Философия преступления
Человек – творец и преступник, бунтарь, революционер и первооткрыватель. Когда-то, давным – давно, он подчинил себе, своей воле, произволу личного и социального окружающий мир. С тех пор он властвует в нем и диктует свои нормы и ценности.
Любое господство есть реальное переплетение высоких помыслов, расчетливых преступлений и поведенческой девиации. Где же грань отделяющая одно от другого? Где скрывается тайный смысл определяющий цели формы и результаты человеческого действия?
Данная работа есть еще одна из множества попыток разобраться в этом.
Одно из фундаментальных свойств всего живого - действие. Действуют силы космоса , действует природа, действует человек. Однако только он несет в себе способность к оценке содеянного, его метафизическую основу, внутренний скрытый смысл.
Человек осваивает и познает мир .Одновременно он очеловечивает его со всем множеством вытекающих из этого противоречий.
Совершая это он как бы подгоняет мир под себя , по своему произволу и разумению создавая в нем картину некоего организованного противоборства. И вот уже в стихиях космоса и земли он готов видеть силы, действие которых направлено только на злодейское разрушение. В мире животных – естественное биологическое взаимодействие воспринимается как насилие рассматриваемое в контексте отношений агрессор – жертва. Много еще можно привести подобных примеров. Суть их сводится к стремлению вынести основания действия за рамки его практического осуществления, а причину его созидательно-разрушительной двойственности и противоречивости по человечески приписать некоей внешней программирующей силе.
Еще в глубокой древности из проверенных опытом результатов человек получил представления о добре и зле . Они сразу же предстали перед ним как исключительно трудные и запутанные . Добро и зло всегда шли рядом и зачастую были просто неразличимы . именно по этому появилось великое множество достаточно искусственных и противоречивых представлений по отделению одного от другого.
Организуя социальное и культурное пространство человек нуждался в простых и ясных формальных критериях отделявших злую то есть враждебную человеческой природе, неверную по отношению к ней как к истине деятельность от доброй то есть несущей благо.
Опыт показывал людям, что неразличимость границ между добром и злом таит в себе опасности тотальной утраты перспективы деятельности .
Иными словами, если все дозволено ,то что дальше? Ведь нет более нужды в расширении и совершенствовании ни мира , ни человека ни и общества.
Действие превращается в простое воспроизводство данного состояния , в полное господство суетной бытовой повседневности лишающей людей человеческого типа деятельности. Подобное состояние общества и культуры опасно прежде всего неизбежным доминированием культа гедонистического наслаждения последовательно приводящего человека в иллюзорный наркотизированный самыми различными способами мир. Он , в свою очередь окончательно извращает человека, лишает его естественного чувства ответственности за будущее , подавляет природные инстинкты в том числе и сильнейший из них – инстинкт самосохранения.
Понимание подобной опасности пришло к человеку очень и очень давно .
Еще наши дикие предки усвоили некую разницу между желательной нормой и несущим некую угрозу отклонением от нее. Например можно догнать и убить оленя и обеспечит мясом и шкурой соплеменников , а модно отнять оленью тушу у другого . Чистый результат вроде бы будет тот же : и ворованное и добытое честно мясо насыщают одинаково . Вот только нормативное действие способно обеспечить всех , а ненормативное лишь немногих.
Однако парадокс соотношения в жизни людей нормы и преступления против нее состоит как раз в том , что именно преступление и содержащееся в нем чувство азарта , риска, удачи и стали естественным способом развития как человечества в целом так и отдельных его частей .
Это парадокс рождает множество противоречий , которые были и будут неразрешимыми пока не придет понимание достаточно простой вещи.
Добро и зло не пара и сколько бы не пытались вывернуть зло добра мы не увидим. Зло не противоположная сторона добра ,а добро не противоположная сторона зла. Это значит ,что не существует границы между ними. Отсюда все попытки развести добро и зло , норму и преступление носят достаточно условный порожденный социальным строем и политическими отношениями характер.
В дуальной структуре добра и зла позитивного и негативного действия скрывается третий элемент – чистое действие . То есть принципиально нейтральное в отношении оценки его результатов человеком.
Все виды человеческой деятельности как физической так и умственной предстают перед нами системой из трех сообщающихся сфер находящихся в состоянии неустойчивого равновесия. Две из них представлены явно и отчетливо это добро и зло, норма и девиация , моральное и аморальное.
Скрытой точкой их равновесия и является «чистое действие», действие с поверхностью. Момент или мера его присутствуют в каждом шаге , жесте , желании и предметном действии человека.
Так , если вы голодны и хотите ликвидировать это неприятное ощущение вы действуете. Подумаем как . И мы увидим, что для своего насыщения , прежде чем и для того чтобы положить что-то в рот разжевать и проглотить то есть совершить «чистое действие» избавления от голода человек должен осуществить массу символических действий . Причем, чем выше уровень цивилизованности , чем выше социальный статус, тем больше будет количество и сложнее и прихотливее конструкции этих символических действий . Подтверждением тому может служить необыкновенно разнообразные и сложные ритуалы поглощения пищи сложившиеся во множестве культур и ,что особенно важно, субкультур и контркультур. Ритуал застолья в высших социальных слоях предполагает множество специальных навыков и умений зачастую не облегчающих а усложняющих или даже попросту игнорирующих конечную цель – насыщение.( Во множестве воспоминаний дипломатов содержится например рекомендация никогда не ходить на официальные застолья голодным).
В противоположной социальной среде - у бродяг, нищих, алкоголиков, арестантов наблюдатели отмечают реальное наличие пусть не столь сложных , но ревностно охраняемых правил , запретов и ритуалов. ( Так В.А Гиляровский описывая нравы волжских бродяг- зимогоров отметил строжайше соблюдавшееся ими отделение процесса выпивки от еды . Если к их компании распивающей водку подойдет страдающий с похмелья собрат, его пожалеют и с готовностью поднесут стакан и корку хлеба , но если только приглашенный выпив попытается ее съесть его обязательно прогонят и побьют : «Мы тебя оголтелого пожалели, поправиться поднесли , а ты – обчество объедать!»)
Человек осуществил радикальный разрыв чистого и символического действия . Первое оказалось внутри второго. Оно лишь незримо присутствует и остается некоей первичной, родовой альтернативой, принципиально нейтральной точкой. В чистом действии нет преступления , нет аморальности и безнравственности. Центрирует и уравновешивает оно многочисленные символические игры человечества с добром и злом , нормами и девиациями , законами и преступлениями.
В рамках подобных игр человечество столетиями искало центр, сущностную основу деятельности вне себя , в сфере всеобщих законов и принципов. Еще Кант отметил стремление философов определиться по поводу того, какая же сила есть центр мира добрая или злая?
Он же , рассуждая по этому поводу задал вопрос : «Не возможно ли что-то среднее, а именно, что человек как член рода своего ни добр , ни зол, или, вернее, может быть и тем и другим, то есть отчасти добрым и отчасти злым?»( 4, с.271).
Чистое действие появившись на миг тут же спряталось за уточняющими суждениями и вот уже центрирующим основанием становятся мотивы человеческой деятельности - максимы произвола. Они привязывают проявление добра и зла к человеку закрепляют их определение и различие в правилах деятельности человека реализующего собственную свободу.
На этой основе все деятельностные проявления человека замыкаются на создаваемые им самим правила. Скрытым и непостижимым остается «первое субъективное основание принятия моральных максим» . Непостижимость эту Кант видел в том , что ответ на вопрос: « Почему я принял злую а не добрую максиму ? надо искать не в естественных мотивах , а всегда опять таки в некоторой максиме и так как эта максима тоже должна иметь свое основание, а кроме максимы не следует и невозможно указать какое либо другое определяющее основание свободного произвола , то в ряду субъективных оснований определения мы всегда будем вновь и вновь возвращаться к бесконечности, не будучи в состоянии дойти до первого основания» (4, с 272.)
Выделим это и подчеркнем особо , так как дальнейшее стремление людей определить свою волевую самостоятельность привело их к «переоценке ценностей», к мироутверждающему эгоизму уже не человеческого, а личностного произвола (Например у Макса Штирнера или Фридриха Ницше)
Реализуя кантовский принцип отделения добра от зла, нормы от преступления и существует столетия правовая теория и практика. Из опыта реализации в ее рамках «максим человеческого произвола» можно выделить следующее.
«Обращение к бесконечности» возникло не только в начале, то есть в основании «свободного произвола». Аналогичная бесконечность оказалась и «сверху» то есть ею характеризуется необходимость создавать все более и более обширные и детализированные предписания, регламентирующие все новые и новые грани свободы открываемые человеком.
Практика последовательно отвергала мелочное нормативное регулирование, превращавшее Закон в подобие пособия по домоводству.
Точно так же оказались отвергнуты наивные мечты о создании небольшого количества разумных и справедливых законов, свободно исполняя которые люди действительно смогут обрести довольство справедливость и счастье.
Многообразие рождавшихся видов деятельности всегда и везде опережало нормы и предписания, а в промежутке между деятельностью существующей реально и деятельностью регламентированной прочно утвердились злые принципы создающие свои нормы и предписания и организующие людей в своих, злых и несправедливых интересах. Особенно плодовиты в порождении зла и преступных поведенческих девиаций непонятные и нереализуемые законы. Они прямо таки кричат: «Не выполняй меня, откажись от меня, ты все равно никогда меня не выполнишь и совершая беззаконие будешь прав!»
Сосредоточение теоретических и практических представлений об основах организации жизнедеятельности людей в обществе на регламентирующих правилах и законах навязывающих человеку неочевидную модель его деятельности, породило стремление к тотальному их отрицанию через преступное и революционное разрушение существующих нормативных основ миропорядка.
Вернемся, однако, к Канту. Он отрицал возможность постановки в качестве первого основания «морально безразличного поступка», аргументируя это тем, что таковой: «был бы тогда поступком, который следует из одних лишь законов природы и, таким образом, вообще не имеет отношения к нравственному закону как закону свободы, при этом он не есть факт и в отношении его не бывают, да и не нужны, ни предписание, ни запрет, ни даже дозволение.» (4, с.273) Следовательно вся система человеческой деятельности разворачивается внутри созданного внутри законов , запретов дозволений и предписаний правового пространства где центрирующей силой становится закон как таковой выносящий определения относительно оценки человеческого действия как нормативного то есть несущего в себе добрый принцип и девиантного то есть несущего в себе в большем или меньшем количестве принцип злой.
Однако, созданное для Канта не может быть результатом только собственно человеческой деятельности. Он ставит вопрос о «первоначальных задатках»
добра и зла в человеческой природе. Рассуждая об этом он настаивает на активной , деятельностной самокоординации человека на уровне их реализации.
Так , рассуждая о «задатках животности» Кант видит в них комплекс деятельности проявляющийся на основе «механического себялюбия» в котором выделяет : «стремление к самосохранению», «стремление к продолжению рода через влечение к другому полу», «стремление к сообщности с другими людьми, то есть влечение к общительности» (4, с.276.). Вслед за констатацией поставленных им первыми животных т.е идущих не от животного а от живого задатков Кант открывает естественно проявляющийся в деятельности механизм их «двоения». «Им могут быть привиты всевозможные пороки (которые ,однако, не возникают сами собой из этих задатков как корня). Их можно назвать пороками естественной грубости и при наибольшем отступлении от целей природы они становятся скотскими пороками: обжорства, похоти и дикого беззакония.(4,с.276.)
Говоря о «задатках человечности» Кант видит в них прежде всего «влечение добиваться признания своей ценности во мнении других и притом … лишь ценности своего равенства с другими» (4,с.276.)
Злое «двоение» задатков человечности по Канту проявляется в своеобразном их «обострении», когда естественное себялюбие человека проявляется ревностью, соперничеством , завистью, неблагодарностью и злорадством. У доброго и злого нормативного и девиантного одна единая природа которая может разными практическими гранями реализовываться в деятельности, в применении к обстоятельствам .
Выделяемые Кантом третьими среди первоначальных задатков добра в человеческой природе «задатки личности» несут в себе понимание неизбежного влияния на человека его эмоциональной составляющей . Суть позиции Канта в том , что «свободный произвол» может принять в свою максиму добро лишь на основе доброго характера человека который делает его способным испытывать уважение к моральному закону , что и есть важнейшая субъективная основа принятия его в максиму свободного деятельностного произвола человека. Соответственно характер злой , агрессивный , циничный не позволяет в естественной простоте принять изначальный приоритет добра и настраивает людей видеть повсюду козни , лукавство и обман подобная изначальная эмоциональная оценка принятая в максиму деятельности придает и придает ей злые грани , раздваивает и извращает подталкивает к принятию нормы как девиации.
Итак, деятельность по Канту центрируется первичными задатками которые в процессе ее «прячутся» за уравновешенное системное единство сущес твования их потенций: добра и , одновременно, зла.
Получаются , что в человеческой практике неразделимо соседствуют уравновешенные на изначально доброй нейтральности нормативные и девиантные действия.
Это порождает недоверие: выходит, что точка равновесия и не нейтральна вовсе: она реализует изначально и принципиально добрую волю Создателя и уверенность что созидающая воля не только не может быть иной , но даже и не предполагает никакой меры риска таковой оказаться!
Иными словами мир в первооснове своей добр , однако в ходе деятельности людей по реализации его в своих частных проявлениях он может порождать функциональное зло как извращенное, или превращенное на основе эмоциональной субъективности девиантно искаженное добро. То есть в одной из граней соприкосновения с бесчисленно многообразным миром добра добрый принцип обязательно проявится как злой, а в реализации самого потенциально доброго закона одним из моментов неизбежно станет порожденное именно им преступление.
Так, в том, что беспризорник потянулся за лежащей на прилавке булкой и взял ее - изначально задатков преступления нет , но в контексте социальных норм , где эта булка есть результат деятельности иного, желающего получить за нее вознаграждение, стремление присвоить ее актом чистого действия есть преступление.
Чистое действие безгрешно , но нормативные игры людей превращают его в греховное и преступное.
Любопытно отметить , что переход от преобладания «чистой» , вненормативной деятельности к господству символических норм и запретов нашел в культурной традиции человечества отражение в распространенных представлениях о «золотом веке», жизни в раю которая предшествовала грехопадению и низвержению людей в нынешнюю греховную и злую жизнь. Подобная мифология несет в себе оценки реальных изменений происходивших в человеческом сообществе.
Если разобраться, что такое « золотой век» то получиться что ему соответствуют религиозно- мистические, трансцедентные представления о нормах, правах , добрых и злых деяниях . В подобном мире главной сферой деятельности людей является их деятельность в природе реализующая по большей части прямое присвоение предоставляемых ею средств жизни. Этот мир суров и опасен , человек в нем уязвим и беззащитен , но это мир существования в гармонии с явлениями , процессами , силами которые можно только принимать как данность ибо воздействию и корректировке со стороны человека они просто неподвластны. В нем человек берет себе то, что дает природа не требующая ничего взамен.
Отношения между самими людьми по поводу каких либо действий направленных на удовлетворение потребностей пока способны лишь объединять их. С точки зрения человека здесь господствует «чистое действие» еще никак не обремененное условностями и нормами общества, государства и права.
Простейшие нормативные регуляции просты , естественны и не выходят за рамки естественно-бытового порядка. Обилие, стойкость и бытовая конкретность воспоминаний о подобном миропорядке указывает на то , что существовал он достаточно широко и долго у множества разных народов . В нем не было и не могло быть преступлений, а зло носило субъективный характер базируясь прежде всего на эмоциональной основе существования индивидов.
На смену подобным отношениям приходит постепенное формирование представлений о собственности. Первоначально ею становится некая «метафизическая территория» , земля особого качества , Родная земля покровительство сил которой распространяется уже не на всех , а лишь на избранных исстари живущих на ней . Возникает мир «своих» и мир «чужих» . Добро как бы «уходит внутрь», остается таковым лишь для своих оборачиваясь злом к чужаку. Соответственно деятельность своего среди своих на своей земле становится нормой , а такая же точно деятельность на этой же территории чужака отклонением , девиацией.
Дальнейшее развитие социальности только увеличивает количество непонятных и неочевидных для естественно- бытового мировосприятия условностей, запретов и ограничений. Массовое сознание воспринимает это как глубокую несправедливость которую можно терпеть, к которой приходится приспосабливаться, но которую можно и нужно нарушать при любом подходящем случае.
Подобное отношение к многочисленным и разнообразным символическим ограничениям «чистого действия» множество из которых столь древни и прочны, что воспринимаются естественной основой «всеобщего законодательства» и служит основой для представлений Канта о склонности ко злу в человеческой природе.
При ближайшем рассмотрении эта склонность представляет собой ни что иное как набор основных мотивов и типов девиантного поведения людей выстраивающих практическое , обусловленное ситуацией и внутренней установкой отношение к символическим ограничениям и нормам социальной жизни изначально воспринимаемым как несправедливые непонятные и искусственные.
«Невидимым стержнем» любого преступления и бунта является то что в любой нормативной системе исполняемой людьми неизбежно наступает момент когда ВЕСЬ, именно ВЕСЬ уклад жизни смертельно надоедает его участникам. Человеку может надоесть что угодно : труд, порядок , дом , жена, социальный строй, образ жизни, место в котором он живет и т. д. и т.п. Вопрос в том, к каким действиям будет побуждать категория «надоело», что соберется менять человек ждущий перемен.
Если он устремиться менять веру – жди реформаций, религиозных войн, массовых движений сектантов.
Если им неодолимо овладеет «охота к перемене мест» - начинаются географические открытия и колониальные захваты.
Если же человек начинает менять надоевший уклад жизни - случаются преступления ,бунты и революции. Те самые «внешние» , «случайные» революции которые в одночасье разбивают вековые империи и десятками выбрасывают короны (часто вместе с головами их владельцев) на мостовые.
Бунтом , массовой девиацией принимаемой в максиму произвола человек стремится «очистить» свое действие от надоевших нормативных барьеров сотворить скачок к чему-то новому , неясно- величественному и прекрасному . Однако на деле он прежде всего делает выбор в пользу зла как бы не пытался он замаскировать , скрыть или оправдать это.
Самым массовым мотивом оправдания злого выбора служит рассуждение : я хочу добра, но совершить его не могу . Почему? И здесь разворачивается впечатляющая картина спекуляций сводящихся в основном к тому, что добро принимаемое как цель требует для своего достижения практического злодейства и далее в том же духе.
Вернемся же снова к Канту и вспомним его предельно простой и ясный вывод: «добро оказывается субъективно более слабым мотивом, хотя объективно влечение к нему неодолимо». Иными словами надоело именно добро и послушание , а вызывает интерес и влечение именно зло как внешне очищенное от него действие, как своеобразная реализация «карнавала непослушания».
Кант удивительно проницателен и точен. Суть социальной интерпретации его мысли состоит в том, что на уровне социализационного ядра индивида, его веры и убеждения, обязательность добра и послушания закону в бесчисленном множестве жизненных ситуаций не очевидна.
В самом деле, по какой такой внутренней максиме притяжения к добру голодный должен умереть рядом с обильным столом лишь на основании того, что по закону на находящуюся на нем еду он не имеет никакого права? Да реальный голодный человек согласиться быть выпорот плетью или отсидеть в тюрьме, но быть поротым и посаженым – сытым.
В другом случае тот же Кант прямо говорит, что «сообразные с чувством долга поступки не совершаются из одного только чувства долга».(4.с278.)
Значит, если, например, государство хочет , чтобы граждане его честно и добросовестно исполняли свой элементарный долг ( как , например у В.И.Ленина в «Очередных задачах советской власти»: хозяйничай экономно, не лодырничай не воруй), то оно должно предоставить людям за это некое вознаграждение и чем проще исполняемый долг и выше его оплата , тем охотнее он будет принят гражданами в повседневную и реальную максиму собственного произвола.
Вот реальная основа конформизма и как нормы и как девиации, а что если гражданам оплатят не послушание, а наоборот- бунт или (что еще страшнее) революцию?
Делая выводы из наших рассуждений лучше и проще всего снова сослаться на Канта который еще в ХУ111 веке утверждал : «Максима , по которой надлежит ценить добро во всем моральном достоинстве личности, противна закону и человек, хотя бы он совершал одни только добрые поступки, все же злой человек»( 4.с.279.)
Соответственно среда социального действия людей заполнена прежде всего злом которое ведет за собой еще и разнообразные формы насилия и преступлений.
Инстинктивно чувствуя несправедливость и противоестественность подобного положения дел особенно в сравнении с мифологизированным «золотым веком» человек с давних времен пытался найти принципиальный , системный путь устранения зла как такового из своей жизни.
Парадоксальным образом это проявилось в преступности. Можно предположить, что именно благодаря метафизической противоположности собственника и вора и возник особый воровской мир деятельностью и нормами своими отвергающий право собственности как социальный институт.
Если воровство представляет собой лишь простейшую форму практического противостояния обыденного сознания социальным символам и нормам которые воспринимаются как глубоко несправедливые, то на уровне более высоких обобщений рождается убеждение в том , что люди могут и должны очистить свою деятельность от чуждых символов и норм и восстановить равенство чистого действия в качестве естественного закона общественного бытия.
Разворачивается фундаментальный конфликт между человеческой деятельностью соответствующей нормам и правилам сакрализации собственности и деятельностью стремящейся эти правила игнорировать и нарушать.
«Чистое действие» прячется внутри этого конфликта проявляясь до поры до времени рассуждениями о том, насколько совершеннее был бы мир и реальнее достижение в нем всеобщего блага , если бы на пути не стояли утверждающие зло вопреки изначально доброй программе символы.
Одним из наиболее ранних доказательств не только существования , но и осознания значимости подобного конфликта является платоновский «Миф о пещере» . В его тексте : «…идея блага - это предел, и она с трудом различима , но стоит только ее различить , как напрашивается вывод, что именно она - причина всего правильного и прекрасного» ( 11,с. 270.), Следовательно постигший смысл собственного бытия , разорвавший оковы навязанных запретов вырвавшийся на свет из пещеры человек усваивает идею блага то есть он очищает свою деятельность от суетного и второстепенного которое лишь мешает увидеть подлинный смысл своего существования в мире.
Но затем перед ним ( и это полностью осознавалось Платоном) открываются два различных варианта его существования:
1 Полное обращение к идеальному: « …пришедшие ко всему этому не хотят заниматься человеческими делами; их души всегда стремятся ввысь».(11,с270.)
2. Стремление вернуться назад в пещеру чтобы открыть идею блага оставшимся в ней узникам.
Это -то возвращение и порождает практическую фазу конфликта в котором то ли преступника, то ли революционно преобразившего свой дух человека либо просто перестанут понимать живущие в нормативных оковах «…из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением , а значит не следует даже пытаться идти ввысь.» ( 11,с.269) , либо просто осудят и убьют как опасного преступника, носителя зла разрушающего установленный порядок «А кто принялся бы освобождать узников чтобы повести их ввысь , того разве они не убили бы , попадись он им в руки?»( 11,с.269)
Много позднее практически о том же самом конфликте писал Кант. По его мнению, достижение законопослушания в рамках существующего, но до конца, до естественных начал нравственности не принимаемого общества,
не требует «изменений в сердце», для этого достаточно изменений в нравах.
«Человек считает себя добродетельным , если он чувствует себя твердым в максимах исполнения своего долга , хотя и не из высшего основания всех максим , а именно не из чувства долга …а ради покоя, … выгоды и т.п.»( 4, с.293.)
Следовательно, стабильность и формальная добродетельность социальной системы основанной не на «чистом долге», а на осознании выгод реального конформизма может быть достигнута лишь количественным накоплением вполне символических и утверждающих конформизм законодательных запретов и ограничений то есть их постоянным реформированием.
Однако если речь идет о достижении добродетели не только по закону , но и «по умопостигаемому характеру», то для этого необходима не реформа а «революция в образе мыслей человека …и новым человеком он может стать только через некое возрождение, как бы через новое творение»( 4,с.294.)
Именно в этом суть истиной , подлинной , антропогенной революции как возрождения подлинности человека , восстановления его деятельности как абсолютного и универсального чистого действия. И только после этого возможен как реальность и коммунизм, и новый «золотой век», и полная абсолютная и принципиальная ликвидация преступности и только такой человек действительно смог бы начертать на своем знамени : «От каждого по способностям – каждому по потребностям!»
Но еще со времен Платона даже самые блестящие умы всегда были склонны смешивать идею блага с реальностью, идею социального блага с социальной реальностью, а подлинную революционность преобразований с нетерпением и нетерпимостью бунта. В основе этого была, и отчасти, остается иллюзия что именно «реформой» (в самом широком понимании) то есть частичным изменением управляемого порядка жизни можно утвердить принципиально новые нравственные принципы и создать нового человека.
Исторически первыми поставили подобные цели и задачи многочисленнейшие утопические теории. Традиционная и наиболее распространенная их оценка может быть сведена либо к восторгам по поводу глубины предвидения их авторов, либо к отрицанию их как беспочвенных мечтаний и романтических грез.
Однако размышление над наиболее характерными чертами самых различных утопических сочинений приводят к следующим выводам:
Во- первых все утопии есть по своей сути попытки описания малого общества, то есть относительно ограниченного социального пространства основанного на обычаях и традициях сложившихся у людей с иной моралью и иными типами деятельности основанными на ней.
Во- вторых речь в большинстве из них идет о небольших территориях, по тем или иным причинам отказавшихся от уклада жизни, характерного для окружающего их остального мира;
В – третьих для многих утопий в явной или скрытой форме характерно стремление распространить при малейшем на это шансе свой уклад жизни и свои законы на всех остальных людей.
Подтверждая сказанное можно до бесконечности цитировать и Мора и Кампанеллу, и Фурье , и Оуэна и Вейтлинга и многих других. В качестве доказательства хочу привести примеры принципиально противоположных и по историческому времени создания, и по социокультурному контексту сочинений. Речь пойдет об описании Телемской обители в книге Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль».
Утопическая идея Рабле исходит вроде бы из привычного и традиционного образа монастыря как общины подвижников равных между собой и обязанных трудиться. Следовательно, уже в христианских монастырях закладывалась идея практического создания идеального, праведного типа связей и отношений между людьми, то есть типичного малого общества, выступавшего образцом для общества большого. Однако оторванность интересов христианской религии от земной жизни человека превращали монастырь либо в социальный изолят отшельников, либо в сообщество циников, паразитов, неудачников которые, не имея шансов на успех в большом мире создавали малый для исполнения собственных нереализованных амбиций. Телемская обитель Рабле это своеобразный «антимонастырь». Вокруг него нет стен, ибо « за стеной , не лучше, чем в застенке,- там и наушничание , и зависть ,и подсиживание».( 12,с.142)
В нем отсутствует какая-либо внешняя, искусственная регламентация человеческой жизнедеятельности а устав состоял из одного правила : «Делай что хочешь». Однако именно это то и вступает в противоречие с практикой. Фактически лозунг этот опять воспроизводит давно узнаваемое и отрицаемое: «Делай что хочешь в рамках принятых правил.»
«Благодаря свободе у телемитов возникло похвальное стремление делать всем то, чего, по-видимому , хотелось кому –нибудь одному. Если кто –нибудь из мужчин или женщин предлагал : «Выпьем!»- то выпивали все; если кто-нибудь предлагал: «Сыграем!»- то играли все; если кто –нибудь предлагал : «Пойдемте порезвимся в поле» - то шли все», - писал по этому поводу Рабле . Свобода и несвобода и здесь вместе. «Чистое действие» умудряется прятаться за нормативными играми даже в совершенно свободной мечте о счастье и процветании человека.
Итак, метафизика преступления - в сущности социально – нормативного бытия человека, в его неспособности через общество восстановить мир чистой деятельности. Общество и его институты карали, и будут карать в равной мере любого, кто попытается поставить под сомнение нормативные правила его существования. Одинаково печальны судьбы преступников и революционеров. Выжить и адаптироваться в реальной жизни могут только те из них,кто однозначно порвет как с преступным, так и с революционным прошлым.
В нашем реальном мире борьба с преступлением и преступностью это всегда наказание за уже совершенное зло, которое не устраняет а только усиливает, укрепляет и укореняет последнее.
Возможно ли когда –нибудь полностью устранить преступление из человеческой жизни ? Возможно ли когда- нибудь совершить революцию которая станет самой последней революцией?
Как ни парадоксально это звучит, но подобное станет возможным при полной и безоговорочной ликвидации самого института собственности и возвращении к «чистой» деятельности и прямому присвоению необходимого непосредственно из окружающего мира. Будет это когда-либо достигнуто или нет зависит только от реальных обстоятельств глобального общецивилизационного развития.
Единственный опыт имеющийся на этот счет у современного человека состоит в том , что нормативное введение даже отдельных элементов этой предполагаемой перспективы здесь и сейчас, в надежде либо заставить человека стать иным, либо возродить в нем какие-то внутренние качества есть неосуществимая утопия порождающая еще больше преступлений и конфликтов.
Л И Т Е Р А Т У Р А
1.Антихрист. Антология. М.,1995.
2.Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 2002.
3.Делез Жиль. Ницше и философия. М., 2003.
4.Кант Иммануил . Трактаты . СПб., 1996.
5.Липовецки Жиль . Эра пустоты . СПб., 2001.
6.Левин Карл . От Гегеля к Ницше . СПб., 2002
7.Рено Ален . Эра индивида. СПб., 2002.
8.Ницше Фридрих . Сочинения . т.1-2., М., 1990.
9.Штирнер Макс . Единственный и его собственность. Харьков. , 1994.
10. Фихте Иоганн Готлиб. Сочинения. Т 1-2. , СПб., 1993.
11. Платон. Диалоги. М., 1984.
12. Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль . М., 1962.