Осиное гнездо времен холодной войны

                Жаркая осень 1954 года.

                « Вот как мы хватали радиацию».
                П.Е.Дольников               
               
         
        Каждая жизнь история, но ей лучше заниматься профессионалам. Однажды уговорил отца, участника той баталии, отобразить на бумаге то, что запомнилось. Купил ему тетрадь, ручку и на первой странице написал принцип, которому ему необходимо следовать: «Пишем, что наблюдаем, чего не наблюдаем, то не пишем». Вот что получилось: «Я, Дольников Пётр Егорович, родился 24 декабря 1927 года. Мой год последним был мобилизован на Великую Отечественную войну. Я не являюсь участником войны, так как не участвовал в боевых действиях. Прослужил срочную службу 6,5 лет из них 4 года молодым солдатом. Четыре года после войны не было призыва в Армию. Солдатскую службу очень хорошо знаю. Знаю, что знает солдат. Десятки километров прополз по - пластунски и много каши поел. В начале 1954 г. стали готовиться к выезду на учения, о том, что будут испытания атомного оружия, нам не говорили. В это время я командовал взводом регулирования дорожного движения в комендантской роте 12 гвардейской механизированной дивизии. Она подчинялась начальнику штаба дивизии полковнику Пехтереву. Командиром дивизии был генерал – майор Лященко. На базе взвода, которым командовал я, сформировали роту регулирования дорожного движения, подчиняющуюся полковнику Пехтереву. Во взводе были мотоциклы М – 72, к ним добавили 4 бронетранспортёра БТР – 40. В роте было 2 взвода. Точно не помню, но в конце апреля начале мая я с взводом и техникой (2 БТР – 40 и 6 мотоциклов М – 72) литерным эшелоном убыли из Бреста на учение. Эшелоны шли один за другим, из Бреста уезжал 128 стрелковый корпус с боевой техникой и вооружением. Не знаю, почему наш эшелон перед железнодорожным мостом остановился. Так он стоял на берегу реки Ока, и мы побежали купаться в реке, у берега поплавали. В пути были дней 6 – 8. Место для штаба дивизии выбрали в дубовом бору, рядом протекала речка Самарка. По прибытии на учения начали оборудовать жильё и усиленно проходили занятия по боевой подготовке (особенно тактические) с применением атомного оружия. На дивизионных учениях я с взводом находился на наблюдательном пункте командира дивизии. Я находился рядом с начальником оперативного отдела дивизии. Он мне давал указания обеспечить передислокацию наблюдательного пункта на новое место. На учении много было генералов. Учением руководил маршал Советского Союза Жуков Г.К., он тогда был в опале и командовал Уральским Военным округом. Вот был со мной случай: перед началом дивизионных учений был приказ офицерам сдать боевые патроны, но я забыл их сдать. На наблюдательном пункте окошко командира дивизии и окошко начальника оперативного отдела рядом, расстояние между ними один метр. Вдруг стало слышно:
     – Передайте генералу, приехал Жуков. - Командир дивизии выходит и почти над нами докладывает Жукову:
     – Товарищ маршал Советского Союза, наблюдательный пункт 12–й механизированной дивизии командир дивизии генерал – майор танковых войск Лященко. Жуков задаёт ему вопрос:
     – Какими силами и сколько времени оборудовали наблюдательный пункт?
    – Привлекалась 1 сапёрная рота с привлечением тяжёлого экскаватора, ушло 2 недели, не считая маскировки. Второй вопрос:
   - Сколько лесоматериала ушло на оборудование? Генерал – майор ответил: 
   - Не помню, инженер…, больше разговор я не слышал, так как разговор происходил на ходу.
         Жуков спустился вниз и пошёл туда, откуда командир дивизии наблюдал. Я вспомнил, что у меня в пистолете 2 обоймы с боевыми патронами. А если оперуполномоченный КГБ посмотрит и спросит: - Для кого приготовил патроны? Я быстро доложил начальнику оперативного отдела, что у меня есть 2 обоймы боевых патронов, я забыл их сдать, он мне ответил: - Приедем с учений, тогда сдашь их. Я воспрянул духом, что о боевых патронах знает и мой непосредственный начальник на учениях. (О чуткой работе спецслужбы тех лет вспоминается его же замечание;  перед отбоем, ложась в кровать, солдат Малюга высказался двумя словами о здоровой солдатской пище, поданной на ужин (накормили ерундой), а когда утром поднялись, солдата Малюги  нет, и больше его никогда я не видел, авт.).
         Всё лето учились, и очень часто проходили дивизионные учения. Часто объявлялась атомная тревога. Моя обязанность на наблюдательном пункте была поднять чёрный флаг на флагштоке, (высота была 20 метров, по радио и телефону передавали 33). На наблюдательном пункте были оборудованы блиндажи командира дивизии, начальника артиллерии дивизии и общий блиндаж. На наблюдательном пункте всегда находился представитель авиации подполковник Герой Советского Союза. Немного вперёд забегу: этот подполковник в 6 часов утра сказал, что он получил сигнал:
     - Лёд идёт. - Я спросил:
    - Что это означает? - Он сказал:
    - Самолёт с атомной бомбой оторвался от земли и взял курс к нам, летит с Украины.
Второй взвод регулирования движения находился на командном пункте. Начальником командного пункта был начальник штаба дивизии полковник Пехтерев.
        В начале августа 1954 г. проходила генеральная репетиция дивизионного учения. Наступление началось по плану. Преодолели уже половину маршрута, но вдруг наступление прекратили, возвратили войска на исходные позиции. Дальнейшее наступление прервал Жуков. Потом он собрал командный состав и делал разбор наступления. Мне и таким офицерам, как я, рассказывал начальник оперативного отдела. Основная причина остановки наступления была в том, что медленно, с низкой скоростью наступали танки. Он говорил, что при наступлении на Берлин скорость движения танков была в 2 раза быстрее скорости ваших танков на учении. После этого «разбора» учение было продлено на 1 месяц.
       Полигон Тоцкий был расширен за счёт  деревень, которые по расчёту должны были сгореть. Людей с имуществом перевезли в другое место. Каждой семье выстроили новые дома, сараи, выкопали колодцы. Тактические тренировки начали проходить усиленно, с быстрейшей скоростью. При оборудовании траншей особое внимание было обращено укреплением деревом. По сигналу «атомная тревога» солдаты убегали в укрытие (блиндажи). Каждому военнослужащему была выдана брезентовая накидка, химические чулки, противогазы и штатное оружие.
       В начале сентября 1954 г. мы заняли исходное положение для наступления и в таком состоянии находились пять суток. Ожидали ветра в нужном направлении, чтобы облако, образованное от атомного взрыва, ветром несло вне населённых пунктов. 14 сентября 1954г. в начале одиннадцатого часа на горизонте появился самолёт с атомной бомбой в сопровождении двух истребителей. Была объявлена атомная тревога. Самолёты летели прямо на наш наблюдательный пункт. Я начал поднимать на наблюдательном пункте чёрный флаг. Но почему – то тросик с флагом застрял на середине флагштока. Пока я мыкался с подъёмом флага, самолёты развернулись и легли на боевой курс. Мне удалось поднять флаг, и я забежал в блиндаж, сел около двери спиной к взрыву. Стенка, из дерева сделанная (там все стены были сделаны из дерева), жмёт мне в спину, а потом в ушах засверлило, как сверлом, я открыл рот - прозвучал взрыв. Потом вторично в ушах сверлило, и снова открывал рот. Я до сих пор не знаю, почему был двойной удар. Атомный удар был воздушный, он применяется для большего поражения живой силы и техники, находящейся вне укрытия. Я, а за мной и другие, быстро вышел из убежища и смотрел в сторону взрыва. Я не знаю, что было, но была видна пыль, как будто прошло несколько десятков машин по пыльной дороге, горело всё в том направлении. Потом образовался гриб, и ветром медленно его начало относить в сторону. После атомного взрыва началась артподготовка, по времени - точно не знаю – наверно, полчаса. Затем авиация начала бомбить определённые цели (артиллерия и авиация огонь вели боевыми снарядами).
         На этом учении командир авиаполка вёл полк на бомбометание. Он дал команду подчинённым сократить дистанцию, и одно звено отстало. И вот этот подполковник авиатор кричал самолётам «цель справа, бомбы не бросать». Одна бомба была сброшена. Хорошо, что она попала между стыками батальонов и вреда личному составу не принесла. Этот полк был министром обороны снят с учений. Это говорил авиатор подполковник.
        Наступление продолжалось весь день, захватило и вечер. К вечеру пошёл дождь. Моросил, много грязи наделал. Учения окончились примерно в 21.00. Потом проходили дезактивацию, которая заключалась в умывании холодной водой, вытрясли плащ-накидки и химические чулки. На занятие не разрешали брать с собой еду и курево. К утру прибыла к нам кухня, и мы утром наелись.
       На полигоне была сделана правительственная дорога (гравийная). По ней никому не разрешалось ездить. Мы её только пересекали. Регулировщиками на этой дороге были курсанты автомобильного офицерского училища. По этой дороге ездили делегации социалистических стран, наблюдающие за учением.
      После учений Министр обороны (не помню его фамилию) дал банкет по случаю успешного окончания учений. Всему личному составу, участвующему в учении была объявлена благодарность, а экипаж самолёта был приглашён на банкет. Самолёт, что вёз атомную бомбу, - ТУ4 поршневой, экипаж был 11 или 12 человек. Все они получили правительственные награды. Там же на учении делегациям социалистических стран показывали работу плавающих танков ПТ – 76. Они только стали прибывать в войска. В блиндажах было по две двери при входе в него. Одна дверь нашего блиндажа была взрывом пробита.
       По возвращении домой наш эшелон встретили недружелюбно. По плану мы должны были ехать в г. Высокое, там сделать перегрузку с широкой железнодорожной колеи на узкую. В районе северного городка (г. Брест, авт.) стрелка была разведена, и паровоз с одним вагоном перескочили её. Эшелон был остановлен. Машину командира дивизии сняли с эшелона на руках военнослужащие, и он уехал. Перегрузка на узкую колею не состоялась».
      – Всё писать больше ничего не буду, - сказал отец, возвращая тетрадь.
       Осмотрев вышеизложенное, я ободрил его, указав на достаточно объёмное сочинение. Дома ознакомился с содержанием и обнаружил отсутствие описания места эпицентра взрыва, неоднократно слышанное мной от него. При очередной встрече попросил завершить начатое дело.
        «На следующий день или через день начальник штаба дивизии полковник Пехтерев усаживает на автомашины офицеров штаба и везёт на место разрыва атомной бомбы. Точка, над которой должна взорваться бомба, находилась на поляне в лесу. Поляна эта была метров 50 в диаметре. Вокруг этого места на определённом удалении были выкопаны траншеи. По бокам траншеи были укреплены деревом. Сидели в них манекены. Была так - же расставлена боевая техника. Бомба отклонилась на запад от намеченной точки на семьдесят метров. Площадь, над которой был взрыв, по диаметру была 30 метров. На этом месте стояли обгоревшие спички (останки деревьев, авт.), и я по ним ходил, а вокруг вместо леса были угли, траншеи были засыпаны, и только от винтовок были стволы. Примерно метров в 200 стоял танк, который был в землю втиснут до днища, а броня оплавлена. В километре  от взрыва стояли два самолёта, поршневой и реактивный. Поршневой сгорел, и двигатель лежал на земле, реактивный стоял, как ни в чём не бывало (ранее он рассказывал об обгоревших животных разных пород, привязанных на различном удалении от эпицентра, авт.). Это всё я видел своими глазами. Через неделю место взрыва оцепили, и мышь туда не пролезет. Вот как мы хватали радиацию».  Двадцатипятилетняя подписка о неразглашении злодеяния «весёлых чудовищ» поспособствовала многим отойти в мир иной раньше срока.
       Газета «Брестский КУРЬЕР» в 2007 году опубликовала короткую статью «Памятный знак ветеранам ядерных учений». Повторю её полностью: «Полное название этой фалеры (нагрудного воинского знака): «50 лет Войсковым тактическим учениям с применением ядерного оружия 1954 – 2004 г.г.» Красивый знак, выполненный из тёмного серебра, покрытый разноцветной эмалью и позолотой, с креплением на орденской планке прибыл в Брест только сейчас, спустя три года после значимой даты. Тогда, 14 сентября 2004 г., усилиями энтузиастов удалось установить гранитный памятник напротив главного входа на гарнизонное кладбище города. Ещё несколько лет потребовалось, чтобы найти средства и сделать необходимые согласования для изготовления памятного знака. На всю Россию и республики бывшего СССР для тысяч участников ядерного эксперимента на Тоцком полигоне выпущено всего 500 экземпляров. И дело не только в недостатке спонсоров на этот заказ. В беседе с журналистами «БК» председатель областного совета ОО «Белорусский комитет ветеранов подразделений особого риска» Александр Внуков назвал нам грустную цифру: ещё недавно в этом общественном объединении Брестской области состояло более 600 ветеранов. На сегодняшний день – около 250. Понятно ведь, не просто возраст, но дозы радиации, полученные от взрыва плутониевой бомбы мощностью 40 – 50 килотонн, сокращают дни этих людей. Для справки членам организации сообщаем, что для получения памятного знака им следует обратиться в областной совет ОО «Белорусский комитет ветеранов подразделений особого риска». Пока что в Бресте знаки вручены 16 – ти ветеранам и ещё 6 – ти – в Минске. Первый обладатель памятного знака в городе Бресте полковник в отставке Александр Внуков».


                Ноябрь 2009 г.
               

                К 68 градусу с. ш. 40 градусу в. д.

               
                Предисловие
 
        Произведения под общим координатным названием были созданы и посвящены 100- летию  подводного флота России. Так  получилось, что всё сознательное детство и часть юности прошли в секретной базе подводников, соперниками по «холодной войне» названной « Осиным гнездом». Похоже таких « гнёзд» на просторах СССР существовало несколько. 19 марта 1996 года первый президент России Борис Ельцин в телевизионном обращении к народу поздравил подводников с 90- летним юбилеем «Дня подводника». Для меня это было сюрпризом прозрения, ведь после обычной средней школы ещё пять лет и семь месяцев я проучился в мореходном училище, где пришлось изучать подводную лодку 641 проекта, сдать одиннадцать экзаменов, стать специалистом БЧ-1, получить военный билет офицера запаса. Когда близилось собственное пятидесятилетие, возникла идея написать нечто, посвящённое круглой дате подводного флота России. Всё было сделано вовремя. Промчались годы, прежде чем выяснилось, что рукописи в издательстве не читают.  При возврате рукописи, мне предложили отпечатать её на компьютере, после чего обещали почитать, если пыл ещё не угас. К тому моменту событие уж давно и громко было отмечено показом концерта с присутствием на нём главы государства. Пыл, конечно, угас, но события прошлого время от времени всплывают в каждом из нас. Так происходит ныне со мной.
       Владимир Данилевич в реальной жизни Дольников Владимир Петрович, состоявшийся 3- й помощник капитана рыбопромыслового флота. Живу, пишу не для похвал, но я бы, кажется, желал печальный жребий свой прославить, чтоб обо мне, как верный друг, напомнил, хоть единый звук, – писал Александр Сергеевич Пушкин. В частной жизни ничего прошлого изменить нельзя, а измениться в настоящем можно. Выходит, что можно, то правильно, а что нельзя, то не продумано. Но для сохранения изменений важнее всего, чтобы жизнь продолжалась, и неизбежно, угасая, как только возможно медленнее, отдалялась от своего истока. «Не уходите из жизни, не рассказав, что пережили», - говорил классик, а мудрец так изрёк:  - То, что отдал - твоё, то, что оставил себе, - потерял. Представляется, что не жадным быть легко, а добрым – трудно. Берите! Читайте, если хотите. Форма прозы тут произвольна. Мне не нужна ситуация, когда голова болит от того, что знаменит.
       На встречу 105 – летия Подводного Флота России я выпускаю свой первый «корабль» в океан человеческих мыслей.
                Автор.
               






























                Элементы истории.


                Автор выражает искреннюю
                Благодарность сотрудникам Военно - Морского
                Музея Северного флота, Мурманского областного
                Краеведческого музея, Русского географического
                Общества города Москвы за помощь в создании               
                Рукописи.

 
   
          Некто мне неизвестный, но юный житель тех мест делая свои первые поэтические шаги, опубликовал в газете «Пионерская правда» стихотворение под названием « Деревня Иоканга». К моменту публикации, прожив там не мало, я привык к мягкому произношению этого населённого пункта Иоканьга.
          Покосились избы                Знать своё отжили…
          Старой  деревушки                Крепкими руками
          Только трубы, в небо              Их у бурной речки
           Смотрят                Возвели на камне,
                Равнодушно                И стояли долго
           Им теперь уж боле                На ветру полярном,
           Не дымить дымами                Но не знали только,
           И старух и деток                Что и их вспомянут.
           Не дразнить
                Блинами...
Так во второй половине шестидесятых годов прошлого века закончила своё существование деревня Иоканьга, успевшая, по рассказам отца, пышно отметить своё трёхсотлетие. Просто вирус неперспективных деревень проник и в этот  отдалённый уголок Крайнего севера. А ведь совсем недавно деревня имела почтовое отделение, магазин, школу, библиотеку, баню. Проживала в деревне малая народность севера саами (лопари), которые занимались оленеводством и рыболовством,  летом, благодаря природному  изобилию грибов и  ягод, - собирательством, а наличие в деревне огорода свидетельствует и о земледелии. Может, они выращивали сытную заполярную картошечку или ставили эксперименты по выращиванию теплолюбивой кукурузы? Оленье мясо популярностью у советского народа уж давно не пользовалось, поэтому и не продавалось, а из оленьих шкур лишь чукчи яранги строили. Рыболовство было сезонным, ибо ловили исключительно сёмгу. Следует отметить, что лов осуществлялся на разумной основе, которую создали и неукоснительно соблюдали предки. Когда рыба заходила в реку на нерест, сети ставили на сутки, потом выбирали рыбу, солили, а сутки следующие рыба свободно проникала в речку, так как она не перегораживалась сетями. Так действовали всю путину, что обеспечивало естественное воспроизводство сёмги. Когда деревня, волею судьбы жестокой, оказалась неперспективной, многие саамы уехали в свою столицу – село Ловозеро, Мурманской области, а те, кто перебрались поближе от родных мест, в Гремиху стали быстро спиваться.
       Известен факт времён первого государя объединённой Руси Ивана 3 (1440 – 1505), когда в ходе войны со шведами был нанесен удар по противнику с неожиданного направления. В июне 1496 по распоряжению великого князя воеводы князья Иван Ляпун и Пётр Фёдорович Ушатые (из рода ярославских князей) во главе ополчения устюжан, двинян, онежан, вожан, пермичей совершили морской поход. Пройдя через Белое море, они обогнули Кольский полуостров, захватили три шведских буса (корабля) и вторглись в северную часть Финляндии. Парусно-гребные суда русских проникали по северным рекам вглубь территории противника. Жители Каянской земли, «кои живут на Илименге – реке», «били челом за великого князя», а их предводители поехали в Москву для принесения формальной присяги. Часть Северной Финляндии признала свою вассальную зависимость от Русского государства.
       Несколько скупых строк в летописи вот всё, что нам известно о походе Ушатых и их войска. Тем не менее, северный поход 1496 продолжавшийся с июня по октябрь смело может быть назван одним из самых выдающихся предприятий эпохи. Впервые целая рать отправилась в дальний морской поход, впервые в водах Северного океана были захвачены суда противника, впервые суда русских поморов продемонстрировали свои высокие мореходные качества, как десантные корабли современности с морскими пехотинцами на борту. Только по – этому факту следует перенести год исчисления русского праздника «День морской пехоты», оставив дань традиции лишь день – 27 ноября. Северный океан и его моря начали осваиваться не только в хозяйственных, но и в государственных интересах Русской земли. В этом же году из устья Северной Двины была отправлена морским путём дипломатическая миссия в Данию – толмач великого князя Григорий Истома на четырёх судах дошёл до Тронхейма и далее ехал сухим путём через Норвегию. Северный путь в Европу вокруг Скандинавии начал функционировать более чем за полвека до того, как корабль англичанина Ченслера был случайно прибит штормом к русским берегам.
      История умалчивает факт постоянного народонаселения  на берегу Иоканьгского рейда в этот период. Фактом неизменно остаётся удобная якорная стоянка для судов на пути мореплавателей и, без всякого сомнения, по меньшей мере, важным пунктом пополнения запасов пресной воды. 
      Известно первое название поселения – Иоканьгский погост. В 1574 году в нём проживало 165 человек, в 1608 году было 32 вежи, в 1611 –м -91 вежа, значит, людей проживало ещё больше, всё идёт по нарастанию, но почему вдруг в 1716 –м в погосте остаётся всего пять веж? Что случилось, почему практически весь погост исчезает?
      Ответ дал Анатолий Фёдорович Захаров, уроженец этого погоста. Ему рассказывала бабушка, по прозвищу Фомиха. Погост тогда находился у второго ручья в расщелине, где стояли  несколько веж. Местность открыта была на несколько вёрст. И вот однажды сюда высадились норвежцы. Они разрушили вежи, забрали в плен девушек и уплыли. Когда в погост вернулись мужчины саамы, то увидели только плачущих стариков и малолетних детей. После этого они перенесли погост в расщелину между двух гор, и когда вновь пришли к этому берегу норвежцы, то ничего не обнаружили. Похоже, уже тогда, во времена отдалённые, возник вопрос об обороне Иоканьгского погоста, выходит места «хлебного» для чужеземцев. Саамы, используя исключительно тактический манёвр, сумели уцелеть и ещё относительно долго занимались традиционными промыслами в местах предков. 

 
       В лоции Баренцева моря есть следующее описание: « Селение Иоканьга расположено на левом берегу реки Иоканьга в 2 милях от её устья в широкой долине, покрытой густой растительностью и окружённой высокими горами. У селения Иоканьга имеется причал рыбной фактории, который в малую воду осыхает. Второй причал находится у правого берега реки. В селении есть почта и телеграф… Река Иоканьга впадает в Святоносский залив в 3,2 мили к юго-востоку от губы Гремиха. С восточной стороны устье реки ограничено высоким и обрывистым мысом Толстый. Противоположный берег устья реки отлогий, окаймлён осыхающей отмелью, на которой лежит много камней и небольшой островок Второй Осушной… В реку Иоканьга могут заходить суда с осадкой до 2 метров». « Близ реки Лебяжьей был расположен Зимний Иоканьгский погост (Тальв – Иофкуй – сийт). Летний погост, называвшийся просто Иофкуй – сийт, то есть Иоканьгский погост, находится километрах в четырёх от впадения  реки Иоканьга в губу Немецкую». Иоканьга, расположенная на стыке двух морей – Баренцева и Белого, имеет богатую историю. Одни источники говорят, что название этого погоста произошло от саамских слов: «иок» - река и «аньгы» - пологий склон, другие – от «кайн» или «кеайн» - зимняя дорога, по которой саамы ездили из летнего погоста в зимний и обратно.
      Об Иоканьге упоминают в своих трудах многие этнографы и исследователи. Первое описание берегов Святоносского залива было осуществлено Ф.П.Литке (1797 – 1882),адмирал, президент Российской академии наук с 1864 по 1882). В 1822 году  на карту был нанесён центральный остров Иоканьгского рейда – о. Б.Безымянный (название дано промысловиками – поморами). В 1894 Морским министерством Б. Безымянный был переименован в остров Витте  - в честь русского министра финансов С.Ю.Витте (1849 – 1915), совершившего в 1894 поездку в Архангельск и на Мурманское побережье. Реальный военный интерес к берегам Иоканьгского рейда возник ещё в годы Крымской войны.
      В июне 1854 года в воды Русского Севера пришла англо – французская эскадра, насчитывавшая семь кораблей. Базируясь на острове Сосновец в Горле Белого моря, она стала захватывать русские торговые и промысловые суда, совершать грабительские нападения на поморские селения и саамские погосты. Пострадал и Иоканьгский погост, они не только забрали все съестные припасы и рыболовные снасти, но унесли иконы и домашнюю утварь, поломали печи, сорвали двери, выбили стёкла в окнах. Даже К. Маркс и Ф. Энгельс гневно осуждали действия англо – французов на Севере России. «…Блокирующая побережье эскадра союзников занялась беспорядочными атаками на русские и лопарские деревни и уничтожением скудного имущества бедных рыбаков. Эти позорные действия английские корреспонденты оправдывают досадой и раздражением, которыми была охвачена эскадра, чувствующая, что она не в состоянии сделать ничего серьёзного! Ничего себе оправдание!».
      Первая мировая война, её начало, создало реальные предпосылки для конкретных действий по созданию военной организации на Крайнем севере. Воюя, Россия очень быстро стала испытывать недостаток оружия и боеприпасов, которые были заказаны в Англии, Франции и США. Встал вопрос: куда его доставлять? Доступ в Чёрное море закрыли турки.  Балтийское море блокировали немцы. Владивосток находился слишком далеко от фронта, а Архангельский порт надолго замерзал. Для контактов с союзниками удобнее всего оказался Мурманский берег, расположенный сравнительно близко к     странам Запада и доступный (благодаря Гольфстриму) для судов круглый год.
       Правительство решило немедля строить на Мурмане торговый порт и провести к нему от Петрозаводска железную дорогу. Сооружение железной дороги началось в июне 1915, и только в ноябре 1916 года была принята во временную эксплуатацию. Германия, стремясь воспрепятствовать доставке в Россию военных грузов, направила в Заполярье боевые корабли. Они ставили на морских путях мины, топили транспортные суда и обстреливали населённые пункты Мурманского берега. Морскому ведомству пришлось прислать в северные воды тральщики, миноносцы и крейсеры, поставить у входа в Кольский залив артиллерийские батареи и сетевые заграждения, разместить в городе Александровске (Полярный) и его окрестностях флотские команды.
       Для защиты побережья и конвоирования транспортов, в июне 1916 была сформирована Флотилия Северного Ледовитого океана. Её состав регулярно пополнялся  кораблями с Тихого океана.  26 июля прибыли миноносцы «Грозовой» и «Властный», 17 ноября – крейсер «Варяг», 3 января 1917 – линкор «Чесма» с командой 850 человек. По договорённости с союзниками на Мурмане находились также силы английского и французского флотов. Для размещения и обслуживания кораблей в Кольском заливе рядом с торговым портом спешно сооружалась временная военно-морская база. Вторая база создавалась в Иоканьгском заливе. Военный интерес к берегам Иоканьгского рейда продолжался и после того, как «угнетённые массы России, сбросив царя и его клику, поднимались на борьбу за свержение капиталистического строя». Так с осени1919 в 12 километрах к западу от селения Иоканьга стала функционировать Иоканьгская тюрьма. Заключённые этой тюрьмы стали одними из первых создателей того, что имеется здесь и сейчас. Вскоре тюрьма прекратила своё существование, возникший военный острог остался и продолжил своё развитие.
      Вскоре место расположения тюрьмы стало называться посёлком Гремиха, в средней школе которого я проучился 10 лет. Однажды группа бывших узников тюрьмы побывала в Гремихе. Один из них выступил в нашем классе. Вот что память сохранила об этой встрече. - Тюрьма была представлена начальником, конвоем около 200 человек и заключёнными до 1500 человек. На территории тюрьмы был один дом, в котором жил тюремный начальник Судаков, а остальные постройки были барачного типа, сбитые из досок. Из каждого окна этого дома выглядывал пулемёт. Зимой было особенно трудно. Проснувшимся заключённым часто приходилось стряхивать с себя снег, так как в бараках было множество щелей. Кормёжка была отвратительной и к тому же ещё не регулярной. Люди гибли как «мухи», особенно зимой. Каждое утро из бараков выносили умерших, кого от холода, кого от голода и складывали в соседнем бараке. Когда барак заполнился трупами двери закрывали, пробивали дыру в фронтоне и просто забрасывали трупы в свободное пространство. Мне довелось видеть фотографию этих злодеяний, которую показывал бывший заключённый. И ещё один эпизод врезался в память об этой встрече.
       Однажды колонна заключённых шла, как обычно на работу мимо дома Судакова, вблизи которого была свалка мусора. Обычно за любой выход заключённого из колонны конвой открывал огонь на поражение. В тот день, изнывая от голода, рассказчик, увидел свинью, которая в помойке грызла кусок мяса на кости. - Будь что будет, - подумал он и бросился к свинье, которая занималась своим делом в трёх шагах от движущейся колонны заключённых. Через мгновение кусок мяса оказался у него во рту. Но каково было его изумление, когда услышал не выстрелы, а дружный смех конвоя. До сих пор ему казалось, что этот кусок мяса спас ему жизнь.
       Промчались годы, а о событиях тех лет  пишут – страницы истории – опубликованные в газете Полярная правда от 06.09.1989. « Каменная усечённая пирамида, обведённая железными цепями на морском берегу посёлка Гремиха…. Вот уже 60 лет служит он (памятник авт.) напоминанием о кровавых злодеяниях белогвардейцев в страшной Иоканьгской тюрьме. В 1918 -1920 годы в период иностранной интервенции, здесь содержались в нечеловеческих условиях сотни борцов за власть Советов на европейском Севере. В государственном архиве Мурманской области хранятся документы, рассказывающие о каторжной тюрьме в Иоканьге, куда осенью1919 года были переведены узники с острова Мудьюг (остров расположен близ устья Северной Двины, море Белое, авт.). Вот одно из свидетельств – воспоминание одного из заключённых, архангелородца Н.А. Чебунина: «…Все вывезенные в Иоканьгу были буквально «втиснуты» в дощатые бараки и землянки, построенные для сезонных рабочих, без отопления. Норма питания состояла из 200 граммов галет или хлеба и миски жидкого супа. Стоявших на ногах считали здоровыми и нещадно выгоняли на работы по подготовке топлива, тасканию с озера пресной воды и строительству общего деревянного барака – здания тюрьмы к зиме. Все материалы заключённые носили на своих плечах с берега бухты в гору, ибо ни лошадей, ни машин в Иоканьге не было. Заболевших и искалеченных перетаскивали, как поленья дров, в отдельный сарай смертников, потом хоронили в общей могиле».
      Кстати, несколько слов об «общей могиле». Это была выдолбленная в каменном грунте яма – землянка, куда сбрасывались тела умерших. О том, что представлял собой этот «пейзаж», с ужасом вспоминала Софья Васильевна Савелова, работавшая в то время в Иоканьге на телеграфе и после освобождения заключённых одна из первых посетившая это место: «дверь этой землянки была подпёрта большим камнем, так как трупы складывали через крышу справа. Мы отвалили камень: трупы уже разложились, Мы с большим усилием закрыли и привалили камень…»
      В фанерных бараках, рассчитанных на 200 человек, размещалось до 650.Было холодно. Спали вповалку на голых, занесённых снегом нарах, прикрываясь жалким тряпьём. Утром продрогших, полураздетых людей выгоняли на так называемую «перекличку», где они по нескольку часов стояли на пронизывающем ветру или под проливным дождём. Свирепствовали стражники во главе с начальником тюрьмы Судаковым, прославившимся своей жестокостью и садизмом. Обессиленных людей, которые не могли уже утром подняться на работу, беспощадно избивали. «Так, - вспоминает Н.А.Чебунин, - в одно утро лесоруб карел  Хамеляйнен не мог встать на работу – заболел. Сатрап Судаков начал бить по ногам Хамеляйнена прикладом винтовки с криком: «Я покажу, как симулировать». Сломал берцовую кость и приказал изувеченного стащить в госпиталь. Заступившегося соседа по нарам, Василия Фомина, судаковцы тоже жестоко избили и перетащили в барак смертников, названный «госпиталем». Оба эти узника тюрьмы вскоре в мучениях умерли в холодном бараке…». Для недовольных и заподозренных узников был уготован «карцер» - яма в гранитной скале, где сезонные рабочие хранили лопаты и ломы. В эту яму бросали избитых заключённых, и редко кто выходил из неё живым.
        Зимой начиналось массовое заболевание. Голодные, обессиленные люди не могли противостоять болезням. Цинга, тиф и дизентерия косили заключённых. Каждый день уносил десятки жизней. В фонде исполнительного комитета Мурманского окружного Совета сохранился «Список товарищей, погибших в ссыльной каторжной тюрьме Иоканьге за период с сентября 1919 по февраль 1920 года». Список, к сожалению, неполный - 136 фамилий, и почти против каждой из них – «умер от цинги, умер от дизентерии, умер от воспаления брюшины…». В конце этого документа приписка: «Имена т.т., увезённых в Александровск и поступивших в распоряжение особого суда, участь которых нам не известна, говорят они расстреляны, будто как организаторы иоканьгского побега».
      Невозможно описать все ужасы иоканьгской тюрьмы, весь произвол и бесчинства, царившие в этом лагере смерти. За пять месяцев существования этой каторги из 1210 присланных арестантов 23 были расстреляны за «попытку к бегству» и открытое непослушание администрации, 310 человек умерли от тифа, цинги и других болезней и только 100 человек оставались более или менее здоровыми. Что стало с остальными оставшимися в живых узниками можно лишь сказать словами журналиста В. Соколова, посетившего в то время Иоканьгскую тюрьму и рассказавшего о ней в своей книге «Интервенция в Сибири и на Севере». «Остальные, я их видел, - пишет автор, - в Иоканьгской тюрьме были превращены в полуживых людей. Все они  были в сильной степени больны цингой, с почерневшими ногами и руками с опухшими дёснами и выпавшими зубами. Это были не люди, а подобье их. Они не могли двигаться без посторонней помощи. Если бы мне рассказал про эти ужасные условия кто – либо другой, то я не поверил бы такому рассказу. Но виденному собственными глазами нельзя не верить…».
      Конец жестокому произволу и бесчинствам положили события, развернувшиеся в Иоканьге в ночь на 20 февраля 1920. 19 февраля моряки радиостанции перехватили телеграмму – шифровку на имя Судакова с приказанием закрыть всех заключённых в бараках, облить керосином и сжечь. Матросы – радисты Лыков и Полянский решили попытаться спасти заключённых. Подпоив  охрану, они захватили оружие и арестовав охранников во главе с начальником тюрьмы Судаковым, освободили узников. Как писали  «Известия» Мурманского исполкома 29 апреля 1920 «… из 500 заключённых только 90 человек могли взять в руки винтовки».
      Сразу же после установления в Мурманске Советской власти в Иоканьгу были направлены пароходы с врачами и медикаментами. В те дни всё население Мурманска с большим вниманием следило за «Известиями» Мурманского Совдепа, где почти в каждом номере печатались сообщения, связанные со ставшим известным всему краю словом «Иоканьга». Перелистаем и мы пожелтевшие страницы, возвращающие нас к событиям тех далёких дней. «По заявлению врачей,- писала газета 11 марта 1920 – по дороге в Мурманск умерло 11 человек. В лазаретах умерло более десяти только потому, что ранее у белых больным не была оказана медицинская помощь. По прибытии в Мурманск  только 250 человек могли самостоятельно сойти с парохода». А за день до этого 9 марта, первое что бросилось в глаза читателям «Известий» это напечатанное крупным шрифтом объявление: «10 марта 1920 в 12 часов дня начнутся похороны товарищей, бывших в тюрьме белого правительства в Иоканьге и умерших от истощения. Просим рабочие организации, не нарушая работы предприятий, послать делегации по 5 человек, Желательно присутствие матросов и красноармейцев…».
       10 марта весь город собрался на футбольной площади, где состоялись торжественные похороны товарищей, погибших в Иоканьгской тюрьме. Вместе с ними хоронили и погибших участников восстания 21 февраля. Вот как об этом писали мурманские «Известия» 13 марта 1920. «…Рабочие организации представили несколько венков. От всех организаций были депутации. Гробы, украшенные красной материей, несли на руках рабочие депутаты. Участвовали матросы и красноармейцы. Докладчик от политического отдела тов. Иванов говорил, что нужно не плакать, а понять, что пока есть буржуазия, будут подобные иоканьги для рабочих и крестьян. Нужно везде сбросить господство буржуазии, и тогда только при власти самих трудящихся будет для трудящегося полная свобода.… После пения похоронного гимна собрание на братской могиле объявлено закрытым».
       Так бывшая футбольная площадь стала священным местом для мурманчан, местом постоянного напоминания и вечной памяти. В 1924 на одном из заседаний президиума Мурманского губисполкома слушался вопрос «Об устройстве братской могилы на площади  Жертв революции (п. Гремиха, авт.)». Было принято постановление о выделении средств на оформление места захоронения павших борцов. А в 1927, году 10 – летия Октябрьской революции, было принято решение о строительстве памятника. Была назначена центральная комиссия по постройке памятника, которая занималась сбором средств и организацией работ по строительству.
       За работу по изготовлению памятника взялась бригада архангелородцев, возглавляемая Тимофеем Ивановичем Поповым. Автором проекта был инженер А.В.Савченко. В это же время в Иоканьгу была направлена комиссия под руководством художника Ивана Афанасьевича Давыдова (будущего автора памятника) для выбора места строительства памятника на месте бывшего лагеря смерти. Об этом говорит документ, хранящийся в фондах Мурманского окрисполкома. Это «Акт осмотра внутренности деревянного сруба на братской могиле (бывшего порохового погреба) и выбора места постройки памятника жертвам интервенции», датированный 28 августа 1927. Документ, даже и через годы обличающий империалистов и их пособников. Читаем: «По вскрытии дверей предполагаемой пристройки входа в погреб оказалось, что в ней пристройка является надстройкой над братской могилой…, яма оказалась шире деревянной надстройки, укладка трупов была выведена помимо ямы.… При осадке окладных брёвен – стен черепа трупов оказались на бревне и многие у бревна отделённые от трупа и оголившиеся от всякой изоляции». И далее: «Место для постройки памятника на братской могиле или вблизи её оказалось неудобным, так как пришлось бы относить в сторону( на гору) на 50 – 100 метров, а потому принимая в расчёт все стороны улучшения технической и художественной стороны и что памятник должен занимать первенствующее место, решено построить его на высокой горе в центральной части базы, где вблизи неё расположены были три тюремных барака».
       Документы сохранили имена строителей памятника в Иоканьге. Это была бригада архангелородцев: М.Митин, Н.Маклей, Н.Уский, И.Денисов, П.Леонтьев, Ф.Самодуров, Матвеев. Работали с большим энтузиазмом, хотелось закончить памятник к празднику Октября. Уже в сентябре 1927 комиссия Архгубисполкома «… произвела, - как говорят документы - осмотр и приёмку от производственных работ художника И.Давыдова построенного им памятника «Жертвам интервенции» на месте бывших тюрем «Иоканьга» и сделанного ремонта в склепе на братских могилах». Сохранилась копия акта этой приёмки от 25 сентября 1927, где дано подробное описание воздвигнутого монумента и его отдельных деталей. Обращает на себя внимание вторая часть этого документа, где перечислены работы по ремонту склепа на братских могилах. Нельзя без волнения читать строки: «… Внутри склепа убран торф с досками, убраны черепа из под основного бревна… Уложены в ряд черепа (около 40), вся эта площадь залита цемент – раствором с мелким камнем. Над верхней дверью навешена каменная… доска… с надрамником, надписью на ней насечкой внутри камня – «Вечная память борцам за свободу, жертв 172».
        Но это не конечная цифра жертв, произвола и насилия, похороненных в Иоканьге. Здесь есть место, где покоится прах ещё 200 узников каторжной тюрьмы. Это кладбище из15 отдельных могил, ещё одно напоминание о слишком дорогой цене, заплаченной за нашу свободу. 7 ноября 1927 в день празднования 10 годовщины Октябрьской революции в Мурманске на бывшей футбольной площади, ставшей площадью Жертв революции состоялся митинг, посвящённый открытию памятника жертвам интервенции. Тысячи мурманчан скорбным молчанием почтили память зверски замученных и погибших товарищей. В момент открытия памятника военными судами, стоящими на рейде, был произведён десятикратный пушечный салют. В это же время в далёкой Иоканьге, на стыке Белого и Баренцева морей, на возвышенном месте, далеко видимом с моря, поднялся опоясанный тяжёлыми цепями гранитный монумент – второй памятник жертвам, замученным в Иоканьгской тюрьме. Как несокрушимый исполин поднялся он среди суровой северной природы, прикрывая собой от пронизывающих ветров погребённых внутри узников.
      Есть предположение, документально не подтверждённое, что обжитое место не пустовало и в годы предвоенных репрессий, ведь база строилась. Постановлением президиума Леноблисполкома от 26 февраля 1935 Понойский район был переименован с Саамский, районный центр был перенесён в селение Иоканьга. 1 июня 1936 постановление президиума Леноблисполкома о переименовании центра Понойского района было утверждено постановлением Президиума ВЦИК. Селение Иоканьга, утверждённое Президиумом ВЦИК в качестве районного центра, состояло из двух населённых пунктов, расположенных в 12 км друг от друга. С 1936 один из этих населённых пунктов (Иоканьгская база), в котором находился Саамский райисполком, стал называться Гремихой, хотя официально вплоть до февраля 1938 центром Саамского района продолжала считаться Иоканьга.
       Есть мнение, что название Гремиха возникло от большого порожистого ручья, вытекающего из Ромбозера. Постановлением ВЦИК от 10 февраля 1938 был утверждён административно – территориальный состав Саамского района. Центром района попрежнему считалась Иоканьга. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 мая 1938 Саамский район был выделен из Ленингрдской области и включён в состав вновь образованной Мурманской области. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от14 августа 1957 населённый пункт Гремиха был отнесён к категории рабочих посёлков. Рабочий посёлок Гремиха подчинялся непосредственно Саамскому райсовету. Примечательно, что именно в этом году по утверждению бывшей жительницы Иоканьги Пироговой Раисы Викторовны Гремиху посетил Булганин Н.А.(1895 – 1975). Было доверительное общение с местными жителями. Конечно же, это происходило в самое тёплое время года. Решением Мурманского облисполкома от 26 января 1963 в соответствии с Указом Верховного Совета РСФСР от 26 декабря 1962 «О реорганизации краевых, областных и райсоветов депутатов трудящихся» Саамский район был упразднён, а рабочий посёлок Гремиха передан в подчинение Североморскому горсовету. От сурового климата  и почти не прекращающихся сильных ветров люди прозвали свой город – городом «летающих собак» и посвятили гимн:
                Оттого, что не бывает тихо
                Ни зимой, ни летом – никогда,
                Город называется – Гремиха.
                Видел ты такие города…?
Ещё одно название у Гремихи – Мурманск – 140, но с 1982 Гремиха переименовывается в город Островной. Такова история небольшого Иоканьгского поселения – от погоста до закрытого административно – территориального образования (ЗАТО).             
               
                Эпизоды Великой Отечественной войны.

        Флот, отразив воздушные атаки противника и, что примечательно, не потеряв ни одного корабля в первый день войны, приступил к созиданию в новых условиях военного времени. 22 июня 1941 командующий Северным флотом контр – адмирал А.Г.Головко подписал приказ о создании Иоканьгской военно-морской базы (ИВМБ), где ранее базировались пограничные корабли. В приказе отмечалось, что Иоканьга – это маневренная база для обеспечения боевых действий кораблей флота по обороне подходов к Белому морю и как промежуточный пункт на пути перед ним и Кольским заливом. Командиром ИВМБ был назначен капитан 2 ранга Александр Иванович Дианов, командовавший до этого 1 Северным отрядом пограничных кораблей. Военным комиссаром – батальонный комиссар М.К.Гудовский. В состав Иоканьгской базы вошли сторожевые корабли: №27( «Жемчуг»), №28( «Рубин»), №29( «Бриллиант»), №30( «Сапфир»), Командование, штаб и политотдел, управление 70 артиллерийского дивизиона и военного порта, охрана рейдов базы, 14 караульная рота, 946 зенитная батарея из 4 орудий, калибром 76 мм, плавучая база «Двина», дивизион сторожевых кораблей из бывших рыболовных траулеров, дивизион сторожевых катеров, (со СКА – 501 по СКА – 518 включительно), батарея 70 артдивизиона (8 из четырёх орудий калибром 130 мм, 148 – четыре орудия 100 мм, 223 – четыре орудия 45мм, 988 – четыре орудия 45 мм), пожарная команда, базовый лазарет, участок СНиС, гидрографический участок, стрелковый батальон. С моря базу прикрывали подводные лодки «Щ – 403»  … В июле – августе 1941 стали прибывать сторожевики и тральщики, переоборудованные из РТ (рыболовный траулер авт.).  Они бросали якоря на рейде базы, так как не было ни причалов, ни пирсов. Единственным причалом для кораблей для кораблей служил разбитый парусник. Штаб ИВМБ располагался под горой в двухэтажном деревянном доме. Между кораблями и штабом не было радио – телефонной связи, поэтому сигнальщики поднимались на вышку, чтобы передавать приказ командира базы на тот или иной корабль. Не нравилась тогдашнему начальнику Генерального штаба Г.К.Жукову радиосвязь, вот её и не было, хотя во времена царя – батюшки ещё в баталиях 1904 с японцами русские моряки впервые в мире выставили радиопомехи и прервали радиосвязь между кораблями противника.
        В Иоканьге для личного состава не было жилья, электрического освещения, поэтому командование базы запросило строителей. Командующий Северным флотом выделил 170 отдельный инженерно – строительный батальон. Воинами этой части были построены многие жилые и военные объекты. Постепенно укреплялась и благоустраивалась база.
        Но на первом месте стояли боевые задачи. Одна из них – несение дозорной службы на важном и опасном пути движения кораблей и конвоев от мыса Святой Нос до мыса Канин Нос. К сожалению, не обходилось без потерь. 20 октября 1941 сторожевой корабль №70 (СКР – 70) покинул рейд Северной Двины и лёг на курс к острову Мудьюгский. Командир лейтенант Владимир Бердюков доложил в базу, что сторожевик вышел в район патрулирования: мыс Орловский – мыс Канин Нос. В последующие пять суток флагманский командный пункт регулярно получал радиограммы от командира СКР – 70, а 26 октября он замолчал. Поиски корабля велись несколько дней, но безрезультатно. Предположительно, бывший РТ – 66 («Урал») был торпедирован подводной лодкой противника.
         В начале ноября 1941 лейтенант Георгий Лотов командир Т – 34 (бывший РТ -3 «Красноармеец») получил приказ следовать из Архангельска в Иоканьгу и сопровождать минный заградитель «Югорский Шар», на борту которого находился опасный груз – якорные мины типа «КБ». Вечером 14 ноября небольшой конвой двинулся к Мудьюгским створам. Спустя сутки, погода ухудшилась. Сила ветра достигла 8 баллов. Периодически налетали снежные заряды.
             – Усилить наблюдение – приказал командир. Стало совсем темно, когда корабли подошли к мысу Острые Лудки. Неожиданно наблюдатель по левому борту Т – 34 тревожно доложил:
              - Товарищ командир, у берега подводная лодка. Фашистская подводная лодка «V – 752» уже выходила в атаку на «Югорский Шар».
              - Полный вперёд! – подал команду Лотов.
             – Лево на борт! Комендоры Т – 34 открыли огонь из двух орудий. Но лодка успела сделать торпедный залп в корму тральщика. Он окутался дымом, образовался крен на левый борт и скрылся в морской пучине. Командир «Югорского Шара» старший лейтенант Николай Шубин видел, как взорвался тральщик №34, приказал сбросить серию глубинных бомб и направил свой корабль для спасения моряков. Ни тральщика, ни членов экипажа он не обнаружил. В Иоканьгу он послал радиограмму: «Т – 34» торпедирован немецкой подводной лодкой. Широта 67 градусов 31 минута, долгота 41 градус 11 минут. Спасти экипаж не удалось. Шубин». Так погибли заслуженный капитан тралового флота, бесстрашный североморец Георгий Лотов и его экипаж, выполнившие свой долг перед Родиной до конца.
         23 ноября 1941 командира СКР – 25 лейтенанта В.Киреева вызвали в штаб ИВМБ. Капитан 1 ранга Дианов познакомил его с оперативной обстановкой. – На линии дозора мыс Святой Нос – мыс Канин Нос по данным нашей разведки действуют немецкие подводные лодки. Вам предстоит нести дозор в этом районе. Будьте внимательны. Готовьте корабль к выходу в море.
        Моряки СКР – 25 («Бриз») погрузили уголь, пополнили запасы пресной воды, приняли боеприпасы и 24 ноября корабль вышел в очередной поход. Если обратить внимание на то, что оборудованных причалов нет, вода в Питьевом озере относительно далеко, всё это происходило в полярную ночь, получится, что не только моряки, но и многие обитатели ИВМБ совершили незафиксированный трудовой подвиг. Похоже, без аборигенов с их оленями не обошлись…
        Раннее утро 25 ноября. Из – за густого тумана горизонта не было видно. С юга дул ветер силой в четыре балла. В машинном отделении находились техник – лейтенант А.Неличек, командир отделения машинистов старшина 2 статьи З.Подойницын и машинист краснофлотец Евгений Демьянов. Они внимательно следили за работой главной машины и котла. Скорость корабля была 6 узлов (6 морских миль в час, 1 миля – 1852 метра авт.). Утром командир носового орудия старшина 1 статьи А.Чижов, наблюдая за морем, справа обнаружил силуэт подводной лодки. Он выстрелил из своего орудия.
          – Боевая тревога! – скомандовал командир
          – Самый полный вперёд! – последовала команда.
          – Усилить огонь по цели! – приказал Всеволод Киреев.
        Комендоры выстрелили четырежды. Два снаряда достигли цели. СКР – 25 развил предельную скорость и приблизился к подводной лодке. Корабль накренился на правый борт. От удара лодка начала разворачиваться кормой в сторону «Бриза». Оба сцепившихся корабля дрейфовали по волнам. «V – 578» не могла погружаться. Комендоры не могли стрелять – корпус лодки был в «мёртвой» зоне. Тогда лейтенант В.Киреев скомандовал:
       – Полный назад! Форштевень сторожевика медленно вышел из лёгкого корпуса подводной лодки. С дифферентом на корму она скрылась под водой.
       – Самый полный вперёд! – подал  новую команду командир «Бриза» и приказал сбросить глубинные бомбы. Краснофлотец Михаил Бачин сбросил две серии глубинных бомб. Над морем взметнулись столбы воды, из которой вырывались воздушные пузыри. Так был совершён первый на Северном флоте таран немецкой подводной лодки. СКР -25 остался в боевом дозоре, а через некоторое время Всеволод Киреев получил приказ возвращаться в Иоканьгу.
        2 декабря 1941 личный состав корабля был построен на пирсе. Командир Иоканьгской базы капитан 1 ранга А.Дианов зачитал приказ командующего Северным флотом о награждении моряков. Орден Красного Знамени был вручён лейтенанту В. Кирееву, командиру БЧ -5 технику – лейтенанту А.Неличеку – Орден Красной Звезды (эта награда экспонируется в Музее С.Ф.).
         Весной 1942 авиация противника участила налёты на Иоканьгу, где сосредоточилось большое количество судов и боевых кораблей. 12 мая 1942 вечером немецкие самолёты атаковали корабли, находившиеся на рейде. Береговая и корабельная артиллерия открыла по ним огонь. Снялся с якоря и маневрировал на рейде СКР – 25. Комендоры вели огонь по фашистским самолётам. В этом бою сторожевик был сильно повреждён. Ведя бой с четырьмя пикирующими на него Ю – 88, командир В.Киреев умело маневрировал и уклонился от семи сброшенных авиабомб, но восьмая всё же угодила в люк порохового погреба, прошла в главный трюм и там у днища взорвалась. От взрыва погибли два матроса и 17 были ранены. В момент взрыва был ранен и старший лейтенант В.Киреев. Несмотря на это, он сумел вывести искалеченный корабль на мелководье. Через месяц после боя буксир отбуксировал сторожевик в Архангельск на завод «Красная кузница». Там он простоял в ремонте более года. И только в 1944 вновь приступил к выполнению боевых задач.
        При массированном налёте на Иоканьгу фашистской авиации 12 мая сорок второго года погибло два корабля СКР – 29 и СКР – 76. В Музее Краснознамённого Северного флота хранится документ военных лет – история корабля СКР – 29 («Бриллиант»). Вот что в ней говорится об этом бое: «Со стороны Солнца внезапно вынырнули три самолёта Ю – 88 и пошли в атаку на «Бриллиант», стоявший на якорях. Одна из бомб, сброшенных врагом, прошла через левое крыло носового мостика и взорвалась у левого борта, изрешетив его от 8 до 65 шпангоута. При взрыве бомбы на ходовом мостике погиб военный комиссар корабля Павел Пономаренко. В районе полубака возник пожар, который стал быстро распространяться по палубе, затем охватил и помещения. Положение создалось угрожающее. Всё выше и выше поднималась в трюме вода. Трудно было укротить огонь. Носовая часть пожарной магистрали была перебита осколками, и воду пришлось подавать из кормовых пожарных рожков. Экипаж мужественно боролся за жизнь родного «Бриллианта», но спасти его не удалось. Корабль затонул. Моряки, оставшиеся в живых, вынуждены были сойти на берег». «Сойти на берег». Да после такого боя в тех широтах оставшихся в живых,  потных и мокрых просто прибило приливной волной к берегу не песчаному, а каменистому, скальному. К тому же  корабль стоял «на якорях», похоже погода была свежая. В Иоканьге появилась братская могила, где были захоронены те, кто погиб в бою 12 мая. В их числе и военком П. Пономаренко, навечно зачисленный в списки одной из частей Северного Флота.
        17 июня сорок второго года одиннадцать Ю – 88 обнаружили при подходе к Иоканьге конвой, который шёл из Архангельска, и напали на него. Конвой состоял из трёх транспортов, загруженных углём, боеприпасами, продовольствием. Их прикрывали три сторожевых корабля и столько же тральщиков. Моряки всех кораблей вовремя обнаружили вражескую авиацию, комендоры открыли огонь. Ю – 88 к транспортам так и не сумели прорваться. Весь небольшой конвой достиг Иоканьги.
        Летом 1942 командование ИВМБ сумело решить важную задачу – дальнейшее усиление противовоздушной обороны. Для этой цели был сформирован в составе базы зенитно-артиллерийский полк. В средине июня на 8 катерах – тральщиках доставили из Полярного в Иоканьгу десять автоматических 20 мм пушек «Эрликон», боевые расчёты, боевой запас. 17 июня тральщики Т – 39 и Т – 40 перевезли четырёхорудийную 76 мм батарею.
         Почти с первых дней войны возникла минная угроза в районе действий кораблей ИВМБ, так как немецкая авиация совершила постановку донных мин в районе мыса Терско – Орловский. Она усилилась в связи с установкой противником заграждений из якорных мин у мыса Острые Лудки. Минная опасность требовала чёткого выполнения всех мер, включая наблюдение, регулярное траление водных районов в море и на путях к базе, уничтожение мин, проводку судов через опасные фарватеры.
          В январе 1942 береговой наблюдательный пост заметил, что в районе мыса Острые Лудки произошли семь сильных взрывов. Этот район закрыли для плавания, а с улучшением погоды туда пришли тральщики Т – 60, Т – 41, Т – 61 под командованием командира дивизиона капитан – лейтенанта Л.Кукора и протралили этот участок змейковыми и акустическими тралами. Было подорвано три немецкие мины. Постоянная очистка фарватеров от мин, уничтожение их, спасло многие корабли от гибели.
          Внутренние конвои по Белому морю, а также между Иоканьгой и Мурманском были небольшими. Обычно в состав конвоя включали 1 – 2 транспорта и столько же кораблей охранения. На особо важном участке следования Поной – Иоканьга переходы судов прикрывали истребители. От мыса Большой Городецкий до мыса Чёрный или же до мыса Канин Нос – этот участок пути конвои преодолевали ночью, в плохую погоду и вблизи берега. За первый период войны корабли ИВМБ (до Иоканьги) провели 177 внутренних конвоев в составе 272 транспортов. Внутренние морские перевозки способствовали боевой деятельности соединений и частей базы, Северного флота, а так же решению поставленных командованием задач.
         Весной и летом 1942 в ИВМБ произошли изменения в командном составе. Капитан 1 ранга А.Дианов по приказу наркома ВМФ был назначен командиром Новоземельской военно-морской базы. Командиром ИВМБ стал контр – адмирал Н.Абрамов, начальником политотдела А.Вязанкин, служивший до этого заместителем начальника комсомольского отдела Главного политического управления Военно – Морского Флота. В фондах Музея С.Ф. хранятся воспоминания бывшего начальника политотдела Иоканьгской базы А.Вязанкина. Вот что он писал: «Поскольку ИВМБ входила в состав Беломорской флотилии, то я вместе с начальником штаба тов. Сиротинским прибыл в распоряжение военного совета флотилии, где мы получили подробную характеристику базы, основные задачи на тот период времени. Особое внимание обратили на то, что Иоканьгская база должна обеспечить плавание кораблей и транспортов в Белом море и восточной части Баренцева моря. В политическом управлении С.Ф. нас познакомили с выводами комиссии Главного политического управления, которая проверяла состояние работы в Иоканьге. Дали характеристику боевым действиям на театре боевых действий. Особо был выделен вопрос о роли морских перевозок в пункты Белого моря и Кольского полуострова. В защите союзных и отечественных конвоев немалая заслуга и кораблей нашей базы, которые в любую погоду, в разное время суток выходили в море и выполняли задачи. Для прикрытия конвоев требовалась истребительная авиация. И этот вопрос мы так – же решили. В 1942 был построен аэродром для базирования истребителей. На нём базировались самолёты эскадрильи И – 15, 72 смешанного авиаполка. Следует отметить, что на сложной местности базы было нелегко найти площадку для аэродрома, соорудить её. Здесь хорошо потрудились наши строители. Кроме эскадрильи истребителей ИВМБ обеспечивала эскадрилья морских разведчиков МБР – 2. Самолёты её выполняли весьма важную боевую работу на северных морских путях, осуществляя воздушную разведку в Баренцевом и Белом морях, наводили на цель надводные корабли, а потом и сами бомбили врага. Так, в июле 1942 майор В.Андреев со своим штурманом А.Кузьминым и стрелком – радистом Е.Черновым обнаружили немецкую подводную лодку, которая пыталась атаковать проходящий конвой. Лётчики атаковали её и не пропустили к конвою. Атака лодки была сорвана, и она погрузилась под воду. Хочу особо отметить службу зенитного полка, который сыграл важную роль в повышении боевой готовности, защите подступов к базе с моря, с суши и с воздуха. Артиллеристы отдельного дивизиона под командованием майора Шаура, замполита Кулагина надёжно защищали острова, береговую линию базы и коммуникации в их районе. Офицеры политического отдела часто бывали у моряков в разных точках базы. Я не припомню не одного пункта, где бы мы не побывали. Часто выходили в море в боевые походы. Многие политработники ИВМБ погибли в боях с врагом. Это политруки И.Яценко, И.Щербина, А.Кулемин, А.Николаев, И.Платов, А.Матвеев, А.Михалёв, В.Самодин. Все они отдали свои жизни в молодом возрасте до 30 лет. Это были удивительные люди, смелые, энергичные, трудолюбивые, любили шутки, много читали. Все они остались у меня в памяти, и я буду вспоминать их до последнего дня жизни. ИВМБ успешно справилась с теми задачами, которые ей были поставлены».
          В составе ИВМБ находились два тральщика, которые были удостоены орденов Красного Знамени: Т – 32 и Т – 110. А 20 апреля 1945 года 6 дивизиону тральщиков был вручён орден Красного Знамени. Командиру тральщика Т – 115 Афанасию Ивановичу Иванникову было присвоено звание Героя Советского Союза.
          В 1944 – 1945 корабли ИВМБ тралили свободные ото льда участки пути, несли дозорную службу на входе в Белое море, усиливали охрану конвоев. За всю войну они провели 700 транспортов в зоне своей базы и доставили 2 млн. тонн различного груза. По внутренним коммуникациям и в зоне ИВМБ в составе конвоев прошло 1800 транспортов, и самостоятельно совершили переход 1500 судов. Удивительное совпадение: Легендарная Брестская крепость – герой создала, сотворила, родила, как угодно, тоже одного Героя Советского Союза майора, - П.М.Гаврилова. Прошли десятилетия, прежде чем награда нашла героя, благо живого. А вот автору « атаки века» подводнику Маринеско А.И. повезло меньше. Спустя годы после похорон, 5 мая 1990 вышел Указ президента Союза Советских Социалистических республик о присвоении звания Героя Советского Союза активным участникам Великой Отечественной войны 1942 – 1945 годов. За мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 годов, присвоить звание Героя Советского Союза (посмертно) Маринеско Александру Ивановичу – капитану 3 ранга. Президент Союза Советских Социалистических Республик М.Горбачёв.
         Война, её реальные бомбы и пули меня не коснулись, но последствия - виденные мной безногие инвалиды, чистившие обувь на железнодорожных вокзалах разных городов, - встречались часто в начале шестидесятых годов. Инвалиды без нижних конечностей удивительно ловко, без посторонней помощи перемещались по зданию вокзала на специальной доске – тачанке, привязавшись к ней ремнём и отталкиваясь от пола сделанными из дерева «гирями».
          В те же годы ещё окончательно не разрушенные доты стояли в разных местах Гремихи и её окрестностях, а в районе второго причала на мелководье виднелись остовы разбитых войной кораблей. Историкам ещё предстоит выяснить, зачем и когда доты были построены, если наземных поползновений врага на Иоканьгу не существовало.

                Я часть того, с чем встретиться пришлось.

                Кто в Гремихе лет оставил много
                Навсегда запомнил об одном
                Это не запазухой у Бога
                Это вместе несколько минут.
                Мы отсюда удерём, нет спора
                Зазывной простор большой земли
                Только знаю, станем очень скоро
                Вновь с тоской глядеть на корабли.
                Вспоминать опять маршрут знакомый
                Списки на стене билетных касс
                И уже привычное - мы дома
                На причале Иоканьгском у нас.
                Будет сладко и немножко больно
                Оттого что это не вернуть
                Нет сюда дороги добровольной
                Неисповедим отсюда путь.
                За окном столичная шумиха
                Благ цивилизации не счесть
                Только в сердце накрепко Гремиха
                Не в прошедшем не была, а есть.
                Юрий Диаментов


          Летом 1971 выпущен памятный знак, посвящённый тридцатилетию образования ИВМБ. Для меня это событие памятно тем, что матросы к своим значкам на форменных «галанках» прикрутили ещё один. Тогда же узнал, что ИВМБ была создана в первый день войны. В этом же году исполнился первый десяток лет, проведённых мной в Заполярье. Стало известно, что по наблюдениям сотрудников местной метеостанции, здесь в году насчитывается в среднем триста дней ветреных. Ветреным считается день с силой ветра в порывах от 5 – 6 баллов, что превышает 10 метров в секунду. В этот подсчёт входят несколько ежегодных ураганов. Колебания уровня моря - шесть метров. В районе порта Мурманск, для сравнения, - три с половиной метра. Не случайно на навигационных картах этот район украшает символ, означающий аномалию. Хотя считается, что снежный покров длится восемь месяцев, но приезжая с летних каникул, обычно в конце августа, в отдельных местах тундры мне неоднократно приходилось видеть ещё не растаявший снег, а ведь в середине сентября появляются в воздухе первые снежинки, которые обычно ещё тают.
        В то же время летом здесь наблюдалось изобилие ягод, грибов, а рыбное изобилие поражало детский глаз. В окрестностях, которые представлены относительно низкими скалистыми сопками, встречалось много родиолы розовой, прозванной в народе «золотым корнем». И, конечно же, часто приезжали саамы на  своих оленях. При движении нарт, используемых зимой и летом, в руках саам держит деревянную длинную палку, на конце которой встроен специальный наконечник. Когда возникала потребность начать движение или увеличить скорость, саам старался попасть ведущему оленю в круп, и когда это получалось, прыть вожака передавалась всей упряжке. Нередко приходилось видеть, как от резкого начала движения саам не удерживался на нартах и падал в снег. Происходило это не от природной неловкости, а от возникшей дружбы с «зелёным змием». Но то, в чём он был одет, легко спасало от травм падения и не только. Эта универсальная форма одежды была сшита из оленьих шкур, укрывавших его с головы до пят, и обтянута прочной материей. Удивительно то, что и летом саамов можно было встретить в этой экипировке. Обращаю внимание на слово, «было», ибо к этому моменту оленей в Гремихе уже не было, а оставшиеся саамы стали носить обычную одежду и заниматься чем придётся; и видеть их часто приходилось у магазина с доброй улыбкой, с протянутой рукой.
        Ещё одна стихия, которая меня окружала тогда, - это вода. Вода Иоканьгского рейда, Баренцева моря, её чистота и прозрачность поразительны. Прямо с пирса на дне бухты можно было видеть морские звёзды, в толще воды плавали медузы с разноцветным и ярким окрасом и непременно косячки мелкой рыбёшки, которых часто отпугивала более крупная рыба; на рыболовный крючок попадались бычки, которые мы резали на наживку.  С мостика водокачки «питьевого» озера были выловлены первые  «мальки» из их бесчисленного множества. Азарт рыбалки заключался в том, что объекты лова были видны ничуть не хуже рыбок в домашнем аквариуме, а вся рыболовная снасть состояла из крючка, грузика и лески. Первой наживкой служило содержимое обычной мелкой ракушки, их было множество на осыхающих прибрежных камнях. Ракушка разбивалась обычным камнем, очищалась от панциря и насаживалась на крючок. С пирса или большого прибрежного камня просто опускаешь крючок с наживкой - и через минуту - другую вылавливалась первая рыбка. Эта первая пойманная рыбка, как правило, служила наживкой для других, ведь проще разрезать на куски рыбку, чем заниматься очищением от панциря ракушек. Но это занятие уже было на любителя.
        И ещё одно событие уходящего юбилейного года до сих пор иногда будоражит память. Это встреча с  матросом с  АПЛ К – 8, которая затонула в Бискайском заливе, когда субмарина возвращалась в базу из боевого дежурства. Почему боевого? Да потому, что в те времена «кипела» война «холодная». После гибели лодки, пройдя санаторное лечение, один из уцелевших матросов выступил в нашем классе с рассказом о том походе. Я сидел на первой парте и видел перед собой человека необычного, не похожего на матроса. Необычность заключалась в том, что он выглядел каким – то опухшим, немолодым и не стройным, а руки его заметно дрожали. Было ощущение, что недолго, ему осталось землю радовать своим присутствием. Он говорил, как в походе они бесконечно крутили кино «Кавказская пленница» обычным способом и способом наоборот. А потом поведал нам, как погибла субмарина. Случился пожар в одном из отсеков лодки. Двое суток экипаж боролся с огнём под водой. Успеха не добились, огонь стал проникать в другие отсеки лодки. Всплыли, ночь, Бискайский залив штормил. Подали сигнал  SOS. Вскоре подошло одно судно, осветило прожектором субмарину, не стало спасать, ушло. Подошло ещё одно судно, оказалось болгарским, которое начало проводить спасательные действия, исключительно в отношении экипажа. Примечательно то, что за два дня до пожара одному из матросов корабельный врач А.Соловей удалил аппендицит. Случилось так, что этого матроса спасли, а врач погиб. Опубликована информация о том, что А.Соловей отдал свой дыхательный аппарат больному моряку. Впоследствии действия командира и экипажа были признаны правильными. Командиру В.Бессонову и врачу А.Соловью посмертно присвоено звания Героя Советского Союза. Две улицы в Островной переименованы в улицу В.Бессонова и улицу А.Соловья. Вскоре на высотке у дороги между Гремихой и Островной экипажу АПЛ К – 8 установили памятник с поимённым перечнем погибших.
            Прошли десятилетия и вот 30 августа 2003 года вновь трагедия с АПЛ базировавшейся в Гремихе. Подводный корабль был уже выведен из эксплуатации и, предстояло отбуксировать его к месту утилизации на завод «Нерпа» в Кольский залив. В относительно не сложных гидрометеорологических условиях, из средств массовой информации, стало известно, что оборвался буксировочный трос, после чего АПЛ К – 159 затонула в нескольких милях от острова Кильдин, море Баренцево. Трагедия заключается в том, что на субмарине находился экипаж в количестве десяти человек. Спастись получилось лишь одному.
           «Час зачатья я точно не помню», но позже выяснил, что 14 сентября 1954 отец, выходец из Смоленской области, успешно испытав на Тоцком полигоне силу ядерного взрыва, благополучно вернулся в город Брест, где 13 ноября  того же года был зарегистрирован брак с моей матерью, родом из Гомельской области. Через девять месяцев 10 августа 1955  мне посчастливилось появиться на свет Божий. Первые четыре года прожиты в южном микрорайоне города Бреста и прекрасны тем, что память не зафиксировала каких – либо значимых событий тех лет и живёт беспечно сейчас. Вскоре отец отправился служить на остров Новая Земля, где в те времена активно действовал Центральный полигон. Важно отметить, что только в 1963  был подписан Московский договор, который ограничил ядерные испытания, оставив возможность подземных взрывов. Получив свою «дозу» отец с 1959 продолжил службу в Гремихе. В Советском энциклопедическом словаре за 1980 значится: «Гремиха – посёлок городского типа в Мурманской области. Рыболовство».А вот фрагмент истории рыболовства на Мурмане, который довелось слышать от старых промысловиков, учась в мореходке – это о «заборном хозяйстве». Однажды, возможно это были пятидесятые годы, крупное сельдёвое стадо, совокупность рыбных косяков, зашло в Кольский залив. И чтоб не выпустить рыбу обратно в море, а выловить всю, перегородили выход из залива сетями. Результат был неожидан: дно Кольского залива покрылось толстым слоем задохнувшейся рыбы. Подобная акция была и в Иоконьгской гавани. Удивительно, что сельдь проникала даже в реку Иоканьга в расположение рыбной фактории деревни Иоканьга. Видимо «заборное хозяйство» так подорвало запасы атлантической сельди, что уже многие десятилетия оной в Баренцевом море нет.   В этот момент меня перевезли пожить в Гомельскую область, где прошло ещё два года под наблюдением Назаренко Надежды Степановны, моей бабушки. 6 марта 1961 в Гремихе родилась моя сестра. В это время я жил ещё у бабушки. Эти два года не столь беспечны для разума, как четыре первых. Иногда память теснят неудачные шалости тех лет.
          С осени этого же года память стала чётко фиксировать многое со мной происходящее, думаю оттого, что представилась возможность вновь познакомиться с забытыми родителями, с последовавшей за знакомством поездкой на Крайний Север. Не стану утомлять описанием своего первого сознательного переезда на достаточно большое расстояние от Гомельской до Мурманской области, а без фантазий остановлюсь на двух эпизодах.
          Шестилетние люди, как правило, большие собиратели, не шедевров живописи или других искусств, а так, всякой всячины: гаек, болтов, горелых спичек. По большому счёту собирательство является древнейшим занятием человека, но древние люди вышеперечисленное имущество не брали по причине отсутствия оного, а практиковались больше на дарах природы. Так утверждают историки. Впервые попав в город Санкт – Петербург, после бабушкиной деревни, где спичечный коробок был большой редкостью, а этикетки с них я уже собирал, меня больше всего привлекали пустые спичечные коробочки с необычно красивыми картинками, коих в достатке бесхозно валялось около урн. Тогда не мог я понять, почему собранные коробки следовало выбросить в урну. Так зародился мой конфликт «Отцов и детей».  Ещё большие мытарства пришлось пережить по приезду в Мурманск и далее в Гремиху. Два дня пришлось в ожидании рейсового пассажирского судна обитать на морском вокзале. Мне с матерью и грудной сестрёнкой в «комнате матери и ребёнка», а отцу в «комнате отдыха для пассажиров», нечто среднее между гостиницей и вокзалом.
         Потом на пассажирском судне «Державин» началось моё первое морское путешествие, длившееся около двух суток в так называемом осенне-зимнем периоде. Штормило. В каюте и коридоре постоянно присутствовал запах свежей рвоты, или, как впоследствии её называли более ласково, «стружки». Иллюминатор открыть невозможно, - шторм, хотя попытки были, ибо сильно воняло. Похоже, вентиляция не работала или отсутствовала вовсе. В результате этих коротких дуновений свежего воздуха сестра застудила ухо. Впоследствии ей предстояло пережить длительное лечение, так как были рецидивы заболевания. Мать не переносила морскую качку ни в какой форме. Даже в тех случаях, когда был штиль, ей казалось, что качает, поэтому на теплоходе она всегда находилась в каюте в горизонтальном положении. Тогда в основном стружку
пришлось убирать отцу.
        Так получилось, что последняя моя морская экспедиция закончилась тоже в Мурманске 10 августа 1983 на борту большого морозильного рыболовного траулера «Кронштадт». Между «Державиным» и «Кронштадтом» прошло без малого 22 года.
        Вспоминается рассказ отца, как он впервые попал в Гремиху. Первым делом, оказавшись на пассажирском судне «Илья Репин», зашел в буфет, плотно, с аппетитом покушал и лёг спать. Проснулся, глянул, а каюта вся в стружке. Штиль. Так удачно во сне провёл он свой первый шторм.
        Мой первый адрес в Гремихе - улица Североморская, дом 5, квартира 3. Дом был деревянный двухэтажный на два подъезда, с квартирами коммунального типа. Ранее родители проживали в Островной, где тогда были лишь несколько щитовых домиков с печным отоплением. Как раз в тот период закладывались первые два фундамента для пятиэтажных жилых зданий. Так что для родителей переезд в дом с паровым отоплением казался чудом. Об этом комфорте мне не раз приходилось слышать своими ушами. Все остальные удобства находились на улице. В тот период меня ещё не отягощали знания о таких достижениях цивилизации, как водопровод, канализация, газовая или электрическая плиты. Все неудобства быта я не ощущал, ибо всё воспринималось как должное. Трудности выпали на плечи взрослых, уже обременённых думами об отдельных квартирах. Вскоре пришлось увидеть своими глазами преимущества парового отопления над домами – соседями с печным отоплением. В них нередко возникали пожары, частым свидетелем коих пришлось быть. Надо отдать должное пожарным, дотла ни один не сгорел. Господь сохранил и наш дом.
        Был такой случай вскоре по приезду, в первую же зиму. Меня оставили наблюдать за тремя совсем малыми детьми. В кухне на керогазе грелась ёмкость с бельём. На кухне свет был отключён, включён только в коридоре, в целях экономии. Прокипятив бельё 15 минут, я должен был керогаз отключить. Все четверо находились в нашей самой большой комнате, так как у других соседей было по одному ребёнку, и по закону справедливости большая комната была у нас. Сестра только в этот вечер начала делать свои первые шаги, было так забавно. Когда я выглянул в коридор, то увидел, что вся кухня в дыму, а огонь поднимался к потолку. Керогаз вспыхнул от чего – то. Не могу объяснить почему, но действия были следующими: пригнувшись, как можно ближе к полу, подобрался к керогазу и поднял рычаг управления огнём вверх. Этого действия в конечном итоге оказалось достаточно.
          Первую полярную зиму пришлось провести дома. Дальше двора нигде побывать не удавалось. Из окна второго этажа кухни была видна площадка для игры в большой теннис и соседний такой же дом, в котором часто возникали пожары. Это как – то вносило разнообразие в мои наблюдения. С окон комнаты, которые располагались в восточной части дома, была видна большая часть улицы и такой же соседний дом напротив. На этой улице тогда поводились демонстрации, парады местного масштаба в революционные праздники и 9 мая в честь дня Победы. Впоследствии мне пришлось убедиться в том, что это была самая прямая и красивая, хотя и короткая улица посёлка. А ещё позже выяснилось, что улица расположена в лощине между двух крутых сопок, чем и объяснялась её прямота, а ровность строительными усилиями обеспечили люди. К северу через дом находился районный дом культуры, а ещё через аналогичный дом располагался дом офицеров флота (ДОФ). Напротив ДОФ находился военный госпиталь, перед входом в который стоял памятник В.И.Ленину. Взгляд его был устремлён в центральный вход ДОФ, а правая рука показывала людям туда, где тепло, куда - то на юго-восток. Через дорогу напротив дома культуры находился социально значимый объект - единственный благоустроенный с паровым отоплением и водосливом туалет на три персоны, в котором часто работала электрическая лампочка.
          Лето 1962 конкретно изменило судьбу Иоканьги. АПЛ пр.627 «К-3» (первая АПЛ СССР) достигла Северного полюса. Пройдя подо льдами Арктики и дважды  - над точкой полюса в подводном положении, «К-3» всплыла в его районе. Экипаж водрузил над полюсом государственный флаг СССР. За этот поход руководитель похода контр – адмирал А.И.Петелин, командир АПЛ капитан 2 ранга Л.М.Жильцов, командир БЧ – 5 инженер – капитан 2 ранга Р.А.Тимофеев 21.07.1962 были удостоены звания Героев Советского Союза (награждение состоялось прямо на пирсе Иоканьгской ВМБ (Гремиха), куда АПЛ прибыла после своего легендарного похода. Встречали корабль члены правительства во главе с Председателем Совета Министров СССР Н.С.Хрущёвым, который и вручил Звёзды героям. Все остальные члены экипажа также получили правительственные награды. 
        Осенью 1962 меня мать привела в школу, которая находилась за ДОФ на улице Комсомольской. С этого момента началось моё знакомство с посёлком, так как школа находилась за пределами улицы Североморской. Тогда школа была самым посещаемым зданием. Детей было много, а школа одна. Занятия проводились в две смены. После второй смены функционировала вечерняя школа для матросов, солдат. Мест для учащихся не хватало, и школа имела два филиала. Один из них находился около пожарной части под горой. Там в длинном одноэтажном бараке было оборудовано два класса. В одном из этих классов прошёл мой первый школьный год. Второй филиал находился в здании районного интерната. Там был оборудован один класс с отдельным входом, где пришлось проучиться весь третий класс. Основное здание школы было построено в 1954 и имело два этажа. Главный вход в школу был со стороны ДОФ, но чаще пользовались дверью со стороны улицы Комсомольской. По высказываниям старших, на момент постройки школа была самым красивым зданием в посёлке. Но, к сожалению, в ней не было спортзала, кружки по интересам в те времена там были тоже не в моде.
         Первые походы в школу резко расширили круг друзей. С удивлением обнаружил, что в Гремихе как и в Москве есть дома в пять этажей. Потом выяснилось, что был всего один такой дом, два в четыре этажа, а остальные ниже. С первых школьных дней чётко усвоил рекомендацию своей первой учительницы о том, что после школы надо обязательно погулять два часа на свежем воздухе. Сейчас с высоты своих пятидесяти лет легко представляется ситуация встречи матерью своего чада, прибывшего из школы с докладом о том, что по словам учительницы, надо делать после школьных занятий. Мать, досматривая свою дочь, присматривала ещё за  двумя девочками соседей по коммунальной квартире. Так что особых усилий для выхода на улицу у меня не существовало. Единственным временным препятствием была необходимость принести из колонки воду. Воды требовалось много, а переноска на первых порах осуществлялась трёхлитровым бидоном. Нужно было делать до десяти ходок; если стирка, то больше, а стирка устраивалась часто. Эти походы осложнялись метеоусловиями. Надо отдать должное военным: тротуары очищались от снега и посыпались песком или угольным шлаком регулярно, но переноской воды занималось много людей, вода разливалась, и скользко было почти всегда. Дополнительному напряжению способствовал и ветер. Было очень обидно, когда преодолев часть пути, вдруг упал и разлил воду. Но вот наступает момент, когда воды достаточно.
          Известно, что самое ценное - время свободное, именно те условные два часа, о которых толковала учительница. Никакой снег и ветер, даже ураган не могли удержать дома. С новыми друзьями в тот период лез, куда позовут. Раз втроём залезли в склад, что был у водокачки, недалеко от дома. Стекло в окне склада уже было разбито, информация, что можно взять тоже имелась. Снегу было по самую дыру в окне, поэтому дружно влезли ползком. На ощупь, ибо темно, ночь полярная, выбросили в окно штук двадцать противогазов. Показалось, что хватит на всех. Только один из нас успел покинуть склад, как его «застукал» мичман из соседнего дома. Какой мог состояться разговор с первоклассником? Мичман, поняв, что он не один, стал звать к выходу остальных искателей приключений. Смотрю, напарник не выходит, что – то ждёт. Вторым из склада вылез я.
        - Ещё есть кто?- последовал вопрос   
       – Никого,- говорю.
По команде мичмана забросили противогазы в склад и удалились. Интерес к противогазам упал до нуля. Подождали третьего, довольные тем, что мичман не спросил фамилии, и разошлись по домам.
          Другой раз товарищ подвёл к месту, где лежал пулемёт. Тогда, кроме «максима» в кино, близко пулемёта не видел.
           – Какой же это пулемёт?
           – Самый настоящий, крупнокалиберный, только немного неисправный.
Помнится, пытались куда – то его перемещать, но тяжёл слишком оказался для нас. Много лет спустя на курсах по изменению военно-учетной специальности в артиллерийском классе в артустановке АК -230, вернее её фрагменте, мне удалось признать тот «пулемёт».
        Поразительная осведомлённость была у приятеля. Подобные штуковины тогда представлялись необходимым атрибутом для детских игр в войну. Вся детвора мальчиков в нешкольное время делилась на две группировки: «наши» и «немцы», которые, попадая в плен, обзывались «фрицами». В первой главным был Вася Следников, проживавший в отдельно стоящем доме у Дома культуры. Главным «немцем» был Лёня Габов, проживавший где – то по улице Нагорной. Неизвестно, откуда у «немцев» были две настоящие немецкие каски времён первой мировой войны, однажды виденные мной на головах соперников.
         Мир тесен, и, встретив в очередной раз бывшего «немца» Серёгу Пахолкова, проживающего в одном городе, спрашиваю:
      – Куда делся Лёня Габов?
От неожиданности он чуть не прослезился.
      – Я думал, ты его не знаешь. Ведь ещё мал был.
         Сергей старше меня на два года. Он стал говорить о «долине смерти» - Постой, говорю ему, «долина смерти» место в районе Мурманска. Он мне стал рассказывать о месте, огороженном колючей проволокой, которое в детстве всегда обходилось мной стороной. Ныне с уверенность можно сказать, что там во время войны осуществлялась стыковка кораблей с берегом. Безусловно, подходы к береговой базе во время войны минировались. 
Сергей утверждал, что Лёня не раз бывал за колючкой и выносил оттуда разные вещицы, в том числе и немецкие каски образца последней войны. Во время очередной вылазки за колючку он подорвался. Ещё говорил Сергей, что были фотографии, где они запечатлены в импровизированной немецкой форме, но в настоящих немецких касках. Даже были разборки в школе с учителями по этому поводу. Сергей был живым свидетелем, как в 1967 к третьему причалу подошла АПЛ и на грузовики с лодки выгружали трупы моряков. И хотя на причал посторонних не пускали, с берега это было хорошо видно, утверждал Сергей.
         Долго его рассказ ничем не подтверждался, пока на глаза не попалась краткая история АПЛ «К – 3»: «Всего за весь срок службы «К – 3» прошла около 130 000 миль. Из состава флота выведена в 1988 г. За время в строю на АПЛ было 3 пожара. Самая крупная авария произошла 8.09.1967 г. При возвращении в базу в Норвежском море на лодке возник пожар в 1 отсеке. В результате 39 человек погибли, отравившись угарным газом. 17.07.62 г. «К – 3» совершила поход на Северный полюс, после которого получила наименование «Ленинский комсомол». Кстати, проведённое расследование установило причину пожара. Получилось так, что во время очередного ремонта вместо штатной медной «копеечной» прокладки была поставлена паронитовая - это и стало причиной возгорания. Будто из тех медных прокладок судоремонтники изготавливали кольца для красивых девчонок.
         У каждого вожака воинствующей стаи был свой «штаб», оборудованный в каком либо сарае, которых было вдоволь. Бои проходили весной и летом с использованием деревянных мечей со щитами, сделанными из деревянных ящиков, бочек. Недостатка в материале для изготовления этих нехитрых приспособлений не существовало. Ведь вся продукция, привозимая в посёлок, пищевая и промышленная, упаковывалась в них. Повторно эти изделия не использовались. Тут следует отметить, что деревянными палками по спине никто никого не стучал. Достаточно было слегка дотронуться «мечом» до противника - и этого было уже достаточно, чтобы он считался убитым. Конечно, возникали споры, кто кого «убил» первый. К сожалению, мне не удалось обнаружить фотографий тех потешных воинов.
        Зимой, кроме традиционных снежных крепостей, которые строились и быстро разрушались «противником», устраивались «толкания» у дома офицеров. У входа в старый ДОФ было две клумбы, где летом выращивался овёс. Зимой на эти клумбы добавляли снег с тротуара и получались две горки, которые облюбовала детвора для своих забав. Толпа собравшихся школьников разных возрастов делилась пополам. Одна половина стояла на горке и удерживала высоту, а другая старалась столкнуть первую с горки. Это напоминает «групповое Суму», где кроме рук и тела никаких приспособлений использовать нельзя. Особый восторг вызывала ситуация, когда были задействованы обе горки. Но взрослые наши игры не одобряли и часто рассеивали.
          Ограничусь ещё одним увлечением тех лет. Зимой, когда ветер дул, но не сильно, а пурга затихала, ходили с ребятами купаться на дизельную электростанцию. Там было несколько бассейнов открытого типа,  бетонированных, для охлаждения воды в естественных условиях, используемой в работе дизелей. «Дизельная» - так коротко её мы называли - располагалась на сопке, вдали от посёлка. Бассейны с горячей водой, клубы пара, снег кругом - ворох романтики и только. Предварительно опробовав воду рукой и обнаружив подходящую, нужно было раздеться быстро, естественно догола, потом осторожное купание, так как нырять опасно от наличия труб под водой. Хорошенько прогревшись, выскакивали из ванны бассейна, охлаждались, «купаясь» уже в снегу, потом снова в бассейн. Так проделывали несколько раз, пока не возникала усталость. Ныне в уже зрелом возрасте, когда удаётся в баню пронести тазик со снегом и после парилки этим снегом обтереться, уже ничто не напоминает тех ощущений, какие были в первой половине шестидесятых при купании на «дизельной». Какие такие ощущения? Когда тело достаточно разогрето, затем охлаждается в снегу, возникает такое впечатление, как будто к коже прислонили тысячи иголок, что оказывает приятные ощущения для всего организма. Этого ощущения не появляется при купании в проруби.
        Школа требовала постоянного присутствия, хотя нередкими были пропуски по двум основным причинам: неблагоприятным метеоусловиям и простудным заболеваниям, часто возникавшим от перемены места жительства. Учёба для меня казалась каторгой. Писать учили деревянными ручками с металлическими наконечниками, в которые вставлялись перья. Необходимо было носить бутылочку чернил, непременным школьным атрибутом, каким некогда писали дети. Кроме портфеля со школьными принадлежностями, требовали носить сменную обувь. Палочки почему – то получались кривыми, у крючочков не тот наклон, да ещё надо было постичь секрет нажима на перо, умудрившись не сломать его. Тетрадки продавались только перед началом учебного года, многие из них были с низким качеством бумаги, отчего перо «ковыряло» поверхность листа. А тут уроки по чистописанию надо делать. Ладонь от напряжения постоянно потела. Появлялись на промокашке и не только кляксы чернил. Промокашку приходилось подкладывать под потную кисть и писать. Но не тут - то было: отключили в очередной раз электричество. Технический перерыв длится до тех пор, пока мать не найдёт спрятанную свечу или нечто издающее свет не возьмёт у соседей. Всегда казалось, что написано чисто, но когда заканчивалась страница, почему – то она покрывалась стойким серо – грязным налётом. Если исходить из того, что по себе можно узнать других, то выходит, что нечто подобное было и у сверстников.
        Ближе к лету в свободное от школы время катались на льдинах. Это происходило в губе, куда впадает Больничный ручей. Потом на ближайшей сопке разводили костёр, сушили мокрую одежду. Обязательно кто – то прожигал носки, шаровары. Это был своего рода старт к летним забавам. К сожалению, обычно меня на всё лето отправляли в деревню к бабушке, и участие в них было лишь эпизодическим.
         Однажды осенью я был уже второклассником идем с матерью на первый причал встречать отца из длительной командировки. Подходим, на причал ещё не пускают, но прекрасно видно, как уже заходит на швартовку красавец дизель – электроход «Индигирка», аналог известных судов ледового класса «Лена» и «Обь». Как только подали на пирс швартовные концы, был разрешён доступ встречающих на причал. Я с матерью приблизился к месту уже спускаемого трапа. Был полный прилив. Борт судна казался очень высоким. Только трап коснулся пирса - заиграл духовой оркестр. По трапу первым лихо сбегает отец. На последней ступеньке трапа падает. Господь уберёг его от падения между судном и причалом. Да, требования техники безопасности предусматривают обязательно устанавливать страховочную сеть под трапом. Но в тот момент её ещё не было. Немедленно прекратился сход людей на пирс, а моряки принялись устанавливать сеть, как того требует хорошая морская практика. Вскоре от отца узнал, что был он на острове Панкратьева, в непосредственной близости к острову Новая Земля у северо-западной его части. Из его рассказов впервые услышал о мореплавателе Г.Я.Седове, зимовавшем на этом острове. Возможно, поэтому долгое время  думалось, что остров был назван в честь кого – то из экспедиции Седова. Поиск происхождения названия острова увенчался успехом совсем недавно: «ПАНКРАТЬЕВА,о.(Баренц. м., Нов. Земля). До 1910 на картах Нов. Земли в этом районе показывались три острова, которые были открыты и приближённо нанесены на карту в 1822 нач. экспед. 1821 – 1824 на бр. «Новая Земля» лейт. Ф.П.Литке и тогда же названы им о – вами Панкратьева по фамилии своего родственника П.П.Панкратьева. Высадку на острова и опись их экспед. не производила. Во время работы Новоземельской правительств. экспед. на судне «Дмитрий Солунский» под рук. геолога В.А.Русанова в 1910 горным инженером М.М.Кругловским было установлено, что один из этих островов, показанный на карте Ф.П.Литке вблизи берега Нов. Земли, оказался полуостровом. В 1912 экспед. ст. лейт. Г.Я.Седова было окончательно установлено, что здесь находятся не три острова, как предполагал Ф.П.Литке, а только один, который был впервые подробно описан и нанесён Г.Я.Седовым на карту под названием о. Панкратьева».
        Не могу удержаться от одной байки, рассказанной отцом об этой командировке. Шли обычные строительные работы с использованием взрывчатки. Вдруг у северной оконечности острова всплывает подводная лодка. Что делать? Отец, являясь старшим военным начальником на острове, приказал водрузить на трактор бревно угрожающим образом, что и было сделано. Тракторист получил приказ двигаться в направлении на субмарину. Не выдержав натиска, подводная лодка погрузилась в морскую пучину и больше не появлялась. Рассказ сопровождался улыбкой и показом правой рукой согнутой в локтевом суставе, как грозно выглядело бревно на тракторе. Об этом случае в штаб было решено не докладывать. Люди воюют. Так было, есть, будет, надеюсь, всегда.
          Накал детских страстей совпал с посещением третьего класса. Главным соперником был «Соча», так его звали в детстве. Он жил в соседнем таком же двухэтажном доме, но на первом этаже. Из окна его комнаты был виден наш двор. Так случилось, что с первой нашей встречи, ещё до школы, ему чем – то не понравился мой белорусский акцент. Обладая большим опытом детской драчливости, ему удавалось меня обижать, хотя были мы одногодками, потом оказались одноклассниками. Это выручало его до третьего класса, в котором наступило равновесие сил. Каждый день мы приходили в помещение интерната, где проходили занятия, значительно раньше их начала. Что мы творили друг с другом, не описать уж сейчас без вымысла. Когда подходило время начала занятий и кто - то из одноклассников подавал сигнал ручным колокольчиком, извещающим о начале урока, мы уже не могли на эти удары в колокол реагировать. Учительница Вера Борисовна Коптева подходила к нам и брала одного за шиворот пиджака одной рукой, а другой рукой за шиворот другого и просто разводила руки в разные стороны. Только эта процедура могла оторвать нас друг от друга. Всё проходит, прошёл и период равновесия сил у соперников. К финишу третьего класса, Соча один ко мне не подходил. Последняя стычка произошла позже, после очередных летних каникул, проведённых у бабушки в Гомельской области. Здоровая деревенская пища, приготовленная в русской печке, сделала своё доброе дело, укрепила и оздоровила детский организм. К сожалению, из – за аварии на Ченобыльской АЭС лес, в котором некогда с друзьями детства собирал грибы, ягоды превратился в Полесский радиационно-экологический заповедник, а на лесных полянах, где паслись коровки бабушкиной деревни, нынче гуляют зубры. Этой возможности не было у Сочи и его дружков. Напали впятером у здания школы. Между тротуаром и проезжей частью дороги была сделана неглубокая канава для стока дождевой воды. Против пятерых не выстоять однозначно. Бежать не дозволяла ситуация, со мной был мой новый сосед по коммуналке, с которым только познакомились, Володька Голованов. Я схватил одного из них, наиболее хилого, повалил в эту канаву  с водой, аккуратно лёг на него, стал наносить удары кулаками по лицу противника и одновременно принимать удары кулаков остальных ребят своей спиной в основном. Тогда было не принято применять в стычках ноги, камни, арматуру и прочее. Крик лежащего в луже дружка прекратил потасовку. Всё произошло так быстро, что мой сосед никак не успел оказать мне помощь.
           Победа 1945 породила «холодную войну», которая достигла очередного пика напряжения – Карибского кризиса осенью 1962. Несмотря на относительно быстрое его урегулирование, холодная война продолжалась. С авиабазы НАТО Рюге (Норвегия) самолеты часто барражировали в непосредственной близости от ИВМБ, которой стало придаваться особое значение. Морская граница проходит на расстоянии 12 морских миль от берега (1 м.м.= 1852 м). Однажды кто – то сбил один такой самолёт в районе мыса Святой Нос. Вот слухов то было в посёлке, но о слухах замечательно писал в своих стихах Владимир Высоцкий. Достоверность оставим историкам, рано пока, затейники ещё многие живы. Если, скажем, к 1960 ИВМБ представляла собой ничем неприметную военно-морскую базу, ядром которой являлась бригада дизельных подводных лодок, то знаковым событием для базы стало посещение её Н.С.Хрущёвым и сопровождающими его лицами.
            Постепенно дизель – электрические субмарины стали заменяться атомными. Сложность международной обстановки вынуждала окружающее меня взрослое мужское население коммуналки постоянно пропадать на службе. Выходных для них не существовало, но было понятие «короткий рабочий день» в субботу. Именно в этот вечер обычно собирались все обитатели квартиры за круглым столом. Телевизора не было, но общий ужин проходил празднично всегда. Замена кораблей на более совершенные требовала модернизации всех остальных структур базы, интенсивного строительства жилья и всего того, что с ним связано. По сути это была необъявленная всесоюзная ударная комсомольская стройка, только в роли комсомольцев были военные строители, многие из которых были комсомольцами. До сих пор помнится, как на сцене местного дома культуры группа школьниц в платьицах беленьких по случаю революционного праздника, исполняла песню тех лет со словами: «…на свете парня лучше нет, чем комсомол шестидесятых лет…».
         Глаза видели, а память до сих пор удерживает то, как прокладывали бетонные дороги от Гремихи в сторону деревни Иоканьга и Островной. Тогда это выглядело так: участок дороги досками разбивали на квадраты, самосвалы подвозили бетон, а группа солдат лопатами его укладывала в эти квадраты. Другая группа воинов - строителей тянула вибратор, после протяжки которого дорога становилась ровной. Но стыки в дороге возникали быстро, так как доски не вынимались, видать, технология была таковой. Одним из наиболее значимых строительных объектов того периода было сооружение волнореза в западных воротах Иоканьгского рейда. Необходимо было уменьшить влияние господствующего западного ветра, создающего волнение в бухте, для более благоприятной стоянки кораблей. По утверждению отца, ежемесячно, порой неоднократно, этот объект посещал адмирал С.Г.Горшков (В 1956 – 1985 – главнокомандующий ВМФ – зам. Министра обороны СССР). Однажды на сторожевом корабле нас, группу школьников, возвращавшихся из пионерского лагеря «Североморец», что близ Геленджика, доставили на последнем этапе пути из Североморска в Гремиху именно через эти западные ворота.
         Обычно для судоходства используют пролив между островами со стороны севера Святоносского залива. Для этого на материковом берегу Иоканьгского рейда установлен входной створ, линия которого указывает фарватер судам, осуществляющим движение в бухту и обратно. В одном из створных знаков этого створа ребята устроили «штаб – укрытие». Однажды мне удалось в нём побывать. Основание створного знака, в котором было сделано  укрытие, представляло собой деревянный сруб высотой в человеческий рост. Оно было заполнено камнями, причём в нижней части сруба были камни мелкие, а наверху крупные. На этом основании вертикально был установлен деревянный щит в форме равнобедренной трапеции, малым основанием вверх, а большим вниз. Вертикальная полоса из обычной белой краски, для лучшей заметности, делила трапецию на две равные части. В тёмное время суток в месте полосы возникал световой сигнал.
         Ребята повытаскивали мелкие камни из основания створного знака, а большие камни, лежавшие наверху, каким – то образом удерживались, отчего внутри получилось нечто похожее на комнату со щелями между брёвнами. Внизу была щель, через которую можно было проникнуть внутрь. Отчётливо помню, что находиться там было страшно, но успокаивали друзья, уверяя в надёжности. В общем случае система из двух или более створных знаков составляет створ, который образует линию створа, а линия створа указывает фарватер, по которому необходимо осуществлять движение судов. Эти знаки располагают на разных высотах береговой черты таким образом, чтобы мореплаватель, увидев расположение створных ориентиров друг над другом с соответствующим совмещением вертикальных полос либо световых сигналов, осуществлял движение в указываемом створом направлении. На навигационных картах направление линии створа показано и обозначены в градусах курсы, коими следует осуществлять движение.
         Мой новый сосед Володя был старше меня на три года, но коммуналка сблизила нас так, что дистанция в возрасте не стала помехой в наших длительных дружеских отношениях. С увеличением прожитых лет, расширением поля познания, как это ни странно, стали становиться тяжелее вёдра с водой. Если за питьевой водой уже ходил с так называемым полуведром, то помойные вёдра были самыми настоящими. Они обычно стояли в чулане, рядком у стены, и каждое было прикрыто фанеркой. Там накапливались не только отходы от продуктов, но и вода от мытья посуды, стирки и, чего греха таить, ходили в них по малой нужде не только дети. Переноска этих вёдер до помойки требовала не только усилий, но ещё сноровки, полёта фантазии, например: подставил ведро к ветру и мгновенно он сдул сухой вершок мусора с ведра. Подогрев фантазий успешно осуществлял Володя, уже имевший опыт проживания в жилье благоустроенном. Водопровод, канализация в квартире представлялись легко, а вот мусоропровод ещё долго оставался загадкой. А пока стали острее восприниматься укусы клопов, игры с тараканами тоже порядком надоели. Про - игры для интересующегося читателя. Осторожно, чтобы не задавить, ниткой перевязывался за передними лапками таракан и отпускался. Таракан, обретя свободу, быстро бежит. За ним тянутся две нитки. Начинается самое интересное. Сначала на нитки кладётся одна спичка, потом другая.… Самые сильные везут до четырёх спичек. Борьба с насекомыми велась постоянно всеми обитателями коммуналки, использовались и химические средства. Тогда в продаже было два средства дуст и дымовые шашки. Чудное средство «дихлофос» ещё не был придуман. Ни одно средство насекомых не уничтожало полностью. Чаще бывало так: тараканов давили или поливали кипятком, а клопов предварительно ловили, ибо давить сразу нельзя, останутся на стене кровавые пятна. Пускались на такую хитрость: сначала выключали свет. Клопы любят трудиться в темноте. Выждав, включали свет, немедленно слюнявился палец и ловился клоп, только потом его заворачивали в газету «Правда» и давили. Теоретически можно было мочить палец в канцелярском клее, но использовалась почему – то именно слюна. Для успешного выполнения этой, казалось бы, несложной процедуры необходимо соблюдать два тактических приёма. В первом случае, если клоп напился крови досыта и не движется по стене прилично, нужно палец со слюной подносить энергично, долго не прицеливаясь, ибо клоп, обнаружив опасность, поджимает лапки к брюшку и падает на пол, куда – либо под кровать. Тогда его уже не найти. Во втором случае, когда клоп ещё не сыт, он больше надеется на свои лапки и старается бежать изо всех сил в укрытие, действовать надо соответственно. У каждого поколения свои забавы в зависимости от условий и места пребывания.
         Той осенью быстрыми темпами у школы строился очередной жилой дом в пять этажей. Его сооружали из блоков, изготовленных из кирпича на местной промышленной базе, и в новом году мы стали проживать в нём, только Володя во втором подъезде на четвёртом этаже, а я в первом подъезде на третьем этаже. Примечательно, что около дома уже стоял памятник «Воину – строителю». Это редкий памятник. Нигде мне не приходилось встречать ничего подобного. Праздник День строителя отмечался в базе на очень высоком уровне. Воины – строители - удивительные люди. В войну, когда понадобилось, аэродром сумели сделать на сложной местности. В мирное время от острова Панкратьева отогнали подводную лодку, неизвестно чью. Сергей Пахолков, с которым мы прожили в одном подъезде этого дома немало лет, профессиональный строитель, услышав эту историю с субмариной, сказал:
         - Какие солдаты? Это же настоящие звери. Им даже автоматы не доверяют. Они если стреляют, то исключительно динамитом.
            Вскоре, после новоселья произошёл крупный пожар. Полностью сгорел ДОФ, за исключением небольшой кирпичной пристройки, которую позже снесли, и на этом месте образовалась площадь. Перед центральным входом в школу построили трибуну с пьедесталом, а статую В.И.Ленина перенесли с прежнего места на более высокое и благоустроенное новое. Демонстрации и парады по улице Североморской сменились митингами на этой площади. Теперь взгляд вождя устремлён на юг, а правая рука указывала на место прежней стоянки и далее на юго-запад, где затаились и сыто живут враги революции. На бывшем пьедестале установили чашу, а летом в ней стали выращивать овёс. Так оно и было, ведь я ничего не выдумал. Какова обстановка сейчас не могу знать, давно не бывал здесь.
            Несколько позже, проживая в Тобольске, пришлось видеть у кинотеатра в подгорной части города часовню, на которой вместо сваленного революцией креста некто установил металлический макет самолёта прежних времён. Приспособить что – то под нечто - давняя традиция коммунистической бережливости, находчивости и юмора русского народа. Из окна квартиры, километрах в трёх виднелась Островная, объект серьёзных строительных усилий. Кроме жилья строились социально значимые сооружения. Взамен сгоревшего возводили новый ДОФ, школу, отвечающую современным требованиям, военный госпиталь и другие необходимые людям заведения.
          Одна из  зимовок второй половины шестидесятых запомнилась своей суровостью. Льдом покрылся незамерзающий Святоносский залив. Навигация не осуществлялась два месяца. Иногда самолёты садились прямо на лёд Иоканьгского рейда. Ситуация временно усугубилась падением уровня воды в Питьевом озере, отчего место водозабора обсохло. Возник неожиданный вопрос – Что делать? В МИС (морская инженерная служба) не растерялись и решили слить воду с системы отопления, но всю слить не вышло, что поспособствовало выходу из строя приличного количества отопительных батарей.  Радиостанция «Голос Америки» не без ехидства известила: «…осиное гнездо Певнева окончательно замёрзло». Контр – адмирал Певнев был командиром базы и проживал в соседнем подъезде. Ранее, будучи капитаном 2 ранга в должности командира корабля, он доставлял  Н.С.Хрущёва с товарищами в Гремиху для вручения правительственных наград подводникам. От встречи с народом Н.С.Хрущёв уклонился, но очень возможно, что тайно он посетил деревню Иоканьгу и, увидев на общественном огороде неважные всходы любимой сельскохозяйственной культуры, подал идею о неперспективности её. Технические указы появились незамедлительно в декабре 1962 и январе 1963. Несколько позже Певнев встречал Л.И.Брежнева с соратниками в ИВМБ.
          На личном уровне переживалась последняя зима моей акклиматизации в Заполярье. Тогда мною было подсчитано, что занятия в школе пропускал десять периодов только по причине различных простудных заболеваний. В этот неблагоприятный момент, когда парового отопления не было, а температура воздуха в квартире упала до +6 градусов, я стал случайным свидетелем курьёзного происшествия. Следует отметить, что в доме, где мы проживали, кроме парового отопления было предусмотрено и печное. На кухне стояла железная печь, а в туалетной комнате титан, которые нагревались путём сжигания обычных дров. Беда была в том, что наша печь постоянно дымила, исправить дефект никто не смог, отчего пользовались ею, крайне редко. По причине простудного заболевания в тот день не пошёл в школу, остался дома. Хожу по квартире в овчинной шубе, греюсь чаем, короче выздоравливаю. Иногда поглядываю в окно, телевизора тогда ещё не было, а наблюдать за прохожими интересно, ведь многие падали от порыва ветра. Очередной раз смотрю в окно и вижу солдата, который махает мне рукой; сгинь, мол, от окна. Когда отходил от окна в дверной проём смежных комнат, взгляд скользнул по угольной куче у кочегарки рядом с нашим домом. На чёрном фоне в месте выборки угля виднелось нечто не похожее на уголь. Тут раздался взрыв. Нам повезло. Разбилось всего одно стекло на кухне, к счастью, дыра была не сквозной. Таким способом решили помочь кочегарам быстрее запустить систему отопления после перерыва.
           Всё течёт, всё изменяется. Казалось, что давно в прошлое ушли походы купаться на дизельную электростанцию. Сдан в эксплуатацию плавательный бассейн длиной в 25 метров на четыре дорожки. Между Гремихой и Островной стал курсировать городской автобус. Автобусы ездили и раньше, но они были близнецами – братьями автомобиля оперативников из кинофильма «Место встречи изменить нельзя». В школе появился новый учитель пения Диаментов Юрий Александрович. На занятия он приходил с аккордеоном. Это выглядело необычно, а ещё запомнился фрагмент его сочинения, исполненный им же: «От Гремихи и до Островной, ходит, бродит ветер озорной, если дунет в спину посильнее, побежишь автобуса быстрее».
             В первый день календарного лета 1967 стал случайным свидетелем посещения Гремихи Л.И.Брежневым с товарищами. Со стороны Островной подъехали пять автомобилей «Волга» и один автобус с генералами и адмиралами. Остановились у площади напротив памятника В.И.Ленина. Толпа народу приблизилась к дороге, вдоль которой по обе стороны было выставлено оцепление. Солдаты стояли, взявшись за руки, не прижавшись, плечами друг к другу, что позволило мне легко проникнуть на дорогу, где уже остановились автомобили. Я оказался у автомашины, где сидел маршал А.А.Гречко. Он из машины не выходил. Я и мой  школьный приятель Елизаров оказались рядом с А.Н.Косыгиным. Он поинтересовался нашими успехами в школе. Елизаров первым заверил Алексея Николаевича в хорошей учёбе и дисциплине в школе. Мне пришлось подтвердить высказывания школьного товарища, за что мы оба получили устный титул «молодцы». В трёх – четырёх шагах разговаривал с кем – то Л.И.Брежнев. Вся встреча с народом посёлка Гремиха длилась не более десяти минут и происходила на дороге около машин. После посещения базы правительством строительство активизировалось. Вскоре под аккомпанемент Юрия Александровича исполнилась песня со словами «…Гремиха -город заполярный - в суровой строгости стоит…». С городом, конечно, спешили, хотя основания уже имелись. Дополнительно к Дому культуры в Гремихе построили Матросский клуб. В поселении ракетчиков появился свой Дом офицеров, кинозал которого мало чем уступал кинозалу вновь отстроенного в Островной ДОФ (Дом Флота). Заработала собственная телестудия, а позже установили ретранслятор для приёма телепередач по системе «Орбита». Протянули высоковольтную линию электропередач, соответственно дизельная электростанция утратила своё значение.
          Пока шла холодная война цвела и крепла ИВМБ. Был солнечный почти летний день. Этот эпизод до сих пор почему – то не покидает мою память. Вселился в меня и живёт, иногда продолжая обрастать, как это не странно, сведениями. Я и Володя Голованов стояли у окна квартиры, где он проживал с родителями. С четвёртого этажа открывался прекрасный вид на восточную часть Иоканьгского рейда и прилегающие окрестности, так как дом стоит на возвышенности. Тундра уже начинала приобретать летние краски, в то же время на сопках отдельными белыми пятнами ещё виднелся снег. Как и всё неожиданное, вдруг раздался оконный звон. В условиях военного поселения звуковые сигналы можно услышать различные. Необычность этого заключалась в том, что через мгновение оконный звон повторился, но с меньшей силой звука. Детский разум обоюдно и мгновенно среагировал, предположив, что произошёл очередной ядерный взрыв на полигоне острова Новая Земля. В тот же момент возникло личное ощущение, будто это произошло где – то ближе. Взгляд скользил по наиболее отдалённым сопкам, но никакого подтверждения своим ощущениям не обнаруживал. Промчались годы, и однажды в тиши библиотеки, перелистывая газету «За рубежом», обнаружил в опубликованных выдержках из книги академика А.Д.Сахарова описание ядерного взрыва. Описание звуковой составляющей в точности совпало с тогда услышанным звоном. Отец, реальный участник известных событий на Тоцком полигоне, также подтверждал наличие двух ударов от одного взрыва, второй из коих слабее. Несколько позже в газете «Аргумента и факты» увидел маленькую статью с ещё меньшим  изображением карты Советского Союза, на которой было множество чёрных точек разной величины. Статья уверяла читателя в том, что будто в этих местах производились ядерные взрывы, даже в мирных целях.  Взгляд в первую очередь сосредоточился на Крайнем Севере. Кроме точек на карту были нанесены надписи, сделанные на английском языке. Остров Новая Земля имел точку с названием «Северный район». Кольский полуостров тоже имел точку в районе мыса Святой Нос. Точка имела надпись «Южный район», но величина шрифта была мельче, чем у точки на острове Новая Земля. Не являясь регулярным читателем газет и журналов, предполагаю, что возможно, были опровержения данной публикации в средствах массовой информации людьми сведущими. Но я хочу говорить правду, ведь довериться можно только собственному опыту, кстати, со свидетелем.
          Однократное посещение реки Иоканьга врезалось в память. Ехали на грузовике. С кузова, где я находился, уже виднелось «Иоканьгское озеро», так местные жители называют широкий участок реки недалеко от устья. Машина резко сбавила скорость до скорости пешехода и сделала поворот направо. Перед глазами виднелась полоса набросанных крупных камней шириной до двух метров. На мой вопрос: «Что, когда, куда?». В то неговорливое время получил короткий ответ: «Дорога Берии Л.П.».  Мы проехали несколько сотен метров, но даже на грузовой машине это сделать было непросто. В очередной раз, когда заглох двигатель, мы покинули машину, и дальше пошли пешком к скале, а дорога, по утверждению попутчиков, уходила вглубь тундры ещё на многие километры. Не вдаваясь в предположения, оставим «дорогу Берии» историкам.
           Без малого двадцатилетие, проведённое на Крайнем Севере, памятно ещё и двумя короткими, но ёмкими в толковании надписями. «ПОМНИ ВОЙНУ» украшает одно из зданий береговой базы подводников на берегу Екатерининской гавани. Проходя мимо, некто из сокурсников сказал, что эти слова принадлежат адмиралу Макарову С.О. Возможно, известный адмирал нередко употреблял это простое, несомненно, гениальное словосочетание. В Гремихе на стене дома, в котором мне пришлось прожить несколько лет, изображён бюст матроса с автоматом на груди. Над бескозыркой красными буквами написано «БУДЬ БДИТЕЛЕН». Похоже, не случайно дуло автомата направлено на запад. Взор нарисованного матроса устремлён на военный порт, в уступы дремотных, хмурых скал и далее в воды Святоносского залива, где проходит не видная глазом морская государственная граница. «…Уступы дремотных, хмурых скал…», именно так в своих стихах описывал берега Кольского полуострова известный русский поэт Николай Рубцов. Первая надпись ненавязчиво призывает граждан помнить войну. К чему? Для чего? В наше - то, давно не пахнущее порохом время.
             Разгадка кроется в том, что человеческий исторический процесс соткан из войн, и несомненное благо нашего относительно тихого периода обеспечивается дипломатическими усилиями, а война пушек и пороха постепенно вытесняется, например, спортивными состязаниями. Но людям этого недостаточно, продолжают возникать очаги реальных боевых действий, так называемые локальные войны, «действия по принуждению к миру». Стал одолевать терроризм, границ не имеющий. О текущем моменте мы прекрасно осведомлены средствами массовой информации. Известно, что история ничему не учит, а только наказывает за незнание её уроков. Может, поэтому появился на телевизионных экранах фильм с интересным названием «Кто прошляпил начало войны», да, той самой кровавой Великой Отечественной. Она ведь до сих пор продолжается, так как ещё не похоронен последний убитый и без вести пропавший солдат. Лишнее подтверждение трепетного отношения людей к войне. Происхождение названия фильма легко угадывается первоначальными результатами войны, которые легко можно выразить языком игры в футбол «наша команда играла плохо, но победила». Среди версий не нашлось раздумий о бдительности. Быть бдительным - не что иное как находиться в состоянии адекватного реагирования в текущий момент и ничего более, хотя ничто не бесспорно. Попробуйте подойти к птичке,- приблизитесь на определённое расстояние к ней, а если ближе, она обязательно среагирует, отлетит. Птичка всегда бдительна, но люди не птицы.
            Последствия тех «кто прошляпил начало войны» оказались такими: с 23 по 29 июня в районе Луцк, Ровно, Броды было крупнейшее сражение танков (а не под Прохоровкой в 1943), участвовало более 3 000 боевых машин… Наступление немцев не остановлено. Киев пал 19 сентября 1941. Немцы захватили 3718 орудий, 884 танка, 665 тысяч пленных, «Смоленский котёл» - до 5 августа немцы захватили 350 тысяч пленных, 2 000 танков, 1900 орудий, в котле под Вязьмой германские войска захватили 660 тысяч пленных, 1242 танка, 5412 орудий… Цифры, как и эмоции, память долго не держит без принуждения. Пётр 1 указывал: «Однако ж, надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле». Представляется, что «ослабевать в воинском деле» - не что иное, как утрачивать бдительность, прежде всего людям в погонах, ведь в армии всегда есть оружие, которое само не стреляет. Человек не птичка, и всегда быть бдительным его природа не сотворила. Из периода бдительности выпадает время сна практически у всех людей, а бодрствуя, то есть когда глаза открыты, ещё не означает, что человек бдителен, как минимум по двум обстоятельствам. Во – первых: человек может быть погружён в воспоминания исчезнувшего прошлого, а во – вторых: подобным же образом заниматься воображением ещё не существующего будущего.
          У самураев есть замечательный девиз: «Помните, нет ничего за пределами текущего момента». Фактически это тот волшебный ключик, который приоткрывает путь к пониманию словосочетания – БУДЬ БДИТЕЛЕН! Когда человек находится в текущем моменте, от чего останавливается поток мыслей о прошлом и будущем, можно пропустить момент бдительности и впасть в медитацию – состояние целительного безмыслия или нирвану – состояние полноты внутреннего бытия. В состоянии бдительности человека может удержать только память, что опять же не бесспорно. Похоже, в этом заключается прежде всего для воинов, глубинный смысл двух слов адмирала Макарова С.О. – ПОМНИ ВОЙНУ! Представляется, что индивидуальные занятия по приобретению бдительности напоминают борьбу с ленью, в которой победа одерживается постоянством многократных малых усилий. В завершении своих раздумий о двух надписях предлагаю читателю зарифмованное наставление:
Смолкли залпы орудий,
Над нами лишь солнечный свет.
Будьте бдительны люди,
Встречая воскресный рассвет.
          Появилась ли бдительность в стране после 1945? Однозначно сказать нет нельзя, ведь уже многие десятилетия без приглашения чужеземцы с оружием не топчут родные поля и горы. Дать положительный ответ невозможно от того, что 28 мая 1986 Руст приземлил свой самолёт в Москве у зубчатых стен Кремля на потеху празднования «Дня пограничника». Возникшая в стране гласность оговорила безоружного потешного воина, а власть посадила в тюрьму, чтобы досрочно выпустить его на свободу. «История ничему не учит…». Первые семена дружбы с немцами высадил ещё Пётр 1. Они дали дружные всходы, а век двадцатый одарил плодами: Первую мировую, Вторую мировую войны, в которых главными драчунами были немцы и русские. Крепко побили друг друга тогда. Нынешние рулевые посевного агрегата страны вновь разбрасывают семена дружбы с немцами, а они нам Руста шлют. Чтобы всходы дружбы росли лучше, новые русские с теми же немцами затеяли трубу по дну Балтийского моря проложить, чтобы углеводородами по сходной цене торговаться без посредников. Только бы не подавили друзья созревшими плодами дружбы друг друга в грядущем.
            Однажды поинтересовался у отца о происхождении кортика, хранящегося в квартире. Он рассказал, как на 7 причале, выполняя служебные функции, его срочно вызвали в штаб ИВМБ.
          – Подождите, надо заехать домой переодеться, - на что получил ответ:
           - Приказано срочно, в чём есть.
            На первом же самосвале отец приехал в штаб. Повесил шубу на вешалку и «в чём есть, прямо в валенках» идёт к кабинету командира базы мимо офицеров, ожидающих приема, у которых брюки выглажены так, что о стрелки «можно обрезаться». Вошёл в кабинет с соответствующим докладом, а отцу без лишних слов и бумаг вице – адмирал вручил кортик. На кортике выбит номер 20501, а на другой стороне лезвия 1973 год.
              Именно в этом году состоялось моё первое учебное плавание на четырёхмачтовом барке «Крузенштерн» по маршруту Севастополь – Рига с посещением главного порта Канарских островов Лас – Пальмаса, что на острове Гран – Канария. Как сообщила судовая трансляция, уже в Рижском заливе, за время плавания было пройдено 16 тысяч морских миль. Без малого тридцатилетие минуло с тех пор, как в последний раз довелось наблюдать фрагменты Гремихи с борта учебного судна «Батайск».
             Возникшая в стране «ПЕРЕСТРОЙКА» учредила гласность и прекратилась холодная война, а представители «шоковой терапии», сделав своё незабвенное дело, оставили город Островной без флотилии атомных подводных лодок и градообразующего населения. Руководители обновлённой России водрузили Государственный Флаг в точке Северный полюс, показывая мировой общественности новые границы государства. На одном из островов Земли Франца Иосифа выставили пограничный пост. Только кому нужна территория не заселённая трудящимися, кроме пограничников? В восточной части Баренцева моря давно обнаружены значительные запасы углеводородов. Город Островной будет спасён от неизбежного разрушения, если построить в нём нефтеперерабатывающий завод, например. Продукции хватило бы для нужд региона, а «излишки» всегда можно продать иностранцам.   



Август 2009 г.

                На крыльце Карлскруны 

6-го ноября 1981 года было опубликовано сообщение ТАСС « О происшествии с советской подводной лодкой», в котором говорилось: « В ночь с 27 на 28 октября с.г. советская дизельная подводная лодка номер 137, совершавшая обычное учебное плавание в Балтийском море, вследствие выхода из строя навигационных приборов и возникновения в связи с этим ошибок в определении места, в плохую видимость сбилась с курса и села на мель у юго-восточной оконечности Швеции…».   
         Последний мой контакт с ВМФ России произошёл летом 1989 года. Почему – то потребовалась переквалификация моей военной учётной специальности. Из подводника за три месяца сотворили специалиста « москитного» флота с записью в военном билете офицера запаса – помощник командира РК (ракетного катера). Командир учебной роты
капитан 3 ранга Жуков на первом построении подробнейшим образом коснулся всех тех необычностей, которые нам необходимо вспомнить и пережить вновь. Он рассказывал, что можно и должно делать, а чего нельзя и почему. Далее, ближе к завершению своего рассказа сообщил – За то, что делать нельзя, а кто – либо станет делать и будет замечен, того отчислят с курсов, отправив соответствующие письма на производство и в военкомат по месту жительства. Отчисленным слушателям придётся возместить денежные затраты не только за проезд, но и за съеденные макароны. В связи с чем, предстоят разборки на производстве, в военкомате, а заодно предстоит « слепить горбатого» родственникам. Не всё сказанное, по опыту, доходит до всех и сразу, предупредил он. Практика показывает, что отчисления происходят в течение первых двух недель. Отчислив троих - четверых человек, больше желающих делать то, что нельзя, уже нет.
         Так же случилось и у нас: отчисленных было несколько человек в течение первых двух недель, а все остальные успешно дождались экзаменов и в последних числах августа разъехались по домам. Женский вопрос для желающих познакомиться решается таким образом: о вашем нахождении здесь хорошо известно красивым женщинам,  поэтому они сейчас готовятся к встрече с вами в ближайшее увольнение в танцевальном зале Дома офицеров. Через неделю  представится эта возможность, а пока первая неделя является организационной, увольнений нет, терпите. Если у кого возникнет настоящая дружба, то для тех будет увольнение более продолжительным.
         Выступление командира закончилось ответами на вопросы. Оказалось, что увольнений в большой город не будет. Обстановка тревожная. Участились случаи нападения гражданских лиц на офицеров, а флот за вас несёт ответственность перед вашими семьями, близкими. При необходимости оформляют увольнение и в город, где жил, трудился и учился борец за свободу товарищ Ленин, даже возможен краткосрочный отпуск куда угодно, если появится веская причина, например: похороны родственника.
         Вскоре собственной кожей пришлось ощутить справедливость предостережения Жукова. По случаю, находясь в увольнении в этом городе, уже на подходах к пристани, зашёл в пивной бар утолить жажду. Выпил свои традиционные по тем временам две кружки пива. Покидая бар, на выходе посетил туалет. Только успел кинуть воду, подходят двое с явно не мирными намерениями.
         -Я партизан,- первое, что взбрело в голову, произнёс тихо и, как впоследствии оказалось, убедительно. Агрессивность одного исчезла сразу, а спустя короткое время постепенно стала оставлять и другого. Состоялся короткий разговор, и вот они приглашают меня выпить пивка с ними. Сославшись на необходимость не опоздать к последнему отходящему катеру, быстро исчез из бара.
         Занятия по специальности требовали конкретных сведений из многих областей знания. Поэтому преподавателей было больше, чем несколько. Обстановка в стране была говорливая. Перестройка сделала крен в область гласности, и хотя её пик уже миновал, я имею в виду девятнадцатую партийную конференцию, события прошлого и дня текущего обсуждались довольно бурно. Достаточно вспомнить телепередачу « 600 секунд» Невзорова Александра  Глебовича. Обсуждались они и у нас на занятиях, не без греха, как говорится. Не утихли еще разговоры о событиях девятого апреля в городе Тбилиси, где была разогнана мирная демонстрация трудящихся, повлёкшая человеческие жертвы. В средства массовой информации просочились достоверные сведения о том, что для разгона демонстрантов, якобы, было применено химическое оружие. Через несколько дней после обсуждения этого случая, преподаватель – химик в чине капитана 3 ранга провёл с нами практическое занятие с использованием учебного средства «черёмуха». Следует отметить, что «черёмуха» не является химическим оружием, но вот, как это происходило. Капитан 3 ранга разлил в сарае несколько небольших пятен вещества, после чего мы добровольно по очереди без противогазов посещали этот сарай. Двери сарая были открыты в течение всего занятия. Я заходил последним, когда действие «черёмухи» несколько ослабло. Сделав глубокий вдох и задержав дыхание, зашёл в сарай. Сразу же из глаз потекли слёзы, а из носа мокроты. Быстро вышел из сарая, не сделав ни одного вдоха. После сей процедуры не составляет труда представить действие боевого химического оружия на человека. Спрашивается, о каком химическом оружии, применённом в Тбилиси для разгона демонстрантов, сообщали средства массовой информации?
          - Вывод делать только вам, - подвёл  итог занятия  преподаватель.
            Однажды на занятиях по военному делу всплыл случай с подводной  лодкой, который не так давно произошёл в Балтийском море в непосредственной близости от главной базы военного флота Швеции Карлскруны. Своевременно нейтрализовать его не удалось, и получился международный скандал. О нём писали газеты, каждый автор истолковывал этот случай по - своему, как и в случае с демонстрантами в Тбилиси. Вот ещё   одна версия по этому поводу. Её я слышал от преподавателя в чине капитана 1 ранга, подводника. Он совершил десять океанских походов, из них три последних в должности командира дизель – электрической подводной лодки, вооружённой  несколькими стратегическими ракетами с ядерной боевой частью.
         На подводную лодку назначили молодого командира, которому предстоял первый выход в море в этой должности. По давно заведённой традиции в этом первом выходе в море в помощь командиру подсаживают «дядьку». Это, как правило, офицер штаба в чине капитана 1 ранга. Так было и в этом коротком плавании.
          События разворачивались в Балтийском море, в котором, как известно, воды мало, сплошное мелководье, неудобное для отработки специальных задач подводными лодками в подводном положении. Имеется только небольшой участок моря, в узком кругу подводников именуемый «Китайским желобом», где глубины позволяют эти задачи отрабатывать.
         – Почему жёлоб называют китайским? - спросил некто из слушателей. Оказалось совсем просто. Во – первых, акватория имеет форму, похожую на жёлоб, то есть узкую и длинную. Во – вторых, кроме наших подводных лодок, здесь на этом ограниченном необходимыми глубинами участке моря занимаются подобными делами подводные лодки других государств, например, Германии. Если действия наших подводных лодок можно организовать по некому графику, чтобы исключить вероятность столкновений, то с другим государством это сделать невозможно. И последнее: нередко подводная лодка, маневрируя, просто врезается в грунт. Образно говоря, как в Китае: народу много, а места мало. Поэтому жёлоб назвали «китайским». 
         Вначале всё складывалось благополучно. Утром успешно подошли в заданный район. Стали действовать по заранее подготовленному плану. Всплытие, погружение, перемена курса, скорости, - короче маневрирование. Маневрировали до поздней ночи. Все порядком подустали. Очередной раз застряли в грунте и решили: на сегодня всё, всем  спать, утром разберёмся, никто нас здесь не украдёт. Штурману вести прокладку(графическое отображение пути движения подводной лодкой на штурманской карте с помощью параллельной линейки, транспортира, измерителя, карандаша) со счислением ( способ определения координат по отсчётам компаса и лага, прибора для определения скорости и пройденного расстояния) в ситуации, когда команды командира разбавляются указаниями «дядьки», сложно. Поэтому ошибки счисления нарастали с течением времени значительно быстрее обычного. Ситуация при которой счисление показывает одни координаты, а обсервация (уточнённое наблюдением местоположение) другие  координаты, называется невязкой. Образно говоря, в подводной лодке, думали, что в Туле, а выплыли в Карлскруне. Кстати, в не столь отдалённом революционном прошлом страны был сухопутный случай, когда матрос Железняк шёл в Одессу, а попал в Херсон. Утром  рано проснулась охрана шведов. Смотрят, а на пороге их главной военной морской базы, уткнувшись в берег, мирно спит чья – то подводная лодка. Несколько позже озадачились военные начальники Карлскруны. Их поразили знания и умение русских подводников, которые ночью сумели преодолеть сложный и секретный фарватер, ведущий в базу. Тем часом проснулись и наши моряки. Посторонние шаги по палубе поспособствовали быстрому пробуждению. Взгляд в перископ вынудил открыть верхний рубочный люк. Возле него уже стоял швед с винтовкой. Что делать? - возник ленинский вопрос в головах командира и «дядьки». Решили тихо и мирно уйти сами тем же путём, каким прибыли. В моторный отсек стали поступать соответствующие команды. Постепенно наступил момент, когда дали самый полный ход назад. Надежды таяли, а сожаление нарастало. Скоро стало ясно, что все усилия самостоятельно сняться с мели напрасны. Опять стал тревожить вопрос – Что делать? Решили дать радиограмму в родную базу, что и сделали. А между тем время идёт. С Родины получили ответ с требованием прекратить шутки и прояснить ситуацию, ибо ничего не поняли. Составили ещё более умную радиограмму, отправили в базу. Незаметно в этих мытарствах прошёл день.
       А утром дня следующего шведы принесли нашим подводникам местные газеты с фотографиями уткнувшейся носом в берег родную подводную лодку. Вопрос, что делать? опал сам собой. Теперь им стали заниматься люди Кремля и Королевского двора Швеции. Прошло ещё немало времени, когда подошёл шведский буксир. Он зацепил своим буксировочным тросом подводную лодку и через несколько минут стянул с мели, ещё через полчаса отбуксировал на необходимую дистанцию в море. Пока осуществлялась буксировка, шведский офицер через переводчика сказал следующее: по положению о командире базы Карлскруна все конфликтные ситуации в акватории базы, которые могут быть разрешены в течение трёх часов, решаются командованием базы без огласки. Своевременно обратившись за помощью, Вам пришлось бы только оплатить услуги буксира.
          По истечении трёх часов командир базы Карлскруна сделал доклад в верхнюю инстанцию. Теоретически, если бы командир подводной лодки или «дядька» сразу обратились за помощью к командиру базы, тот бы просто прислал буксир, и никто посторонний об этом случае не узнал бы.
         Капитан – лейтенант Василий Беседин, замполит дизельной подводной лодки № 137 Балтийского флота рассказывает: «Ещё в первой половине боевой службы, до промежуточного отдыха, мы зацепились за рыбацкий трал. Обошлось всё, казалось, практически без последствий: снасть, судя по всему, осталась цела, а мы, как выяснилось чуть позже, только свернули рамку – антенну радиопеленгатора. Вот тут – то и сработало золотое флотское правило, гласящее, что уставы и боевые инструкции написаны кровью и потому выполнять их нужно неукоснительно. А для нашего штурмана старшего лейтенанта Коростова слова «предпоходовая подготовка» оказались пустым звуком. Трудно сказать, на какое авось он рассчитывал, но вскоре, уже на мели, выяснилось (представляю, как отреагируют те, кто хоть малость понимает в штурманском деле), что кроме радиопеленгации и счисления другие способы определения места корабля ему, можно сказать, были малознакомы. Секстаны оказались неотрегулированными, «Пирсом» - прибором международной системы, основанной на сигналах фиксированных радиомаяков, он пользоваться не умел. Итог – уникальный для Балтики: за две недели плавания – 57 миль невязки.… Но всё это выяснилось лишь в ночь с 27 на 28 октября, когда со скоростью в семь с половиной узлов и абсолютной уверенности, что вокруг на много миль открытое море, мы вылетели на пустынный шведский пляж…
          Уже потом, когда я сам пытался найти ошибку, проанализировать причины и перечитывал дневник, обратил внимание на запись о том, что почему – то из района исчезли рыбаки и появились сухогрузы. Вообще, подобных ситуаций, когда можно и нужно было заметить, что идём мы явно не туда, насчитали позже около десяти. Разложили мы перед собой, помню, этот первый анализ, долго смотрели на него, а потом командир, тяжело вздохнув, сказал то, о чём думали все: « Судьба развлекается …». Да и то сказать. Ширина фарватера там, секретного, искусственного, - 12 метров. А мы по нему – как по ниточке! Радиометрист докладывает: « Прямо по курсу работает шведская береговая РЛС!». А командир, капитан 3 ранга Гущин, ему в ответ: « Ты думай, что говоришь. В открытом море – то!». Ну, командир есть командир, с его авторитетом не поспоришь. Метрист быстренько « переквалифицировал»: мол, корабельная РЛС.… Потом все, кто был на мостике, увидели впереди огонь. А ночь – осенняя, темнющая. Море парит, дымка у воды. И – мёртвый штиль. Командир говорит: « Рыбак лазит, давай вперёд». Через несколько минут сигнальщик увидел тёмное пятно по курсу. Доложил. На мостике пришли к выводу, что кто – то топливо разлил. А это уже шла гряда камней.… Да… Момент посадки на мель был и в прямом, и в переносном смысле сногсшибательный. Нос подняло, и лодку положило на левый борт с креном градусов 15. Командира сбросило, ударило о стойку (нактоуз, авт.) магнитного компаса, меня – о резиновый планширь, едва не опрокинув за борт. Гущин ещё от боли не оправился, на полном, так сказать, автопилоте сыграл тревогу и команду дал:
          - Стоп моторы! Дали задний ход. Лодку развернуло, крен уменьшился. Попробовали дёрнуться ещё – моторы не тянут: мы ведь как раз только подзарядку аккумуляторов начали.… Посветили прожектором вокруг – в дымке видны какие – то белые глыбы. Боцман шапку на затылок сдвинул: « Ух, ты! Как лёд…». А старпом ему: « Ты ещё скажи, Семёныч, что мы на Северном полюсе всплыли!». Улыбались ещё, черти, хотя какой уж тут смех. Я сразу вниз спустился и – по отсекам, к людям. На лодке самое страшное в аварийной ситуации – отсутствие информации. А тут ещё надо учесть момент: до конца боевой службы – полторы недели. Нос к дому, как говорится. По всем отчётам и « опытам» моих предшественников, по исследованиям специалистов – так называемое « плато успокоения», то есть пик усталости, и физической, и психологической. Самый спад бдительности, работоспособности и всего такого.… Тут до паники, до нервного срыва даже не шаг – полшага. Неизвестность в этом деле – самый мощный катализатор. Удар, скрежет, крен в лодке, естественно, слышали и ощутили все. Но ничего, держались ребята молодцом. Осмотрелись в отсеках: повреждений, течи, замыканий пока нет нигде. Однако во всех глазах – немой вопрос: что случилось? Говорю то, что есть: сели на мель, где, почему – пока не знаем, разбираемся. Будем пробовать сняться своими силами. Прошу быть предельно собранными и внимательными. Рассказал про боцмана, про « Северный полюс». Заулыбались. Напряжение, вроде, немного снялось…
           Дальше началась работа по стаскиванию лодки. Всё, что могли, попробовали. До шести утра дёргались: оценить обстановку – то ночью, в темноте, в дымке мы толком не могли. Ну и доёрзались – легли, как говорится, брюхом – от носа до рубки на камнях. Кстати, уже дома, в базе, обнаружилось, что лёгкий корпус, точнее, обтекатель гидроакустической станции, всё-таки был пробит и лежал в нём камень. Единственный шведский сувенир, что домой привезли. К утру штурман наконец – то правильно определил место. Можете себе представить нашу реакцию, когда он выдавил из себя, что лодка – у южных берегов Швеции. Это при том, что несколько часов назад мы, по его уверенным докладам, находились в центре Балтийского моря. Точных слов командира я не помню, но он много нехорошего пожелал и штурману, и его ближайшим родственникам, и училищу, которое Анатолий заканчивал…
         Честно признаться, в тот момент я не столько среагировал на ошеломляющее известие, сколько боялся за Гущина и Коростова, как бы глупостей не наделали. Состояние у обоих было, надо сказать, предельно подавленное. Тут способ один – отвлечь на работу. Ну, командиру её и так хватало.… А штурману, помню, сказал: « Иди, Толя, ищи ошибку, ищи где и когда она появилась. Надо, чтобы ты сам её нашёл, а не кто – нибудь другой».
           К этому моменту начало светать, дымка стала рассеиваться. А наши глаза, мягко говоря, округляться. Вокруг земля, только сзади лодки и впереди – узкая полоска воды. Увидели береговую вышку РЛС, той самой, которую засекли наши радиометристы. А самое поразительное – безо всяких расчётов было ясно: подверни мы на один градус влево и вошли бы точнёхонько в гавань Карлскруны, шведской секретной военно-морской базы. Вот и доказывай теперь, что мы не шпионы, а обыкновенные разгильдяи!..
            Впрочем, и шведы не краше. Я уже говорил, что нас, хоть мы и пёрли напролом, ни одна береговая служба наблюдения не засекла. Да и тут – уже давно рассвело, стоим на самом виду под советским военно-морским флагом и как будто так и надо. Только часов в 10 утра появился на моторке одинокий рыбак. Увидел нас, прямо на месте развернулся и рванул назад. Минут через сорок показался военный катер. Подошёл с опаской, встал к борту. Офицер на палубе спрашивает по-английски: « Что случилось?». Отвечаем: « Навигационная авария». Он спросил фамилию командира лодки, потом предложил помощь. Мы бы и рады, да не знаем ответов сразу на несколько вопросов. Во – первых, как быть со статьёй 2 – й Корабельного устава, где не просто сказано, а ещё и выделено: « Корабли и суда Военно – Морского флота СССР… где бы  они ни находились, подчиняются только законам СССР. Ни одно иностранное правительство не имеет права вмешиваться в жизнь военного корабля СССР. Всякая попытка в этом направлении должна пресекаться самым решительным образом, в крайнем случае силой оружия». А во – вторых, никто из нас не знал, как оформляется юридически такая помощь и, главное, сколько и кому придётся за неё платить. К тому моменту мы уже держали связь со штабом флота. Никаких указаний оттуда пока не поступало, видно, только – только проходил шок от нашей информации. Так что от помощи мы решительно отказались. И, конечно, здорово просчитались, ибо дело приняло официальный оборот и в итоге нас сняли с мели всё равно шведские спасатели, но только через неделю.
           Но это сейчас легко анализировать. А тогда шок от нашего сообщения был настолько силён, что штаб флота, не поверив в радиограмму, принял её за… провокацию и отправил боевые корабли в район, где мы должны были находиться, поставив им задачу – дать нам условный сигнал на всплытие. Одновременно несколько десятков раз подряд от нас потребовали « уточнить координаты». И только убедившись, что всё – правда, дали по радио команду ждать своих спасателей и быть в готовности отразить попытку захвата лодки. Позже я узнал, что на кромке территориальных вод нас вместе со спасателями ждал отряд боевых кораблей, получивший задачу прорваться и отбить лодку, если её попытаются захватить. Время было такое: миролюбивых слов произносилось много, а верить друг другу не спешили…
          Чтобы вы не подумали, что я нагнетаю обстановку, расскажу ещё о таком эпизоде. Первые три дня на берегу рядом с нами охранную службу несли обыкновенные шведские пограничники. Менялся этот наряд поздно, около полуночи. И вот вечером третьих суток (я как раз стоял на верхней вахте) вижу – подошла моторка, погрузила всех шестерых и повезла, видимо, менять. Отошли они метров семьдесят от берега, и гляжу – волной лодку перевернуло, все пограничники оказались в воде. Я сразу дал команду сигнальщику осветить это место прожектором и давай свистеть, кричать на патрульный катер, что стоял у нашего борта. Слава богу, услышали, повыскакивали. Сработали быстро – спустили свою шлюпку, подобрали из воды всех. Помню, сидят они на палубе мокрые, жалкие, а смотрят на нас уже совсем другими глазами – подобревшими.
          Ну, а на следующее утро вместо пограничников появилось подразделение морской пехоты. Всё как положено: боевая раскраска на лицах, винтовки М – 16 с оптическими прицелами, два пулемёта, 100 – миллиметровое орудие, радиостанция. Система такая: за каждым из нас, находящихся на мостике или верхней палубе, следит сквозь прицел персональный « морпеховец». Ты двигаешься, и ствол за тобой двигается. Расстояние до них метров 25. Ощущение, честно скажу, малоприятное. А потом ещё стрельбу из всех видов оружия устроили вдоль лодки. Поставили ярко – красные мишени и палят. Наверное, чтобы мы видели, как метко они по красному стреляют.… Самое страшное и обидное было, что все десять дней мы не имели никакой информации с Родины. Как там всё оценивается, какие шаги предпринимаются по нашему вызволению – ничего не знали. А тут ещё Андерссон, это начальник штаба Карлскруны, с которым мы ежедневно общались, масла в огонь подливает: рассказывает, какая волна недовольства, антисоветских настроений поднялась в Швеции. Их – то телевидение, радио, газеты под эту сенсацию центральное место отводят. Вообще – то на Андерссона грех обижаться. Он мужик неплохой. На все наши просьбы реагировал мгновенно. А проблем возникало – будь здоров сколько. Надо было куда – то мусор с лодки девать, потом пресная вода кончилась…Правда, в итоге за эти десятидневные « шведские каникулы» хозяева счёт предъявили – больше шестисот тысяч золотом. У Андерссона же судьба оказалась с нашей схожа – его тоже с должности сняли за то, что русскую « шпионскую» лодку прозевал. …
              Домой мы вышли 6 – го ноября. В тот самый день, когда советские газеты наконец – то сообщили о случившемся. Шли своим ходом. Море было очень тяжёлым, сильно штормило. Вахтенного офицера Володю Першина залило водой, старпома тоже. Поэтому я стоял вахту восемь часов, до самого прихода. Утром 7 го ноября мы вошли в базу. Да.…Знать бы тогда, что меня ждёт дома…».
              Вот так от имени и по поручению либо по собственному волеизъявлению Беседин поведал нам, как « Улыбались ещё, черти…» на крыльце Карлскруны.   
                Август 2009 г.



               
                Белорусы и подводные лодки.

          Самый ранний проект субмарины сотворённый в 1472 году принадлежит венецианцу Роберно Вальтурио. Его ближайшим последователем оказался голландский механик и врач Карнелиус Ван – Дреббель, построивший маленькую подводную лодку в 1620 году. Только в 1720 Пётр 1 повелел разрешить крестьянину Е.П. Никонову осуществить идею постройки «потаённого судна» - прообраза подводной лодки. Судно было построено в 1724г., но при испытаниях от удара о грунт было повреждено его деревянное днище. После смерти царя в 1725 работы над проектом были прекращены. Прошло немногим более века, как граждане Российской империи, родившиеся на территории современной Республики Беларусь, Черновский и Шильдер разработали и испытали первенец подводного флота России. Казимир Гаврилович Черновский (1791 – 1847) - один из изобретателей подводного корабля. Есть сведения, что он является автором первой металлической подводной лодки. Родился в Минской области, маёнтак (поместье, имение, усадьба) Крытница. После 1812 жил во Франции, где с 1821 член «Патриотического товарищества», а с 1824 в Петербурге, учился в медико-хирургической академии. В 1829 арестован за принадлежность к революционному товариществу и заключён в Петропавловскую крепость. В конце этого же года переведён в Шлиссельбургскую крепость. В 1834 выслан в Архангельск, а в 1839 за подготовку восстания и побег за границу арестован и выслан в город Сарапул, Вятской губернии, где и умер. В 1825 – 1829 разработал проект подводной лодки. Предлагал строить лодку цилиндрической формы с металлическим корпусом и выдвижным перископом.
       Идею Черновского осуществил уроженец деревни Симанава, Витебской губернии Карл Андреевич Шильдер (1785 – 1854). В марте – июле 1834 в Петербурге на Александровском литейном заводе (ныне ПО «Пролетарский завод») по проекту Шильдера был построен подводный корабль водоизмещением около 16 тонн, который принято считать первенцем подводного флота России.
       Корпус лодки имел форму продолговатого яйца, слегка сплющенного с боков, его остов из пяти стальных шпангоутов был обшит котельным железом толщиной 5 мм. Лодка имела длину около 6 метров, ширину 2,25 и высоту 1,85 метров. Для входа и выхода в верхней части корпуса имелись две башенки высотой около 1 метра каждая, снабжённые люками и иллюминаторами. Крышки люков прижимались к срезам комингсов задрайками и для герметичности имели резиновые прокладки. Посредине размещался ещё один люк для погрузки твёрдого балласта и необходимых запасов. Для погружения и удержания лодки на заданной глубине Шильдер применил следующую схему. В нижней части корпуса находились конусные ниши в виде двух отлитых из чугуна воронок, обращённых раструбами к килю. В верхней части этих воронок имелись отверстия, через которые проходили канаты из сыромятной кожи. К концу каната внутри воронки был подвешен груз конической формы, соответствующий форме воронки и полностью убирающийся в неё. Другой конец каната был соединён внутри лодки с лебёдкой, с помощью которой можно было стравливать груз из воронки до грунта, подобно тому как отдаются якоря на надводных судах. Общий вес двух гирь составлял 80 пудов (1280 кг). На мелком месте гири, подобно якорям, удерживали лодку на одном месте (вторая лодка имела только одну гирю). Внутри корпуса в нижней его части была устроена балластная цистерна, наполнявшаяся водой до такой степени, что у лодки с отданными грузами плавучесть погашалась почти полностью и на поверхность выступали лишь части башен. Достаточно было начать выбирать лебёдками отданные грузы, чтобы лодка начала погружаться под воду. Для всплытия производилось обратное действие. Забортная вода в балластную цистерну поступала через специальные краны, а удалялась вручную поршневым насосом. При поднятых гирях и пустой балластной цистерне плавучесть лодки была близка к нулю, и корпус её находился в полупогруженном состоянии так, что палуба была почти на уровне воды. Заполняя балластную цистерну водой и увеличивая тем самым вес лодки, можно было добиться её дальнейшего погружения. Остойчивость обеспечивалась свинцовым балластом, отлитым по форме внутренних обводов, который размещался  в трюме. Лодка погружалась на глубину до 13 метров.
      Роль движителя осуществляли  четыре особых гребка – лопатки, выполненных наподобие лап водоплавающих птиц и расположенных попарно с каждого борта. При движении вперёд в подводном положении гребки складывались, а при движении назад раскрывались, обеспечивая упор. Для движения в надводном положении использовался парус. Каждый гребок приводился в действие качанием рукоятки привода изнутри корабля мускульной силой четырёх матросов – гребцов.  Конструкция привода теоретически позволяла, изменяя угол качания гребков, не только обеспечивать прямолинейное движение, но и использовать их в качестве горизонтальных рулей.
      В корме находился вертикальный руль закруглённой формы, похожий на рыбий хвост. Он поворачивался также посредством ручного привода. В носовой башне имелась выдвижная (коленчатая) оптическая труба – прообраз перископа впервые использованный Шильдером. В её верхнем и нижнем концах имелись маленькие зеркала, установленные под углом 45 градусов к продольной оси. В крышке кормовой башни была устроена выдвижная вентиляционная труба, которой можно было пользоваться на «перископной» глубине.
     Запаса воздуха в лодке хватало экипажу на один час работы. Чтобы освежить его, достаточно было выдвинуть вентиляционную трубу на поверхность всего лишь на 30 секунд и привести в действие механический вентилятор конструкции генерала А.А.Саблукова.
     Для освещения лодки и наблюдения в надводном положении в обеих башнях были иллюминаторы.
     Вооружение её было предназначено для действий против деревянных  парусных кораблей. В носовой части на форштевне крепился горизонтальный бушприт длиной около 2 метров. Бушприт заканчивался небольшим гарпуном, на котором подвешивалась пороховая мина весом 16 кг. От неё в лодку шёл провод, соединявшийся с гальванической батареей. Гарпун своей полой тыльной частью свободно сидел на бушприте и легко соскакивал с него при отходе лодки. Вонзив гарпун с миной в борт корабля ниже ватерлинии, подлодка давала задний ход и мина оказывалась как бы подвешенной к борту вражеского корабля. Отойдя на некоторое расстояние назад, командир взрывал мину по проводу электрическим импульсом от батареи. Кроме того лодка имела 6 зажигательных и фугасных ракет А.Д. Засядко калибра 4 дюйма (102 мм) в металлических корпусах с пороховыми двигателями, размещённые на двух трёхтрубных станках, установленных по бортам.
     Чтобы предохранить ракеты от контакта с водой, в передние концы труб вставлялись пробки, прикрытые резиновыми колпаками. При воспламенении ракет с помощью электрических запалов они выбивали пробки и летели к цели. 
     Лодка могла вести и залповый огонь. Пакет ракетных направляющих можно было поднимать на 10 – 12 градусов по отношению к линии горизонта.
     29 августа 1834 года подводная лодка Шильдера с экипажем из восьми человек завершила первые испытания на Неве. Она маневрировала под водой и оставалась в погруженном состоянии при помощи свинцовых гирь. Дальнейшие испытания проходили на Кронштадтском рейде. Там успешно прошли проверку ракетные установки. В частности, впервые в мире проводились пуски пороховых ракет подводным стартом. Даже не верится, что это было так давно.
     Результаты испытаний вызвали интерес правительства к изобретению. Шильдеру выделили дополнительные средства и предложили построить более совершенную лодку меньших размеров, которую могли бы перевозить по суше не более чем шесть лошадей. Кроме того, изобретатель подготовил чертежи плавучей базы в виде особого понтона. Идея такого понтона была весьма рациональной: она открывала возможность удобной транспортировки лодки в заданный район действий водным путём. За исключением размеров и некоторых мелких усовершенствований, вторая лодка не отличалась от первой. Новая лодка прошла ходовые испытания в июне 1838 на Ладожском озере. 24 июля того же года она произвела на рейде Кронштадта подрыв двухмачтового парусного судна – мишени и пуск боевых ракет. При этом экипаж под командованием мичмана Р.Н.Шмелева находился внутри субмарины, а сам генерал Шильдер «находился вне оной на палубе, погруженный в воду по грудь в одежде из непроницаемой водою ткани» и давал указания через переговорную трубу.
     Результаты этих испытаний оказались неудовлетворительными. В частности, подводная лодка смогла отойти назад от судна – мишени только с помощью гребного катера, взявшего её на буксир.«Мощности» мускульного двигателя не хватало для преодоления силы течения, прижавшего её к килю атакуемого судна. Кроме того скорость лодки не превышала 0,5 узла, то есть составляла не более 900 метров в час. А запущенные из под воды две ракеты «по причине сильного волнения не могли долететь до своей цели и разорвались в волнах, не в дальнем расстоянии от лодки».
     Попытки Шильдера усовершенствовать конструкцию лодки оказались безуспешными. После новых испытаний, последовавших в 1840 – 1841 проект был закрыт распоряжением военного министра от 9 октября 1841. Саму лодку передали изобретателю по его просьбе, для «партикулярных занятий с оною». Спустя несколько лет Шильдер разобрал лодку и продал её детали как металлолом.
               
                Август 2009 г.

                Календарь

                «Морские памятные даты»

Следует понимать, что точность дат условна. Летопись всегда содержит две ошибки географическую и систематическую. Если географическая неточность понятна всем, то систематическая не совсем. Земля вращается вокруг солнца за 365 дней, 6часов, 49 минут, что составляет один год. Систематическая ошибка в 6 часов устраняется високосным годом, а 49 минут образуют « висяк». Приведу лишь один пример с датой гибели АПЛ К – 8. Несомненно, авторитетные источники публикуют разные даты 11 и 12 апреля 1970 года. Чтобы лучше запомнить я выбрал цифру 12 совпадающую с народным праздником Днём космонавтики.

25 января – День штурмана ВМФ с 1701г.
19 марта – День подводника с 1906г.               
20 марта – День радио – электронной разведки, ныне радио – электронной борьбы с1904г.
26 марта – День морского устава с 1720 г.
27 марта - 1906 Создан первый в России учебный отряд подводного плавания.                7    апреля – День гибели АПЛ К – 278 « Комсомолец» с 1989 г.
12 апреля – День гибели АПЛ К - 8 с 1970г.
14 апреля - 1927г. - Закладка первых трёх ПЛ – 1 серии.
31 мая – «День гребного винта» с 1836г. Запатентован гребной винт.
5 июня – 1904г. Спущена первая боевая ПЛ миноносец №113 «Дельфин».
22 июня –  Приказано быть ИВМБ с 1941г.
27 июня – Всемирный день рыбака.
Первое воскресение июля – День морского и речного флота.
Второе воскресение июля – День рыбака.
Последнее воскресение июля – День Военно – Морского Флота.
17 июля – День морской авиации с 1916 г.
2 августа – 1917 г. Первая посадка самолёта на палубу корабля.
9 августа – «День гребного колеса» 1803 г. Р. Фултон продемонстрировал 1 пароход.
29 августа – «День первенца ПФР» 1834 г. испытана ПЛ Карла Шильдера.
30 августа – День гибели K-159 с 2003 года.
25 сентября – Всемирный день моря с 2007г.
6 октября – День гибели РПКСН «К – 219» с 1986 г.
9 октября – День Лейфа Счастливого первооткрывателя Америки.
12 октября – День Колумба с 1492 г.
20 октября – 1696 г. Официальная дата рождения регулярного Российского флота.
27 ноября – День морской пехоты с 1496 г.
13 декабря – День памяти Андрея Первозванного – покровителя моряков и рыбаков.

P.S.: Издана замечательная книга Н.Ю.Краснощёковой - «Календарь славных исторических дат ВМФ России», в которой опубликованы фотографии, и «легендарной» Гремихи.
                Август 2009 г.





Рота приготовиться к подъёму.

               
                Если писатель не хочет               
                Взять тему пониже,
                чем «вечность»,
                Значит созданьям его
                В вечности жить не дано.
                В.Я. Брюсов. 
                1             
               
         
        Я сам ничто за жизненной чертою, такое же ничто и до черты. Известно, что воспоминания, непременно, становится достоянием других, немногих. Справочный буклет обещал выучить на судоводителя за пять с половиной лет, а получилось пять лет и семь месяцев. Символично то, что диплом вручили в самый смешной день года 1 апреля, но название специальности в нём выглядит убедительно и романтично: «судовождение на морских путях». Зеркально отразить все события тех курсантских лет невозможно, но отдельные помнятся достаточно ярко. Современные специальные исследования уверяют, что память обычного человека сохраняет лишь три процента увиденного, услышанного, изучавшегося. У каждого получилось бы своё произведение, будь на то Господня воля.
        Лето 1972 года выдалось в северо-западной части европейского севера жарким, можно сказать южным. Вода в озёрах прогрелась в рост человека и лишь почти не заходящее солнце да белые ночи орошали сознание тем, что находишься  значительно севернее полярного круга. Обитатели посёлка, изнывая от жары, нелегко переносимой в заполярье, с каплями пота на лбу медленно тянулись в сопки к ближайшим озёрам купаться. Природа, как бы охраняя себя от нашествия людей, атаковала их полчищами комаров.
        Близился последний школьный экзамен и первый выпускной бал. «Детство моё, постой, не спеши, погоди, дай мне ответ простой, что там впереди». Строки известной песни, которую любил напевать друг Колька, иногда всерьёз называвший себя не советским словом «пан», что означало Пахолков  Николай Александрович, не теснили мне разум. Давно было решено идти проторенной дорогой старшего друга детства Володьки Голованова в мореходку. Он поступал в «макаровку» (Морская академия имени адмирала Макарова С.О. в Санкт- Петербурге), но не хватило одного балла, попал в Мурманск к рыбакам, а через полгода вернулся в Гремиху, истолковав причину отчисления формой курсантов, похожей на экипировку железнодорожников только без молотков на фуражке. Он устроился работать на коробку, (так на местном диалекте обзывались суда каботажного плавания аварийно-спасательной службы ВМФ), а через несколько месяцев весной его забрали служить срочную в Германию.
         Поступить в макаровку у меня шансов никаких не было, ибо, когда учился в школе, отец толковал, мол, надо учиться на 4 и 5 ,а я убеждал его, что тройка, да ещё «твердая» - это не двойка. Так и прошло десять школьных лет. Мой одноклассник, вышеупомянутый Колька, с которым  ещё в первых классах сидели за одной партой и ставили перьевыми ручками чернильные кляксы на промокашки, в девятом классе получил годовую двойку по литературе. Его оставили на второй год. Больше в школу он не пошел, а устроился работать матросом на «Водолей», который имел длинный бортовой номер и для удобства моряки его называли женским именем Маня. Это была такая несамоходная баржа, вечно ошвартованная к причалу, с которой брали воду суда.
        Мне же тогда за непрочтение программных произведений русских классиков дали задание на лето, так что перед Первым сентября предстояло предоставить десяток сочинений. Произведение Чернышевского «Что делать?» валило в сон, а четвёртый сон Веры Павловны так и остался для меня загадкой. Слава Богу, все обошлось. Написал я требуемые сочинения, и меня перевели в десятый класс, а Кольку было жалко, потерял школьного товарища, но не друга.
       Я так удачно родился на свет, что до службы в армии можно было поступать два раза. Представлялось, что первый раз я поеду в Мурманск к рыбакам, осуществлю разведку, потом поработаю на коробке, хорошенько к повторному экзамену подготовлюсь и - в «макаровку», в город на Неве.
        Последний звонок, школьные экзамены завершились удачно. В аттестате, как и говорил отцу, ни одной двойки нет. Вручили пригласительный билет на выпускной бал в дом офицеров. На левой странице открытки сделана надпись « Коммунизм – это молодость мира и его возводить молодым» В. Маяковский, а на правой – « не отступать, даже если страшно быть на волне мечты, чтобы никогда не угасла жажда жизни, знанья красоты».
        На третьем этаже в кафе был накрыт стол с шампанским. Старшие поднимали тосты за молодых выпускников. В танцевальном зале играл инструментальный ансамбль. Шампанским дружба не клеится, поэтому в подвальном помещении автоматической телефонной станции нами был припасен ящик с винцом.  Благо, что в тот день дежурил на телефоне Юрка Злобин. Он тоже мой одноклассник, который, как и Колька, после девятого класса пошёл работать, но по причине, не связанной с успеваемостью в школе.
        Всё мероприятие закончилось, почему-то, очень быстро. Вот мы, одноклассники, идем с Островной в Гремиху пешком. За нами едет полковая машина, для доставки ребят проживающих  в поселении ракетчиков. Ночь белая тепло и солнечно. Кто- то подал идею сжечь учебники, дневники. Идея понравилась и претворилась в жизнь. Домой пришел, глянул на часы - 9 утра. Родителей дома уже не было, быстро разделся и лег спать.
        В этот день на рейсовом теплоходе большинство одноклассников выехало из Гремихи и навсегда исчезло для меня. Только Коля Стуков, с которым сидели в десятом классе за одной партой, впритык стоявшей к столу учителя, той же осенью пошел служить срочную службу на Северный флот. Из города Полярного он изредка присылал письма и фотографии. Классная руководительница Крисанова Мария Дмитриевна часто на классном часе у нас спрашивала:
       - Куда же вы намерены поступать с такими - то знаниями? Ответ был всегда один:
    – Поедем на ударную комсомольскую стройку строить КАМАЗ.
Комсомольские стройки обоих, конечно не прельщали, и каждый из нас пошёл, как водится, своим путем в море грозное. Но это состоялось несколько позже, а по возвращении домой после выпускного школьного бала только успел уснуть, как вдруг в 9.30 будит отец, спрашивает:
     – Хочешь поехать со мной  катером на «Савиху» (река на Кольском полуострове), убежавшего солдата ловить, только он мог у рыбаков – подводников спирт похитить в безлюдной тундре.
      - Да, хочу,- отвечаю.
     - На сборы пять минут не более.
Я быстро надел брюки, рубашку, пиджак и кеды. Поисковая группа состояла из двух подгрупп. Одну возглавил отец, другую сосед Крылов Анатолий Николаевич, тоже подполковник.
       Катер шел вблизи берега. Погода выдалась безветренная. Море, как мать люльку с младенцем, нежно покачивало катер. Я, то засыпал, то вдруг, проснувшись, глядел на близкий берег, покрытый ковром цветущей тундровой растительностью. Между берегом и катером иногда, виднелись головы тюленей. Опять засыпал…. Не могу припомнить, сколько это продолжалось, ведь тогда у меня еще не было часов, но на крутом повороте просыпаюсь вновь, уже окончательно. 
       Катер входит в маленькую уютную бухточку с узким проходом. Подошли к большому камню. Все участники группы поиска повыпрыгивали на берег, а судно отправилось обратно в базу. Несколько выше береговой черты виднелась крохотная избушка. Это место мне очень понравилось своей тишиной и нетронутостью цивилизацией. Сразу начали поиск по разработанным офицерами маршрутам. Я, естественно, находился в группе под командованием отца. Мы прошли пару невысоких сопок, и вышли к истоку реки Савиха. Здесь сделали привал. Солдаты по команде стали открывать банки с тушенкой, чистить картошку, собирать дрова для костра. Офицеры занялись приготовлением пищи. В это время я безуспешно боролся с комарами, испытывая нарастающую боль в ногах от неверно подобранной обуви.
       Вскоре обед был приготовлен, несмотря на проблемы с дровами. Плотно пообедав, перекурив пять минут, группа поиска солдата на резиновых лодках переправились на правый берег озера, из которого вытекала река, и поразительно быстро исчезли с глаз моих. Меня оставили одного, так как к тому моменту ходить стало очень трудно, возложив обязанность караулить продовольствие, поддерживать костер, заверив, что скоро прибудут обратно. Отец выдал напутствие:
      – Смотри в оба, вдруг беглый солдат объявится.
         Обещание скоро вернуться затянулось часов на пятнадцать. Комары не спят ни днём ни ночью. Их укусы не ощущались только под пиджаком. Старшие товарищи не оставили ножа, чтобы резать ветки для костра. Сигарет тоже не было. Подойти к морю, чтобы набрать топлива для костра, всегда в достатке имеющегося у береговой черты, невозможно из-за густорастущего кустарника карликовых берёз. Жаркое лето превратило снег в воду. Озёрная система,  питающая речку, была полноводной, поэтому вода, стекая по руслу, ударялась о камни, звучала, как пулемётная очередь, все эти пятнадцать часов.
Какой тут сон?
        Все проходит незаметно, быстро. Вот глаз нащупал вдали озера приближающиеся лодки. Уставшие от беготни по тундре люди сообщили, что солдата не нашли. Немного перекусив, быстро двинулись обратно к бухте, где избушка стояла.
 По прибытии оказалось, что группа Анатолия Николаевича очень быстро обнаружила беглеца, успевшего соскучиться по общению с людьми. Он видел, как катер выходил из бухты, махал рукой, но высадку группы поиска ещё не наблюдал, так как только подходил к месту встречи. Фактически они все это время нас ждали. Солдат с опухшими от укусов комаров губами, похожими на сардельки, на вопрос сослуживцев:
     - Куда дел спирт? Едва слышно отвечал:
    – Разжигал им костёр.
      Мне показалось, что у него уже не все дома, и я пошёл в избушку спать. В ней помещалось лишь две широких кровати, небольшой столик и стул. Самое главное, что здесь не было комаров. Никогда, за всю свою счастливую жизнь, так сладко больше спать, похоже, не пришлось. В этой избушке уже проснувшись, лёжа на оленьих шкурах, я узнал,  что волоски оленьи внутри полые. Это им помогает сохранять тепло и способствует жизнестойкости в северных широтах.
       Анатолий Николаевич нашел древний, даже по тем временам, телефонный аппарат, соединил с розеткой и хорошо поставленным командным голосом многократно говорил: 
      - Гремиха, я Савиха, выйдите на связь, - но никто не отвечал. Его поведение мне казалось тогда странным. Выйдя из избушки, я увидел столбы линии электропередач, удаляющиеся в сторону Гремихи. Тут же у солдат узнал, что катер за нами в условное время не пришел. Командирам было о чём поразмыслить. Продукты заканчивались, а людей, коих насчитывалось уже двадцать человек, кормить надо. Вдруг испортится погода и катер  придёт неизвестно когда. Отец стал вспоминать, как здесь, будучи на рыбалке, они оказались в подобной ситуации и поймали рыболовной сетью дикого оленя. Было вкусно, но всего оленя съесть не успели, подошел катер. Все с надеждой глядели на бухту и томились ожиданием.
       Вдруг совсем близко показалась голова тюленя. Два десятка человек, внимательно рассматривали возможную добычу, размышляя о вкусной и полезной тюленьей печени. Командиры с сожалением смотрели на пистолет Макарова. Вот, если бы, вместо пистолета было ружье, то тюлень был бы наш! Затаились, стали  ждать: вдруг тюлень подплывет ещё ближе. Но элементы разума присущи и животным, тюлень не подплывал, а уплыть мог в любой миг. Медлить  было не разумно, и Крылов выстрелил. Благо для тюленя, что пуля шлёпнулась рядом с его головой. Реакция животного была мгновенной. Над водой мелькнули лишь задние ласты, и больше его никто не видел.
       Вскоре подошел катер и как-то уже без впечатлений я вернулся домой.
       Позже у отца выяснил происхождение здесь линии электропередач. Раньше в этом районе находилась точка береговой артиллерии. Стояли деревянные щитовые дома, жили люди. В момент нашего посещения там уцелела лишь эта избушка со столбами, а от былых построек остались только большие глубокие туалетные ямы, заполненные  человеческими экскрементами. Интересно знать: Когда возникла здесь артиллерия? Может она  пугала немецкие корабли во время войны? Это уже занятие для историков.
        Истекали последние деньки детства. Ближайшим пассажирским теплоходом предстояло выплывать в люди. Грезилось, что поеду в Мурманск один, но оказалось совместно с отцом. В это лето у него были какие-то дела в городе Североморске, и он не поехал, как обычно, к тёще на блины в Гомельскую область. Председатель приёмной комиссии Вера Яковлевна Тайчина, глянув в мой аттестат, в котором была одна пятерка по физкультуре, перевела взгляд с меня на отца, тот сказал нечто похожее, на «попробовать следует»,  зачислила меня в число абитуриентов. Слово это для меня тогда было совершенно незнакомым, в тундре ведь вырос.
       Определили меня в общежитие, где комната называлась кубриком. Там уже проживали абитуриенты. Отец пожал руку, подарил на прощание часы « командирские» и уехал в Североморск. Для абитуриентов были организованы месячные репетиторские курсы, естественно бесплатные. Занятия проводили до обеда, а потом свободное время.
       Мне больше всего нравилась вторая половина дня. Проблем с новыми знакомыми никаких не возникало, даже наоборот, дружба крепилась обычно за ужином с помощью «коленвала», (водка по 3р. 62 коп.)
Тогда впервые услышал « кто пьёт водку, поступает в мореходку; ума нет, идёт в «пед» (педагогический  Университет)». Несколько позже, в училище, кто-то из преподавателей говорил « Кто может, тот делает; кто делать не может, тот учит; кто не может делать и учить, тот учит, как надо учить». Днём « ужинать» было не совсем удобно, ведь за нами  уже присматривали командиры, кое-кого даже приучали караулить тумбочку на переходе из учебного корпуса в общежитие.
       Иногда нас посещали ребята, закончившие первый курс. В тот период они проходили практику на учебных парусных судах « Ратманов» и « Месяцев». Денег на учебных судах курсантам не платят, и они очень любили заводить дружбу с абитуриентами, которые ещё имели мамкины деньги. Кто-то из этих курсантов сказал, что офицеры, за нами присматривающие, будут у поступивших командирами рот. Именно они в подробностях рассказали нам обо всех трудностях учёбы и быта, которые ожидают поступивших. Главное наставление заключалось в том, что все трудности со временем преодолимы. Ближе к вступительным экзаменам я уже знал будущих командиров рот судоводительского факультета, на какой собирался поступать. Это были капитан 3 ранга Хижняк Г.И. и капитан- лейтенант Михайлов, к сожалению, инициалы тогда не выучил, грех конечно.
       Неожиданно, как и всё в жизни, приступила к работе медицинская комиссия. Меня поразило то, что на этой комиссии отсеялось около четверти абитуриентов, так и не приступив к экзаменам. Тогда парень из нашего кубрика, приехавший из солнечного Крыма, сильно расстроился по причине неправильного прикуса. Комиссия его забраковала, а я узнал, чем отличается неправильный прикус от прикуса правильного. Позже выяснилось, что военная специальность, которую осваивали курсанты училища, связана с подводным флотом, где в случае аварийного выхода экипажа из подводной лодки необходимо одевать изолирующее снаряжение подводника и включиться в изолирующий дыхательный аппарат ( ИДА- 59 ). На подводном флоте все секретно, но от того, что именно эта марка дыхательного аппарата использовалась при подъёме затонувшего АПРК « Курск» и стоит на вооружении, как автомат Калашникова, до сих пор, она звучала и демонстрировалась по телевизору, выходит, я, не нарушив военную тайну, не раскрыл секрет. С неправильным прикусом выход из торпедного аппарата аварийной подводной лодки сделать невозможно. Поэтому такие абитуриенты считались непригодными для обучения и к экзаменам не допускались. На языке советских подводников процесс оставления  экипажем аварийной подводной лодки трактуется примерно так: покинув аварийный отсек через торпедный аппарат, спасающийся начинает свободное всплытие, выплывший на поверхность воды быстро «сушит лапти», до подхода судов аварийно - спасательной службы. Очевидно, что с неправильным прикусом правильно лапти не высушишь, если излагать совсем кратко и доступно для понимания читателю.
      Вспоминается, как впервые встретился со старшекурсником. Он проходил последнюю практику в пароходстве, так как его дипломная работа была связана с ледоколами, ему пришлось несколько месяцев провести в Арктике. Говорил, что вся Арктика завалена пустыми металлическими бочками из - под топлива. Запомнился курьёзный эпизод из его рассказа, как они нашли бочку с недопитым спиртом, а посуды с собой никакой не оказалось. Тогда мне, юнцу, грезилась своя бочка спирта в Арктике, как мечтателю полёт в космос. Пожалуй, именно с этой встречи по - настоящему захотелось поступить в училище с первого раза.
       Первый экзамен (сочинение) писали в спортзале. У каждого абитуриента был отдельный стол. На доске написали несколько тематических заданий. Я выбрал тему свободную «Ждут дороги голубые, море зовёт». Сижу, думаю с чего начать. Медленно идет между рядами капитан - лейтенант Михайлов, приостановившись у моего стола, не шевеля губами, тихо, но отчетливо говорит одно слово три раза  «писать». Непонятно было, на каком слоге он делает ударение. Принимаю решение - на втором. Легли первые строки на бумагу, а в голове одна мысль: только бы не сделать больше, чем нужно, ошибок. Три страницы текста, писать больше мне тогда не позволяла совесть, проверял несколько раз. Не обнаружив ошибок, сдал сочинение. Через день - другой мне, получившему три шара за сочинение, выдали экзаменационный листок.
      Ходили слухи,  будто после второго экзамена, математики письменно, конкурса уже не будет, и зачислят всех оставшихся. Организационно экзамен по математике письменно проходил аналогично первому экзамену. Я переписал с доски исходные данные. Тут надо сказать откровенно, что с алгеброй у меня было неважно. Тихонечко попросил впереди сидящего соседа решение. Тот начал кривить плечами, тихо отвечая, что ещё нет. За спиной была стена, так как сидел за последним столом. Чтобы не сдавать чистый лист начал на нём писать « кузькину мать». Даже не заметил, как появился Георгий Ильич, так звали капитана 3 ранга, с кожаной папочкой под мышкой. Он молча достал из внешнего карманчика папки листик с решением всех проблем и положил на мой стол. Так же бесшумно он отошёл от стола. Очень быстро я зачеркнул собственные измышления, переписал шпаргалку и предложил её соседу, но он от услуги отказался, сказал, что решил сам.
      Позже мы учились в одной роте, а Георгий Ильич был нашим первым командиром. Это был Ваня Лимин, он тоже успешно дошёл до диплома. Отметка получилась положительной - три балла.
      До заветной цели оставалось два экзамена. Математика устно и физика, тоже устно. Если  физика мне представлялась предметом несложным по той постой причине, что школьная учительница Поповкина Надежда Васильевна была предельно требовательным не только педагогом, но и директором школы. Я на всю жизнь запомнил, что работа - это груз, перемещённый на расстояние, а единица измерения «джоуль» для меня так и  осталась перспективной загадкой.
       Математика устно тревожила, но чудо уже было возможно. При сдаче экзамена по математике устно билет вытащил на мало знакомую тему. Сидел долго, лоб морщил добросовестно, как бы вспоминалось нечто, но нужного результата не получалось. Подошла экзаменатор с пышными формами посмотреть, что я изобразил на листе бумаги. В тишине аудитории скрипнула дверь, и вошел Георгий Ильич. Он поприветствовал преподавателя, пожелал успеха абитуриентам, указав на меня, шуточно смягчил моё положение. Так появилась ещё одна тройка в экзаменационном листочке.
      Нечто подобное произошло на последнем экзамене с результатом в четыре балла. Все экзамены сданы с божьей помощью, а если учесть, что Бог - это эволюционно движущийся человек, то Хижняк Георгий Ильич был для меня именно им.
      Через несколько дней была мандатная комиссия, после чего произошло зачисление в курсанты. До первого сентября было ещё несколько дней, но мне съездить домой в Гремиху не удалось. Предстоял первый относительно продолжительный выезд из городка камней,ветровибескозырок.
      Жизнь каждого человека соткана из множества мелких порой курьёзных, а порой смешных до покалываний в тыльной части головы мелочей, и лишь всего два - три события по настоящему являются знаковыми в жизни каждого из нас. Окончание школы явилось первым, а поступление в мореходку вторым за одно лето важным пунктом собственной биографии.
                2
          Весёлая жизнь началась за день до начала учёбы с выдачи курсантской формы. Как «мёда» много не съешь без ложки «дёгтя», так без основ организации курсантского быта в полном объёме невозможно представить учебный процесс. Занятие это довольно скучное, но без него не обойтись.
          Общий, вместе с кандидатами, набор составил двести пятьдесят человек, которых разделили на две роты поровну. Первой ротой командовал капитан 3 ранга Хижняк, а второй – капитан - лейтенант Михайлов. В каждой роте из числа курсантов, прошедших службу на флоте военном, а таких было немало, назначили старшину роты, его заместителя. Роты были разбиты на учебные группы, в каждой из которых назначили старшину группы и его заместителя. Обе роты были размещены на третьем этаже старого общежития. В помещении каждой роты были кубрики, каждый из которых предназначен для проживания восьми человек, кабинет командира роты, курилка, бытовая комната, умывальник, туалет и помещение номер один - Ленинская комната, на дверях которой была табличка «часы работы».
         Главным воспитательным центром в ротном помещении был длинный коридор. В этом длинном коридоре стояло две тумбочки, которые надо было «охранять» дневальным по ротам курсантам. Пост функционировал круглосуточно, для чего выделялось три дневальных, под наблюдением дежурного по роте. В обязанности этой четвёрки курсантов входило поддержание чистоты и порядка в ротном помещении. Своевременная подача команд, необходимых для выполнения недельного распорядка дня осуществлялась голосом и электрическим звонком громкого боя.
         Курсанты, которые заступали в наряд на службу, так официально называлась охрана тумбочки, имели право на трехчасовой отдых перед разводом. Это мероприятие училищного масштаба, на котором дежурным офицером по училищу и его помощником ставились задачи, давались наставления, осуществлялся строгий осмотр внешнего вида каждого курсанта, предварительно заслушав доклады дежурных по ротам о готовности личного состава к выполнению своих обязанностей. Кроме ротного помещения охранялись учебные корпуса, но только в ночное время. В общих чертах пока всё об организации недельного распорядка дня, лучше вернёмся к выдаче формы одежды.
       На первом этапе каждому выдали всё необходимое: от « плевка», так в курсантской среде зовётся кокарда на фуражке, до шнурков на ботинках, всего порядка двух десятков предметов. Со шнурками были постоянные проблемы. Они изготавливались из обычной несинтетической ткани, от частого намокания и просыхания ломались постоянно.
       Вскоре пришлось наблюдать, как ломаются люди. Всё это обмундирование каждый принёс в кубрик, который рассчитан на проживание восьми человек. Площадь кубрика, похоже, не превышала семнадцати квадратных метров, благо, что до потолка было высоко. Справа и слева у входа стояли два рундука, так назывались шкафы для одежды, высотой до потолка. За ними четыре кровати в два яруса, между которыми стояли друг на друге по две тумбочки. У окна стоял стол, четыре стула и оставшиеся две пары тумбочек.
        Фактически с этого момента начался организационный период со своими тяготами, лишениями. Первоначальные тяготы заключались в размещении полученного обмундирования,  обращения с постельными принадлежностями, освоением необычного для многих из нас распорядка дня. С лишениями было всё просто. На два месяца был наложен запрет увольнений в город. Можно подумать: какие могут быть трудности при полном государственном обеспечении курсанта. У Диогена была всего одна чаша, с помощью которой он захотел напиться воды в реке. Войдя в реку, нагнулся, только хотел зачерпнуть воды, видит, собака забежала в воду и осуществляет то же намерение, но без чаши. Разумный мудрец посмотрел на чашу, ещё раз взглянул на собаку, подумал, зачем мне она, ведь каждый раз её надо мыть, носить с собой, охранять, даже ночью просыпаться, ощупывать, не украл ли кто чашу. Он выбросил чашу в реку и последовал примеру собаки. Здесь же каждому курсанту выдали по два десятка предметов обмундирования. На себе пока одет гражданский костюм, если учесть, что рундуки и тумбочки не безразмерные можно представить суету командира, старшин, но наступил момент, когда все мы оделись в форменное рабочее платье, или, как её чаще называли, «робу». Гражданскую одежду каждый упаковал в свой чемодан и сдал в камеру хранения.
          В квартире обычного человека живёт много разных вещиц и приспособлений. Здесь же всё дозировано, расположение личного имущества по тумбочкам и рундукам должно соответствовать однообразному стилю. Не сразу пришло осознание слова «система», услышанное ещё при поступлении, в неё  предстояло вжиться, осуществляя мечту.
          Год 1972, Сентябрь первое число, семь часов утра. Тишину нарушил звук электрического звонка громкого боя, после чего послышались голоса дневального и дежурного по роте - « Рота, подъём». Спрыгнув со второго яруса металлической кровати, быстро испытал первое одевание в тесноте замкнутого пространства под ободряющие, но не ласкающие слух высказывания старшин разных уровней. Одевшись, быстро выхожу из кубрика с намерением ещё быстрее кинуть воду, но в гальюне уже собралась солидная очередь. Туалет имел три писсуара и столько же унитазов на добрую сотню курсантов. В этот момент слышится:
            – Рота, приготовиться для построения на физзарядку. Форма одежды - рабочее платье.
         Эта, как позже стало известно, команда подготовительная. Только дождался очереди на отлив, слышу:
           – Рота, построиться на физзарядку, - но успеваю сделать полезное дело для себя, разумеется. На этом первом построении я выбрал себе местечко во второй шеренге у стены.
            - Направо!- воскликнул старшина роты.
         – На зарядку шагом марш.
Все дружно, за исключением суточного наряда, устремились медленным нестроевым шагом к лестничному маршу. Организация этого мероприятия оказалась безупречной, так как все движения выполнялись под зычный голос уже назначенного из числа курсантов физрука. Физзарядка закончилась неожиданно быстро, может, по причине новизны мероприятия, или от ещё не закончившегося тёплого, но короткого заполярного лета.
         В Мурманске, шутя, говорят о погоде приблизительно так: восемь месяцев зима, а остальное лето, что трава тут не растёт, поливай не поливай. Неправда, конечно, сам видел, как у железнодорожного вокзала в конце августа сирень цветёт.
         После физзарядки возникла пауза в подаче команд со стороны дежурной службы. Тишина способствовала занятию личной гигиеной. Это затишье, как позже выяснилось, имело своё название – личное время молодого курсанта. Именно в этот, как бы личный промежуток времени, начались наставления старшин по приведению постельных принадлежностей в образцовый порядок. Выяснилось, что сесть на заправленную кровать уже нельзя, так как одеяло помнётся и не будет напоминать правильную форму кирпича. За невыполнение этого запрета можно было получить наряд на работу, и личное время курсанта превращалось в общественно полезный труд по наведению чистоты в ротном помещении или на закреплённых за ротой внешних объектах, так обзывалась территория вокруг училища. Эта деятельность требовала ежедневных случайных участников, и старшины иногда ловили праздношатающихся курсантов, выдавая им поручения проводить личное время уже не по своему усмотрению.
        Спасительным местом была курилка. Считалось, что курящий курсант занят делом. Просто стоять рядом с курящим курсантом - значит быть защищённым. Старшина спросит:
       - Чем занят? Вот курим с товарищем, - отговорка безупречная. Старшина, особливо большой, ротный, вечно занят поиском нарушителей внутреннего распорядка дня со стороны обычных курсантов для выполнения различных неотложных дел. Кроме постоянных приборок внутренних и внешних объектов, возникла необходимость в изготовлении предметов наглядной агитации, выпуска боевых листков, надлежащего оформления Ленинской комнаты, Была немалая интеллектуальная нагрузка, но об этом позже.
         - Рота приготовиться к переходу в столовую! - кричит дневальный подготовительную команду. Через несколько секунд долгожданная исполнительная команда:
           – Рота, построиться для перехода в столовую. Здесь задержек нет, никого не надо убеждать, зачем строиться. Далее следует спокойный голос командира:
          – Направо, в столовую шагом марш.
            Уже давно готовый к приёму пищи желудок требует жертв немедленно. Быстрыми шагами, похожими на бег, толпа устремляется по системе коридоров и лестничных маршей в столовую. На первых порах в этих гонках в моей голове проносились строки такой песенки, услышанной ещё в пионерском лагере «Североморец» от ребят из Мурманска: – Офицеры из нас все соки жмут, и вот в столовую под брань толковую толпу голодную рубать ведут.
              Для снятия напряжения стишком мной намеренно пропущено ежедневное утреннее мероприятие, которое проводилось всегда, за исключением воскресных и красных дней календаря, - утренний осмотр. Некто мудрый, составляя недельный распорядок дня, предоставил курсанту в этот святой день реально ощутить тихую, беспечную радость бытия. Прозвучали необходимые команды - подготовительная, исполнительная - для проведения утреннего осмотра. Для многих из нас эта забава напоминала поход в первый класс. В едином строю, в две шеренги выстроились курсанты и кандидаты в курсанты, одетые в свои гражданские костюмы. Кандидаты - это такие ребята, какие переодеваются в курсантскую форму отчисленных курсантов. В нашей роте их число составляло между двумя и тремя десятками. Большой старшина командует:
       – Равняйсь, смирно, вольно! -  Старшинам групп, уже маленьким, провести утренний осмотр, проверить наличие личного состава.
         Маленький старшина выходит из строя, становится по центру группы, произносит:
      - Группа, равняйсь, смирно, вольно, После чего достаёт свой небольшой ноутбук прежних лет, затем после названной фамилии и ответного – Я, ставит первый заслуженный каждым из нас плюс. Проверив наличие личного состава и не выявив незаконно отсутствующих, закрывает досье. Отойдя в сторону от строя, уже бодро командует:
       – Первая шеренга, два шага вперёд, шагом марш, - по исполнении команды:
      - Кругом.
        Старшина со своим помощником начинают движение сквозь строй, с великолепным знанием своего дела. Первый нашёл немало грехов во внешнем виде курсантов, а второй аккуратно их зафиксировал в специальной тетрадке. Известно, что память изменчива, а вот информация, своевременно записанная в досье, достоверна, к тому же здесь соблюдался главный принцип наблюдателя: «пишем, что наблюдаем, чего не наблюдаем то не пишем». Осмотру подвергалось всё: от длины волос на голове до чистоты ботинок и целостности шнурков.  Единственным предметом действительно интимным для каждого курсанта, который никогда не проверялся и не нюхался старшиной, - были носки. Наличие чистых носовых платков и расчесок стало обязательным.
        - Закончить утренний осмотр, - послышался голос большого старшины. Суетливо, быстро маленькие старшины прекратили раздачу замечаний курсантам с соответствующими записями в несекретных тетрадях. По группам зазвучали сразу исполнительные команды:
        – Первая шеренга, два шага вперёд, шагом марш, кругом.
          Большой подходит по очереди к каждому маленькому и заслушивает результат о проделанной работе. Дошла очередь до нашей группы – Группа равняйсь, смирно – Товарищ старшина роты, в группе С – 123 утренний осмотр произведён, незаконно отсутствующих лиц нет. По списку 27, человек налицо 26, один в наряде, старшина группы курсант Гриценко (для меня он навсегда остался Василием Михайловичем, как и его заместитель, Владимир Ильич Вологдин). – Есть. Вольно. Солидно и строго произнёс большой, направляясь к последней группе курсантов нашей роты.
       Заслушав последний доклад и отметив в своей большой амбарной книге достоверные сведения о наличии курсантов в строю, большой заметил выходящего из своего кабинета командира. – Рота, равняйсь, смирно, равнение на середину. Старшина роты и командир идут на сближение. За несколько шагов друг от друга переходят на праздничный строевой шаг, командир прикладывает к козырьку фуражки правую ладонь с вытянутыми  прижатыми друг к другу четырьмя пальцами, большой палец слегка согнут в первой фаланге, прижат к основанию указательного пальца. Оба останавливаются за три шага друг от друга. Вытянувшись по стойке смирно друг перед другом, один говорит, а слушают все:
     – Товарищ капитан 3 ранга, в роте утренний осмотр произведён, на замечания даны указания, незаконно отсутствующих нет, по списку 127 человек налицо 119, семь человек наряд и один болен. За время Вашего отсутствия, ни каких чрезвычайных ситуаций не произошло, старшина роты курсант Нефёдов. - Есть, - отвечает командир. Делая поворот направо говорит:
     – Здравствуйте, товарищи курсанты! - Здравия желаем, товарищ капитан 3 ранга, уныло и недружно отвечаем мы. Ещё раз:
    – Здравствуйте, товарищи курсанты! Здравия желаем, товарищ капитан 3 ранга! - Вольно, - командир опустил руку.
        Это рандеву всегда проходило в непосредственной близости от моего места в строю, посему помнится в мельчайших подробностях. То, что он сказал  в своем первом обращении к нам, к сожалению, память не сохранила.
        Близилось начало занятий, девять утра, а мы ещё не завтракали. Первое посещение столовой, тогда размещавшейся в подвальном помещении корпуса «А», произвело удручающее впечатление и хорошо запомнилось. Организация приема пищи была безупречна. Нас встретила вся дежурная служба от дневальных по ротам до дежурного офицера по училищу. По команде каждая группа устремилась к указанному столу. В этот момент все организационные замыслы лопнули, как мыльный пузырь. Спины, затылки впереди уже бегущих однокашников, край стола, большой чайник, много больших  кружек, в подавляющем большинстве без ручек, за ними две тарелки: одна с куском масла, а другая с буханкой нарезанного белого хлеба, и два ножа. На другом краю стола у стены та же еда, но без кружек и чайника. Вся посуда, кроме ножей, алюминиевая. В стране, стремительно приближающейся к развитому социализму, алюминия было много. Даже в городских столовых и единственной пельменной областного центра ложки с вилками были изготовлены из этого металла.
       Умение быстро шевелить ногами позволило мне быть в первой десятке курсантов, приблизившихся к столу. Перемещаясь боком слева направо между столом и длинной скамьёй, успел занять место третьего корпуса от стены. В этот момент в мою спину упёрлась спина соседа по столу. В моей руке уже был кусок хлеба, но более опытный, с красивой русской фамилией Фёдоров, кроме хлеба, схватил нож, тарелку с маслом,  пробежав по скамейке, уселся у стены напротив. Он лихо, толстым слоем масла намазал два куска хлеба, вместо одного. Быстро, не подавившись ни разу «заточил» бутерброды, запивая чаем. Так он делал всегда, но вскоре был за что - то отчислен. Кто-то остался без хлеба, некто без масла, их успокаивали старшины, командир.
       Два слова о чае. Нам повезло, так как тесная столовая вмещала только одну треть обучающихся курсантов, завтрак осуществлялся в третью смену. Дважды вымытые кружки и тарелки, похоже, в одной и той же воде были скользкими. Чай едва тёплый, что ставило нас в выгодные условия: позволял безболезненно взяться за алюминиевую кружку с отсутствующей ручкой. То, что в этой мутной жидкости плавали жирные пятна, не беда, ведь никто не умер. На завтрак отводилось десять минут, но в первом посещении столовой мы справились быстрее. Ещё быстрее это сделал Генка Нефёдов, наш уже упомянутый старшина роты. Не привлекая внимание всех, он провёл инструктаж со старшинами групп об основах организации вывода личного состава из столовой с последующим построением во внутреннем дворике учебного корпуса «А», для организованного перехода на занятия в учебный корпус «Б».
       - Встать, - тихо, но слышно, скомандовал Гриценко,- на выходе из столовой построиться для перехода на занятия. Позже пришло понимание, что в той ситуации при таком количестве людей иначе просто нельзя.
          Первый переход на занятия возглавил командир роты капитан 3 ранга Хижняк. Перед входом в учебный корпус после соответствующих команд был объявлен короткий перекур в три минуты. Эта тонкая предусмотрительность меня тогда ошеломила.
          Первая лекция! Память не сохранила, что за предмет читался впервые, но намерения свежи до сих пор. Казалось, пора учиться по - настоящему, буду записывать, перечитывать, заучивать, но получилось в реальности, как у Евгения Онегина: « Хотел писать, но труд упорный ему был тошен, ничего не вышло из пера его».
          А вот аудитория № 207, в которой читались первые лекции, стала знаковой, ещё и потому, что в ней проводилась самоподготовка. Она идеально была приспособлена для отдыха тем, кто садился вдали от учебной доски, на которой преподаватели старательно рисовали опорные сигналы для переписывания, зарисовок, заучиваний. Лекторы никогда не доходили до последних столов аудитории, а там всегда было моё любимое место. На первых порах всё это добросовестно переносилось в тетрадь, но совокупность факторов личностных, общественных, природных клонила в сон, как позже оказалось, чтобы не сломаться преждевременно.
         Заметно  приближалась полярная ночь. Это природное явление на многих из нас действовало подобно снотворному. Первая неделя оказалась лекционная. На всю жизнь запомнился эпизод на лекции по истории КПСС у преподавателя Безымянова Алексея Даниловича, человека влюблённого в историю партии, как мне казалось. Оторвав сонную голову от стола, что же вижу я? Безымянов говорит о революционной ситуации, моменте, когда верхи не могут, а низы не хотят жить по - старому. В качестве опорного сигнала он соединил в замок по четыре пальца обеих рук, а большие два пальца оттянул на себя, выпрямив руки в локтях, стал описывать руками полукруг, медленно поднимая руки то вверх, то вниз. Это движение он сопровождал гениальной фразой « Россия, беременная революция» многократно, чтоб лучше мы запомнили. По этому эпизоду Алексей Данилович запомнился мне навсегда.
       Читались лекции по физике, химии, высшей математике, но были занятия по морской практике. Проводил их ректор училища Портнов Евгений Иванович, участник Великой Отечественной войны. На каждом занятии он знакомил нас с несколькими десятками морских терминов, запомнить которые было не так просто. Через много лет, прикидываясь трудящимся на маленьком учебно – парусном судне флотилии местного клуба юных моряков, к нам в экипаж пришёл Миша, закончивший суворовское училище. Для ознакомления с новой для него обстановкой я вручил ему учебник по морской тематике. Так случилось, что с нами он был недолго. Возвращая учебник, он мне сказал, что только слово « кнехт» разучивал две недели, пошутил наверно.
        Важной составной частью процесса обучения была военно – морская подготовка, к которой приступили немедленно, ведь шла « холодная война», а военному делу, как и сейчас, надо учиться настоящим образом. Корпус « Д» шёпотом величался « Пентагоном». Несколько позже к нему присоединили корпус « Г». Нам выдали секретные пронумерованные и прошнурованные, скреплённые печатью секретной части тетради для конспектирования. На каждое занятие их получали и доставляли в аудиторию специально проинструктированные « секретчики» из числа курсантов. Занятия проводились только по группам. После занятий « секретчики» сдавали тетради в секретную библиотеку, где проверялась целостность листов. Это означало, что на экзаменах о шпаргалках не могло быть и речи.
         Если обычное судно - это сложное инженерное сооружение, способное держаться на воде и перемещаться по её поверхности, неся на себе все грузы, и обеспечивать жизнестойкость экипажа, то подводная лодка 641 проекта, которую мы изучали, не что иное, как всё перечисленное в усложнённой форме.
          За время  учёбы предстояло сдать одиннадцать экзаменов и все без шпаргалок. Вот один курьёзный случай, услышанный мной от старшекурсника: начальник военно-морской кафедры капитан 1 ранга Пушкарёв Леонид Софронович вошёл в аудиторию, где курсанты сдавали экзамен по торпедному делу. Он подошёл к одному курсанту, который, похоже, растерялся и не знал, что говорить. Пушкарёв, бывший фронтовик, находился уже в возрасте смешной шутливости, ткнул пальцем в торпеду и спросил курсанта – Что это? Тот, думая о названии части торпеды и её назначении, в которую уткнулся палец Пушкарёва, стал напрягать память, морщить лоб. Т – т – т, - стал подсказывать Пушкарёв. Курсант ещё больше смутился. То – то – то,- продолжает Пушкарёв. Нет, не знаю, приду лучше в следующий раз. Тор – тор – тор, - не сдаётся капитан первого ранга. Торпеда, что ли, - говорит курсант.- Правильно, а, ты, говоришь ничего не знаю, удовлетворительно.
         С торпедой на нашем курсе был даже печальный случай. Фамилию называть не буду, надеясь, что ещё жив товарищ. На занятии он на теле торпеды нашёл отверстие, сунул в него палец, а другой курсант, по недоразумению, конечно же провернул винты торпеды, отчего ему снесло первую фалангу указательного пальца. Получилось хуже, чем в детском стишке про тиски: мальчик, сунь сюда пальчик, ручку « крутни», что, уже больно? – это тиски.
        Вот как вспомнилась встреча с Пушкарёвым Сергею Петрову зимой 2010 года, глядя на сугробы во дворе заснеженной Москвы. «Кстати летом вспоминали с Васькой  и смеялись. Итак, Мурманск. Зима. Ночью навалило снега, что ты понимаешь не редкость. Мы по – моему на втором курсе. Человек пять нас отправили разгребать снег во дворе училища между корпусом А и военно – морской кафедрой (корп.Д) Из всех запомнился Васька Бочаров. Скребки, мётлы всё как положено. А у меня в то время был маленький транзисторный приёмник, легко помещавшийся в ладони. Работал он слабенько, ловил всего две программы, в том числе и радиостанцию «Маяк», звук был отвратительный, но нам и этого хватало. Всё – таки грести снег под музыку веселее. Сгребаем снег, негромко играет «музычка», вдруг по направлению к нам идут два офицера один из них незабвенный Леонид Софронович Пушкарёв. Видишь, память даже сохранила его имя и отчество. Подходят к нам и Л.С., обращаясь, ко мне говорит:
        - Выруби на х..й эту БАНДУРУ! Настое..нила уже!  Во всех газетах пишут, что люди сейчас умирают от шума, от децибелов…- Ну и всё в таком же духе, пространственные и образные речи он любил. Вот такая ерунда, а запомнилась. Конечно, колоритнейшая была фигура! Я не знаю, каким он был офицером – подводником, надеюсь вполне достойным, но, то, что в нём погиб незаурядный актёр – это факт».
           Вот ещё эпизод подаренный Виктором Поповым: «Мои воспоминания о встрече с Л.С. Пушкарёвым. Секретчиком у нас был мой друг Володя Шаньков. Самоподготовка. Володя получил и раздал тетради. Лампочки, тусклый свет. Уселись и начали подготовку. По какой – то причине я сидел у первой парты справа. Не помню было ли это раньше, но аудиторию посетил начальник кафедры каперанг Пушкарёв. Удобно расположившись с ногами на парте, откинувшись спиной на стену, я в полудрёме пытался читать записи из тетради. Внезапно раскрылись двери, был сквозняк, но старика, к коему я испытывал глубокую симпатию, почему – то, чуть ли не единственный раз принесло в столь неурочный час в аудиторию. Были поданы какие - то команды:
           - Встать! Смирно! И т. д., но было поздно – зоркий глаз каперанга уловил, что я находился в столь неподобающей позе с ногами на парте, откинувшись спиной на стену, в чём и был уличён. А дальше было следующее: два часа стоял по стойке «смирно», был уличён во всех мыслимых и немыслимых грехах. Уважаемый мной человек входил в раж, распыляясь всё больше и больше. Стоя по стойке «смирно», стараясь не смотреть ему в глаза и чувствуя себя последним поддонком, я видел, что щёки его отвисли, губы наливались синевой, что естественно не предвещало ничего хорошего. Постепенно его взгляд, не выявив в моём облике никаких положительных черт, устремился на парту. Парта была исписана предшествующими поколениями курсантов.
            - Это ты написал «х..й»? - Спросил меня Пушкарёв.
            – Нет, не я, ответил ему.
            – Но видел, кто писал? Мой ответ его совсем не интересовал.
            – Ну, не ты, так такой мудак как ты. - сказал Пушкарёв.
           – Я не писал – продолжал настаивать я.
           – А в ухо ему дал? - совершенно неожиданно спросил каперанг.
          –  Драться нельзя, ответил я.
           – А ты на меня ссылайся, на капитана 1 ранга Пушкарёва, ответил он и продолжил:
           - А ко мне партия и правительство через газету «Правда» обратились, чтобы я боролся с такими вредителями. Пускай попробуют со мной что – нибудь сделать, с капитаном 1 ранга.
            - А ты мудак.- сказал он и ушёл».
            Вскоре ушел на пенсию Л.С.Пушкарёв. Интересны первые действия его последователя в изложении Виктора Попова:
           «Смеркалось. Уже хотелось спать. Неожиданно, чего не было раньше: роте одеться и построиться на плацу перед общежитием. Встали, оделись, построились. Начальник строевого отдела зачитывает приказ Министра обороны о назначении капитана 1 ранга Жук начальником кафедры №1.
         – Я прислан Москвой, чтобы навести здесь порядок. - Сказал Жук и продолжил:
         – Матросы Северного флота служат и решают боевые задачи. Вы ни каких задач не решаете, хотя их одногодки.
           Всем хотелось спать, а не решать никаких боевых задач. От перевозбуждения мысли каперанга покинули и он повторил ещё раз:
       – Я прислан Москвой, чтобы навести здесь порядок.
       – Вопросы есть? Кто – то из строя спросил:
      – Какими орденами вы награждены?
      – Орденом Красной Звезды и За службу Родине, новым орденом.
      – Откуда родом? Последовал вопрос из строя.
      – Из Шепетовки, откуда и Павка Корчагин.
      – Опять хохла прислали не громко, но слышно кто – то произнёс из строя.
       – Кто это сказал? Строй промолчал, и вскоре прозвучала команда:
       – Разойдись».   
        В первом семестре занятия в аудиториях продолжались шесть часов с перерывами на перекур в пять минут. После занятий обед, который не отличался изысканностью блюд по той простой причине, что суточный рацион питания в денежном выражении составлял один рубль одна копейка. Организованно пообедав без перекура, возвращаемся в ротное помещение. Здесь начинается всё что угодно, кроме личного времени курсанта, значащегося в недельном распорядке дня, который мы продолжили осваивать тут же. Самое печальное было то, что запрещалось сесть, либо лечь на кровать. Нарушители наказывались нарядом на работу. Большинство курило, ожидая, что же будет дальше. Кто – то уже получил свой первый наряд на работу и действовал шваброй с тряпкой, кто – то был занят поиском иголки с ниткой, чтобы ушить форму одежды, а самые мудрые принялись за обустройство Ленинской комнаты, осуществлять первые телодвижения по оформлению настенной наглядной агитации в коридоре роты.  Эта деятельность учитывалась особым образом и повышала общий балл при распределении на работу по окончании училища.
        Прозвучал сигнал на построение, нарушив общий хаос в роте. Перед строем вновь появился командир Хижняк, а старшина Нефёдов сделал соответствующий доклад. После команды «вольно», командир сообщил, что нас ждут великие дела и только тот, кто выдержит организационный период, длящийся всего два месяца, тот будет на половине пути к цели своего пребывания здесь. Не тратя времени, нам следует заняться подготовкой к празднованию Великой Октябрьской Социалистической революции.
          По традиции училище проходит торжественным маршем по проспекту Ленина. Здесь на трибуне у памятника вождю будет находиться руководство города и области. Наша задача пройти так, чтобы не ударить лицом в грязь. Для этого всем обратить особое внимание на строевую подготовку. Во дворе училища необходимо срочно освоить элементы строя в составе групп, затем роты. Завершающим этапом подготовки к демонстрации будут тренировки в составе училища под командованием начальника организационно – строевого отдела капитана 2 ранга Павловича Дмитрия Юрьевича. А сейчас всем утеплиться бушлатом и фуражкой. Через пять минут построение.
         - Разойдись, бодро воскликнул Нефёдов.
           Через указанное время все заняли свои места в строю.
       – Направо, на выход, шагом марш, - послышался хорошо поставленный голос Нефёдова. Всё, что имеет начало относительно быстро заканчивается. Так произошло на первом занятии по строевой подготовке. Подошло контрольное время, нас всех опять пересчитали, после чего организованно прибыли на самоподготовку.
         В первый день перечитывалось всё законспектированное. Творческую работу нарушил сигнал к ужину. После ужина, чтобы не заснуть, участились перекуры, которые уже никто не контролировал. Вскоре опять послышались команды:
      – Закончить самоподготовку, на выходе из корпуса построиться для перехода в ротное помещение.
         Возвратились в помещение роты. Жизнь до команды «отбой» протекала по утреннему сценарию. Только вместо утреннего осмотра проводилась вечерняя проверка. В первый день чрезвычайных ситуаций не произошло. В каждой группе было выявлено по одному мелкому нарушителю. Маленькие старшины объявили каждому нарушителю по одному наряду на работу. После сигнала «отбой», несчастным пришлось убирать, мыть, чистить до блеска, что должно блестеть, по соображениям старшины, пока не проверят и не отпустят спать. Следует отметить, что тут не доходило до абсурда и все работы прекращались к полуночи.
         День грядущий повысил градус температуры организационного периода. Всё началось со странного пробуждения. Утро для каждого приходит в своё время, несмотря ни на что. По своей природной сущности моё наступает всё раньше и раньше. Тогда перед подъёмом событие запомнилось ну очень хорошо, можно сказать, прекрасно. Вначале в отдалении, потом ближе и вот у двери кубрика, как гром среди ясного моря, многократно звучит голос дневального:
       – Рота, приготовиться к подъёму!
 По опыту дня прошедшего после сигнала «подъём» Вася Гриценко открывает дверь кубрика и, дублируя команду дневального, включает свет. А тут проснувшись, лежу в темноте, и ничего не происходит. Ещё неосознанно возникает раздумье об услышанной новизне команды. Изобретателем или успешным исполнителем неуставного словосочетания оказался белобрысый наголо по собственной инициативе стриженый, носивший сделанную из газеты пилотку с вкусной фамилией курсант Галушко. Возможно, перед сигналом подъём, дежурный по роте отлучился по малой нужде, а Коля слегка перестарался и родил незабвенную подготовительную команду, укравшую у сотни курсантов несколько минут сна. Как знать, может кто – либо из ранее проснувшихся ребят старшего возраста решил подшутить над голосистым курсантом. Во всяком случае, это так и остаётся тайной. Как бы там ни было, мы быстро сблизились. Он оказался земляком моей матери, из райцентра Гомельской области, где мне приходится бывать до сих пор.
          Тем же утром после завтрака рота построилась во внутреннем дворике корпуса « А» для перехода на занятия в корпус « Б». Я оказался в первой шеренге. Стою, в правой руке держу тетрадки с конспектами, левой рукой в районе пупка, сжав в кулак, придерживаю неушитые штаны  рабочего платья. Просто очередь воспользоваться иголкой с ниткой до меня ещё не дошла. Слушая очередное наставление Генки Нефёдова, вижу, в десяти шагах от меня стоит мать с сестрой. Тогда забора вокруг училища не существовало, что способствовало свободному доступу к любому зданию училища. Из глаз её катились слёзы. Правой рукой она держит сестру, которая младше меня на шесть лет, а левой платочком слёзы вытирает. Сказал одно слово и, указав рукой в её сторону, получил « добро» у Васьки Гриценко на выход из строя.  Подбегаю к ней и лишь какой – то десяток секунд пытаюсь уговорить её не плакать, как прозвучала команда:
       – Направо, - и я вынужден был лишь проститься.
          Шёл тогда мне первый месяц восемнадцатого годка от роду. Возможно, я казался тогда матери совсем ребёнком, а может, она вдруг вспомнила в тот момент рассказ моего отца, своего мужа, которого в конце войны семнадцатилетним призвали в армию, где в запасном полку его учили настоящему пулемётному делу. Так же по утрам он стоял в строю, но изображал второй номер пулемётного расчёта, а за плечами находилась станина станкового пулемёта весом 32 кг. Первый номер носил пулемётное тело 26 кг весом, а третий - одиннадцатикилограммовый  щит с пулемётными лентами патронов.
         Когда осматриваешь в музее это оружие, то с трудом верится, что его вес превышает шестьдесят килограмм. До учебного поля, поделился тайной отец, путь совсем небольшой всего пять километров. Пришли, постреляли в мишени, надо идти в расположение части на обед, с пулемётом, естественно. После обеда, чтобы не заснуть, с походной песней дружный переход на занятия, опять с пулемётом. Ещё разок - другой попали по мишеням и по команде построились для перехода на ужин.
         Для снятия дневной усталости запевала затянул очередную бодрую походную песню. Фамилия ефрейтора Северцева отцу помнится до сих пор. Если получишь наряд на работу, то крепко заснуть разрешат за пять минут до подъёма. Северцеву нравилась ситуация, когда он встречался со своим подчинённым на территории части. Если ему не отдали воинские почести по любой причине, не заметил рядовой ефрейтора, например, Северцев тут же объявлял один « наляд» на работу. Если же встреча происходила с переходом на строевой шаг с отданием чести, обычно он говорил:
      – «Повтолить».
После двух, трех проходов, как велит устав, нередко звучало:
       – Один « наляд» на работу.
          Старания нижних чинов находили простое объяснение. Кому хочется попасть на фронт и получить пулю в лоб, кроме добровольцев. Единственным утешением были занятия по политической подготовке, где молодые солдаты учились с открытыми глазами внимательно спать. Пожалуй, у них тогда было покруче, зато после отбоя дедовщина отсутствовала. Отец уверял, что сон приходил раньше, чем ухо касалось подушки.
         Сейчас уже не узнать, отчего у матери слёзы брызнули из глаз. Первая длительная разлука с родными становилась реальностью после этой встречи. Аудиторные занятия по специальности важны. Ведь вряд ли кто будет оспаривать то, что знания были, есть, будут самым большим богатством мира. Не быстро стало возникать осознание значимости организационного периода – своеобразной жизненной школы, основы которой помнятся сейчас несравненно лучше любых теоретических выкладок, некогда требовавшихся на экзаменах преподавателями. Та абсолютная простота требований командира и лиц, его замещающих, оказывалась труднопреодолимым препятствием для многих из нас тогда в юности, что способствовало принятию неотложных воспитательных действий к нам вплоть до отчисления из училища.
         Командир, как вожатая птица на важных перелётных участках, казалось, был постоянно с нами. Его можно было увидеть утром на подъёме, днём в лекционном зале, вечером на вечерней проверке. Сейчас и не вспомнишь, в какой день недели, в котором часу нам объявили о давней традиции первокурсника организационного периода. Одним словом, это занятие обзывалось « перевалка». После занятий, предварительно посетив сытную столовую, строем, походным шагом подвели нас к железнодорожному составу. Роту разделили на несколько групп. Каждой группе предстояло выгрузить вагон с картошкой, предварительно вместив её в мешки, и поместить в склад на хранение. Это было моё первое реальное знакомство со словом работа. Работа не грязная, но дюже пыльная, и как оказалось, не быстрая. Её нам хватило как раз до отбоя. Вечерняя проверка проводилась нетрадиционно, без построения. Маленькие старшины просто посчитали нас по головам, доверительно глянув в глаза каждому, и совершенно непублично исполнили свой служебный долг перед большим старшиной. Душевых кабин в общежитии не существовало, а баня в столь поздний час уже не работала.
          Тут следует напомнить о странном графике посещений бани курсантами. Помывка со сменой белья проводилась один раз в десять дней. До сих пор неясно: это была экономия воды в государстве или экономика государства, создававшего материально - техническую базу коммунизма. Как бы там ни было тогда, а вода в умывальнике была всегда прекрасно холодная и летом и зимой. По пояс раздеться и умыться никто никогда препятствий не чинил.
         На первые заработанные деньги создали ротную кассу взаимопомощи, благодаря которой  обустраивались Ленинская комната, бытовая комната, создавались стенды, на которых отражались исторические решения 24 съезда КПСС и т.д. и т.п. Благо, что эта традиция просуществовала недолго, а для её претворения в жизнь привлекались и другие роты первокурсников.
        В число изучаемых предметов первого семестра входила начертательная геометрия. Тогда у меня ещё не было осознания того что «и теребентин кому – то полезен», как писал Козьма Прутков. До сих пор не выпал из памяти эпизод борьбы со сном на практическом занятии по этому предмету. В подгруппе, где пришлось находиться, занятия проводил лектор, он же принимал экзамен. Слухи, как всегда, идут впереди событий. Нам уже было известно о повышенной, как трактовалось тогда требовательности на экзамене у этого преподавателя. Сижу за отдельным столом  в крохотной аудитории, обычном кубрике, приспособленном под учебный класс, даже находившийся в общежитии на переходе в учебный корпус А. Нас всего четверо в тот момент было. Так мало потому, что группа для практических занятий дробилась на четыре подгруппы, а остальные отсутствовали по уважительным причинам. Голове удалось найти положение, чтоб не опираться на руку, от чего глаза просто закрывались. Осталось научиться  спать с открытыми глазами. Это не получалось, а с каждым следующим морганием веки поднимать становилось труднее. Смотрю на преподавателя, он у доски рисует нечто, сопровождая изображение устным пояснением. После очередного моргания открываю глаза, он стоит у моего стола, увлечённо поясняя начертательную геометрию, а глаза его, через очки кажутся мне большими, смотрят на меня. Попал в неприятность, мелькнула мысль, сейчас начнётся, но обошлось, убедившись, что я не только смотрю, а ещё и внимательно слушаю, он медленно  направился к доске, продолжая удивительный рассказ про «следы» какие остаются на плоскости при пересечении её прямой линией. Через минуту прозвучал звонок на перерыв, а вредная привычка перекурить отогнала сон.
             Ушёл в историю праздник 7 ноября с непременными демонстрациями трудящихся, военными парадами, остался лишь повод для творчества. Красный день календаря 1972 г. запомнился первым увольнением в город и окончанием организационного периода. Кто – то уже сломался и был отчислен, а выжившие, коих большинство подавляющее, пройдя торжественным маршем по проспекту Ленина и «не ударившись лицом в грязь», возвратилось в ротное помещение, в отличие от старшекурсников, которые увольнялись по окончании торжественного марша.
            Нас встретил первый праздничный обед. Никаких жареных свиней на столах не было, а вкусно было, хоть и не помнит добра желудок. Просто обозвали обед праздничным по традиции не нами выдуманной, а повара сотворили кулинарное чудо из обычных продуктов.
            Только сейчас возникло осознание мудрого действия отцов – командиров заключавшегося в том, что непосредственно после обеда увольнение в город не состоялось. Истоки «веселие Руси питие есть» покрыты сединой старины глубокой, а в тот момент уже окреп очередной наскок властей на «зелёного змея», выразившийся в ограничении времени и мест продаж водки и креплёных вин с 11.00. до 19.00. и традиционным повышением цен на эти изделия. Вообще борьба с пьянством до сих пор представлена вознёй медицинских работников с неизлечимой болезнью пациента, а стране нужны врачи.
             Процедура увольнения в город началась в 18.00. и походила на внеурочный утренний осмотр. Думается, что все понимали, для чего затягивается начало увольнения, но сделать тогда никто ничего не мог. После устранения полученных замечаний вновь построение. На сей раз всем уволенным в город до 01.00. выдали заветные красные книжечки с надписью «увольнительный билет».
             За стенами «системы» свобода - слово сладкое, но без вкуса и запаха, лишённое всех остальных ощущений органами чувств. Хаотичные, непродуманные действия порождают ошибки большие либо мелкие, которые имеют только одно свойство -накапливаться. Это отчётливо заметно, сейчас, занимаясь описанием былого. Отпустили в город в 18.30. Без чёткого представления, чем заняться, полагаю, что этим страдал не один я, проехал несколько остановок в троллейбусе и вместе с сокурсниками оказался в центре города. Гастроном МДТ(Мурманский дом торговли) был до дверей заполнен народом, но место для нас нашлось быстро. До заветных 19.00. оставалось ещё несколько минут и у бутылочного отдела кипели нешуточные страсти, которые привлекли моё внимание. Я занял очередь, на всякий случай, в надежде, что однокашники подойдут, и тогда решим Ленинский вопрос «Что делать?». Неожиданно, как и всё благое, очередь быстро рассеялась, по случаю прекращения продажи водки и креплёных вин. Я оказался у места выдачи штучного товара без сокурсников и купил  «стограммовку» коньяку, чтобы не отходить от прилавка пустым. Осмотр торгового зала нужного результата не дал, не было однокашников и около магазина.
          Так вышло, что первое увольнение памятно одиночеством: мир коему море, покой, тишина. А утром, делясь впечатлениями, мне по секрету сказали следующее: вышли мы из системы,  зашли в ближайший маленький магазин, взяли что надо, возвратились в систему, переоделись в рабочее платье и осушили купленное под праздничный ужин в тепле и уюте.
          - А куда дели пустые бутылки, спросил я наивно.
         – Выбросили из окна общежития подальше в снег, а утром, когда ещё всё в мире спит, бичи их собрали.
           БИЧ – бывший интеллигентный человек. С этими интересными людьми пришлось впервые встретиться ещё при разгрузке вагонов с картошкой. С другой стороны вагона они жгли костёр, пекли картошку. Во время перекуров мы подходили к ним, согреть руки у костра, а они любезно предлагали её нам попробовать.
          Тогда ещё не существовало забора вокруг системы и такие проделки вряд ли были известны дежурным по училищу офицерам. Этот опыт стал использоваться нашей группой в пяток человек во время самоподготовки. По прибытии в аудиторию, каждый из нас делал запись в «книге движения курсантов во время самоподготовки», например: убыл в лабораторию химии либо физики для завершения лабораторной работы. Мне нравилось делать запись: убыл на кафедру общественных наук в кабинет истории КПСС. Всегда на случай проверки имелась отговорка, что был если не в кабинете то на кафедре. Пока сочинялись достоверные записи в книге, «марафонец» приносил в портфеле то, что надо. Мы переходили в соседний, малопосещаемый деревянный корпус В. Обычно на втором этаже в свободной аудитории пили вкусное недорогое вино, закусывая килькой в масле с овощами за 37 копеек баночка, конечно, это не «салбургер», какой тихо едят под одеялом при отключенном свете. Тем не менее, самоподготовка до ужина, иногда,   весело. На ужине оставалось только делать вид проголодавшегося курсанта.
             Эти мероприятия были очень важны для меня. Смывался негатив от участившихся нарядов на работу со стороны старшин. Командир имел право на дисциплинарные взыскания до 5 нарядов, старшина роты и его заместитель по 2 наряда, старшина группы и его заместитель по одному. Фишка вся в том, что маленький насеет, то большой не пожнёт. На наказание командира можно наскочить раз в квартал или ещё реже, а на заместителя старшины группы несколько раз в день.
        Близилась первая экзаменационная сессия. С уст командира всё чаще слетала незабвенная фраза известных русских классиков «Спасение утопающих дело рук самих утопающих». Ведь действительно все мы, выплывая из утробы матери, непременно тонем в волнах жизни. Кто – то на первом году, некто на пятидесятом, а наиболее удачливые пловцы на 95, как Поль Брэгг, например. Надо отдать должное, командир не перегружал нас умными фразами и тем более политическими новостями, ограничиваясь достоверными результатами спортивных состязаний, но была у него ещё одна поучительная «Любая кривая короче прямой проходящей через голову начальника». Эта фраза употреблялась реже, но из неё следует, что свои проблемы, прежде всего ты должен решать самостоятельно, не перегружая голову начальника, а по жизни соседа, знакомого, приятеля, друга.
          Результаты первой экзаменационной сессии хотя и стали утешительными, но попал я в число курсантов сдающих экзамены не с первого раза. Опоздав из зимнего отпуска на четверо суток, и лишившись за этот проступок восьми суток летнего, я попал под пресс вновь утверждённого учебного плана. Вышло так, что древние парусники «Ратманов» и «Месяцев» списали на гвозди и нашему курсу запланировали плавательную практику с мая месяца на прошедшем капитальный ремонт учебно-парусном судне «Крузенштерн» переданным военными в ведение Министерства Рыбного хозяйства СССР.
             Занятия проводились по четыре пары ежедневно с тем замыслом, чтобы большую часть программы осуществить за два месяца, устроить сессию, а остальное изучить в учебных классах судна во время практики. В связи с этим нововведением количество построений увеличилось, а деятельность старшин усилилась. Нефёдов Геннадий Дмитриевич к своим заученным наизусть наставлениям: «Строй есть строй! Строй священное место! На шкентеле! Прекратить разговоры! В строю можно делать всё, можно даже Машку трахнуть. В строю нельзя разговаривать и болтать ерундой» добавил читку всего лишь по две статьи уставов дисциплинарного, караульной службы, но ежедневно на вечерней проверке, перед сном грядущим. Благо, что Корабельный устав документ секретный и изучался в тишине и уюте аудиторий военно-морской кафедры. Там в преподавательской комнате помнится долго  висела картина «Дубовая роща», подаренная курсантами.   
        Генка часто после отбоя ходил с голым торсом по роте, грудь колесом, бывало слегка пьян, но всегда до синевы выбрит, подходил ко мне занятому наведением чистоты в гальюне и спрашивал: 
        - Ну, правдоискатель, нашёл правду? Как же забыть незабвенное, Генкино (генеральное кино):
          - Курсант Дольников!
          –Я!
         – Выйти из строя!
          - Есть!
         – За нарушение формы одежды объявляю: ДВЕ НЕДЕЛИ БЕЗ БЕРЕГА! Стать в строй.
          Старшина наше группы Вася Гриценко, член КПСС с годовалым стажем вернулся в систему после службы на Северном флоте, подливал масло в огонь курсантской жизни, читая нам наизусть, неизвестно кем, написанный опус: «Послушай друг мой в жизнь идущий, читай устав на сон грядущий и утром ото сна восстав, читай внимательно устав». Не сразу и не до всех доходило, что с уставами дружить – весело служить, а с уставами врозь – служба вкривь и вкось.
           С высоты прожитого представляется, что главной причиной многочисленных отчислений было неисполнение положений описываемых в этих небольших по объёму книжечках – уставах, которые пишутся на основе кровавого опыта предшественников. Ведь первоначальным навыкам любой профессии можно научить всякого, а вот исполнению уставных положений выходит нет.
            Мы стояли затаив дыхание одетые в рабочее платье. Обычное, казалось бы, построение очередной раз порадовало глаз великолепием исполнения уставных взаимоотношений командира и старшины роты в день 23 февраля. Никаких лишних  речевых оборотов мы не услышали, но форме одежды обоих могла бы позавидовать сцена любого театра. В парадной форме Георгия Ильича блестела золотом каждая деталь от серпа и молота в звёздочке краба фуражки до отделки кортика на поясе, а в уставные ботинки на микропоре можно было смотреться, как в зеркало. Модно зауженные брюки свидетельствуют о трепетном отношении командира к форме старшего офицера ВМФ СССР. Не менее импозантно выглядел Нефёдов. Форму три первого срока украшал значок «За дальний поход», на поясе бляха сияла военно-морской символикой. У обычных курсантов на бляхе был лишь адмиралтейский якорь. Короткий спектакль прекратился так же неожиданно, как и возник в повседневности курсантского быта.
            Новые переживания появились вокруг предстоящей летней практики на УПС (учебно-парусное судно) Крузенштерне. Уже бродили слухи о предстоящем заграничном плавании и не менее достоверные сведения о том, что всем места на борту не хватит. Критерии отбора счастливчиков являлись сведениями секретными, что порождало немало предположений. Мне казалось, что главным препятствием к получению паспорта моряка является десятилетие прожитое с секретной военно-морской базе, считавшейся «осиным гнездом» способным ужалить соперника по холодной войне в любой точке земного шара. Ещё тревожило неполное пролетарское происхождение. Вдобавок к этому я был не комсомольцем, а вдруг узнают, что и в пионеры был принят не с первого раза? Единственным ярко выраженным плюсом был факт отсутствия родственников за границей и не пребывание близких в плену во время войны.    
      Тогда в юношеской голове не возникло то осознание, что секреты мне никакие не известны за исключением расписания движения пассажирских автобусов между Гремихой и Островной. Через много лет я спросил отца:
       - Как так получилось, что визу мне открыли, ведь на парусник Крузенштерн не попало около половины курсантов. Ответ был прост:
      - Когда пришёл запрос в полномочном отделе служили мои друзья, ответ был утвердительным.
          Очередная сессия не без мытарств вновь стала успешной. Короткая остановка в Москве, поездка в такси с однокашниками на Ленинские горы, до отправления поезда Москва – Севастополь успели с ребятами выпить по два бокала пива. 9 мая в Камышовой бухте с борта УПС «Крузенштерн» судьбе стало угодно встретить салют светлому празднику Дню Победы. Перед выходом в море ежедневно проводились тренировки вперемешку с редкими увольнениями в город.
           Вскоре подошло время прощания с Камышовой бухтой, и мы направились к турецкому берегу. Вот как вспоминает Сергей Петров встречу с ним, пожалуй, только ему одному выпало видеть берег турецкий с высоты птичьего полёта. – « …и, вот мы в море. Второй день плавания подход к Босфору. По морским законам, судно, следующее в территориальных водах какого – то государства должно нести на Фок – мачте Флаг этой страны, наверное, в знак  уважения. Мы с группой товарищей курсантов толкаемся на шкафуте правого борта, там у нас место для курения и с любопытством вглядываемся в приближающийся турецкий берег. Появляется боцман со свёрнутым турецким флагом под мышкой, из всей толпы выбирает почему – то меня, самого толстого.
          – Быстро на мачту, вешать флаг!, и не мешкай, и так уже затянули…
Делать нечего, беру флаг, надеваю страховочный пояс и поднимаюсь по вантам на самый верх. Не страшно, ведь нас уже порядочно натренировали во время стоянки в Севастополе. Привязываю красный флаг с полумесяцем и звездой как учили, двойным беседочным узлом, и вот он развевается, парусник тем временем входит в Босфор. Начинаю медленно спускаться, доползаю до марсовой площадки и тут мысль: а может тут и остаться? Сверху видно всё отлично, вон они берега, какая – то артиллерийская батарея, отдельные дома… Интересно. Устроился удобнее на площадке, надо же как, оказывается, повезло. Скорость приличная. Начинаем поворот. Ощущается ветер. Картина просто великолепная, отсюда наблюдать куда лучше, чем с низу, с палубы….Эх, вот ещё бы бинокль сюда…И вдруг по громкой связи зычный голос капитана Шнейдера:
         - Это что за мудак у нас там, на фок – мачту забрался?!
 Я не сразу сообразил, что это относится ко мне. Продолжаю крутить головой и прятаться за мачтой.
        – Тебе, тебе, Ворон говорю! Ну – ка, быстро вниз, чтобы я тебя там не видел… Теперь уже ясно, что это только ко мне, вон и боцман внизу размахивает руками и что – то кричит. Пришлось покинуть отличный наблюдательный пункт, спуститься на палубу, так что красот Босфора с высоты птичьего полёта увидеть не удалось». 
          Нефёдов не попал на парусник Крузенштерн, его обязанности выполнял Киселёв, для командира - Александр Игнатьевич, а мы его звали проще Шура, настоящий заместитель старшины роты, автор незабвенной команды объединившей два действия.
        - «Напра – ффо» означало не только поворот, но и приказ к началу движения.
         Лёгкие морские прогулки лишь во сне глубоком бывают. Сна то, как раз я был и лишён. Койка располагалась на первом ярусе, а под палубой была пекарня. Хлеб пекли в тёмное время суток. За ночь приходилось 2 – 3 раза вставать, идти в умывальник, мочить сухой язык. После чего заснуть, быстро не получалось. Днём же, когда палуба в кубрике была не горячей, спать не позволяли различные мероприятия от постановки и уборки парусов до соревнований по перетягиванию каната.
           Спасительный шторм в Средиземном море многих из нас днём оставил в кроватях. Пожалуй, тогда первый раз хорошо выспался. Чтобы не привлекать бдительность старшин, пропустил завтрак, а на расспросы о самочувствии только мычал и качал головой. К моменту обеда желудок стал требовать жертв неотвратимо. Зашёл в столовую, столы накрыты на всех, а присутствовало лишь несколько человек, среди которых был и Шура. Он ел, говорил и улыбался одновременно. Я сел за первый ряд столов напротив окна выдачи пищи спиной к Шуре. Съел одну порцию второго, вторую, рука потянулась к третьей, и тут вмешался Шура:
         - Дольников! Тебя же только что тошнило.
          –А, ну! На работу! 
 После обеда он подвёл меня к боцману фок – мачты.
          - Вот доброволец.
Тот вручил мне банку с краской, кисть показал место, откуда необходимо действовать.
           Была приличная килевая качка, но волна не заходила на палубу. Свежий ветер сдувал запах краски. Тогда я выкрасил кусок фальшборта со стороны палубы шкафута по правому борту от полубака метров на семь. Краска кончилась, а боцман, увидев свежеокрашенный фальшборт, остался доволен,  отпустил меня.
            В тот момент я испытал наслаждение, в том числе и от слова работа. По большому счёту работа – это не что иное как осознанная необходимость действия, не вдаваясь в частности бытия.
            Первое учебное плавание завершается. Рижский залив. Солнечный безветренный день середины лета. Судовая трансляция известила, что за период плавания судном было пройдено 16 тысяч морских миль. На этом пути глаза видели сотни различных судов, кораблей о которых Константин Паустовский писал так: «В кораблях – в машинах для ветра и пара элемент прекрасного внятно ощутим даже для не развитого в эстетическом отношении глаза. Поэзия машин, эстетика индустрии должны начать свои первые шаги с описания кораблей – этих подлинных произведений искусства».   
              Прозвучал сигнал последнего парусного аврала. Никто не настаивал быть участником уборки парусов. Я в числе группы курсантов, не пожелавших этим заниматься, стоял на юте. По корме шло небольшое судно с хорошо видимым названием Гриф. Некто запустил слух, будто с Грифа снимают кино о возвращении Крузенштерна из заграничного плавания. Это выглядело вполне правдоподобно, потому, что при выходе из Севастополя фотокорреспондент Редкин  делал снимки. Для «фотошопа» на борт пригласили духовой оркестр, девушек – комсомолок из пединститута. Марк Степанович был большим изобретателем в части создания условий романтического выхода Крузенштерна в плавание. Редкин – известный фотограф, в достаточно узком кругу курсантов рассказывал, чему я был свидетель, о собственном фото опыте в Карлсхорсте в момент подписания капитуляции Германии. Он уверял нас тогда, что фотографии будут опубликованы  в журнале Советский Союз. Что - то действительно было опубликовано, но осенью.
          Развесив уши, ещё более внимательно стал вглядываться в Гриф, раздумывая, попаду в кадр или нет. Не знаю, что побудило повернуть голову налево, вижу на ноке второго грот – рея по правому борту висит Толик Квитко, ухватившись за шкаторину паруса. Спасательный пояс хоть и был на нём, но бездействовал. Красиво позирует в кадр наш атлет и боксёр, кому же ещё можно доверить такой трюк? - мелькнула мысль. Короткий полёт до воды лишь вызвал восторг, хорошо ведь летит, Толик то молодец. Ощущение беспокойства возникло, когда место падения оказалось рядом с кормой. Не попал бы под винт наш артист, но как только  голова показалась на поверхности воды, волнение мгновенно исчезло.
          Упоение красивым исполнением трюка прервала тревога «Человек за бортом». Такой суеты на капитанском мостике слышать ещё не приходилось. Спасательная команда в спасательных жилетах побежала к одной шлюпке, все сели по штатным местам, ждут, мотор не заводится.
       - Что делать? Громкий голос со шлюпки озадачил капитанский мостик.
 Возникла идея задействовать шлюпку другого борта. Та же команда под ободряющие вопли капитана Шнейдера быстро перебежала на другой борт. Какое счастье, всё заработало, шлюпка на воде. 
        Тем временем судно закончило манёвр «Человек за бортом» и сблизилось с Грифом, моряки которого уже успели выловить Толика.
        Я побежал к трапу встречать героя дня. Мне удалось занять удобную позицию непосредственно у трапа. Везут Толика, он улыбается, счастлив, что жив. Поднимается по трапу, крепко держась за поручни, тут посыпались вопросы, а он сказал лишь три слова: «ведро воды выпил» и сгинул с глаз моих.
        Меня поразило следующее наблюдение: в штиль при прекрасной видимости очень быстро исчезла с поля зрения голова, за ней два спасательных круга, сброшенных боцманом бизань – мачты лишь потом судно стало осуществлять манёвр «Человек за бортом». Через несколько часов судно пришвартовалось к причалу Рижского рыбного порта в районе Вецмилгравис. А через день 19 июля меня отпустили в отпуск.

                3
           Часть отпуска провёл в Белоруссии, а остаток в Гремихе. Примечательно возвращение в систему на 8 дней раньше графика. Восемнадцатилетие пришлось встретить на борту пассажирского судна Буковина. Тут, вспомнилось, самое романтичное моё плавание в железнодорожном вагоне на морском пароме пересекая, Керченский пролив в 1969году.
           В деканате Долматов Б.П. сурово и кратко сказал:
        – Поедешь в Восмус, там тебе покажут, чем заниматься.
Встретил Сашу Дермана, ещё раздумывая о своём новом назначении.
        - Что такое Восмус?
        - Я там уже всё знаю, поедем вместе. Деньги есть?
        – Есть.
        - У меня тоже. Сейчас пойдём в магазин за продуктами и поедем. Ребята ждут.
           Восмус – это местечко на берегу реки Тулома не доезжая посёлка Верхнетуломский километров двадцати. Здесь хозяйственным способом  создавалась  база гребного флота системы. Уже был построен большой дощатый сарай, обозванный капитальным армейским сооружением «казарма». Здесь впервые пришлось быть не мифическим строителем коммунизма, а реальным участником возведения кирпичной стены внутри помещения в целях пожарной безопасности, делившей казарму на две части. Мне, как самому молодому, выпала должность изготовителя раствора.
           Казавшееся изобилие в еде и недорогом вине быстро испарилось. Постепенно рацион питания ограничился грибами с водой на первое, грибы без воды на второе и вода без грибов на третье. Все ждали куратора строительства, и он появился с радостной вестью: завтра за вами приедет автобус. Рано утром гуляя по нужде, обнаружил гороховое поле. Букет нежданных эмоций обрушился на меня. Мне то, было неизвестно, что ребята на горох смотреть уже не хотят. Приехал автобус, а меня не дозваться с горохового поля. Автобус сигналит, ребята руками машут, выходи, поехали, кричат. Такого вкусного гороха в ресторане не подают до сих пор.
           20 августа, как почти год, оставшийся за кормой, стартовало с подъёма, утренней зарядки и всего того, что предписывалось недельным распорядком дня. Мы уж были на год взрослее, опытнее, значительно хитрее, так, во всяком случае, представлялось тогда, естественно, ошибочно, что касается мудрости. Режим обитания стал значительно слабеть, двухмесячный организационный период канул в историю, хотя элементы строя  забывать не позволяли, а строевая подготовка осуществлялась не реже одного раза в неделю.
           Пожалуй, самым примечательным событием этого года был эпизод любви. Никогда больше, даже малейшего намека на пережитое пока не повторялось. Думается, что прав Николай Рубцов «…А любовь не вернуть Как нельзя отыскать Отвихрившийся след корабля…». Подходил к завершению обычный танцевальный вечер во дворце культуры имени Кирова. Был объявлен танец,  на который приглашают девушки. Я был приглашён на танец, юным очарованием. Пока играла музыка, как с утром лёгкий сон, из головы вместе с пивными парами улетучились все мысли, а горло нечто сдавило, как будто в зобу дыханье «спёрло», если литературно. С величайшим трудом, задыхаясь, мне удалось выдавить предложение проводить её до дома. Её жизненная активность была поразительна, согласие прозвучало легко и свободно. У двери квартиры, где она проживала, условились встретиться  в моё следующее увольнение рядом с системой около кинотеатра Северное сияние. Любовь не что иное, есть мнение, как только самое её начало, всё, что потом уже не любовь. В лучшем случае «бесскандальная бытовуха», общее приобретение вещей, недвижимости, покупка продуктов питания и совместное поедание их. Лишь у подавляющего элитарного меньшинства быт окрашивается регулярными посещениями театров, зверинцев, цирковых представлений, да двумя – тремя поездками на острова Галапагос черепах посмотреть, чтоб подострить логику чувств. Обычную физиологическую близость общество трактует как занятие любовью, и только немногие общественные представители сознают, что воистину логика в чувствах страстей коротка. Встретившись, она, незабвенная, сразу пригласила меня домой. Мы оказались одни в четырёхкомнатной квартире, похоже, её родственников около памятника пушке 6 героической батареи. Зашли на кухню. Я не успел ответить на приглашение  - садись, как передо мной появилась тарелка ещё тёплого супа. Есть не хотелось, но она сказала:
         -Так надо. Осушив посудину и не уловив вкус, мы ходили из комнаты в комнату по огромной квартире, потом остановились. Поползновения  на поцелуй у меня было раньше, но как было тогда, память туманит. Вдруг она сказала уже пора уходить. Я так и не успел научиться свободно, как она разговаривать с ней. Следующей встречи не состоялось никогда, в оговоренный день и час мне сунули внеочередной наряд на службу.
            Поразительно до чего же мир обитания человека велик и тесен одновременно. Нас осталось значительно  меньше, несмотря на вновь восстановившихся с разных училищ курсантов, пожелавших продолжить учёбу с нами. Среди них был Володя Саенко. Некогда мы учились в одной школе, а с его братом даже в одном классе. Он был старше меня года на четыре. Когда в школе я заходил на перемене в туалет, мне он казался этаким большим дядькой, уже перекуривающим между уроками. К моменту встречи он успел годик поучиться в ВВМУ, послужить в военном флоте и на втором куре мы оказались в одном кубрике. Детских впечатлений он на меня уже не произвёл. Пришлось пожить в одном кубрике с такими «дедами», как Витька Рыбачёк, коему на первом курсе было 27 лет, Генка Быльцов, Шура Недоступ, наш изобретатель своеобразной формы курсантского бытия. Он часто повторял аксиому: чем больше спишь, тем меньше нарушений. Неоднократно приходилось наблюдать, как он в субботу вечером вместо увольнения ложился в постель и только в понедельник по зову дневального:
         – Рота, подъём! - он спрыгивал со второго яруса, часто пропуская обеды, ужины, завтраки.
             Однажды меня послали в командировку на завод Автоштамп в город Александрию, что в Украине, где Шура начинал свою трудовую биографию после школы, но это уже другая история, пардон.
             В первой половине осени нашу роту на неделю сняли с занятий и послали в посёлок Полярные Зори на ударную комсомольскую стройку, для претворения в жизнь плана пуска Кольской АЭС к красному дню календаря 7 ноября.
            Для проживания нам предоставили подъезд пятиэтажного жилого дома, разделили на бригады, выдали ключи, спецодежду. Нашей бригаде выпала честь закопать траншею, похоже, выкопанную ни к чему. У меня сохранилась фотография этой бригады. Только пять курсантских фуражек, да четыре тельняшки определяют принадлежность этой группы ко второму курсу из одиннадцати на снимке, а двенадцатый Слава Чумак фотографировал. До диплома, похоже, дошло только трое.
             Внутри бригады возникло более мобильное образование из пяти человек: Лёши Мустафаева, Коли Галушко, Саши Данилова, Сергея Булипупова и меня. Рядом с траншеей располагалась ещё не вырубленная лесотундра, активно посещаемая комсомольцами. Эти беспокойные сердца на ветках низкорослых берёзок хранили гранёные стаканы, а земля была завалена остатками активного отдыха. У Лёшки было 80 рублей. При тогдашней цене на водку «ЭКСТРА» (эх как стало трудно русскому алкоголику) в 4 р. 12 к., это были серьёзные деньги. Как только работа заканчивалась кто – то бежал в магазин, а потом шли в лесотундру. Близилась полярная ночь, поэтому смеркалось быстро, съедалось приобретённое продовольствие в магазине, ещё быстрее, а возвращались домой уже всегда в темноте с трудовой победой устало и радостно.
           Командиру, тогда с нами в этой неуставной обстановке, было о чём поразмыслить. Бригады находились на разных объектах, проживание квартирное, утренний осмотр по уставу не проведёшь, потому что одеты, были кто во что горазд. Предстояло заботиться, чтобы никто не травмировался,  и все мы целыми и невредимыми вернулись в надёжные стены родной системы. Это осознаётся сейчас, занимаясь воспоминанием.
           А тогда лишь один день той прекрасной недели четверг ужин был без аппетита, только потому, что накануне Лёша и Коля в сумерках спрятали водку так, что мы её в тот день не нашли. В пятницу нам выдали по 28 рублей, мы нашли спрятанные две бутылки водки, организованно пообедали в рабочей столовой и поездом поехали обратно.
          Примечательно, что перед отъездом я стал посетителем пульта управления Кольской АЭС, до её пуска оставалось около месяца. От Зашейка, так тогда называлась железнодорожная станция города Полярные Зори, до Мурманска поезд шёл шесть часов, поэтому в продовольственном магазине основательно загрузились хлебом и сахаром, чтобы дружба в дороге крепла.
           Вечерело, только поезд отошёл от станции, мы уютно расположились в полумраке плацкартного вагона, достали всё, что можно было есть и чем запивать. Прошёл Георгий Ильич, убедился в том, что порядок есть и скрылся в своём купе другого вагона. Обычный ужин вскоре стал преображаться в торжественный сабантуй, сопровождаемый головокружением от успехов. Воздух стали сотрясать тосты:
          - За мирный атом.
В разгар нешуточного веселья выяснилось, что топливо кончилось и пары поддерживать уже нечем. Гурьбой пошли в вагон – ресторан. Таких живых картинок, ни в каких вагонах – ресторанах больше видеть не пришлось.
           Ресторан был  заполнен только курсантами. За отдельными столами ранее дремавшие таланты пели застольно – революционные песни. Не желающие поддержать вокал  с раздумьем смотрели в бокал. Две официантки  за разными столами сидели на курсантских коленях пытаясь изобразить вокалисток.  Единственный раз довелось наблюдать, как сокурсник, кушая винегрет, вначале клевал в него носом, а потом мирно опустил голову в тарелку.
            Неожиданно всё прекратилось. Ресторан закрыли по причине прибытия на станцию Мурманск. Выбрались мы из вагона устало, по-братски  локтём к локтю под руку не длинными цепями пешком двинулись в систему.
            На утреннем построении командир этот интеллигентный человек обругал нас единственный раз нецензурным словом. Грозился устроить всем нам организационный период. В тот день многие из нас вместо увольнения остались дома учиться носки штопать. Занятие, кстати полезное, если вдобавок  ещё бросить курить,  то можно жизнь прожить на смешные деньги. Так закончилась наша вторая поездка  в поезде. Первая до Севастополя была значительно длиннее, но тогда все понимали, что за любой промах в дисциплине можно оказаться отчисленным. Мне известен лишь один случай отчисления в городе Севастополе.
           Курсант Зарубеев в ресторане стукнул человека, который оказался 4 помощником капитана УПС Крузенштерн. Похоже он забыл поучительную сценку из кинофильма «Операция Ы», где Федя говорил Шурику:
        – С людьми надо «помяхше».
         Наверно зависть меня побудила вступить тогда в комсомол. Подхожу к секретарю комсомольской организации роты Широкову Георгию и начинаю выражать своё желание постулатом заученным ещё в школе при первой попытке: «Комсомольцем можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знаниями всех тех богатств, которые выработало человечество». Запросто примем, нам такие люди нужны, как воздух.
       – Фото есть?
       – Нет – Сделай срочно, на носу 17 съезд, надолго запомнишь момент вступления в члены ВЛКСМ.
       – А заявление писать надо?
       – Примем без заявления, только фото.
 Так в день открытия 17 съезда ВЛКСМ я стал комсомольцем. Овации звучали по радио и телевидению, а Жора по дружески, пожал руку и вручил в курилке мне комсомольский билет, без значка и сказал:
         - Тебе повезло.
         – Почему?
         – В твоём билете шесть орденов, а у меня пять.
         – От чего?
        – От того, что мой билет старого образца.
        – Понял?
         - Да.
        Последний раз с Жорой встретились во Владивостоке, через год после выпуска. Он серьёзно продвинулся по комсомольской линии. Приехал с Камчатки на слёт комсомольских вожаков Дальнего востока. Мне в тот момент выпала честь учиться на 2 месячных курсах в «Филиале Калининградского института повышения квалификации руководящих работников Рыбной промышленности и хозяйства». Мы славно провели вечер в Краевом доме молодёжи, где проводился форум и проживал Георгий.
          В училище стала укореняться традиция по обучению морским специальностям народов Аравийского полуострова и тёплой жаркой Африки. Появился и у нас один такой представитель. Пожил немного в ротном помещении и исчез куда – то. Нефедов конечно не Геннадий Ветров, но юмор любил. Однажды закончив вечернюю проверку личного состава, вдруг стал на память называть имя товарища из страны тепла и солнца, на середине уже по книге зачитал заветный десяток слов, и вместо уставного - «Я» раздался дружный смех сотни курсантов. Потом я спрашивал Генку Лыхина, с ним проживал тот курсант в одном  кубрике:
         – Что сделали с иноземцем?
          – Мы на ночь форточку открывали, и он сам ушёл. 
             Отряд не заметил потери бойца, - за что – то отчислили Нефёдова. Старшиной роты стал Киселёв, а его заместителем Дубенко Борис Яковлевич. Пожалуй, он был единственным среди нас офицером запаса с доброй, снисходительной улыбкой сопровождаемой блеском золота зубов. Как же не отметить аплодисментами тот факт, что он ни разу  не наказал меня нарядом. Как знать, может, он видел во мне будущего коллегу - офицера запаса.
             Провал в учёбе подкрался незаметно. Теоретическая механика предмет, конечно интересный, а преподаватель был ещё интереснее. Лектор Стасевич с идеально прямой осанкой и пивным животом, ниже среднего роста единственный, кто имел два прозвища. Одно вполне морское «морж», образовалось от любви к зимнему купанию в Семёновском озере, а второе «космонавт», прижившемуся из его рассказов о былой трудовой деятельности в космическом секторе. Мне кажется, что он видел живого Ю.А.Гагарина издалека. Любил он теоретизировать по поводу знаний вообще и теоретической механике в частности, уверяя нас в том, что на пятёрку теоретическую механику знает только Тарг- автор учебника, он же освоил её на четвёрку, а у меня и ещё троих заблудших больше двух не получалось довольно долго.
            Тогда только стало претворяться в жизнь положение о том, что экзамен по одному и тому же предмету можно сдавать не более трёх раз. Я использовал, три попытки и, получив неудовлетворительно, жду приказа на отчисление. Георгий  Ильич со своей коронной фразой «Спасение утопающих…», убедил нас в том, что ещё не всё потеряно, не спешить собирать чемоданы. Нас пока не отчисляют, но резину тянут. Тем часом сокурсники начали устраиваться на суда, для прохождения первой производственной практики штатными матросами.
          «Добро» на 4 заход пришлось получать каждому лично в кабинете ректора в назначенное время. Захожу к Евгению Ивановичу так, мол, и так, он поднимает трубку телефона прямой связи, звонким щелчком эффектно переводит тумблер в верхнее положение. Такие аппараты нынче можно лишь в музее встретить. Мгновенно на связь вышел проректор по учебной части Гальянов.
        – К Вам сейчас подойдёт курсант надо решить вопрос возможности повторной сдачи экзамена. Захожу в кабинет Гальянова. За столом сидит молодой мужчина  с абсолютно чёрной бородой.
          Прошли десятилетия, в программе «Вести» освещали события, вокруг арестованного во французском порту Брест учебного парусника Седов, вижу Гальянова с абсолютно белой бородой.
           Добро на повторную сдачу экзамена было получено, но сдавать его пришлось после многомесячной морской практики, фактически уже на третьем курсе. Космонавт всем нам в зачётки выставил удовлетворительно.
           Вот что вспомнилось об этом преподавателе Сергею Петрову: « Ты вскользь упоминаешь курс теоретической механики и лектора Стасевича, с двумя кличками: «морж» и «космонавт». Всё абсолютно правильно, но хочу добавить кое – что личное… Мои отношения со Стасевичем, звали его, кстати, Ростислав Андреевич, почему – то не сложились. Был такой эпизод, который мог бы полностью изменить всю мою дальнейшую жизнь. Третий курс. Сессия (похоже, второй, авт.). Всего четыре экзамена. К трем из них меня не допускают из – за отсутствия зачёта по «термеху». Наконец, зачёт получен. Иду сдавать четвёртый экзамен, этот самый термех, и Ростислав Андреевич ставит мне двойку. Народ уже собирается в отпуск, а я грустный бреду в деканат – вызвал Юрий Васильевич Шишло. Захожу, Шишло показывает какую – то бумагу. Это, говорит:
        - Приказ о твоём отчислении. Четыре экзамена заваливать нельзя, можно только два. Этот приказ я должен подписать до вечера.
       – Вопросы есть?
      – Вопросов нет.
Как уж я изловчился за один день пробежать с зачёткой ТРЁХ преподавателей и получить спасительные тройки, не помню. С экзаменом по термеху было сложнее. И я до сих пор очень благодарен своему старшине – Сане Гнусареву. Он поймал Стасевича ранним утром на Семёновском озере во время заплыва (как – никак – «морж»), чуть ли не прыгнул за ним в прорубь и всё – таки смог его убедить поставить мне тройку.
         Писали какую – то контрольную по термеху. Я благополучно все, откуда – то списал, сдал работу. Через день получаю, стоит жирная двойка и приписка, я до сих пор помню её дословно: «тов. Петров! Ваша работа – образец халтуры и обмана!» Подпись: Р. Стасевич.
         Зла на старика не держу, в конце концов, всё разрешилось благополучно, но, как ты понимаешь, теоретическая механика в дальнейшей жизни мне, ни разу не пригодилась…».
          Не пригодилась на капитанском мостике, зато сейчас, нам, верно, служит - теребентином.
         Первая производственная практика прошла в должности матроса 2 класса на плавбазе Даурия. Судно впечатляющих размеров: длина наибольшая 165,5 метров, ширина наибольшая 30 метров, водоизмещение 20 000 тонн. Район промысла – Баренцево море, период – лето и осень 1974 года.
          Утром 2 августа 4 помощник капитана  объявляет подъём экипажу. Всё как обычно,  желает доброго утра называет время, дату, температуру воздуха за бортом. Стоим  на якоре в 2 милях от острова Панкратьева.
          Через минуту я стоял на палубе. Солнечное, безветренное с исключительно хорошей видимостью, достаточно прохладное утро запомнилось навсегда. Глаза видели низкую бесснежную полосу земли. Это и был остров, за которым от солнца радуя взгляд, блестели покрытые льдом и снегом горы с остроконечными вершинами острова Новая Земля. Кроме двух мачт – антенн ничто не напоминало о присутствии здесь человека.
           Более десяти лет назад отец в командировке провёл на острове четыре месяца. А ещё через несколько лет самому пришлось определять место судна, ведя промысел в Баренцевом море, в том числе и по сигналам секторного радиомаяка Панкратьев радионавигационной системы ВРМ – 5.
            Наблюдение острова длилось минут пять не больше, а раздумье продолжается до сих пор иногда.
            Что побудило по приходу в порт подрядиться нести стояночные вахты у трапа, разумного объяснения нет. Время приближалось к полуночи, до конца вахты у трапа мне оставалось минут 20. Мои коллеги Потапов Олег и Ковалёв Егор провожают с борта 2 – го дизельного механика с плавбазы Памяти Кирова. Его качающаяся походка безошибочно свидетельствовала о недавнем общении с зелёным змеем. Он первый шагнул на трап, а ребята затеяли со мной разговор. Я смотрю, механик идет осторожно держится за леерное ограждение трапа. Всё хорошо уже половина пути позади. Кажется, на мгновение отвёл взгляд на ребят, а на трапе никого нет, на причале тоже. Как он умудрился между верёвками ограждения упасть на страховочную сеть между причалом и судном непонятно, но факт имел место быть.
            Условным сигналом вызвал  вахтенного помощника, им оказался 4 штурман. Лезть за механиком пришлось мне. Спускаюсь глубоко, отлив был, лежит не подаёт никаких признаков интереса к жизни. Спустили мне верёвку, вяжи его, беседочным узлом советуют. Я умудрился завязать на нём беседочный узел. Начали подъём, а он расслабился, поднял руки вверх и проскочил в петлю узла. Упал  так, что обхватить верёвкой неподвижного человека пойманного сетью стало невозможно. С причала торопят морским сквернословием. За шею нельзя, за ноги тоже не годится. Завязал я беседочный узел на правой руке выше ладони и сказал:
          – Тяните, а сам думаю, снизу, буду подталкивать, и всё получится. Не тут то, было, механику стало больно, он застонал и, похоже, стал просыпаться, но никаких собственных усилий не предпринимал, висел и стонал.
          – Ты за что его привязал? Спросили вверху.
          – За тело никак не возможно. Таким образом я пытался прояснить ситуацию.
 Вновь с механиком оказались у самой воды, он проснулся стал шевелиться от осознанья. Тут сбросили пояс пожарного матроса с карабином и через минуту подняли механика на пирс, а я за ним выбрался сам «весь в мазуте весь в тавоте».
             Пока ждали рейсовую зарплату, Даурию поставили к специальному причалу для проведения дератизации. Нам сказали:
           – Свободны ребята.
            – Как добраться до города?
            – По пирсу до берега и налево до Трёх Ручьёв, а там 109 автобусом.
 Я, Егор и Олег идём вдоль берега безветрие мороз – 10 градусов тишина лишь провода звенят на линии электропередач. Они в бушлатах, я по форме 3, какой – то благодетель украл мой бушлат. Получив деньги, первым делом купил модное по тем временам пальто из дерматина.
               Прихожу на морской вокзал, билетов до Гремихи нет, следующий рейс надо ждать 3 – 4 дня. Ещё было время, вернулся к железнодорожному вокзалу, зашёл в магазин, а водки нет. Уже тогда шла перманентная революция с неодолимым зелёным змеем. Пришлось купить три бутылки кубинского рома, как замышлялось для пассажирского помощника, и бутылку коньяку домой к приезду.
             Подхожу к трапу, посадка только началась, встретил знакомого, уже бывшего курсанта Юру Посохова с ним мы познакомились, когда я был ещё абитуриентом, а он уже закончил тогда первый курс. Ему тоже надо было ехать, но только в Териберку, на какой – то рыболовный сейнер в ремонт. Билета у него, тоже нет. Мои предложения пассажирского помощника не заинтересовали, до отхода оставалось уже 15 минут, а безбилетники уговаривают несговорчивого пассажирского помощника. Тут мой приятель дёргает меня за рукав,
           - Пошли сюда. Подводит к открытому бортовому иллюминатору. В каюте сидят моряки и пьют из гранёных стаканов бесцветную жидкость издалека похожую на водку. Я им показываю портфель и говорю:
          – Тут три бутылки рома, нам надо ехать.
         – Ждите сейчас к вам подойдут.
Подходит моряк, пассажирский помощник, хоть и близко, но занят разговорами с безбилетниками.
         - Вам надо было подойти до посадки, оглянулся в сторону пассажирского помощника и сказал:
          – Быстро в иллюминатор ногами вперёд.
 Юра был и ростом ниже и в плечах уже. Он без проблем проник в каюту. Я только успел расстегнуть пуговицы пальто, слышу:
        - Давай лезь прямо в пальто, быстро - настаивает благодетель.
          Я застрял в иллюминаторе, но на полном выдохе меня хорошо дёрнули за ноги и я оказался в каюте. Пока отдышался, послышались команды:
       – Поднять трап!
        -Отдать носовые! и т. д … Теплоход Канин отошел, а на причале осталось человек пятнадцать.

                4
 
            В первых числах ноября начались занятия третьего года учёбы. Именно в этот период началось освоение разнообразного спектра человеческих знаний необходимых для успешного управления крупными рыбопромысловыми судами, по своей сути плавающими фабриками с полным и безотходным  циклом производства готовой рыбной продукции.
           Тогда считалось, что этот курс самый лёгкий, а учащиеся на нём курсанты назывались весёлыми ребятами. Это был своеобразный период к старту страшилок курса четвёртого, где изучалось множество гидроакустических рыбопоисковых комплексов и электрорадионавигационных приборов.
           Крупным успехом строителей стал ввод в эксплуатацию новой столовой для курсантов, получившей название «автокормушка». Отпала необходимость накрывать на столы. Всё происходило оригинально и просто, следующим образом:  строем подходили к столовой по расписанию и по команде старшины поднимались на второй этаж. По транспортёру двигались подносы с индивидуальной порцией пищи. Мы по очереди брали их и садились за столы, закреплённые за ротой. Закончив приём пищи, каждый ставил свой поднос на другой транспортёр, который доставлял использованную посуду в моечное отделение. Фантастика по сравнению с недавним прошлым. Жизнь курсанта стала зажиточнее. Рацион питания в денежном выражении подняли до 1 р. 14 к. в сутки. Режим проживания, оставшихся в общежитии курсантов продолжал слабеть, но положения недельного распорядка дня изменились не значительно. В разряд исключений попала репетиция элементов строя на строевых занятиях и регулярность обновления Боевых листков. Более доступна для посетителей стала Ленинская комната. Приборки в основном стали возлагаться на суточный наряд по роте. После отбоя в дни увольнения старшина роты праздношатающимся курсантам не объявлял наряд на работу, а по - отечески заботливо напоминал, что утром физзарядка обязательно будет и лучше всего сейчас лечь спать.
       Крепким орешком в учёбе неожиданно для всех стал краткий Курс партийно-политической работы (ППР) в войсках, преподававшийся капитаном 3 ранга Власьевым. Между собой курсанты называли его «хмурый». Все мы немножко с чудинкой, не исключение и хмурый. Иногда, философствуя, он говорил следующее: «Мы все являемся спицами в колёсах войны. Война не за горами. Вооружайтесь…». Как же он был прав тогда. Ведь действительно охота и война, первейшие занятия древних людей, лишь несколько позже собирательство рыболовство земледелие скотоводство, а все остальные занятия человека, лишь производные этих первых шести.
        Очередной экзамен по военному делу состоял из двух вопросов, один из которых касался ППР. Если хмурый ставил неудовлетворительно, то общая отметка была неудовлетворительной со всеми негативными последствиями, а именно терялась стипендия, сокращался, либо вовсе лишался курсант отпуска. Метод приёма экзамена был предельно прост: с хмурым выражением лица он выслушивал ответ курсанта и если оный сказал нечто не то, отдавал зачётку и говорил:
          – Вам надо ещё подготовиться. Возможно, этот метод помог ему через год стать капитаном 2 ранга. Таких неудачников в нашей группе оказалось восемь из двадцати четырёх. За всю свою счастливую жизнь, я не встретил пока человека, который бы смог без конспекта произнести те 86 слов, которыми трактуется слово коммунизм. Кто хочет обогатить свою память знаниями, пожалуйста, цитата из книги «На страже Родины строящей коммунизм», сочинённой коллективом авторов в35(тридцать пять) человек.
Под редакцией генерал – лейтенанта М.Х.Калашник. «Коммунизм – это бесклассовый общественный строй с единой общенародной собственностью на средства производства, полным социальным равенством всех членов общества, где вместе с всесторонним развитием людей вырастут и производственные силы на основе постоянно развивающейся науки и техники, все источники общественного богатства пользуются полным потоком и осуществится великий принцип «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Коммунизм – это высокоорганизованное общество свободных и сознательных тружеников, в котором утвердится общественное самоуправление, труд на благо общества станет для всех первой жизненной потребностью, осознанной необходимостью, способности каждого будут применяться с наибольшей пользой для народа». Ура! Еле переписал. Экзамену по военно-морской подготовке предшествовали действия схожие с приготовлениями артистов к выходу на сцену. Безупречная уставная причёска, отглаженная форма три первого срока соответствующий празднику блеск ботинок, а на поясе каждого из нас бляха блестит подобно известному месту «медного всадника» в момент добросовестно исполненной традиции по случаю окончания Военного института морских инженеров. Короткий спектакль Гротеск открыл старшина группы Гриценко:
          - Группа, равняйсь! Смирно! Равнение на середину!
         – Товарищ капитан 3 ранга группа С – 322 для проведения экзамена по военно- морской подготовке построена! Старшина группы курсант Гриценко.
          – Здравствуйте товарищи курсанты!
          – Здравия желаем товарищ капитан 3 ранга, хором ответили мы.
          – Вольно. Порядок проведения экзамена следующий, но это уже военная тайна.
             Подошла моя очередь, захожу в аудиторию, останавливаюсь, привожу себя в идеально вертикальное положение, говорю:
           - Товарищ капитан 3 ранга курсант Дольников на экзамен по военно-морской подготовке прибыл!
           – Есть, берите билет. Первый вопрос получился, по второму моему ответу долго хмурился капитан 3 ранга Власьев и вернул зачётку, сказав:
           – Вам надо ещё подготовиться. Выучил наизусть ещё несколько фраз типа: «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны» и «Коммунизм – могила для проституток» и сдал со второго захода экзамен с отметкой удовлетворительно, а вот суждение о демократическом централизме так и осталось для меня загадкой.
             Лучшее время для курсанта, как мне представлялось, было, увольнение в город в субботу с 18.00 до 01.00, а в воскресенье с 10.00 до 23.00. Поднадоевший за неделю казённый компот мечталось сменить на обычный бутерброд, но такие заведения в те времена были в дефиците. Наиболее острые ощущения от увольнения достигались в субботу. Покидая тёплые, светлые стены системы сразу окунаешься в ночной город, а темнота известно друг молодёжи. Радость бытия переполняет тебя, вылетая наружу в образе почти беспричинного смеха – лекаря души и тела.
             Вскоре желудок начинает требовать жертв. Без его насыщения счастье почти невозможно. Куда пойдём? Вопрос матросов. Выбор достаточно скуден, и время работы пищеблока ограничено, в сравнении с продолжительностью увольнения. Соваться в столовую бессмысленно, они уже заканчивают работу и торгуют гретыми обеденными щами, но в каждом правиле есть исключение. Пельменная, что на проспекте Ленина между Краеведческим музеем и общественным туалетом работает до 22.00. К тому моменту мы уже знали, что пельмени без водки едят только свиньи. Единственным печальным эпизодом была постоянная солидная очередь, но купленное по пути бутылочное пиво печаль смывало.
              Вот классическое описание пельменной тех лет. Да простит меня автор за плагиат.
            «Вы помните, господа, что такое пельменная?
             Нет, я не имею в виду первые ночные пельменные начала перестройки – вроде бы для таксистов, - про них отдельный разговор. Нет, я – про обычную пельменную семидесятых, коих в нашей безбрежной тогда стране было – сколько их было? Пельменная в России – больше чем пельменная. Как вы переведёте это слово иностранцу? Дамплин хаус? Не смешите меня. Пельменная – абсолютная модель мира – со своей эстетикой, запахами, хамством, нечаянной добротой, сложной структурой взаимоотношений человеческого и божественного. Вся советская держава – одна большая пельменная.
           Помните дверь? Она облицована каким – то казённым пластиком – под дерево, и в середину вставлено оргстекло (стекло давно разбили), и оно мутное и покорябанное и запотевшее изнутри, и красной краской на нём набито – «Часы работы с 8.00 до 20.00», и кто – то пытался из «20.00» сделать слово «***» - не получилось, и поперёк ручки намотана и уходит внутрь жуткая тряпка – чтобы дверь не так оглушительно хлопала, когда вы входите, и вы входите с мороза и попадаете в пар и запах. Я не берусь его описывать – молодые не поймут, а остальные знают, о чём я. В общем, пахло пельменями – в основном. Слева – раздаточный прилавок, вдоль которого тянутся кривые алюминиевые рельсы – двигать подносы. Гора подносов, которые, кстати, здесь называются не подносы, а разносы. Чувствуете – не барское «подносить», а демократичное – «разносить». Интересно, в каком году придумали? Так вот, гора разносов высится на столике с голубой пластмассовой поверхностью, и разносы тоже пластмассовые, коричневые, с обгрызенными краями, и они все залиты липким кофе с молоком, про это кофе – дальше! Вот откуда корни перехода слова «кофе» из мужского рода в средний. Может быть, «говно» тоже когда – то было мужского рода? И тут же лежит ещё одна жуткая тряпка, такая же, как на ручке двери, - эти разносы от этого кофе протирать, и конечно, никто этого не делает, потому что прикоснуться к серой мокрой скрученной тряпке выше человеческих сил, и несут разнос, горделиво выставив руки вперёд – чтобы не накапать на пальто.
          За прилавком – две толстые тётки в когда – то белых халатах и передниках. Они похожи, как сёстры, - голосами, движениями, остатками замысловатых пергидрольных причёсок на головах, печалью в глазах. Это особая глубинная печаль, и ты понимаешь, что ни твой приход, ни стены пельменной, ни слякоть и холод за окном, ни даже вечная советская власть не являются причиной этой печали – причина неизмеримо глубже. Вы когда – нибудь видели, как такая тётка улыбнулась – хотя бы раз?
          Одна из них периодически разрывает руками красно – серые картонные пачки, вываливает содержимое в огромный бак, ворочает там поварёшкой. Из бака валит пар, расплывается по помещению, оседает на тёмных окнах. Вторая равнодушно метает на прилавок тарелки с пельменями. Пельмени с уксусом и горчицей – 32 коп., пельмени со сметаной и с маслом – 36 коп. Сметану либо масло тётка швыряет тебе в тарелку сама, а уксус и горчица стоят на столах – уксус в захватанных пельменными руками и оттого непрозрачных круглых графинчиках, а горчицы нет – она кончилась, и баночка пустая и только измазанная высохшим коричневым, и торчит из неё половинка деревянной палочки от эскимо, которой кто – то всю горчицу и доел, и идёшь по столам шарить – не осталась ли где. «Простите, у вас горчицу можно?» Столы маленькие, круглые и высокие – чтобы есть стоя, на ножке у них специальные крючки для портфелей и авосек, а потом ножка переходит в треногу и упирается в пол, и сколько не подсовывай туда сложенных бумажек – стол всё равно качается.
             Пельменная, если угодно – маленький очаг пассивного сопротивления советской власти, пускай неосознанного. У нас тут своя жизнь и свои отношения, и никаких лозунгов и пропаганды, и приходим мы сюда делать своё мужское дело, и или ты с нами, или не мешай – иди. Ибо кто же приходит в пельменную просто поесть? Поэтому нужны стаканы, и если у тётки хорошее настроение – до известных пределов, разумеется, не до улыбки, - она вроде бы и не заметит, как ты хапнул с прилавка пару стаканов и не налил в них этого самого кофе. А если тётка в обычном своём настроении – возникает вялый скандал, и придётся брать кофе и выпивать его, давясь, потому что вылить просто некуда, и водка потом в этом стакане будет мутная и тёплая. Бачок с кофе (это называется «Титан») стоит в конце прилавка, перед кассой – там, где вилки и серый хлеб. Кофе представляет из себя чрезвычайно горячую и невообразимо сладкую и липкую жидкость – сгущёнки не жалели. Стаканы гранёные обычные тонкие – вперемешку, но надо брать гранёный, потому что тонкий моментально нагреется от кофе и его будет очень трудно донести до стола. Вилки навалены грудой в слегка помятом корытце. Они тоже алюминиевые, слегка жирноватые на ощупь, и у  них сильно не хватает зубов, а сохранившиеся изогнуты причудливым образом – недавно специальным постановлением советской власти был отменён язычок на водочной крышке, теперь это называется «бескозырка», и снять её без помощи постороннего колюще – режущего предмета невозможно. Говорят, какой – то умник подсчитал экономию от бескозырок – сколько тысяч тонн металла будет сэкономлено, если не делать язычков. Думаю, на алюминии страна потеряла в сто раз больше.   
           Но вот ценой ещё пары зубьев крышечка проткнута – естественно под столом, вслепую, двое твоих друзей заслоняют тебя от бдительных тёток, и ты, рискуя порезать пальцы, сдираешь ненавистный металл с горлышка, а там ещё коричневый картонный кружочек, а под ним – совсем тоненькая целлофановая плёночка, и – всё. И, конечно, разлить сразу на троих, а выпить можно и в два приёма – после первого глотка чувство опасности отпускает, и что странно – небезосновательно. Человек выпивший и человек трезвый существуют в параллельных, хотя и близких, но разных реальностях, и то, что может произойти с одним, никогда не произойдёт с другим. И наоборот.
         И вот – стало тебе хорошо, и мир наполнился добротой, и день вроде не прожит зря, и дела не так уж безнадёжны, а пельмени просто хороши – всё ведь зависит от угла зрения, правда? И с тобой рядом твои дорогие друзья, и пошла отличная беседа, и кто – то уже закурил втихаря «Приму», пуская дым в рукав. Сколько таких пельменных, разбросанных по необъятному пространству страны, греют в этот миг наши души?
          Вот входят, настороженно озираясь, трое военных в шинелях – явно приезжие, слушатели какой – нибудь академии или командировочные, пытаются открыть под столом огнетушитель с красным портвейном, суетятся, бутылка выскальзывает из рук, громко разбивается, мутная багровая жидкость разлетается по кафельному полу, покрытому равномерной слякотью, в устоявшийся запах вплетаются новые краски. Сизый мужичонка в кепке, не оборачиваясь, презрительно констатирует: «И этим людям мы доверили защиту Родины!»
           И приходят, и приходят, и выпивают, и едят пельмени, и тихо беседуют о чём – то дорогом, и опять спасаются ненадолго, и выходят, шатаясь, в темноту и метель, забывая портфели и авоськи на крючках под столами».
            Однажды мы, выбрались из пельменной, на свежий воздух, насытившись пельменями, пивом, водкой и сладким кофе. Имена и фамилии называть не буду в надежде, что ещё живы ребята и живут в почёте и уважении. Всем вдруг захотелось пульнуть струёй воды из пушек. Повернули и двинулись строго на север, а через несколько десятков метров вновь спустились в полуподвальное помещение меньших размеров общественного туалета. Там тоже была очередь, и я кинул воду последним.
             Выхожу в туалетный тамбур, а мои коллеги уже нашли двоих новых друзей не по форме одетых и помогают им осушить огнетушитель с вином. Зовут меня, знакомят, предлагают скрепить дружбу глотком вина.
            Застряли мы в этом тепле и уюте, похоже, надолго. Один из новых знакомых ещё дважды бегал за сухим вином, ибо «мокрое» уже не продавали, курили, говорили, использовали то преимущество, которое в пельменной отсутствовало. Потом кончились деньги - пора расходиться, подал кто – то трезвую мысль. Тут выяснилось, что мои сокурсники еле на ногах стоят. Выходили  из туалета осторожно, чтобы не поскользнуться.  Первыми шли мои однокурсники потом я, а за мной те двое, какие за вином бегали. Только выбрались из тёплого гнезда на чистый воздух, первые двое  дружно упали, перекрыв вход в туалет. Лежат не шевелятся, шедшие за мной двое равнодушно перешагнули через них, затем быстро перебежали дорогу и скрылись с глаз. 
           Мысль о встрече с милицией утроила силы. Я схватил за воротники шинелей обоих и потащил с проспекта стараясь попасть между зданий во двор, благо, что шёл слабый снег, и на тротуаре не было подсыпки. Этот замысел у меня получился, но со стороны двора к нам уже подъезжала милицейская машина.
           Машина остановилась, вышла милиция быстро открыли заднюю дверь и говорит товарищ сержант:
         - Не бойтесь, мы вас подвезём до училища.  Я обрадовался, что не в вытрезвитель и первым забрался  внутрь, а моих коллег забросили ребята в форме. Пока ехали, меня укачало так, что ориентация нарушилась, и помнятся лишь фрагменты.
          Ничто не проходит бесследно. На следующий день одногруппник Витя Котов мне сказал:
        - Иду с увольнения, вижу, у малого общежития машина с милицией стоит, и что – то знакомое в курсантской форме отдаёт честь милиционерам. Подхожу ближе, - забирайте ваших ребят, - говорит милиция. Когда подошёл ближе  узнал тебя, подхожу вплотную к тебе, а ты вдруг побежал куда – то. Двое в снегу елозят, встать пытаются, но получается только на четыре конечности. Еле привёл их в роту. Дежурный офицер чуть шею не свернул, выглядывая из окошечка дежурной комнаты.
         За попадание в медвытрезвитель курсанта, как правило, отчисляли, но мне выпало исключение. Дня через три вызвал меня командир к себе в кабинет. Ему уже стало известно, где я побывал, возможно он знал и соучастников пьяного увольнения. Он усадил меня за стол у двери кабинета, спросил с кем пил? После короткой паузы с моей стороны и обещания командира никого не наказывать с другой, я назвал фамилии. Георгий Ильич сдержал слово, а что касается ребят, то каждого в своё время отчислили за попадание в медвытрезвитель. Потом командир достал мою карточку учёта взысканий и поощрений. Там было записано лишь несколько взысканий от старшинского состава, от командира у меня взысканий не было. В этот момент, я думал: какой – то мишурой занимается командир, всё равно отчислят и прослушал за что у меня записано два поощрения от заместителя старшины группы Вологдина. Хорошо помнится, что Владимир Ильич меня только наказывал одним нарядом, но многократно.
           – Маловато у тебя поощрений - произнёс Георгий Ильич и положил передо мной чистый лист бумаги. Под его диктовку я написал объяснительную. Я её помню дословно и сейчас, она у меня ассоциируется с отговоркой Семён Семёновича: «Шёл, поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся, гипс».
             Вот как было написано: - «Был в увольнении, выпил бутылку пива, шёл в училище, переходил дорогу на красный свет светофора, был задержан сотрудниками милиции и доставлен в медвытрезвитель, обещаю, такое больше не повторится».
            Через две недели подошел ко мне Георгий Ильич и сказал:
          – Твой вопрос решён в твою пользу, продолжай учёбу.
            Промчались годы, спрашиваю отца:
          - Почему меня не отчислили за попадание в медвытрезвитель? Он ответил:
         – Был в Мурманске по служебным делам, узнал, что тебя отчисляют, и уже написан проект приказа об отчислении, осталось пройти последнюю процедуру у начальника управления, занимающегося кадровой работой в высших учебных заведениях области. Мне сказали, что есть одна зацепка в твою пользу. По положению об училище, курсант, попавший в медвытрезвитель, должен быть отчислен в течение десяти дней, а прошло уже больше.
         Захожу в кабинет управляющего, представляюсь, и заходит ваш этот… . Я говорю
       – Долматов Б.П.
       – Да. Борис Павлович сменил Портнова Е.И., который продолжил трудиться на кафедре Морского дела и промышленного рыболовства. Сразу приступили к твоему вопросу. – Я говорю, если бы отчислили в положенный период, ну пошёл бы парень служить срочную службу, а сейчас  получается, что отчислять не за что, как бы.
         Начальница женщина махнула рукой и сказала – одним больше, одним меньше, раз так получилось, пускай учится.
        Так очень быстро и удачно для меня закрылся этот проступок. После весенней сессии нас ожидали три недели шлюпочной практики в известном мне Восмусе.
         Вот таким остался этот период в памяти Сергея Петрова: «Шлюпочная практика… лето 1975 года. Река Тулома. Комарья – Тучи!!! Приезжаем мы туда, и решается вопрос, кому работать на камбузе. Выбрали троих. Сашку Козлова на роль шеф – повара, он что – то соображал в этом вопросе. Меня и Серёгу Конева в качестве подмастерьев – почистить картошки, помыть котлы и т.д. Когда собралась «экспедиция», естественно, львиная доля выделенных на харчи денег, пошла на закупку дешёвого винища, с романтическим, помнится, названием «БIЛЕ МIЦНЕ», ёмкостью 0,8 л. Запасы спиртного, как ты понимаешь, кончились быстро. А кормить – то «контингент» чем – то надо. Ну, пару дней мы продержались. В основном, как ты совершенно точно вспомнил, по схеме: грибы с водой, грибы без воды, вода без грибов. Но на третий или четвёртый день мы грустно оценив наличие продовольственных запасов, решили откомандировать после завтрака Серёгу Конева в ближайший посёлок Верхнетуломский, снабдив его деньгами и списком самых необходимых продуктов, с тем, чтобы к обеду, подчёркиваю, к обеду!!!, он всё это доставил. Наступает время обеда – Серёги нет. Сварили что – то типа супа из топора, народ лениво поел. Ждём ужина. Серёги нет. Ужин приготовили совсем уж из остатков того, что было. Ребята сидят (чаще ходят по лужайке, отмахиваясь от комаров, авт.), скребут ложками какое – то варево. Настроение грустное.
           Вдруг откуда – то сверху, с горы, раздался треск сучьев, матерщина и на площадку перед столовой (обычный навес на столбах названный - ресторан сквозняк, авт.) вываливается абсолютно пьяный Серёга Конев. Я, как сейчас, вижу его. Боже, до чего же он живописен! Одет в оранжевый рокон из клеёнки, на голове фетровая шляпа, в стиле Горький на Капри, где он только её откопал. Со счастливым и гордым видом снимает со спины рюкзак, а в нём… 18 бутылок алжирского вина, дрянь помнится и по тем временам редкостная. И как насмешка сверху лежат две пачки серой вермишели. Это и всё продовольствие.
           Чем мы кормили народ дальше и почему нас не побили, это до сих пор для меня загадка.
           А второй эпизод связан с Юркой Галкой, всё в том же Восмусе. Как – то уже под вечер, он, изрядно поддатый, почему – то решил переплыть на другой берег Туломы в одиночку(!) на ЯЛ - 6. Забрался в шлюпку, взял весло и начал грести. Нас – наблюдателей, собралось человек восемь. Стоим на берегу, смотрим, как Юра гребёт. Благо, что шлюпка привязана. А он гребёт и гребёт! Десять минут, двадцать. Мы, стоим и подзадориваем: - Юра, правее! Юра, табань! Минут только через сорок сказали, что всё, Юра, причаливай, вытащили усталого гребца из шлюпки и отвели спать. Вот такие у меня, Володя чудные воспоминания о Восмусе».
            Руководителем практики был Портнов Е.И., после организационного построения по прибытии в Восмус он нас не докучал моралью строгой, и весь наш юношеский пыл на борьбу с комарами уходил. Фактически занятия на шлюпках не проводились. Евгений Иванович приезжал к нам на своей машине обычно утром и за различные хозяйственные работы отпускал по несколько человек раньше срока в отпуск.
          Я из Восмуса ушёл за день до окончания практики с Колей Галушко пешком, отпустили. Идём по дороге в Мурманск, погода замечательная, никто не хочет нас подвезти до ближайшей остановки автобуса. Уже третий час, как идем, пешком, видим впереди встречная машина сворачивает в кусты, ободрились мы одной на двоих идеей уговорить человека подвезти нас до ближайшего населённого пункта. Подходим к машине, покрывало уже на травке расстелено. Мужчина и женщина как бы собирались чудо творить, а тут мы подвезите да подвезите. Шофёр молчит, не знает что делать? Хорошо добрый человек нашёлся – женщина – поехали, - сказала.
             Сели в машину, благополучно выехали из кустов, а через километр, нас останавливает инспектор ГАИ и дырку в правах колет, за превышение скорости. Мы стали искренно сочувствовать мужику, во всем винить инспектора, на что женщина сказала:
          – Помолчите. Молчать пришлось совсем не долго, показались дома посёлка Тулома. Коля в знак благодарности достал новенький рубль, выданный в счёт компенсации за питание, и стал трясти им у правого уха мужика, уговаривая взять деньги. Женщина, прогнувшись талией к дверце и повернув голову к рублю воскликнула:
          – Уберите деньги! Вы знаете кому их суёте?
            У Коли мозги сработали мгновенно и рубль остался у нас. Шофёр нажал на тормоз, мы поблагодарили благодетелей добрыми словами и расстались.
            В этом отпуске успел побывать на Родине своих друзей однокурсников Коли Галушко и Сергея Коршуна.

                5
 
        Очередной курс, с двумя полновесными семестрами и длительной практикой на судах промыслового флота, пожалуй, оказался самым напряжённым периодом за все 5 лет и 7 месяцев проведённых в системе.
         Утро, как обычно началось с подъема и утренней зарядки на свежем воздухе. Возвратившись в ротное помещение, выкурив сигарету в курилке, спрашиваю прохаживающего по коридору дневального – Куда подевался народ? – Все в Ленинской комнате. Думаю, ну что там может быть, кроме вечного Ленина, телевизора и двух десятков стульев. Дальше дверей в Ленинскую комнату проникнуть не удалось. Все, затаив дыхание смотрят утреннюю гимнастику в исполнении девушки в купальнике под игру пианино и мелодичный голос ведущий счёт элементов упражнения.
          - Переходим к следующему упражнению слышится голос в телевизоре, а в Ленинской комнате томные вздохи, похожие на гласные - «О…А…У». Пожалуй, это была самая сексуальная телевизионная передача семидесятых годов прошлого века.
            Традиционное утреннее построение, короткое командирское приветствие:
         – Здравствуйте товарищи курсанты, с неизменным ответом:
         – Здравия желаем товарищ капитан 3 ранга. Обычные короткие по случаю начала учебного года наставления и добрые пожелания командира выслушивает курс, состоящий ещё из двух значительно поредевших рот. Ещё ничто не предвещало грядущих изменений в части объединения рот в одну и последующей заменой командира.
           Строители завершили долгострой – двух новых учебных корпусов и начали возводить высокий железный забор вокруг училища. Ошибочно думалось, что будут строить долгие годы, но справились удивительно быстро. Дольше стало ходить в ближайший магазин по праздничным и торжественным дням за жидким хлебом и вкусной жареной мойвой в закусь, которую торговцы заворачивали в плотную бумагу грязного цвета. Курс не пропустил ни одной тренировки к праздничным шествиям по проспекту Ленина в честь знаменательных дат тех лет.
             Строевая подготовка проводилась раз или два в неделю у дворца культуры имени Кирова. Офицеры во главе с капитаном 2 ранга Павловичем Д.Ю. изображали руководителей города и области, а мы отрабатывали безупречность прохода около их. Пройдя два – три раза мы хором кричали:
              – Дмитрий Юрьевич дорогой, не пора ли нам домой? Улыбаясь, он обычно говорил:
             -  Ещё один разок и отпускаю. Увольнение предоставлялось уже в городе. В дни торжеств по особой команде, заблаговременно перед прохождением трибуны заполненной почётным народом, головы курсантов уже правильно поворачиваются, куда следует, а подбородок поднимается на уровень окон второго этажа близстоящих зданий. Асфальту хоть бы что, а вот топот похоже слышен даже на пятом этаже, ибо наблюдающие за нами люди выше не живут  в этом городе на проспекте Ленина. 
          В эти дни увольнение чем – то похоже на райское наслаждение. О наслаждении не говорят, о нём чего рассказывать, каждому оно мерещится по своему, потом остывает и исчезает, превращаясь в то, что быстро и безвозвратно уходит. Хорошая шлюпочная практика получилась лишь у троих курсантов нашего курса Лыхина Гены, Половенко Димы и Козлова Игоря. Они два месяца работали инструкторами шлюпочного дела в городе Беломорске, на базе клуба юных моряков «Гандвиг». Под парусом ходили на Соловецкие острова. Там встречались с московскими студентами, занимавшимися  реставрационными работами  Соловецкого монастыря. Игорь Козлов любил нам рассказывать историю монастыря и о его основателе беглом монахе Соватии.
        С Козловым я проживал в одном кубрике ещё с прошлого курса. Тогда, как мне казалось, его главным увлечением была игра на трубе  училищного духового оркестра. У него были ключи от хранилища духовых инструментов, которое располагалось в подвале как раз под комнатой дежурного офицера. По его предложению мы однажды встречали новый год в этой комнате. Мне поручили купить вина. Всё получилось, иду уже по первому этажу старого общежития, в правой руке портфель, вижу, на встречу идёт Хижняк, улыбается. Я отклоняюсь вправо, чтобы уступить дорогу командиру, а он берёт влево, не пропускает меня и говорит;
         – Открывай портфель, посмотрим, что там несёшь?
         – Открываю, а там двадцать бутылок вина «Тырново» по 0,7 литра бутылка.
            По приказу занёс портфель в его кабинет, спрашиваю ребят как быть? Посоветовали обратиться к Диме Половенко, он же старшина группы и к командиру ближе. Я подошёл к Диме рассказал, что получилось с вином, а он в ответ:
         – Не волнуйся, я с Хижняком договорюсь. Потом я спросил Диму:
          - Что сказал Хижняк? Он сказал:
          - Нашли, кому доверить за вином ходить, идёт, согнулся вопросительным знаком, сразу видно несёт вино.
           Тогда у меня возникло умозаключение: Хижняк, Половенко, Гриценко, чебоксарец Вологдин все они земляки с Украины, хоть Вася Гриценко и говорил, что краснодарец.
           Славно мы подудели той новогодней ночью благодаря Козлову Игорю Олеговичу нынешнему члену союза писателей России, а тогда он делал свои первые поэтические шаги в стенах системы, свидетелем которых мне пришлось быть.
          Тайное когда – то становится явным и однажды три первых стихотворения были отправлены в три местных газеты. Первая «Рыбный Мурман» откликнулась публикацией. Теперь помнятся лишь две строки первенца: «в трал идёт и палтус, и треска, и мы опять вчера две нормы дали». Пришёл письменный ответ на его «Айсберг» из газеты «Полярная правда», где указывалась неясность мысли в отдельных строках стихотворения. Судьба стихотворения про три ракеты мне неизвестна, долго не приходил ответ. Кто – то из ребят сказал:
       - Писать надо про хлебный колос, тянущийся к солнцу, о поле, о колхозе, тогда обязательно напечатают. Переживал, похоже, Игорёк, а утром у замёрзшего окна достал бумажку и прочитал: «…сижу, гляжу в окно на стекле узорами мороз, а в голове один навоз», стал советоваться с нами, как лучше один навоз или сплошной? Форма стихотворения не менялась, а как лучше решать автору или более опытному редактору. Вскоре Игорь женился и стал проживать с молодой женой по утрам и вечерам кушать тёщины блины, потихоньку забывая казённые завтраки, ужины.
         На этом курсе объединили две роты в одну. Командиром остался Хижнчк Г.И., а Михайлов сменил место службы.
        Случайно, находясь в командировке, мы встретились на железнодорожном вокзале города Мурманска. Михайлов был в форме капитана 2 ранга, поздоровались, я поздравил его с повышением и поинтересовался о месте службы. Оказалось, что он тоже в командировке, а служит начальником гражданской обороны одного из областных центров европейского севера России. Услышав о том, что я здесь изображаю руководителя практики курсантов средней мореходки, он сказал:
        - Ты науку ничем не удивишь, а время потеряешь. В твои годы лучше заняться созданием материальной базы для семьи. Его рекомендацию я исполнил по окончании практики, уволился из училища и вернулся в Мурманск, где был прописан по улице Мурманрыбпром, но это уже другая история.
          Зимняя сессия многих из нас вынудила мозги гнуть. Сергею Сергиенко запомнился такой эпизод: «Итак: 4 курс экзамен  по ЭНП (электронавигационные приборы) курсант Чумак Вячеслав Михайлович отвечал, преподаватель, не помню, может Шишло Ю.В., а может кто – то из ассистентов:
        - Товарищ курсант, чтобы получить положительную отметку Вам нужно рассказать электрическую схему такого – то преобразователя ( возможно преобразователя тока и напряжения гирокомпаса Курс – 4, авт.). Чумак берёт указку подходит к схеме и начинает п…п…п, к…к…к… Преподаватель внимательно и долго слушал:
        – Ладно, давайте зачётку, я Вам ставлю три, а то Вы заикаетесь. Взял зачётку, поставил трояк. Славик берёт зачётку и очень чисто говорит:
         - Я всегда заикаюсь, когда волнуюсь».
          Получилось, как у младенца – дали пустышку и он перестал плакать, ни разу не всхлипнув.
          Наиболее трудными и не только, на мой взгляд, были: теория гироскопии, где метод Кудревича так и остался для многих из нас непреодолимым в полном объёме и многочисленные теоретические выкладки из теории радиотехники в дисциплине радионавигационных приборов (РНП). Экзамен по РНП принимал Ельчанинов С.М. - «диверсант», может от того что был участником ВОВ.
            Вот как вспоминает наших преподавателей Сергей Петров: «Оглядываясь на прожитое, вспоминаешь, с какими удивительными людьми сводила судьба, мы ещё застали поколение фронтовиков, мне почему – то запомнилась фраза Ельчанинова, ты вспоминаешь о нём, мужик служил в десанте:
          - Я знаю, как входит в тело человека нож… Евгений Иванович Портнов поистине человек – легенда. Мало того, что воевал, опять же на севере, так он ещё, оказывается, был и консультантом или что – то в этом роде, когда США воевали во Вьетнаме. Борис Андреевич Карасёв (Борька – карась), офицер – артиллерист и по совместительству, на каком – то периоде тесть Кольки Малкова. Изумительный человек. Я вспоминаю наши экзамены по марксистско-ленинской философии. Человек с грустным выражением лица, похоже, отлично понимавший, что вся эта хрень абсолютно не нужна особенно потенциальным инженерам – судоводителям, но… таковы были правила игры… плохих оценок он, помнится, не ставил. Симпатичнейший Юрий Исаакович Быховский. Ты помнишь, идёт мимо рота, сто человек курсантов. И сто раз он скажет:
          - Здравствуйте. Это культура, это – старая школа, жаль, что такого сейчас уже почти не встретишь». 
          Перед экзаменом Ельчанинов доставал из конверта экзаменационные билеты и клал на стол стопкой. Эту особенность проведения экзамена мы знали от старшекурсников.
          Курсанты нашего курса в этот период заступали в наряд помощниками дежурного офицера по училищу. В комнате дежурного по училищу хранились ключи от всех помещений. Перед экзаменом кто – то узнавал нумерацию билетов в конверте и в момент экзамена каждый выходил на свой билет, так было в нашей группе. Иногда, таким образом, добывалось экзаменационное благополучие.
          Ближе к завершению учебного года нам назначили нового командира роты капитан – лейтенанта Артамонова И.С., а Хижняк Г.И. сменил место службы. Артамонов был новичком в офицерской среде училища. Вот знаковый эпизод: тихо стоим в строю, внимательно слушаем непривычно резкие наставления нового командира. Возникшую паузу нарушило негромко сказанное кем – то слово рубанок. Получилось метко и смешно одновременно. Приклеилось это словечко к Ивану Сергеевичу.   
           Прошло много лет, и вот в наш клуб юных моряков устроился служить отставной капитан 2 ранга Клим Михаил Николаевич, узнав, что я заканчивал систему, спросил:
         - Кто у вас был командиром роты? Отвечаю:
        – Артамонов Иван Сергеевич, а он неожиданно в ответ:
        – Рубанок, что ли:
        – Да,
        – Мы его торжественно проводили на пенсию капитаном 3 ранга. Клим высказался, что лучшее десятилетие службы прошло в стенах нашего училища.
          Незаметно, как всегда неожиданно поспело время экзаменационной сессии. Опыту сдачи экзаменов был дан полный ход. Всё происходило смешно, интересно, весело. Групп на курсе было достаточно много и сдавшие и не успевшие сдать очередной экзамен приходили на улицу Горького, где била струя разливного пива, тогда ещё не пастеризованного. «Лучше пива нет нигде, чем на горьковском «чепке», голосила курсантская молва. Сидели у сарая на брёвнах, грелись на майском солнышке, а трёхлитровая банка пива с захватанными рыбными руками переходила от одних губ к другим, периодически наполняясь свежим пенным напитком. Тут же происходила дискуссия, как кто ответил на тот или иной вопрос экзаменатора. Именно здесь узнаёшь, где сделаны малозаметные надписи на плакатах, деталях и узлах приборов, восполняешь пробелы, в учёбе неизбежно возникающие по различным причинам.
        Всё хорошее и прекрасное, как дым на ветру уплывает быстро и безвозвратно. Расчёт за прошлогодний медвытрезвитель проявился закрытием визы. Поэтому получил направление на БМРТ «Знамя Победы» с перспективой провести четыре месяца в Баренцевом море.
        Трудности укрепляют или разрушают человека. Мне представляется было тогда то и другое на том простом основании, что до зрелости было ещё далеко, молодость не наступила, а юность пока не исчезла. Процесс становления у множества людей так и остаётся делом всей жизни, лишь относительное меньшинство становится не «маленькими наполеонами» и большими «бородатыми классиками».
         Сокурсников на борту было ещё двое Марсель Равилов и Лёня Абакумов. Причины отсутствия у них виз меня не интересовали, а они об их отсутствии не рассказывали. Лёня был моим ровесником, а Марсель уже успел потереться среди людей. Ему тогда было около тридцати лет. Он не только успел отслужить в армии, а ещё поучиться в средней мореходке, из которой был отчислен за драку. Партнёром по той детской драке оказался нашим капитаном. Они узнали друг друга, и Николай Николаевич сделал Марселя старшим матросом, тот всю экспедицию с мостика управлял траловой лебёдкой. Меня с Лёней определили в штат палубной команды.
        Выход из Кольского залива состоялся традиционно ночью в полярный день. Короткий переход в район промысла не дал возможности отоспаться всласть после пограничного контроля и других формальностей.
        Впервые увидев на промысловой палубе трал, представлявший из себя обычную кучу верёвок со стальными тросами и грузами, вес каждого по утверждению мастера лова был 460 килограммов, возникли предположения, что мойву всем этим не поймать. Первый спуск трала выпало осуществлять нашей вахте. Осторожно и бережно, не спеша с соблюдением всех требований техники, безопасности трал пошёл за борт.
         Погода выдалась благоприятная, что достаточно важно для неопытных промысловиков. Море было тихим и безмятежным, как молоко в стакане. Каково было моё удивление, что эта куча верёвок с тросами, грузами, кухтылями (металлические шарики создающие плавучесть верхней подборы трала) поймала первым пробным заходом по оценке мастера лова десять тонн мойвы.
         Запах свежих огурцов проник даже в машинное отделение по уверениям моторных людей, коротко обзывавшихся «маслопупами», к примеру, старшего механика звали -  дед, а моториста - мотыль. Рыбмастер Козеленков подал бригаде фабрикантов, так называли рыбообработчиков, команду:
        - В стойло!  Что означало – приступить к выпуску свежемороженой мойвы. Задача других членов экипажа была предельно проста – делать так, чтобы люди в стойле трудились без перекуров.
          Эта практика мне пригодилась, так как  дважды на экзаменах попадался вопрос, касающийся спуска и подъёма трала операционными лебёдками по системе дубль.
          Пришёл долгожданный момент, и мы выполнили рейсовое задание, возвратились благополучно в порт. Я по максимуму выписал аванс в расчёте, что съезжу в Гремиху на недельку, другую, а потом возможно сделаю короткий рейс для ценза.
          Пару дней обитал в комнате отдыха на морском вокзале, ожидая рейсовый теплоход в Иоканьгу. Пришел на морской вокзал за два часа до посадки. Это была стратегическая ошибка, позже, в литературе я читал о том, что это равнозначно опозданию на транспортное средство.
          В комнате отдыха меня уже ожидал сосед с бутылкой вина, которой оказалось недостаточно, и мы взяли ещё. Уже была объявлена посадка за час до отправления, но куда  спешить, ведь билет в кармане. И вот минут за двадцать до отправления теплохода идут к трапу два товарища переполненные радостью бытия.
          Пассажирский помощник, почуяв запах, не пустил на теплоход, но сказал:
        - Посажу только с разрешения дежурного по морскому вокзалу. Прихожу к дежурному в кабинет, а времени до отправления в обрез, пытаясь объяснить ситуацию, достал деньги в надежде быстрее решить проблему посадки на теплоход. Дежурный по морскому вокзалу оказался правильным и вызвал милицию. Меня поместили в помещение без окон габаритами в два квадратных метра с зарешеченной дверью. Через несколько минут дверь открыли и втолкнули приятеля. Тут я узнал от него, что эта конура называется «клоповник».
          Вскоре он вскрыл себе вены, час назад подаренным мне в знак дружбы лезвием фирмы Gillette, по тем временам дюже дефицитное изделие, и его увезла скорая помощь. За мной отдельно, как за особо важным нарушителем правопорядка приехала машина с милицией и привезла в медвытрезвитель.
         Сотрудник медвытрезвителя в ранге медицинского работника долго наблюдала за моим попаданием то одним пальцем в нос, то другим с закрытыми глазами. Потом предложила делать приседания с вытянутыми вперёд руками. Убедившись, что это упражнение у меня, получается, усложнила задачу:
        - Теперь, то же самое на одной ноге, сказала душевная женщина в белом халате. Тут обнаружилась неправильная координация движения, и она с облегчением сказал:
        - А ты говоришь, что уже трезвый и сказала:
        – В палату его.
         По команде быстро разделся до наготы и чтоб не убежал зимой в пургу меня связали резиновыми верёвками, подвели к пустой кровати и сказали:
       - Отдыхай мореход.  Крепко связанным круглыми жгутами толщиной в палец отдыхать, можно только глухонемым.
         Вскоре я присоединился к голосам посетителей. «Товарищ сержант развяжите, я буду лежать тихо», «Миленький милиционер, пожалуйста, развяжи, я буду вести себя хорошо», «Я водку пить больше не буду, только развяжи» и т.д. и т.п. Каким – то образом медик, не заходя в палату, определяла, когда и кого развязывать. Подошла и до меня очередь, развязали. Лежу, вижу, заходит капитан милиции. Я обратился к нему, он выслушал мою историю и сказал:
        - Утром надо оплатить за услугу деньги, и я сделаю так, что сообщение в училище не попадёт. Он назвал свою фамилию имя отчество и номер телефона, по которому я должен был утром сообщить ему об оплате услуги медвытрезвителя. Я попросил его отпустить меня, но получил отказ на том простом основании, что отрезвляться положено не менее шести часов.
      – Тебе сейчас лучше успокоиться и заснуть - сказал на прощание капитан Шорин Лев Степанович. Отпустили около часа ночи, предварительно завезли на северную окраину города. На мой вопрос:
       – Где деньги? Мне сказали:
       - У тебя их не было. Так образовалась проблема об оплате утром за услугу медвытрезвителя.
          Иду по ночному городу в раздумье куда податься и где одолжить деньги. Размышления нарушил скрип тормозов. Остановилось такси, в котором сидели недавние посетители заведения, радостные такие, что уже на свободе, говорят:
      – Садись! Нам прямо, тебе ведь тоже. Сел в такси на размышление оставались считанные минуты.
      – Куда везти тебя, спросил таксист. Тут возникло решение, домой к Быховскому Ю.И. У него дома я был однажды с Сергеем Коршуном и знал, где он живёт. Юрий Исаакович ещё не спал, открыл дверь. Я начал что – то говорить, а он в ответ:
       – Утро вечера мудренее, показал на свободный диван, достал чистые простыни, наволочку, а сам ушёл в другую комнату отдыхать.
           Под тяжестью дневных событий я погрузился в глубокий, но короткий сон. Утром стою у гладильной доски, отпариваю флотские брюки и казалось, совершенно искренне говорю:
        - Всё, с сегодняшнего дня пить не буду, курить не буду, а Юрий Исаакович в ответ:
        - Ты далеко не первый за этим занятием говоришь эти слова.
           Быховскому  шёл тогда седьмой десяток и ему, безусловно, и давно было известно, что слаб человек перед вредными привычками, что исключения, достаточно редки в борьбе с оными, что сея поступок, часто жнёшь привычку. Дал  мне он денег взаймы, позавтракав мы, разошлись по своим делам.
          Я оплатил услугу медвытрезвителя,  позвонил Шорину Л.С., и вновь появился на морском вокзале, для уточнения расписания движения пассажирских судов в Иоканьгу. Чтоб рассеять тоску подошёл к газетному киоску. Моё внимание привлёк журнал «Литературная Грузия» и я его купил. Сейчас передо мной та давняя вырезка из этого журнала со стихотворением, тогда ещё юной поэтессы Дилар Ивардовой с помощью которого мне удалось справиться с муками совести. Вот оно: - «Завидую тебе, море, Сегодня – сильней, чем прежде. Стремишь ты к берегу волны И вечно живёшь В надежде. Над берегом Чайка кружит. Рождён её крик Тоской А берег Надежды рушит Легко – одну за другой. Эх, стать бы тебе Безбрежным Не только в мечтах своих! Но нету конца Надеждам И вечно крушение их». Тут было принято решение - больше никаких коротких рейсов, только отдых.

                6
         После продолжительного отдыха судьбой мне подаренного память прочно сохранила дату начала занятий на пятом курсе 4 января. Этот период ещё предшественниками был назван суперсеместр, после которого нас осталось на добрый десяток человек меньше. В числе отчисленных курсантов оказался Коля Голушко. Ждал отчисления за недавнее прошлое и я, но Лев Степанович оказался на высоте, и мне посчастливилось продолжить учёбу в системе.
         Наш уже обжитый, украшенный наглядной агитацией и боевым листком третий этаж старого общежития был занят. Проживающих в общежитии курсантов  расселили на двух этажах старого общежития. Мне пришлось прожить этот курс на втором этаже.
         Режим проживания в общежитии совсем упростился для курсантов, а командиру пришлось играть роль проводника на два вагона. Роту лишили Ленинской комнаты, курилки, бытовки, а активисты перестали клеить боевые листки, не говоря уж об изготовлении свежих стендов с историческими решениями 25 съезда КПСС. Дневальных не выставляли по причине отсутствия тумбочек на этажах, а во многих кубриках расточительные курсанты врезали в двери замки. Настоящая демократия установилась с утренней зарядки, потому что забыли назначить физрука. Потом стал не модным утренний осмотр, который совместили с элементами вечерней проверки, но без читки статей из уставов. Недельный распорядок дня захромал подобно инвалиду ВОВ с одной ногой, а вместо второй встроенный деревянный костыль с резиновым наконечником, такие часто можно было встретить ещё полтора десятилетия назад. Суточный наряд упростился до дежурного по роте и двух курсантов, для поддержания чистоты в помещениях. Эти обязанности предоставляли законное право пропускать занятия. Всё чаще по вечерам Шура Киселёв проходил с журналом и,  глянув каждому из нас в лицо, молча, ставил птицу. Позже заполненную рапортичку дежурный по роте относил  дежурному по училищу офицеру.
          Иван Сергеевич уже не скрывал от нас свою закадычную мечту: «Вот вас скоро выпущу и наберу молоденьких первокурсников. Тут, то у меня всё и получится».
        Я всегда был искренним сторонником этой идеи командира. И как мне казалось, на этой почве у нас зародились добрые дружеские отношения. Прошло  более тридцати лет, и мне очевидец Сергёй Сергиенко напомнил имевший место быть случай. Лежу я на кровати в форме три, курю, что является нарушением заведённых в училище традиций. Дверь открывается, входит Рубанок и говорит:
        – Дольников! Вам наряд на работу, мне как раз нужен человек. - Ты встаёшь и говоришь то, что я никогда не забуду:
        - Иван Сергеевич! Ты! Мне больше не друг!
          Иван Сергеевич неутомимый наш находил нам работу даже на внешних объектах, хотя на последнем году обучения руководство не обременяло таковой курсантов. Сергей Сергиенко вспоминает: « На пятом курсе  за что не помню, но Рубанок дал мне и Белу (от анг. Bell – звонок, авт. ) по наряду на работу. Ты помнишь, как Саша Звонков домино колол, и рублёвые монеты гнул ударом пальца. Выдал лом, лопату и заставил в кладовке малого общежития долбить какой – то ларь и вытаскивать схватившийся гипс. На улице май, чирикают птички, трудиться в кладовке не хочется. Мне на левой руке браслет натёр немного руку, и тут возникла идея, как прекратить работу. Протягиваю руку и говорю Звонкову:
       - Бей по руке своим замечательным пальцем. Он чуть головой повертел, посомневался и вмочил, но вскользь.
      – Бей ещё раз. Санёк приложился ещё раз с прилежанием. Кисть моя покраснела, опухла, и мы смело двинулись в роту. По пути встретили Рубанка. Охи, ахи…
       - Что случилось? Спросил командир.
       – Лом мне руку придавил, видишь, опухла и болит, но шевелится. В итоге я пошёл в роту отдыхать, а Звонков долбить и вытаскивать гипс».
         Лично я не видел, как Бел домино ломал, но с рублёвой монетой эпизод знаковый и помнится до сих пор. В пивном баре по улице А.Невского пили пиво стоя. На стол клали пятикопеечную монету, а на неё под острым углом к столу металлический рубль. У Бела было два ударных пальца указательный и средний. После удара заметно потерявший форму рубль меняли на четыре кружки пива и две или три рыбки мойвы, в зависимости от настроения торговца пивом. Пальцы работали хорошо, в желающих посмотреть чудо, и расстаться с рублём недостатка не было. Пиво, в том числе и «на шару» было выпито мной 12 бокалов. Личный рекорд, как же его забыть?
          Одна из последних встреч с Сашей Звонковым была во Владивостоке на чудесном пароходе «Пищевая индустрия». Память упустила его первое название, но год постройки сохранила 1909. Старше «Титаника» на три года.
           Курьёзы обитания в общежитии лишь составная часть жизни в системе. Суперсеместр, как и предшественники был насыщен несколькими новыми дисциплинами.
           Одной из них была экономика рыбной промышленности. Сейчас, представляется, такой промышленности уже не существует, а вот промысел остался, Господь его храни. Генсек тех времён, незабвенный и дорогой Л.И.Брежнев на одном из съездов партии выступил с лозунгом «Экономика должна быть экономной!». Люди любят сокращения, и в более узком кругу пришлось слышать трактовку – экономика должна быть, а несколько позже – экономика должна! Этот предмет нам читала Рогачёва И.А..
          Я умудрился сдать экзамен, так и не поняв, что такое экономика и экономия и чем они отличаются друг от друга, но до сих пор не выпало из памяти сказанное Витей Поповым после лекции «Кто бы мог подумать, что экономика – это наука». Несколько позже в институте повышения квалификации, при повторном прослушивании краткого курса экономики пришло осознание этого утверждения. Действительно экономика это наука, со своей системой математических формул, которые определяют её состояние, и является уделом специалистов. А вот экономия - это искусство содержания дома. Оно требует определённых и многообразных ежедневных усилий. Эти усилия начинаются с банального отключения ненужного в данный момент освещения, и разумной траты водопроводной воды. Разумного выстраивания  базарных отношений с торговцами, чёткого понятия, что продавцы всегда должны оставаться с барышами, умения считать собственные деньги, чтобы не вылететь в трубу, до высшего пилотажа экономии – не попадать в ситуацию, когда ближний просит в заём на бутылку водки отвечать: – я и сам бедно живу. Важно понимать, экономия  является искусством только тогда, когда свободна то жадности – главной причины большинства преступлений.
          Так была составлена программа, что в этом семестре нас закормили лекциями по основам научного коммунизма. Получалось по четыре часа в неделю, присутствовал почти на всех занятиях, а спать уже не хотелось, поэтому старался вникнуть в тайны новой науки. Лектор Соловьёва Т.И. несомненно обладала даром убеждения. Через несколько занятий стало мерещиться, что завтра уже будет вкусно. Через три – четыре дня приходило время следующего занятия слышу тот же увлекательно сказочный рассказ, но опять следовало подождать до завтра. В курсантской среде было не принято обсуждать научный коммунизм. Можно только предположить, что нечто подобное блуждало не только в моей голове. Стройные цитаты о МТБК (материально – техническая база коммунизма) аккуратно списывались со шпаргалок почти поголовно на экзамене.
         Хотя прошло много лет, но этот эпизод помнится в подробностях. Нахожусь в наряде дежурным по роте. Приходит Иван Сергеевич и говорит:
        - Приехал заместитель министра Иконников – Ципулин, будет посещать нашу роту. Тебе выделяю ещё двоих помощников, с ними я навожу идеальный порядок на первом этаже, а ты на втором.
          -Вопросы есть?
         – Нет вопросов.
          - Тогда приступаем к действию. Он ушёл на первый этаж командовать ребятами и до прихода почтенного гостя на второй этаж не поднимался. Ребята добросовестно протёрли коридор, скатили палубу в гальюне и умывальнике. Всё было ещё мокренько и блестело, когда на этаж поднялась делегация в составе: заместителя министра, ректора, начальника кафедры №1,был ещё некто и командир роты. Выслушав мой доклад Иконников – Ципулин первым направился в туалет, а я за ним. За нами последовали посмотреть, что там есть все сопровождающие лица. Народу в тесном туалете столпилось много. Лицо Ивана Сергеевича, от возбуждения покрасневшее показывалось за плечами то одного члена делегации, то другого. Иконников - Ципулин открыл первую дверь клозета, унитаз был не вымыт, а корзина заполнена использованными обрывками газеты «Правда».
         Правда состояла в том, что туалетную бумагу в магазинах не продавали, а показывали её наличие для народа только в кино. Возможно, большим партийным боссам по лимиту за небольшие деньги из специальных распределителей и выдавалась такая бумага, чтобы не омрачать лик вечно живого, самого человечного человека.
           Оставив дверь открытой, он шагнул дальше и открыл вторую дверь. Его ожидала та же ситуация. В этот момент члены комиссии приступили к осмотру первой корзины с унитазом. Неугомонный заместитель министра открыл последнюю дверь клозета, оставив вторую открытой для досмотра. Что он там искал? Не знаю, но он увидел всё тоже, что и в первых двух. Лицо Ивана Сергеевича так накалилось, что можно было прикуривать.
            Надо отдать должное Иконников – Ципулин вёл себя достойно, молчал и никаких замечаний при мне не высказывал. Безусловно, помалкивала и вся делегация. После посещения гальюна пошли осматривать кубрики, но попали только в один оказавшийся открытым. Как вошли в кубрик все сосредоточили своё внимание на картинках модных иностранок одетых в бронзу мускулов и свежесть кожи, радостно осматривающих толпу нежданных посетителей со стен. Иконников – Ципулин глубоко вздохнул и произнес:
          - От таких картинок даже у старика орган заиграет. Все конечно промолчали, радостно качнув головами. На этом осмотр помещения роты был закончен. Я проводил делегатов к выходу. Командир бодрым голосом подал команду:
          – Смирно! Я и два дневальных вытянули руки по швам. Через пару минут вбегает на этаж ещё не остывший Иван Сергеевич, а я к нему навстречу с раздумьем:
           - Кто бы мог подумать, что заместитель министра будет проверять чистоту толчков в курсантском гальюне?
          – Я тоже этого не ожидал,- согласился со мной Иван Сергеевич. Общность мысли сблизила нас. Он стал резко остывать от события уже исторического, и мы вновь стали друзьями.
           Так в разных мытарствах подошло время сдачи экзаменов. Весенняя сессия прошла по сценарию курса прошлого весело и интересно. После экзаменов многие разъехались в разные концы страна в заслуженный месячный отпуск. Мне же пришлось совершить короткий рейс в Баренцево море, чтобы набрать ценз необходимый для получения первого рабочего диплома по окончании училища.
          Кроме меня на борту был Гена Угольков. Рыболовный траулер (РТ) «Галич» 1956 года постройки, паровик, но уже на жидком топливе и проведённые на нём 25 суток в море похоже не выбросятся из памяти никогда.   
          Коршун Сергей после первого курса был  на РТ. Тот РТ работал на твёрдом топливе, от чего рейсы у него были короче. От него довелось слышать много рассказов о работе в ящике. Именно с него родимого  начинается первый матросский рейс на судах этого класса. Не вдаваясь в подробности труда, отдыха, быта, могу сообщить, что спокойно выкурить сигарету удавалось в период выборки ваеров (Ваер – стальной канат, с помощью которого буксируют трал) при подъёме трала.
           До завершения рейса оставались считанные часы. Мы вошли в Кольский залив солнечным безветренным утром. На рейде города Североморска с борта авианесущего крейсера «Киев» взлетали самолёты. Состояние присущее всем морякам в день прихода в порт омрачалось предположением, что УС (учебное судно) Батайск ушло в море, и я не попадаю на последнюю штурманскую практику со своими однокашниками. Оставив за кормой Североморск на северном рейде, вижу, стоит на якоре Батайск, труба тёплая, готов к процедуре последних портовых формальностей.
           Медлить было нельзя, но списывать срочно с судна по моей просьбе не хотели, вахту, мол, надо приходную у трапа отстоять. Пришёл в деканат, объяснил ситуацию декану, а Шишло Юрий Васильевич в ответ сказал:
         - Быстро на Батайск, твой вопрос считай решённым. Я пришёл последний раз на РТ «Галич» забрал свой портфель, получил аванс и прибыл на УС «Батайск». Вскоре мы покинули северный рейд и около двух месяцев утюжили Баренцево и Белое моря, посетив город Архангельск, Соловецкие острова и множество мест на побережье не заселённых людьми.
            Примечательно, что у стен Соловецкого монастыря мне отпраздновали день рожденье. Сохранилась фотография торжества. Фотограф Слава Чумак, естественно не попал в объектив, участниками были только одногруппники Саенко, Свербейкин, Писарев, Данилов, Котов, Коршун, Быльцов и я в центре, так получилось. А через неделю по радио услышали  сообщение, что  атомный ледокол Арктика достиг Северного полюса. Это произошло 17 августа 1977 года.
             Посещение Архангельска оставило раздумье о постоянных переменах в стране. Это вызвано сравнением первого моего захода в порт на пассажирском теплоходе «Вацлав Воровский» в первой половине шестидесятых годов и нашим в 1977году. Тогда оба берега Северной Двины были завалены распиленным аккуратно подготовленным к погрузке лесом. Вдоль обоих берегов реки под погрузкой стояли суда украшенные флагами нескольких десятков стран мира. Город был покрыт деревянными тротуарами. Пожалуй, это всё, что сохранила детская память. Вот из немножко ранее прочитанного стихотворения Подстаницкого погибшего на войне в юном возрасте. К сожалению, память упустила имя поэта «…новый деррик над углём кряхтит, В трюмы пароходов заграничных, Грузят лес и камень апатит…». Отрывок уже, похоже, о Мурманске.
             Это же посещение оставило неизмеримо больше впечатлений и размышлений. По пути к причалу увидел лишь несколько мест, где грузился лес кругляк. Улица Павлина Виноградова предстала взору вся в асфальте, а редкий танк чего стоит? Было посещение местного цирка, исполненного в дереве, где давал гастроли Московский Цирк – Ревю с Генкой Быльцовым, Сергеем Коршуном и ещё многое, о чём здесь нет места, писать.
             Особых восторгов от прихода УС Батайск в Мурманск у меня не осталось, кроме, смутных впечатлений от первого прикосновения к причалу, где многих курсантов и членов экипажа встречали родные и близкие. Кого встретили, те пошли по домам праздновать встречу, а мне с единомышленниками пришлось идти в систему.
                7      

            Система встретила нас проживавших в общежитии очередным переселением. Всем нам нашлось место в малом общежитии за забором, где совсем недавно жили иноземцы. Обитание в этом общежитии ничем не походило на ушедшие пять лет. Некому было крикнуть заветную подготовительную команду - «Рота приготовиться к подъёму», - как и все другие предписанные недельным распорядком дня. Утреннюю зарядку на свежем воздухе, утренний осмотр упразднили, а построение перед занятиями с перекличкой проводилось.
            Командир часто появлялся в лекционном зале по окончании занятий, чтобы сделать необходимые сообщения нас касающиеся. Увлекательные лекции по основам научного коммунизма суперсеместра сменились необременительной партийно-политической работой на судах флота рыбной промышленности в микросеместре. Эти  немногочисленные занятия проводил с нами многоопытный замполит училища. Он рассказывал удивительные истории, например: - «В Мурманске уже родилось шесть «негретёнков». Сведения по тем временам совершенно секретные, нигде не опубликованные.
            Был введён дополнительный курс английского языка в связи с введением 200 мильных экономических зон прибрежными государствами. Специально выделялось время для написания дипломной работы. По вечерам продолжали играть в преферанс, освоенный ещё на пятом курсе с помощью Жоры Широкова. Играли все жители кубрика, кроме меня ещё Шугай, Малков, Сергиенко, Чумак, Лехман.
            С Сашей Лехманом последний раз встретились, когда он был 2 помощником капитана на БАТ Константин Душенов. Судно стояло в рыбном порту Мурманска, а я как раз привёз курсантов Тобольского мореходного училища на УС Батайск, для прохождения первой плавательной практики. Саша по моей просьбе устроил для ребят экскурсию по этому траулеру – гиганту, длина которого 110 метров. Там на капитанском мостике сам лишь однажды видел  не в учебном классе автопрокладчик(электромеханическое устройство отображающее движение судна на навигационной карте). Думается у тогдашних мальчишек осталось впечатлений на всю жизнь от этого первого посещения многих помещений этого судна.   
             Бухгалтерией игры в преферанс  ведал Шугай. По договорённости расчёт предстоял шампанским после сдачи первого государственного экзамена по военно-морской подготовке. Такой тёплой и дружной компании в этой игре жизнь мне больше не дарила.
            Иногда вечером соглашались на предложение кинолюбителя Шугая посетить кинотеатр «Мурманск», зная, что там есть буфет, где Сергей всегда покупал бутылку шампанского за свой счёт, ведь «халява» жутко сладка.
            Этот короткий семестр завершился зачётами, защитой дипломных работ и распределением на работу. С первого декабря началась военная стажировка.
            Катером добрались до Екатерининской гавани, где базировались подводные лодки 641 проекта. Первое построение с целью распределения курсантов по субмаринам было на свежем воздухе. В ожидании подхода к строю капитана 1 ранга Литвинова В.П. нашего куратора от военно-морской кафедры училища слышу голос  уже не ботаника, а выпускника школы математических и навигацких наук Сергея Петрова:
           - До дембеля осталось 59 дней! Не поэт совсем я, но это мгновение выражу коротким стихотворением:
                Лица курсантов
                Мигом умылись
                Радостью смеха
                И криком: «Ура!».
               
           Военную присягу торжественно мы приняли в Доме офицеров 4 декабря 1977 года. Экипаж подводной лодки, в котором числилась наша группа курсантов, готовился к длительному боевому дежурству, совершая короткие выходы в море. Командир на первой же встрече с нами высказал свои соображения по поводу бесконфликтного существования нас с экипажем. Нам была выделена комната для проживания на береговой базе.
            Близился новый год и заканчивался один из двух месяцев стажировки. Сокурсники оформили командировки и уехали в Мурманск фактически встречать новый год, а мне с Генкой Быльцовым командировок не хватило. Сидим в «комнате для офицеров», дверь открывает командир подводной лодки и говорит:
          - Всем срочно прибыть с вещами на лодку, выходим в море на 2 – 3 дня. Это означало, что новый год предстоит встретить под водой. Пришли на лодку быстро. Нас подвели к каюте офицеров и сказали:
          - Сейчас на борту находятся флагманские специалисты, чтобы не создавать толкотни в тесноте побудьте здесь до отхода лодки от причала.
            Каюта была четырёхместная. От первых же минут возникло ощущение, что находишься в тесной кладовке с короткими и узкими лежанками. Посидели немного и залегли в надежде заснуть от безделья, но погрузились каждый в своё раздумье. Я забрался на верхнюю койку, а Генка по диагонали на кровати нижней решил отдохнуть.
            Над моей головой был вентиль, представлявший из себя круглое металлическое колесо диаметром не менее 25 сантиметров, и чтобы ноги меньше свисали над койкой, голову следовало как можно дальше засунуть под вентиль поближе к прочному корпусу соответственно. При любом повороте головы, непременно она стукалась о вентиль.
            Я лежал и тихо завидовал Генке, что у него вентиля над головой не было, а спуститься на нижнюю койку почему – то было лень. Он меня был выше на голову, но как – то сумел вместиться на кровати. Лежим тихо, молчим. Моё сердце пульсирует подобно моменту извержения спермы при половом акте, только в жизни это проходит быстро, а тут… Разум твердит телу - спи, а оно не подчиняется. Мы оба делаем вид что спим. Страха нет, сердцебиение не позволяет отойти ко сну. Первым не выдерживаю я, спрашиваю Генку:
           - Ты спишь?
           – Нет, прозвучал ответ. Так продолжалось шесть часов. Периодически я задавал один и тот же вопрос, на который был однозначный ответ.
             Выход в море отменили и нас первыми отпустили на берег. Приходим на «бербазу», а матрос готовый к демобилизации нас просвещает:
           - В море сегодня идти никак нельзя.
          – Почему?
          – Сегодня по телевизору будут показывать фильм «С лёгким паром», и моряки постарались сделать всё, чтобы выход в море не состоялся.
            В первой декаде нового года субмарина покинула базу и заступила на боевое дежурство, а нас перевели в другой экипаж. Пришлось последние двадцать дней пожить вместе с матросами в казарме береговой базы.
            Нас поместили в углу казармы. Мне досталась нижняя койка у стены. Соседом по нижнему ярусу через узкий проход был «санитар - полторашка» (матрос, отслуживший полтора года). Он любил на ночь рассказывать страшилки про крыс, которых в казарме было множество. Их хорошо кормили птюхами моряки, чтобы по словам полторашки ночью они не отгрызали ногти на невымытых холодной водой ногах не заступивших на штат матросов с удивительными прозвищами: руль, трюм, дуст и т. д…( птюха – хлеб с вынутым мякишем наполненный сгущёнкой). Как только свет выключали, и ещё была открыта дверь в освещённый коридор, где были расположены комнаты для офицеров, крысы смело ходили, почти не бегая у моей кровати. Под ней были сосредоточены портфели сокурсников с личными вещами. Крысы по ночам резвились, облюбовав лабиринты между портфелями, а их противный писк долго не позволял заснуть.
            Это было время ожидания дембеля. Однажды ночью будит дневальный и  говорит:
          - К тебе пришли, ждут на лестничной клетке. Смотрю на часы, два, ночь. Одеваясь, думаю, ну кто может здесь меня найти? Выхожу на лестницу, стоит Колька, мой школьный друг, одет в длинную белую овчинную шубу на голове черная ушанка с кожаным верхом военного образца с опущенным козырьком, улыбается. Не виделись несколько лет.
           – Как ты сюда попал и откуда узнал, что я здесь? Он без лишних эмоций сказал:
           - Ищу свой катер, и предложил мне присоединиться к поиску, а по дороге обещал всё рассказать. Я быстро надел шинель, шапку и мы покинули здание плавсостава.
              Колька стал рассказывать, как и где отслужил в армии, что после демобилизации вернулся на север и устроился работать в гидрографию. Своё гидрографическое судно называет проще – катером. Я спросил:
             – Как ты проник сюда без документов, без денег и узнал что я здесь?
             – На рейсовом катере моряки взяли меня без билета, а узнал что ты здесь от курсантов твоих однокурсников, которые были на катере.
             – Но на КПП стоит патруль, как ты прошёл?
             – Выхожу на причал, спрашиваю солдата из стройбата:
             – Как пройти в город? Он показывает на проходную с патрулём.
             – Да не этим, а другим путем?
             – Если не этим, то правее, через лесопилку. Так и попал в город, а на территорию береговой базы перелез через забор. За такой беседой мы обошли всю гавань, не обнаружив катера, вернулись в казарму и остаток ночи скоротали на одной кровати.
              Утро не предвещало сюрприза. Мы рано утром благополучно обошли КПП через лесопилку, и пришли на причал к отходу первого катера. Катер задерживался. Народу на причале было совсем немного.  Я и Коля в своей белой шубе стали привлекать внимание патрулей у КПП. Установился визуальный контакт. Проходная располагалась метров в семидесяти от причала. К счастью появился катер, моряки быстро пришвартовались, взяли на борт немногочисленных пассажиров и отвалили от причала. Катер был в трёх – четарёх метрах от причала, как меня с двух сторон обступили два патруля, и один говорит:
       - Предъявите вашу увольнительную записку. Увольнительной у меня не было. Ввиду её отсутствия меня доставили в комендатуру.
         Тут, за два дня до дембеля началась настоящая служба Родине. Первым делом справил малую нужду, посетив туалет. Там два солдата стоя на коленях, усердно терли тряпками кафельный пол. Мне, как заканчивающему службу, поручили решить дембельскую задачу тоже тряпкой навести блеск на плафонах электроосвещения комендатуры, и многочисленных стендах за которыми стен не видать. Работа была не грязная, и как оказалось совсем не пыльная, но режим непрерывности необходимо было соблюдать. Было приказано начать с зачистки плафонов. Только стал на табуретку и протянул вверх руки с тряпкой к плафону, как пришлось стать свидетелем утренней встречи коменданта военнослужащими комендатуры.
          Позже выяснилось, что это ежедневный знаковый эпизод всей немногочисленной службы комендатуры. Дверь открывает служащий комендатуры и входит старший лейтенант с красным лицом. Кто – то подал команду:
        - Смирно! И тут с высоты табуретки я встретил такой спектакль, каких судьба больше не дарила даже в кино увидеть. Приняв доклад старший лейтенант, после команды:
        – Вольно! Властно,  обозначил задачу:
         - Всем! Всем! Работать, работать и ещё раз работать. Вот как этот курсант. Позже я выяснил, что это был заместитель коменданта.
            Четыре часа я искал пыль на вышеупомянутых объектах, пока за мной не пришёл мичман. Перед уходом из комендатуры я вновь посетил туалет. Воины в тех же позах теми же орудиями защищали благополучие Родины.
            Покинув комендатуру, я сразу обогнал мичмана и его попутчика матроса.
          - Не торопись, сказал мичман, нам спешить некуда. Несколько позже я оценил эту фразу. Действительно военному человеку спешить разумно только на войну. Я поделился своими наблюдениями в туалете. А мичман в ответ приоткрыл мне тайну военной службы в мирное время:
          – Ты видел на деревянном полу жестяные заплаты?
          – Да.
          – Это такие же воины стирают доски до дыр, а потом ремонтируют. Я невольно оглянулся на удаляющееся одноэтажное здание комендатуры и подумал: сколько же тут работы, ведь ещё никто, в том числе и я насквозь не протёр ни один плафон.
            В мирное время тяготы и лишения военной службы должны быть таковы, чтобы днем мечталось, а ночью снилась война. Романтика боевых действий освобождает воинов от тягот и лишений службы в мирное время. Это подтверждается анекдотом. Прапорщик отдаёт приказ рядовому:
          – Взять лом и до обеда быстренько подмести тротуар на территории части.
          – Ну, товарищ прапорщик, может веником лучше получится.
          – Мне не надо, чтобы ты подмёл. Мне надо, чтоб ты пропотел. Не спеша мы подошли к гауптвахте, где мичман освободил матроса с нашей субмарины, после чего благополучно прибыли на береговую базу. А через два дня закончилась военная стажировка.
           Кубрик малого общежития системы встретил теплом и уютом, где быстро забылись казарменные страшилки. Последние два месяца проведённые в системе были заняты подготовкой и сдачей семи государственных экзаменов. Расслабиться не позволяла традиция тех времён, состоящая в том, что обязательно кому – либо поставят на государственном экзамене неудовлетворительно. Это означало пересдачу экзамена через год. Не обошёл эту традицию и наш курс. Несчастному повезло в том, что он уже отслужил срочную службу в армии, и это позволило ему через год получить диплом.
            Чтобы жизнь курсантов не получилась розовой, прочитав вышеизложенное, я опубликую это письмо, укрыв имя автора собственными инициалами «В.П.».
           «Здравствуй, дорогой Владимир Петрович и твои родные и близкие! Очень рад был получить от тебя письмо, т.к. я тебя почему – то часто вспоминаю. По поводу встречи выпускников могу сообщить, что за весь период я был всего один раз, если не ошибаюсь десять лет назад и на это есть свои причины. Ты, наверное, не в курсе дела, но на последних курсах у меня были большие неприятности, и я чуть было не вылетел из училища. Дело в том, что на меня «настучали» в КГБ свои же, что я рассказывал анекдоты против Брежнева, был не согласен с существующими порядками и допускал другие аналогичные высказывания. Долматов сказал, что «слишком дорого ему достался партбилет», чтобы держать меня в училище и т. д., но почему – то все, же не выгнали, и дали закончить. В общем, всё это кончилось для меня тем, что визу естественно закрыли для меня навсегда, офицерское звание не присвоили, хотя я прошёл стажировку и сдал все экзамены. Вместо распределения сослали в Астрахань, на Каспийское море, где я и отработал три года, потом вернулся в Мурманск и через знакомых устроился в «Мурманрыбпром», где меня после первого же рейса забрали в армию в 27 лет, т.к. на руках было только «приписное свидетельство». Служил я в ПВО, вот там понял, что такое служба, а училище это так, детский лепет, а не служба. Из армии взял «характеристику – рекомендацию», а тут ещё началась перестройка, и мне открыли визу, но «зуб» в карточке поставили большой, чтобы в капитаны не двигать, поэтому я всё ещё в старпомах, лет двадцать с лишним. Приблизительно в 2000 году «Мурманрыбпром» благополучно развалился и с тех пор я скитаюсь по частным фирмам. Все эти приключения стоили мне больших нервов, т. к. пострадал, в общем, то ни за что, т.к. другие на моём горбу делали себе карьеру. Мне ХХХХХ сказал, что «настучал» на меня  ХХХХХ, да я на него и сам думал, т.к. у него был залёт ещё на «Крузенштерне», видно тогда его и завербовали.
        Должен тебе сообщить, что в трудную минуту, когда я обращался к нашим  помочь мне с работой, ни кто не помог, хотя имели такую возможность. Насчёт встречи выпускников сообщаю, что обычно этим занимается Иван Чуприн, который работает начальником отдела кадров «Тралфлота» и имеет на это время и желание. Ещё хочу сообщить, что наших вижу очень редко, т.к. в основном нахожусь в море и на берегу сижу мало, т.к. на старпомовскую зарплату сильно не разгуляешься. Очень рад, что ты мне написал, хотя и отвечаю с опозданием, т.к. был в рейсе. Всё время поддерживал связь только с Васей Бочаровым, но он очень давно уехал в Германию, т.к. женился на немке казахского разлива и у них уже взрослая дочь, но сейчас пишет очень редко. Из тех, кто ходит в море, знаю, что очень хорошо живёт Миша Демчишин, он командует БАТом «Адмирал Шабалин» и сделал в свое время очень большие деньги, да и сейчас зарабатывает неплохо. Ну, вот вкратце история моей жизни. Очень хотелось бы узнать, чем ты занимался всё это время, и как сложилась твоя судьба, пожалуйста, напиши немного о себе. Планирую сейчас ещё месяц пробыть на берегу – делаю  небольшой ремонт, а потом поеду в город Изюм, Харьковской области, т.к. у меня ещё жива мама и ей уже 87 лет, потом буду искать работу, т.к. своё судно ждать долго. До свидания. Пиши.»10.02.2008 года.
         Почтеннейший В.П. я выполнил твоё последнее слово в этом письме, но сознаю, что не в полном объёме.

                8               
Самому можно только, как говорил нам перед строем незабвенный Генка Нефёдов «Машку трахнуть», а вот любое другое дело предполагает участие друзей, соратников, единомышленников. Моя писанина у многих сокурсников всколыхнула в памяти курсантские годы. Стали приходить письма, в которых удивительным образом сочетается курсантство, когда только рота готовилась к подъёму с периодом поздней зрелости, а некоторые из нас уже живут в пожилом возрасте. Есть такие письма, каким не место в бардачке и где рука не поднимается заниматься корректурой. – Не знаю как для тебя, а для меня «Крузенштерн» - это яркое и красочное пятно, пожалуй, одно из самых ярких пятен в моей жизни, думаю, что и для Шанькова тоже. - Однако прежде чем перейти к письмам вот несколько публикаций прессы того памятного лета 1973 года любезно предоставленные мне Виктором Поповым. «Необычный рейс» Учебное судно «Крузенштерн» совершает рейс вокруг Европы по маршруту Севастополь – Рига. Переход посвящается Х Всемирному фестивалю молодёжи и студентов в Берлине.
«Крузенштерн» можно назвать последним из могикан без малейшей натяжки. В конце 19 и начале нынешнего века для немецкой судовой фирмы «Лентау» был построено несколько десятков гигантских парусников.
Но словно злой рок тяготел над этими кораблями. Почти все они погибли в Атлантическом океане. К 1945 году остались только три – «Памир», «Пассат» и «Падуя». Первый вскоре пошёл ко дну около Азорских островов; «Пассат» встал на вечный прикол в Любеке. И только былая «Падуя» сменив после Великой Отечественной войны гражданство и получив имя великого российского мореплавателя, поныне бороздит морские дороги. Сегодня «Крузенштерн» - в Балтийском отряде учебных кораблей Министерства рыбного хозяйства СССР.
Пользуясь морской терминологией скажем, что порт приписки барка – Рига. Один из крупнейших в мире учебных парусников «Крузенштерн» недавно отремонтирован, оснащён современным навигационным оборудованием, и корпус его отделан по всем правилам старого русского флота.
Перед отплытием «Крузенштерна» мы связались по телефону с Севастополем и попросили капитана учебного судна И. Шнейдера прокомментировать поход.
- Путь от Севастополя до Риги займёт, по нашим расчётам, 57 суток, - сказал Иван Григорьевич. – на борту около трёхсот человек. Из них 186 курсантов Мурманского, Ленинградского и Лиепайского мореходных училищ; остальные – комсомольцы Рижской базы тралового флота. Планируются три захода – в Марсель, в испанский порт Лас – Пальмас и Гдыню. Посвящая рейс предстоящему Всемирному фестивалю молодёжи и студентов, экипаж приложит все силы, чтобы провести этот поход успешно. Создан общественный корреспондентский пункт «Комсомольской правды» на борту. Его возглавили первый помощник капитана Геннадий Бандурович и секретарь комсомола Рижской базы тралового флота Василий Рогозин. Ждите вестей!
А вот и вести – лаконичная хроника похода.
Борт учебного судна «Крузенштерн». (ПО РАДИО).
На судне развернулось соревнование между комсомольскими группами экипажа за право обладать призом имени Х фестиваля молодёжи и студентов.
Приступили к изучению истории международного молодёжного движения. Уже принят зачёт по молодёжному движению Франции. Начал работу политический клуб «Юность обличает империализм». Идут репетиции художественной самодеятельности. Находясь в Эгейском море, вызываем огромный интерес встречных судов, многие из них меняют курс, проходят вблизи «Крузенштерна», отдавая морские почести паруснику под флагом Советского Союза. *** Стали на рейде Марселя. Вечером свободные от вахт курсанты собрались в кают – компании, пели латышские, русские песни. Не обошлось и без задорного перепляса. *** Прошли Гибралтар. В честь выхода в океан на судне был организован праздник: со шлюпки на борт поднялся Нептун со своей свитой, выдал капитану ключ и грамоту на право выхода в Атлантику. Под пляски пиратов и чертей совершалось «крещение» курсантов, впервые попавших на океанский простор. Кок Яковлев по этому случаю преподносил каждому «крещёному» кружку компота. Новичкам вручены дипломы, дающие право на плавание в любых широтах. Комсомольской организацией судна проведён первый тур Ленинского зачёта.
А теперь на проводе Рига. Трубку поднял заместитель секретаря комитета комсомола Рижской базы тралового флота Давид Гуревич:
- Рейс «Крузенштерна» - фестивальный, поэтому в иностранных портах, где швартуется «Крузенштерн», экипаж парусника встречается со своими зарубежными ровесниками. Завязались новые знакомства. Для друзей припасены сувениры и песни в исполнении судовой художественной самодеятельности. На борту советские художественные и документальные фильмы. Среди них лента, созданная Карлом Янсоном в нашей самодеятельной киностудии «Горизонт». Называется она «Путешествие в легенду», снята в Атлантике, в районах промысла и рассказывает о нелёгком труде латвийских рыбаков, многие из которых получили морское крещение на борту парусника «Крузенштерн». Все экипажи судов Рижской базы тралового флота внимательно следят за фестивальным рейсом учебного судна.
Газета «Правда» 25 июля 1973 г. опубликовала статью «Под парусами вокруг Европы». Из плавания только что вернулось в Ригу учебное парусное судно «Крузенштерн» Министерства рыбного хозяйства СССР.
Курсанты пяти мореходных училищ, принявшие участие в плавании, приобрели практические навыки управления судном, его системами и механизмами. Но почему учебная практика проводится именно на парусном судне?
- Такие учения, - сказал заместитель начальника управления кадров и учебных заведений министерства Е.С. Иконников, - помогают будущим капитанам, штурманам, инженерам выработать качества, которые необходимы на современном рыболовецком флоте. Практика на парусном судне – строгий экзамен на выносливость, смелость, находчивость. Кроме того, здесь люди острее «ощущают» море, находятся ближе к нему, чем на современных судах. А это важно для новичков…
Во время плавания, которое курсанты посвятили открывающемуся на днях в Берлине Всемирному фестивалю молодёжи и студентов, «Крузенштерн» по пути из Севастополя заходил в Марсель, побывал на Канарских островах, посетил польский порт Гдыню. Вёл судно капитан дальнего плавания И.Г. Шнейдер.
Сейчас «Крузенштерн» готовится к новому учебному походу – в Гавану.
А вот послесловие к рейсу. «КРУЗЕНШТЕРН» - У РОДНОГО ПРИЧАЛА.
Четырёхмачтовый барк «Крузенштерн» медленно вошёл в акваторию Рижского морского рыбного порта. Сильный ветер раздувал паруса, и корабль казался гостем из сказки… (Романтический вымысел, ибо был безветренный тёплый летний день, авт.)
«Комсомольская правда» уже сообщала о двухмесячном походе учебного судна вокруг Европы из Севастополя в Ригу, посвящённому Х Всемирному фестивалю молодёжи и студентов в Берлине.
Мы попросили секретаря комитета комсомола Рижской базы тралового флота Василия Рогозина рассказать о плавании.
- Управление парусным кораблём не стало легче за последние две – три тысячи лет, - начал рассказ В. Рогозин, - оно требует от матроса ловкости, стойкости и, конечно же, смелости.
Как мы уже сообщали читателям «Комсомольской правды», на «Крузенштерне» развернулось трудовое соревнование комсомольских групп за обладание призом имени Х фестиваля молодёжи и студентов. Проигравших в соревновании не было.
 Но особенно надолго останутся в памяти встречи с зарубежными ровесниками.
…В испанский порт Лас – Пальмас «Крузенштерн» прибыл ранним утром. Здесь, в одной из крупнейших гаваней Атлантики, принимающей ежегодно около 16 тысяч судов, парусные корабли не такие уж частые гости. А на этот раз их оказалось сразу два: рядом с советским барком ошвартовалось чилийское парусное судно «Эсмеральда».
На борту «Эсмеральды» тоже были курсанты. Экипажи парусников быстро подружились.
Там же, в Лас – Пальмасе, в дни, когда весь мир жил под впечатлением визита Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева в Соединённые Штаты Америки, экипаж «Крузенштерна» познакомился с моряками американского океанографического судна «Атлантик – 2». Американцев тепло приняли на борту советского парусника, познакомили с барком, его историей.
Журнал «Советский Союз» опубликовал множество фотографий, сделанных М.С. Редкиным.  Вот фрагмент комментарий к ним.
Морской поход курсантов – это продолжение занятий, это уроки иностранных языков и работа с парусами, определение положения судна в море по солнцу, весёлый вальс  при уходе из порта и мощная струя воды под ершистой шваброй.
В один из таких дней шеф – повар приготовил «персональное блюдо» для одного из молодых моряков – у него сегодня день рождения.
Строгими и умелыми, подтянутыми и решительными готовятся стать будущие капитаны и штурманы. И когда море стало понятнее и ближе, пришёл час и первой вахты у штурвала. В будущем этим морякам не придётся так напрягать руки и так зорко всматриваться в темень, за них многое сделают приборы. Однако умение, полученное у вечного рулевого колеса, не раз поможет в сложной обстановке. Как бы совершенны ни были современные суда, морская работа требует от человека высокого присутствия духа.
… Петрович, что касается твоего произведения, то я как человек старой закваски признаю только бумажный вариант, хотя бы малым тиражом – давай издадим за свой счёт – я помогу деньгами, пусть продастся за чисто символическую плату, чтобы общественность могла купить и ознакомиться. Это у Козлова, как члена союза писателей, издание произведений поставлено на поток, а самому мне кажется, в первый раз очень трудно пробиться.
 На счёт Училища у меня сплошной мемуарной памяти нет, а вот отдельные эпизоды, помнятся очень чётко. Хорошо помню «абитуру», жили мы, как тогда говорили в «новом» общежитии на переходе, где потом обитали механики. В нашем кубрике помимо прочих был мой хороший знакомец, земляк Хижняка Г.И. – Кривицкий Юра.
В первую же ночь, если так можно назвать полярный день, под утро я проснулся от того, что двухъярусная койка ходила ходуном. На втором ярусе дрожал человек, ибо прибыл он поздно, бельё получить не успел и спал в спортивном костюме на металлической сетке. Я предложил ему взять и укрыться куртками – моей и моего одноклассника Сани Першина, который меня сюда и привёз, так как у него брат трудился механиком в Тралфлоте. Саня уже был в Мурманске, встречал брата из рейса и узнал об Училище. Куртки взять Юра категорически отказался и продолжал дрожать дальше.
 Утром начали знакомиться с вновь прибывшими ребятами, потому что вдвоём с Саней заселились в кубрик первыми. Юра оказался нашим земляком с Украины из Запорожья или как он говорил: «з Запорiжя».  Спортсмен – разрядник имел несколько разрядов по лёгкой атлетике. Подумал, что тут одни спортсмены, а я если и таскал штангу в школе, то разряда не имел.
Как я убедился впоследствии – в принципе разрядники в Училище по большому счёту ни кому были не нужны – есть хорошо, а нет да и ладно. Я даже затрудняюсь ответить, был ли какой – либо разряд у Гнусарёва Александра, который своей спортивной деятельностью резко отличался на общем фоне, чем вызывал любовь и симпатию Хижняка Г.И., поощрявшего наличие спортсменов в роте. Но как всякий спортсмен Гнусарёв был излишне самоуверен и колок на язык, поэтому я предпочитал держаться от него подальше, чтобы не нарваться на его реплики в свой адрес, так как парировать мне было не чем.
Позже я убедился, что кафедра «физо», как не странно в морском училище, не играла столь могучую роль, как в ВУЗах Харькова и вообще на всей Украине. В СССР спорт считался любительским, и официально числилось, что спортсмены работают то ли токарями на заводах, то ли являются студентами в ВУЗах. Не знаю как там, на счёт токарей, но студентов действительно набирали на уровне первого разряда практически без вступительных экзаменов. Потом они не вылезали из соревнований и сборов, а отчислить их практически было не возможно, так как надо было двигать Вузовскую команду вперёд.
Знаю это так хорошо потому, что у меня двоюродная сестра на таких условиях поступила в Днепропетровский медицинский институт, будучи уже в 10-м классе мастером спорта по гимнастике. Хотя училась как всякие целеустремлённые люди хорошо, ей было сказано: – на соревнованиях от первого до последнего дня участвовать,- а так как учиться в медицинском институте 7 лет, годы берут своё. Спорт такого уровня чреват травмами. Ей пришлось до самого выпускного экзамена, уже полу – инвалидом, крутиться на брусьях и на бревне завоёвывая кубки для института. У нас в Училище ничего подобного не было, поэтому мои опасения по поводу отсутствия спортивных разрядов были напрасны.
К началу вступительных экзаменов в кубрике у нас уже было восемь человек, полный комплект: мы с Саней из Изюма, Харьковской области. Витя Горбунов, который впоследствии учился во второй роте и чьи знания были, пожалуй, самыми сильными. Миша Демчишин из Сегежи, обладавший  неплохими знаниями. Юра Кривицкий из Запорожья, Лёша Ильвицкий из Гатчины, который бредил морем, но попал только в кандидаты и после первого семестра был отчислен. Самый старший из братьев Южаковых – Виктор, после армии, мы его звали «танкист» из Гродно с Белоруссии, двое братьев которого уже учились в Училище и были на хорошем счету. Средний Южаков впоследствии стал хорошим капитаном в «Мурманрыбпроме» потом предпринимателем.… Сам же Виктор, к сожалению, не поступил, прошёл только на заочное и работал при Училище то ли плотником, то ли электриком, а скорее Ито и другое. Вдобавок к своим достоинствам до армии он играл на скрипке в ансамбле «Лявониха», из которого вышел будущий первый состав ВИА «Песняры». Видно творческое начало всё же преобладало в нём, и зря он пытался следовать по стопам братьев. Так же в кубрике был ещё один парень, который вскоре уехал после первого же экзамена. Хотя вступительные экзамены трудно было назвать строгими, отсев производился, некоторые не сдавали экзамены и уезжали домой. К сожалению, завалил вступительные экзамены и мой одноклассник Саня. Потом он посещал зимой подготовительные курсы у нас в Изюме, а на следующий год опять приехал и поступил.
Питались мы в 10 – й столовой, дорогу к которой как то само собой нашли, очевидно, кто - то подсказал. К концу вступительных экзаменов деньги начали заканчиваться, знакомых в городе ещё не было, поэтому мы все находились  в основном в кубрике. И тут Юра Кривицкий выдаёт:
- Со мной два дня назад был такой случай. Иду мимо универмага «Полюс», подходит мужик и просит купить бутылку вина, так как сам очевидно был пьян и ему не дали. Дал денег и я пошёл за вином. Когда вышел, мужика не было, искал – искал и не нашёл.
Проходит минут пятнадцать и чтобы как - то  поддержать разговор ему говорю:
- Вот повезло, «на шару» бутылку вина выпил.
- Как можно, сказал Юра – она же чужая.
- А куда дел?
- Положил под берёзкой в скверике около кинотеатра «Северное сияние» и прикрыл картонкой, - ответил Юра.
Мы удивились такой честности, и пошли проверять. Бутылку мы конечно не нашли и вернулись в кубрик за Юрой. Подводит он нас к берёзке  в сквере, сдвигает картонку, а там лежит бутылка вина и сдача, очевидно с двух рублей. Вино пить он отказался и сдачу брать так же. Мы же раскатили эту бутылку тут же с горлышка.
К концу  Училища Юра имел в своём активе несколько «медаков», но чудом умудрялся от них откупаться, одалживая деньги, где только можно, в том числе у Юрия Исааковича Быховского – преподавателя которого я очень уважаю, так как он всё время выручал курсантов в трудную минуту. 
Сдав вступительные экзамены с двумя тройками и двумя четвёрками, и имея хороший средний балл в аттестате, который в том году начал учитываться при поступлении, я понял, что попадаю в курсанты, и этих баллов вполне хватает, даже с некоторым перебором.
Зачислили меня в третью группу. К моему глубокому сожалению, Миша Демчишин, которому я начал симпатизировать попал в первую группу, Витя Горбунов вообще во вторую роту, а Юра Кривицкий стал кандидатом. После первого семестра и успешной сдачи экзаменов был переведён в курсанты и зачислен в первую группу.
И так, при кажущейся простоте вступительных экзаменов, из восьми человек нашего кубрика курсантами стали только трое. Думаю, что в СССР за исключением МГУ, МГИМО и немногих других картина была приблизительно та же. И как показала жизнь, выпускники периферийных ВУЗов СССР пользовались вполне заслуженным спросом, так как после развала Союза появились массы коммерческих учебных заведений, где за деньги готовили слабых специалистов. Это я сужу по тому, кто начал приходить на флот. Тех типов, которых иногда встречаешь в городе, одетых в шинель, а дальше во что попало, язык не поворачивается назвать курсантами. Хотя и мы стремились как - то модернизировать форму одежды в виде вставки клиньев в брюки, «ушивания фланки», «комканья мицы (фуражки)», но всё это творилось, чтобы сделать на наш взгляд форму одежды более красивой, так как курсантская форма представляла, на мой взгляд, ухудшенный вариант военно-морской, которая действительно была красивая. А вообще курсант в наше время был холён, подтянут, и выглядел достойно.
Во время «абитуры» Хижняк всё вызывал из строя и уводил куда – то «команду Половенко». Очевидно, что он отобрал ребят, которые стопроцентно поступят, создал из  них группу, и они ремонтировали ротное помещение, но я об этом Диму Половенко не спрашивал. Во всяком случае, когда мы вселились, помещение кубрика было побелено, покрашено и вряд ли это сделали рабочие.
 Могу подтвердить, что во времена СССР в морских учебных заведениях весьма ценились люди умеющие производить ремонтные работы  зданий и помещений в них. Сам был свидетелем, как на трёхмесячных Флотских офицерских курсах в городе Кронштадте была организована группа по ремонту крыши. Эта группа была освобождена от занятий и на неделю раньше отпущена по домам в связи с «досрочным» окончанием работ. Качество работ было соответствующим, ибо крышу, как утверждали офицеры, ремонтировали в летний период ежегодно. 
Каким – то образом мне досталась нижняя койка у окна. Соседом моим сверху оказался Вова Шаньков – личность колоритная и самобытная. Лицо у него было, что называется «кровь с молоком», фигура атлета, приобретённая не в спортзале, а от постоянных деревенских работ, рыжий, сильно окающий и почему – то прибавлявший к каждой фамилии или имени слово «парень», чего я ни до него ни после не встречал, очевидно, это какой – то местный редкий диалект. Впоследствии он поражал меня не раз своим упорством, настойчивостью, и какой – то своей деревенской хваткой и основательностью, не говоря уже о силе. Достаточно сказать, что пить он так и не начал, а на мои неоднократные предложения «попить пивка» он неизменно отвечал «я во хмелю не умный». Поражал он меня ещё тем, что вёл конспекты по всем, в том числе, на мой взгляд, малозначительным дисциплинам. Плохо то, что почерк у него был столь мало разборчив, что постороннему воспользоваться его конспектом было практически не возможно. А сблизила нас, пожалуй, совместная любовь к написанию писем во время самоподготовки. Тогда впервые попав после домашней в казённую обстановку с её некоторыми ограничениями к тому же в абсолютно другие климатические условия, я испытывал некоторый дискомфорт и тоску по малой родине. Всё это вылилось у меня к написанию писем, в основном маме, чем я, безусловно, радовал её бесконечно. Шаньков, как мне кажется, кроме родителей, писал всем девочкам своего класса и так же подробно, как я, потому что  я до сих пор не люблю коротеньких писем, чисто формальных писем и с той и с другой стороны, которые не несут в себе ни какой информации. Вот, кажется и теперь сел и расписался, поэтому буду закругляться. В общем, у меня всё по старому – время идёт подвигов никаких не совершил. До свидания В.А.
- Не живите прошлым – фраза, вычитанная мной в какой - то газете и написанная под рубрикой советов известного американского физиотерапевта Поль Брэгга – автора замечательной книги «Чудо голодание» и многих других программ по оздоровлению человека. Но без собственного богатого прошлого опыта, без многочисленных цитат лучших представителей былых времён мы живущие ныне  не имели бы возможности читать и перечитывать замечательную подборку произведений Поль Брэгга под названием «Здоровье и долголетие».
Прошлое – это профессия, которой владеет в той или иной мере каждый из нас, но материальное благополучие достаётся, к счастью не всем поголовно, впрочем, как и в любой другой профессии. Отражая собственное прошлое в рассказе, повести даже в обычном письме возникает удовлетворённость от сделанного, появляется чувство принадлежности к текущему историческому процессу. Пожалуй, именно это и очень немногое другое отличает человека от других представителей животного мира планеты Земля.
       …  Недавно отправил тебе письмо, и поскольку оно идёт не менее десяти дней, то вдогонку пишу ещё одно. Опишука я тебе как проблемы начались.
          Сначала всё было хорошо. Не попав на «Крузенштерн» в первую партию, когда понадобилась досылка некоторого количества курсантов, у меня чудесным образом вдруг тоже открылась виза. Точно не помню, сколько нас ехало – человек пятнадцать, но точно помню, что ехали Боря Нарышкин, Гена Быльцов и ещё кто – то со второй роты, думаю, нас было человек десять, самое большое пятнадцать. Так я оказался вполне лояльным полунадёжным товарищем. Мой друг Шаньков ехал в первой партии, а такие товарищи как Вася Бочаров, Саня Дерман попали в число диседентов и в тот раз на «Крузенштерн» вообще не попали. Ну, «Крузенштерн» - это отдельная тема, которая требует глубокого освещения, поэтому касаться её пока не буду.
             Потом была практика в СРХФ (Севрыбхолодфлот, авт.) на ТР «Полярные Зори» с Володей Шаньковым и это требует тоже отдельного описания.
              А первые тучи начали сгущаться надо мной, когда мы пошли на большую  практику на БМРТ. Кстати сейчас прохождение практики для курсантов очень большая проблема – направлений на практику нет – сам ищи себе место. Частники берут курсантов неохотно, так как их основная задача трудоустроить свой костяк, и если у тебя нет связи в морских кругах, хотя бы на уровне палубного матроса, попасть на судно можно только при наличии большого везения.
              Как всегда на практику я пошёл вдвоём с Вовкой Шаньковым. Получив направление в «Тралфлот», благо в то время проблем с похождением практики не существовало, нас направили на МБ – 0125 «Березняки», перед этим прописались по судну и получили паспорта моряка. Проработав пару дней, меня вызывает к себе старпом и говорит, что меня списывает с судна отдел кадров, чему он против, так как я уже зарекомендовал себя с положительной стороны.  Для выяснения причины он не поленился пойти вместе со мной в отдел кадров, но видно ему быстро сказали, чтобы не ввязывался в это дело. У меня забрали паспорт моряка, который я получил перед «Крузенштерном» и больше я его не видел, а увидел в следующий раз зрелым мужчиной только после службы в ПВО, конечно же, не тот, а другой.
                И так ни чего, не объясняя, отделавшись какими - то обтекаемыми фразами типа «у вас нет визы» меня направили на МГ – 0213 «Котлас», РТ бортового траления. Сделав там рейс 49 суток, и не написав ни строчки отчёта, ввиду большого объёма работ на бортовике, на стоянке я пошёл в кадры и изложил ситуацию, что не могу написать отчёт о практике. Меня направили на БМРТ «Ашхабад», типа Пушкин не визированный. Из курсантов там был Юра Игнатов. После РТ бортового траления, жизнь на БМРТ мне показалась сплошной сказкой и практика пролетела легко и красиво.
                Вернувшись в Училище, начали происходить такие события. Был в Училище такой капитан 1 ранга в штатском Бреславец Виктор Иванович. Говорили, что в своё время он выпал за борт в Баренцевом море, продержался на плаву энное количество времени и благополучно был поднят на борт. Должность его была парторг Училища, если не ошибаюсь. Так вот вызывают меня на беседу к Бреславцу, там, конечно же, присутствовал ещё и товарищ в штатском. Вопросы, как не странно, сводились к тому, что я вот с Украины и была ли мама в оккупации. Я ответил, что не была. Хотя она из Винницкой область, из под Одессы и у них стояли некоторое время румыны. Но, ни она им, ни они ей, ни чего плохого не сделали. Далее было обращено внимание на мою форму одежды – так как я на бляхе пропилил три зуба, для удобства открывания пива, чтобы не сломать защёлку, Бреславец со знанием дела поведал товарищу, что эти пропилы я сделал для того чтобы в драке такой бляхой смертельно кого – нибудь изувечить. Далее вопросы  вернулись опять к тому, были ли у меня в роду кулаки, на что я ответил отрицательно. С пожеланием сменить бляху и «пока» учиться я был благополучно отпущен.
             Как ни странно, спустя многие годы, в период перестройки, в лихие девяностые, включив телевизор, я увидел по центральному телевидению Бреславца В.И., который в Москве занимался восстановлением какого – то храма, и на том ему спасибо.
              Спустя некоторое время я был вызван к ректору Долматову Б.П.  Этот случай свалился на него как снег на голову и тысячу лет был не нужен, но реагировать как – то надо. Расспросив, что и как, а узнав, что дело сводится к анекдотам про Брежнева, возмущением на счёт порядков в Училище и «стране» он сказал, что не может взять на себя ответственность оставить меня в Училище, пусть решают в Москве. Но видно в Москве моё дело попало к умному товарищу, в отличие от местных «энтузиастов». Доучиться дали, хотя визу прикрыли навсегда. На мандатной комиссии дали направление на Каспий и сказали:
             – Это место ваше.
              Работа на Каспии – это отдельная история. В Училище же всё шло своим чередом, никто от меня не шарахался, дружил я с Васькой Бочаровым и Витей Сараевым по – прежнему, хотя они знали о тучах, сгустившихся над моей головой, но не обращали на это внимание. Единственными кто мне сказали о чём – то это ХХХХХ отвёл в сторону к окну и, краснея  даже больше обычного сказал, что его вызывали в КГБ и расспрашивали на счёт меня, а ХХХХХ предупредил, чтобы меньше распространялся при ХХХХХ, так как это он стучит. Единственный кто пытался меня прихватывать - это Иван Сергеевич Артамонов. Он решил внести свою маленькую лепту во всеобщую травлю, но после всего, что со мной произошло, это были булавочные уколы, да и прихватывать за дисциплину на пятом курсе без грубых поступков очень сложно.
                Но однажды он выдал «пенку» - стояли мы с Васей Бочаровым в очереди за пивом у 3-й бани во время сессии, во время самоподготовки. Оставалось уже два человека до окошка как идёт Артамонов и выдёргивает нас из очереди, мужики повозмущались и сказали, что если бы знали, что так будет, то без очереди нас пропустили.
                Желая утопить меня окончательно, а заодно наделать неприятностей Ваське Бочарову, повёл он нас, к декану надеясь на строгость наказания. Но он не учёл то, что деканом был Юрий Васильевич Шишло – человек умный и либеральных взглядов. Отпустив Артамонова восвояси, он спросил:
                - Что самые умные, что во время самоподготовки стоите за пивом? Идите в аудиторию и занимайтесь.
                На том всё и закончилось. Если бы Артамонов наказал нас своей властью или отвёл в строевой отдел, то, хоть какое – то наказание мы поимели, но к ректору он, конечно, побоялся нас доставить за стояние за пивом, решил к декану, не учёл, что Юрий Васильевич в такие игры не играет.
                Поскольку бюрократическая машина работает всё же с запаздыванием, я ходил на ВМП, был на стажировке. После Государственных экзаменов наступил звёздный час Артамонова – с превеликим удовольствием, сияя как Солнце с улыбкой во всё лицо, испытывая глубокое моральное удовлетворение, он сообщил мне, что офицерское звание мне присвоено, не будет…
                С такими иллюзиями юности, как справедливость, равноправие, верность, равенство и некоторыми другими пора с улыбкой расстаться в зрелости. Не вычеркнуть их из жизни, а освободиться от негативной составляющей, которая вызывает отрицательные эмоции. Память о прошлом – это корневая система каждого из нас. Система или трудится, или, бездействуя, ржавеет. Что касается людей, то «Только в труде можно счастье найти - Гайдар шагает впереди».
                В завершение ещё один эпизод, из курсантской жизни предоставленный Сергеем Петровым под названием: «Концерт в Лопшеньге».
                После пятого курса нам предстояла очередная плавательская практика. Последняя. Так называемая – штурманская. Ну что же, мы были уже почти без пяти минут специалисты, предполагалось на практике закрепить теоретические знания и всё такое. Впереди только «микросеместр», дипломная работа, военная стажировка, сдача государственных экзаменов и мы, дипломированные специалисты – судоводители.
                Практику предстояло пройти на учебном судне «Батайск». Чудо – пароход, прошедший за свою долгую жизнь тысячи миль и теперь доживающий свой век. Конечно нам, молодым хотелось куда – то в дальнее плавание, в «загранку». И уже ходили слухи, идём, мол, на Кубу, в Польшу и т.д. Но, видимо, состояние судна было такое, что высшее флотское начальство решило, что район нашего плавания это только акватория Баренцева и Белого морей. Болтайтесь два месяца, где хотите, но только не дальше Кольского залива и мыса Канин Нос. Там мы и болтались.
                Забегая вперёд, хочу сказать, что практика была замечательная. И мы абсолютно не жалели, что не попали в экзотические тропические широты. Зато мы два раза были на Соловках, заходили в Архангельск, побывали на острове Колгуев, где прямо из под наших ног выпархивали стаи куропаток, в изобилии были дикие гуси, любопытные нерпы выныривали посмотреть на наш вельбот, в общем, впечатлений полно. Однако сейчас речь не о них.
                Где – то уже ближе к концу практики, нас почему – то занесло в поморскую деревню с забавным названием – Лопшеньга. Всё решилось как – то внезапно, мол, в этой самой Лопшеньге мы должны дать шефский концерт. Почему именно там и что значит «шефский», до сих пор для меня загадка. Было объявлено, что на берег поедут только артисты, участвующие в этом самом шефском концерте. Ну что же артисты, так артисты. Этих самых артистов, не Народных, а из народа собралось множество. Каждому хотелось побывать на берегу, ощутить земную твердь, набраться новых впечатлений…
                И вот «Батайск» на якоре, мы в вельботе направляемся в Лопшеньгу. Высадились, прошлись по деревне, впечатления весьма приятные. Деревня отнюдь не захолустная крепкие деревянные дома, запомнились рыбачьи сети, что сушились на берегу. Основательный клуб, где нам предстояло выступать. Забрели в местное сельпо и были приятно удивлены, что в продаже водка, правда, какая – то странная, бутылки, залитые сургучом, такой уже давно нигде не встретить. Цены весьма умеренные, наскребли мелочи и затарились солидно. Помимо той антикварной водки впечатление такое, что люди здесь живут по каким – то особым законам. Похоже, местные жители узнали только от нас, что в стране существует Советская власть, а, напомню, это было лето 1977 года, то есть Советская власть существовала уже без малого 60 лет.
                Прибыли в клуб – местный «очаг культуры». Через час объявлено начало концерта. Потихоньку подтягивается народ, в основном бабульки, ну и конечно любопытные мальчишки на велосипедах. За «кулисами», в так называемой «примерке», врезали по стаканчику, для энтузиазма и стали думать, ну а чем, все – таки мы можем порадовать местное население. Никакой программы концерта и в помине не было, а начало, напомню, уже меньше чем через час. Ванька Чуприн вызвался спеть под гитару что – то из Высоцкого, по - моему «Протопи ты мне баньку…». Володя Подкопай сказал, что помнит какую – то басню из школьной программы. Так, отлично, начало уже есть. Внезапно возник какой – то хор, готовый спеть пару песен Советских композиторов. Отлично! Я сказал, что готов выступить в роли конферансье, поскольку не имею талантов ни певца, ни, тем более танцора, а уж об оригинальном жанре и вообще говорить нечего.
                И вот начало концерта. Я выхожу на сцену. Слегка пьяный. Наглый. Приветствую местных жителей, говоря о том, что тепло наших сердец, дорогие Лопшеньгцы, или как вас там, будут вспоминать ещё долго. Ну а пока послушайте несколько песен. Спели. Потом вышел Володя Подкопай и прочитал свою басню. Я до сих пор сомневаюсь, что эта басня была из школьной программы, так как там присутствовали слова из ненормативной лексики, но публика приняла хорошо. По залу прошёл какой – то радостный шумок, чувствую, понравилось. Больше всего меня удивил сам Володька, ну ей – богу, такого артистизма я от него никак не ожидал. Он был просто великолепен.
                Снова выхожу я и декламирую что – то вроде: - Нет искусства без мировоззрения! Мы вперёд шагаем каждый час! С мастерами хорового пения, разрешите познакомить вас…
                Раздёргивается занавес, на сцене стоят эти самые «мастера хорового пения» и без единой репетиции что – то поют. И притом поют неплохо, во всяком случае, не отвратительно. Контакт с залом установлен. Я, довольный, курю за кулисами, как вдруг, туда врывается радостно – возбужденная кастелянша с нашего «Батайска», уже не вспомню, как её звали. Изрядно поддатая, глаза горят, и заявляет: «Так, ребята, я хочу исполнить матросский танец! Дайте мне тельняшку». Кто – то стянул с себя тельняшку, мало того, дали фланку и полупьяная тётка пошла, скакать козлом по сцене, изображая матросский танец. Это было нечто! Публика в полном восторге. Замечу, что исполнительница матросского танца, была женщина героическая. Фронтовичка. Причём воевала, чуть ли не в морском десанте и была награждена боевыми орденами.
                Здесь я не могу не предоставить слово участнику этого представления Васе Бочарову. «Лопшеньга действительно была экзотическая поморская деревенька, какой, наверное, нигде на свете больше и нет…  Помню тихий вечер, лёгкий бриз, хруст песка и сети, кругом сети по берегу развешены. Чистенькая улочка с палисадниками и никакого народу, и клуб деревенский уютный вдруг переполненный, откуда – то пришедшим народом. Начало концерта было просто театрально. Потом запел пьяный хор. Я тоже пел, изображая впервые хориста. Хорошо, что в зале уже стоял дым от махорки, и это способствовало тому, что нас не так хорошо было видно. Впереди стоял то ли боцман, то ли ещё кто – то из команды «Батайска». Одет был в резиновые болотные сапоги и всё портил своей экзотической видухой то ли геолога, то ли рыбака, а вот акробатические номера наших курсантов были просто чудесны».
                Чем закончился концерт, я, откровенно говоря, не помню. Но помню, что провожали нас так, как провожают талантливых народных артистов. Были и какие – то домашние пироги и «посошок на дорожку». Вот она – Волшебная Сила Искусства!
                Сознаю, что литература лишь ограниченный способ отражения действительности. Думаю, что для читателя существует только два жанра – интересный и наоборот. Полагаю, что здесь есть и то, и другое. Выражаю искреннюю благодарность за участие в создании произведения своим друзьям, однокурсникам, однокашникам Петрову С.А., Попову В.А., Бочарову В.В., Сергиенко С.Н.

    
                Март 2010 г.