую ему автомат свой, а он схватил его за ствол да и звездонул прикладом мне по скуле… Вовсе голову мою затмило! Стольких ребят потерять, а мы - нашумели ему! Да ещё и дерётся… Тут я его в этом-то запале и положил из своего ТТ!»
Расстреляли бы самого через пару дней, - тогда такие дела моментом решались, но майор, тот что инструктировал, да карты, верно, перепутал, - отвёл от немедленного расстрела. Потянулось, да мяться-заминаться сталось… Дополнительные выяснения потребовались, а тут крупное наступление началось, сдвинулось всё, - да перепуталось, да быльём поросло.
…………………………………………………………………………
… Разумные из народа вразумят многих, но пострадают и многие из разумных к испытанию их…
………………………………………………………………………….
Девятый десяток на мне и ещё сколько-то привалит. Итожиться пора. Что уж говорить, - не баловало жизнью. Разве что Жемочкин окрестил меня в настоящее понимание добра и совести…
В войну бедолагу при офицерских погонах суматошного порешил, после чуть свои за то меня не расстреляли… Ногу… П-правую… Отписали хирурги санбатские без моего на то согласия. С заиканием этим, что от стольких контузий со мной приключилось, так окончательно и не расстался, а уж дури-то, дури, - сколько, да всякой, - ну и повидал! Каждые четыре года заставляют инвалидность подтверждать! Нога, - она что!? Или ещё и вырасти соберётся!? В 56-м, в хрущёвские ростепели, - того лучше: шесть лет тюрьмы получил….
- Я тогда вторым браком осчастливился. Сыну - год с небольшим. Какая там моя захудалая инвалидная «стипендия», а указ от Хрущёва вышел: есть пенсия, - не имеешь права работать! Не мужик я что ли!? Должен как-то зарабатывать на семью, вот и подвернулась оказия; - надоумил кто-то из знакомых: терпеливые и умные, да не трусливые - золотишко моют в брошенных после драги отвалах. Драга - предприятие целое… Практически город, а берётся этой драгой только самое ценное, да крупное. Самородки. Дальнейшая добыча считается не рентабельной, - бросают добычу. Кое-кто кое-что в брошенных отвалах и намывают по мелочи.
Так-на-так взвесил, деньгами одолжился, да и - в дорогу! Больше полугода проусердствовал. С одной ногой много не управишься, но намыл кое чего…
Вернувшись, задышалось свободнее. Приобрёл несколько, - барахлишко там, что-то из мебели. Кому-то из добрых людей, такая перемена в нашем жизненном благосостоянии на глаза, да в зависть бросилась: «стукнули»… Вот и взяли меня, да крупинок несколько золотых, что на деньги не успел поменять, - обнаружили при обыске. Ни заслуги мои военные, ни сынишка малолетний, - ничего не помогло! Как при Отце Всех Народов, - детей за колоски, после комбайна собранные, - на «десятку» упекали, так и меня за золотишко это, по нерентабельности в лесу, в земле брошенное, - «шестериком» отметили! Не сомневаясь, - впаяли…
Сказать не берусь, где слаще было, - на фронтовой нейтральной полосе или в лагере, где нас, инвалидов, не одну сотню содержали… Всего хватало: слепые - что с руками, зрячие, но без рук… Безрукие зрячие слепых водили, те же их, безруких, - своими руками кормили.
Старший сын, - ему тогда двенадцать лет исполнилось, ко мне, в Мордовию, с рюкзаком заплечным чуть не каждый месяц наведывался, чтоб подкормить… От железнодорожной станции двадцать с лишним вёрст, - это вам не хухры-мухры! Так вот все шесть лет от звонка и до звонка отбарабанил… Жизнь! Не жалуюсь.
Отданные Потоку, но и причастные иным многим единствам! Всё нас окружающее, - это ведь буквы. С буквами не ссорятся, не воюют… Их надобно научиться читать!
…………………………………………………………………………….
«НАС МАЛО, ДА И ТЕХ – НЕТ» Сказал о настоящих людях кто-то - уж не Розанов ли!?
На концовку (чуть послаще, да повеселее), - пока онкологи не запретили, да железные дороги не вздорожали до беспредела, любил В.С. тогда ещё нашенское Черноморское Побережье посещать хоть на пару недель. Плавал великолепно. Бросит костыли, скачет на одной ноге по мелководью и ныряет в набегающую, прибойную волну! Тут уже никто и не заподозрит, что у него одной ноги не хватает.
Заплыл как-то так далеко, что его приняли за перебежчика, который в Турцию подаваться удумал. Подкатили на военном катере пограничники: «Садись мужик! Подвезём до Турции!». Сконфузились когда увидали его одноногость и, действительно, - подвезли… До пляжа, где хозяина его костыли ожидали.
Костыли алюминиевые, полые внутри…
В.С. наберёт бывало в них морскую прохладную воду и пока не нагрелась - выльет на спину какой ни будь загорающей знакомой женщине: она визжит от неожиданности, он, разумеется, хохочет…
…………………………………………………………………………………..
Кто-то скажет: «Не серьёзно», кто-то: «Ну и отчудил, да ещё и с перебором», а мне вот, действительно, - видится в В.С. что-то от давешних, Первоевангельских Апостолов…
Те, - Живого Христа повстречавши, - Преобразились и отправились по Миру проповедовать Евангелие!.. В.С. Живого Иисуса не встретил, но и без встречи этой было в нём внутри что-то удивительное, некое глубоко справедливое и апостольское…
Буд-то верхним каким-то чутьём услышалось им давнее Иисусово, -
- Ничего кроме посоха, ни двух рубах, ни меди…
Рыба, сыр, кусок мяса вяленного, - рассчитывайте в остальном на Бога, -
По двое, - на Проповедь Покаяния. Дому, двери вам не открывшему - не будет дороги в Царство Небесное…
Человек! Изменись в сердце своём! Люди! Сердца свои раздирайте, - не одежды!
Но ведь этим призывом как раз и разрушается покой современного потребительского жизненного благополучия, -
Сожгите всё прежнее!.. Обратитесь Ко Мне Сердцами Своими!.. Сердца раздирайте, не одежды…
До чего же трудно, но ведь это-то и есть та самая, единственная, - рука Помощи от давно уже надвигающейся на всех нас погибели!
…………………………………………………………………….