Рейтинг: G
Жанр: драма
Содержание: Пройдя через Магистрал, огонь, воду и сотни передряг, Рамирес Вентура станет, наконец, с Шоном Дэлмором одной крови.
***
Ночь.
Рамирес, пошатываясь, выходит из своего дома на Private-street, но не на улицу, а через заднюю дверь, на маленькую веранду в глухом темном дворике. Только луна на мутном небе и неясный отсвет из окна позволяют ему ориентироваться, хотя уверенными его движения не назовешь.
Он роняет на пол тихо звякнувший черный пакет, но не подбирает. Опирается на шаткие перила крыльца, сгибается чуть ли не пополам... Он весь дрожит, кожа бледная и мокрая от холодного пота, глаза покрасневшие и слезятся, парень выглядит серьёзно больным. Какое-то время ему еще удается бороться с собой, но что-то внутри него всё же сдается.
Рамирес с глухим неразборчивым ругательством, похожим на стон, сползает на дощатый пол веранды, на ощупь находит пакет, всхлипывая, пытается открыть, но не выходит: руки трясутся слишком сильно. Тогда он, оскалившись, рвет пластик, и на пол падают жгут, упаковка ампул и шприц...
Десять минут спустя.
Пуэрториканец с закрытыми глазами, в расслабленной позе сидит на полу, опираясь спиной о стену, на левом плече – уже ослабший жгут, в пальцах правой руки – пустой инъектор. Грудь мерно вздымается, пот высыхает на серой коже, губы приоткрыты.
Боль для него пока кончилась. Он наконец-то может думать о чем-то другом, кроме дозы, пусть ненадолго, но быть самим собой.
Какое-то слабое движение воздуха, не похожее на ветер, заставляет Рамиреса разлепить веки: годы жизни на грани научили его быть настороже всегда. Тело не хочет напрягаться, ему хорошо...
Но на фоне темноты он различает чей-то силуэт. Человек стоит на ступеньках, не двигается. Молчит, смотрит. Он видит всё, дергаться и прятать просто глупо. И Рамирес покоряется неизбежному, у него нет выхода, вот только – кто?
Луна выныривает из-за облака, и на лицо второго человека падает ее свет.
Рамирес несколько секунд смотрит, потом его губы изгибаются в обреченной усмешке. Парень опускает голову, прикидывает всю сцену на крыльце, видит себя со стороны, глазами того, другого... и медленно сгибает ноги, касается лбом коленей, обхватывает их руками, замирает, согнувшись. Так может сидеть тот, кому плохо, кто думает о том, что всё кончено, и хуже быть не может.
Второй неторопливо поднимается на крыльцо, но не подходит. Тоже садится на пол, и они довольно долго молчат вместе.
Наконец Рамирес прерывисто вздыхает и мрачно произносит, глядя в никуда:
– Только не говори, что ты не знал.
Шон не отвечает. Смотрит вверх, на туманное пятно белого света в небе. Потом переводит взгляд на парня напротив.
– Тогда ты тоже. Не говори, что не знаешь: если хочешь быть с нами – этого быть не должно.
Рамирес хмыкает, дергает головой, отбрасывая со лба мокрые пряди.
– Ха, если так, я пошел собирать шмотки.
Это не смешно. В темных глазах боль переплетается с обреченностью, а надломленный вызов – с тоской. Парень с трудом выталкивает:
– Я колюсь с двенадцати. С этим уже ничего не сделаешь. – И вдруг он взрывается безнадежной, болезненной агрессией, кричит: – Пятьдесят два дня! Слышишь? Целых пятьдесят два долбаных дня!.. Я пытался... Терпел, думал – перевалю, переупрямлю. Как же! Чёрта с два! Ты хоть знаешь, что это за состояние? Ха, откуда... Это хреново, просто охренительно хреново, представь себе! Я думал, с ума сойду, отрубался уже на ходу, один раз – за рулем... И так, и так – подыхать! У меня вот только всё внутри перестало наизнанку выворачиваться! Да! Давай! Осуди меня! Назови слабаком, вышвырни отсюда к чёртовой матери, обратно в притоны! Ну, не молчи! Действуй!
Он тяжело дышит, сжимая кулаки, подается вперед, пытаясь разглядеть, что отражается на лице человека, от которого сейчас зависит его жизнь. Впрочем, не только сейчас, так было всегда...
Долгая пауза.
Шон дает Рамиресу остыть, дает угаснуть его злобе. Луна снова ушла, и его лицо в тени, но, судя по спокойному голосу, он далек от необдуманных решений.
– Знаешь, Рой тоже сидел. Плотно.
– Не гони! Не может быть. Он чистый. Это же видно.
– Его дневная доза была полтора грамма «звездной пыли». Плюс мэт, иначе пульс пропадал.
– Ты врешь, – Рамирес недоверчиво качает головой, – Со «Star Dust» не спрыгивают. Если только в землю.
– Я не вру, Рамирес.
Двое сидят напротив, но друг на друга не смотрят, только ветер то и дело шевельнет волосы в ночной тишине, или блеснут глаза, выражение которых темнота милосердно скроет.
– Знаешь, тут ведь вроде как целая теория. Для начала эту дрянь должна захотеть твоя душа. Чтобы закрыться от чего-нибудь, или сделать себя сильнее... много всякого. А потом уже и тело начинает требовать свою долю допинга, и это уже действительно хреново. И вот у Картера так было, на всю катушку, когда я его узнал – он был нарком со стажем, до кончиков ногтей... А потом судьба поставила ему очередную западню. Мы тогда с ним затеяли этот небольшой проект – Хост, и у него появилось желание жить. Цель. Душа у него уже другого хотела, а вот тело – нет. Оно его якорило к прошлому, убивало, чёрт, помню я эту тоску... Ладно. Короче, способ есть. На Рое он сработал.
– Какой... способ? – прошептал Рамирес.
– Это второй вопрос. А я хочу задать тебе первый. Как насчет тебя, Вентура? Чему в тебе это нужно? Зачем ты это делаешь?
Рамирес запрокидывает голову, прижимается затылком к стене, долго собирается с духом.
– Не знаю, Шон. Ну, трудно объяснить. У нас все так делали. Все, понимаешь? Это ты у себя чистые порядки завел, у тебя за травку народ вылетал с ходу. А у нас по-другому. Если не берешь – ну... вроде как не круто... Идиотство, знаю. Но это я сейчас могу сказать, а не в двенадцать лет. Быть «чистеньким» – у нас означало позор и статус черной овцы в стаде… Я б ничего не добился, понимаешь. Ничего. Я ж никогда не садился на экспресс в ад, вроде «белого счастья» или «Star Dust». Я влегкую, так... поэтому, наверное, и дожил до сейчас, многих своих я похоронил уже. Ну и вот...
Рамирес горько усмехнулся.
– Теперь уже всё равно. Я наркоман, Шон. И ничего не исправишь. Жалко, конечно...
Он вдруг резко поднял голову:
– Рою сколько было тогда?
– Шестнадцать.
– Эх... Повезло. А мне тридцатник! У меня новая жизнь только сейчас открылась из-за тебя. Ай, к чёрту. Знаю я всё – психическая зависимость, физическая... поздно. Будь у меня еще одно тело в запасе – я б, может, и не свалял такого колоссального дурака, но...
Парень махнул рукой и снова уронил голову на колени.
Шон чуть помедлил и произнес:
– Я же сказал, способ есть.
Он протянул руку, подобрал тускло сверкнувший инъектор. Не заботясь о том, что на стенках тонкого стекла осел серый раствор, Дэлмор всадил иглу себе в локтевой сгиб, под ошеломленным взглядом Рамиреса набрал десять кубов черной под лунным светом крови.
И остановил ладонь с зажатым между пальцами шприцом прямо перед застывшим от неожиданности парнем, то ли протягивая ему, то ли просто демонстрируя.
– Ты это уже видел. На Исабель. Вспомни, когда мы с тобой ее нашли, она была больна. Она вообще умирала, и ей понадобилось много. А ты… парень, ты сильный, думаю, тебе хватит и этого.
Шон чуть повернул инъектор, к которому были прикованы глаза Рамиреса.
– То, что сейчас течет по твоим венам, называют «лекарством от проблем», а это – лекарство от смерти.
– Что? Ты... Это же...
Снисходительно наблюдая за остолбеневшим парнем, Шон прищурился:
– Ты никогда не слышал обо мне ничего... необычного? Слухов было полно.
– Но... да, но... Кто б поверил!
– Кое-кому пришлось. Те слухи не преувеличивали, они преуменьшали. О многом знали только верные люди. Вот что, Рамирес, у меня нет сейчас настроения объяснять всё сначала. Да, я особенный. Я реально другой. Рой испытал это на себе, и Дэрек, и Бэсс, и твоя сестра, и другие... Теперь ты. Если захочешь.
Шон всмотрелся в потрясенное лицо Рамиреса.
– Это вопрос доверия, Вентура. Если ты веришь, что я не хочу тебе зла. Если ты просто – мне веришь.
И он положил инъектор перед Рамиресом, который зачарованно проследил за ним взглядом, встал и ушел в темноту, давая парню выбор.
А тот не думал ни секунды...
Едва прошел ступор, схватил инъектор, чуть не раздавив его дрожащей от волнения рукой, и всадил в ту же вену. И эффект наступил.
По телу Рамиреса словно прошла волна, не заметное глазу, но несомненное изменение. Он смотрел на себя, ощущая глубинную перестройку, но на первый взгляд внутренняя буря чужой могущественной силы не отображалась снаружи. И только случайно он остановил глаза на недавнем порезе: пару дней назад он угодил запястьем в опасное соседство с работающим двигателем. А сейчас этот порез исчез, словно нарисованный и стертый ластиком.
В диком шоке Рамирес даже не сразу понял, почему его руки от локтей вниз влажные, и что это за жидкость выступает из точек-следов от уколов на сгибах... А когда до него дошло – он вскочил на ноги, не помня себя, и бросился вслед за Шоном.
Догнал его у ворот, где было почти светло от фонаря, схватил за плечо, развернул – но ничего не смог сказать.
А Дэлмор смотрел на него с улыбкой, прекрасно понимая его состояние.
– Ты не сошел с ума, это твой раствор. Он больше телу не нужен, оно его изгоняет. Бывает и с пулями. То, что с тобой сейчас происходит – что-то вроде тотальной нормализации. Всё, что было в тебе больного, неправильного, исправляется и внутри, и снаружи, шрамов у тебя больше не будет. И плечи свои можешь с этой минуты не беречь, суставы такие же, как были до Джанк-Ярд. И так со всем. У тебя теперь стопроцентное здоровье, а если ты будешь иметь наглость хоть глянуть в сторону всей этой вожделенной химии – я тебя сам убью, обещаю.
Рамирес помотал головой:
– Н-нет, вот уж это вряд ли... – Но в его зрачках росло что-то другое, более важное, и он, сам того не замечая, каким-то умоляющим голосом прошептал:
– Господи, Шон... зачем? Почему – ...я?
А тот легко ответил:
– Давно пора было. Ты теперь мне свой по крови, парень. Как остальные. Ты со всеми кровью повязан, а вы все – со мной... вот так. Это не мистика, нет, это завтрашний день генетики. Ну, пусть не завтрашний, пусть следующий век.
Потом мягко взял застывшего пуэрториканца за плечи, чувствуя его дрожь.
– Между прочим, я знал, что так будет. Что ты – мой, Вентура, несмотря ни на что. С Джанк-Ярд знал. Просто мы с тобой долго к этому шли, а теперь – всё правильно. Все в сборе.
Черные глаза блеснули.
– Дэлмор... будь ты проклят. Спасибо.