Прошлое не отпускало. Если днём он ещё мог уйти с головой в работу и забыться, то ночью оно неотвязно преследовало его. Вот и сейчас ему снова приснилось, как под ураганным огнём красных, под Чонгарской Гатью, он шёл под развёрнутым знаменем во главе своих войск в атаку. Было красиво и страшно. Странно, ведь он забыл, что такое страх, и давно не испытывал его наяву. Не потому ли он не любит сны, в которых всегда куда-то стремительно рвётся, кого-то преследует или убегает сам, где чувство страха, притуплённое шестилетней игрой со смертью, оживает вновь?
Уже больше семи лет прошло с того момента, как он вернулся в Советскую Россию. Если бы кто-либо посмел сказать ему во время Гражданской войны, что он будет сотрудничать и работать с большевиками, то он пристрелил бы того человека на месте в ту же минуту. И вот теперь он, генерал-лейтенант белой армии Слащёв, чья отчаянная храбрость была притчей на всех устах, живёт в Москве под чужой фамилией и преподаёт тактику красным курсантам, младшему и среднему комсоставу Красной армии на курсах "Выстрел". Кем только его не называли раньше в обоих станах: "Слащёв-Крымский", "Слащёв-вешатель", "Генерал-Яша". Многие о нём говорили с содроганием. Да, он подписал более сотни смертных приговоров и нисколько не раскаивается в этом до сих пор. Более половины казнённых были подпольщики-большевики, рабочие-саботажники, но были и белые солдаты и офицеры, которых он вешал без малейшего сожаления за вандализм или мародерство. Он ненавидел красных, не терпел либералов, разваливших армию, цинично отзывался о белой «верхушке», плевался при виде «тыловых шкур», хорошо зная им цену. Ему всегда было безразлично, что о нём говорили, или будут говорить. Разве не все ли равно, был ли он кокаинистом, носил ли псевдогусарский, им самим придуманный наряд — белый доломан и лиловые рейтузы? Когда вначале Врангелю сказали о его чудачествах, он ответил: «Какое вам дело? Если он даже воткнет павлинье перо себе в задницу, но будет продолжать так же хорошо драться, это безразлично». Это потом он будет собирать на него компромант, когда он, Слащёв, стал открыто критиковать Врангеля. А разве он не имел на это право? Разве не он удержал Крым в ту зиму? Именно благодаря ему война не закончилась годом раньше. Деникину не удалось удержаться на Кавказе. Зато в Крыму белые получили надежный плацдарм, куда можно было морем эвакуировать войска из Новороссийска. Слащёв невесело усмехнулся: разве он не был талантливым тактиком и стратегом, если его операции против Красной армии тщательно изучались в штабах красных на самом высоком уровне?
Он на ощупь нашёл папиросы на тумбочке и жадно закурил. Сна как не бывало. Воспоминания накатывались вал за валом, как цепи солдат, атакующих засевшего в обороне противника. С 1914 года в окопах, ранениям потерян счёт, дважды контужен и травлен газами. Сколько раз лично вёл в бой свой корпус, в котором дисциплина, не в пример другим, была железной. Конечно в Добровольческой армии были командиры, которые были не менее его храбры и умело поддержали дисциплину в веренных им частях, но не все. Да что далеко ходить: сам Антон Иванович Деникин был умным стратегом-штабистом, смелым и честным человеком, но не умел требовать с других. Ходили слухи, что в молодости он был снят с должности за развал дисциплины во вверенном ему подразделении. Лично Слащёв верил этим слухам – слишком уж на самом деле был либерален и мягок Деникин.
И вновь Слащёв вспомнил, как прибыл в Севастополь 5 января 1920 года и на военном совете забраковал план обороны полуострова, предложенный руководством. Тыловые крысы! Попробовали бы они сами помёрзнуть в окопах, тогда лишь могли бы понять его план. Как они взвывыли, когда он предложил отдать Перекоп красным, оставив там только сторожевое охранение: "как можно пустить красных без боя в Крым?!" Он взял всю ответственность на себя, так как хорошо знал на практике, что даже лучшие, отборные части под воздействием холода, усталости и отсутствия горячей пищи теряют боевой дух. А сытый и выспавшийся солдат, наоборот, воюет хорошо. На рассвете 23 января красные, силами примерно 8 тысяч человек, пошли в наступление. Охранявший Перекоп Славянский полк сразу дал деру. К ночи большевитские войска заняли Армянск и двинулись к Юшуню, после чего заночевали на 16-градусном морозе в открытом поле. А на рассвете 24 января его корпус атаковал красных и вышиб их с перешейка. Части 13-й Красной армии трижды захватывали перешейки, и трижды он, Слащев, заставлял их отойти. В Севастополь по телеграфу он отправил знаменитую телеграмму: «Тыловая сволочь может слезать с чемоданов!».
Когда в Крым явится с Кавказа остатки разбитой Белой армии, обремененной штабами и бюрократами всех категорий, он так и останется командующим корпусом. Врангель, сменивший Деникина, был из кагорты молодых. Кутепов, Слащёв, Врангель – любой из них мог быть на этом месте, но союзнички захотели последнего. Потом, уже за границей, он узнал, что Врангель столько пообещал Парижу и Лондону за помощь, что от «великой, неделимой России», в случае победы белых, остались бы только рожки да ножки. А тогда он не знал и удивлялся, почему тот решил идти на Добасс, а не на Запад, навстречу полякам. Врангель был далеко не дурак. Он был просто реалистом и отлично понимал, что прав он, Слащёв, но ссориться с Францией было нельзя, а в Донбассе до революции французам принадлежало немало шахт и заводов, а интересы сохранения и приумножения своих капиталов для них были важнее напрасно проливаемой русской крови. В сердцах он написал рапорт с просьбой об отставке и Врангель подписал! Ну что ж, без него Крым продержался недолго. Ознакомившись с текстом договора Врангеля с союзниками в Константинополе, он взвился на дыбы: "Красные – мои враги, но они сделали главное – моё дело: возродили великую Россию!…а как они её назвали – мне на это наплевать!"
(Эти слова тут же становится известны в Москве. Дзержинский делает шокирующий большевистский Центр ход. На заседании Политбюро он ставит на повестку дня вопрос «о приглашении бывшего генерала Слащёва (правда, уже разжалованного Врангелем в рядовые) на службу… в Красную Армию». Мнение в Политбюро разделились. Против: Зиновьев, Бухарин, Рыков и некоторые другие. За: Каменев, Сталин, Ворошилов. Воздержался – Ленин. И всё же Дзержинский настаивает на своём предложении...)
Слащёв прислушался: в соседней комнате, где спала его жена с дочерью, было тихо. Он осторожно поднялся, подошёл к замёршему окну и уставился в него немигающим взглядом. На подходе новый, 1929 год. Что он принесёт? Невольно его мысли перенеслись на жену, разделившую с ним все тяготы гражданской войны. С «Ординарецем Нечволодовым», с Ниной, он встретился в отряде полковника Шкуро, где он был начальником штаба. Несовершеннолетняя Нина, скрыв свой пол, добровольцем пошла на фронт Первой мировой войны. В Брусиловском прорыве участвовала уже унтер-офицером с двумя Георгиевскими крестами. Она спасла ему жизнь, когда он, тяжело раненый пулемётной очередью в живот и лёгкие, был оставлен в селении, захваченном красными. Нина вернулась туда, взвалила его, метавшегося в жару и беспамятстве, на коня и доставила в отряд. Она выходила его, неотлучно находясь рядом, пока его организм боролся со смертью. Рана на животе долго не закрывалась, для снятия болей вводили морфий. Организм привык к наркотику и позже дошло дело и до кокаина. Нина всегда была рядом. Вместе с ним она эмигрировала из России, вместе с ним, но уже с дочерью на руках, она и вернулась обратно. В ноябре 1921 года на итальянском пароходе «Жан» кроме них вернулись генерал-майор Мильковский, генерал-майор Секретов, бывший начальник дивизии генерал Гравицкий, полковники Гильбих, Мезернецкий, князь Трубецкой. Прибыли в Севостополь, где уже стоял под парами личный поезд Дзержинского. Интересно, если бы не Дзержинский, то Землячка с Бела Куном решились бы их расстрелять или нет? Но Дзержинский, гарантировавший им безопасность от имени правительства, явился лично. Да и Фрунзе, тот самый, с которым они воевали в Крыму, оказался поклонником его военного искусства, а имея такие козырные карты, можно было мечтать и о чём-то большем. Но теперь их нет...
"Вместе воевали, вместе домой поедем, вместе нас и повесят", - всплыли в памяти слова генерал-майора Секретёва. Только они двое из всех вернувшихся генералов попали на преподавательскую работу. Изредка они встречаются и выпили вместе не одну бутылку водки. Конечно, оба они отлично понимают, что с них не спускают глаз, и до конца жизни будут под незримой опекой, но наедине с собой вели откровенные разговоры. Не раз задавались мыслью, кто же они на самом деле, кем останутся в истории: патриотами России или предателями? Выходило, что они были свои среди чужих, чужие среди своих. Да и где они свои, где чужие, как тут разобраться? Не раз поднимали они вопрос, не лучше ли было пустить пулю в лоб, чем возвращаться сюда. Кто знает, сколько раз холодило им дуло висок, сколько раз глядела смерть в лицо, но для них было предпочтительней быть расстрелянным в России, чем пустить пулю в сердце и лежать на чужбине.
Ему нравится производить разбор боевых действий, при которых он режет правду-матку в глаза и критикует, как красных, так и белых за допущенные ошибки. Однажды один и красных командиров не выдержал, выхватил револьвер из кобуры и выстрелил в его сторону. Кого он хотел испугать? Слащёв подошёл к нему и сказал: "Вот как вы стреляете, так и воевали."
Усталость начала брать своё и Слащёв снова лёг и накрылся казённым солдатским одеялом. Предутренняя нега сморила его, и он забылся на время коротким, тревожным сном.
Вместо послесловия:
1. "Убийство Слащева.
В Москве в своей квартире убит генерал Я.А.Слащев, один из активных участников белого движения, снискавший весьма печальную память своей исключительной жестокостью и бесшабашностью. Уже в Крыму Слащев старался стать вместо генерала Врангеля во главе армии, а затем в Константинополе выпустил известную брошюру, в которой требовал суда над главнокомандующим (Врангелем). Из Константинополя Слащев переехал в Москву, советская власть охотно простила ему прегрешения по отношению к ней и назначила его профессором Военной Академии. Однако там ему не удалось удержаться вследствие крайне враждебного отношения к нему слушателей. Слащев переведен был на стрелково-тактические курсы усовершенствования комсостава (так наз. "Выстрел"), где он и оставался до последних дней в качестве лектора, успевшего выпустить за время пребывания в СССР несколько трудов по военным вопроса. Местожительство Слащева в Москве тщательно скрывалось. Последние сообщения берлинских газет говорят об аресте убийцы, 24-летнего Коленберга, который заявил, что убил Слащева за расстрел брата, совершенный Слащевым в Крыму. В Москве утверждают, что убийство совершено было уж несколько дней назад, но не сразу о нем решились сообщить. Тело Слащева сожжено в московском крематории. При сожжении присутствовали Уншлихт и другие представители реввоенсовета."
Газета "Руль", Берлин, 16 января 1929 года
2. Если бы он прожил ещё два года, то его имя непременно возглавило бы приговорный список Коллегии ОГПУ от 3 апреля 1931 года.Приговор был приведен в исполнение 8 апреля.
Среди расстрелянных значились генералы А.С.Секретёв (бывший командир 4-го Донского корпуса), И.Л.Николаев (начальник 10 Донской дивизии), И.И.Бобрышев (командир пластунов), А.И.Редько (командующий Тобольской группой войск), Ю.К.Гравицкий (командир Алексеевского полка), Е.И.Зеленин (комбриг 6-й пехотной дивизии), полковники Д.В.Житкевич (командир Самурского полка), Б.Д.Макуха (начальник конвоя) и многие другие.
Судьбы жен и дочерей Слащёва и Секретёва неизвестны.