Повидло рассказ

Людмила Самойленко
               
    В каждой семье происходят интересные события большего или меньшего значения, которые  долгое время по разному поводу вспоминаются.  Казус, произошедший с моим старшим братом,  всплывает в памяти   по   сей   день,   как отзвук тяжёлых послевоенных  лет. Время было голодное, 1945 год,  действовала карточная система на продукты питания и промтовары.
    Брат Коля пошёл в первый класс. Школа от дома находилась далеко. Он учился со второй смены. В сентябре, октябре Коля возвращался  домой самостоятельно. Но в ноябре темнеть стало рано, и у родителей возникла проблема, к кому обратиться за помощью: приводить брата домой после уроков. Побаивались они за малыша, как бы в темноте не заблудился. У них самих были существенные причины, по которым они не могли забирать брата из школы: отец-сварщик работал далеко от школы, часто сверхурочно, мама в ноябре родила меня. С грудничком по морозу не погуляешь.
    Перебрав возможности соседей и знакомых, родители остановились на кандидатуре тёти Дуси. Соседка работала рядом со школой. За согласие помочь родителям, ей был подарен мамин байковый халат и кусочек туалетного мыла. У Дуси было «хлебное место»: она мыла полы в продмаге.  После уроков Колю запускали в магазин с «чёрного входа». Дуся усаживала его на табурет там же, проходить дальше ему не разрешалось. Семилетнему мальчишке нужно было просидеть у входа около часа, ожидая, пока провожатая сделает уборку. День-два  брат наблюдал магазинную жизнь с недоступной для покупателей стороны. Рядом со входом, закрытым на большой крюк, стояли многочисленные бочки, ящики, мешки, коробки. Смесь запахов дразнила и манила Колю заглянуть внутрь «бочкотары». 
    Брат  испытывал особый интерес к самой большой бочке.  Молоденькая продавщица Валя часто накладывала  из неё, деревянной лопаточкой, на толстую серую упаковочную бумагу густую коричневую массу. Брат догадался: это повидло, его иногда давали на карточки вместо сахара. Улучшив момент, он подбежал к бочке, набрал полную пригоршню сласти, отправил её в рот, успев сделать глоток, и взвыл. Моментально на громкий плач ребёнка сбежались работники магазина и покупатели. Взрослые люди, пережившие войну, не видывали такого жуткого зрелища. У мальца из носа и рта обильно шла пена, и летели пузыри. Никто не мог даже предположить, чем скоропостижно заболел ребёнок.
    Первая поставила «диагноз» Валентина. Посмотрев на открытую бочку, еле сдерживая смех, она успокоила встревоженный народ: «Пацан мыла наелся». Тревога на лицах людей сменилась улыбками, а затем раздался дружный хохот. Простой, навоевавшийся, наработавшийся за войну народ, редко имел возможность повеселиться. Можно простить людей того времени за смех над конфузом, постигшим сластёну из-за его самовольного поведения.  Но сердобольные женщины всё-таки поинтересовались: «Зачем ты, мальчик, мыло ел?». Сквозь рёв и приступы рвоты удалось разобрать ответ: «Я думал, это повидло». 
    Мало, кто сейчас знает: чтобы сократить путь от производителя к потребителю, в войну и некоторое время после неё, мыло не всегда доводили до твёрдого состояния. «Недоделанное» хозяйственное мыло разливалось в бочки. Оно шло, в основном, для стирки белья в госпиталях. Но не редко завозилось и в магазины. Им отоваривали карточки. Покупатель сам придумывал, как донести его до дома. Люди предусмотрительные  приносили с собой кастрюльки или баночки, оставшиеся после консервов «Ленд-лиз». Тем, у кого не оказывалось тары, продукт для помывки и стирки "упаковывали" в бумагу.  Вот от такого незнания пострадал мой маленький братик. Его отпоили водой, желудок и кишечник сами очистились. Жалостливая Валя угостила его кусочком рафинада, а у брата надолго пропала охота, есть повидло и брать что-либо без разрешения.