На кафедре сопротивления материалов работал и до сих пор работает (2010 г.) преподаватель с такой, я бы сказал, уникальной фамилией. Он ни-когда не вел у нас занятий, а столкнулся я с ним (в полном смысле этого слова) в 1980 году. В этот день я сдавал расчетные работы по сопромату Бернацкому ; неплохому лектору, но очень муторному, преподавателю. Он почему-то очень любил тянуть время на практических занятиях. Не мог так просто посмотреть правильно или нет и отпустить студента на волю, а обя-зательно начинал перепроверять и пересчитывать. В общем, минут пятна-дцать делал то, что можно было сделать за минуту. Может быть, он хотел придать весомости себе и своему предмету. Типа, вот какая серьезная наука сопромат. Или боялся, ; донесут начальству, что он ведет свои занятия спустя рукава и его попрут с кафедры. А тогда кафедральное место счита-лось очень лакомым кусочком. Поэтому и создавал видимость деятельности по принципу ;- долго, значит основательно. Не знаю. В наличии была явная неторопливость и педантизм.
И вот, наконец-то сдав ему расчетную работу, я не просто встал из-за стола, а подпрыгнул, подлетел, взлетел, взвился… ; не знаю какими сло-вами можно передать мои ощущения в тот момент. Представьте себе ; мо-лодому, крепкому мужчине просидеть за столом около двух часов, рисуя какие-то невообразимые эпюры, складывая и умножая какие-то непонятные цифры, ожидая решения преподавателя, с одной только мыслью в голове ; «Когда же это ****ство кончится!» И вот оно кончилось!
Разминая затекшие ноги, я устремился, полубегом к двери, которая была для нас магическим барьером, отделявшим мир света и свободы от мира тьмы и учебы. Единственным желанием каждого студента, выходящего из аудитории, было как можно быстрее вырваться на волю, покинуть мир абст-рактных цифр и букв и войти в мир совершенно конкретных друзей и подруг (в особенности!)
Я распахнул дверь на всю ширину створки ; так сильно мне хотелось увидеть светлые окна коридора первого этажа, через которые просматри-вался дворик перед входом в МАДИ, полный студентов, которые разговари-вали, курили и обнимались с подругами. И в этот миг я забыл об окружаю-щих! Надо было бы случиться такому, что в этот момент мимо двери прохо-дил, нет, не проходил, а мелкой рысью пробегал, молодой еще Иванов-Дятлов. Несмотря на молодость, он был уже достаточно полный, лобастый с большой, какой-то выпученной раздувшейся головой. Видимо ума у него было очень много. Так вот, распахнутая дверь не ударила его, а зацепила за ногу сделав ему подсечку. Отчего он подлетел вверх, но тяжелая голова перевесила, и он рухнул на землю головой, причем так неудачно, что уда-рился об угол, в том месте, где стена соединяется с полом. Получился двойной удар ; и об кирпичную стену, и об мраморный пол. Звук был такой, страшный, как будто бы голова Дятлова трескается. Я вздрогнул, на мгнове-ние замер от страха и вдруг увидел, что Иванов-Дятлов встает, отряхивает свою голову от пыли, которая была на полу в коридоре, собирает разлетев-шиеся бумажки и уходит, даже не глядя в мою сторону.
Я пробормотал, что-то вроде «извините», но уже в спину удаляющемуся преподавателю и рванул побыстрее на улицу. Мне хотелось глотнуть свеже-го воздуха, Мысль о том, что я мог убить Иванова-Дятлова не давала мне покоя. Зная, что в шоковом состоянии люди порою не замечают очень тяже-лых, а порою, и смертельных, травм, на следующий день я стал маячить около аудиторий сопромата, надеясь выяснить ; жив или нет?
Насколько же я был удивлен, когда увидел Иванова-Дятлова, как ни в чем ни бывало, на высокой скорости, двигающегося по коридору. Он был жив и здоров. Ничего в нем не напоминало о вчерашнем падении. А в моем мозгу тут же всплыла та фраза, которую я поставил в заглавие: «Не болит голова у Иванова-Дятлова». Как иногда фамилии точно передают характер человека