Утром я, как обычно, ехал на работу. Шёл противный дождь, который хотел стать снегом, но уже не мог. Я медленно ехал в унылом потоке грязных машин, бесполезных в своей великолепной мощи. Город был болен, тромбы пробок поразили его вены, уродливые дома бородавками покрыли его кожу, а люди, живущие в нем были - зомби. Этот город нельзя не любить, ведь он вызывает жалость, этот город нельзя не любить, ведь в нем живут люди, которых я ненавижу, а человек, как известно, никогда не смотрит на другого человека без удовольствия. В этом умышленном городе живут больные люди, которые ездят, как сумасшедшие. Поэтому, когда соседнюю машину подрезала лихая «девятка», которая стремительно, не включив поворотников, перестраивалась через три ряда – из крайне правого в крайне левый – я не удивился. Но, стремясь избежать столкновения с «девяткой», этот автомобиль врезался в мой, задев передний бампер справа. Я понял, что на работу сегодня – не попадаю, остановился и вышел из машины. «Эх, два одиночества сошлись» - мелькнула у меня мысль. Машина была огромная и чёрная, взглянул на номера – они были правительственные.
- Тук-тук-тук, - подумал я. – Открывайте, это мы, проблемы, пришли к вам.
Я знал, что приедет наверняка «правильный» гаишник, который с полной объективностью докажет, что я был не прав. Из машины вышел мужчина, лет сорока пяти, слишком просто одетый для такого автомобиля. А когда я на его руке увидел кривоватую наколку «Коля» вместе с изображением восходящего солнца, я убеждённо подумал: «Это водитель». На заднем сиденье автомобиля сквозь тонировку стекла был виден силуэт хозяина. Водитель и я, посмотрев друг на друга, ничего не говоря, пошли смотреть повреждения. Они были незначительны.
- Да здесь – ерунда! – закинул я удочку.
Водитель не ответил, пошёл к своей машине, открыл дверь и спросил:
- Елена Юрьевна, вызвать другую машину? Обычно Гаи долго приезжает, а потом ещё протокол, разбор…
- Да, вызовите машину, - сказал голос, который не изменился за двадцать лет и который я узнаю из миллиона других.
Я, ещё не совсем веря в своё счастье, подошёл к открытой двери и увидел Лену, у которой при виде меня взметнулись брови. «Узнала!» - подумал я.
- Лена, ну теперь ты понимаешь, что от судьбы не уйдёшь?
- Вы забываетесь, - ударил мне из машины в лицо ледяной ветер.
- Ты этим меня не испугаешь, не смутишь, - я улыбнулся. – Я уже провёл с тобой тысячи воображаемых диалогов, и теперь эту возможность я тоже не упущу.
Водитель, не понимая, что происходит, попытался оттеснить меня от двери. Тогда я сам закрыл дверцу и сказал:
- Друг, мы с Еленой Юрьевной давно знаем друг друга, и я давно с ней хотел встретиться, это очень важно для меня. Пожалуйста, я оплачу ремонт в любом автосервисе, какой укажешь, и тебе сверху накину. Прямо сейчас поедем, но, пожалуйста, посиди в моей машине пятнадцать минут. Мне очень, очень нужно поговорить с ней.
- Ты долбанулся што ли? – совершенно нелогично спросил меня водитель.
- Я – долбанулся, - счастливым голосом сказал я. – Брат, брат, пойми меня, пожалуйста.
Я вытащил из кошелька все деньги, которые там были, сунул их ему в карман и потащил его к своей машине. Усадив его, изумленного моим напором, на водительское место, я сказал, пощёлкав кнопками на радио, откуда рванул голос Высоцкого «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!..»
- Вот музыка тебе, шансон, спасибо тебе, спасибо… Пятнадцать минут…
- Э-э, - пытался он что-то сказать.
Но я не слушал, захлопнув дверь, побежал к его автомобилю. Открыл заднюю дверь, сел рядом с Леной, она не шелохнулась – её позвоночник был прямой, как будто она кол проглотила.
Некоторое время я молчал и смотрел в переднее стекло – мимо ехали машины, обтекая наш островок.
- Какая важная ты теперь девушка… Служебный автомобиль… Личный водитель… Ну, оттай, пожалуйста, мне ведь ничего от тебя не нужно. Просто поговори со мной, я заслужил это больше, чем кто-либо на земле.
Она смотрела вперёд. «Тик-так» - щёлкало реле аварийной сигнализации.
- Слушай, меня давно мучает один вопрос. Куда ты тогда пропала? Помнишь, мы должны были встретиться на остановке Патриса Лумумбы. Я сидел на скамейке под навесом остановки, а ты вдруг прошла мимо, видимо, не заметив меня. Ты была в таком чёрном кожаном длинном пальто.
Лена чуть наклонила голову к левому плечу и глаза её задвигались, вправо – вверх, потом – опять вперёд, но голову она ко мне не повернула. «Кажется, сработало!» - быстро пронеслось в моей голове, продолжил:
- Я удивился, что ты прошла мимо, чуть помедлил, но тут же вскочив, побежал за тобой. Но тебя уже нигде не было видно. Я полчаса бегал по улице, заходил в магазины, но не нашёл тебя. Потом позвонил тебе из уличного телефона-автомата, а ты уже дома сидела обиженная и обозлённая. Ты ничего не желала слушать и ничего не объясняла сама и никогда больше не говорила об этом. Так куда же ты тогда пропала?
- Илья, что ты хочешь? – не глядя на меня, спросила она так холодно, что у меня заледенели ладони, и кончики пальцев стали покалывать множество иголочек.
- Когда ты произносишь моё имя, сердце моё тает, и я улетаю в небеса аки восемь драконов, нажравшихся экстези. Но я знаю, что хочу. Мне нужно сущую безделицу – я прошу тебя ужинать со мной один раз в месяц. Выдели, пожалуйста, в своём напряженном графике всего час – один час! – в месяц. Я хочу просто говорить с тобой.
Она скользнула, наконец, по мне взглядом, но молчала.
- Я, хотя и живу в мире своих иллюзий и сновидений, всё же могу понять – прошло много лет, у тебя там какая-то своя жизнь, и я – где-то на сто сорок девятом месте между счётом за квартиру и прогнозом погоды по телевизору. Ну, тем более, это такая мелочь…
Она, усмехнувшись, вдруг сказала моим голосом:
- Ты бы лучше внимательнее на дорогу смотрел, мечтатель.
Ах, как жаль, жаль, как вдруг жаль, что лихая «девятка» и ехавший в соседнем ряду бмв давно уехали, а я еду по дороге вдоль великой реки и разыгрываю разговор с тобой по сценарию своего воображения. Я делал это уже тысячу раз и изучил, а может, придумал все твои интонации и движения. Мы даже любовью занимались с тобой уже несколько раз.
Неужели же это навсегда?
...и разве мы, взявшись за руки, как тогда в юности, не пройдем снова долгий путь, долгий трепетный путь, и разве нам не идти по нему оставшуюся нам вечность?
Так я говорю, и говорю все тише, ибо меня пугают самого мои мысли и домыслы...