Информация о том, что исключения из школьных правил могли быть сделаны на усмотрение Команданте, не сказала Брунетти ничего, чего бы он уже не подозревал: там, где собираются дети богачей и тех, кто стоит у власти, правила часто подминаются, следуя прихотям их родителей. Чего он не знал, так это степени, до которой доходило раболепие Команданте. К тому же, как он должен был признаться, у него не было и чётких мыслей, как это могло соотноситься со смертью Эрнесто.
Решив больше не делать теоретических заключений, Брунетти снова набрал номер синьоры Моро, и снова телефон всё звонил и звонил, но на него никто не отвечал. Побуждаемый каким-то импульсом, который он отметил, но по поводу которого не стал задаваться вопросами, он решил пройтись к её квартире и посмотреть, не может ли кто-нибудь из её соседей подать ему мысль, где она находится.
Он решил доехать на паровичке до Сан Марко, а потом срезать угол и вернуться назад, к её квартире.
Брунетти позвонил в дверь, подождал и позвонил снова. Затем он позвонил в дверь налево от неё, подождал, потом позвонил в другие - в порядке очередности, прокладывая себе путь насквозь и вниз, как скалолаз, преодолевающий опасный спуск с поверхности холма.
Первый ответ последовал из квартиры на втором этаже, под звонком которой было указано имя Делла Ведова. Ему ответил женский голос, и, когда Брунетти объяснил, что он из полиции и ему нужно поговорить с синьорой Моро, дверь щёлкнула и открылась.
Когда он вошёл, во мраке парадного вспыхнул свет, и несколькими мгновениями позже женский голос сверху позвал:
- Сюда, синьор, - наверх!
Он поднялся по ступенькам и заметил, что с одной стороны к ним было приделано устройство, которое позволяло передвигаться вверх и вниз инвалидному креслу (1). Объяснение всего этого ждало его прямо за дверью, на верху ступеней: молодая женщина в инвалидном кресле, на коленях у неё развалился огромный серый кот.
Когда Брунетти взошёл на площадку, она улыбнулась ему и, сдвинув кота в сторону, протянула ему правую руку.
- Беатриче Делла Ведова, - сказала она. - Рада с Вами познакомиться!
Он назвал своё имя и звание; затем она опустила обе руки на колёса своего кресла, развернула его аккуратным полукругом и вкатилась назад в квартиру. Брунетти последовал за ней вовнутрь, закрыв за собой дверь.
Она ввела его в гостиную, в центре которой стояла архитекторская чертёжная доска, которая была опущена вниз почти на метр - до той высоты, которая позволила бы креслу женщины свободно под ней проскальзывать. Поверхность её была покрыта выполненными акварелью набросками мостов и каналов, написанными в тех цветах, которые, кажется, нравятся туристам. В качестве контраста, три вида фасадов церквей - Сан Заккария, Сан Мартино и Сан Джованни в Брагоре - висящие на стене сзади, показывали пристальное внимание к деталям архитектуры, которые отсутствовали на картинах, что находились на доске. В их приглушённых цветах была запечатлена мерцающая теплота камня и игра света на канале перед Сан Мартино и на фасадах других церквей.
Она обернула кресло вокруг и увидела, что он изучает рисунки на стене.
- Вот чем я на самом деле занимаюсь, - сказала она. Затем, легонько стукнув по картинам на доске, она добавила:
- А это - то, за что мне платят. - Она склонилась к коту и прошептала ему в ухо: - Нам ведь надо и дальше покупать тебе "Вискас", правда, толстячок?
Кот медленно поднялся с её колен и, со стуком, который наверняка мог быть слышен внизу, в парадном, спрыгнул на пол. Подняв хвост, он вышел из комнаты. Женщина улыбнулась Брунетти:
- Я никогда не знаю, оскорбляют ли его мои комментарии по поводу его веса, или ему просто не нравится, когда его заставляют чувствовать себя ответственным за эти картины. - Она дала этой фразе повиснуть в воздухе, а затем с улыбкой добавила:
- Любое положение кажется оправданным, - Вы так не считаете?
Брунетти улыбнулся в ответ, и она пригласила его присесть. Когда он сел, она разворачивала своё кресло вокруг него до тех пор, пока не оказалась к нему лицом. Ей могло быть за двадцать, хотя проблески седины в её волосах, казалось, делали её старше, так же, как и вертикальные линии между бровями. Глаза её были цвета светлого янтаря, нос - немного великоват по отношению ко всему лицу, а рот - настолько мягок и расслаблен, что казался лишним на лице, настолько отмеченном тем, что, думал Брунетти, было историей боли...
- Вы сказали, Вас интересует синьора Моро? - поощрила его она.
- Да, я хотел бы поговорить с ней. Я звонил и звоню, но её никогда нет дома. Последний раз, когда я говорил с ней, она...
Женщина прервала его:
- Когда это было?
- Несколько дней назад. Она ничего не сказала о том, что уедет из города.
- Нет, она не... Ничего не сказала, я имею в виду.
Брунетти отметил про себя это замечание и сказал:
- У меня не было чувства, что... - Он запнулся, не будучи уверен в том, как выразить это. - У меня не было чувства, что у неё было куда отправиться.
Синьора - или же синьорина - Делла Ведова взглянула на него с обновлённым интересом.
- Почему Вы так говорите?
- Я не знаю. Просто у меня было сильное чувство, что город был тем местом, которому она принадлежала, и что у неё не было интереса в том, чтобы куда-нибудь уехать. Или страстного желания.
Когда уже казалось, что Брунетти больше нечего сказать, она ответила:
- Нет, она не... Ей некуда было уехать... вот так.
- Вы хорошо её знаете?
- Нет, на самом деле нет. Она живёт здесь меньше двух лет.
- Со времени несчастного случая? - спросил Брунетти.
Она взглянула на него, и всё приятное выражение исчезло с её лица.
- Вот это, - сказала она и щёлкнула пальцами правой руки по колену, указывая на ноги, которые бесполезным грузом свисали ниже, - был несчастный случай. То, что произошло с Федерикой, несчастным случаем не было.
Брунетти подавил в себе всё, чем он мог бы на это ответить, и спокойно спросил:
- Вы так в этом уверены?
- Конечно, нет, - сказала она, и голос её снова стал спокоен. - Меня там не было, и я не видела, что случилось. Но Федерика, когда дважды говорила со мной об этом, сказала: "Когда в меня стреляли..." Люди, с которыми произошёл несчастный случай, говорят об этом не так...
Брунетти не сомневался, что эта женщина в полной мере знала, как разговаривают люди, с которыми произошло несчастье.
- Она сказала это д в а ж д ы?
- Да, насколько я могу припомнить. Но - просто описывая; не жалуясь. Я никогда не спрашивала её, что случилось, - не хотела вмешиваться в чужие дела. У меня самой было достаточно этого. И я посчитала, что то, что она хотела, она расскажет мне сама, когда будет готова.
- И она рассказала?
Девушка покачала головой.
- Нет, только эти два раза она сослалась на это.
- Вы часто её видите?
- Возможно, каждую неделю, или около того. Она заходит, пьёт кофе или просто спускается вниз и немного разговаривает.
- Вы знали её до того, как она въехала в эту квартиру?
- Нет. Я знала о её муже, конечно. Но я полагаю, что о нём знают все. Из-за его рапорта, я имею в виду. - Брунетти кивнул. - Я познакомилась с ней из-за Гастоне, - сказала она.
- Гастоне?
- Из-за кота. Она нашла его перед входом в дом, и, когда открыла дверь, он вошёл. Когда он взобрался наверх и встал перед моей дверью, она постучала и спросила меня, не мой ли он. Иногда он уходит отсюда, а потом притаивается на улочке, пока кто-нибудь не откроет дверь или не позвонит в дверь мне и не попросит меня открыть дверь на улицу, чтобы они могли впустить его. Люди, которые знают, что он мой - вот так. - Лицо её потеплело от улыбки. - Это хорошо, что они так делают. Это ведь не то, как если бы это было легко для меня, - спуститься вниз и впустить его... - Она сказала это просто, и Брунетти не услышал в этом ни невысказанного поощрения для незнакомцев задавать вопросы, ни бессознательной апелляции к жалости.
- Когда Вы видели её в последний раз?
Над этим ей пришлось подумать.
- Позавчера, и на самом деле я не видела её, - просто слышала на лестнице. Я уверена в этом. Я читала о смерти мальчика, и потом, когда она вошла, я узнала её шаги на лестнице. Я подъехала к двери и собиралась открыть её, но потом... я не знала, что я могла бы ей сказать, так что и не стала. Просто сидела здесь и слушала, как она поднимается по ступенькам. Потом, часом позже, я услышала, как она снова спускается вниз.
- И с тех пор...
- Ничего. - И, прежде чем он смог заговорить, она добавила: - Но моя спальня - в задней части квартиры, и сплю я очень глубоко - из-за таблеток, которые принимаю; так что она могла войти или выйти, и я не услышала бы её.
- Она звонила Вам?
- Нет.
- Это похоже на неё - отсутствовать два дня?
Ответ её был мгновенным:
- Нет; совсем нет. Фактически она почти всегда здесь, но я не слышала её на лестнице, и не слышала, как она передвигается по своей квартире. - Последнюю фразу она произнесла, жестом указав на потолок.
- У Вас есть какие-нибудь мысли по поводу того, куда она могла поехать?
- Нет. Никаких. Мы не разговаривали друг с другом в таком ключе. - Когда женщина заметила, что он не понимает, в чём дело, она попыталась прояснить картину: - Мы не были подругами; просто одинокие женщины, которые беседовали друг с другом от случая к случаю.
В этом, насколько Брунетти мог сказать, тоже не было тайного сообщения. Правда, и только правда говорила правду.
- Она жила одна?
- Да, насколько я знаю.
- И к ней никто никогда не приходил?
- Из тех, кого я знаю, нет.
- А Вы никогда не слышали ребёнка?
- Вы имеете в виду её сына?
- Нет, её дочь.
- Дочь?! - спросила она, и удивление её ответило на его вопрос. Она покачала головой.
- Никогда?
Снова она покачала головой, словно мысль о матери, никогда не упоминающей одного из своих детей, была чем-то слишком шокирующим, чтобы давать комментарии.
- А она когда-нибудь упоминала своего мужа?
- Редко.
- И как? В смысле, как она о нём говорила? Со злобой? Сердито?
Мгновение она думала, а потом ответила:
- Нет, она упоминала о нём, как обычно.
- С нежностью?
Женщина бросила на него быстрый взгляд, полный невысказанного любопытства, а затем ответила:
- Нет, этого я не могла бы сказать. Она просто упоминала его, совершенно нейтрально.
- Можете Вы привести мне пример? - спросил Брунетти, желая ощутить это чувство.
- Однажды мы говорили о больнице. - Здесь она остановилась, потом вздохнула и продолжала:
- Мы говорили об ошибках, которые они делают, и она сказала, что рапорт её мужа положил этому конец, но только на короткое время.
Он ждал, что она прояснит картину, но она, казалось, сказала достаточно. Брунетти не мог придумать ничего больше, о чём её спросить. Он поднялся.
- Спасибо Вам, синьора, - сказал он, наклоняясь, чтобы пожать ей руку.
Она улыбнулась в ответ и повернула своё кресло к двери. Брунетти оказался там раньше и уже потянулся к дверной ручке, когда она крикнула:
- Подождите!
Думая, что она вспомнила что-то, что может оказаться важным, Брунетти повернулся, а потом, почувствовав внезапное давление на икру своей левой ноги, посмотрел вниз. Это был Гастоне, который змеился вперёд-назад, внезапно став дружелюбным к человеку, у которого были силы открыть дверь. Брунетти подобрал кота, изумившись его огромной массе. Улыбаясь, он положил его девушке на колени, попрощался и вышел из квартиры, хотя и не закрывал дверь до конца до тех пор, пока не убедился, что и следа Гастоне не было между дверью и дверным косяком.
Как он и собирался и знал уже, что сделает, с тех пор как синьора Делла Ведова сообщила ему, что ни следа синьоры Моро здесь нет уже два дня, Брунетти поднялся по лестнице в её квартиру. Дверь была простая - кто бы ни был хозяином квартиры, он не заботился о том, чтобы его жильцы были в безопасности от воров. Брунетти вытащил кошелёк и достал из него тонкую пластиковую карточку. Несколько лет назад Вьянелло отобрал её у вора, который был настолько удачлив, что стал неосторожен. Вьянелло пользовался ею больше одного раза, всегда с вопиющим нарушением закона, и по своём продвижении от поста сержанта до инспектора он отдал её Брунетти в честь того, что понял, что продвижение его состоялось в первую очередь из-за настойчивости Брунетти и поддержки последнего. В то время Брунетти воспринял возможность того, что Вьянелло всего лишь освободил себя от случайного греха, но карточка с тех пор зарекомендовала себя как настолько полезная вещь, что Брунетти в конце концов пришёл к тому, чтобы принять её, как подарок, каковым она и являлась.
Он просунул её между дверью и косяком, прямо на высоте замка, и дверь распахнулась поворотом ручки. Долгая привычка заставила его остановиться сразу за дверью и понюхать воздух, выслеживая запах смерти. Он вдохнул пыль и старый сигаретный дым, и след какого-то остро пахнущего чистящего средства, но запаха разлагающейся плоти там не было. С облегчением он закрыл за собой дверь и вошёл в гостиную. Он обнаружил её абсолютно такой же, какой оставил: мебель на тех же местах, одинокая книга, лежащая верхней обложкой вниз на ручке кресла, тоже до сих пор здесь, и, насколько он знал, раскрыта она всё на той же странице.
В кухне был порядок: тарелок в раковине не было, и, когда он принялся открывать дверь носком туфли, он обнаружил, что и скоропортящейся пищи в холодильнике не было. Брунетти вытащил из внутреннего кармана пиджака ручку и открыл все шкафчики; единственной вещью, которую он нашёл, была открытая металлическая банка кофе.
В ванной оборотной стороной костяшки пальца он открыл аптечку и не нашёл ничего больше, кроме пузырька с аспирином, использованной шапочки для душа, непочатой бутылки шампуня и упаковки пилочек для ногтей. Полотенца, висевшие на поручне, были сухими.
Единственной оставшейся комнатой была спальня, и Брунетти нелегко было войти туда: он не любил эту часть своей работы так же сильно, как и что-нибудь другое, что этого касалось. На тумбочке около кровати виднелся вычерченный в пыли тонкий прямоугольник чистой поверхности - оттуда она забрала фотографию. Ещё две были взяты с комода. Ящички и шкаф, тем не менее, насколько он мог сказать, казались полными, а два чемодана лежали под кроватью.
Уже без стыда он откинул простыни на той стороне постели, которая была ближе к двери, и поднял подушку. Под ней, аккуратно сложенная, лежала белая мужская рубашка. Брунетти вытащил её и дал ей свободно развернуться. Она могла бы быть впору самому Брунетти, но плечи спадали бы с синьоры Моро, а рукава были бы слишком велики для её рук. Прямо со стороны сердца того человека, который, как предполагалось, её носил, комиссар увидел инициалы "ФМ", вышитые нитками настолько тонкими, что это мог быть только шёлк.
Он сложил рубашку и снова положил её под подушку, потом натянул наверх простыни и аккуратно заправил их на место. Потом прошёл назад через гостиную и вышел из квартиры. Проходя мимо квартиры Делла Ведова, он подумал, не сидит ли она внутри, держа своего кота и слушая шаги, которые проносили жизнь туда и обратно мимо её двери...
1. Так называемый "лестничный лифт". Широко применяется в западных странах для людей с ограниченными возможностями, чтобы они могли подняться наверх или спуститься вниз, если состояние здоровья не позволяет им пользоваться обычной лестницей. Может использоваться как в частных, так и в многоквартирных домах; в последнем случае - особенно - ТОЛЬКО с разрешения властей. Иногда имеет разные размеры, в зависимости от того, пользуется ли им человек, в какой-то определённый момент не сидящий в инвалидном кресле, или же пользующийся креслом постоянно. Также размеры зависят от того, где именно используется лифт - в частном двухэтажном доме или такой же квартире, где человек может воспользоваться им без одновременного нахождения в кресле, - в этом случае лифт является обычным сиденьем типа стула на полозьях и крепится прямо к стене со стороны перил лестницы, находящейся в доме/квартире, - или же в многоквартирном доме, в котором человек пользуется определённого рода подъёмником, оборудованным специально для того, чтобы кресло могло свободно там разместиться соответственно своим параметрам, не причиняя неудобств владельцу.