Если предыдущее приключение (с говорящей вороной) обернулось для меня кратковременным лёгким недомоганием и существенным послаблением в виде освобождения от нудных и утомительных работ по прополке-окучиванию-поливу картофельных грядок, то встреча с Белым дедушкой, наоборот, завершилась длительным и таким уже тогда, после неоднократных простуд, ненавистным постельным режимом.
Нет ничего хуже, чем болеть летом! И болезнь-то была какая-то странная. Еле хватало у меня сил, чтобы в обнимку с бабушкой выбираться из избы и недолгое время сидеть вместе с ней на завалинке, греясь на солнышке. Если что и болело у меня, так это голова. И то после сна, в который я неожиданно проваливался и днём и ночью, как в какую-то бездонную яму. Ровным счётом ничего не помнил из того, что снилось, но сестрица по секрету мне рассказывала, что я не только вовсю разговаривал, но и ходил во сне, умудряясь ни на что не натыкаться из мебели. Особенно, когда выдавались ясные лунные ночи.
Что-то странное творилось и со зрением. Долгое время зрачки оставались распахнутыми чуть ли не до краёв радужки, всё виделось неясным и размытым, и даже слабый свет вызывал неприятные ощущения. Но при этом казалось, что вижу даже в полной темноте и с закрытыми глазами, и как-то по-иному стали восприниматься все живые существа. Дворовый пёс, куры, утки и индюки виделись одетыми в свои шкуры-перья. Люди же, наоборот, представлялись вовсе без одежды, а кроме того сгустками разной степени черноты стали проявляться отдельные участки внутри человечьих тел.
Впервые увидел я такой сгусток у соседского деда, которого незадолго перед тем выписали из областной больницы после операции на желудке. Как обычно, устроились мы с бабушкой днём на завалинке, а в соседском палисаднике невестка уговаривала деда что-нибудь поесть. Долго она его упрашивала, и очень обрадовалась, когда изъявил он желание отведать на ужин паровые оладушки из гарбуза (так на Украине называют тыкву). Посмотрел я на деда, увидел у него большое чёрное пятно в области живота и удивлённо спросил у бабушки: «Как же он их будет есть, если вечером умрёт»?
«Типун тебе на язык», - сердито ответила бабушка и увела меня обратно в избу. А вечером из соседского дома послышались шум, крики и многоголосый женский плач.
Бабушка велела никому не рассказывать об этом случае, а утром следующего дня втихаря от деда с матушкой повела меня к местной знахарке, которая травами и заговорами лечила людей и животных. Знахарка, возрастом намного старше бабушки, стала взбивать в глиняной миске какую-то смесь из куриных яиц и разнотравья, а я увидел у неё на левой кисти под кожей тёмное пятно да и сказал ей о том, где у неё рука болит. Знахарка обомлела, лечить заговором отказалась и посоветовала бабушке меня окрестить.
Церковь неподалёку от городского рынка была всегда открыта и даже в будние дни редко пустовала, а в выходые дни и по церковным праздникам набивалось в неё полным полно народу. Поскольку дед, бабушка и матушка были набожными, то наведывались туда и мы всем семейством. Не сказал бы, что заходил я в церковь с удовольствием, поскольку в будние дни там частенько стояли гробы с покойниками, а в выходные дни массовые людские скопления вызывали у меня просто неудержимую панику.
За пару дней до намеченных на ближайшее воскресенье крестин бабушка с матушкой стали наперебой рассказывать мне о Господе Боге нашем Иисусе Христе и многих сотворённых им чудесах. Совсем не страшным, а даже ласковым слышалось само слово «боженька», вот только сильно смущало меня тогда, что с их слов становился рабом всякий, кто крестился, некрещёным был закрыт доступ в небесный мир, а собачки и прочие животные-птицы-рыбы, и подавно, не имели души.
В душной и жаркой церкви мало что пришлось раздеваться на глазах у многих чужих людей, так ещё и скандалом закончилась попытка искупать меня в купели. Когда батюшка приподнял меня, ухватив за подмышки, припомнилась почему-то страшилка, как черти окунали грешников в чан с горящей смолой, вцепился я в его рыжую бороду и изо всех сил отбрыкивался ногами от купели. Пришлось батюшке ограничиться поливанием меня святой водой из ковшика над купелью.
Домашнее празднование по случаю моего крещения тоже ничем хорошим не завершилось. Пока взрослые сидели за столом, я забрался на лежанку печки, поразглядывал крестик из жёлтого металла, подаренный мне крёстными взамен нательного, и показалось мне очень несправедливым, что Христос один страдает-отдувается за дурные поступки всех остальных людей. Захотелось избавить его от мучений, а заодно и сделать так, чтобы люди сами отвечали каждый за себя – взял я дедов напильник и аккуратно сточил распятую фигурку с крестика. Никогда раньше не видел я собственного деда в такой ярости, когда вздумал ему похвалиться содеянным благим делом. Досталось тумаков и бабушке, когда она пыталась меня заслонить от деда – всегда-то она меня защищала и покрывала.
Пожалуй, впервые в жизни при нас с сестрой сильно поссорились родители, когда отец приехал за нами в конце отпуска и узнал о моём крещении. С тех пор религиозная тематика как-то сама собой перестала упоминаться у нас в семье.