Психея в очередной раз укоризненно взглянула на меня сверху, и отвернулась.
- Стоп! Стоп! Это все не то! Вы все бездарны!
Я негодовал. С этими никчемными идиотами совершенно ничего невозможно сделать.
- Господин режиссер, мы отсняли уже сорок дублей, чего вы ещё хотите?
- Я хочу снять фильм. А вы, похоже, хотите его загубить. Особенно ты, - я гневно ткнул пальцем в усатого актеришку, которого взял на главную роль, о чем теперь жалею.
Усатый обреченно покачал головой, после чего я перекинулся на его партнершу, пытавшуюся сыграть главную женскую роль.
- А ты что вообще делаешь? Он тебя убивает, а ты корчишь дурацкие гримасы. Ну кто так умирает, ну, скажи мне?
Эта бестолочь таращится на меня испуганными глазами, боясь хоть слово проронить.
- Ты что, язык проглотила? – спрашиваю я, - Ну, да и не страшно, эта сцена последняя, больше тебе в моем фильме говорить не придется, можешь и онеметь, если тебе это поможет.
Она, кажется, ещё больше испугалась. Взглянув на эту пигалицу, я призадумался, когда же она окончила театральный институт. Держу пари, что за пару месяцев до начала своих первых съемок – этих.
- Начинаем сначала, - вся съемочная группа тяжело вздыхает, - Свет! Камера! Мотор!
Кто-то произносит название фильма, сцены, объявляет сорок первый дубль и стучит хлопушкой. Оператор нацелился на героев.
Я мельком обратил взор на Психею, вновь повернувшуюся к нам.
И снова повторяется то же самое. Дверь в картонной стене он, в принципе, выбивает вполне убедительно. И револьвер вскидывает неплохо, даже почти зрелищно. Вот он нажимает на курок. Игрушка издает легкий щелчок. Никто в это не поверит, конечно, но при пост-продакшне мы этот момент сделаем куда как более правдоподобным.
Психея сморщилась, и взмахнула крыльями, собираясь улететь.
- Нет, ну что вы опять делаете? Ты в неё стреляешь из нагана, или из игрушки с присоской? – на лице усатого молодого актера уже читается злость. Ничего, это полезно.
- Ну, а ты? – теперь я уже обращаюсь к актрисе. – Он тебя убил? А, по-моему, пощекотал за живот, и ты рухнула со смеху.
Съемочная группа вокруг начала глупо хихикать, да и актеры слегка улыбнулись.
Психея, сокровище мое, подскажи мне выход. Ты единственная способна мне помочь.
И она решила ответить на мою мольбу.
Взмахнув своими белоснежными крыльями, она спустилась, и принялась шептать мне. И я невольно заулыбался, осознавая простоту и гениальность придуманного ею решения.
Съемочная группа удивленно смотрит на меня, явно не понимая причину моего неожиданного веселья. Я же, не говоря ни слова, удалился, объявив двадцатиминутный перерыв.
Пришлось немного повозиться, прежде чем я нашел что нужно. Но оно того стоит, уж если это не спасет мой фильм, то ничто не поможет.
Я подошел к усатому актеру, который отрабатывал момент убийства своей партнерши, и забрал у него бутафорский револьвер, протянув взамен другой.
- Этот потяжелее, и больше походит на настоящий. Может, хоть с ним сможешь лучше сыграть эту сцену.
Объявлен новый дубль, и съемка продолжается.
Психея сверху с коварной улыбкой наблюдает за нами, а я ей подмигиваю.
Усатый вламывается в комнату. Вскидывает револьвер. Стреляет.
Наступил момент, изменивший все.
Раздался громкий выстрел, оглушивший всех присутствующих. Рука актера, нет, рука героя, дрогнула, но он не промахнулся. Пуля угодила точно в сердце, кровь брызнула на белоснежное платье молодой героини, рухнувшей на пол.
- Стоп! Снято! – вскричал я, вскакивая со своего кресла. Наверное, на моем лице светились в тот момент все оттенки счастья.
Все неожиданно засуетились. Актер, переставший после моих последних слов быть героем, стоял на месте, бледный, застывший словно статуя. Кто-то выкрикивал «Врача! Скорее!», кто-то в панике метался из стороны в сторону, большинство же столпилось вокруг умиравшей актрисы, сыгравшей только что свою лучшую и единственную роль.
Спасибо тебе, Психея, сегодня ты помогла мне снять самую лучшую сцену убийства в истории кино. Никому такого не удавалось прежде.
Глядя на врывающихся в студию полицейских, я испытал чувство сожаления, что скорее всего, не попаду на премьеру моего фильма.