День рождения товарища Сталина

Сергей Кретов-Ольхонский
Эта история произошла в далёком 1952 году, в последние месяцы правления Иосифа Грозного.
Но прежде чем рассказать её, я хочу поведать о человеке, участнике той истории – Софьине Анатолии Степановиче, с которым меня когда-то столкнула армейская служба.

В средине 70х годов прошлого века я был по службе переведён  в политотдел 33 отдельной железнодорожной бригады, в Хабаровске, на комсомольскую работу. Прибыл к новому месту службы, представился командованию и приступил к исполнению своих служебных обязанностей.
Вскоре в один из рабочих дней в кабинет входит старший инструктор по информации и кадрам политотдела  или, просто говоря, кадровик майор Анатолий Степанович Софьин, мужчина годам уже к пятидесяти, среднего роста. Закуривает, хотя приказом министра обороны курение в кабинетах было запрещено, но в отсутствие старшего командования в управлении, куряки приказ нарушали. 

Софьин был страстный курильщик, и от жены ему часто попадало за это, если он покурит в её отсутствии в квартире. Он со смехом рассказывал, что за всю жизнь жена только раз попросила покурить в квартире. Это ему сделали презент, угостив пачкой сигарет «Золотое руно». Табак с изумительно ароматным запахом. Примерно такие же были тогда американские сигареты в пластиковой пачке с золотым обрезом «Филипп Морис».
Покуривая, Софьин интересуется тем, как я вхожу в курс дела, даёт советы. Закончив беседу, вдруг в шутку спрашивает:
-А скажи-ка комсомол, для чего нужны женщине ноги?
Я опешил, хотя к тому времени уже  не был пуританином, и достаточно знал их предназначение, но как об этом сказать старшему офицеру и человеку, по возрасту годившемуся мне в отцы.

Я что-то мямлил в ответ, пытаясь соблюсти правила приличия, на что Софьин, смеясь, отрицательно мотал головой. Потом сказав, думай, ушёл. Дня через два вопрос повторился с таким же результатом. Не могу же я на новом месте службы показывать свою невоспитанность или испорченность. В пятницу, когда шли на читку приказов, Степаныч вроде, как сжалившись, сказал отгадку:
- Чтоб мужик не заблудился!
Что же, всё верно, примерно так я и думал, но придержал язык. Он пошутил - мы посмеялись.
Софьин был человеком эрудированным, много читал, имел большую библиотеку. Во времена всеобщего дефицита достать хорошие книги было сложно. В неофициальной обстановке с ним было интересно поговорить и послушать. Он говорил такие вещи, о которых нигде не писали, да и откуда было знать нам молодым. Он рассказал и о любовнице Ленина Инессе Арманд, о его изоляции в Горках и многое другое.  Сейчас эта информация доступна всем, а тогда передавалась из уст в уста, да ещё с оглядкой и от свидетелей, и от участников. Мы верили, конечно, в партию и её идеи, но и сплетничали в перекурах или за рюмкой чая.
Так во время всеобщего почитания, возвеличивания и награждения нашего Великого Кормчего Леонида Ильича  Брежнева,  Анатолий Степанович утром огорошил таким известием:
-Ты знаешь, комсомол, вчера Леонид Ильич отказался принять награду какого-то африканского племени. Я с недоумением:
-Как отказался, почему?
Мы уже привыкли к тому, что ему почти каждый день что-нибудь, да вручают, аплодируют, а тут отказался.
Степаныч, выдержав паузу и довольный произведённым эффектом, добавляет:
- Да, да – от золотого кольца в нос.
Что тут делать, и смех давит, и показать нельзя истинное отношение к сказанному, так поулыбался между прочим.

В конце восьмидесятых Анатолий Степанович невольно избавил командование бригады от порки на совещании командиров и заместителей воинских частей Хабаровского гарнизона. Чего греха таить недоделок и прегрешений в частях всегда хватало, а командующий округом генерал армии Третьяк И.М. жёстко спрашивал с нерадивых.  Командующий округом, и член военного  совета округа, генерал-лейтенант Дружинин оба были участники войны и Герои Советского Союза. Третьяк стал Героем  в 22 года и командиром полка. По приходу на Дальний Восток железной рукой наводил порядок и воинскую дисциплину.

На совещание от нашей бригады поехали и.о. командира, заместитель командира по тылу подполковник Гордиенко и и.о. начальника политотдела бригады майор Софьин. Там уже досталось всем, и когда очередь дошла до нас, то на вопрос проводившего совещание зам. командующего округа, начальника войск Хабаровского гарнизона и будущего, последнего  министра обороны СССР, генерала Язова Д.Т. поднялись Гордиенко и Софьин. Язов, приготовившийся учинить разнос нашей бригаде, пригляделся к Софьину и говорит:
-Скажите, майор, я вас знаю, лицо ваше знакомо?
-Так точно товарищ генерал, наши воинские части были соседями там-то.
Язов вспомнил имя, отчество Софьина, задал несколько вопросов о житье-бытье и разрешил офицерам сесть, не учинив порки. Гроза пронеслась! Иногда личное знакомство не повредит, если есть хорошие воспоминания.

Неплохо начав службу, в дальнейшем Софьину не повезло. Уже учась в военно-политической академии имени Ленина, или же только готовясь поступить, Софьину нужно было представить туда какие-то документы через секретную часть. Но в это время сгорел штаб, а вместе с ним и неотправленные документы. Командование представило случай не, как пожар, а возгорание, т.е.ограничивало ответственность, и учёба Софьина накрылась медным тазом вместе с академическим образованием.
Приятель Софьина по военному училищу стал генерал-майором и курировал политуправление ЖДВ от Главного Политуправления Советской Армии. Приезжая к нам в Хабаровск он обращался к Софьину запросто:
-Толя.
А тот, в ответ, вытягиваясь во фронт:
-Чего изволите?

Довелось Софьину служить и в Забайкалье, и строить железнодорожную ветку Ивдель-Обь.
Вспоминая, Анатолий Степанович, рассказывал про то время. Как-то летом, уже далеко после отбоя личного состава, а Софьин там был заместителем командира по политической части, он направился домой. Стояло лето, было душно, а комары и мошка вились тучами, и их в свете уличных фонарей, было хорошо видно. Иду, говорит, чую носом запах жареного свежего мяса. Часть стояла в низине, и запах несло по распадку от стоящих недалеко вагончиков прачечной , сапожной и бани. Откуда мясо, его уже давно не завозили, нет холодильников, и даже офицеры на паёк получали тушёнку. Уставший, голодный, проклиная всё на свете направляется в сторону запаха.

В вагончике прачечной горит свет, слышны голоса, мелькают тени, хотя после отбоя все должны спать. Подходит, стучит, в ответ всё замерло и тишина. Он опять стучит и, называя себя, требует открыть. После заминки двери открываются и он входит - все лица знакомые, дембеля. На столе сковорода с жареным мясом, луком, рядом не хитрая снедь, початая бутылка водки, кружки.
Пьянка-это уже ЧП, продукты с кухни, свежее мясо. Позвонил в штаб, вызвал дежурного по части, подняли с кровати спящих командиров роты и взвода, начали разбираться.

Долго разбирались, потом выяснили. С новым пополнением в часть приходили и ранее осужденные молодые люди, которые на гражданке успели побывать на зоне, а теперь пришли отдать свой гражданский долг Родине в армии. Вот кто-то из них предложил корешам посмеяться над товарищами, которые работают днём на стройке века, а вечерами разбредаются в части по углам. В любом гарнизоне всегда полно приблудших собак, называемых Дембелями, их подкармливают, развлекаются с ними заставляя выполнять различные команды. По крайней мере, относятся лучше, чем старослужащие к молодым солдатам.

Вот такая Дембелиха ощенилась и рядом с ней бегало штук пять-шесть подросших щенков, но они стали неизвестно куда исчезать.
Забив и разделав одного щенка, мясо порезали на куски и пожарили, чтобы накормить друзей.
Но пока их ждали с трассы, у них самих проявился аппетит, а мясо так выглядело привлекательно, что они съели его сами, не оставив товарищам. Им понравилось, да и зеки знают, что оно полезно, особенно при туберкулёзе. Вот так  и порешили всех щенков. Софьин говорит, мол  я недоумеваю, куда собаки деваются. Солдат наказали, но конечно не за щенков, а за пьянку. Я вот думаю, что здесь бы, В Германии, за собак дали бы больше, чем за убийство человека и в бундесвере после службы не возбраняется солдатам выпить пива, и хранит его в жилых комнатах. Но наши русские не могут просто так выпить пива, вина - их сразу тянет на подвиги и сведение счётов, парадокс.

Анатолий Степанович так и закончил службу майором,  уйдя на пенсию, получил квартиру в Чернигове, где и поселился с женой на заслуженном отдыхе.

А вот тогда, в 1952 году, окончив военное училище, получил назначение заместителем командира роты по политической части в отдельный железнодорожный батальон, железнодорожной бригады дислоцировавшейся в Конотопе. Трудно было молодому лейтенанту в части. Солдаты старше его, офицеры фронтовики, но постепенно втягивался в службу. В октябре 1952 года прошёл 19 съезд партии, впервые за долгие годы и все жили его решениями.

В декабре в  управлении  бригады  собралась партийная конференция для обсуждения итогов съезда и определения планов боевой и политической подготовки на будущее в свете его решений. Для офицеров, живущих в отдалённых от крупных городов местах, это всегда большое событие. Что-то достать, купить для дома, решить служебные вопросы, увидеться со старинными друзьями и товарищами по службе.

Так и в этот раз конференция прошла  с большим подъёмом, все ждали каких-то новых перемен. Решили служебные, домашние вопросы, встретились с друзьями, получили билеты на обратную дорогу, командировочные деньги, которые обычно выплачивает вызывающая сторона.
Вечером в ожидании своего поезда офицеры части собрались в привокзальном ресторане поужинать, да и время скоротать до отхода поезда за рюмашечкой, в хорошей компании и под музыку с танцами, чтобы было всё цивильно. Такие моменты в службе бывают редко. Как обычно бывало в советское время, приняв заказ, официант приносит в графине водку или коньяк, потом салатик и гораздо позднее, горячее. Видимо стимулируя клиентов раскошелиться.

Принесли в графине водку, салаты. Едва разлили водку в бокалы и собрались её вкусить, как открывается дверь ресторана и в зал входит высокий полковник, начальник политотдела их ней бригады. Человек желчный, имевший скверный характер, ему бы в НКВД работать в самый раз, а он в политотделе, но и здесь он успел буквально съесть много офицеров, за любую провинность и особенно, если замечал выпивших. Зал замер, его прекрасно знали, особенно выводы. Оглядев зал, полковник сделал скорбно-строгое лицо и направляется к столику, где сидел молодой лейтенант Софьин.

Степаныч вспоминал, что сидел и смотрел на приближающегося начальника, как кролик на удава, ни жив, ни мёртв, а тот идёт, будто лом проглотил, упиваясь своей властью и могуществом. Подойдя и не глядя на офицеров, а поверх голов задаёт скрипучим голосом вопрос:
-В чём дело товарищи офицеры, по какому поводу пьянка? И сам – весь внимание.
Все молчат, что тут ответить, если водка на столе. Полковник ждёт.

Тут не спеша встаёт командир роты, капитан, участник войны, много чего увидавший в жизни и не терявшийся в сложной обстановке, вытягивается. Берёт графин, чистый бокал и наливает  по самые края, затем протягивает его полковнику и торжественно произносит:
-Товарищ полковник! Прошу вас выпить за здоровье Иосифа Виссарионовича Сталина. Сегодня его день рождения, мы и собрались здесь по этому поводу.
Зал встал: и гражданские, и военные, раздались аплодисменты.

У полковника челюсть отвалилась. За всей суматохой он об этом забыл и даже в докладе не отметил, а тут при всём народе ему об этом напомнили, да каким образом. С него вмиг слетела  вся спесь, он побледнел и вмиг охрипшим голосом произнёс  еле слышно:
- Товарищи офицеры! Я, я не могу, у меня язва желудка и больное сердце.
На что капитан, продолжая держать бокал в вытянутой руке, невозмутимо напомнил:
- Не хорошо товарищ полковник, весь зал смотрит и ждёт, а вы отказываетесь выпить за здоровье товарища Сталина. Прошу до дна.

Полковник уже весь зелёный, видимо и правда болел, но ещё более умерший от страха, берёт бокал в свою руку, вытягиваясь по стойке смирно, произносит, глядя на портрет вождя, висящий в большой раме на стене ресторана:
-За здоровье товарища Сталина! И давясь, выпивает водку до дна. Потом не глядя ни на кого, благодарит за угощение и, напомнив, о пристойном поведении, чуть ли не строевым шагом выходит из ресторана. В след ему опять раздаются аплодисменты.

Обсуждений за столом не последовало, все старались держать языки за зубами, время было лихое. Но все с восхищением смотрели на ротного и были благодарны ему за проявленную находчивость и смелость. Вечер уже прошёл спокойно, до самого отхода поезда.
Всё, слава Богу, обошлось. Полковник тоже был сообразительным, не стал поднимать шум, который мог обратиться против него самого. Всё обошлось мирно.

Прошло уже много лет после службы в Хабаровске и вот почему-то вспомнилось о дне рождения товарища Сталина,  рассказанном Софьиным, накануне этой даты. Может тайная мечта о сильной власти, которая когда-нибудь наведёт порядок в стране, где будут править не только олигархи и грести всё под себя, но и будут заботиться о простом человеке. Хотя короля всегда играет окружение. Ему хочется, как лучше, а получается, как всегда.

Сергей Кретов
Баден-Баден, 19 декабря 2010 года.