Сергей всегда был серьёзным, жёстким и расчетливым. И когда работал заместителем начальника РОВД, и когда руководил бандой профессиональных уголовников, и когда сидел в СИЗО после ареста банды. Предъявленные ему обвинения были доказаны практически по всем эпизодам и дело можно было передавать в суд, однако оно получило настолько широкий общественный резонанс, что следователям не терпелось "блеснуть", увенчав многолетнее разбирательство чистосердечными признаниями главного обвиняемого. Главаря банды, бывшего "мента" и несгибаемого "Валета", как его звали в банде. Погоняло прилепилось к нему ещё в школьные годы, когда он на спор доставал из колоды карт не глядя то короля, то даму, то валета - причем последний был его любимчиком.
Чего скрывать, применяли к нему разные методы воздействия - практически все, которые были в арсенале у органов дознания. Но "Валет" так и остался несгибаемым. За полтора года, проведенные в СИЗО, он так и не дал показаний. Ни разу. Такого местные стены ещё не видели. Как говориться, поражались все - и сидельцы, и "владельцы". В какой-то момент следовательское терпение иссякло и было решено передавать дело в суд без показаний Антонова - такая была у бывшего мента фамилия. Все члены банды за небольшим исключением были под стражей, все кроме главаря дали показания. Доказательств и улик было собрано достаточно, чтобы впаять Антонову пожизненное - а если бы позволяло законодательство, то и не одно. На банде числилось несколько трупов, в том числе крупных предпринимателей и чиновников, с десяток грабежей, разбой, рэкет, несколько налётов, валютные махинации, торговля наркотиками и много ещё чего по мелочёвке.
"Валет" знал о перспективах и не строил иллюзий. Пройдя в СИЗО через все мыслимые и немыслимые испытания он остался верен своему главному принципу "вокруг одни враги; мой единственный друг, единственное мерило справедливости и единственный судья - я сам".
Начался суд. Заседания то переносились, то откладывались. А на те, которые проводились стекалась масса народа, включая немыслимое количество журналистов. Через два месяца судья постановил отправить дело на доследование - налицо было слишком много процессуальных нарушений и непроясненных до конца эпизодов. Ещё один год в СИЗО, ещё один круг испытаний выдержал Валет. Здоровье его пошатнулось, через осунувшееся лицо пролегли продольные складки-морщины и выглядел он теперь гораздо старше своих тридцати семи лет. Пожалуй, единственное, что осталось неизменным, так это его жизненная философия - "вокруг одни враги, мир - враждебная среда, единственная точка опоры - это я". И даже самоотверженность и преданность жены Нади, которая все время, которое он провёл в СИЗО, как часики носила передачки, не могла поколебать эту циничную человеконенавистническую философию.
Мы иногда разговаривали с ним, сдержанно, без панибратства. В одном из разговоров я позволил себе восхититься постоянством его жены, на что Валет только пожал плечами и коротко ответил "это до поры до времени".
Такой вот он был человек. Трудно сказать, что именно заставило подающего надежды майора променять госслужбу на криминалитет. Скорее всего это была жажда власти, желание подчинить себе этот враждебный мир, оказаться сильнее его... Как бы то ни было, Валету не удалось долго пробыть "на гребне волны" - сколоченная им банда куражилась и беспредельствовала чуть больше трёх лет. И уже почти столько же он пробыл в СИЗО. Жена у него была хрупкая, невысокая, с серыми доверчивыми глазами. Весь её облик излучал мягкость, податливость, женственность и можно было легко представить, что в объятиях только такой женщины-ребёнка Валет мог хотя бы отчасти расслабиться, чуть ослабить ту невидимую пружину, которая заставляла его идти наперекор обществу, бросая дерзкий вызов своих же бывшим сослуживцам...
Надя Антонова переносила свалившиеся на неё испытания с умиротворяющей стойкостью. Не жаловалась, не ныла, не пропустила ни одной передачки, ни одного свидания. Это для других её муж был особо опасным преступником, матерым "Валетом", убийцей и бандитом. Для неё он всегда был любимым Серёженькой, который когда-то отбил её у хулиганов, прижал к себе и больше никуда не отпустил. У Нади были кое-какие средства на банковском счете, открытом Валетом ещё задолго до провала банды, кроме того, после его ареста она стала немного подрабатывать шитьём на заказ. Средства со счета тратила на нужды мужа, сама жила на то, что зарабатывала. За первые полтора года им даже удалось пару раз побыть наедине - Валет как-то договаривался с конвоем о свиданиях в отдельной комнатушке. После первого суда такая возможность больше не представилась, но Надя упорно приходила на короткие свидания "через стекло", пересказывая Валету свои последние новости и заботливо всматриваясь в его с каждым разом меняющееся лицо.
Дело шло ко второму суду. Накануне очередного свидания у Валета была встреча с адвокатом, на которой тот сказал, что решение суда известно заранее - была, мол, негласная разнарядка из Москвы - "главаря и трёх главных подельников - к пожизненному, остальным - по максимуму". "Если настаиваешь, я конечно, буду тебя защищать на суде, - сказал перед уходом адвокат, - но ничего сделать не смогу, извини".
На следующий день Валет сидел напротив своей Нади и прижимая трубку к уху думал о чём-то своём. Дождавшись окончания очередного Надиного рассказа - о том, как соседка по лестничной площадке в очередной раз выгоняла своего сожителя - Валет посмотрел Наде в глаза и сказал:
- Надюша... Через две недели можно будет свидание взять... Захвати с собой двести баксов и Валюшины таблетки... пачки 3-4... Мне надо.
У Нади расширились зрачки. Улыбка, ещё теплившаяся на её лице после забавной соседской истории, застыла как приклеенная, словно мышцы на лице окаменели.
- Хорошо, - ответила она неестественно спокойным голосом. - Я постараюсь, Серёжа...
"Валюшиными таблетками" они называли один препарат, две-три таблетки которого вызывали состояние наркотического опьянения, четыре-пять погружали в тяжёлый бессознательный сон. От двух пачек можно было запросто уснуть навсегда. Эти таблетки Надя регулярно получала для своей больной двоюродной тётки, которая уже много лет жила в интернате для душевнобольных. Тётку звали Валя, рецепты на лекарства выписывал главврач интерната, поскольку таблетки были дорогие и учреждение не имело возможности закупать их самостоятельно.
Всю дорогу домой у Нади в голове крутилась одна и та же мысль "Всё кончено. Он решил умереть. Решил бросить меня. Сдался! Значит, ему светит только пожизненное, надежды нет... Не хочет сидеть всю жизнь. Думает, что ему не для чего больше жить. Что же мне делать? Что делать???"
Слёзы сами лились из её глаз, в сердце как будто лопнула какая-то склянка с кислотой и она физически ощущала, как его разъедает горечь...
Через три недели они снова встретились в СИЗО. Надю провели не в "стекляшку" как обычно, а в маленькую комнату без окон, с одной дверью и с диваном, на котором сидел Валет. После первых объятий-поцелуев он спросил её "Всё принесла?" "Да, - ответила Надя и тоже спросила "Сколько у нас есть времени?" "Думаю, час как минимум есть", - ответил Валет. "Тогда не будем его терять", - прошептала Надя и прижалась к нему всем телом...
Расставаясь, они прощались навсегда.
Он - потому что думал, что она принесла ему спасительный яд, который и в этот раз позволит ему всё сделать по-своему, а значит - опять оказаться "на гребне волны".
Она - потому что знала, что он никогда её не простит. Сочтёт предательством то, что она принесла ему витамины вместо отравы. И её не оправдают ни любовь, ни страстное желание, чтобы ОН ЖИЛ. Чтобы жил, так же как и крошечное существо, которое начнёт расти в ней после этой их последней прощальной встречи...