Мошкин опаздывал на работу и метался по квартире, проклиная электронные будильники и перепады напряжения в электросети. Выхватив из холодильника мокрую сосиску, метнулся в ванную комнату. Кое-как сполоснувшись и почистив зубы, он ухватил свои сползающие штаны и успел засунуть холодное мясное изделие в рот. И тут же выплюнул, зашвырнув «ментоловую» сосиску в унитаз (забыл прополоскать рот). Сосиска, выдержав напор пятилитрового сливного бачка, осталась непотопляема и гордо всплыла, подобно «Наутилусу», описав почётный круг по границам «фарватера».
Мошкин спешил на работу, потому что был последний день уходящего года. В его дипломате лежали приготовленные для праздника две поллитровки, замаскированные под минералку, банка солёных хрустящих огурчиков с рассольчиком и смачные бутерброды с буженинкой и колбасой. А в кармане-застёжке покоились до поры до времени бенгальские огни и китайские петарды.
Схватившись за рубашку, Мошкин краем сознания услышал бормотание радиоточки: где-то мела страшная метель, остановились поезда, дома в деревнях замело до самой крыши, а машины на обочинах были завалены тоннами снега.
– Опять в Америке снег выпал, – говорил Мошкин, натягивая любимые летние туфли на модные носочки. – Америкосы при нуле градусов вымирать начинают, ну а если им ещё лопату снега на голову высыпать, это уже светопреставление, подобное Армагеддону.
Мошкин сунул руки в рукава своей куртки и, схватив «драгоценный» дипломат, рванулся вниз по лестнице, на ходу перекинув шёлковое кашне поверх куртки.
Мошкин не хотел опоздать на свой рейсовый автобус, в котором он по утрам привычно встречался с друзьями по работе на последнем сиденье вонючего старенького «ЛАЗа».
Спустившись на лифте, он не сразу понял, почему на нижней площадке, где находились почтовые ящики, вдруг оказался сразу по пояс в снегу. Какой-то мужик тупо пробивался через заваленные снегом двери в подъезд. Эта картина чуть было не заставила Мошкина вернуться назад в тёплую квартиру, но дипломат, приготовленный для тёплой встречи с друзьями, указал нужное направление. Мошкин полез в узкий проём дверей и оказался чуть не по шею в снегу и в белом море пурги.
Такого количества снега Мошкин никогда не видел.
– Ух, ты! – только и успел выговорить Мошкин, когда его плохо повязанный на шее шарф круто взмыл вверх, наградив на прощание хорошей оплеухой Мошкина, который пристроился в фарватер идущего впереди мужика, отчаянно пробивающегося вперёд подобно землеройной машине, скрываясь и вновь появляясь над сугробами.
Пока Мошкин добирался до соседнего подъезда, где сходились проторенные тропы жильцов, он очень неуютно почувствовал себя в лёгкой куртке и в летних туфлях, в которые набился снег, но мысль о дипломате со спиртным грела замёрзшие ноги и придавала ускорение в движении.
Вдруг впереди раздался пронзительный крик, и что-то лохматое и мелкое больно упало Мошкину на грудь. Лохматым оказалась женская шуба, а мелким – девушка, которую эта шуба покрывала до пят. Девушка была абсолютно отмороженная, с красно-синим хлюпающим носом. Она была похожа на начинающую путану, которая увела мамину шубу на первую случку. Замёрзшая малолетка, увидев мужское лицо, начала просить Мошкина вернуть её побыстрее домой, в тёплую квартиру, к её мамочке, как заблудшую христианскую овечку в родное стадо.
Помня об указующем, как перст, направлении дипломата и об исходящем теплотой изнутри содержимом, Мошкин открыл замки и впервые изменил своим друзьям, почав бутылку, и влил прямо в рот замерзающей девице изрядную порцию первоклассной «Столичной». И знаете, это сработало. Пришлось, правда, повторить и снова «с горла», но главное, что спас человека!
Ожила «птичка», на шее повисла, разрумянилась и целоваться полезла. Но «дипломат»? Его же по назначению доставить необходимо!
Пробившись до парадного, Мошкин сорвал непослушные замёрзшие двери с петель. Благословив на прощание свою случайную знакомицу глотком водки, Мошкин погрёб, борясь со снежною метелью, на свою остановку рабочего автобуса.
Но не тут-то было. Заблудившиеся электрики с его работы устроили «пикник» как раз за домом Мошкина, развернув свои батареи-аккумуляторы под электрическую плитку, которая вовсю варила сосиски. Надо признать, что запах этот как раз и вывел нашего Мошкина к замёрзшим электромонтажникам. Тут уже было не до отговорок, сосиски для Мошкина значили всё, за них он хоть к чёрту в рай. И ещё он понял, что бутылка не залежится в его сумке.
«Минералка» Мошкина пошла по кругу, а аппетитные сосиски тут же растворились во чреве электромеханического блока. Мошкин, нахваливая колбасные изделия, с горечью вспоминал «Молочные», которые недавно выблевал в унитаз, налил и сказал: «Я никогда не забуду вашего приёма, дорогие друзья, замечательные вы все люди!».
Автобуса на остановке не было, зато все были в сборе и успели вытоптать уютную пещерку за киоском, а сейчас дружно подкидывали ёлочные лапы в костёр, на котором уже что-то жарилось. Мелькали праздничные разовые стаканчики, слышались поздравительные речи, откуда-то доносились гитарные трели и раздавались нестройные голоса.
И вспомнив о петардах и бенгальских огнях, Мошкин залез в свою сумку, и десятки огней вспыхнули в уютном сугробе под громкие восторженные крики сослуживцев.
Под этот фейерверк упряталась куда-то метель, снег начал таять, люди начали выползать из сугробов. И автобус вскорости замаячил на горизонте позади снегоуборочного трактора. Праздник продолжался…
…Так мы встречали наши праздники в дружной какофонии нестройных голосов. Пели пролетарские песни, смеялись над начальниками и зубоскалили в подсобках, издеваясь над «строем» и над собственной жизнью.
Но жизнь была тепла и радостна, и мы любили её и пели её песни…