(Ю. Филатова, В. Немо)
Я открываю глаза. Тишину моего дома разрывает звук телефона.
Это Макс, думаю.
- Юль, ты меня воспринимаешь? - Я слышу голос Макса сразу после поднятия телефонной трубки. Выдерживаю мхатовскую паузу и нарочно искаженным, полным нелепого драматизма, голосом заявляю:
- Она здесь больше не живет. Ее настигла судьба...
- Слушай, хватит придуриваться, Юль! Привет.
Я внезапно опомнилась и перестала играть нелепую роль.
Я не слышала этот голос уже полгода, может больше. Голос принадлежал человеку, которого я считаю своим другом. Он, наверное, такой же «несчастный» как я, только не хочет замечать этого, он живет с этим каждый день, играя в семьянина, играя в любовника, играя в хорошего сотрудника... Возможно, он даже играет в моего друга, хоть мне бы не хочется об этом думать.
Только я не слышала его уже полгода. И, самое странное, совсем этого не понимаю.
- Хорошо, обещаю быть абсолютно здравомыслящей. Привет, Макс. Как твои дела?
- Мои? Ты лучше расскажи как ты. Что случилось за то время, пока ты не удосуживалась набрать мой номер и отчитаться?
- Макс, я никогда не удосуживалась его набирать. - Тут я переигрывала. - И ты знаешь почему - читай по словам! Я... ненавижу... телефон!
- Эй, не кричи, я не хочу состариться глухим. Ты мне сегодня приснилась, вот я и решил позвонить. Как твои дела?
- Ты считаешь, что после последнего нашего общения, это лучшее, сказать мне - как мои дела? Я еще жива, если что... То есть – хуже не бывает.
Макс молчит, но не оправдывается.
Все давно понятно между нами. И что я себе придумала...
Очень близкие отношения... Да.
Моментами... Дружба с элементами секса. Мило, не больше.
Но, черт возьми, я желала бы большего присутствия его в моей душе... Даже, как друга.
А он...
- Прекрати свои шутки. У тебя что, депрессия? - звучит из трубки голос Макса.
Я плюю на всю романтику своих воспоминаний, и говорю о том, что волнует сейчас меня в первую очередь.
- Максим, у меня к тебе вопрос...
- Да, милая...
- Макс, как друг, ответь мне... Только серьезно... Если бы кто-нибудь заказал тебе написать книгу – о чем бы она была?
- Ну и вопрос. Как всегда у тебя... Хм, я бы написал о действительно стоящих вещах, о том, что их ничтожно мало в нашей жизни, этих вещей. А всего остального - пруд пруди и все это абсолютно бесполезно... Но... Но, на этом держится мир. А еще, я бы написал...
- Если я повешусь вовремя твоего следующего монолога, не вызывай скорую, пожалуйста.
- Да, ладно тебе, это я тебя передразниваю, это ты любишь философствовать на тему смысла жизни, я просто живу.
Да уж. Макс мог говорить. За это я его ценила, слушала, помнила. Но верил ли он в то, что говорит?
- Мне кажется, Макс, что нам просто обоим одинаково погано. Если только можно сравнить жизнь с чем-нибудь, я бы сравнила ее с одним бесконечным похмельным утром.
- Эй, что-то ты мне совсем не нравишься, может заехать тебе после работы?
- Нет, спасибо, - резко ответила я. - Ты же знаешь, из нас с тобой плохие собутыльники и еще более отвратительные любовники.
- Юль, в тебе погибает гениальный циник. Вот такая ты мне нравишься... Ладно, встретимся еще, потом, раз ты не в духе. Да! И еще, не такие уж и плохие из нас любовники...
Черт! - Я выругалась про себя. Я закрыла ладонью трубку и перевела дух. Отвратительные, Макс! Отвратительные... Но знал бы ты, как сейчас мне не хватает всего.
Я собралась с духом и произнесла:
- Вот именно, просто отвратительные, плохие – не то слово. Ладно, бывай, Макс! Я позвоню, как разберусь в себе. Жизнь что-то повернулась как-то неожиданно...
- Не пропадай, Юль! - раздалось в ответ. - Так бы сразу и сказала, что роман новый закрутила.
Макс повесил трубку.
"Нет, Максимка, это почище романа, это детектив, не меньше...", - подумала я, удивляясь, а точнее предвосхищая новую свою роль...
И мне было неожиданно наплевать на обиду друга, мне не хотелось ничего уже. Я понимала, что не должна вовлекать в новый мир персонажей своего прошлого, мне следует разобраться во всем самостоятельно.
Друзья помогают жить, в смерти они бесполезны, а в опасности могут оказаться сами опасны...
А меня ждала опасность. Я хотела ее. И сердце мое стучало сильнее от предчувствия
немыслимой свободы моих картин...