…Название рассказа было другим.
Я обычно записываю названия будущих своих рассказов на цветных клейких листочках – их, кажется, стикерами называют. Они мне нравятся. Карандаш на них пишет мягко – кажется, словно буквы не пишутся, а выговариваются. И словно рассказ уже как будто бы состоялся, осмыслился. Как в китайской каллиграфии. Иероглиф выводится на тонком цветном песке. Выводится и стирается. Выводится и стирается. А затем – краской на рисовом белом свитке. И вот он уже свидетельствует, говорит – древний иероглиф. Вот в нем уже глубокий смысл.
Так и мои стикеры. Они висят у меня перед глазами среди нарисованных на обоях розовых цветов. Висят и манят, манят…
А то, другое название рассказа, - я забыла его. Что-то связанное с двумя поездками в метро. Я чистила кошелек перед командировкой – и среди всяких бумажек обнаружила проездной – на постомдернистском фоне из бегущих в разные стороны линий – силуэт локомотива. На обратной стороне: «Для прохода прислонить к желтому кругу валидатора». Я такого слова раньше не знала. Только предмет представляла себе, - а слова не знала.
***
…Он наверняка маньяк. Или маньяк, или милиционер. Нет, скорее всего, - маньяк.
Я лежала на нижней полке в купе скорого поезда. А этот человек, у которого не было никаких вещей, сидел на соседней полке. Черное длинное пальто он не снял. Мне хотелось разглядеть его лицо, - но он ловил мой взгляд и смотрел мне прямо в глаза. Я делала вид, что сплю. А на самом деле я размышляла о пугающей повторяемости событий. Ведь если следующие повторяются, то… То – что? Дальше додумывать было страшно.
«Скоро станция, - сказал он, глядя в окно, - и я уйду». Он встал и вышел из купе, прикрыв дверь. Я моментально вскочила, натянула юбку и блузку, которые развесила вчера вечером на металлической держалке. Ночью юбка свалилась на меня. Я пристраивала ее в темноте. А теперь торопливо тянула ее к себе, чтобы одеться.
Он вернулся, когда я уже сидела на заправленной постели и смотрела в окно. Он был в пальто по-прежнему. Маньяк или милиционер. Я так и не решила.
Мы пили чай. Он плескался от неровного движения поезда. Он был горячим и невкусным.
Я теперь разглядела попутчика и поняла, что он гораздо моложе меня. Как тот далекий мальчик, из прошлого. Мы тоже пили горячий чай, обжигая губы. Кружки были алюминиевые. Раньше делали такие кружки и миски – из алюминия. Серые алюминиевые кружки были еще горячее, чем налитый в них чай. Мы сидели в маленьком домике, среди снега и льда, окружавшего домик. Обычная загородная прогулка школьников. Одна комнатка на всех.
Спали на полу, не раздеваясь. Мы оказались рядом с этим мальчиком. Он взял меня за руку в темноте и заснул. Улыбался во сне. Маленький, славный мальчик. Спал и улыбался. А у меня дрожало внутри сердце. И рука дрожала. И губы дрожали.
И вот теперь тот давний мальчик смотрит на меня глазами незнакомого мужчины. Всё дрожит во мне: это качается на поворотах бестолковый поезд. Это горячий чай обжег мне язык и губы. Это я просто боюсь возвращаться в прошлое – и вот оно снова со мной.
Я потом встретилась с этим мальчиком еще раз, когда была студенткой. Я шла из института, куда только что поступила. Гордая, счастливая, независимая. Мальчик бежал за мной, задыхаясь. Он бежал через город – я видела его. Он бежал – а я не остановилась.
Зачем? Зачем судьба опять подстроила встречу?
Мы вышли вместе с этим человеком на одной и той же станции. Он взял мою сумку, перекинул ее через плечо: «Пойдем?»
Ах, но он же младше меня! И сумка тяжелая!
Я забрала сумку. Я ушла.
Это было похоже на прыжок в воду. Я не научилась прыгать в бассейн со стартовой тумбы. Мне казалось, я не успею набрать воздух – и захлебнусь. Мне казалось – я захлебнусь и не смогу вынырнуть на поверхность. Мне снилось по ночам, как я захлебываюсь и тону. И словно вижу сквозь толщу воды солнечный свет – и из последних сил плыву вверх, вверх… Задыхаюсь и плыву.
«Хочешь ребенка?» - спросил меня бывший тренер спустя много лет после моих неудачных попыток прыжков в воду.
«У меня есть ребенок, - ответила я. – И ребенок есть, и муж».
Бывший тренер сказал, что у него получаются замечательные сыновья.
***
…Что-то никак не сводятся воедино сюжетные линии моего рассказа! Слабый я, видимо, рассказчик. Да и герой у меня не получился.
Сын мой вырос.
Случайный попутчик ушел навсегда.
Мальчик остался в прошлом.
Прыгать в воду я так и не научилась.
Одиночество…
А рассказ надо было назвать «Две поездки в метро». Я вспомнила то, первое название, - но мне лень было переписывать. Мы же еще раз виделись с тем мальчиком. Совсем случайно – в московском метро. Но я не захотела вставлять этот эпизод – я оставила его в своей памяти. И когда чистила свой кошелек, - я не выбросила ненужный билетик на две поездки. Я оставила его у себя – как и эпизод. Для памяти. «Смотри, - сказал он. – Глазок валидатора шафрановый!» Мы дважды закрыли глазок карточкой, превратив его в зеленый.
Он писал диссертацию о цвете в прозе Набокова. Я потом читала ее.