Фируз Мустафа
ЗАВЕЩАНИЕ
(рассказ)
Эфлатуну и во сне не снилось, что однажды он встретится лицом к лицу со своим бывшим соседом Егором Михайловичем в этом дальнем глухом поселке России. От этой неожиданной встречи оба на мгновение потеряли дар речи, а потом, словно тосковали годами, бросились в объятия друг друга, и разревелись как дети, затем разговорились, махая руками, о чем-то горячо споря, горюя, захлебываясь, не обращая никакого внимания на прохожих, наблюдавшими за ними с удивлением. Для окружающих, которые десять-двенадцать лет работали в одном комбинате этим с полным и светлым человеком – Егором Михайловичем, было самым поразительным, что он взволнованным голосом бегло разговаривает на каком-то совершенно чужом языке с не похожим на здешних смуглым мужчиной с черными волосами с проседью. Егор Михайлович говорил с незнакомцем громко, слова сыпались как с больших жерновов мельницы, где он работал. Эти немолодые люди, у которых юность давно позади, играючи, легко, свободно хлопали друг друга по плечу, словно дети, перекрикивая, что-то обсуждали, как бьющиеся быки бодались, толкались, потом снова обнимались и целовали друг дружку….
Их детство и молодость прошла в одной и той же деревне. В течение долгих лет Егор и Эфлатун были соседями, учились в одной школе, работали в одном колхозе. Егор был трактористом, а Эфлатун комбайнером. В старой молоканской деревне дружба Егора и Эфлатуна была у всех на устах; в азербайджанских свадьбах пускались в пляс вместе со всеми рука об руку, на русских, точнее молоканских торжествах ночами напролет весело гуляли, иногда ссорились, а то и дрались. Жители деревни с любовью называли их «братьями-задирами». Но оба были людьми с добрым сердцем; во время посева, уборки урожая они всегда протягивали руку помощи соседям, но взамен никогда и ничего не требовали. Поэтому всегда говорили о них только хорошее….
Где-то лет десять-пятнадцать назад, Егор Михайлович продал отцовское наследство в молоканской деревне и переехал жить в Россию. Сцену расставания, как прощались в ту ночь до рассвета, один бросив руку на плечо другого, оба пьяные от водки, плач детей и жен Эфлатун не смог забыть многие годы. Несомненно, эти минуты были высечены и в памяти Егора Михайловича на всю жизнь. Больше всех в тот день печалился Васим, старший сын Эфлатуна; в обеих семьях знали, что Васим давно заприметил дочь «дядь Егора» Бэлу, красавица молоканка сводила его с ума…. Казалось, девушка тоже глаз положила на Васима. Но Егор Михайлович собирался в дорогу, значит, не судьба. В Курске нашлись его старые родственники, обещали хорошую работу, крышу над головой…..
После переезда два-три года переписывались с Егором Михайловичем. Поздравляли с праздниками друг друга, посылали открытки, обменивались телеграммами. Позже письма и телеграммы прекратились.
Где-то лет десять назад, Эфлатун дав адрес друга одному знакомому, ездившему в сторону Курска, попросил поинтересоваться и узнать что-нибудь о нем. А когда тот знакомый вернулся, сообщил, что Егор переехал в другое место – отдаленную область России, ни адрес его известен, ни место работы.
Потеряв сына Васима (Васим погиб в автомобильной аварии) Эфлатун однажды загорелся странным желанием; в случайно попавшей к нему в руки российской газете писалось, что богатый совхоз примет на работу опытного комбайнера; была обещана хорошая зарплата. Когда он своим домашним сообщил об этом, от них услышал упреки. Но Эфлатун был уверен в своем решении. Дочери становятся невестами, их нужно выдать замуж. Ни денег, ни богатства у него нет. Взяв с собой удостоверение водителя, он собрался в путь….
Хоть и с большим трудом, но все-таки нашел тот адрес в объявлении. После долгих расспросов Эфлатуна приняли на работу. Выделили деревянный дом совхоза из двух комнаток, и с маленьким двориком. Зарплату договорились платить зерном и деньгами.
Работа началась с наступлением лета. Сейчас осень. Правда, еще оплаты таковой не было, но директор совхоза о нем помнил и каждый раз, при встрече с Эфлатуном, говорил, не переживай, все будет хорошо, в конце года весь твой труд оценим как полагается….
В один грязный и моросящий дождем осенний день Эфлатун вышел из кабины машины отвозившей зерно из склада в мукомольный комбинат и ходил взад-вперед напротив старого здания конторы. И был удивлен, когда вдруг кто-то окликнул его по имени. Мужчина растерялся. Недоумевая, осмотрелся вокруг: полный человек, как огромный мельничный жернов чуть ли не катился прямо на него. Господи, он был Егором Михайловичем! Эфлатуну и во сне не снилось, что однажды он встретится со своим бывшим соседом в этом далеком уголке России…. Они были не только соседями, были еще и близкими друзьями….
В тот вечер собрались в доме Егор Михайловича. Сначала Эфлатун всячески отнекивался от приглашения; все-таки это не молоканская деревня, а немного чужой, со своими обычаями и традициями поселок городского типа. Егор, посмотрев рассерженно в лицо своего друга, как начал упрекать, ругать его на все корки. На непонятном окружающим языке устроил головомойку Эфлатуну. «Как, ты не пойдешь ко мне домой? Да кто ты такой, а? Погоди, я сейчас выну твою душу. Кажется, ты умом тронулся, да? Кажется, твоя морда соскучилась по кулаку, так? Клянусь, на этот раз тебя обругаю молоканским матом, мало не покажется. Здесь и без того особо не жалуют выходцев из Кавказа, только нужно найти маленький повод для ссоры: дай мне намекнуть, увидишь что будет…. Может, есть желание попробовать, да? Ты по-хорошему не хочешь пойти ко мне? Если услышит Надя, считай, что ты покойник, да нам обоим семь шкур спустит. А ну-ка, пошел вперед….»
После этих слов у Эфлатуна не осталось иного выхода, чем пойти с другом….
Надя – жена Егора от радости будто летала на крыльях. И Бэла была дома, ныне растила двоих сыновей; похоже, она развелась с мужем. Они были опечалены сообщением о гибели Васима. Бэла, тихо вышла в другую комнату, скорее всего, хотела побыть одна, поплакать….
- Да, господин Платон, - сказал Егор, поднимая полный бокал, и называя друга «старым» именем, как много лет назад, - вот такие дела. Даст Бог, завтра переедешь с того деревянного барака в дом своего брата, вернее в свой родной дом. Иначе и не может быть, видишь, на том конце двора стоит еще один наш небольшой дом, смотри, он перейдет в твое распоряжение. Что, Михалыч умер что ли, ты должен жить в бараке? Надюша, принеси-ка скалку, я так поколочу этого Платона, что разум вернется в его пустую башку. Да, мой дорогой Эфлатун, за твое здоровье. Уже год, как я не пью, хотел стать мусульманином. Как же не выпить за встречу с тобой?..
Бокалы наполнялись, бутылки из-под водки опустошались. Старые друзья, как в далекие времена обнимали, целовали друг друга, били кулаками, хохотали до слез.
Вечер заменила ночь. Егор Михайлович во весь голос говорил тосты, размышлял о жизни и смерти, о сущности мира, все больше углублялся в тему:
- Нет, ты послушай Платон, что я тебе скажу…. Уверяю, мы выросли в другой среде. Ты бы видел, как много пьют мужчины здешних мест. Э, ты не смотри, что я так пью. Тебе же хорошо известно, наши пресвитеры, то есть молоканские священники ни капельки в рот не берут. Не то, что пить, даже курение считается грехом. То и дело они… Я еще не видел ни одного, кто сказал «напился, не буду»…. Я давно уже не пью. Как мне быть, я же тебя встретил… Выслушай меня…. Пусть и Надя заново послушает мое завещание. В соседнем поселке есть татарская мечеть, пусть меня похоронят по мусульманским обычаям. Молокане то же, что и мусульмане…. Что, я не прав? Эй, Платон, как хорошо, что мы встретились. Дома каждый день о тебе говорили….
Теперь и Эфлатун был в терзаниях. Он, со слезами на глазах рассказывал о тяжелой жизни, скорби, печали, поддерживал порой слова своего друга. Но между ними иногда возникал и спор. Почему-то критика священников Егором не трогало Эфлатуна.
- Михалыч, не кипятись, везде есть свои правила, законы. Ты прав, молоканский пресвитер отличается от других священников. Вы, молокане тоже отличаетесь от русских. Так же ведь? Ты считаешь, что русский человек пьет ради удовольствия? Нет, брат, многие русские пьют от страданий, да-да, от боли. Знаешь, между прочим, нынче некоторые из наших давно перегнали русских…. Почему? А потому, и у нас предостаточно боли. Вот и я, думаешь из-за чего в таком возрасте, в такое время оставив дом, семью отправился в путь? Ну, иначе как назвать? Смотри и я пью. И это ради наслаждения? Абсолютно, нет… Все от мук.
Затем и Эфлатун воспользовался моментом сказать о своем завещании Михалычу.
- Егор…. Глянь, Михалыч…. Слышишь? Эти места далеко от моих родных. Вдруг со мной что-то случиться…. Божий свет состоит из смерти и рождения. Если настанет мой черед, и я умру здесь, ты меня никуда не отправляй, не лезь в расходы. Теперь речь пойдет о моих похоронах…. Времена трудные, Егор…. Слава Всевышнему, ты помнишь, молитву калимаи- шахадат. Нет, даже если забыл, ничего страшного. Похоронишь меня по молоканским обычаям. Знаю, Егор, что происходит в твоей душе, хочешь сказать, «грех-то какой взял на душу… меня же проклинают». Это не имеет значения…. Правда, Михалыч, религии разнообразные…. Но не забывай, главное это Бог. Бог един. Только Бог может создать своих рабов, дать им жизнь и когда ему угодно отнять ее…. Слушай, скажу еще что-то, Михалыч, пусть сестрица Надя тоже послушает, если умру….
- Перестань!.. Хватит!.. Не дури!.. – Михалыч, ударил кулаком по столу.
Бутылки из-под водки покатились и упали на пол….
Вслед за этим спорившие все это время как дети, двое пожилых мужчин обнялись и расплакались навзрыд. Сейчас они были похожи на два старых и хрупких дерева, у которых срослись и переплелись ветки.
Надя, сложив руки, растерянно смотрела на них….
Перевод Шахло Касумовой