Отчет 4450 Для служебного пользования

               
               

Сюжетные ходы жизни предположить невозможно. Их не угадаешь, не придумаешь. Судьбы людей затейливо переплетаются, а истории, которые с ними иногда случаются, имеют совершенно необычные продолжения или дополнения, порой не менее интересные, чем первоначальные рассказы.
Мой сосед, основатель городского турклуба, зазвал как-то днем меня в гости,  познакомить с московским другом, известным туристом, фамилия которого часто мелькала на страницах альманаха «Ветер странствий» и была весьма уважаемой.  Чемпион Союза, мастер спорта, один из первопроходцев самой жуткой  и до сих пор полностью не покоренной реки Муксу. Реки,  которая течет,  далеко на Памире, под пиком Коммунизма. На этой реке траурных табличек, тех, кто остался там навсегда, гораздо больше, чем имен вернувшихся  живыми.
   Мы пили чай, ели душистое яблочное варенье, болтали. Перебивая друг друга, вспоминали походы. Варенье с ложек тягучим сиропом капало на стол.  Кружились пчелы. Руки были липкие, клейкие. Губы перемазаны. Все это смешило. Разговор за чаем получился сразу каким-то задушевным, непринужденным. Начался он с туризма, с воспоминаний о походах, о реках, где бывали. Потом перекинулся на политику. На власти наши. На всякую царящую там дурь. Дури было много, и разговор о политике сам собою стал увязываться с туризмом. Коснулись топографических карт. Их дефицита. Накопленная обида недоверием государства к собственному народу вылилась в мой рассказ о злополучной поездке друга в Париж. Его арест на границе,  конфискацию карт, свободно продающихся во Франции. И извечный российский вопрос: «Что делать?» - подвел под рассказом черту.
Московский гость, выслушав занимательную историю, ни капли в ней не усомнился, более того взялся поведать нам если не продолжение, то нечто подобное. Мы отставили чашки с чаем. Уютно расположились в плетеных креслах на открытой веранде, проветриваемой легким ветерком и затененной листьями винограда. Затихли. Гость закурил. Затянулся. Потом выдохнул сизоватый дымок и начал. 
…………………………………..
В ту пору, в конце девяностых годов, руководителей всякого ранга снимали с постов часто. По-разному было: и за дело, и по безделице. Кто-то шел под суд, кто-то терял высоту с понижением,  кого-то мягко «уходили» на пенсию. И вот тех, кого «уходили» с больших постов «мягко», старались пристроить на второстепенные номенклатурные должности. Чтобы на хлеб с маслицем хватало,  на красную икорку, да  чтоб персональная машиненка под задницей была. В общем, с почетом провожали.
Вот так, с почетом, выперли из одного грозного ведомства под названием КГБ СССР некого генерала. Не разведчика, не шпиона, человека весьма далекого от настоящей работы, называемой охраной государственной безопасности, а просто всю жизнь существовавшего «не при кухне»,  скорее около нее. Он то ли политотдел возглавлял, то ли канцелярию какую-то, то ли еще что-то. Бумаги перекладывал, ставил на них штампики «секретно», выступал на совещаниях. Услужливо открывал высшему руководству двери, сгибался в пояснице, когда надо было, и в конце своей карьеры высидел мозолистой «пятой точкой» красные лампасы на брюки. Правда, вместе с лампасами пришлось ему уйти  на заслуженный отдых. Вернее на иную, непыльную работу.
Непыльная работа нашлась генералу в Московском городском клубе туристов. Должность председателя этой организации была по-чиновничьи важной. Обеспечивала персональную «Волгу», водителя, особый паек и участие в заседаниях Мосгорисполкома. Там генерал с самым серьезным видом важно молчал, надувал щеки, разглядывал бумаги. Для бумаг был приобретен толстый кожаный портфель. Коричневый, с блестящими застежками, с тремя отделениями, с ручкой. Кроме портфеля, появился у генерала небольшой кабинет в отдельном здании, пожилая, иссушенная временем, секретарша,  стол с креслом.
Московский городской клуб туристов в ту пору располагается, впрочем, как и сейчас, в старинном особнячке, спрятавшемся во дворах, на Большой Коммунистической улице, той, что отходит лучиком от Таганской площади. Не центр конечно. Не Кремль. И, конечно, Таганка это не Лубянка, но на безрыбье … вы сами понимаете - Таганская площадь сойдет за Красную. Она и сошла. Смирился генерал с тем, что государственная безопасность блюдется без него, а ему поручено развивать какой-то самодеятельный туризм. 
Работа закипела. Первое, с чего началось кипение, с осмотра вверенного генералу хозяйства, то бишь с осмотра здания, со знакомства с коллективом. Совсем небольшим, надо отметить, коллективом. Ведь самодеятельный туризм - это работа все больше на общественных началах, по желанию, не за рублики. А по желанию, народ  в основном вечерами норовил собираться или по выходным приходить. Когда же не желал, то  вовсе не собирался. Этого-то никак и не мог охватить своими мозгами генерал. Ну, как председатель федерации водного туризма СССР,  на общественных началах. Придет раз в неделю, проведет заседание и уходит. Летом  вообще его два месяца не было – в походе был. На Памире. По речке сплавлялся. «Вроде дома негде. Вроде Москва-река  уже не речка?! По ней, что плавать нельзя? – можно. Там много чего плавает. А  дисциплина труда? А распорядок дня? А  КЗоТ?»
Однако спросить было невозможно – председатель федерации лицо выборное. В кассе ему денег не выдают. В книгу приказов выговор не впишешь,  он не подчиненный -  в каком-то НИИ работает. Нестыковочка выходила. Злила эта нестыковочка генерала. Наведения порядка требовала. Небольшой же коллектив, подчиненный генералу, которому можно было объявлять выговора, состоял в основном из женщин, в большинстве своем из сотрудников библиотеки. Потому что библиотека в Московском клубе туристов была главным его достоянием, жемчужиной  самодеятельного туризма Союза ССР. Там собирались все отчеты,  о всех совершенных походах.  Тысячи отчетов.
Библиотека турклуба пользовалась бешеной популярностью. Очередь за отчетами не таяла. В читальном зале свободных мест не было никогда. Сотрудницы библиотеки, как добрые феи, порхали меж стеллажей и легко выискивали нужные материалы. Все документы о походах они хранили в папочках. В таких бухгалтерских, пронумерованных, с завязочками. Этих папочек было аж под самый потолок.
Естественно, в библиотеку Московского городского клуба приходили люди разные, но в основном очень серьезные. Бывалые. С лицами, опаленными до черноты памирским солнцем, с руками, перелопатившими бешеную воду дагестанских рек. Они знали тяжесть полярных маршрутов, знали обманчивость троп в болотах Подкаменной Тунгуски, знали цену воде в песках Кара-Кумов. Много еще чего эти люди знали, а главное, знали цену себе - попусту не суетились, лишний раз не кланялись. Поэтому появление высшего руководства, а именно отставного генерала, в стенах библиотеки всеобщим вставанием с руками по швам не сопровождалось. Громкую команду: «Встать! Смирно!» - никто не подавал. Вошедшего генерала не замечали. Мало ли кто тут ходит?  Так, чужак заглянул. Ну, пусть полюбопытничает. Генерала это злило. Не привык он так. Наблюдалось неуважение к  погонам. «Где тут субординация? Нет ее! Непорядок! Значит надо  порядок, и субординацию наводить!»
То, что наводить порядок надо аккуратно  -  генерал знал с училища. Знал,  что поначалу надо наводить в тех областях, где имеются необходимые знания и опыт. Канцелярский опыт генерала в вопросах развития горного или водного туризма был мало востребован. В классификации маршрутов тоже оказался не к месту, а вот картографический материал  ему был знаком. Вот тут-то генерал и взялся за исследования с целью наведения порядка.
 Со старта, для разминки, он, изменил систему общения во вверенном ему коллективе. Потребовал не использовать ласкательные имена типа «Варенька, Катюшенька», а применять, уставные обращения типа: «Товарищ Свиридова или товарищ Зацепина». Библиотекарей это повергло в шок. Они запротестовали. Улились слезами. Крикнули: «Бойкот!» Напугали генерала. Бунт спешно урегулировали – компромиссно сойдясь на именах, отчествах. Молоденькие девчонки теперь величали друг друга, Екатерина Васильевна и Варвара Сергеевна, при этом прыскали в кулачок, заливались звонким смехом, щурили глаза, но распоряжение безропотно и весело исполняли. 
Картографических материалов в библиотеке было море. Океан. Всех видов и мастей. Огромные физические карты страны, которые можно было развернуть разве что на полу, да и то предварительно вынеся мебель. Административные карты всех областей и республик. Еще никем не востребованные почвенные, климатические, даже карты полезных ископаемых. Много всего было.
Генерал этот картографический материал проверил, осмотрел. Ухмыльнулся - по таким картам только Ивану Сусанину поляков по стране водить, да топить врагов в болотной жиже. Карты, были приблизительные, весьма неточные, да и масштаб в одном сантиметре десять километров не позволял на них отобразить ничего, кроме районных центров, да автомобильных дорог республиканского значения. 
Достав с полки одну из карт, генерал развернул хрустящие листы, вдохнул не выветрившийся запах полиграфии, такой же, как на тех картах, которые хранились в недрах его грозного ведомства, и погрузился в воспоминания: о годах службы, о друзьях, о прошлых веселых происшествиях. О том, как любили они работать с новым картографическим материалом, где все было читаемо, понятно и как потом, со временем, эти карты ветшали, протирались на углах, на местах сгибов. Мохрились. Названия исчезали. Позже специальная комиссия такие карты  списывала, актировала и в котельной уничтожала. Все присутствующие расписывались в актах. Пепел растирали руками, развеивали по ветру. На смену уничтоженным картам выдавали новые.
Здесь тоже перед генералом лежала абсолютно нетронутая карта. Карта Алтайского региона. Такая новая, что, возможно ее  никто и никогда не разворачивал. Генерала это насторожило. Алтай - район популярный. Туда водники, горники, велосипедисты, весь туристский люд радостно прется тысячами. Десятками тысяч. А карта нетронутая. Почему? Почему ей не пользуются?
Нет,  само собой ясно, она плохая. Но ведь других-то не существует! На безрыбье и это карта. Генерал стал просматривать стопку остальных карт, всех областей, всех республик. Все было одно и тоже – все новое, нетронутое. Картами никто не пользовался. Расправленные листы свежехрустели, пахли краской, не хотели лежать ровно на столе, горбатились, поблескивали, но тепла человеческих рук на них не было. Прямо, забытая территория. «Странно!» – подумало левое полушарие генерала. «Странно!» – согласилось правое полушарие.
Выработанная годами педантичность подсказала генералу, надо сделать инвентаризацию всего существующего картографического имущества – глядишь, где-нибудь звякнет.  Сделал. Звякнуло. Принесло улов, правда, совсем  небольшой, неприметный, но все же... Улов состоял в обнаружении среди новых, как уже отмечалось пахнущих краской листов,  двух десятков карт пятикилометрового масштаба и даже нескольких двухкилометровок. Эти карты пахли мышами, но именно они были такими, которыми можно было пользоваться в походах. На них была нанесена координатная сетка, были указаны поправки при переходе к магнитному азимуту, проведены горизонтали с указанием высот и среднего сближения меридианов. Выпустило их Главное управление геодезии и картографии СССР. Простым людям видеть такие карты было не дано. Запрещалось.
Потрясая находкой, словно ревнивый муж любовными записками жены, генерал собрал весь небольшой коллектив и устроил разнос: во-первых, за нарушение правил выдачи картографического материала и, главное, за потерю сотрудниками бдительности. «Поняли!» - рявкнул он.
Товарищи сотрудники женского пола, с самым серьезным видом кивнули - поняли, пошарили по карманам, по ящикам столов, развели руками – действительно бдительности нигде не было,  куда-то пропала. Побагровев от этой выходки, генерал впредь запретил умным умничать и провел всестороннее расследование выявленного факта. Взял лично с сотрудниц библиотеки объяснения о происхождении этих карт. Сопоставил факты, но никой ясности не получил - давно, карты тут, много лет. Откуда взялись, никто не ведает. Часть карт по возрасту была много старше самих сотрудниц.
После инцидента, совсем не доверяя библиотекарям, генерал лично осматривает помещения книгохранилища, все возможные и не возможные потаенные места. На свет божий, вместе с паутиной, появляются еще две двухкилометровки, настолько затертых, что разобрать  Алтай там  или Саяны  не нет никакой возможности. Вновь укоряет библиотекарей. Библиотекари возмущены повторными обвинениями, и уверяют, что даже при желании попользоваться такими картами нельзя. Не читаемые они.
«А ими уж попользовались!», - орет генерал: «Посмотрите! Затерли до дыр, как девок гулящих, во всех местах излохматили!». Молоденькие девушки от таких речей краснеют, опускают глаза в пол. Хлопают ресничками, на крашеный паркет льются слезы. Опешивший генерал моментально понимает, ляпнул лишнего. Соображает на ходу, что не в армии, перед ним не офицеры,  поэтому тут же понижает тон,  обещая спокойно во всем разобраться.
Впрочем, насчет лохматости он прав. Чем чаще карту берут в руки, тем сильнее она изношена и излохмачена, особенно в местах, где ее перегибали.  Получилось, что все извлеченные генералом карты именно такие следы имели. «Значит, они были востребованы, были нужны», – отмечает про себя генерал. Значит, по этим картам мотаются туристы. Теперь все вещественные доказательства вместе с генералом перемещаются в кабинет. Дверь плотно закрывается, наступившая затем тишина возвещает - их благородие думают-с. Час думают, два думают и надумали-с.
То, что карты выдавать все равно придется, генерал понимает как аксиому,  с этим не спорит. Он умный, он не глупый. Такой запрет наложить может только прапорщик. И то, по дури. Наш генерал не прапорщик,  он спешит к друзьям в свое грозное ведомство. Травит с ними анекдоты, перемывает кости новоявленным политикам. Новые веяния, сотрясающие страну, чекистам не нравятся,  политики, их несущие, не нравятся особенно. Но служба есть служба.  Перемен много, разговор длинный, генерал не спешит, ему ничего не надо, за исключением пустяка – маленького такого штампика. Его он выпрашивает, у бывшего подчиненного на выходе. Тот равнодушно дарит безделицу. Так пустячок, но если прижать этот пустячок к бумаге,  на ней появляется синий оттиск надписи  «Для служебного пользования».
Купив в книжном магазине штемпельную подушечку, генерал лично проштамповывает полученным подарком все наиболее пригодные к использованию карты, нумерует их, потом объявляет - выдавать эти материалы можно только по специальному письму от организации или учреждения за подписью руководителя, при наличии на документе синей печати. Следом приказывает завести специальную тетрадь учета выдаваемых документов. Карты прячет под ключ в сейф. Еще через три дня к генералу приходит первый возмущенный посетитель - требует нужный материал без всяких дурацких писем. Генерал показывает посетителю собственный приказ. Поясняет, что помочь не в силах. Посетителю  непонятно почему. Посетитель стучит костяшками пальцев по столу, намекая на умственные способности генерала, но все равно ничего  не получает.
Расчет генеральский верен. Он психолог. Он знаток человеческих душ. Он знает, любой руководитель герой только на словах, а вот,  на бумагу подпись поставить, да попросить неизвестно что, то тут возможны нюансы. Одно дело, когда его научный сотрудник во время отпуска сам собирается в поход и едет куда-то. Пусть едет -  его дело. Совсем другой коленкор, когда надо  подписать, да еще  карты секретные попросить, да название рек указать такие, какие извините, язык не выговаривает, типа Беляндкиик или Пистайоки. «Не слабо!» А подпись - это ответственность, это подшитая бумага. В деле такая бумага лежит долгие годы, соответственно,  тоже лишняя головная боль. «Вот вам нужна лишняя головная боль?! Вы сами-то распишетесь за слова Беляндкиик и Пистайоки?! То-то и оно! Не распишитесь! Вы их просто произнести испугаетесь!» Хотя это всего лишь названия рек.
  Правильно рассчитал генерал. Как по нотам. Знал, директора будут осторожничать, не станут ничего лишнего подписывать, у людей появятся проблемы. Они и появились. А где решение?! Есть такое! Через две недели тропу в генеральский кабинет не знал разве только ленивый. Теперь его величали по имени отчеству и старательно это выговаривали «Кузьма Лукич». С ним здоровались, раскланивались издалека, генерал стал узнаваемым. Ему протягивали письма с организаций, заглядывали в глаза, заполняли специально разработанный бланк в количестве двух экземпляров. Ждали резолюции, а уж потом, когда на этом бланке появлялась размашистая виза «Разрешаю!», счастливчики шли в библиотеку, где в обмен на один экземпляр бумаги получали карты с приложенными к ним отчетами о походах. Вторую бумагу оставляли себе на память. Бюрократическая машина завертелась. Обороты были приличные.
Работа библиотеки упорядочилась. Все следовало четко - сначала письмо от организации с указанием маршрута,  синяя печать. Потом генеральский бланк, номера выдаваемых отчетов. Вверху  размашистая подпись. Бланки выдачи регистрировались в тетради учета, тетрадь хранилась в сейфе. Сейф на ночь опечатывался. Еще в отдельном сейфе хранились нужные карты. Ключи от сейфов берегли, как зеницу ока – не дай, Бог выкрадут. Через месяц работницы библиотеки  подтянулись,  посерьезнели, прониклись ответственностью перед державой и ее секретностью. Правда, от  мини-юбок отказаться не смогли, чем нарушали видимость армейского порядка.
Со временем генерал научился отличать водный туризм от лыжного, стал разбираться в классификации маршрутов. Уже вознамерился возглавить деятельность маршрутно-квалификационных комиссий, состоявших сплошь из патриархов туризма и не переносящих на дух генерала. Но тут грянул гром. Именно так, как в пословице – грянул среди ясного неба.
В пятницу. Да, да, именно в пятницу, в кабинет постучали. Было июньское утро, в меру теплое, в меру свежее. Чирикали воробьи, позвякивали вдалеке трамваи, пело радио. Хорошее было утро, доброе, когда вошел начальственного вида почти седой человек с иностранным кейсом в руках. Улыбнувшись,  поздоровался. Генерал ответил ласковым взглядом и заискивающе привстал. Важных птиц он определял по полету. 
Человек присел, откашлялся, скромно попросил помощи в получении нужных ему геодезических карт, которые генерал так старательно оберегал. Генерал растолковал пришедшему схему получения документов. Предъявляемые к этому требования. Человек легко согласился со сказанным, достал из кейса пачку фирменных бланков орденоносного института по ядерным исследованиям. Щелкнул авторучкой. Стал тут же один заполнять. На имя такого-то, от такого-то, прошу то-то и то-то. Все честь по чести. Пишет он все это, потом лихо подписывается внизу.
Представьте, сам, на бланке ядерного института, подписывается вместо директора и делает это на глазах генерала. От такой беспечности по отношению к государственным документам в кабинете повисает зловещая тишина. Генерал берет протянутый бланк. Внимательно смотрит. Вверху бланка отпечатаны слова - «Академия Наук СССР». Ниже стоит название института, левее нарисованы ордена этого института. Уровень секретности данного учреждения генерал знает как отче наш. Такие бланки на улице не валяются. Они номерные. А тут  на важнейшем бланке, просьба выдать некую чушь из библиотеки и еще, крючковатая загогулина вместо директорской подписи. 
Извилины генерала мгновенно приходят в боевое состояние, выпрямляются, просчитывают варианты: а) бланк выкраден, б) перед ним шпион, в) перед ним провокатор, г) перед ним придурок, д) надо срочно звонить на Лубянку. Затылок и шея начинают потеть. Руки бьет дрожь. В карман за платочком они никак не забираются. Пот вытирается салфеткой. Человек с добродушно-улыбающимся лицом ждет. Кейс покоится на коленочках.
- Извините, но здесь на бланке нет печати, - сосредоточившись кое-как,  сквозь зубы произносит генерал поднимая на посетителя  совсем кгбешный, стальной взгляд,
- Ой, простите, - отвечает человек, лезет в кейс, вынимает оттуда печать в целлофановом кулечке, и синий оттиск этой печати тут же появляется на письме, чем ввергает генерала в полную прострацию. Генерал понимает, посетителя надо срочно задерживать, задерживать именно сейчас, здесь, потому что неизвестно, в чьих руках находятся важнейшие бланки  и печать от ядерной безопасности страны. Как выполнить задуманное, он толком не представляет. На его столе нет кнопки вызова дежурного офицера, дежурного офицера нет в приемной,  в приемной есть старая секретарша. Надо тянуть время, выуживать информацию решает генерал.
- Простите, - говорит он, - но на бланке должна стоять директорская подпись, а не ваша!
- А я - он и есть! – отвечает весело посетитель. Сует генералу в нос красное удостоверение. В удостоверении четко записано, владелец удостоверения член-корреспондент Академии Наук СССР,   директор ядерного института. Лицо в документе в точности соответствует лицу посетителя. Подлинность у генерала сомнений не вызывает, в этом он дока, в этом он специалист.
- Вы-вы, вы,  так сами в эти походы и ходите? – заикаясь, мямлит он, отчетливо понимая, что был в шаге от провала. Вернее от задержания. Бог,  уберег. Случись кинуться на посетителя, начни он скручивать академика, тогда было бы все –  психушка! Вот позорище. И позорище было бы,  даже позвони он сейчас в милицию или еще куда. «Ой, ты, мама моя! Ой, ты, мама моя!» Мелькает в голове у генерала. С трудом переводит дыхание, облизывает пересохшие губы. «Вот бы арестовал шпиона!»
- Мы вам, все… мы вам сейчас… мы срочно, - генерал выстреливает эти слова и бежит в приемную орать так, что слышит вся Таганка, - Быстро мне библиотекарей! Всех их сюда! Пусть бегом!
Однако секретарша приказ не торопится исполнять, а объясняет, сегодня пятница,  в пятницу библиотека работает с четырнадцати часов,  сейчас только четверть одиннадцатого. Генерал, топая ногами, требует вскрыть резервным ключом помещение, найти немедленно нужные карты и отчеты, но вновь получает отказ - то, что генерал просит, хранится в сейфе. Резервных ключей от сейфа нет ни у кого, они есть у ответственного лица, согласно его же генеральского приказа. Лицо это раньше положенного времени не появится. Следовательно, карты получить  нельзя. Конфуз выходит. 
Генерал злится, но смиряется. Приходится извиняться, объяснять - если посетителю нетрудно, то надо зайти несколько позже, к нужному времени. Посетителю трудно. Время его дорого. Он может заехать вечером, потому просит материалы подготовить к восемнадцати часам. Генерал клянется  исполнить все в точности и провожает гостя до ворот на улице. Машина, в которую садится человек, сомнений в том, кто он такой, уже не оставляет. Генерал еще раз вытирает пот – пронесло! 
К пятнадцати часам все необходимые карты лежат на генеральском столе и придавлены тремя папками отчетов о походах. Генерал расслабляется в кресле, расслабляет с утра душивший его галстук, расстегивает верхнюю пуговичку. Немного жарковато. Секретарша приносит чай в мельхиоровом подстаканнике. Пока обжигающий чай еще горяч, генерал решается посмотреть на странное увлечение академика. Аккуратно развязывает папочку, достает отчет № 4450.
Титульный лист гласит, это отчет о походе пятой категории сложности по реке Зун-Мурен в Прибайкалье. Все как обычно, за титульным листом следует оглавление, в оглавлении перечисляются разделы отчета: состав группы, цели похода, описание реки, тактика прохождения препятствий и еще много чего. Уже поначалу генералу не нравится, что руководил этим походом некий Аркадий Калихман.  Вроде бы и сибиряк, из Иркутска, но какая-то явная нерусскость в фамилии есть, в генеральские глаза бросается сразу: «Откуда эти калихманы в Сибири?! Зачем?!» Но более всего глаза генерала тормозятся на строке «приложения:  фото и картографический материал». Он переворачивает ненужные ему страницы, легко находит фотоматериалы. Это приклеенные на бумагу черно-белые снимки людей в касках, с веслами в пенистых волнах многочисленных порогов.
Снимки генералу нравятся: тайга, горы, бурная река. Переворачивает последний лист, видит карту маршрута – четкую и очень подробную топографическую карту. Даже   чересчур подробную. Такую, что генерала, как и утром, пробивает пот - вот черт! Тут даже не нужно смотреть на обозначение масштаба,  так видно - километровка! Перед ним часть карты, носящий настоящий гриф «Секретно», а не его придуманный «Для служебного пользования». Волосы на голове генерала начинают шевелиться. Шея предательски потеет в третий раз за неполный рабочий день. Он переворачивает лист за листом и убеждается, к отчету № 4450 приложены пять страниц секретных картографических материалов. Этот отчет он откладывает в сторону. Берет следующий. Там тоже самое,  с одной разницей, карт всего три листа, но страшно иное - это совсем другие карты! Они другого года издания, другого ведомства, но с той же километровой подробностью. Генералу становится хуже. Дрожащими руками он открывает третий отчет и видит там карты, переснятые из отчета №4450. Значит, мало того, что секретные карты есть в отчетах, так они еще тиражируются. Генеральскую голову сдавливает металлический обруч. Вспоминается улица Матросская тишина. Специзолятор КГБ. Ночные допросы. Железные миски с баландой. Вот так сразу в тюрьму из кабинета ему не очень хочется.
Генерал истошно орет. Подпрыгнувшая секретарша срочно вызывает заведующую библиотекой. Через минуту к генералу входит молодая, черноволосая  женщина лет тридцати, интересуется целью вызова. Генерал держится за голову и просит ее, товарища Моисееву, найти еще несколько отчетов по этому региону. Женщина кивает. Через десять минут в принесенных ее отчетах опять обнаруживаются секретные карты мест путешествия,  да еще в одном попадается пятисотметровка, которая много секретнее всего предыдущего.
Дрожащим голосом, со страхом от дикого предчувствия, генерал просит принести отчеты по маршрутам, проложенным туристами в пограничных районах: «Неужто и там?!» Приносятся  отчеты. Листаются страницы. Изучаются тексты. Там хуже! Там настолько подробно все расписано, что генерал теперь всерьез смотрит на потолок, на крюк к которому подвешена люстра. Задумывается о его прочности!
Часы бьют шесть часов вечера. Приезжает за своими материалами директор института. Получает все сразу и безропотно. Генералу не до него. Ему плохо. Посетитель это замечает, намекает генералу на неважный вид, на необходимость хотя бы как-то отдыхать, к примеру, сходить в поход. Генералу  сейчас не до бесед с академиком, не до походов - у него другое. Он отпускает всех сотрудниц с работы. Они удивлены, но через пятнадцать минут в здании никого нет. Мертвая тишина, да ехидно тикающие часы намекающие -  время не ждет.
Генерал оккупирует библиотеку,  лично смотрит карты в отчетах. Позже начинает изучать содержание самих отчетов. Через три часа ему становится совсем худо - хуже, чем до начала чтения. Он выдвигает ящик письменного стола, смотрит туда, ищет пистолет, но оружия внутри нет, застрелиться не из чего. Тогда генерал идет к шкафу, с минуту раздумывает о своей судьбе, потом решительно открывает дверцу, достает бутылку армянского коньяка, наливает полный фужер. Делает выдох, выпивает залпом. Занюхивает рукавом. Хрюкает носом, опять погружается в чтение.
Из прочтенной, совсем мизерной части отчетов, узнает, насколько подробно изучена, и главное, описана вся пограничная зона великой страны. Мало того,  вся описана, к этим отчетам  приложены еще подробные карты местности, плюс литературные заметки с указанием, где можно заночевать, где есть родники, где удобнее сделать переправу через реку, в какие месяцы снег ложится на перевалы, делая их непроходимыми. Как потом эти непроходимые перевалы можно преодолеть. Подробно расписано, где есть естественные пещеры для укрытия, как правильно пройти сложнейшей горной тропой, где есть заросли орешника или каштана для пропитания в случае отсутствия еды, плюс там еще приведены расписания движения всевозможных видов транспорта, включая самолеты и колхозные трактора.
 Теперь генерал знает, где существуют охотничьи домики, в которых оставляют провиант, где есть просто сарайчики на летних пастбищах в высокогорье, приспособленные для укрытия от непогоды. Узнает фамилии лесников, пасечников. Там, где у авторов не хватало литературного таланта, приложены фотографии, схемы с точнейшими координатами, с указанием расстояния не то, что в километрах, а в метрах!  В метрах!
Голова генерала начинает подергиваться, зубы постукивать - это же надо, это же Клондайк для иностранных разведок,  Эльдорадо для ЦРУ, копи царя Соломона для Моссада! Стоящие дыбом волосы никак не приглаживаются. Руки дрожат, коньяк не помогает. Бутылка допита.
- Что делать?!
Первая мелькнувшая в генеральской голове мысль: «Взять и все разом сжечь, эти бумаги, отчеты, карты вместе со зданием турклуба,  и концы в воду», - через некоторое время сама собой  угасает. Мозг выдает цифры библиотечной отчетности о том, за год было обслужено около ста тысяч посетителей, выдано для ознакомления почти полмиллиона отчетов. Следовательно,  за двадцать лет  эти цифры составляют десятки миллионов единиц расползшейся по стране информации. Сейчас жги не жги, а джин из бутылки улетучился. Он уже на воле, радостно там скачет и гадит на безопасность страны.
Вторая мысль подсказала другое, взять сейчас все это самому и выявить. Сообщить в органы, написать документ, предстать борцом и героем. Ее, второй мысли, тоже хватает не надолго. Минут на десять. Сама, эта мысль, и подсказала, где пробой - если два года назад все действительно можно было списать на незнание, то теперь, когда есть специальная тетрадь учета, есть запросы организаций и, главное, его, генерала, визы на бланках «Разрешаю!» - тут незнанием не отделаешься. Тут только расстрел. Тут только команда: «По врагу народа, огонь!».
Генерал снова выдвигает ящик письменного стола – пистолета как не было, так и нет. Есть стопка белой бумаги. Есть авторучка. Есть полуистертый розовый ластик. Надо решать! За окном гаснут звезды. Теплится рассвет. Он идет со стороны востока и расползается вширь, захватывает новые территории. Он толкает в спину: «Пора!» Генерал вздыхает, встает. Привычным путем идет к шкафу. Достает вторую бутылку коньяка. Пьет очередной фужер. Икает. В голове выкристаллизовывается третья мысль. Самая правильная! Самая верная!
 Она возвращает генерала за стол. Снова выдвигается ящик, с минуту генерал смотрит в его чрево. Затем уверенно берет белый лист бумаги и пишет заявление «по собственному». «Все, хорош! Пропади пропадом он, этот туризм! Пенсию, ее не зря дают, а все болезни у людей - они от нервов!» Генерал резко встает, оставляет на столе заявление, бросает ключи. Уходя из кабинета, гасит свет - достаточно!
Через неделю работники библиотеки начинают обращаться  друг к другу, используя ласкательные имена «Варенька, Катюша»,  слово «товарищ» понемногу выветривается из их голов. Ставшие ненужными письменные запросы на выдачу картографического материала будут приносить еще целый год,  потом забудут и про это. Турклуб своего места не поменяет.