Часть 1. Смута

ЧАСТЬ 1.                СМУТА.

Глава 1. ПРИРОДНЫЕ КАТАКЛИЗМЫ В НАЧАЛЕ XVII ВЕКА В  ЕВРОПЕ.
После сравнительно тёплого XVI века в Европе резко снизилась среднегодовая температура. Глобальное понижение температуры наблюдалось во всей Европе и в Северной Америке. Покрылась ледниками «Зеленая земля», (Гренландия),  с острова исчезли поселения. По Темзе и Дунаю катались на санках. Москва-река полгода была надёжной площадкой для ярмарок.
Летом 1601 года на всем востоке Европы зарядили дожди, холодные, проливные, бесконечные. От Пскова до Нижнего Новгорода они лили беспрерывно двенадцать недель. Уже в июле ударил первый снег. Весь урожай погиб, даже попытки скосить недозревшие хлеба провалились. Уже в конце августа начались снегопады и метели, по Днепру ездили на санях «как средь зимы», на полях жгли костры, чтобы спасти хотя бы жалкие остатки незрелого жита.
В Лифляндии лето 1601 года было холодным и  дождливым, в результате чего погибли все посевы. Имевшиеся у крестьян запасы продовольствия были конфискованы для нужд армии или стали добычей грабителей.  Начался голод. Надеясь на спасение, тысячи людей подались в города, но и там продовольствие было на исходе. Более половины всех сельскохозяйственных угодий остались без хозяев. Поля заросли кустарником. Крестьяне были вынуждены сами впрягаться в плуг или рыхлить землю мотыгой, чтобы посеять хоть немного хлеба. Голод повлек  за собой страшную болезнь - чуму, от которой вымирали целые области. Повсюду валялись трупы, так как некому было их похоронить.  В Лимбажи остались в живых всего восемь человек, в Валке - трое, а в Алуксне не осталось ни одного.
В начале XVII века из-за невиданных стихийных бедствий, обрушившихся на Россию, наступил неслыханный голод, продолжавшийся 3 года. Уже весною 1601 года «хлеб был дорог». Через год рожь стали продавать в 6 раз дороже. Затем эта цена возросла еще втрое. Не только малоимущие, но и средние слои населения не могли покупать такой хлеб. Исчерпав запасы продовольствия, голодающие принялись за кошек и собак, а затем ели траву, липовую кору. Голодная смерть косила население по всей стране. «Трупы валялись по дорогам. В городах их едва успевали вывозить в поле, где закапывали в большие ямы». Начались грабежи. Разбойничьи шайки орудовали повсеместно. Власть оказалась бессильной. Народ взбунтовался.
От голода страдали отдельные области России и в 1604-1608 годах, когда наблюдались и возвраты холодов в начале лета, и дождливые летние периоды, когда «на Москве среди лета выпал снег великий и мороз был, в санях ездили». Возвраты холодов, губившие посевы, повторялись и в последующие десятилетия. Особенно опасный характер холода носили в 1619 году, когда бедствие захватило как Европейскую часть России, так и Западную Европу. 5 мая, в «самый цвет», выпал снег и ударил мороз в западнорусских землях. О размерах бедствия очень ярко повествует Псковская летопись, в которой отмечено, что «в Западной стороне по многим землям хлеб побило мразом и градо, м и был голод великий ла сухом берегу к Руси». В Риге и Гданьске бочка хлеба стоила от 20 до 30 рублей. В пищу употребляли всякую «животину». Имели место случаи людоедства («и человечи плоти коснутися»).

Глава 2. ПОСЛЕДСТВИЯ ГОЛОДА В МОСКОВИИ В НАЧАЛЕ  XVII ВЕКА.
В  Московском государстве голод свирепствовал в 1601-1603 годах  по всей стране, умерло, по сведениям современников, до полутора миллионов человек. И не смотря на то, что во внутренней жизни государства Годунов ввёл строгий порядок управления, люди перестали повиноваться. На сторону Лжедмитрия  войска переходили вместе с воеводами и князьями.  Царь Борис Годунов неожиданно скончался, (возможно, его отравили), а его сына и жену убили. Бунты крестьян прокатились по Московскому государству. Управление страной переходило из рук в руки, бояре пытались решить свои частные интересы за счет привлечения иностранной помощи. Наступил полный беспорядок, хаос, государство развалилось. Москву заняли поляки, бояре торопились присягнуть новой власти. Под Псковом и Ярославлем хозяйничали шведы. Лишь только в 1612 году благодаря подвижничеству Минина и Пожарского и их ополченцев поляки были выбиты из Москвы и изгнаны с территории Московского государства. Земское собрание избрало на престол шестнадцатилетнего Михаила Романова, сына Филарета (Федора Романова, постриженного в монашество Борисом  Годуновым и отправленного в  северный монастырь). Началось правление семьи Романовых, длившееся 305 лет.
До начала погодных бедствий никому в голову не могло прийти, что столь мощное и стабильное Московское государство может развалиться.  В 1589 году был возведен московский митрополита Иова в сан патриарха. Москва  стала одним из столпов православного в мире. В 1590 году заканчивался срок мирного договора со Швецией. Это заставило русского царя Федора Ивановича пересмотреть свою политику по отношению к Швеции, которая владела значительной территорией, ранее принадлежавшей Руси. Швеции была объявлена война. Борис Годунов – «ближний великий боярин», наместник Казанского и Астраханского ханств, собрал 300-тысячное войско. Одни полки пошли «воевать» в Финляндию, другие - в Ливонию. Основные силы направились к Нарве. В январе 1590 года был взят город Ям. Князь Хворостинин разбил 20-тысячное войско шведов и «втоптал» их в Нарву. Начались переговоры. Русские требовали Нарву и всю Эстонию. Но шведы уступили России только Ивангород, Копорье и Карелию. Крымский хан Казы-Гирей писал дружественные письма царю, но в 1591 году внезапно вторгся со  стопятидесятитысячным войском в пределы Московского государства, перешел Оку, разбил воеводу Бахтеярова и подступил к самой Москве.  Борис Годунов направил  под Серпухов и Каширу столь мощное многотысячное войско, что, потерпев поражение и оставив значительную часть обоза, хан Казы - Гирей обратился в бегство и выслал послов подписать договор о перемирии. Повсюду вдоль границ русских владений были построены линии укрепленных городков, занятые постоянными гарнизонами, из которых велась сторожевая служба служилыми казаками. В короткое время были возведены новые пограничные крепости: Воронеж (1585), Ливны (1586), Елец (1592), Белгород, Оскол и Курск (1596). Оборонительная линия оказалась отодвинутой на юг, в «Дикое поле». Позади сторожевых войск располагались крупные военные силы около 65 тысяч человек, готовые для отражения врага. Страна была способна противостоять  угрозе одновременно с юга и запада. Годунов в 1596 году приказал построить каменную крепость в Смоленске. Строительство этой крепости закончилось в 1600 году.  В правление царя Федора Москва украшалась новыми сооружениями. Обновился весь Китай-город, так как старые постройки в 1595 году уничтожил пожар.
Достигнув крупных успехов на южных рубежах, русское правительство впервые смогло выделить значительные силы для завершения военных действий против сибирского царя Кучума. Царские воеводы выстроили сеть укреплений на Оби и в нижнем Иртыше, а затем двинулись в южные пределы Сибирского царства. В августе 1598 года воевода Андрей Воейков с отрядом воинов напал на ставку Кучума, в Ильменском сражении перебил его воинов и захватил в плен пять сыновей хана. Погибли брат и двое внуков Кучума, большая часть гвардии хана была убита. Сам же хан сумел бежать за Обь. Осенью 1598 года Воейков, руководствуясь указаниями царя Бориса Годунова, предложил хану перейти на царскую службу. Кучум отказался. Пользуясь покровительством правителя Бухары и ногайских мурз, он некоторое время скрывался в Барабинских степях, затем, когда бывшие покровители отвернулись от хана, бухарцы заманили Кучума в калмыцкие степи и убили его. С гибелью хана Кучума Сибирское царство прекратило существование. Западная Сибирь была присоединена к Московскому государству. Воевода Воейков со своим войском перешел Иртыш. Московское государство стало самым крупным государством по площади в Европе от Днепра до Иртыша.
Внешние условия в начале царствования Годунова  были чрезвычайно благоприятные. С Польшей велись переговоры о вечном мире, со Швецией было заключено перемирие. Дружественные переговоры велись с австрийским императором и Англией. Грузинский царь Александр, изнемогая под напором окружающего его мусульманского мира,  обратился за помощью к Москве. Для поддержки Грузии в Дагестан были посланы войска под начальством воевод Бутурлина и Плещеева, которые заняли укрепленный пункт Тарки.   В Европе укреплялось доверие к Московскому государству, и иностранные ученые из Германии и Англии прибывали в Москву.
 Холод и непрерывные дожди летом в течение трех лет ввергли стабильную и наводившую страх на соседей страну в пучину бедствий, привели к хаосу и разрухе. Недостаток продуктов, в первую очередь хлеба, недовольство населения и дезорганизация армии привели к свержению старого режима. Дальнейшая история развивались стремительно, как в бурлящем котле, с разных слоев которого на вершину взлетали малоизвестные доселе личности, а находившиеся ранее наверху исчезали в глубине. Это время бурлящего котла физики называют точкой бифуркации в соответствии с теорией ветвления (от французского la bifurcation - раздвоение). Именно в точке бифуркации есть место для великих полководцев. Именно в точках бифуркации есть социальный заказ на выдающихся деятелей. Вдали от этих точек многое объективно предопределено и действия одного или нескольких лиц не могут кардинально изменить ситуацию. Именно в этих точках бифуркации появлялись македонские, чингисханы, робеспьеры, наполеоны, ленины,  гитлеры и линкольны. Великие поднимали свои народы и вели их, заражая своими идеями о  будущем процветании. Некоторые из воплощенных идей подняли уровень  развития человечества или ускорили его процесс движения к прогрессу, а некоторые, претворяя на практике свои идеи, отбросили  народы от магистральной линии развития человечества на ее периферию.

Глава 3.    РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОЙНЫ В ЕВРОПЕ В XVII ВЕКЕ.
Природные бедствия обострили отношения между верующими различных религий. Европа погрузилась в пучину религиозных войн. К  войнам, не заканчивавшимися столетиями после возникновения мусульманства и раскола христианства между христианами и исламистами,  католиками и православными, добавились кровопролитные столкновения по всей Европе после раскола католицизма в XVI веке, названным периодом Реформации.
Протестантские учения. В 1517 году накануне праздника всех святых священник Мартин Лютер вывесил на воротах виттенбергской дворцовой церкви свои ставшие вскоре знаменитыми 95 тезисов, в которых резко критиковал практику продажи индульгенций. Вот этот день появления тезисов всеми протестантскими церквами и признан «Днем Реформации». Словно лесной пожар, распространялась весть о тезисах Мартина Лютера. Днем и ночью работали печатные станки по размножению тезисов, их переводили на немецкий язык, их переписывали и передавали из рук в руки. Где только не читались тезисы Лютера: в монастырях и в княжеских дворцах, в поселках горняков и домах горожан. Кто только был грамотен, тот тянулся к тезисам. И их не только читали, но и обсуждали.
Мартин исповедовал в своих проповедях, что Господь - не только Всемогущий Судья, но и любящий Отец. Изучая труды апостола Павла, он понял, что Божья справедливость состоит в том, что Он оправдывает нас через веру в Иисуса Христа. Бог не ставит прощение грехов в зависимость от наших добрых дел. Сын Божий уже претерпел наказание, заслуженное людьми. Прощение дается даром, без всяких условий. Единственное требование - личная вера в Спасителя, и эта вера сама по себе является даром Божьим. Римская церковь всегда учила, что неверующие после смерти сразу же попадут в ад, святые - на небеса, а простые христиане окажутся в чистилище, чтобы в муках отстрадать за все грехи. Изучая Новый Завет, Лютер пришел к выводу, что нет необходимости платить за грехи, если верой человек уповает на Спасителя, так как уже сам Иисус перенес муки за людей. Лютера очень беспокоила практика продажи индульгенций (прощений), одобренная римским папой Львом X, которому понадобились деньги на финансирование строительства громадного собора святого Петра в Риме. Продажа индульгенций казалась папе наиболее простым способом решения этой проблемы. Было множество верующих, которые, не жалея средств, порой скудных, покупали их, надеясь сократить после смерти время пребывания в чистилище. Лютер понимал, что даже за все совершенные добрые дела люди не достойны того спасения, которое Христос даровал им ценой своей драгоценной Крови.
Огонь, сокрытый в тезисах Лютера, загорелся ярким пламенем, и через короткое время почти половина Европы была объята его пожаром Реформации. Одни ликовали, что, наконец, нашелся человек, который восстал против всех мерзостей Рима; другие кипели гневом и ненавистью по отношению к вольнодумцу Лютеру. Противодействие врагов его идеям побуждало его проверять их тщательнее с Библией в руках, и чем больше он исследовал Священное Писание, тем все больше вся система папства представала пред ним как чисто человеческий вымысел.
      В 1520 году Лютер опубликовал ряд объясняющих его позиции работ, которые и принесли ему известность среди богословов, духовенства, гуманистов и простых людей. Главное в  сочинениях Лютера - не полемика с Католической церковью, а новые христианские положения. В них содержались призывы к созданию новой Церкви. Они являлись целой программой для Реформации и обновления Церкви. Лютер излагал  в этих книгах свое понятие о Церкви и государстве, о папе и духовенстве, о христианской жизни и христианских обычаях, о таинствах и богослужении. Благодаря этим книгам Мартин Лютер стал в необычайно короткий срок самым популярным человеком своего времени. Они привели в движение целое поколение, и вся Германия была охвачена желанием, вместе с Лютером, приступить к строительству новой Церкви. 1520 год стал годом высшего подъема идей Реформации. Ясное учение Лютера было маяком для людей во всем мире в течение четырех столетий. Согласно последним данным, на земле насчитывается пятьдесят миллионов лютеран. Большинство из них проживает в Германии, Северной Америке, Швеции, Финляндии, Дании, Норвегии, Эстонии, Латвии, Индонезии.
Мартин Лютер не был единственным реформатором в шестнадцатом веке. В Швейцарии появились еще два реформатора, имена которых пользуются не меньшей известностью, чем имя Мартина Лютера. Это Ульрих Цвингли, центром деятельности которого был город Цюрих, и Иоганн Кальвин, деятельность которого протекала в Женеве.  Они приняли основные положения лютеранской теологии и пошли дальше в развитии его идей. Протестантская Реформация церкви по Кальвину характеризуется абсолютным рационализмом и отсутствием мистицизма. Главные отличия кальвинизма от других христианских конфессий (католицизма, православия, баптизма и других) это - толкование Библии должно осуществляться только на основе Библии. Любое место Библии толкуется кальвинистами не с позиций какого-либо человеческого авторитета, а исключительно с помощью авторитета Божьего, то есть других мест в Библии. «Ни указы, ни декреты, ни видения, ни чудеса не должны быть противопоставлены этому Священному Писанию».
• Монашество и целибат (обет безбрачия) должны быть запрещены, потому что, по мнению кальвинистов, Бог создал мужчин и женщин для создания семьи и рождения детей.
• В церкви должны быть ликвидированы внешние атрибуты обрядности, отвлекающие от главного (протяжная духовная музыка, свечи, настенные изображения)
• Доктрина  о безусловном господстве воли Божьей, о предопределении Богом одних людей к вечному спасению, других к вечной гибели.
• Предназначение человека, его призвание Божие, реализуется в повседневном труде: «я прославляю Бога своими трудами и приношу обществу полезные плоды». Надо упорно работать на этой земле, чтобы действительно преобразовать жизнь и прославить Бога через свой труд. Только постоянное упорство и напряжение всех сил может обеспечить семье надежное будущее. Надо научиться вести размеренную и скромную жизнь. Надо разобраться в самом себе и мужественно оценить свои силы, способности и возможности. Занять именно то место, которое предназначено Богом тебе. Человек должен дорожить своим честным именем. Он не должен бросаться обещаниями или ручаться в том, в чем не уверен. Имя - это единственно надежное сокровище, которое можно передать детям.
Цвингли привлек к воплощению и введению в жизнь своих принципов государство и Церковь. Совет города Цюриха беспрекословно и скрупулезно выполнял идеи реформатора Цвингли. Вся жизнь в городе, общественная и личная, изменилась и приобрела  своеобразный вид. Всякого рода увеселения либо регулировались, либо запрещались. Ограничивались танцы. Люди привлекались к ответственности за бранные слова и особенно за сквернословие. Сам Цвингли ходил по улицам города, наблюдая за поведением граждан, он посещал мастерские, чтобы видеть труд работающих в них. Он принимал участие в заботе о бедных, интересовался положением в школах. В его собственном доме дверь была всегда открыта для всех. Город Цюрих стал похожим на благоухающий остров спокойствия  посреди моря насилия. Как и Цвингли,  Кельвин действовал совместно с городским Советом. Он ввел в жизнь граждан Женевы систему церковных наказаний буквально во все области жизни.
Результатом реформ Мартина Лютера явилось новое христианское вероучение - лютеранство, которое легло в основу многих видов  протестантства. Кальвинизм был  признан  частью лютеранства и потому приобрел легальный статус. Из Германии и Швейцарии лютеранство постепенно распространялось по другим странам. Оно проникло в Данию, Швецию, Голландию, Англию, Шотландию, Францию.
Первоначально Реформация во Франции была лютеранского направления, но под влиянием Кальвина она приобрело чисто кальвинистский характер. Французские кальвинисты известны в истории под названием «гугенотов». Первое время их не преследовали, они даже провели в 1559 году свой «Национальный синод». К ним присоединяются представители французской знати, как, например, племянница короля Франца I, принц Конде, знаменитый адмирал Колиньи и другие.
Католическую церковь Англии была отсоединена от Рима королем Генрихом XIII. Поводом к этому послужили многократные браки короля, которые папа не одобрял. Но распутный король, объявивший себя главой Английской церкви, конечно, не мог стать реформатором Англии. Истинным реформатором Англии был архиепископ Кентерберийский Томас Кранмер, который ввел в Английской церкви причастие с хлебом и вином, разрешил духовенству вступать в брак и ввел в практику богослужения так называемый «Общий молитвенник», который употребляется в Англиканской церкви и по настоящее время. Большую роль в деле реформации в Англии играла королева Елизавета I, дочь Генриха VIII. От своей матери - протестантки Анны Болейн Елизавета получила евангельское воспитание. Вступив на королевский престол, Елизавета освободила всех узников за дело Евангелия. Как и ее отец, Генрих VIII, она объявила себя главой Английской церкви и приступила к ее реформе. С помощью протестантских богословов она ввела церковный порядок, который и сегодня существует в Англиканской церкви; а именно - ритуал, в отношении многих обрядов, остается католическим, а вероучение вводится, в основном, кальвинистское, и излагается оно в 39 пунктах. Система управления остается епископальной. Эта смесь католицизма и протестантства является характерной чертой Англиканской церкви по настоящее время.
В Шотландии кальвинизм стал распространяться в середине XVI века и имел тесную связь с политической оппозицией против династии Стюартов. Вождем его стал Джон Нокс, ученик Кальвина, сочетавший черты его сурового характера с качествами политического агитатора и народного трибуна. Он сумел поднять религиозное восстание, добился низложения династии «нечестивых государей» и введения в Шотландии кальвинизма, получившего название Пресвитерианской церкви.
В 1555 году был заключен Аугсбургский  религиозный мир между   лютеранами  и католиками Германии. По условиям мира лютеранам были даны те же права, которыми исторически обладали католики. Каждый князь решал, какая религия будет допущена на  территории  его  государства (всего  лишь  одна). Все  не желавшие придерживаться  данной  религии должны были  покинуть  территорию,  не подвергаясь   репрессиям. Впервые были установлены географические  границы лютеранства.  Договор закрепил разделение Германии на лютеранский Север (Браденбург, Гессен, Саксония) и преимущественно католический Юг (Бавария).
В 1561 году лютеранство укрепилось в Прибалтике, когда последний ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии Готхард Кетлер отрекся от католицизма и основал герцогство Курляндии. В том же году шведское лютеранство пустило свои корни в Эстонии.
Борьба католической церкви с протестантством. Папа Павел III в 1540 году утвердил создание нового ордена иезуитов. Кроме трех обетов, обязательных для всех монахов, а именно - обетов нищеты, целомудрия и послушания, в ордене иезуитов был установлен еще четвертый обет: полное послушание римскому папе. В короткое время орден превратился в настоящий форпост Католической церкви и стал главным  оружием папы против протестантства.
В 1545 году был созван собор в Триенте по инициативе императора Карла V, который надеялся, что собор положит конец всем спорам между Римом и протестантами. Протестанты отказались принять участие в этом соборе, и поэтому Триентский собор превратился вскоре в острейшее орудие в борьбе с протестантством. На соборе, который  продолжался целых восемнадцать лет, решались два важных вопроса: реформа Церкви и укрепление церковных догматов. Оба вопроса обсуждались одновременно, и, надо сказать, не без успеха. Было установлено, что истолковывать Библию имеет право только Церковь, что «Никто не имеет права печатать и издавать книги религиозного содержания без указания имен автора, их продавать или для себя хранить, если они не прошли цензуры епископа и не одобрены им. Наказание за нарушение этого - отлучение и денежный штраф». Этим постановлением запрещалось распространение в католических странах сочинений Мартина Лютера и других реформаторов. Триентский собор принял также решение против учения об оправдании верою, и это решение гласит так: «Кто утверждает, что грешник оправдывается только верою, тот да будет проклят».
Собор в Триенте утвердил все прежние догматы Католической церкви: все таинства церкви, безбрачие духовенства, культ святынь, учение о чистилище, отпущение грехов за деньги и примат папы. Собор провозгласил самым тяжелым грехом - отход от Церкви. Все другие грехи, будь они самые позорные, извинительны. Каноны, принятые на соборе в Триенте, остаются в силе и в католицизме наших дней. После Триентского собора Католическая церковь переходит в решительное наступление.
Иезуиты проникали буквально во все страны мира, во все государственные органы,  протягивая свои щупальца во все области жизни. Прежде всего иезуиты вели борьбу с протестантством.  Для осуществления своих планов иезуиты использовали мощное орудие в лице австрийского короля Фердинанда II, ставшего впоследствии германским императором. Фердинанд был убежденным иезуитом и ни на минуту не сомневался в полной победе католицизма над протестантством.
Католики во Франции объединились под руководством герцога Гизе. В марте 1562 года «гизисты» напали на «гугенотов» и этим положили начало кровавой гражданской войне, продолжавшейся тридцать шесть лет и получившей  название «гугенотские войны». В этой войне было пролито море крови,  жестокость одних вызывала приступ жестокости у других. В истории останется память о «Варфоломеевской ночи» с 23 на 24 августа 1572 года, когда во время одной княжеской свадьбы в Париже были убиты все присутствующие на ней гугеноты, в том числе и адмирал Колиньи. В эту же ночь в Париже было убито еще до трех тысяч гугенотов, а в провинциальной Франции количество убитых достигло цифры в двадцать тысяч человек. Король Генрих IV положил в 1598 году конец ужасам этой гражданской войны. В известном «Нантском эдикте» этого года гугенотам была предоставлена некоторая, но не полная свобода. Полной свободой они могли пользоваться лишь в особо отведенных для них «резервациях».
В Нижних землях (Нидерландах) кальвинизм начал распространяться довольно рано и широко, - «независимых голландских бюргеров кальвинизм привлекал тем, что настаивал на свободе от тирании». Проповеди кальвинистов собирали многотысячные толпы. В августе 1566 года повсюду в Нидерландах прокатилась волна восстаний. Вооружённые повстанцы громили церкви и монастыри, изгоняли ненавистных католических пасторов, испанских чиновников и их пособников.  Поход в Нидерланды против еретиков был организован королем Испании Филиппом II. Летом 1567года герцог Альба вторгся с сильной армией в страну. Герцог огнем и мечом вытравливал инакомыслие, укрепляя в подчиненной ему стране католическую веру. Он учредил «Совет по делам о беспорядках», прозванный в народе «кровавым советом». Вся страна покрылась виселицами. За недостатком виселиц вешали прямо на деревьях, на зубцах городских стен. На улицах городов десятками жгли «еретиков».  После казни руководителей Эгмонта и Горна многие дворяне присоединились к лагерю протестантов. Движение приобрело национальный характер. К борьбе за освобождение Нижних земель от испанских захватчиков подключились «морские гёзы», с их помощью восставшим удалось захватить город Бриль в дельте Рейна и изгнать испанцев из северных провинций. Семь областей страны оказались под контролем кальвинистов. Альба спешно перебросил туда все свои силы. Взяв несколько небольших городков, в них испанцы истребили гражданское  население и гарнизоны поголовно - их вешали,  топили, выгоняли на мороз. Зверства Альбы только укрепляли решимость народа. Даже немногочисленные приверженцы из числа нидерландской знати отшатнулись от него.  В 1576 году избежавший ареста принц Вильгельм Оранский, возглавивший восстание,  подписал  мирный договор. Семь северных провинций образовали в 1581 году независимую республику, а южные районы Нижних земель оставались по договору за оккупантами, испанцами-католиками. В этих провинциях запрещалось кальвинистское богослужение. Республика, названная Голландией, стала зоной, где находили убежище многие политические и религиозные эмигранты из соседних стран. Принципы и формы кальвинистского церковного устройства были использованы при строительстве нового государства. Бежавшие сюда от репрессий из разных стран - гугеноты из Франции, кальвинисты из Фландрии и Брабанта  - способствовали бурному развитию страны.
Здесь искусные мастера изготавливали тончайшие, шелковистые ткани, драгоценные ковры и гобелены, ковали замечательное оружие, создавали чудеса ювелирного искусства, строили сотни быстроходных кораблей. Примерно с 1600 года нидерландские суда стали бороздить океаны. Расширение торговли с азиатскими странами послужило толчком для развития судостроения, судоходства и в целом всей экономики Нидерландов. Флот Соединенных провинций в середине XVII века почти вдвое превосходил флоты Англии и Франции вместе взятые. Активные действия торговцев, миссионеров положили начало широкой колониальной экспансии, приведшей к образованию огромной голландской империи. Центр торговли  в Европе переместился в Амстердам. Биржа голландской столицы в XVII веке стала крупнейшей в мире. Колониальные захваты, послужившие основой первоначального накопления капитала, осуществлялись Ост-Индийской компанией. С ее помощью голландцы проникли в Индию, на Цейлон, Индонезию, в Китай, Японию, Южную Африку.  С 1622 году монопольное право на торговлю с вновь открытыми странами в Америке получила Голландская Вест-Индская компания, которая образовала колонии в Северной Америке с центром в Новом Амстердаме (ныне Нью-Йорк), на Антильских островах, в Суринаме и Бразилии. Торговля рабами из Африки для работ на плантациях Америки стала одной из главных статей доходов голландских купцов. Богатые купцы и мастера привилегированных цехов в Нидерландах наживали огромные состояния. Их пышные платья, роскошные дворцы и великолепные пиршества поражали воображение приезжих гостей. Освободившаяся от испанского гнета и принявшая новую веру Голландия стала примером для подражания интеллектуалов Европы.
В 1586 протестанты были изгнаны из епископства Вюрцбургского, а в 1588 – из архиепископства Зальцбургского. В самом конце XVI – начале XVII века давление католиков на протестантов усилилось: в 1596 году эрцгерцог Фердинанд Габсбург, правитель Штирии, Каринтии и Крайны, запретил своим подданным исповедовать лютеранство и разрушил все лютеранские храмы, В 1606 году герцог Максимилиан Баварский занял протестантский город Донауверт и превратил его церкви в католические. Это заставило протестантских князей Германии создать в 1608 году для «защиты религиозного мира» Евангелическую унию во главе с курфюрстом Фридрихом IV Пфальцским; их поддержал французский король Генрих IV. В ответ в 1609 году Максимилиан Баварский образовал Католическую лигу, вступив в союз с главными духовными князьями империи.
Воспользовавшись спором двух протестантских князей (курфюрста Бранденбурга и пфальцграфа Нейбургского) за наследование герцогств Юлих, Клеве и Берг, Габсбурги попытались установить контроль над этими стратегически важными землями на северо-западе Германии. В конфликт вмешались Голландия, Франция и Испания. Однако убийство в 1610 Генриха IV предотвратило войну. Конфликт был урегулирован Ксантенским соглашением 1614 года о разделе Юлих-Клевского наследства.

Войны мусульман против христиан за господство в Европе.  В 1352 году турки переправились через Дарданеллы, укрепились на западном берегу пролива и затем двинулись на Сербию. В 1389 году в жестоком сражении на Косовом поле турки разбили сербов. Вскоре было завершено завоевание Болгарии, которое сопровождалось расправами с мирным православным населением и грабежами. Турки увозили имущество, угоняли скот, а местных жителей обращали в невольников-рабов. Завоевав Сербию и Болгарию, турки стали угрожать Венгрии. После падения православного центра в Константинополе в 1453 году в течение нескольких лет турки завоевали всю территорию Византии. В 1475 году османы заняли Крым, султан Османской империи стал полным хозяином Черного моря.
Захватив в 1521 году Белград, султан полностью подчинил себе все страны православного мира на Балканском полуострове и приступил к насильственной исламатизации населения. Далее он двинул свои войска на католическую Европу. Преодолеть австро-венгерский барьер и пройти в Центральную Европу туркам не удалось. В результате пяти походов на Средне-Дунайские земли на протяжении 1526-1544 годов Южная и Центральная Венгрия с городом Будой была включена в состав Османской империи. Нависшая угроза 200-тысячного войска Сулеймана, которое в 1529 году подошло к стенам Вены, заставила объединить усилия католических стран: Австрии, Венгрии и Чехии. Спустя месяц гарнизон и жители Вены вынудили турков снять осаду и отступить в Венгрию.
XVI век был временем наибольшего военно-политического могущества Османской империи. В первой половине XVI века она присоединила к своим владениям значительные территории на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Османский султан Селим I (1512-1529) включил в состав своего государства юго-восточную Анатолию, Курдистан, Сирию, Палестину, Ливан, Северную Месопотамию до Мосула, Египет и Хиджаз со священными городами мусульман Меккой и Мединой. Продолжая восточную политику своего предшественника, Сулейман I Великолепный (1520-1566) овладел Ираком, западными областями Грузии и Армении, Аденом и Йеменом. В Африке под власть османских султанов перешли Алжир, Триполи, Тунис.  Турками был занят остров Родос, отвоеваны у венецианцев большая часть островов Эгейского моря, Кипр, Крит и ряд городов Далмации. Была предпринята попытка завоевания Нижнего Поволжья, но Астраханский поход 1569 года закончился полным разгромом крымско-турецкой армии.  Южное направление торговли в Индию  по морю через Египет, Хиджаз, Йемен полностью оказалось в руках осман. Контроль над сухопутными торговыми путями с Индией также в значительной мере перешел к  империи.
В 1574 году турецко-татарское войско напало на Молдавию. Приведя там к власти своего ставленника. В октябре 1575 года десятитысячная татарская орда начала опустошать польское приграничье.  В 1577 году крымско-татарское войско с новым ханом Семин Гиреем во главе напали на литовские земли, разорили и выжгли Волынь и получили большой выкуп от польского короля за прекращения своего похода. Татарская добыча только с этого набега составила 35 тысяч пленных, 40 тысяч лошадей, 500 тысяч коров, волов и овец, не считая королевского выкупа.
Мусульмане Османской империи никогда не отказывались от главной цели в войне с Москвой, - от уничтожения последнего оплота православия. В этом смысле их планы совпадали со стратегией католической Польши. И православной Москве приходилось отстаивать  как свой суверенитет, так и существование самой православной религии на земле. За вторую половину XVI века на Московское государство было совершено сорок восемь набегов крымских татар. Московское государство защищалось от крымско-татарских и ногайских набегов укрепленными линиями. С 1580 по 1590 год на местах сторожевых пунктов были построены города Воронеж, Елец, Ливны, Оскол, Лебедянь, Курск, Белгород, Валуйки, Кромы, Царев-Борисов. Пограничные полки стали базироваться у Мценска, Орла и Новосиля. Ока стала глубоким тылом. В 1591 году Бора-Газы Гирей организовал крупный набег на Москву. Стотысячное войско крымского хана состояло из крымских татар, воинов Малой ногайской орды, турецких войск из гарнизонов Очакова и Белгорода, янычар и турецкой артиллерии. Московские войска не стали встречать Газы Гирея у Оки, где он мог легко их обойти, и отошли к Москве. Узнав, что к Москве возвращается многтысячное войско из Новгорода, участвовавшее в военных действиях в Ливонии, татары, оставив обозы, ушли в степь. 
В 1594 году крымские татары принимали участие в сражениях турок на территории Венгрии. Семидесятитысячное татарское войско во главе с новым ханом вернулось в Крым только в феврале 1595 года, оставив в Венгрии десятитысячный отряд. Осенью того же года крымский хан Газы Гирей произвел большой набег на земли Молдавии и Польши.
Набеги крымских татар на Россию совпадали с военными действиями между Россией и Польшей. Осада Сигизмундом Смоленска в 1609 году, поход польских войск на Москву в 1610 году, первая попытка русского ополчения во главе с П. Ляпуновым изгнать поляков из Москвы неизменно сопровождались татарскими набегами, доходившими до Оки.
В 1614 году началась турецко-польская война, в которой крымские татары принимали самое активное участие. Татарские орды разграбили Подолию, Буковину, брацлавские и волынские земли. Татарские отряды доходили до Киева, Львова и Кракова. За первую половину XVII века на украинские и польские земли было сделано 75 татарских набегов. В 1620 году гетман С. Жолкевский  напал на турецкое войско силистрийского беклербека Искандер-паши в районе г. Цецора на реке Прут и потерпел поражение. Победа турок в этом сражении вселила надежду султану Осману II на скорое завершение операции по завоеванию Литвы и Польши. Польский король Сигизмунд III направил против турок войско (32 тысячи человек) под командованием гетмана К. Ходкевича, к которому затем присоединились 40 тысяч запорожских казаков во главе с гетманом П. Сагайдачным. Совместными действиями поляки и казаки в сражении у Хотина на Днестре в сентябре 1621 года нанесли поражение турецко-татарской армии (свыше 100 тысяч человек) под командованием Османа II и остановили её продвижение. Несмотря на численное превосходство, туркам и татарам не удалось вторгнуться на левый берег Днестра.
 
«Натиск на Восток» (Drang nach Osten), многовековой крестовый поход латинян  против православия. В 1587 году на польский престол был избран Сигизмунд III, сын короля Швеции Юхана III и Катерины Ягеллон, дочери польского короля Сигизмунда Старого. Кандидатура Сигизмунда III  была энергично поддержана католической партией, руководимой иезуитами и духовенством вообще, так как Сигизмунд был воспитанником иезуитов и отличался горячей преданностью католицизму.  Главной своей задачей Сигизмунд поставил упрочение в Польше католицизма, уничтожение протестантизма и подавление православия. Иезуиты деятельно помогали ему в этом. Сигизмунд III, воспитанный как истовый католик, активно содействовал в 1596 года заключению Брестской унии, по которой Православная церковь Речи Посполитой признала своим главой римского папу, но при этом сохранила богослужение на славянском языке и православную обрядность.  По существу уния предусматривала исчезновение православия как самостоятельного религиозного  вероисповедания в пределах Речи Посполитой. Это и было главной целью иезуитов, которые рассматривали Брестскую унию, как свою главнейшую победу в XVI веке. Сигизмунд был активным сторонником унии по убеждению  и проводником ее идей по расширению влияния Католической церкви в Восточной Европе. Православные стали подвергаться гонениями и притеснениями, насильственно принуждались к отказу от своей веры. Уния привела к кровавым конфликтам между приверженцами разных исповеданий. После перехода  в  католичество значительной  части  панства,  реальной   опорой   православия   стало казачество. С  введением  унии  и   началом   политики дискриминации православия казаки вели свою борьбу против польских магнатов под флагом защиты православия.

Не меньше усилий потратил Сигизмунд III на то, чтобы вернуть протестантскую Швецию в лоно католицизма. После смерти своего отца Юхана III (1592) Сигизмунд поехал в Швецию и был там коронован в 1594 году.  В июле 1599 года шведский риксдаг официально низложил Сигизмунда Вазу и рассмотрел кандидатуру его сына Владислава в качестве преемника. Но выдвинул условия - 4-летний королевич в течение шести месяцев должен приехать в Швецию и быть крещён в лютеранскую веру. Для Сигизмунда такие условия были неприемлемыми. Так окончилась краткая личная уния между Польшей и Швецией, которая просуществовала пять лет. Шведский парламент передал всю полноту власти в руки дяди Сигизмунда Карла герцога Седерманландского, поддерживавшего протестантизм. Сигизмунд до конца жизни не оставил надежд вернуть себе шведский престол -  с наемными войсками под видом восстановления  своих прав развязал войну против протестантства. 
В это время польские войска  сражались на юге, принимая участие в войнах молдавских феодалов.  В начале войны, в 1600 году, шведы взяли под контроль не только Эстляндию, но и большую часть Ливонии, территорию Речи Посполитой к югу от Эстляндии. Польский Сейм отозвал войска и командиров с южного фронта. Литовский гетман Ян Кароль Ходкевич и польский канцлер Ян Замойский, отозванные из Молдавии, отразили шведское вторжение, которое угрожало  польским территориям к югу. Ходкевич, несмотря на недостаток припасов и недостаточную поддержку от сейма и короля Сигизмунда III, захватывал крепость за крепостью, отражая атаки Карла IX на Ригу. Однако Ревель, Пернау и Нарва остались в шведских руках. В битве под Кирхгольмом в 1605 году  Ходкевич малыми силами нанес крупное поражение шведской армии. По случаю этой победы он получил поздравительные письма от папы римского и всех католических правителей Европы. Однако поляки не смогли воспользоваться плодами этой блестящей победы. Природные катаклизмы изменили стабильную ситуацию внутри и Речи Посполитой - ее стали сотрясать внутренние раздоры. Армия Ходкевича, годами не получавшая жалованья, массово дезертировала, чтобы грабить поместья. Гетман остался с горсткой наёмников, которым он платил из своего кармана и из кармана своих друзей. Сказались бедствия и на экономической ситуации в Швеции, ее военные начальники приостановили свои действия до 1608 года. Войск под командование Мансфельда вошли Ливонию, захватили Даугавгриву. Вильянди и Кокнес. Через год  Ходкевич снова освободил Ригу и, сверх того, захватил Пернау, а затем окончательно разгромил Мансфельда у реки Гауя. Военные действия в Ливонии и Эстляндии были приостановлены. Швеция и Польша направили свои войска в Московию. В апреле 1611 года Швеция и Речь Посполития подписали перемирие.
По настоянию иезуитов, получивших информацию о подписании Выборгского договора от поляков в стане Лжедмитрия, Сигизмунд III сам решил возглавить поход на Москву. Польские войска вторгались  на территорию Московского государства  под предлогом оказания помощи полякам, находившимся в лагере Лжедмитрия. На самом деле Сигизмунд стремился покорить ослабленное смутой Московское государство и провести католицизацию населения. В сентябре 1609 года король двинулся со своим тридцатитысячным войском к Смоленску и осадил этот город, в котором находилось до 4 тысяч солдат под начальством Шеина. Жители приготовились к осаде,  сами сожгли окружающий кремль посад и укрылись за стенами крепости.
Царское войско, высланное весной 1610 года на выручку Смоленску навстречу под начальством Дмитрия Шуйского, было наголову разбито гетманом Жолкевским  при деревне Клушине. Через несколько дней Жолкевский, усиливший свое войско русскими отрядами, присягнувшими королевичу Владиславу, подошел к Можайску. Боярская дума вступила в переговоры с королем Сигизмундом, соглашаясь признать своим царем Владислава Сигизмундовича, Бояре в ночь на 21 сентября открыли ворота, и поляки заняли Кремль.  Смоленск также был взят после полуторагодичной осады. Король Сигизмунд желал сам сесть на московский престол, как победитель московского царства. Он не одобрял той формы унии Москвы с Польшей, которая передавала власть Владиславу при условии принятия православия и полного отделения московской политики от литовско-польской. Пославшая посольство боярская дума признала, что Сигизмунд на деле уже правит  Русскою землею. В июле 1612 год король Сигизмунд III отправил в Москву 12-тысячное войско на помощь польскому гарнизону. Им командовал один из самых известных в Европе полководцев - гетман литовский Ян Кароль Ходкевич. Его силы состояли из собственной 2-тысячной гетманской дружины, 8 тысяч запорожцев атаманов Заборовского, Наливайко и Ширая, наемной немецкой и венгерской пехоты (около 1,5 тысячи), отрядов польских магнатов, венгерской конницы. Утром 21 августа польское войско Ходкевича подошло к Поклонной горе. В сражении войска гетмана Ходкевича, пытавшиеся извне прорваться в Кремль, были разгромлены. 22 октября (4 ноября по новому стилю) русские штурмом взяли Китай-город. Поляки  капитулировали. Шедший на помощь ему Сигизмунд, присоединивший к своему войску отряд Ходкевича, узнав о капитуляции, повернул обратно к Смоленску.
Смутное время было закончено с большими территориальными потерями для Руси. Смоленск был утрачен на долгие десятилетия; западная и значительная часть восточной Карелии захвачены шведами. Русь потеряла выход к Финскому заливу. Шведы покинули Новгород лишь в 1617 году, в полностью разорённом городе осталось только несколько сотен жителей. Смутное время привело к глубокому хозяйственному упадку. Во многих уездах исторического центра государства размер пашни сократился в 20 раз, а численность крестьян в 4 раза.

Глава 4.           ЦЕСАРЬ ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ.

  В октябре 1604 года московскую границу перешел польский отряд, возглавляемый  лицом, объявившим себя царевичем Дмитрием,  сыном Ивана Грозного и седьмой жены Марии Нагой. Правительство Бориса Годунова, получив известие о появлении наследника Ивана Грозного,   изложило на приеме в королевском дворце в Кракове следующую  историю предводителя этого отряды, которого назвали Григорием Отрепьевым. «Под личиной самозванца скрывается молодой галичский дворянин Юрий Богданович Отрепьев. Юшка Отрепьев, когда был в миру, и тогда он по своему злодейству отца своего не слушал, впал в ересь, воровал, крал, играл в зернь и бражничал, и бегал от    отца своего, и, проворовавшись, постригся в монахи. До побега в Литву чернец Григорий жил в Чудове монастыре в Кремле».
При царе Василии Шуйском Посольский приказ составил новое    жизнеописание Отрепьева. Образ  беспутного негодяя был забыт, авторы легенд о Лжедмитрии стали делать упор на необыкновенных способностях юноши. При этом высказывалось  подозрение, что он был связан с нечистой силой. Учение давалось ему с поразительной легкостью, и в течение непродолжительного времени он стал  «зело грамоте горазд». Сообщались и подробности из его биографии.  Отец Юрия, Богдан, принадлежал к знатному в Литве, но обедневшему роду Нелидовых, один из представителей которого, Давид Фарисеев, получил от Ивана III кличку «Отрепьев». Богдан Отрепьев  арендовал землю у Никиты Романовича Захарьина (деда будущего царя Михаила), чье имение находилось по соседству. Богдан погиб в пьяной драке, когда оба сына - Юрий и его младший брат Василий - были еще малолетними, так что воспитанием сыновей занималась его вдова.  Юрия отдали на  службу к Михаилу Никитичу Романову. (Дочь сестры Богдана Отрепьева – Ксения Ивановна Шестова, двоюродная сестра Григория Отрепьева - была замужем за Федором Никитичем Романовым). В ноябре 1600 года Романовы были обвинены в покушении на жизнь царя. Старшего брата Федора заточили в монастырь, четверых младших братьев сослали в Поморье и Сибирь. Немилость к семье Романовых отразилась на Отрепьеве.  Юрий постригся в монахи, был наречен Григорием, и, переходя из одного монастыря в другой, дошел до  Чудова монастыря, архимандрит которого Пафнутий взял Григория, проявляя сочувствие  к его    «бедности и сиротству». С этого момента и начался его стремительный  взлет. Его покровителем стал патриарх Иова, который обратил внимание на грамотного инока. Григорий  становится «крестовым дьяком» - занимается перепиской книг и присутствует в качестве писца в  «государевой Думе». Согласно официальной версии, выдвинутой правительством Годунова, а затем подхваченной Шуйским и всеми правящими Романовыми, инок Григорий расспрашивал чудовских монахов о подробностях убийства царевича Дмитрия, а также о правилах этикета придворной жизни. Если верить официальной версии, «чернец Гришка» начал весьма неосмотрительно хвалиться тем, что когда-нибудь займет царский престол. Ростовский митрополит Иона донес царским чиновникам о его еретических намерениях, и  царь Борис приказал сослать монаха в отдалённый Кириллов монастырь. Неизвестно кем предупрежденный Григорий сбежал в Галич, затем в Муром, в Боголюбский монастырь, и далее на лошади, полученной от настоятеля, через Москву в Речь Посполитую, где и объявил себя «чудесно спасшимся царевичем».
Этот рассказ вошел в большую часть русских летописей и  был принят в основном историками.   Однако эта легенда вызывала большие сомнения  у многих деятелей в правильности  отожествления Лжедмитрия и Отрепьева. Дискуссии и споры о личности первого самозванца развернулись в России только во второй половине XIX века, правда, еще во второй половине XVIII века Миллер, занимавшийся историей Лжедмитрием I, склонялся к убеждению, что царевич был настоящий. Многие историки сто лет назад считали, что самозванец и в самом деле был сыном Ивана Грозного, избежавшим чудесным образом смерти. Немало иностранных авторов XVII века (Паэрле, Бареццо-Барецци, Томас Смит и другие) придерживались этой версии. В русской печати несогласие с официальной точкой зрения относительно Лжедмитрия были высказаны митрополитом Платоном («Краткая церковная история», 1805), А. Ф. Малиновским (1817)  М. П. Погодиным и Я. И. Бередниковым (1835). Первый, кто горячо  отстаивал подлинность Дмитрия, был француз Жак Маржерет, который был очевидцем и участником смуты и, кроме того, был начальником одного из отрядов дворцовой гвардии Дмитрия (Лжедмитрия). Сторонниками спасения выступали, среди прочих, историки XIX-начала XX века А.С. Суворин, К.Н. Бестужев, подобную версию считал допустимой Казимир Валишевский и другие. Ключевский заключил свои рассуждения о личности Лжедмитрия фразой: «Этот неведомый кто-то, воссевший на московский престол после Бориса, возбуждает большой анекдотический интерес. Его личность доселе остаётся загадочной, несмотря на все усилия ученых разгадать её…» (Курс русской истории. 1988).  Историк Н. М. Костомаров привел убедительные доказательства, что Гришка Отрепьев и Лжедмитрий 1 – это два разных человека: «1) Если бы названный Димитрий  был беглый монах Отрепьев, убежавший из Москвы в 1602 году, то никак не мог бы в течение каких-нибудь двух лет усвоить приёмы тогдашнего польского шляхтича. Мы знаем, что царствовавший под именем Димитрия превосходно ездил верхом, изящно танцевал, метко стрелял, ловко владел саблей и в совершенстве знал польский язык; даже в русской речи его слышен был не московский выговор. Наконец, в день своего прибытия в Москву, прикладываясь к образам, он возбудил внимание своим неумением сделать это с такими приёмами, какие были в обычае у природных москвичей. 2) Названный царь Димитрий привез с собою Григория Отрепьева и показывал его народу. За пьянство и воровство Димитрий отправил его в Ярославль, то есть, по соседству с городом, где подлинный Отрепьев начинал свою монашескую карьер - место, более чем неподходящее для его «двойника». 3) В Загоровском монастыре (на Волыни) есть книга с собственноручною подписью Григория Отрепьева; подпись эта не имеет ни малейшего сходства с почерком названного царя Димитрия" (Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей.  1995). Костомаров при этом считал, что  «легче было спасти, чем подделать Димитрия». Подпись подлинного Дмитрия есть на заёмном письме Юрию Мнишек на 3 тысячи злотых.
Давайте внимательно прочитаем записи современников и попытаемся понять, как выглядел этот двадцатитрехлетний молодой человек, какими обладал качествами, навыками, знаниями, а затем подойдем к определенному выводу  без подсказок именитых историков.
Итак.
Судя по сохранившимся портретам и описаниям современников, царевич был низок ростом, достаточно неуклюж, лицо имел круглое и некрасивое (особенно уродовали его две крупные бородавки на лбу и на щеке), рыжие волосы и тёмно-голубые глаза. При небольшом росте он был непропорционально широк в плечах, имел короткую «бычью» шею, руки разной длины. Вопреки русскому обычаю носить бороду и усы, не имел ни того, ни другого. Отличался недюжинной физической силой,  легко мог согнуть подкову. Внешность молодой человек имел броскую, легко запоминающуюся,  а специфические бородавки и их расположение  были его метой, важной отличительной чертой.
В июне 1605 года ликующая Москва встречала царевича Дмитрия. Явившись в Москву, Дмитрий посетил в Кремле все церкви, по старинному обычаю предков,  где  слушал молебны. Для доказательства, что он  - сын Ивана Грозного, к нему была привезена князем Скопиным-Шуйским его мать, монахиня Марфа (Мария Федоровна Нагая). 18 июля Марфа прибыла из ссылки, и встреча её с сыном произошла в подмосковном селе Тайнинском на глазах огромного количества народа. По воспоминаниям современников, Дмитрий  соскочил с коня и бросился к карете, а Марфа, откинув боковой занавес, приняла его в объятья. Оба рыдали, и весь дальнейший путь до Москвы Дмитрий  проделал пешком, идя рядом с каретой.  По выражению С. М. Соловьева Марфа «очень искусно представляла нежную мать; народ плакал, видя, как почтительный сын шел пешком подле кареты материнской». Царица была помещена  в Кремлевском Вознесенском монастыре, царь навещал ее там каждый день и просил у нее благословения для каждого серьезного решения.
Историки отмечают также, что Отрепьев, будучи «крестовым дьяком» - писцом в  «государевой Думе» - был достаточно известен в Москве, лично знаком с патриархом и многими думными боярами. Обман бы обязательно был обнаружен сразу, как только Отрепьев появился в Кремле. Более того, во времена царствования Дмитрия в кремлевский дворец был вхож архимандрит Чудова монастыря Пафнутий, которому ничего не стоило бы изобличить Отрепьева. Специфическая внешность первого самозванца - большие бородавки на лице, и разная длина рук - усложняли обман.
Следует обратить внимание на поведение членов Боярской думы, ее высшего состава после смерти царя Бориса Годунова и его сына Федора. Многие из них по существовавшим династическим правилам были претендентами на московский престол.
1. Федор Иванович Мстиславский  - потомок великого князя Литовской Руси Гедимина. От его сына Евнутия, в крещении Ивана, князя ижеславского, происходил род Мстиславских.
2. Дмитрий Тимофеевич Трубецкой - потомок великого князя Литовской Руси Гедимина.  Дмитрий Брянский, сын Ольгерда Гедиминовича, был родоначальником Трубецких.
3. Василий Васильевич  Голицын  - потомок великого князя Литовской Руси Гедимина.  Его сын Наримунт, в крещении Глеб, князь пинский,  стал родоначальником Голицыных и Хованских.
4. Иван Никитич Романов и Федор Никитич Романов – братья первой жены Ивана Грозного.
5. Михаил Федорович Нагой – брат последней жены Ивана Грозного.
6. Василий Иванович Шуйский – потомок брата великого князя владимирского Александра Невского, Андрея. Шуйские – старейшие братья Рюриковичи.
7. Федор Иванович  Шереметьев  - младший брат супруги сына Ивана Грозного Ивана Ивановича - Елены Ивановны.
8. Иван Борисович Черкасский - внук дяди второй супруги Грозного Марии Темрюковны.
Все они без колебаний признали нового царя, расступились перед ним и уступили ему престол, хотя в случае каких-либо сомнений вряд ли отдали столь долгожданную корону без борьбы. Получивший верховное командование главный воевода Пётр Фёдорович Басманов, прибыв в ставку в Кромах 17 апреля,  сразу после извещения о смерти царя Бориса  перешел на сторону царевича, вместе с князьями-боярами  Голицыными. Воевода стал одним из самых близких его сподвижников.  7 мая 1605 года Дмитрий принял присягу под Кромами  от  царского  войско и  отправил его на Москву во главе с князем Василием Васильевичем Голицыным, а сам поехал в Орел, где его ждали выборные «от всей рязанской земли». Власть Дмитрия Ивановича признали Оскол,    Валуйки, Воронеж, Белгород, позже Елец и Ливны.  Князь В.И. Шуйский, по некоторым известиям, целовал крест московскому люду на Лобном месте, что идет истинный сын Ивана Грозного, углицкий царевич Дмитрий.  Затем он, в числе прочих бояр, поехал из  Москвы в Тулу навстречу новому царю. 3 июня 1605 года Иван Воротынский повез в Тулу, где     находилась ставка Дмитрия, «повинную грамоту», в которой «законный    царь всея Руси приглашался занять престол русский». При этом никаких условий Дмитрию не вдвигались ни со стороны бояр, ни со стороны духовенства. Само собой разумелось, что Дмитрий   – будет чтить и хранить Православную церковь. С точки зрения  людей того времени избранный царь не был равен наследному, ставшему правителем «божьей волей, а не человеческим соизволением».
 В Туле Дмитрий  занимался государственными делами - разослал грамоты, извещавшие о его прибытии, составил формулу присяги, в которой первое место занимало имя его матери Марии Нагой,  пригласил к себе английского посла Смита, возвращавшегося из Москвы с грамотами, принял второе боярское посольство во главе с тремя братьями Шуйскими и Федором Ивановичем Мстиславским. Прибывшие в Москву из Тулы Никита Плещеев и Гаврила Пушкин арестовали царя  Федора Борисовича, сына Годунова, его мать и сестру Ксению в Кремле. Патриарх Иов не желал идти ни на какие соглашения со сторонниками Дмитрия. Судьба патриарха решилась, когда новый царь был в десяти милях от столицы. Местом заточения Иова был избран Успенский монастырь в Старице, где некогда он  служил в качестве игумена опричной обители. В окрестностях Москвы Дмитрий  провел три дня. В московском манифесте Дмитрий Иванович обязался пожаловать боярам и окольничим их «прежние вотчины». Это единственное обязательство составило основу соглашения между Дмитрием и Боярской думой.  По некоторым данным («Московская хроника» Конрада Буссова), Дмитрий   согласился прибыть в столицу лишь при условии устранения из Москвы Годуновых. Голицын беспрекословно выполнил наказ - незадолго до вступления Дмитрия  в Москву низложенный царь и его мать были задушены в своем кремлевском доме. Царевна Ксения была оставлена в живых. Она стала наложницей Дмитрия до приезда Марины Мнишек, а затем ее отправили во Владимирский монастырь. Имущество Годуновых и их родственников - Сабуровых и Вельяминовых - было взято в казну. Степан Васильевич Годунов был убит в тюрьме, остальные Годуновы  отправлены в ссылку в Нижнее Поволжье и Сибирь,
Двадцатого июня 1605 года новый царь торжественно въехал в Москву. Народ падал ниц перед ним. Дмитрий  ехал медленно на превосходном белом коне в царской одежде и дорогим ожерельем на шее. Со всех сторон раздавались здравицы в его честь. Молодой царь был статно сложен, хотя и не отличался красотой. День был ясный, солнечный. Звонили во все колокола,  на Красной площади у Лобного места высшее духовенство отслужило молебен.  Патриарх Иов был низложен, его место занял рязанский архиепископ грек Игнатий, который 21 июля венчал Дмитрия на царство в Успенском и Архангельском соборах Кремля. При своем венчании на царство Дмитрий  был коронован дважды: сначала в Успенском соборе патриарх Игнатий возложил на него корону, присланную Ивану IV австрийским императором, после чего в Архангельском соборе архиепископ Арсений Элассонский возложил на него так называемую шапку Мономаха. Дмитрий    венчался в первую очередь императорской короной и уже затем, дополнительно - царским венцом. Венчание шапкой Мономаха в Архангельском соборе у гробниц предков призвано было  подчеркнуть наследственные права монарха. Дмитрий назывался «цесарем» или «императором», при этом титулы «цесарь» и «император» считались  тождественными. В своем послании от 5 сентября 1605 года Дмитрий извещал короля Сигизмунда III о том, что он короновался и помазался «не только как император обширной державы Московской, но и как король всех королевств татарских».
После коронации он не боялся разоблачений из Польши, (если бы был подлог, иезуиты воспользовались бы таким важным козырем) и пошел на обострение отношений с поляками. На обращение польских послов к нему, как великому князю, он написал гневное письмо Сигизмунду:  «Необыкновенное, неслыханное дело, чтобы Венценосцы, сидя на престоле, спорили с иноземными Послами; но Король упрямством выводит меня из терпения. Ему изъяснено и доказано, что я не только Князь, не только Господарь и Царь, но и Великий Император в своих неизмеримых владениях. Сей титул дан мне Богом, и не есть одно пустое слово, как титулы иных Королей; ни Ассирийские, ни Мидийские, ниже Римские Цесари не имели действительнейшего права так именоваться. Могу ли быть доволен названием Князя и Господаря, когда мне служат не только Господари и Князья, но и Цари? Не вижу себе равного в странах полунощных; надо мною один Бог. И не все ли Монархи Европейские называют меня Императором?» (Н. М. Карамзин. История государства Российского. Том 11. Глава 4.)
Современники отмечали  европейскую образованность молодого царя, чего трудно было бы ожидать от простого монаха, его умение ездить верхом, легко владеть конем и саблей.  Многих он  удивлял начитанностью и знаниями, в спорах часто приводил в доказательство факты из жизни других народов или истории из собственного прошлого. В случае нужды он делал ссылки даже на Геродота. В походное время на его столе раскладывались «плоскошария» (карты). Он умел ими пользоваться. Наклонившись над картой, он показывал капелланам путь в Индию через Московское царство. Он сравнивал его с морским путем, огибающим мыс Доброй Надежды, и отдавал предпочтение пути по суше через Московское государство.
Достоверно известно, что латинского Дмитрий   не знал, и, подписывая королю и папе послания, даже в своем имени и титуле делал грубейшие ошибки: вместо «imperator» - «in Perator», вместо «Demetrius» - «Demiusti». То обстоятельство, что Дмитрий  владел прекрасно русским языком и плохо знал латинский, бывший тогда обязательным для образованного человека в польском обществе, позволяет с большой вероятностью предположить, что по происхождению Дмитрий  был русским.
   Все забавы и склонности царя Дмитрия Ивановича казались странными: «Он любил ездить верхом на диких бешеных жеребцах и собственною рукою, в присутствии двора и народа, бить медведей; сам испытывал новые пушки и стрелял из них в цель с редкою меткостью; сам учил воинов, строил, брал приступом земляные крепости, кидался в свалку и терпел, что когда его толкали, сшибали с ног, давили - то есть, хвалился искусством всадника, зверолова, пушкаря, бойца, забывая достоинство монарха. Он не помнил сего достоинства и в действиях своего нрава вспыльчивого: за малейшую вину, ошибку, неловкость, выходил из себя и бивал палкою знатнейших воинских чиновников - а низость в Государе противнее самой жестокости для народа». (Н. М. Карамзин. История государства Российского. Том 11. Глава 4.)
Современники рассказывают следующее происшествие: «Он велел сделать зимою ледяную крепость, близ Вяземы, верстах в тридцати от Москвы, и поехал туда с своими телохранителями, с конною дружиною ляхов, с боярами и лучшим воинским дворянством. Русским надлежало защищать городок, а немцам взять его приступом: тем и другим, вместо оружия, дали снежные комы. Начался бой, и самозванец, предводительствуя немцами, первый ворвался в крепость; торжествовал победу; говорил: так возьму Азов - и хотел нового приступа».     (Н. М. Карамзин. История государства Российского. Том 11. Глава 4.)
Любил ходить по городу, заглядывать в мастерские и заводить разговоры с первыми встречными. Отлично умел обращаться с лошадьми, ездил на медвежью охоту, любил веселую жизнь и развлечения. Сумрачный кремлевский дворец не пришелся ему по душе, и Дмитрий  приказал выстроить для себя и для будущей жены два деревянных дворца. Его личный дворец был высок, но невелик по размеру и состоял из огромных сеней, уставленных шкафами с серебряной посудой и четырех комнат, полы в которых были покрыты персидскими коврами, потолки покрыты резьбой, а печи украшены изразцами и серебряными решетками. Еще одним нововведением была музыка, звучавшая во время обедов. В отличие от прежних царей, он прекратил  преследование скоморохов, не запрещены были больше ни карты, ни шахматы, ни пляски, ни песни.
Молодой царь, согласно всем современным отзывам, отличался недюжинной энергией, большими способностями, широкими реформаторскими замыслами и крайне высоким понятием своего божественного назначения. «Остротой смысла и учением книжным себе давно искусив», говорил о нем князь Хворостинин и прибавлял: «самодержавие выше человеческих обычаев устроя». Он расширил состав Боярской думы, введя в нее, в качестве постоянных членов, высшее духовенство; завел новые чины по польскому образцу: мечника, подчашия, подскарбия. Русских людей он удивил тем, что составил свою личную охрану из французов, немцев, датчан и шотландцев (даже не из поляков). Француз Маржерет командовал сотней конных стрелков, а датчанин и шотландец – двумя сотнями пеших солдат, вооруженных алебардами. Они никогда не покидали Дмитрия. Ради размещения рядом с Кремлем немецких алебардщиков цесарь даже выселил всех русских священников с Арбата и Пречистенки.
Венецианский посол в Праге Соранцо отметил, что, если к Борису Годунову семья австрийских императоров Габсбургов отнеслась прохладно, то к Дмитрию Ивановичу до его венчания стали предлагать невест, дочерей эрцгерцога Карла Штирийского, сын которого стал императором (Фердинанд II).  Если бы на московский престол пришел беглый монах Отрепьев, то австрийский император Рудольф II не стал бы предлагать ему в жены одну из своих двоюродных сестер.
С 21 июля 1605 года Дмитрий Иванович приступил к исполнению своих обязанностей в качестве правителя. Триста тридцать один день - ровно столько полных суток  молодой царь Дмитрий был властелином Руси.
Царствование началось с милостей. Практически всех, кто был репрессирован при Годунове, вернули из ссылки, возвратили конфискованное имущество, произвели в новые чины. Получили прощение все Романовы, а Филарета Романова возвели в ростовские митрополиты. Реформы были обширными и толковыми. Голландский купец Исаак Масса в своих мемуарах отмечал, что новые законы «безупречны и хороши». При прежних царях высшее православное духовенство приглашалось в Боярскую думу лишь в исключительных случаях, но Дмитрий отвел патриарху и архиереям постоянные места в тогдашнем «сенате». По воспоминаниям современников, двадцатитрехлетний царь охотно председательствовал в думе, где не без остроумия быстро решал запутанные дела, а заодно не прочь был упрекнуть бояр в невежестве и предлагал съездить в Европу, чтобы подучиться там чему-нибудь полезному. Многим боярам молодой царь вернул имения, отобранные еще Иваном Грозным. Иным князьям разрешил жениться, что было запрещено в свое время Годуновыми из опасения, что слишком много станет тех, в ком течет кровь Рюриковичей.
Братьев Шуйских и их приближенных, уличенных в заговоре, арестовали, однако Дмитрий  отказался судить их сам и передал дело собору из духовенства, бояр и представителей прочих сословий.   По сохранившимся документам, царь на соборе был столь красноречив и столь умело уличал Шуйского «в воровстве его», что собор единодушно приговорил изменника к смертной казни, а его братьев Дмитрия и Ивана к ссылке. Дмитрий  помиловал всех, (правда, дворянин Петр Тургенев и купец Федор Калачник были казнены), вернул Шуйских ко двору, хотя имел прекрасную возможность избавиться от нежелательного свидетеля (если он был Отрепьевым), имевшего сведения о том, что произошло в Угличе из первых рук.
Всем служилым людям вдвое увеличил жалование за счет земельных и денежных конфискаций у монастырей, ужесточил наказания для судей за взятки и сделал судопроизводство бесплатным. Взяточников приказано было водить по городу, повесив на шею денежную мошну - меха, жемчуг  или даже соленую рыбу - то, чем бралась взятка, и бить палками. Дворяне были избавлены от телесных наказаний, зато вынуждены были за те же преступления платить большие штрафы.  Прежде всего новый царь отменил в торговле, промыслах и ремеслах все прошлые ограничения. Путивль, оказавший огромные услуги будущему царю,  и все южные районы были освобождены от всех податей на 10 лет. Вслед за тем молодой царь уничтожил «всякие стеснения» тем, кто хотел выехать из Московии или въехать в нее и свободно передвигаться по стране.  В Москву стали  приглашать иностранцев, знающих ремесла, которые могут оказаться полезными. Англичанам Дмитрий разрешил свободно и беспошлинно торговать в Московском государстве, сразу вступив с английским дипломатом Дж. Мерриком в тесные контакты.
Очень важными были новые законы о холопстве. При Годунове человек, запродавший себя в холопы, «по наследству» вместе с прочим имуществом переходил к наследникам своего хозяина, мало того, все его семейство- жена и дети - автоматически становилось холопами. Согласно указу Дмитрия, эту практику отменили - со смертью господина холоп получал свободу, а запродаться в «кабалу» мог только сам, его дети оставались свободными. Кроме того, было указано, что помещики, не кормившие своих крестьян во время голода, не смеют более удерживать их на своих землях; а помещик, не сумевший изловить своего беглого крепостного в течение пяти лет, теряет на него все права. За год экономическое положение страны улучшилось, но все же ощущалась определенная нестабильность. Сознавая это, Дмитрий попытался исправить положение за счет обложения ясаком сибирских остяков и татар.
Он намеревался создать  союз европейских государств – Германии, Франции, Польши, Венеции и Москвы против Турции. В письме к папе Дмитрий просил его способствовать в установлении дипломатических отношений не только с римским императором, но также с королями Испании и Франции. Именно Дмитрий    первым стал строить планы покорения Крыма. Планировал нанести удар по Азову и присоединить к Московии устье Дона. Готовясь к походу,  приказал отливать на Пушечном дворе новые мортиры, пушки, ружья. Сам обучал стрельцов пушечному делу и штурму земляных крепостей, устраивались маневры. Заручившись помощью Войска Донского, он приказал укрепить  кремль в Ельце. Туда же была направлена осадная и полевая артиллерия, и созданы склады для снаряжения и продовольствия. На реке Вороне, притоке Дона, приказано было строить суда. В Крым отправлено было посольство с объявлением войны. Сам Дмитрий собирался весной отправиться в Елец и провести вместе с войском все лето. В уезды направлялись воеводы для проведения дворянских смотров. Часть новгородского ополчения, которое состояло из дворян и детей боярских, была вызвана в Москву для похода на Азов.  Но со смертью молодого царя эти замыслы были отложены на восемьдесят лет.
Для поздравления царя с восшествием на престол в Москву приехал польский посол Гонсевский. В беседе он напомнил Дмитрию о данных Сигизмунду обязательствах. От обещанного Дмитрий  не отказывался,  но уверял, что сейчас передать территории не имеет возможности, так как «недостаточно крепко сидит еще на царстве, чтобы принимать такие решения».  Начать войну со Швецией, как было обещано королю, он не может из-за отсутствия достаточного количества оружия и обученных военному делу людей. Дмитрий   предпочел возвращать долг Сигизмунду, воеводе Мнишек и его дочери деньгами, избегая разговоров о предоставлении во владение обещанных территорий Московии. Голландский купец Масса привел перечень драгоценностей и наличных денег, отправленных Дмитрием в Польшу. По его подсчетам, это равнялось 784568 флоринам (крупным нидерландским серебряным монетам) или 130 тысячам русских рублей. «Кроме того, тайно было отправлено в Польшу много ценных вещей…, и папа не был забыт». И воевода Мнишек, и польский король, и папа остро нуждались в деньгах.
После тог как  Дмитрий  был венчан на царство патриархом Игнатием, римский папа написал послание, призывая Дмитрия ввести в России католицизм: «Мы уверены, – пишет папа, – что католическая религия будет предметом твоей горячей заботливости, потому что только по одному нашему обряду люди могут поклоняться Господу и снискать Его помощь. Убеждаем и умоляем тебя стараться всеми силами о том, чтобы желанные наши чада, народы твои, приняли римское учение; в этом деле обещаем тебе нашу деятельную помощь, посылаем монахов, знаменитых чистотою жизни; а, если тебе будет угодно, то пошлем епископов»

В своем ответе Дмитрий   ни единым словом не касался вопросов веры. В письме он просил папу повлиять на германского императора, чтобы тот выступил против турок совместно с русскими, а также прислать ему опытных секретарей, советников в делах управления, искусных инженеров, инструкторов и специалистов в военном деле, пушечных дел мастеров.  В следующем ответе на новые напоминания о былых обещаниях Дмитрий обратился с просьбой к папе, чтобы его посланник Ливицкий помог ему разместить где-нибудь в Европе заказ на печатание православной литературы на славянском языке. Также он сообщал, что его невеста Марина Мнишек должна принять православие во время венчания. Дмитрий  считал, что его невеста втайне может быть католичкой, а для внешней формы она должна принять русское вероисповедание. Римская курия была недовольна таким предложением, папа продолжал настаивать на сохранении Мариной Мнишек католической веры. В своем обращении к кардиналу Боргезе в феврале 1606 года он писал: «Пусть Марина остается непременно при обрядах латинской церкви, иначе сам Дмитрий будет находить новые оправдания своего упорства». Но, несмотря на такой категорический наказ папы, Дмитрий, оценивая ситуацию в Москве, убеждал Марину венчаться по православному обряду. «Настаивая на том, чтобы Марина была принята в православную церковь и соблюдала ее обряды, Дмитрий признавал неизменным то положение, что русская царица de jure непременно должна быть православною, хотя de facto может и не быть ею».
Согласно сохранившимся документам и воспоминаниям, Дмитрий не любил монахов и прямо называл их «дармоедами» и «лицемерами». Более того, он приказал сделать опись монастырских владений и грозился отобрать все «лишнее» и употребить его на защиту православной веры не на словах, а на деле. Он не проявлял фанатизма в религиозных вопросах, предоставив свободу совести своим подданным,  объясняя это тем, что и католики, и протестанты, и православные верят в единого Бога.  Разница только в обрядах, которые, являются творением рук человеческих,  и то, что решил один собор, другой так же легко может отменить. Его собственный секретарь Бучинский исповедовал протестантство. Дмитрий попрекал пытавшихся с ним  спорить, что существо веры и внешние ее проявления суть разные вещи. Однако же, считаясь с привычками своих подданных, он, в частности, настоял на том, чтобы прибывшая в Москву Марина Мнишек наружно исполняла православные обряды. Дмитрий осуждал тех, кто проповедовал исключительность православия. «Зачем вы презираете иноверцев? Что же такое латинская лютеранская вера? Все такие же христиане, как и греческие. Пусть всякий верит по своей совести. Я хочу, чтобы в моем государстве все отправляли богослужение по своему обряду».
Судя по описаниям современников и очевидцев, Дмитрий был эрудированным, высокообразованным  человеком, имевшим прогрессивные взгляды даже по меркам Европы, в которой фанатически воевали между собой католики и протестанты. Учение о единстве Бога всех христиан проповедовалось в эпоху зарождения религии, поддерживалась такими видными учеными теологии, как Кирилл и Мефодий, возродилось в эпоху Реформации как ветвь протестантизма. С учениями ранних христиан Дмитрий мог столкнуться в школе в Гоще. Судя по его высказываниям, он стал их последователем. По настоянию папы он принял католичество,  внешне в Польше он был католиком, хотя де-юре оставался православным. Вступив в Путивль, он приказал перенести к нему из Курска в ставку чудотворную икону Знамения Божьей Матери, встретил ее с особой честью и ежедневно усердно молился перед ней. В Москве он демонстрировал народу, - посещал православные церкви, избрал  православного духовника, архимандрита Владимирского Рождественского монастыря,  -  что  он – православный, хотя продолжал вести переписку с папой и иезуитами и частично исполнял их наставления. Он призывал московский народ быть терпимым к людям другой веры, так как на самом деле все они молились единому Богу, только по-разному. Понимая, что в эпоху фанатизма и инквизиции отстоять свою истину невозможно, он предпочитал исполнять требуемые обстоятельствами обряды, сохраняя веру в единого Бога. Этот подход к жизни он пытался передать Марине Мнишек и проводил эту идею во время венчания и коронации.

19 ноября 1605 года в Кракове состоялось венчание Дмитрия с Мариной Мнишек по католическому обряду. Причем цесаря замещал его посол Афанасий Власьев, обряд венчания совершил кардинал Бернард Мацейовский. С русской точки зрения этот обряд мог считаться обрядом обручения, сам Дмитрий в «наказе» своему секретарю Яну Бучинскому  говорил не о «венчании», а именно об «обручении. При этом сами факты обручения с послом жениха уже имели прецеденты на Руси. Обручение в православной церкви в описываемый период совершалось отдельно от венчания.  Однако в католической церкви к этому времени обряды обручения и венчания уже объединились. Если, наставляя Яна Бучинского,  Дмитрий говорил об обручении, то в письме к воеводе Ежи Мнишек от 22 декабря 1605 года сообщал  о состоявшемся бракосочетании.

Брак Дмитрия с Мариной Мнишек чрезвычайно обрадовал папу. После их обручения и венчания по латинскому обряду он сразу отправил три письма от 1 декабря 1605 года: одно Дмитрию, другое Марине, третье ее отцу. В письме молодому царю папа, восхваляя брак с Мариной, писал: «Мы несомненно уверены, что как ты желаешь иметь себе детей от этой избранной женщины, рожденной и воспитанной в благочестивом семействе, так вместе желаешь привести народы Московского царства, наших вожделенных чад, к свету католической истины, к святой Римской Церкви, матери всех прочих Церквей. Ибо народы необходимо должны подражать своим государям и вождям... Верь, ты предназначен от Бога, чтобы под твоим водительством москвитяне возвратились в лоно своей древней матери, простирающей к ним свои объятия... И ничем столько ты не можешь возблагодарить Господа за оказанную тебе милость, как твоим старанием и ревностью, чтобы подвластные тебе народы приняли католическую веру». По случаю бракосочетания Марине папа выразил свою радость и убеждение, что этот брак принесет большую пользу католичеству, что Марина как благочестивая католичка употребит все усилия вместе с мужем к приведению подданных в лоно Римской церкви. Ежи Мнишек папа просил, чтобы он и его дочь всеми мерами воздействовал на московского царя, чтобы ускорить процесс принудительной католицизации православных Московии. 11 февраля 1606 года папа напомнил Дмитрию об обещании, данном еще папе Клименту VII, подчинить русских Римскому престолу и выражал надежду, что царь поспешит исполнить свое обещание. А 10 апреля папа писал: «Зная твою преданность престолу нашему и твоё пламенное усердие помогать христианскому делу, мы ждали от тебя грамот с таким нетерпением, что начали было винить посланного тобою иезуита Андрея Левицкого в нерадении. Наконец он прибыл, отдал нам твои письма, рассказал о тебе вещи достойные и своими словами доставил нам такое удовольствие, что мы не могли удержать слёз от радости. Мы уверены теперь, что апостольский престол сделает в тех местах великие приобретения при твоём мудром и сильном царствовании. Перед тобою поле обширное: сади, сей, пожинай, повсюду проводи источники благочестия, строй здания которых верхи касались бы небес, пользуйся удобностью места и, как второй Константин первый, утверди в нем католическую церковь. Обучай юношество свободным наукам и собственным примером направляй всех на путь христианского благочестия» В письмах папа настаивал на воспитании будущих детей Марины в ревности к католической вере, а воеводу Ежи Мнишек еще и заверял, что полагается на его благочестие и ревность в деле распространения католичества в Московии.

В Риме полагали, что для торжества католичества в Москве  нет препятствий, -  народ Руси послушен своему царю, а значит, все зависит только лишь от Дмитрия. Однако Дмитрий не торопился, более того, подчиняясь давно существовавшим обрядам на Руси, ходатайствовал через своего секретаря  Клавдия Рангони о разрешении на причастие Марины от православного патриарха. Объясняя такие действия тем, что без этого она не может быть коронована и ходить в русскую церковь. Рангони в своем письме от 3 февраля 1606 года писал цезарю, что удовлетворить его желание не может, так как это дело, «будучи великой трудности и важности»,  и прибавил: «Я не сомневаюсь, что когда ваше величество обстоятельнее и прилежнее взвесит это дело, то силою своей высочайшей, которой никто не должен противиться, преодолеете все препятствия и не допустите никакого принуждения вашей невесте. Да и не новое это дело: повсюду видим, что латиняне берут себе невест греческого закона, а держащиеся греческой веры женятся на латинянках и оставляют своих жён невозбранно при их вере и обрядах». Поскольку с польской точки зрения Дмитрий и Марина были уже мужем и женой, главное значение для польской стороны приобретала коронация Марины - ее венчание на царство, которое сопутствовало ее бракосочетанию с Дмитрием.  Для русской же стороны главное значение обряда представляло, несомненно, именно бракосочетание по православному обряду. Знаменательно в этом смысле, что русские сочли необходимым повторить обручение Дмитрия и Марины по православному обряду, которое было совершено  8 мая 1606 года.  Обряд обручения совершил благовещенский протопоп Феодор, он же совершил затем обряд бракосочетания в Успенском соборе, а венчание Марины на царство в том же Успенском соборе  было совершено патриархом Игнатием. Рим требовал, чтобы Марина оставалась католичкой, тогда как русские настаивали на ее присоединение к православию. С точки зрения русских бракосочетание было невозможно без выполнения этого предварительного условия. Из этой, казалось бы, неразрешимой ситуации был найден остроумный выход, который состоял в том, что коронация была устроена перед бракосочетанием. Таким образом, Дмитрий сочетался браком с уже коронованной царицей.

При  бракосочетании Марина Мнишек уже носила титул «цесаревна», при этом сам Дмитрий именовал себя «цесарем». Марина Мнишек была вообще первой коронованной особой женского пола в России, второй была Екатерина I, которую короновал в 1724 году Петр I после принятия императорского титула. При этом, в отличие от Екатерины, Марину короновал непосредственно патриарх, а не ее супруг, то есть формально она была коронована не как супруга царя, а как царица, обладающая всей полнотой власти. При этой структурной перестановке поляки  понимали, что Марина стала русской царицей, оставаясь при этом католичкой, тогда как русские принимали весь этот процесс, как  принятие  Мариной  православия. Ключевую роль при этом призван был играть обряд миропомазания, совершенный над Мариной. Объединив коронацию и бракосочетание таким образом, что коронация состоялась перед бракосочетанием, Дмитрий решал важную для себя проблему, возникшую из-за отказа Марины Мнишек перейти в православие. Духовные лица воспользовались тем обстоятельством, что на Руси миропомазание при коронации ничем не отличалось от миропомазания, совершаемого после крещения. Это и было достигнуто  структурной перестановкой - совершением коронации до бракосочетания, а не после него. В результате обряд миропомазания, предусмотренный, согласно русскому чину венчания на царство, после коронации одновременно должен был ознаменовать присоединение Марины к православию.

Для Марины и ее свиты под Москвой были разбиты два шатра. Для выезда царь подарил своей невесте карету, обитую бархатом, соболями и украшенную серебром и изображениями царских гербов. В карету были впряжены 12 коней серых в яблоках. В церковь вел красный парчовый ковер. Царь и царица, одетая «по-московски» в вишневый бархат, украшенный жемчугом, трижды целовали корону и крест, после чего Марина была коронована и приняла миропомазание «по греческому обряду». Ей также были вручены символы власти - скипетр и крест. Прибывшие знатные шляхтичи, паны и  князья получили дары от Дмитрия в честь коронации и венчания.  Одна только шкатулка с драгоценностями, полученная Мариной, стоила около 500 тысяч золотых рублей, и еще 100 тысяч рублей было отправлено в Польшу для погашения долгов Мнишек. Послам и знатным гостям были подарены чистокровные кони.
На 9 мая 1606 года, в Николин день, был назначен свадебный пир. Царь угощал бояр польскими блюдами из телятины, считавшейся в Москве «поганой едой». Во время многодневного празднования в палатах играли  музыканты.  Приехавшие поляки в пьяном загуле врывались в московские дома, грабили прохожих. 14 мая Василий Шуйский собрал верных ему служилых людей и составил план ответных действий полякам. Во главе заговора стояли Василий Шуйский, Василий Голицын, князь Куракин, казанский митрополит Гермоген и коломенский епископ Иосиф.  На следующий день был дан бал в новом царском дворце, во время которого играл оркестр из сорока музыкантов, а царь вместе с придворными танцевал и веселился. После окончания праздника, Дмитрий ушел к жене в ее недостроенный дворец. 17 мая на рассвете по приказу Шуйского ударили в набат на Ильинке, другие пономари также принялись звонить, еще не зная, в чем дело. Шуйские, Голицын, Татищев въехали на Красную площадь в сопровождении более двухсот людей, вооруженных саблями, бердышами и рогатинами. Шуйский кричал, что поляки намереваются убить царя, и требовал, чтобы горожане поднялись на его защиту. Возбужденные москвичи кинулись бить и грабить поляков. По данным Станислава Немоевский (в своих записках он привел поименный список погибших) было похоронено 524 поляка.
Шуйский въехал в Кремль через Спасские ворота и приказал своим людям «идти на злого еретика». Поднятый с постели колокольным звоном Дмитрий кинулся в свой дворец, - толпа уже ломилась в двери, сметая немецких алебардщиков. Басманов спустился на крыльцо и попытался уговорить толпу разойтись, но Татищев ударил его ножом в сердце. Заговорщики с руганью и угрозами требовали от Дмитрия, чтобы он назвал свое настоящее имя, звание и имя своего отца, но Дмитрий до последнего момента твердил, что он сын Грозного, и порукой тому слово его матери. Вернувшийся посланный к Марфе гонец, князь Иван Васильевич Голицын, крикнул, что Марфа ответила, будто ее сын убит в Угличе, после чего из толпы раздались крики и угрозы. Выскочил сын боярский Григорий Валуев и выстрелил в упор. Дмитрия добили мечами и алебардами.
Если верить официальной версии, то с помощью обмана худородный дворянин, чернец Гришка стал царем,  он был коронован и правил страной почти целый год. Мошенник, вор был настолько изобретателен, что ему поверил народ, войско и вся элита. Только Шуйский разглядел подвох и сверг безумца, прозванного Лжедмитрием.  Казалось бы, все логично, преступник получил по заслугам, и восторжествовала древняя династия Рюриковичей. Но в этих простых разъяснениях прячутся невероятные и невозможные действия и поведение многих людей. Согласно этой версии, чернец Гришка должен был быть не только способным, но особенно одаренным во всех житейских, торговых, экономических и политических вопросах. Начатые им реформы привели к стабилизации ситуации в экономике, они могли дать импульс в развитии России. Только через сто лет их стал проводить в жизнь Петр I, правда, в отличие от Гришки (Дмитрия) рубил головы боярам и стрельцам направо и налево. А артистом Гришка должен был быть просто гениальным, и при этом не боятся разоблачений, как со стороны людей знавших Юрия Отрепьева, так и со стороны царевича.
Дмитрия видели в  Угличе немногие, и народ, естественно, верил тому, что  говорили бояре и духовенство. Другое дело, высшие бояре, они со своими людьми строго следили за соблюдением правил, обычаев. Даже место в думе, которое они занимали  по рангу, было столь важно для них, что вступали в спор с фаворитами, пытавшимся занять место выше,  рискуя, при этом, потерять и свое место и даже жизнь.  Великие бояре  охраняли престол от посягательств всех толпившихся рядом, а когда он освободился, ринулись в драку между собой за трон. Позже князь Пожарский, победитель поляков и освободитель Москвы, не был допущен к трону из-за своей худородности. А тут какой-то Гришка, чернец, из разорившихся дворян, - и перед ним расступились все, склонили головы, шли в бой,  жертвуя собой. В оправдание их поведения, официальная версия может только сослаться на то, что они поверили инокине Марфе, Шуйскому, Филарету Романову.  Но не надо забывать, что это были государственные мужи, творившие политику такого громадного государства, и представлять их детьми, наивными девицами, не к лицу серьезной науке. Понятно, что Дмитрий прошел не через одно испытание, прежде чем был признан. Одно из них было описано польским князем Вишневецким. Чтобы проверить истинность рассказа царевича Дмитрия, его доставили в Брагин, где под началом Льва Сапеги служил московский перебежчик, некий Петрушка, в Польше носивший фамилию Пиотровский. Петрушка уверял, что когда-то служил в Угличе при  царевиче. Среди  толпы слуг Дмитрий  узнал Петрушку и сразу обратился к нему. После этого испытания, отбросив всякие сомнения, Адам Вишневецкий окружил царевича соответствующей его положению роскошью. Но наверняка проверки устраивал каждый, кто был в контакте с боярами Нагими, кто помнил детали быта из окружения царевича в Угличе. И он их прошел, а его свидание с матерью было не разыгранным,  хорошо продуманным спектаклем, а встречей любящих и давно не видевших друг друга людей.
Еще надо не забывать, что природные катаклизмы начала XVII века прошлись по всем странам севера и центра Европы. Везде ощущался недостаток продуктов питания, голод заставил людей уходить с родных мест на юг, где было сытней. Везде в странах было неспокойно, поднимались бунты. Воевавшим странам не хватало средств  на оплату довольствия воинам, - они разбредались по поселениями, занимаясь грабежом. В этих критических условиях и для Польши тоже, появился Дмитрий. Сейм отказался каким-либо образом финансировать его поход. По сути дела Дмитрий перешел границу с Московией с небольшим отрядом поляков в 200 или 500 человек, (по разным оценкам). Кампания была почти полностью  субсидирована из средств воеводы  Ежи Мнишек. Никакой серьезной опасности для царя Бориса Гришка Отрепьев не мог представить, если бы на его сторону не перешли воеводы  Шереметьев и  Басманов, а затем после смерти Бориса и все царское войско. Польское влияние на события 1605 – 1608 (до похода Сигизмунда III) было незначительное, число поляков в Московии не превышало несколько тысяч, их роль в восхождении Дмитрия на престол была второстепенная, все решали члены Боярской думы. А они признали Дмитрия, и в его истинности была его сила (божественная), перед которой они преклонялись.  Впоследствии появлялись разные самозванцы, но не было у них этой силы, в Москву их не пустили, и не венчали их в Успенском соборе.
Обратим внимание еще на два события.
• При своем венчании на царство Борис Годунов в 1598 году осыпал высокими наградами как самих Романовых, именно Александра и Михаила, так и их близких, князей Катырева-Ростовского и Черкасского, введя их в свою думу (старший Романов, Федор Никитич, был боярином с 1587 года). Сверх того, один из Годуновых, Иван Иванович, троюродный племянник Бориса, был женат на Ирине Никитичне Романовой, и таким образом между обоими родами установились тесные связи. Но в 1601 году все пять братьев Романовых - Федор, Александр, Михаил, Иван и Василий - были сосланы со своими семьями в разные места и только двое из них (Федор и Иван) пережили свою ссылку, остальные же в ней умерли. Вместе с Романовыми были сосланы и их родственники: князья Черкасские, Сицкие, Шестуновы, Репнины, Карповы. Летописец повествует, что Романовы пострадали из-за ложного доноса их человека, Второго Бартенева, который в 1600-м  году был «у Александра Никитича казначей». От этого Бартенева и последовало обвинение Романовых в злоумышлении на царя Бориса. Бартенев сам положил «в казну» Александра Никитича «всякого коренья» и сам же о нем «известил». Был произведен обыск, «коренья» нашли, и оно послужило началом «сыска»,  длившегося не менее полугода. По словам иностранца Исаака Массы, дело о Романовых началось в ноябре 1600 года, а завершено оно было только к лету следующего года. Всех «государевых изменников»: Романовых, Черкасских, Сицких, Репниных, Карповых отправили в ссылку в дальние города. Федора Никитича, старшего из опальной семьи, заключили в Сийский монастырь (в 90 верстах от Холмогор). В далеком монастыре он жил в келье под надзором пристава и мог выходить в церковь, где стоял на клиросе.  Старец Филарет догадывался, что жену его «замчали» так же далеко от Москвы, как и его, хотя и не знал, что она пострижена в монахини и находилась в Заонежском Толвуйском погосте. Дети же их, Михаил и Татьяна, были сосланы вместе с тетками Настасьею и Марфою Никитичнами на Белоозеро, откуда были перевезены в Юрьевский уезд, в вотчину  Романовых - Клины.

• В то же время постигла опала Богдана Бельского. При венчании Грозного, в сентябре 1580 года, с царицей Марией, дочерью Ф. Ф. Нагого, Богдан Яковлевич Бельский, в знак особого к нему расположения, был в числе государевых дружек. В 1584 году царь Иван Грозный, умирая, поручил сына Федора попечительству особой думы, - боярам Ивану Петровичу Шуйскому, Ивану Федоровичу Мстиславскому, Никите Романовичу Юрьеву, Борису Годунову и Богдану Бельскому, назначив, при этом, Богдана в дядьки царевичу Дмитрию и попечителем над родством Нагих. При воцарении Годунова Бельский был пожалован в окольничие. В начале 1602 года боярина вызвали в Москву, он был обвинен в измене, и его подвергли суду. Московский дьяк И. Тимофеев, сообщая о дальнейшей судьбе Бельского, писал, что его не только лишили сана, но и предали позорному наказанию, какому в соответствии с «градскими законами» подвергались «злодеи», разбойники и «мытари».  Некий шотландец, капитан Габриэль, осуществил казнь, специально придуманную для Бельского, - он вырывал по волоску всю его густую и длинную бороду, служившую в то время символом достоинства и чести. После казни окольничего сослали, по одним сведениям, в Сибирь, по другим — «на Низ в тюрьму».
• Еще два интересных персонажа – братья Андрей Яковлевич Щелкалов и Василий Яковлевич. В течение не менее четверти века стоял Андрей во главе Посольского приказа, следовательно, руководил всеми внешними сношениями, которые в царствование Ивана Грозного были чрезвычайно оживленными. Он, кроме того, имел отношение к Разрядному приказу, был казначеем, управлял Нижегородской Четвертью и Казанским дворцом.  Помимо этого, пользуясь личным доверием государя, он распространял свое влияние далеко за пределы своей прямой деятельности. Без него не происходило решительно ничего важного в государстве. В 1598 году он умер, Посольский приказ стал возглавлять его брат Василий.  В 1601 году Василий подвергся опале «за самовольство», за что был лишен всех своих владений и привилегий, был пострижен в монахи в Сергиевскую лавру с именем Вассиан.
Братья – думные дьяки - интересны нам тем, что перекидывают мостики между всеми опальными и дают нам понять, что они были в тесных отношениях со времен Ивана Грозного.  В 1581 году царь Иван Грозный задумал свататься к племяннице английской королевы Елизаветы, Марии Гастингс.  Бельский вместе с Афанасием Нагим спрашивали у медика Якоби о здоровье  племянницы Елизаветы. В октябре 1583 году Богдану Бельскому совместно с боярином Н. Р. Юрьевым (Романовым) и дьяком Щелкаловым было поручено условиться с английским послом Иеронимом Баусом о государственном союзе Московии с Англией, чтобы, заключив его, немедленно приступить к тайному делу о сватовстве. В лице Н. Р. Юрьева, Богдана Бельского и А. Щелкалова  Англия приобрела себе друзей.
Достоверная история Дмитрия начинается с появления его в 1600 году при дворе князя Константине Острожского, откуда он перешел в арианскую школу в Гоще, где изучал польский, латинский и философию раннего христианства. Дмитрий владел в совершенстве разговорным польским  языком.  К римскому папе писал письма изысканным литературным слогом на польском,  (возможно под диктовку), но при этом допускал грубейшие ошибки. Затем он попал к князю Адаму Вишневецкому, которому и объявил о своем царском происхождении. Адам Вишневецкий поверил Дмитрию, так же как некоторые другие польские паны, тем более что нашлись русские люди в Польше,  которые признали царевича Дмитрия.
История Григория Отрепьева также начинается в 1601 году, когда он постригся в монахи и, переходя из одного монастыря в другой, попал в Чудов монастырь. Предупрежденный  Григорий успел бежать в Галич, потом в Муром, и, вернувшись вновь в Москву. В 1602 году он ушел вместе с неким иноком Варлаамом в  Печерский монастырь.
К этому же событию следует отнести и информацию из Сийского монастыря. В 1605 году безотрадное уныние, в каком пребывал опальный старец Филарет, рассеялось и сменилось таким настроением, которое ставило в тупик его приставов и  монахов. Говоря словами пристава Воейкова, «живет старец Филарет не по монастырскому чину, всегда смеется неведомо чему и говорит про мирское житье, про птицы ловчие и про собаки, как он в мире жил.. И говорит де старцам Филарет, увидят они, каков он вперед будет!».  К этому времени, видимо,  дошла информация до монастыря под Холмогорами, что Дмитрий вступил на территорию Московского государства.

Второе событие, на которое следует обратить внимание, произошло после восшествия Дмитрия на престол.
• Из ссылки были возвращены все Романовы и их родственники. Монах Филарет был с почетом принят в Москве, а в 1606 году возведен сразу в сан митрополита ростовского, вместо удалившегося на покой митрополита Кирилла.

• Был возвращен из ссылки Богдан Бельский. . 20-го июня 1605 года, когда новый царь уже обошел соборы в Кремле и находился во дворце, на Красную площадь вышел Богдан Бельский, окруженный боярами и дьяками, стал на Лобное место и обратился к народу с речью. Славя Бога за спасение государя, он убеждал москвитян быть верными Дмитрию и затем, сняв с груди образ святого Николая, поцеловал его и клялся московским гражданам, что новый царь есть истинный сын Ивана Грозного, Дмитрий, которого он был пестуном и крестным отцом. Он получил, в награду звание великого оружейничего, был включен в состав государственного Совета, а позже Бельский был пожалован вновь в бояре.

• После трагической гибели царевича Дмитрия в 1591 года царицу Марию Федоровну Нагую за «небрежение» заставили постричься под именем Марфы в инокини, а ее братьев «за самовольную расправу с его убийцами» заточили в тюрьмы. Дмитрий после восшествия на престол пожаловал дяде царицы Михаилу Федоровичу Нагому значительную часть владений Бориса Годунова, включая малоярославскую вотчину с селом Белкиным, и звание великого конюшего. Другой дядя Андрей Федорович Нагой был возвращен в 1605 году ко двору и также получил боярство.

• Василий Яковлевич Щелкалов был возвращен Дмитрием и восстановлен в своих правах.
Эти два момента - наказания  и награждение одних и тех же лиц – с большой вероятностью, связаны между собой, и главным действующим лицом в них следует считать  царевича Дмитрия, который всех своих спасителей отблагодарил. Как следует из польских документов, Дмитрий появился у князя Константина Острожского в 1600 году. В Московии прошел слух, что в  Речи Посполитой объявился человек, назвавший себя  царевичем. Кто-то участвовал в сокрытии Дмитрия и помогал переправить его в Литву. Подозрение пало на Романовых. Столь строгое наказание царя Бориса всех членов клана Романовых свидетельствует  об очень веских найденных доказательствах их участия.  Борис Годунов искал на подворье Романовых не корешки для ядовитого зелья, а  следы царевича, и бороду драли Богдану Вельскому за то же самое.   Появление Дмитрия в Литве вызвало серьезную озабоченность царя - без сомнений прослеживался заговор, направленный против него. В таких случаях цари всем заговорщикам рубили головы. Царь Борис при венчании на престол дал клятву, что смертных приговоров выносить не будет. Но наказать всех и даже приближенных он был должен. И всех сослал в самые отдаленные уголки страны.  Его опасения были слишком серьезными.
 Гришка бежал от Романовых, согласно официальной версии, после того, как в их владениях был проведен «сыск» в ноябре 1600 года. Именно в конце 1600 года - начале 1601 года начались гонения на клан Романовых, Бельского. С этого момента начались скитания Григория Отрепьева и блуждания по провинциальным монастырям. Патриарх  Иов говорил, что Гришка спасся «от смертные казни». Борис выражался еще определеннее: боярского слугу ждала виселица.
Современники противоречили друг другу, едва начинали перечислять места, в которых останавливался чернец. Один из летописцев отметил, что Гришка прожил три года в монастыре под Галичем, а потом два года «пребываше и безмолствовавше» в Чудове.  Автор «Иного сказания» описывал хождения Отрепьева по монастырям совсем иначе. По его словам, Гришка начал с жительства в Спасо-Евфимиеве монастыре в Суздале, позже перебрался в Чудов монастырь. При Шуйском власти установили, что Гришка определенно побывал в двух провинциальных монастырях - в Суздале и Галиче, а потом «был он в Чюдове монастыре в дияконех з год». Царская канцелярия расследовала чудовский период жизни Отрепьева по свежим следам.
После того как Григорий покинул дом Романовых, он определенно побывал в галичском Железноборском монастыре (по некоторым сведениям, он там и постригся) и в суздальском Спасо-Евфимиеве монастыре, в котором Григорий задержался, по-видимому, все-таки дольше, чем в других попутных обителях. Дьяки Шуйского нашли много свидетелей пребывания Григория в аристократическом Чудовом монастыре в Кремле. Выяснилось, что Григорий воспользовался протекцией: «бил челом об нем в Чюдове монастыре архимариту Пафнотью  богородитцкой протопоп Еуфимий, чтоб его велел взяти в монастырь и велел бы ему жити в келье у деда у своего у Замятни. Архимарит Пафнотий, для бедности и сиротства взяв его в Чудов монастырь, дал под начало». Несмотря на то что Григорий провел в монастыре не более года, Пафнутий произвел его в дьяконы. Покинув  келью, чернец переселился на патриарший двор. Отрепьев бежал от патриарха после того, как прослыл еретиком. «Юшка отверг родительский авторитет, восстал против самого бога, впал в чорнокнижье, и призыване духов нечистых и отъреченья от бога у него выняли». Расследование царскими чиновниками  деятельности Отрепьева в Литве, а потом в Польше сразу натолкнулось на непреодолимые трудности. Василий Шуйский нуждался в материалах, неопровержимо доказывавших самозванство свергнутого им царя Дмитрия. Как раз в этот момент в Москве появился чернец Варлаам, обратившийся к правительству с записками, названными  «Извет». Сочинение Варлаама считали ловкой подделкой, предпринятой в угоду властям. Согласно рассказам Варлаама, Отрепьев бежал за кордон не один, а в сопровождении двух монахов - его и Мисаила, приятеля по Чудову монастырю. В последние зимние дни 1602 года, когда в Москве царил голод, трое монахов наняли подводу и покинули город. По свидетельству старца Варлаама в 1603 году Гришка оказался в Брачине, у Вишневецкого, а до того был в Остроге и Гоще. В «Извете», написанном в 1607 году при царе Шуйском, и в польских документах совпадают имена князей Вишневецкого и Острожского, но время появления Дмитрия и Отрепьева в Литве  различается на два-три года. Вполне вероятно, что версию спасения Дмитрия и его появление в Польше старец Варлаам внес  в свой доклад, возможно,  по рекомендации заинтересованных лиц.   
 Данные о перемещении Григория Отрепьева  по Московии вполне можно считать близкими к реальным. Но, когда речь заходит о его переходе в Польшу, здесь начинается путаница и прослеживается использование более поздних материалов для доказательства самозванства. След реального Отрепьева теряется на пути от литовского кордона до Острога - Гощи - Брачины. На этом  конечном пункте Отрепьева, но раньше на три года обнаруживаются первые следы Дмитрия. Официальная версия разницы во времени не замечает, и решает, что на названном строго очерченном отрезке пути и произошла метаморфоза  превращения бродячего монаха в царевича. Варлаам  уверял, будто расстался с Гришкой до того, как последний назвался царевичем. Он сообщил, что Отрепьев учился в Гоще у ариан и зимовал там у князя Януша Острожского. Князь Януш Острожский сообщал в своем письме от 1604 года, что знал «Дмитрия несколько лет», что тот жил довольно долго в монастыре его отца, в Дермане, а потом пристал к арианам. Оказывается, царевич Дмитрий был в Дермане,  несколько лет назад, а не в прошлом 1603 году. По русским летописям, Григорий «разболелся», и в имении Вишневецкого на исповеди он открыл священнику свое «царское происхождение». В докладе Вишневецкого королю никаких намеков на этот эпизод нет.
Было бы логичным признать, что на самом деле найдены показания, подтвержденные документами, на двух личностей, вошедших в историю –  царевича Дмитрия и инока Григория. Их пути и судьбы пересеклись, когда по повелению цесаря был найден  Григорий, и  Дмитрий демонстрировал его в качестве веского доказательства своего отличия от чернеца Гришки.  (Есть известия, что Отрепьев приехал в Москву вместе с Дмитрием, а потом был сослан им за пьянство.)  Григорий, по всей вероятности и не был в Польше, он застрял где-то в  Литве. 
Где находился Дмитрий девять лет, с 1591 года по 1600 год. 24 апреля 1604 года Дмитрий в своем письме (документ сохранился) к папе римскому Клименту VIII коротко сообщил о своем прошлом: «...убегая от тирана и уходя от смерти, от которой еще в детстве избавил меня Господь Бог дивным своим промыслом, я сначала проживал в самом Московском государстве до известного времени между чернецами». О его  спасении мы узнаем из дневника Марины Мнишек, цесаревна вела этот дневник не для широкой публики и не предполагала, что ее записи будут изучаться и на них ссылаться.  Однозначно, что записана история со слов Дмитрия.
«Был при царевиче  некий доктор, родом влах (романизированное население Среднего и Нижнего Подунавья в восточнославянских источниках называлось волохами,  влахами). Он, узнав об измене, предотвратил ее немедленно таким образом. Нашёл ребенка, похожего на царевича, взял его в покои и велел ему всегда с царевичем разговаривать и даже спать в одной постели. Когда тот ребенок засыпал, доктор, не говоря никому, перекладывал царевича на другую кровать. И так он все это с ними долгое время проделывал. В результате, когда изменники вознамерились исполнить свой замысел и ворвались в покои, найдя там спальню царевича, они удушили другого ребенка, находившегося в постели, и тело унесли. После чего распространилось известие об убийстве царевича, и начался большой мятеж. Как только об этом стало известно, сразу послали за изменниками в погоню, несколько десятков их убили и тело отняли.
Тем временем тот влах, видя, как нерадив был в своих делах Фёдор, старший брат, и то, что всею землею владел он, конюший Борис, решил, что хоть не теперь, однако когда-нибудь это дитя ожидает смерть от руки предателя. Взял он его тайно и уехал с ним к самому Ледовитому морю и там его скрывал, выдавая за обыкновенного ребёнка, не объявляя ему ничего до своей смерти. Потом перед смертью советовал ребенку, чтобы тот не открывался никому, пока не достигнет совершеннолетия, и чтобы стал чернецом. Что по совету его царевич исполнил и жил в монастырях». Ту же историю пересказал после своего ареста Юрий Мнишек, добавив лишь, что доктор отдал спасенного царевича на воспитание некому неназванному сыну боярскому, и тот уже, открыв юноше его подлинное происхождение, посоветовал скрыться в монастыре.
Прежде всего, кроме доктора в спасении должен был принять участие кто-то из Нагих, точнее кто-то отсутствовавший во время расправы в Угличе.  Как известно, царская комиссия арестовала всех Нагих, кроме Афанасия Федоровича, старшего из четырех братьев царицы Марии Нагой. Долгое время Афанасий Федорович был послом русского царя при крымском хане, служил в Посольском приказе  у Ивана Грозного. В 1591 году в момент гибели царевича Дмитрия находился в Ярославле. Английский торговый агент Джером Горсей  из-за ссоры с влиятельным думным дьяком Андреем Щелкаловым был выслан  из Москвы в Ярославль. Он оставил  запись о визите Афанасия Нагого к нему на третий день после убийства царевича: 
«Кто-то застучал в мои ворота в полночь. У меня в запасе было много пистолетов и другого оружия. Я и мои пятнадцать слуг подошли к воротам с этим оружием.
- Добрый друг мой, благородный Джером, мне нужно говорить с тобой. Я увидел при свете луны Афанасия Нагого, брата вдовствующей царицы, матери юного царевича Дмитрия, находившегося в 25 милях от меня в Угличе.
- Царевич Дмитрий мертв, сын дьяка, один из его слуг, перерезал ему горло около шести часов; [он] признался на пытке, что его послал Борис; царица отравлена и при смерти, у нее вылезают волосы, ногти, слезает кожа. Именем Христа, заклинаю тебя: помоги мне, дай какое-нибудь средство».
Горсей дал Нагому банку с чистым прованским маслом и коробочку венецианского териака и тот ускакал.  Возможно, противоядие Горсея помогло, - и царица Мария выжила. Скончалась она по разным данным  в 1608, 1610 и даже в 1612 году. Была погребена в Вознесенской обители в Москве в усыпальнице великих княгинь и цариц. До наших дней Вознесенский монастырь не сохранился, он был разрушен в 1929 году. Его называли Стародевичьим, и находился он на территории Кремля недалеко от Спасской башни. Впоследствии на этом месте была построена Военная школа ВЦИК, где в советское время работал президиум Верховного Совета СССР. Из усыпальницы все белокаменные саркофаги с останками вывезли, и сегодня они находятся в подземной палате южной пристройки Архангельского собора. После вскрытия гробницы  в Архангельском соборе экспертиза установила, что останки Марии Нагой  содержат дозу ртути, в 15 раз превышающую норму (0,6 мг при максимальной норме в 0,04 мг), а дозу  мышьяка, превышающую в 12 раз норму (0,1 мг на 100 г костной массы при максимально-допустимой норме 0,08 мг).  (Панова Т. Д. - заведующая археологическим отделом музея «Московский Кремль» Пора, пора, уж подан яд…Знание-сила, №12, 2000).  Практически нет сомнений, что, осуществив попытку убить царевича, Годунов с помощью своих помощников намеревался замести следы и убрать свидетелей своего преступления, прежде всего, мать наследника престола.
Для нас важно, что Афанасий Федорович действовал на свободе. С его помощью был вывезен тайно царевич в глухие места, возможно, в имение Нагих под Грязцовым под Вологдой в лесах у озера Никольского. Влах, он же учитель, воспитатель был представлен, как помощник управляющего с сыном. Здесь и обучен был грамоте Дмитрий, получил возможность прочесть множество книг на старославянском языке. Приходивший дьяк из ближайшего Корнильево-Комельского монастыря  заставлял каллиграфическим почерком  переписывать книги.  По-русски Дмитрий писал свободно, его почерк отличался изяществом.  А главными развлечениями были рыбалка, охота, игры с деревенскими детьми, скачки на лошадях и долгие прогулки верхом.   
17 февраля 1598 года Земский собор избрал царем  Бориса Годунова и принес ему присягу на верность. 1 сентября Борис венчался на царство. В предвыборной борьбе назывались и находили сторонников кандидатуры Федора Романова, Богдана Бельского и даже бывшего царя Московии в течение 11 месяцев Симеона Бекбулатовича. В это время младший из Нагих, сын умершего в 1593 году Афанасия, открыл Богдану Бельскому тайну Дмитрия. Царевичу в это время уже исполнилось 16 лет, и его могли привлечь к государственной службе. Возможно, к этому времени учителя (наставника) влаха не стало. Более того, после смерти Афанасия Нагих, учитывая, что старшие семейства Нагих были в ссылке, финансовое положение клана пошатнулось, и встал вопрос о продаже имения в Грязцове. Расчет семейства Нагих был связан с восшествием Бориса Годунова на престол и поражением клана Романовых вместе с Бельским, оказавшимся в оппозиции.  Известием о спасшимся царевиче Дмитрии они, по их соображениям, должны были воспользоваться в борьбе с царем Борисом.   Состоялась встреча Бельского с Федором Романовым и ближайшими доверенными лицами. Было решено на сходе, что оставаться Дмитрию в Московии опасно, что, если ищейки Годунова пронюхают что-либо, мгновенно царь примет все меры, чтобы избавится от живого царевича, который для народа был давно на том свете. Василий Щелкалов, возглавлявший Посольский приказ, способствовал подготовке необходимых документов для перехода границы. Уже повзрослевшему юноше были даны указания идти в монастырь, вести монашеский образ жизни и  переходить из одного монастыря в другой, подзарабатывая перепиской книг. Дмитрию было велено, в Литве никому не сообщать о своем происхождении, и лишь в Польше у магната, который сможет оказать содействие в сборе войск для похода на Москву, открыть тайну. Романовы обещали оказать поддержку, как только царевич перейдет границу с войском. Юноша скитался в Литве по униатским монастырям и церквям, учился в арианской школе и лишь через четыре года добрался до князя Адама Вишневецкого. Пока Дмитрий находился у князя, он перенял в меру своих способностей манеры поведения в польском аристократическом обществе, в котором он оставался для поляков варваром.  В момент перехода Дмитрия  границы с войском, все Романовы были в ссылке. Но Филарет, узнав о появлении царевича в Московии, устно с курьером  довел тайну Дмитрия до сведения воевод Басманова и родственника Ф.И. Шереметьева (был женат на княжне Ирине Борисовне Черкасской, племяннице Федора Романова).  Воеводы вместе с царским войском перешли на сторону Дмитрия. Судьба семьи Годунова была решена, Романовы отомстили за свои мучения, за смерть  братьев. Дмитрий был коронован и стал императором Московии,  Романовы вместе с Бельским и Щелкаловым вновь стали приближенными к престолу. Дмитрий  всегда, во всем вел себя так, как настоящий сын Ивана Грозного и законный государь. Самозванцы так себя не ведут! «В нем светилось некое величие, которое нельзя выразить словами, и невиданное прежде среди русской знати и еще менее среди людей низкого происхождения, к которым он неизбежно должен был принадлежать, если бы не был сыном Ивана Васильевича», - писал француз Маржерет, очевидец и участник смуты, представлявший колоритную фигуру своего времени. Он участвовал в религиозных войнах на стороне протестантов, потом уехал на Балканы, где воевал против турок, служил в армиях сначала императора Священной Римской империи, потом трансильванского князя, потом короля Речи Посполитой. В 1600 году Маржерет завербовался на службу к царю Борису Годунову и командовал пехотной ротой «иноземного строя», воевал против Дмитрия, после вступления последнего в Москву перешел к нему на службу, стал начальником одного из отрядов дворцовой гвардии. После убийства Дмитрия вернулся на родину, где выпустил книгу «Состояние Российской империи и великого княжества Московии». Он, далекий от политических интриг и свободный в своем изъявлении, был первым, кто выступил с вескими аргументами против официальной  версии, и кто горячо  отстаивал версию подлинности Дмитрия.

Глава 5.                ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА.

Через три дня после убийства цесаря Дмитрия, 19 мая 1606 года,  люди Шуйского созвали народ на площадь звоном колокола. «Выкрикнутый» своими из толпы Василий Иванович Шуйский был выбран царем. Некоторые в толпе заявляли, что следует разослать во все московские города грамоты, чтобы съехались выборные люди для избрания царя. Но заговорщики, убившие цесаря,  спешили, понимая, что возвращение кого-либо из приверженцев Дмитрия на престол, грозит им смертью. Они повели Василия в церковь, где он дал присягу управлять согласно боярским приговорам, никого не казнить без воли бояр, не отнимать у родственников служилых людей вотчин, а у иностранных гостей и торговых людей лавок и домов. После произнесения Шуйским  присяги присоединившиеся к клану Шуйских бояре  и их люди  клялись вновь избранному царю в своей верности. Немедленно разосланы были по всем городам грамоты. Василий объявлял, что вступил на престол «по коленству своему», но вместе с тем, говоря заведомую неправду, добавлял, что его молили «быти на Московском государстве государем» высшие духовные и светские чины и дворяне и «всякие люди Московского государства». Он торопился объявить людям Московского государства о своем восшествии на престол, даже не выждав избрания патриарха, который должен был освятить его власть венчанием на царство.

  Новый царь понимал шаткость своего положения, поэтому стремился всеми способами обосновать справедливость выбора народа и укрепиться на престоле. Надо было доказать, что убили не царя Дмитрия, а казнили мошенника, обманщика, еретика, польского ставленника, иноземца. В противном случае убийство царя ложилось на его правление кровавым несмывающимся пятном. Шуйский в последующих  грамотах  назвал своего предшественника, цесаря Дмитрия,  самозванцем, Гришкой Отрепьевым.  Народ помнил, столько раз он менял свои показания о Дмитрии. Сначала Василий Шуйский  целовал крест освященному собору в том, что царевич Дмитрий 15 мая 1591 года «обрушился на нож» и его «не стало судом божиим». Когда Дмитрий стоял у Москвы, Василий Шуйский целовал крест московскому люду на Лобном месте, что идет истинный сын Ивана Грозного, царевич Дмитрий. Василий понимал, что, вновь называя убитого царя Гришкой и только целуя крест, он не сможет убедить своих подданных. Нужны были веские доказательства.
• Во-первых, новое правительство спешно сфабриковало компрометирующие самозванца документы, используя найденные после его гибели записи, и разослало их по городам. Пущены были в ход и литературные произведения, составленные по указу Шуйского.  Царь прилагал к своим грамотам покаянные признания матери царевича, что только угрозы заставили ее объявить самозванца своим сыном. В Углич были направлены митрополит Филарет с двумя архимандритами, младшие Нагие: Григорий и Андрей, князь Иван Михайлович Воротынский и Петр Никитич Шереметев с заданием отыскать останки царевича Дмитрия и доставить в Москву. Вопреки данным следствия, произведенного самим же Шуйским, было объявлено, что Дмитрий был убит слугами Бориса Годунова и, как мученик, был причислен к лику святых.
• Во-вторых, для  царствования Шуйского представляли угрозу люди, окружавшие цесаря Дмитрия. Уже в конце мая было обнаружено в Москве какое-то движение в пользу передачи престола Мстиславскому. В спешном порядке глава романовского клана, митрополит Филарета, предназначавшийся в патриархи, был удален в Ростов, в свою митрополию, а за другими членами клана был установлен постоянный надзор. Членов правительства цесаря Дмитрия Шуйский разослали по городам. Даже престарелый, ослепший царь Симеон Бекбулатович, инок Стефан,  казался настолько опасным подозрительному Василию, что по распоряжению царя от 29 мая был переведен из Кириллова монастыря подальше в Соловки под стражу.
• В-третьих, цесаревну Марина Мнишек  отослали к отцу, забрали все ее имущество - на другой день прислали ей, как будто на посмеяние, пустые сундуки. К отцу и дочери приставили стражу. Из венчанной повелительницы народа,  недавно встречавшего ее с восторгом, она стала невольницею. Честное имя супруги великого монарха заменилось позорным именем вдовы обманщика, соучастницы его преступления. Марина с отцом  позже были помещены в доме, принадлежавшем дьяку Афанасию Власьеву, которого новый царь сослал за верную службу Дмитрию, приказав, как велось, все его имущество отписать на себя.
• В-четвертых, часть поляков была отпущена домой, но знатные паны и послы Сигизмунда с их свитами были арестованы и  посажены вместе со свадебными гостями Дмитрия под стражу в качестве заложников. Шуйский опасался, что польский король будет мстить ему за резню, произведенную в Москве над поляками.
Но всем доказательствам  Шуйского не доверял никто в Московском государстве, и в день открытия мощей Дмитрия народ чуть было не взбунтовался и не убил камнями Шуйского. Одни не могли представить, что холоп Гришка и царь Дмитрий – одно лицо, и не сомневались в подлинности бывшего цесаря. Другие не верили, что Дмитрий убит. Не все могли удостовериться собственными глазами, что прежний царь был убит - труп его, выставленный на Красной площади, был до такой степени обезображен, что нельзя было распознать в нем черт человеческого лица. Труп Дмитрия был вывезен в село Котлы, и там сожжен; пеплом бывшего царя выстрелили в сторону Польши, что никогда не делалось по православным обычаем. Третьи считали, что царь Шуйский выбран не по закону, что не был созван Земский собор в соответствии с принятыми порядками, и венчан он был патриархом, после того как уже принял присягу и стал царем. Многие считали царя Шуйского незаконным и не хотели ему подчинятся.
Уже через 15 дней после венчания в Москве начались волнения.  Но это было только начало смуты. Через два месяца повсюду распускались слухи, что Дмитрий Иванович не был убит в Москве, а что вместо него выставили на показ убитого в стычке ратника, и, чтобы обмануть  народ, лицо ратника покрыли маскою. Вся северская земля - Белгород, Оскол, Елец -  отказались признавать Шуйского, провозгласили царем Дмитрия. Ратные люди, собранные под Ельцом прежним царем избрали предводителем Истому Пашкова и присягнули все до единого стоять за законного царя Дмитрия. В Комарницкой волости  Иван Болотников возвестил, что он сам видел Дмитрия, который нарек его главным воеводой. Болотников, возвращаясь на родину через Польшу, виделся с Молчановым,   приближенным цесаря, который уверил его, что он есть истинный Дмитрий. Болотников, никогда не видевший царя Дмитрия, действовал с полной уверенностью, что стоит за восстановление законного государя Руси. Его грамоты встречали с радостью, народ хотел верить в чудо,  весь юг и запад – в  Туле, Кашире, Алексине, Калуге, Рузе, Можайске, Орле, Дорогобуже, в Зубцове, Ржеве, Старице - без колебаний провозгласили своим царем Дмитрия. Именем царя Дмитрия дворяне Ляпуновы подняли против Шуйских  всю рязанскую землю. За ней последовали город Владимир и вся его земля. Во многих поволжских городах и в отдаленной Астрахани царем вновь восстановили Дмитрия. Только Казань и Нижний Новгород еще держались кое-как за Шуйского. В пермской земле отказали Василию давать ратных людей, служили молебны о спасении Дмитрия и пили чаши за его здоровье. Новгород и Псков оставались пока верными Шуйскому, но псковские пригороды стояли за Дмитрия. К Болотникову стекались огромные массы народа. Уходили от своих господ холопы и крестьяне и вливались в его войско, примкнуло к нему  ополчения Истомы Пашкова, Захара и Прокопия Ляпуновых и отряд вольницы, пришедший из Литвы. По сути дела Шуйского признавали только несколько городов, все население Московии надеялось, что вернется их законный царь. И с ним были связаны все их чаяния.
Войско Болотникова направилось к столице. Стоявшие на пути города все признали власть царя Дмитрия.  В 50-ти верстах от Москвы, близ села Троицкого, Болотникова встретила московская рать под начальством Мстиславского, который, не вступив в бой, едва спасся от преследований Болотникова. 22 октября 1606 года Болотников остановился в селе Коломенском, в семи верстах от Москвы. Здесь он построил острог и стал рассылать по разным городам грамоты, призывая всех целовать крест законному государю Дмитрию Ивановичу. Ополчение Болотникова продолжало увеличиваться здесь и держало  столицу в осадном положении. Царь Дмитрий, которого с нетерпением ждал народ, не появлялся - между вождями возникли ссоры. Разногласия привели к тому, что Истома Пашков и братья Ляпуновы перешли на сторону Шуйского, уводя с собой своих ополченцев – дворян и детей боярских, которых стали притеснять казаки.  В этот момент прошло размежевание в лагере противников Шуйского. Болотникова стали считать обманщиком, предводителем холопов и крестьян, и к Шуйскому стали примыкать города, ранее признававшие только Дмитрия.
Между тем, Шуйский стал получать подкрепления от переходивших на его сторону городов, которые высылали к нему ополчения дворян и детей боярских. Ряд удачных приступов на острог заставил Болотникова отойти от Москвы в Калугу, где его войско приготовилось к обороне. Высланные сюда Шуйским отряды, возглавляемые Мстиславским, окружили город. Путивльский князь Шаховской отправил на выручку Болотникову отряд под начальством князя Телятевского, который разбил царских воевод - князей Татева и Черкасского - под Калугой, но к ним подоспел молодой полководец Скопин-Шуйский. Болотников вынужден был уйти в Тулу, где уже были Шаховской и царевич Петр с терскими и волжскими казаками. Как выяснилось, царевичем Петром Федоровичем  называл себя волжский бурлак, родом из Мурома, незаконный сын «посадской женки», Илейки. 30 июня царь Василий Шуйский подступил к Туле с большим войском. Началась осада Тулы, продолжавшаяся немного более трех месяцев. Осажденные защищались отчаянно.  В Туле наступил голод. Начались переговоры о сдаче. Царь обещал Болотникову и Шаховскому милость. 10 октября 1607 года боярин Колычев занял Тулу. Болотникова и других начальников мятежа после допроса засадили в тюрьму в Каргополе. Здесь сначала Болотникову выкололи глаза, а затем  утопили. Названого Петра повесили, простых пленников бросали сотнями в воду. Шаховской был сослан на Кубенское озеро, Самуил Кохановский - в Казань, атаман Федор Нагиба и некоторые другие вожди мятежа - в «Поморские города». 

Война за восстановление на престоле законного царя Дмитрия Ивановича переросла в гражданскую войну между правящей верхушкой именитых бояр, воевод и московитов, поддерживавших Василия Шуйского, и казаками, крестьянами, холопами и провинциальными дворянами, которых их же ополченцы из крестьян и казаков пугали своими действиями – грабежами, насилием и жестокостью. Дворяне и боярские сынки на протяжении всей смуты  переходили из одного лагеря в другой. Казаки, возглавляемые разными атаманами, искали свою правду. 

Не успел Шуйский расправиться с Болотниковым и царевичем Петром, как вместо одного самозваного царевича  появилось несколько. В Астрахани - царевич Август, называвший себя сыном царя Ивана Васильевича от жены Анны Колтовской. Там же потом - царевич Лаврентий, также выдуманный сын убитого Иваном Грозным царевича Ивана Ивановича. В украинских городах появилось восемь царевичей, называвших себя никогда не существовавшими сыновьями царя Федора Ивановича (Федор, Ерофей, Клементий, Савелий, Семен, Василий, Гаврило, Мартын). Все эти царевичи исчезли так же быстро, как появились.

Нежелание мириться с насильственными действиями властей неоднократно в истории приводили к серьезным столкновениям и гражданским войнам. При равенстве военных  сил и ресурсов сторон войны приобретали затяжной, кровопролитный характер. Гибель массы людей, истощение ресурсов, в конце концов, приводили или к победе одной из сторон (свержению власти или к расправе с бунтовщиками) или к компромиссному решению проблемы, вызвавшей столкновение. Вера в молодого, законного царя поднимало население во время смуты против Шуйского, захватившего власть самовольно. Как  до гражданской войны 1918 года все слои населения ругали по разным причинам самодержца Николая II, а затем в борьбе с большевиками «Царь» стал знаменем всего Белого движения, так и во время смуты имя критикуемого за свои странные выходки молодого цесаря, стало главной движущей силой в столкновениях с московским правителем.   И этим пользовались различного рода проходимцы, которым удавалось на время увлечь за собой народ.
Как оказалось, наиболее успешная мошенническая операция на имени царевича Дмитрия была проведена с помощью польских панов. Впервые Лжедмитрий появился в июле 1607 года в Стародубе, когда в Туле шла осада войск Болотникова. Прибывший в Стародуб  атаман Заруцкий признал в самозванце Дмитрия. Атаман Заруцкий по происхождению  шляхтич из города Тарнополя (ныне Тернополь) на Волыни. Участвовал в движении Ивана Болотникова. Летом 1607 года Лжедмитрием был возведен в боярское достоинство. К атаману присоединился пан Меховецкий, известный Заруцкому по службе в армии у Дмитрия, с отрядом польских  солдат, который  прибыл в Стародуб в  день «воцарения» Лжедмитрия. Появление внушительной военной силы заставило замолчать всех сомневавшихся. Один из вождей наемного войска утверждал в частном письме, что Меховецкий «вступил в Стародуб якобы с 5000 поляков, из коих немногие были порядочно вооружены». Ближе к истине белорусский летописец, удостоверивший, что в Стародуб к «Дмитрию» прибыло «конного люду семьсот». Во главе всей рати встал пан Меховецкий.  Эти случайные стечения обстоятельств больше напоминают  спланированную операцию, разработанную польскими разорившимися князьками, шляхтичами, надеявшимися восстановить свое пошатнувшееся состояние за счет награбленного при взятии городов и селений. Они не сомневались, что успех им будет сопутствовать, народ за ними пойдет. Подбор кандидатуры  на место царевича был проведен наспех.
По описаниям современников Лжедмитрий никоим образом не был похож на Дмитрия.   Николай Карамзин считал, что Лжедмитрий внешностью не был похож на Григория Отрепьева. «Новый самозванец был выше его, лицом не бел, а смугл, имел волосы кудрявые, черные (вместо рыжеватых), глаза большие, брови густые, навислые, нос покляпый, бородавку среди щеки, ус и бороду стриженную». Лжедмитрий был происхождением из низов в отличие от боярского у Дмитрия,  хорошо знал русскую грамоту и весь церковный круг, говорил по-польски, знал многие тайны Дмитрия,  возможно, был в числе его приближенных.  Приближенные поляки старались привить «царю» манеры, соответствующие августейшей особе. В Стародубе был устроен рыцарский турнир. Лжедмитрий должен был продемонстрировать свою воинскую доблесть, которой так гордился  царевич Дмитрий. Честь сразиться с самозванцем выпала на долю Заруцкого. Заранее договорились, что атаман для виду скрестит оружие с «государем», а затем признает свое поражение. Но атаман, видимо, не соразмерил силу удара, и  самозванец, никогда не державший в руках оружия, был мгновенно выбит из седла. 
Дмитрий, как писал С.Ф. Платонов, «имел вид серьезного и искреннего претендента на престол. Он умел воодушевить своим делом воинские массы, умел подчинить их своим воинским приказаниям и обуздать дисциплиной», «он был действительным руководителем поднятого им движения». Совсем иным был Лжедмитрий, «он не руководил толпами своих сторонников и подданных, а, напротив, они его влекли за собой в своем стихийном брожении, мотивом которого был не интерес претендента, а собственные интересы его отрядов».

К новому Дмитрию шли остатки армии Болотникова, казаки с Дона и Днепра и все недовольные Шуйским. Весть о том, что Дмитрий жив, быстро разнеслась по Руси. Города сдавались один за другим. Взяты были Карачев, Брянск, Орел. Отсюда, остановившись, самозванец разослал грамоту, в которой убеждал русский народ - с одной стороны, отступиться от Шуйского, а с другой, не верить царевичам, которые тогда появлялись один за другим в разных местах. В октябре самозванец был уже в Епифани, но, узнав о сдаче Тулы войском Болотникова, вернулся в Орел.  Успехи Лжедмитрия привлекли внимание влиятельных лиц Речи Посполитой. В числе их были князья Вишневецкие, некогда покровительствующие Дмитрию, Ружинский, Тышкевич, Валевский и другие. За крупными польскими панами тянулись мелкие польские и литовские шляхтичи и всякие авантюристы. Мятеж против королевской власти сдерживал действия короля Сигизмунда.  После подавления мятежа в Польше наемные ратники, оставшиеся без работы, хлынули в русские пределы в надежде на  вознаграждения. Польское правительство, стремясь избавиться от участников шляхетского восстания - «рокошан», давало им возможность уйти за пределы Польши. Вокруг Лжедмитрия стали собираться крупные польско-литовские отряды. Родственник литовскою канцлера Льва Сапеги - Ян Сапега - с разрешения короля открыто собирал войска для нового похода.
        Польский магнат, князь Роман Ружинский, который навербовал в своих владениях несколько тысяч добровольцев, привел их в стан самозванца весной 1608 года,  где «канцлер» Лжедмитрия поляк Валевский приветствовал их от имени «самодержца». Старое руководство в лице гетмана Меховецкого не желало допустить в свой лагерь Ружинского. Но Меховецкий утратил авторитет, так как не обеспечил выплаты наемникам обещанных денег. За спиной Меховецкого солдаты пришли к соглашению с войском князя Ружинского,  который был избран гетманом. Меховецкий был изгнан из лагеря.
 Следом за шляхтой и магнатами в окружении Лжедмитрия появилась московская знать. Встреча вновь прибывших с «государем» породила вновь разговоры о его самозванстве. Гетману пришлось прибегнуть к новым инсценировкам. На помощь ему пришли доктор Викентий и некто Тробчинский, будто бы знавший многие тайны Дмитрия. Тробчинский взялся проэкзаменовать «государя» и установить, является ли он прежним «Дмитрием». На публичном диспуте он излагал «тайны», заведомо искажая детали. Самозванец уверенно поправлял его и на все вопросы давал точные и исчерпывающие ответы. Вопрошавшие изображали при этом величайшее изумление и заявляли, что об этом знали только они да еще сам «царь Дмитрий», а значит, это, несомненно, он, хотя внешне и не похож.  Тем не менее, наемные солдаты были удовлетворены ответами и готовы были простить «государю» его внешность - им обещали выплатить деньги.
Князь Ружинский развил бурную деятельность. По его приказу Лжедмитрий  обратился за помощью к  «тестю» Юрию Мнишек, который откликнулся на призыв и составил подробную записку для короля с уверениями, что его зять жив и, ссылаясь на статьи тайных договоров, просил оказать военную помощь. Мнишек излагал планы насаждения католичества в Московии и старался оградить права дочери как московской императрицы.  Записка Ежи Мнишек не произвела впечатления ни на короля, ни на сейм.
Заняв пост гетмана,  князь Ружинский немедленно отдал приказ о наступлении на Москву. Царь Василий сосредоточил крупные силы на подходах к Болхову (Орловская область), их возглавил брат царя - князь Дмитрий Шуйский, его воеводы успели возвести укрепленный лагерь. Ружинский столкнулся с русскими на марше, не имея времени для перестроения войска. Конные роты с ходу атаковали русские позиции. Воевода передового полка Василий Голицын отразил атаку и потеснил атакующих. Тогда в бой вступили отряды Ружинского и Валевского. Выход польской конницы в тыл царской армии окончательно погубил Шуйского. Его полки утратили управление и обратились в паническое бегство. Часть сил отступила в Болхов, другая ушла к засечной черте. Победителям досталось множество пушек и огромный обоз.
Причины поражения не сводились лишь к неумелому руководству и трусости Дмитрия Шуйского. Гражданская война деморализовала дворянское ополчение. Воеводы утратили всякое доверие к служилым людям, тогда как ратники перестали доверять своим командирам. Число перебежчиков стало стремительно расти. В июне 1608 года армия самозванца разбила лагерь в Тушине между Москвой рекой и впадавшей в нее рекой Сходней. Скопин, защищая столицу, расположился на Ходынке против Тушина. Царь Василий с двором занял позиции на Пресне.
Лагерь в Тушине строился основательно - с земляными валами, частоколом и другими фортификациями - и стал резиденцией Лжедмитрия и его людей на довольно долгое время, полтора года. Этого было достаточно, чтобы самозванец вошел в историю как «Тушинский вор». Слово «вор» имело в то время иной смысл, оно понималось, как «обманщик», «мошенник» в современном языке. В тушинском лагере собрались десятки тысяч ратников, шляхтичей, казаков, крестьян и служебных людей. Одним из первых из представителей знати перешел на сторону Лжедмитрия князь Д.Т. Трубецкой. В Тушине Дмитрия Трубецкого встретили радостно: в окружении самозванца представителей знати почти не было. Князь сразу же получил боярский чин и предложение возглавить Стрелецкий приказ. Вскоре примеру Трубецкого последовали и многие другие представители старых боярских родов. К самозванцу примкнули князь Дмитрий Черкасский, князья Сицкие, Троекуровы, Мосальские, Катырев-Ростовский (что интересно, все они являлись родственниками Романовых), князья Засекины. Пришли к самозванцу паны: Млоцкий, Александр Зборовский, Выламовский, Стадницкий и  Ян Сапега.  Все они привели с собою отряды, основу которых составляли  вольные гусары и казаки. Толпы русских стекались в Тушин. Купцы охотно торговали с обеими сторонами. В Тушине возник царский двор, и действовала Боярская Дума. Тушино стало второй столицей. Города и земли русские одни за другими признавали его своим царем. Из крупных центров только Нижний Новгород, Казань, Коломна, Рязань и Смоленск верно стояли за Шуйского. Новгород колебался, остальные перешли на сторону «Тушинского вора». Сокращение подвоза продуктов в Москву поднимало цены на хлеб и вызывало народные волнения. Переход городов на сторону самозванца не позволяло надеяться на скорое освобождение столицы собственными силами. Положение Шуйского стало критическим, в столь сложный для Москвы момент были отправлены послы в Польшу для подписания мирного договора. Переговоры затянулись.
Вооруженные отряды, которые имелись у Лжедмитрия и его тушинских сторонников, не оставались без дела, а разбрелись по  областям, добрались даже до Вологды и Ярославля, осаждая города, грабя деревни и накладывая контрибуции. Они осадили Троице-Сергиев монастырь, в котором хранились бесценные сокровища. Однако защитники монастыря в очень тяжелых условиях выдержали полуторагодичную осаду, которая была снята лишь в начале 1610 года.  После взятия  Ростова поляками митрополит Филарет был доставлен Тушино. Лжедмитрий нарек Филарета своим патриархом (стал «нареченным» патриархом), его юрисдикция распространялась на территории, подчинявшейся тушинцам. Филарет стал фактическим главой тушинского правительства. Патриархом Москвы и всея Руси был в это время Гермоген, который был возведен в патриарший сан сразу же после воцарения Шуйского. Филарет  был отбит («отполонен») у тушинцев в 1610 году и  принял участие в свержении Василия Шуйского.
Переговоры послов шли до июля 1608 года и закончились подписанием перемирия на три года и одиннадцать месяцев.  Польша обязалась в течение этого времени не помогать никаким самозванцам,  Марина Мнишек должна была отказаться от своего титула «цесаревна»,  а Ежи Мнишек  дал обязательство не называть вора зятем. Со своей стороны, царь Василий должен был отпустить всех задержанных поляков и обеспечить их всем необходимым для их переезда  до границы.
Марину Мнишек и ее отца повезли в Углич, оттуда в Тверь, а из Твери на Белую. Князь Рожинский предпринял все возможные усилия, чтобы заполучить Марину. Он понимал, что ее признание Лжедмитрия своим мужем может в корне изменить ход событий. В погоню был отправлен полк поляков  под начальством Зборовского, к которому был добавлен отряд русских  под командованием Мосальского. Цесаревну нагнали около деревни Любеницы,  недалеко от границы. Марина, страшась  неизвестности, перешла под защиту шляхтича Яна Сапеги, который  в это время пересек границу и шел с войском в  Тушинский лагерь.  Сапега уверил Марину, что муж ее действительно спасся, и повез ее с собою. Марина поверила и  была так рада, что, «едучи в карете, веселилась и пела». К ней подъехал князь Мосальский и сказал: «Вы, Марина Юрьевна, песенки распеваете, оно бы кстати было, если бы вы в Тушине нашли вашего мужа; на беду, там уже не тот Димитрий, а другой». Настроение Марины резко изменилось. Князь Мосальский, страшась  мщения от поляков, бежал  к Шуйскому.
Марину привезли в Тушино. Князь Рожинский явился к ней и пригласил в обоз. Пять дней уговаривал Марину Сапега - она не поддавалась. Хотя  король Сигизмунд подписал договор и согласился с условием русских, что Марина больше не будет именоваться цесаревной, сама Марина была с этим не согласна. Она считала, что, если ее супруга  Дмитрия нет в живых, то она предпочла бы сначала восстановить причитающееся ей по праву императрицы  престол, а затем уже выбирать нового супруга из европейских королевских династий, чтобы родившиеся ее дети были признаны в среде королевских семей. Но она понимала, что если она не признает Лжедмитрия своим мужем, то операция по захвату Москвы будет провалена, а от нее постараются избавиться в кратчайшее время,  - просто  убьют. Находясь под охраной у Сапеги, она оказалась в ловушке, устроенной ей польскими шляхтичами и ее отцом. Она вынуждена была согласиться с условиями игры, продолжение которой при определенных обстоятельствах сулили ей возврат на престол.  Естественно, что какие-то условия и требования были ей выдвинуты. В окружении Лжедмитрия понимали, что признание Марины нужно им, как воздух, оно являлось бы самым веским доказательством истинности Дмитрия и поможет в корне поменять ситуацию к лучшему.  Высказываются предположения (и они вполне обоснованные), что Марина, как  женщина высшего польского круга, выдвинула свое условие – никакой совместной жизни, никаких супружеских обязанностей до тех пор, пока самозванец не возведет ее вновь на престол. Сапега с распущенными знаменами повез Марину в тушинский лагерь, и там,  всенародно Марина  признала вора своим мужем. Отец ее, Ежи Мнишек, пробыл в таборе вора около четырех месяцев и потом уехал в Польшу. Марина писала  отцу и жаловалась, что с нею поступают не так, как было обещано, но отец не отвечал и оставил ее на произвол судьбы. Через шесть месяцев Марину навестил  брат. Она сообщила юному Мнишек, что один из ксендзов тайно обвенчал ее с новым супругом. Собственный дворецкий царицы Мартин написал Марине письмо, не называя ее ни царицею, ни великою княгинею, и  уговаривал оставить честолюбивые замыслы и возвратиться в Польшу. Марина отвечала: «Я надеюсь, что Бог, мститель неправды, охранитель невинности, не дозволит моему врагу, Шуйскому, пользоваться плодами своей измены и злодеяний. Ваша милость должны помнить, что кого Бог раз осиял блеском царского величия, тот не потеряет этого блеска никогда, так как солнце не потеряет блеска оттого, что его закрывает скоропреходящее облако».
Весть о признании Мариной  нового Дмитрия своим мужем  разошлась по Московии мгновенно, русские города с землями один за другим признавали его  царем.  За Рязанью последовали: Псков, Ивангород, Орешек, Переяславль, Суздаль, Углич, Ростов, Ярославль, Тверь, Бежецкий Верх, Юрьев, Кашин, Торжок, Белоозеро, Вологда, Владимир, Шуя, Балахна, Лух, Гороховец, Арзамас, Романов и другие. Новгород, Нижний и Смоленск стояли за Шуйского. В начале января 1609 года Лжедмитрий направил войска под начальством воевод князя С.Ю. Вяземского и Тимофея Лазарева в непокорный Нижний. Вяземский послал нижегородцам письмо, в котором писал, что если город не сдастся, то все горожане будут истреблены, а город сожжен дотла. Нижегородцы ответа не дали, а решились сделать вылазку, несмотря на то, что у Вяземского войск было больше. Благодаря внезапности нападения войска Вяземского и Лазарева были разбиты, а сами воеводы были взяты в плен и приговорены к повешению. Нижегородцам под командованием Алябьева удалось вернуть Владимир и Муром в лагерь приверженцев Шуйского. В очаг сопротивления Шуйскому превратилась Астрахань. За оружие взялись народности Поволжья. При поддержке городских низов тушинские отряды заняли Ростов, Муром и Арзамас,  Сапега осаждал Троицу.
 Тушинский лагерь беспрестанно наполнялся и поляками и русскими. По словам поляков в нем было «18 тысяч польских конных и 2 тысяч  хорошей пешей пехоты». Как писал очевидец, «...редко проходили четверть года или месяц, в течение которых не прибыло бы тысячи из Москвы или, по крайней мере, нескольких сот человек из Польши». Самозванцу служили несколько тысяч запорожских и донских казаков. Точными данными об их численности, вероятно, не располагали даже их командиры. Говорили, что  будто бы у самозванца было до 45 тысяч казаков и неопределенное число московских людей. Сами тушинские предводители не знали, сколько их было, потому что одни убывали, другие прибывали. С наступлением осени начались постройки; для жилья вырыли землянки, и в них устроили печи, для лошадей сплели из хвороста с соломою загоны. Те, которые были  побогаче, ставили себе избы. Особым обозом от военных стояли торговые люди, которых было до трех тысяч. Отовсюду привозили: печеный хлеб, масло, гнали быков, баранов, гусей, водки и пива было изобильно. Поляки приказывали русским в окрестностях варить пиво и доставлять в лагерь.
В Москве население роптало, повышение цен на хлеб не раз приводило к настоящим бунтам. 25 февраля 1609 года мятежники с князьями Романом Гагариным, Грязным и Сумбуловым во главе, ворвались в Кремль, требовали низложения Шуйского, осыпали оскорблениями стоявшего за царя патриарха Гермогена  и, не добившись своего, большой толпой (около 300 человек) отъехали в Тушино. Даже боярин Крюк-Колычев, давний единомышленник Шуйских, пострадавший с ними в 1587 году и царем Василием пожалованный в бояре, был уличен в заговоре против царя и в апреле 1609 года казнен. Шли толки о близком цареубийстве, сроки которого назначали то «Николин день» (9 мая), то Вознесенье (25 мая), то Петров день (29 июня). Положение царя Василия в Москве было катастрофическим. В таких обстоятельствах Шуйский обратился за помощью к шведам. Был подписан мирный договор со Швецией,  который предусматривал предоставление Швецией Москве значительного войска наёмников в обмен на крепость Корелу с уездом. Русско-шведское войско возглавили полководцы Скопин-Шуйский и Делагарди.  Шуйский получил несколько тысяч наемников. С ними и с собранными в Новгороде служилыми людьми Скопин-Шуйский начал весной очищать от тушинцев города по дороге к Москве, но вынужден был остановиться в Твери. Войска Скопина-Шуйского и Шереметьева соединились в Александровской слободе. Отсюда были посланы два отряда на помощь Троицкому монастырю, 12 января 1610 года осада монастыря была окончательно снята.
С осады Смоленска в сентябре 1609  начал военные действия против Московии король Сигизмунд,  рассчитывавший, пользуясь слабостью Шуйского,  захватить Москву и самому сесть на московский престол. Гарнизон Смоленска под командованием воеводы Шеина М.Б. 20 месяцев оказывал героическое сопротивление врагу.  В гражданскую войну вмешались королевские войска, началась польская интервенция. В Тушино к полякам явились послы от короля с предложением оставить самозванца и поступить на службу к Сигизмунду. Не ожидавший ничего хорошего для себя от начавшихся переговоров, Лжедмитрий  6 января 1610 года бежал в Калугу, куда за ним потянулись казаки и некоторые из его бояр. 5-го января 1610 года Марина отправила письмо из Тушина к королю: «Если кем на свете играла судьба, то, конечно, мною - из шляхетского звания она возвела меня на высоту московского престола только для того, чтобы бросить в ужасное заключение, только лишь проглянула обманчивая свобода, как судьба ввергла меня в неволю, на самом деле еще злополучнейшую, и теперь привела меня в такое положение, в котором я не могу жить спокойно, сообразно своему сану. Все отняла у меня судьба: остались только справедливость и право на московский престол, обеспеченное коронацией, утвержденное признанием за мною титула московской царицы, укрепленное двойною присягою всех сословий Московского государства. Я уверена, что ваше величество, по мудрости своей, щедро вознаградите и меня, и мое семейство, которое достигало этой цели с потерею прав и большими издержками, а это неминуемо будет важною причиною к возвращению мне моего государства в союзе с вашим королевским величеством».
Марина решилась ехать в Калугу к супругу. Сапега сначала ее удерживал: «Не безопаснее ли вам,— говорил он,— воротиться в Польшу к отцу и матери, а то вы попадете в руки Скопина или Делагарди». «Я царица всей Руси,— отвечала Марина.— Лучше исчезну здесь, чем со срамом возвращусь к моим ближним в Польшу». Из тушинского лагеря, в котором продолжал предводительствовать князь Рожинский,  войска разбегались в разные стороны, одни уходили к королю, другие – к самозванцу в  Калугу, который требовал казни Рожинского и предавших его бояр и убеждал служивших ему поляков ехать к нему, обещая «золотые горы». В феврале в Калугу приехала и Марина. Перед отъездом из Тушина  Марина оставила у себя в шатре письмо такого содержания: «Без родителей, без кровных, без друзей и покровителей мне остается спасать себя от последней беды, что готовят мне те, которые должны были бы оказывать защиту и попечение. Меня держат как пленницу. Негодяи ругаются над моею честью: в своих пьяных беседах приравнивают меня к распутным женщинам, за меня торгуются, замышляют отдать в руки того, кто не имеет ни малейшего права ни на меня, ни на мое государство. Гонимая отовсюду, свидетельствуюсь Богом, что буду вечно стоять за мою честь и достоинство. Бывши раз московскою царицею, повелительницею многих народов, не могу возвратиться в звание польской шляхтянки, никогда не захочу этого. Поручаю честь свою и охранение храброму рыцарству польскому. Надеюсь, оно будет помнить свою присягу и те дары, которых от меня ожидают».
Князь Рожинский, понимая, что оставшиеся при  нем подчиненные не представляют никакой серьезной силы, объявил, что «всякий может идти куда хочет». Сам  поджег лагерь и ушел в Волоколамск. В начале марта 1610 года Тушино пало, Москва освободилась от осады и 12 марта радостно встретила Скопина-Шуйского, на которого смотрели как на освободителя и от которого ждали дальнейших подвигов во славу родины. Часть казаков тогда же ушла к самозванцу в Калугу, другая, около трех тысяч, пошла за князем Рожинским. Под Иосифовым монастырем произошло столкновение, Рожинский был ранен, заболел и вскоре умер. Большая часть из бывших с ним поляков перешла к королю. Немногие ушли в Калугу. Сапега поехал также к королю, а от короля отправился к  самозванцу, служившие ему поляки избрали его гетманом.   В апреле Скопин-Шуйский был отравлен на пиру, на который был приглашен по случаю крестин сына князя Ивана Михайловича Воротынского. Как предполагают чашу с ядом предложила ему выпить жена Дмитрия Ивановича Шуйского, Екатериной Григорьевной, дочерью Малюты Скуратова. Скопин-Шуйский по всем правилам и традиции не мог отказаться от чаши, предложенной крестной матерью, своею кумой.
Самозванец  жил с Мариною в Калуге сначала в монастыре, а потом в построенном для него дворце с блеском и без надзора польских панов. Ему вновь присягнули Коломна и Кашира. На новом месте у самозванца Дмитрий Трубецкой возглавил Боярскую думу. Трубецкой был против воцарения Владислава. Своему родственнику Юрию Трубецкому, приехавшему из Москвы уговаривать его целовать крест королевичу, он ответил так: «Если действительно королевич будет на московском престоле и крестится в православную веру, то буду рад ему служить. Но пока этого не случится, крест Владиславу не поцелую». За Лжедмитрием пошел весь юго-восток, на севере его также признавали многие земли. Главною силою его были донские казаки. Когда к столице подходил польский полководец Жолкевский  с войском, самозванец взял Боровск, а Кашира и Коломна сдались добровольно. Вместо Скопина царь назначил главным предводителем войска своего брата Дмитрия.  Но 24 июня 1610 года в сражении под Клушином польский гетман Жолкевский разбил наголову войско Дмитрия Шуйского.  Созданная русская армия Скопиным-Шуйским перестала существовать. Победителям достались весь обоз, артиллерия и собранная для уплаты жалованья казна. Часть войска перешло на сторону поляков, часть просто рассеялась. Делагарди ушел на север,  и оттуда началась шведская интервенция в Московии.  Жолкевский пошел прямо на Москву. Можайск сдался ему без сопротивления. Волок-Ламский, Ржев, Погорелое Городище, Иосифов монастырь покорились добровольно.  В Москву были отправлены агенты с грамотами, в которых русской земле обещались тишина и благоденствие под правлением Владислава. Эти грамоты разбрасывались по улицам, ходили по рукам, всенародно читались на сходках. Царево-Займище, Можайск, Боровск, Волоколамский монастырь, Погорелое Городище, Ржев перешли на сторону королевича Владислава, и польская армия  подошла к  Москве. Прокопий Ляпунов поднял в Рязани восстание. Бояре отвернулись от Шуйских, народ не хотел за них сражаться.
 Как только весть о поражении под Клушиным дошла до Калуги, самозванец со своими войсками под предводительством Сапеги быстро двинулся к Москве. 11 июня самозванец расположился в селе Коломенском, а Марина разместилась в монастыре Николая на Угреше. Гетман Жолкевский расположился с войском на Девичьем поле. Стан Василия Шуйского покинули последние союзники - крымские татары хана Богадыр-Гирея, которых он направил против самозванца на юг. Сил для сопротивления не осталось вообще. Иссякла и народная поддержка. В Москве у Арбатских ворот произошло собрание бояр, служилых и посадских, постановивших окончательно «бывшему государю... Василию Ивановичу всея Руси отказати и на государеве дворе не быти и вперед на государстве не сидети». Толпа дворян и думных чинов направилась в Кремль. Князь Воротынский объявил Шуйскому решение: «Вся земля бьет тебе челом; оставь свое государство ради междоусобной брани, затем, что тебя не любят и служить тебе не хотят». Василия Шуйского не свергли, а «ссадили» с престола и отправили сначала под домашний арест на собственный двор, а затем насильно постригли в монахи в Чудове монастыре. Верховное правление на время перешло к боярскому совету под председательством князя Федора Мстиславского.
От цесаревны Марины Мнишек было отправлено посольство в Смоленск к королю. Самозванец и Марина обещали Сигизмунду, если он не станет препятствовать им при взятии столицы, в течение десяти лет платить королю по 300 тысяч злотых, а королевичу Владиславу по 100 тысяч злотых. Кроме того, они были готовы уступить Польше северскую землю, возвратить Польше Ливонию, помогать казною и войском против шведов и по приказанию польского короля выступить со своим войском против неприятеля. Польские послы предложение отвергли, - нелепо им казалось  отказываться от владения Московией, когда уже многие города присягнули королевичу. Послы Марины отвечали, что «больше будет славы и пользы для Польши тогда, когда вы посадите Дмитрия на московский престол, чем тогда, когда сядет на этот престол Владислав. Бояре выбирают Владислава, а попробуйте заикнуться им, чтобы они уступили Польше московские провинции, увидите, что они вам скажут; а наш князь московский будет совершенный данник Польши и отдаст ей северскую и рязанскую земли, которые и теперь в наших руках. Московский народ привык жить под рабством. Ему нужно такого царя, как наш, а не Владислава, который примет царство с условиями. Мы своего Дмитрия посадим на престол без всяких условий, и он будет делать все, что вы захотите». На это паны отвечали: «Если вашего вора возвести на престол, то придется вести войну. Разве легко усмирить такое пространное государство? А Владиславу оно добровольно отдается!»
Между тем к самозванцу продолжал стекаться народ. Из Суздаля, Владимира, Галича стали присылать гонцов в его обоз с повинною, в самой Москве простой народ, страшась польского владычества, склонялась на сторону самозванца. Бояре московские стали умолять Жолкевского, чтобы он вместе с московскими людьми расправился окончательно с самозванцем. Предводители войск поляки Жолкевский и Сапега съехались для переговоров. Жолкевский обещал именем короля дать самозванцу и Марине в удел Самбор или Гродно  и удовлетворить пожелания поляков, служивших у самозванца. Все поляки, служившие у Сапеги, решили оставить Дмитрия и перейти в королевскую службу. Московские думские бояре, отправили к Сапеге боярина Нагого, который должен был привести к присяге Владиславу русских. Князья: Федор Долгорукий, Алексей Сицкий, Федор Засекин,  Михайло Туренин и земские дворяне оставили самозванца и прибыли в Москву. Только Дмитрий Тимофеевич Трубецкой остался со своими казаками при самозванце. На предложение послов Марина ответила: «Лучше я буду служить где-нибудь у мужика и добывать трудом кусок хлеба, чем кормиться из рук его польского величества». Когда такой ответ был передан Жолкевскому, гетман, с дозволения бояр, двинулся с войском через Москву, с тем, чтобы захватить в монастыре самозванца и Марину, которым кто-то сообщил об этих планах заранее. Лжедмитрий с Мариною ушли в Калугу в сопровождении казаков с Дона под водительством атамана Заруцкого. Сапегу по настоянию Жолкевского отправили в северскую землю приводить к присяге Владиславу. В конце октября гетман сдал начальство над войском в Москве Александру Гонсевскому, а сам выехал под Смоленск, забрав с собою под охраной сверженного царя Василия, его жену и брата. Они были отправлены в Польшу и, пережив  унижение выдачи их Жолкевским королю и нации на сейме, были заключены в Густынский замок, где бывший царь и умер 12 сентября 1612 года.
 Бесчинствам поляков не было предела.  Сборщики 2кормов»  приходили в одно место по несколько раз, отнимая у крестьян последнее.   Их отряды нападали на селения,  убивали скот, насиловали женщин, жгли дома. Священные места подверглись поруганиям:  загоняли скот  в церкви, кормили собак в алтарях, разгулявшись, для забавы приказывали монахам и монахиням ходить нагими, петь  песни и плясать.  К концу 1610 года раздражение русских действиями поляков превзошло все мыслимые границы терпения. Во многих городах не хотели признавать королевича и предпочитали присоединиться к Лжедмитрию в надежде, что вместе с его войском им удастся расправиться с поляками.
10 декабря крещеный татарин Петр Урусов отомстил за касимовского царя Ураз Махмета, убитого самозванцем за связь с поляками. Урусов, следовавший за ним верхом на прогулке, ударил самозванца саблею, а меньшой брат Урусова отсек ему голову. Марина, ходившая тогда на последних днях беременности, привезла на санях тело самозванца и ночью, с факелом в руке, бегала по улицам и молила о мщении. Казаки напали на татар и перебили до 200 человек. Через несколько дней Марина родила сына, которого назвала Иваном. Она требовала, чтобы  жители Калуги принесли присягу ему, как законному наследнику русского престола.  Смерть самозванца и арест Шуйского поставили точку гражданской войне в борьбе  за престол между партиями и группировками.  Спасение отечества от польских захватчиков  стало тем знаменем, за которым  шел народ.  Междоусобица переросла в войну с иноземными захватчиками, за очищение земли русской от поляков, шведов и литовцев, за сохранение православной веры.


Глава 6. ГЕРМОГЕН, СЕМИБОЯРЩИНА, ПЕРВОЕ ОПОЛЧЕНИЕ.

После свержения с престола царя Василия Шуйского 17 июля 1610 года власть в Москве перешла к боярскому правительству, получившему в истории название Семибоярщины. В состав Семибоярщины вошли члены Боярской думы:
• Князь Фёдор Иванович Мстиславский (? - 1622).
• Князь Иван Михайлович Воротынский (? - 1627).
• Князь Андрей Васильевич Трубецкой (? - 1612).
• Князь Андрей Васильевич Голицын (? - 1611).
• Князь Борис Михайлович Лыков-Оболенский (1576 - 1646).
• Боярин Иван Никитич Романов (? - 1640).
• Боярин Фёдор Иванович Шереметев (? - 1650).
Главой Семибоярщины был избран старейший член Боярской думы Федор Иванович Мстиславский, «сидевший» по знатности рода в Боярской думе на самом высоком месте. Мстиславский  пробыл первым думским боярином тридцать шесть лет, за это время  на московском престоле сменилось семеро царей. Отец Ф.И Мстиславского, Иван Федорович, приходился последнему царю по линии Рюриковичей Федору Ивановичу троюродным братом. В 1598 году после кончины царя Федора назывался среди претендентов на престол; Мстиславский устранился от борьбы за власть, тем самым Федор Иванович не утратил своих позиций в Боярской думе и при Борисе Годунове, и при Дмитрии, и при Василии Шуйском. Он трижды отказывался от выдвижения на русский престол  в 1598 году, в 1606 году и после свержения Шуйского в 1610 году. Федор Иванович возглавил созданное в Москве временное правительство, именовавшееся «князь Ф.И.Мстиславский со товарищи» и вошедшее в историю под названием «Семибоярщина».
Перед боярским правительством встал вопрос об избрании нового царя. Был созван Земский собор, мнения на котором разделились. Патриарх Гермоген настаивал на возвращении престола Василию Шуйскому или, если это не представлялось возможным, на избрании на царство одного из русских бояр: либо князя Василия Васильевича Голицына, либо пятнадцатилетнего Михаила Федоровича Романова (сына митрополита Ростовского Филарета). По инициативе патриарха в церквях совершались молебны об избрании царя «от корени российского рода». Однако среди бояр возобладало иное мнение: избрать на русский престол польского королевича Владислава, сына Сигизмунда III. Митрополит Филарет, освобожденный из тушинского плена, стал активным сторонником семибоярщины и кандидатуры Владислава. В условиях непрекращающейся гражданской войны такой кандидат казался боярам наиболее подходящим, ибо, по мнению многих, мог примирить враждующие стороны. Более же всего бояр страшил Лжедмитрий, стоявший в Коломенском у самого города. В Москве у Лжедмитрия было  большое количество сторонников, и он пользовался большей популярностью.
Приход «черни» в Москву вместе с «Тушинским вором» угрожал существованию кланов бояр, и они предпочли склонить головы перед поляками, считая их меньшим злом и надеясь, что и при королевиче они будут продолжать возглавлять Боярскую думу.  Патриарх Гермоген был против польского ставленника. Разосланная по Руси его окружная грамота объявляла, что в условиях, когда король Сигизмунд осаждает Смоленск, гетман Жолкевский стоит под Москвой, а войска самозванца  - в Коломенском, все должны насмерть биться против поляков, литовцев и самозванца, «а на Московское государство выбрати нам государя всею землею, собрався со всеми городы, кого нам государя Бог подаст…Чего вы ждёте от поляков, если не окончательного разорения царства и православной веры? Разве нельзя избрать на царство кого-либо из князей русских?». В другой  грамоте, написанной в Москве и рассылавшейся по городам в то же самое время, главной опасностью называлась интервенция: «Видя меж православных крестьян междоусобие, польские и литовские люди пришли в землю государства Московского и многую крестьянскую кровь пролили, и церкви Божий и монастыри разорили, и образам Божьим поругаются, и хотят православную крестьянскую веру в латинство превратити. И ныне польский и литовский король стоит под Смоленском, а гетман Жолкевский... в Можайске, а иные литовские люди и русские воры пришли с вором под Москву и стали в Коломенском. А хотят литовские люди, по ссылке с гетманом Жолкевским, государством Московским завладеть и православную крестьянскую веру разорить, а свою латинскую веру учинить».
  Бояре не прислушались к словам  патриарха - правительство вступило в переговоры с гетманом Жолкевским. Поляки и многие бояре, включая И.Н.  Романова, уверяли, что без сильного гарнизона в Москве может произойти бунт «черни». 24-го июля  1610 года войска Лжедмитрия  двинулись к  Москве. В тот же день гетман Жолкевский, которого боярин Ф. И. Мстиславский призвал на помощь, направил русские полки М.Г.Салтыкова из своего войска на помощь защитникам Москвы. В ставке гетмана на Хорошевских лугах шли переговоры послов о передаче престола Владиславу. Вскоре бояре пришли к патриарху Гермогену и сообщили ему, что на Московское государство избран королевич Владислав. Они приняли это решение, «не сославшись с городами». Понимая сложившуюся ситуацию по стране в целом, патриарх выдвинул только одно требование: «Если (Владислав) крестится и будет в православной христианской вере - я вас благословляю. Если же не крестится, то нарушение будет всему Московскому государству и православной христианской вере, да не будет на вас наше благословение!».
 Бояре договорились с поляками и «о том укрепились и записи на том написали, что дать им королевича на Московское царство, а литве в Москву не входить: стоять гетману Жолкевскому с литовскими людьми в Новодевичьем монастыре, а иным полковникам стоять в Можайске. И на том укрепились и крест целовали им всей Москвой. Гетман же пришел и стал в Новодевичьем монастыре». Совместными действиями войск Семибоярщины, возглавляемых Мстиславским,  и гетмана Жолкевского удалось отогнать войско Лжедмитрия от Москвы, причем значительная часть  сторонников самозванца также присягнула Владиславу. Глава Боярской Думы в стане Лжедмитрия, князь Трубецкой, был против воцарения Владислава. Своему родственнику Юрию Трубецкому, приехавшему из Москвы уговаривать целовать крест королевичу, он ответил так: «Если действительно королевич будет на московском престоле и крестится в православную веру, то буду рад ему служить. Но пока этого не случится, крест Владиславу не поцелую».  По указанию боярского правительства московские ратники пропустили полки гетмана через Москву. Поляки прошли по улицам, не сходя с коней. 27 августа у Новодевичьего монастыря гетман клялся соблюдать договор от имени Владислава, 10 тысяч москвичей вместе с правящими боярами присягнули новому государю. 28 августа целование креста царю Владиславу продолжилось в Успенском соборе.
Боярское правительство отправило к патриарху выборных с просьбой благословить заключённый ими договор с Жолкевским. Вычистив из договора оговорки об участии короля Сигизмунда, Гермоген позаботился, чтобы претендентом на русский престол остался исключительно Владислав. Было ясно, что Сигизмунд, как ярый католик и носитель унии,  не  примет православие ни на каких условиях. Одной своей поправкой Гермоген снимал и возможность объединения двух государств под короной династии Ваза - Сигизмунд не мог появиться в Москве, а православный Владислав - вернуться в католическое государство отца.
Гермоген дописал в договор, что Владислав должен был венчаться на Московское царство от патриарха и православного духовенства по древнему чину. При этом Владислав перед коронацией должен был обещать, что будет почитать святые иконы и мощи и  иных вер храмов не строить, что не будет нарушать православную веру никоим образом, евреев в страну не пропускать,  а духовенство «чтить и беречь во всем», а «в духовные во всякие святительские дела не вступаться, церковные и монастырские имущества защищать» Последняя статья, вставленная патриархом Гермогеном в этот договор, гласила, что к Сигизмунду и Владиславу будет отправлено особое посольство, чтобы королевич «крестился в нашу православную христианскую веру».
11-го сентября 1610 года в Литву выехало Московское посольство, во главе которого стояли - князь Василий Васильевич Голицын и митрополит Филарет (Федор Никитич Романов), который приходился родным племянником царю Ивану Грозному по первой его супруге Анастасии Романовой.  Лжедмитрий,  выражая особые знаки внимания и уважения якобы к  своему  родственнику, повелел ему быть нареченным патриархом Московским и всея Руси. В Литовской митрополии существовал обычай, что святители, назначаемые государем на ту или другую кафедру, назывались  «нареченными», пока кафедра была еще занята другим иерархом или пока они сами не были посвящены. На  Руси такого обычая не было никогда. Посольству были даны наказы от Боярской думы и от патриарха. В первой статье наказа Гермоген требовал, чтобы Владислав крестился еще под Смоленском, во второй - чтобы королевич порвал отношения с Римским папой, в третьей - чтобы русских, пожелавших оставить православие, казнили смертью. Кроме того, Владислав должен был прийти в Москву с малой свитой, писаться старым русским царским титулом, жениться на русской православной девице и т. д.
Сигизмунд отказался от достигнутых договоренностей в Москве. Он сам намеревался занять русский престол. Вопрос о переходе короля в православие даже не ставился; фактически речь шла о простом присоединении Московии к Речи Посполитой. Филарет и Голицын не поддавались на уговоры поляков и твердо держались того наказа, который дал им патриарх. В конце концов, им пришлось отправлять в Москву гонца за дополнительными инструкциями.
Жолкевский выразил полную готовность следовать договору с боярами. В ночь на 21 сентября польско-литовское войско тихо заняло все укрепления Москвы. Даже стрельцы, составлявшие обычно ядро всякого сильного возмущения, были польщены обходительностью и щедростью Жолкевского, вскоре завоевавшего и личное расположение патриарха Гермогена, которого  убедил строгий устав, написанный гетманом для предотвращения столкновений москвичей с поляками.  После отъезда гетмана вместе с плененными братьями Шуйскими, которых следовало доставить в королевский лагерь под Смоленском, власть в Кремле перешла к польскому коменданту Александру Гонсевскому и  к перешедшим на сторону поляков - к боярину М. Г. Салтыкову и  казначею  Федору Андронову. По их указанию  18 тысяч стрельцов были высланы из Москвы  в разные города, решетки, запиравшие московские улицы, были уничтожены, москвичам было запрещено носить оружие.
В начале декабря думские бояре принесли Гермогену проект  грамот, в которых предлагалось  русским послам положиться в переговорах во всем на королевскую волю, а защитникам Смоленска сдать город Сигизмунду. Патриарх наотрез отказался их подписывать, требуя крещения королевича и вывода иноземных войск из Москвы. «А будет такие грамоты писать, - заявил Гермоген, - что всем вам положиться на королевскую волю и послам о том королю бить челом и класться на его волю - и нам целовать крест самому королю, а не королевичу. Я таких грамот не только что мою руку приложить — и вам не благословляю писать, но проклинаю, кто такие грамоты учнет писать!»
Когда грамоты пришли в Смоленск без подписи Гермогена, смоляне их не приняли. Послы разъясняли полякам, что на Руси издавна важнейшие дела не решались без высшего духовенства, место же патриархов — «с государями рядом, так у нас честны патриархи, а до них были митрополиты. Теперь мы стали безгосударны  и патриарх у нас человек начальный, без патриарха теперь о таком великом деле советовать непригоже. Как мы на Москве были, то без патриархова ведома никакого дела бояре не делывали, обо всем с ним советовались, и отпускал нас патриарх вместе с боярами».
Жители Смоленска, осажденного Сигизмундом,  написали грамоту в январе 1611 года к своим братьям всего Московского государства и предупреждали, что королю и полякам верить нельзя, что во всех городах и уездах Смоленской области, где только полякам поверили, православная вера была поругана, церкви разорены и все православные обращены в латинство. В грамоте сообщалось,  что отпускать Владислава в Москву король и не думает,  и что  сейм обязал поляков «овладеть всею Московскою землею и опустошить ее». Смоляне призывали всех русских, если они хотят остаться православными, то должны соединиться и общими силами прогнать от себя всех поляков. Грамоту москвичи разослали  по другим городам.
Слово Гермогена приобрело во второй половине декабря 1610 года - начале 1611 года особое звучание, поскольку Московское царство осталось без государя: Лжедмитрий был убит 11 декабря, а Владислав, которому целовали крест в Москве, еще не «дан» отцом на царство. С целью изоляции патриарха от народа 16 января 1611 года на патриаршем дворе была поставлена стража, не пропускавшая даже его дворовых слуг. Особую надежду возлагал Гермоген на Прокопия Ляпунова, об этом писал в своей рукописи патриарх Филарет: «а наипаче посылает в страны Рязанские во град Переяславль к воеводе и властелю Рязанские земли Прокопию Ляпунову и молит его, дабы не дал в расхищение и в вечное падение царствующего града Москвы». До того момента, когда стало известно, что делает Сигизмунд под Смоленском, избрание Владислава казалось  рязанскому дворянину Прокопию Ляпунову самым лучшим средством для прекращения гражданской войны. С условиями, на которых предлагалось избрание Владислава московским царем, он был согласен. Ляпунов отправил к гетману Жолкевскому сына своего Владимира, хлопотал о подвозе припасов для польского войска, расположенного в Москве, и уговаривал всех и каждого соединиться под знамя Владислава для спасения русской земли. Но как только стало понятно, что Сигизмунд намерен захватить Москву и  поработить русский народ, Ляпунов  написал в Думу: «Король не держит крестного целования; так знайте же, я сослался уже с северскими и украинскими городами; целуем крест на том, чтобы со всею землею стоять за Московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами». Письмо было разослано по разным городам, как воззвание.
Весть о том, что Сигизмунд не отпускает королевича Владислава в Москву, распространилась по русским землям. В незанятых поляками городах к востоку от Москвы началось движение против Сигизмунда и польского правления. В каждом городе списывались и читались в соборной церкви грамоты, присланные Ляпуновым, списки отправлялись с гонцами в другие города. Каждый город передавал другому городу приглашение собраться со всем своим уездом и идти на выручку русской земли. В начале февраля 1611 года нижегородцы послали вологодцам списки грамот смолян, москвичей и рязанцев и в своем письме сообщали: «27 генваря писали к нам из Рязани воевода Прокопий Ляпунов, и дворяне, и всякие люди Рязанской области, что они по благословению святейшего Гермогена, патриарха Московского, собравшись со всеми северскими и украинскими городами и с Калугою, идут на польских и литовских людей к Москве, и нам бы так же идти... И мы, по благословению и по приказу святейшего Гермогена собравшись со всеми людьми из Нижнего и с окольными людьми, идем к Москве, а с ними многие ратные люди разных и окольных и низовых городов». На благословение Гермогена указывали костромичи, суздальцы и владимирцы.  В грамоте Ярославля конкретно говорилось, что патриарх Гермоген: «призвав всех православных крестьян,  за православную веру всем велел стояти и помереть, а еретиков при всех людях обличал. И в города патриарх приказал, чтоб за православную веру стали, а кто умрет — будут новые страстотерпцы». 
Бо;льшая часть сторонников самозванца с гибелью последнего откликнулась на призыв Ляпунова, так как тоже не хотела власти поляков на Руси. В их числе были князь Д. Т. Трубецкой, Масальский, князья Пронский и Козловский, Мансуров, Нащокин, Волконский, Волынский, Измайлов, Вельяминов. Перешла на сторону ополченцев и казацкая вольница во главе с атаманами Заруцким и Просовецким. Сборными местами были назначены  Коломна и Серпухов. В Коломну должны были прийти из - Владимира, Суздаля, Нижнего Новгорода, Рязани, Казани, Шацка и из окраинных городов. В Серпухов из - Калуги, Тулы и Северских городов. С теми, кого отправят Нижегородцы, Ляпунов просил прислать пороха и свинца 10—20 пудов, так как на Рязани пороха мало. Перед предводителями Первого ополчения  предстояла трудная задача сплотить в одно целое людей разных городов, различных национальностей, всевозможных слоев общества - земских дворян, казаков и крестьян, которые были сначала в полках Болотникова, а затем в Тушине. Гетман Ян Сапега, так долго простоявший под стенами Троице-Сергиева монастыря, предложил Ляпунову свои услуги сражаться за православную веру против польских и литовских людей. Ляпунов послал к нему своего племянника Феодора Ляпунова с несколькими дворянами «с ним крепиться и договариваться для помочи на врагов, а вдвое того для того, чтоб такие великие люди в наш поход к Москве у нас за хребтом не были, а в городе никакого дурна не чинили». Однако союз Ляпунова с Сапегой не состоялся. Желание привлечь, как можно больше людей в московское ополчение побудило предводителей после прихода в Москву обратиться с призывом: «И вам бы, господа,  чтоб  всем стать за крестьянскую веру общим советом, шли б к нам изо всех городов к Москве. А которые казаки с Волги и из иных мест придут к нам к Москве в помощь, и им будет всем жалование и порох и свинец. А которые боярские люди, и крепостные и старинные, и те б шли безо всякого сомненья и боязни: всем им воля и жалование будет, как и иным казакам, и грамоты им от бояр и воевод и ото всей земли приговору своего дадут». На призыв откликнулась масса  людей, пришедших «умереть за святые Божьи церкви и за веру христианскую». Патриарху, находившемуся под домашним арестом, лишь изредка удавалось поговорить с ходоками, которые  шли в Москву со всех сторон, чтобы получить благословение от великого мученика страны. «Памятуя Бога и Пречистую Богородицу, и московских чудотворцев, стойте все заодно против ваших врагов», – передавал он ополченцам.
Около трех месяцев готовились – и, наконец, (в марте 1611 года) выступили: Ляпунов -  из Рязани, князь Дмитрий Трубецкой - из Калуги, атаман Заруцкий - из Тулы, князь Литвинов-Мосальский и Артемий Измайлов - из Владимира,  атаман Просовецкий - из Суздаля, князь Федор Волконский - из Костромы, Иван Волынский - из Ярославля, князь Козловский - из Романова, с дворянами, детьми боярскими, стрельцами, гражданами, крестьянами, татарами и казаками. Дмитрий Трубецкой связался с воеводами северских городов, ополчения которых влились в его полк. Из-под Шацка пришел Иван Карназицкий, в войско которого вошли народы: мордва, черемиса луговая и нагорная, чуваши, темниковцы, алаторцы и люди других городов. На пути войска встречали жители с хлебом и солью, иконами и крестами, с радостными возгласами и пальбою.
Опустошив казну, семибоярщина стала раздавать польским ротам «в кормление» города и волости, росли  поборы, поляки откровенно занимались грабежами. 19 марта, во вторник на Страстной неделе, ожидая прихода ополченцев, поляки начали укреплять Китай-город, принуждая извозчиков перевозить пушки. Извозчики отказались помогать полякам. Немцы, находившиеся у поляков на службе со времени Клушинской битвы, выйдя из Кремля,  ринулись на толпу и начали избивать москвичей. Затем к побоищу присоединились и поляки. В Китай-городе погибло до 7 тысяч человек. Среди москвичей оказались проникшие в город передовые отряды ополчения, возглавляемые князем Пожарским, Бутурлиным и Колотовским. Отряд Пожарского встретил поляков на Сретенке, отразил их и прогнал в Китай-город. Отряд Бутурлина сражался в Яузских ворот, отряд Колтовского — в Замоскворечье. Воспользовавшись определенным направлением ветра, поляки подожгли город в разных местах и выжгли северные районы полностью. На следующий день, поляки  напали на опорный пункт Пожарского около его подворья на Лубянке. Пожарский был тяжело ранен, его отвезли в Троицкий монастырь. Попытка поляков занять Замоскворечье не удалась, и они укрепились в Китай-городе и Кремле.
После  восстания москвичей комендант Гонсевский низложил патриарха и заключил его в темницу Чудова монастыря, где его содержали под охраной 50 стрельцов. Гермоген был ограничен в пище и питье, и ему было запрещено общение с людьми. Поляки и думские бояре  требовали, чтобы  Гермоген послал грамоту Ляпунову, «чтоб он к Москве не сбирался». Патриарх отказался и пригрозил, что напишет к Прокопию Ляпунову указание, что «если королевич на Московское государство не будет, в православную веру не крестится, и Литвы из Московского государства не выведет, то благословляю всех, кто королевичу крест целовал, идти под Москву и помереть всем за православную веру»..

1-го апреля войска ополчения подошли  к стенам Белого города и приступили к осаде города,  продолжавшейся несколько месяцев. 6-го апреля, рано утром, русские заняли большую часть стен Белого города; у поляков осталось здесь только пять башен. Начались ежедневные сражения. Ополченцам удалось занять Белый и Земляной города и Замоскворечье, то есть  девять десятых территории столицы. Но в руках поляков и семибоярщины оставались Кремль и Китай-город. Овладеть неприступной крепостью можно было только с помощью тяжелой осадной артиллерии, которой у земских людей не было.
Важнейшим условием успешной борьбы с поляками было объединение земских сил, координация действий местных ополчений и отрядов, централизованное снабжение их необходимым довольствием и припасами. Уже тогда многие воеводы и атаманы, служилые люди и казаки сознавали, что для исполнения этих целей нужно создать  аппарат, который был бы способен взять на себя функции центрального правительства. Такой орган возник в Первом ополчении 7 апреля 1611. Были избраны предводители земской рати -  глава Боярской думы князь Д.Т. Трубецкой, казачий атаман и боярин И.М. Заруцкий и думный дворянин  П.П. Ляпунов. Предводители решили созвать новый Земской собор,
 30 июня 1611 ода был созван «Совет всей земли»  (Земский собор). На нем был разработан и принят  основной закон для всех земель -  «Приговор Московского  государства».  В его разработке приняли участие: «царевичи и бояре, окольничие и чашники, стольники и дворяне, стряпчие и жильцы, приказные люди и дети боярские, князья и мурзы, атаманы и казаки, а также служилые и дворовые люди». Особо стоят подписи представителей 25 городов, участвовавших в деятельности  «Совета всей земли», в том числе таких важнейших, как Ярославль, Смоленск, Нижний Новгород, Ростов, Архангельск, Вологда и др.  Текст «Приговора» состоит из преамбулы и 24 статей, важнейшими из которых можно считать статьи, определявшие государственное устройство Московского государства, а также статьи, регулировавшие поземельные отношения. Исследователи, изучавшие текст «Приговора», отмечают, что этот документ был выработан в интересах провинциального, городского дворянства, чьи представители оказались в большинстве на соборных заседаниях.
Во главе ополчения с 30 июня 1611 года встало реорганизованное на основе «Приговора» временное земское правительство — своеобразный триумвират в составе:  князя Д.Т. Трубецкого, атамана И.М. Заруцкого и думного дворянина П.П. Ляпунова, избранных предводителями еще в апреле 1611 года. Детально оговаривалось в «Приговоре» устройство центрального административного аппарата. В ополчении были организованы Разрядный, Поместный, Земский и ряд других приказов (Большой Приход, Дворец, четверти, Разбойный приказ), деятельность которых также контролировалась «Советом всей земли». Самое активное участие в составлении программного документа принял князь Дмитрий Трубецкой. По этому «закону» бояре, получившие поместья без Земского указа, лишались своих огромных земельных богатств. «Поместья и отчины, разнятые боярами по себе и розданные другим без земского приговора, отобрать назад и из них дворцовые и черные волости отписать во дворец, а поместные и вотчинные земли раздать беспоместным и разоренным детям боярским». Служившие Шуйскому в Москве и Дмитрию в Тушине и Калуге были уравнены в правах;  все они, соблюдая строгую справедливость, должны были отдать  полученное ими сверх меры на какой бы то ни было службе. «Отобрать дворцовые села и черные волости, равно и денежное жалованье, у всех людей, которые, служа в Москве, Тушине или Калуге, получили их не по мере своей. Церковных земель не брать в раздачу и, которые были прежде отобраны, возвратить. Не отнимать поместий у жен и детей умерших или побитых дворян, не отнимать вотчин у сподвижников Скопина». Казаки получали право на поместный оклад. «Если атаманы и козаки служат давно и захотят верстаться поместными и денежными окладами и служить с городов, то их желание исполнить; а которые верстаться не захотят, тем давать хлебное и денежное жалованье».
Польский гарнизон Кремля понес огромные потери в боях. В осажденной крепости кончились припасы. Много солдат умерло от голода. М.Г. Салтыков и Гонсевский посылали гонцов к патриарху Гермогену и требовали, чтобы он: «вел ратным людям, стоящим под Москвою, идти прочь» - и добавляли – «а если не послушаешь нас, мы велим уморить тебя злою смертию». Гермоген отвечал им из заточения: «что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога. Если все вы, литовские люди, пойдете из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, но, если останетесь здесь, я благословляю всех стоять против вас и помереть за православную веру».
Нуждались  в продовольствие не только осажденные. Но и ополченцам приходилось туго,  продукты и фураж приходилось забирать у жителей  силой.  Казаки отрядами разъезжали по селам и деревням, грабя  торговых и местных людей. Ляпунов много раз говорил на советах князю Трубецкому, атаманам Заруцкому и Просовецкому, чтобы «уняли своих казаков, что торговым людям от них нет проезда в Москву, а оттого и всей рати нужда во всем». В борьбе с мародерством Ляпунов издал указ, по которому следовало наказывать без суда и следствия всех, кто будет пойман как вор и разбойник. Все это  не нравилось атаману И. Заруцкому и казакам, привыкшим забирать все необходимое силой.  Но больше всего возмутило атамана желание Прокопия посадить на московский престол шведского принца десятилетнего Карла-Филиппа. Ляпунов подобно Мстиславскому пришел к убеждению, что в цари надо избрать иноземца, чтобы избежать тех неудобств, какие неминуемо появляются при избрании на престол кого-либо из своей среды. Ляпунов решил вступить в переговоры со шведским генералом Делагарди, для чего послал к нему в Новгородскую область нескольких воевод и дворян. В виде залога Делагарди требовал денег и уступки крепостей: Орешка, Ладоги, Ямы, Копорья, Ивангорода, Гдова. Ляпунов на такие уступки не шел, а предлагал отдать  шведам  Невскую крепость и выдать  несколько тысяч рублей из Новгородской казны, в  случае  их согласия оказать  помощь в освобождении русской земли  от поляков. Пока велись длительные переговоры, шведский полководец напал на Новгород и овладел им. 17 июля 1611 года был заключен мирный договор между шведским королем Карлом IX и Новгородом, принц Карл-Филипп стал считаться номинально правителем Новгорода.
Атаман Заруцкий был уверен, что единственным  претендентом на престол была законная цесаревна Марина Мнишек с сыном Иваном, находившимся под его опекой. Желая любым путем избавиться от рязанского воеводы, атаман начал настраивать против него  казаков. Через некоторое время после издания указа воевода М. Плещеев поймал 28 казаков, грабивших Николо-Угрешский монастырь, и посадил их в воду. Товарищи освободили их и привели в Москву для разбирательства. Собрался казачий круг, на котором было выяснено, что Плещеев выполнял указ Прокопия. Видя казачье возмущение, Ляпунов решил уехать в Переяславль-Рязанский. Но его остановили и уговорили остаться. Опять собрался «Совет всей рати» и просил воеводу «быть по старому», во главе войска.
О распрях среди ополченцев стало известно в осажденном Кремле. Поляки решили «подлить масла в огонь». Польский комендант Кремля Гонсевский велел составить подложную грамоту, в которой Ляпунов будто бы писал во все города: «где поймают казака - бить и топить; а когда, даст Бог, государство Московское успокоится, то мы весь этот злой народ истребим». Подпись под этой грамотой была искусно подделана. Грамота была пущена Гонсевским в среду казаков; они всполошились, собрали круг  и убили Ляпунова без суда и следствия. Такая же участь постигла и Ивана Ржевского, который заступился за   Ляпунова, вслед за тем казаки разграбили все имущество Ляпунова. Казаки начали избивать земских дворян и служивых людей, вынудив их покинуть лагерь. Под Москвой остались в основном лишь казацкие полки Трубецкого и Заруцкого.
После убийства П. П. Ляпунова патриарх Гермоген  написал свое  воззвание нижегородцам, вызванное слухами о нарастающем движении казачества под предводительством Заруцкого, пытавшегося поставить русским царем сына Марины Мнишек. Из своего заключения он обращался к нижегородцам: «Пишите в Казань к митрополиту Ефрему: пусть пошлет в полки к боярам и к казацкому войску учительную грамоту, чтобы они стояли крепко за веру и не принимали Маринкина сына на царство,— я не благословляю. Да и в Вологду пишите к властям о том, и к Рязанскому владыке: пусть пошлет в полки учительную грамоту к боярам, чтоб унимали грабеж, сохраняли братство и, как обещались положить души свои за дом Пречистой, и за чудотворцев, и за веру, так бы и совершили. Да и во все города пишите, что сына Маринки отнюдь не надо на царство, везде говорите моим именем». Это была  последняя грамота героя-патриарха.
С момента заключения под арест Гермогена Троице-Сергиева Лавра стала во главе сопротивления. Настоятель ее, архимандрит Дионисий вместе с Авраамием Палицыным рассылали во все стороны одно за другим воззвания. В них защитники Троице-Сергиевской лавры, державшие осаду поляков в течение двенадцати месяцев, сообщали соотечественникам об участи, постигшей первопрестольный град и патриарха Гермогена, и призывали всех восстать единодушно за святую веру и отечество против врагов. Таких грамот известно ныне три: одна писана в июле 1611 года, другая 6 октября того же года, третья в апреле 1612 года. Все это время  Первое ополчение и его руководители получали полное признание и поддержку Троице-Сергиевой обители.
После гибели Прокопия Ляпунова выросла роль в ополчении  атамана И.М. Заруцкого. Поредели ряды дворян - одни погибли в кровопролитных боях, как окольничий Василий Мосальский, другие, как окольничий Артемий Измайлов и Андрей Репнин, уехали на воеводство в города. Иван Шереметьев получил назначение на воеводство в Кострому. Поредевшие дворянские отряды держали оборону в западных и северных кварталах столицы. Воевода Мирон Вельяминов со своими ратниками занимал позиции у Тверских ворот. Стольник Исак Погожий с угличанами закрепился на Трубе около Петровки. Рядом с ним располагался отряд стольника Измайлова. Главные позиции казаков находились в восточных кварталах близ Яузских ворот, здесь был разбил их  лагерь, который был окружен высокими земляными валами. По численности казацкие полки теперь далеко превосходили дворянские отряды.
 Зажиточная часть посадского населения северорусских и поволжских городов и разоренное смутой дворянство воспринимали перемены, произошедшие в земском лагере,  как возвращение  к порядкам  болотниковцев и тушинцев. Возникшим недоверием к казакам воспользовались находившиеся в Москве польские интервенты и поддерживающие их бояре. В рассылаемых по стране грамотах (в Кострому, Ярославль, Переяславль-Залесский) они натравливали посадских людей на казаков, запугивали горожан новой вспышкой междоусобной войны. «Князь Дмитрий Трубецкой да Иван Заруцкий стоят под Москвою на христианское кровопролитие и всем городам на конечное разоренье: ездят от них из табора по городам беспрестанно казаки, грабят, разбивают и невинную кровь христианскую проливают; боярынь и простых жен и девиц берут на блуд, церкви Божьи разоряют, иконы святые обдирают». Историки, ссылаясь на эту грамоту, создали миф, нужный семье Романовых, что Первое ополчение  выродилось в грабительскую банду. Но сохранились и иные свидетельства Авраама Палицына, келаря Троице-Сергиевой лавры, о высоком духовном состоянии основной массы казаков в столь тяжелое для них время. Как отмечал келарь, изнуренные тяготами многолетней войны, обнищавшие, казаки подумывали о том, чтобы снять осаду с Москвы. Тогда троицкие старцы решили передать им в качестве залога драгоценные иконы и другие церковные реликвии. Казаки пришли в ужас от такого святотатства и всем миром подписали обязательство стоять под Москвой до победного конца. Несмотря на тяготы отношение казаков к православию, к святым местам оставалось непоколебимым. Они готовы были продолжать стоять у стен Кремля до последнего ради главной цели – освобождения Москвы от латинян и сохранения православия на Руси.
В стан казаков из Троицкой лавры был прислан образ Казанской Божьей Матери. По  замыслу князя Трубецкого, она должна была стать покровительницей ополченцев. Казаки встретили его торжественно, князь Дмитрий вышел навстречу, преклонил колени и приложился к святыне. На другой день атаман Заруцкий двинул казаков на приступ Девичьего монастыря, занятого немцами и  запорожцами. Монастырь был взят, а защитники - уничтожены. В монастыре были освобождены черницы, среди которых были дочь двоюродного брата царя Ивана Грозного и дочь Бориса Годунова, Ксения, которые были отправлены во Владимир.    
Трубецкой и Заруцкий опасались, что из Смоленска король поведет свою армию па Москву. На самом же деле Сигизмунд после занятия Смоленска уехал в Польшу. Завершение восточной кампании он намеревался доверить польскому коронному гетману Жолковскому. Но тот решительно отклонил предложение. Тогда король поручил дело Яну Ходкевичу, гетману великого княжества Литовского, который считался одним из лучших полководцев Речи Посполитой. Имея под начальством пять тысяч солдат, он  разгромил восьмитысячное шведское войско в Ливонии.  Король подчинил гетману помимо немногочисленной, но отборной ливонской армии, более тысячи гусар из состава армии, осаждавшей Смоленск. Предводители ополчения пытались сломить сопротивление польского гарнизона до прихода войска Ходкевича. 15 сентября 1611 года они придвинули к стенам десяток мортир и забросали Китай-город гранатами (калеными ядрами). Одно из ядер угодило в сарай, набитый сеном для лошадей. Сильный ветер разнес огонь по всему Китай-городу. Земские ратники бросились на штурм и овладели воротами. Поляки не смогли потушить  пожар и должны были уйти в Кремль, что еще больше стеснило их.  Массированным огнем из пушек с кремлевских стен было остановлено наступление ополченцев. Казаки Заруцкого снова заняли Новодевичий монастырь и сомкнули вокруг Москвы кольцо блокады.
В конце сентября 1611 года Ходкевич разбил лагерь к югу от Москвы. Его силы значительно увеличились после того, как Ян Сапега привел к нему свое войско. В боевом порядке армия Ходкевича прошла мимо Андропьева монастыря и бросилась на штурм казачьего острожка на Яузе. Невзирая па потери, солдаты вновь и вновь взбирались па земляной вил. Гремели выстрелы. Пороховой дым клубами поднимался к небу. Казаки сражались с таким остервенением, что ветераны Ходкевича дрогнули. Когда гетман уразумел, что рискует остаться без армии, он велел трубить отбой. Заруцкий оценил ситуацию и попытался вырвать инициативу из рук противника. Казаки отрезали от главных сил отряд гусарской конницы и загнали его в Яузу. Гусары пытались переплыть реку, но ее берега были тонкими и заболоченными. Тяжеловооруженные всадники тонули в трясине вместе с лошадьми. Ходкевич был вынужден отойти в Красное Село. Казалось, русским воинам надо было сделать последнее усилие, чтобы изгнать врага с московской земли. Но положение казаков после подхода Ходкевича  к Москве осложнилось, и казаки из осаждавших превратились в осажденных. «И быстъ в русском стане глад велик, свинцу и пороху недостаток». Трубецкой и Заруцкий писали в Троицкую лавру, чтобы прислали свинец и порох, и слали грамоты с призывом людей на помощь. Вновь подошедший к Москве  полк Сапеги (7 тысяч человек) с продовольственным обозом прорвался в Кремль. Объединенными силами гетмана Ходкевича и Сапеги поляки выбили казаков из Китай - города. Осада Москвы фактически прекратилась, казачьи отряды лишь блокировали отдельные дороги, ведущие к городу. По оценке специалистов, у князя Д.Т.Трубецкого оставалось в это время всего около  3 тысяч ратников. Но выпущенные «Советом всей земли»  приказы продолжали действовать. В стране сохранялось двоевластие,  в регионы направлялись указы и грамоты - от правительства Семибоярщины и от руководителя ополчения Д.Т.Трубецкого, которого поддерживала значительная часть регионов, не признававших власть поляков. Монахи Троице-Сергиевой лавры оказывали Трубецкому большую помощь, рассылая повсюду грамоты, в которых убеждали население всячески помогать Первому ополчению. Соратник Заруцкого атаман  Просовецкий требовал решительных действий, которые бы позволили немедленно покончить с врагом. В начале декабря 1611 года атаман повел свои отряды на приступ. Взорвав одни из ворот Китай-города, казаки и ратные люди ворвались в крепость. Но поляки огнем из 30 орудий отбили штурм. Атака захлебнулась. Пришла зима, морозы стали подлинной бедой для ополченцев и населения Москвы. Вслед за дворянами потянулись на зимовье в южные края казаки. Боевые действия в Москве замерли до весны.
 Более девяти месяцев томился Гермоген в своем заключении и 17 января 1612 года скончался. Причины его смерти по-разному называются в источниках: одни говорили, что святитель умер голодной смертью, другие  - что он «от зноя задохнулся» (то есть был отравлен печным дымом) или был удавлен. Спустя несколько месяцев после его смерти, в конце октября 1612 года, Москва была освобождена от поляков, а через год было осуществлено и другое желание патриарха: 21 февраля 1613 года на престол Российский избран юный Михаил Федорович Романов, на которого святейший патриарх указал еще в 1610 году. Подвиг патриарха Гермогена был по достоинству оценен лишь в XX веке.

Глава  7.       ВТОРОЕ ОПОЛЧЕНИЕ. ОСВОБОЖЕНИЕ МОСКВЫ.

В конце 1611 году  Московское государство разбилось на множество мелких частей.   Поляки взяли Смоленск, польский отряд сжег Москву и укрепился за стенами Кремля и Китай-города, шведы заняли Новгород. Каждый незанятый поляками и шведами город действовал особняком.  Под Москвой стояли казацкие полки князя Трубецкого и атамана Заруцкого. В Пскове объявился новый Дмитрий, одни предполагают, что  его настоящее имя - Сидорка (Исидор), другие -  Матюшка (Матвей) - дьякон из Яузы. Одни волости подчинялись и поддерживали Первое ополчение во главе с князем Трубецким, другие исполняли указы Семибоярщины, третьи – признавали нового Дмитрия, четвертые – оставались верными присяге королевичу Владиславу. Между этими группами шла борьба за верховенство. Судя по всему, равенство сложившихся сил не позволяло ни одной из сторон взять вверх.
Призывы патриарха Гермогена к борьбе против интервентов и грамоты архимандрита Дионисия, расходившиеся из Троицкого монастыря, находили отклик во всех разрозненных уголках государства. Когда полки Трубецкого продолжали осаду Кремля и пытались взять московскую крепость, взывая о помощи ко всем городам,  на общей сходке нижегородцев к землякам обратился  староста Кузьма Минин с призывом встать на защиту православной веры и государства от посягательств католиков-поляков. Нижегородцы приняли «приговор», в соответствии с которым все жители города и уезда должны были дать в обязательном порядке часть своего имущества на «строение ратных людей». Посадский мир санкционировал сбор пятой деньги со всех доходов и имуществ. Сбор проводился как на посаде, так и по всему уезду. Минину было поручено руководить сбором средств и распределением их среди ратников будущего ополчения.
На очередном сходе нижегородцы постановили, просить возглавить народное ополчение князя Пожарского, родовое имение которого находилось в Нижегородском уезде в 60 км от Нижнего Новгорода к западу, где он долечивал свои раны после тяжёлого ранения весной 1611 года в Москве. Пожарский прибыл в Нижний Новгород 28 октября 1611 года и сразу же вместе с Мининым стал  создавать ополчение. Надо было  вооружить дворян и служилых и посадить их на лошадей, прежде чем отправлять на войну. Пожарский провел смотр  пришедших служилых людей.  Сохранились сведения о том, что были выработаны так называемые статьи по боевым достоинствам, по качеству вооружения каждого принимаемого на службу. Служивые первой статьи должны были получать в год 50 рублей, второй - 45, третьей - 40, четвёртой - 30. Это были совершенно фантастические деньги для ратников того времени. Известно, что сразу из собранных Мининым сумм служивые получили наличностью авансом около 15-17 рублей.  Помимо  оклада  всем выделялось единовременное пособие на покупку коня и починку доспехов. Весть о высоких нижегородских жалованиях  облетела все соседние уезды. Служилые люди потянулись на земскую службу. Следом за коломенскими и рязанскими помещиками в армию Пожарского стали прибывать дворяне, стрельцы и казаки из различных окраинных крепостей. Пришли в Нижний вязьмичи, дорогобужцы, смоляне, коломенцы и рязанцы. Обращаясь за помощью в разные города, Пожарский и Минин призывали: «…быти нам всем, православным христианам, в любви и в соединении и прежнего межусобства не счинати, и Московское государство от врагов наших… очищати неослабно до смерти своей» .
В течение зимы 1611 - 1612 годов было сформировано правительство наподобие «Совета всей земли» Первого ополчения. В него вошли члены городского совета Нижнего Новгорода, представители всех городов, направивших свои отряды. Появление нового правительства, взявшего на себя функции правления и сбора налогов с восточных и северных земель государства, вызвало озабоченность у всех претендентов на верховенство. Атаман Заруцкий начал стягивать в районе Суздаля и Владимира послушные ему части. Следуя его приказу, Арзамас в январе 1612 года выслал подкрепления братьям атаманам Просовецким, имевшим наготове довольно внушительную казацкую силу.  Предводители  Первого ополчения решили использовать их в борьбе с вновь возникшим ополчением. Занятие Суздаля казачьими отрядами сорвало замыслы Минина и Пожарского  созвать в этом городе новый Земский собор. Казачьи разъезды атамана прибыли в Ярославль, важный ключевой пункт всего северо-восточного края. Вытеснив поляков из Ростова, атаман Просовецкий расчистил  путь для казаков Заруцкого из Москвы на Ярославль.  Первое ополчение приготовилось к сражениям.
Пожарскому пришлось, вместо того чтобы идти напрямую в Москву, начать  войну с Первым ополчением за провинцию. Нижегородской рати предстояло проделать кружной путь по берегу Волги. Командовать авангардом он поручил  своему брату Лопате Пожарскому. Минуя крупные города, Лопата вышел к Ярославлю и  занял город, воспользовавшись поддержкой местного населения. Захваченных казаков воевода бросил в тюрьму. В Костроме воевода Иван Шереметьев, которого прислало   правительство Первого ополчения, не собирался подчиняться Пожарскому. Местные дворяне заперлись в крепости с Шереметьевым. В Костроме начались волнения. Горожане окружили Шереметьева на воеводском дворе и взяли под стражу.  Покидая Кострому, Пожарский оставил там воеводой князя Романа Гагарина. По просьбе Суздаля  унять атамана Просовецкого и его казаков нижегородцы направили войско князя Романа Петровича Пожарского. Атаман Просовецкий, воевода Суздаля, избегая столкновений, ушел к Москве. Нижегородские полки вступили в Ярославль под звон колоколов, посадские люди встретили воинов хлебом-солью. На дорогах к северу от Ярославля еще находились казачьи отряды атамана Заруцкого. Чтобы очистить от казаков Поморье, богатый край, избежавший разорений, князь Дмитрий Пожарский направил своего брата Лопату. Воевода разбил находившиеся там отряды, а их атаман Василий Толстой бежал в Кашин, где находился воевода князь Дмитрий Черкасский, несший здесь службу по указанию правительства Первого ополчения. При приближении Лопаты князь, лишенный материальной и военной помощи от подмосковного правительства, перешел на сторону Пожарского. В мае 1612 года ярославский Совет направил  воеводу Ивана Наумова в Переславль-Залесский,  казаки Заруцкого спешно покинули город. Дело обошлось без кровопролития. Ратники Пожарского направлялись в разные стороны. Они взяли под контроль дороги, связавшие Ярославль с севером. Поморье и северные города стали  главной базой снабжения и опорой нового земского ополчения.
Объединив вокруг себя многие города востока и севера Московского государства, ярославский совет  взял на себя управление ими, их защиту  и сбор налогов. В Ярославле стал действовать свой Поместный приказ, Монастырский приказ, Казанский дворец, Новгородская четверть. Власти ополчения занимались и повседневной административной и судебной работой (назначение воевод, ведение разрядных книг, разбор жалоб, челобитий и пр.).  В Ярославль стекались со всех сторон дворяне, стрельцы, пушкари. На содержание их требовались средства. Ранее собранные деньги быстро разошлись. Найти новые  средства в разоренной стране оказалось делом трудным, почти невозможным. Финансовая система давно находилась в полном расстройстве. Население, привыкшее к военному грабежу, спрятало имущество и затаилось, видя, что каждая новая власть приносит с собой лишь новые поборы. Жители городов разбредались по деревням. Торговля пришла в упадок. Кузьме Минину понадобилось много недель, прежде чем ему удалось взять верх над богатыми торговцами и те «с нужею» стали жертвовать крупные суммы. Новая власть взыскивала налоги повсюду, где было возможно. Из городов в Ярославль везли собранную казну.  В качестве пожертвований было отдано населением немало серебряных вещей. Кузьма Минин  оцепил ситуацию и устроил в городе Денежный двор. Мастера переплавляли вещи и били монету, которую казна тут же использовала на жалованье ратным людям.
Ярославль был объявлен временной столицей Руси. Созданным правительством фактически руководил Пожарский, именовавшим себя князем Пожарским-Стародубским. Был утвержден новый государственный герб с изображением двух львов, стоящих на задних лапах. В составе ярославского Земского собора преобладала знать и представители посадских. Старшими членами Совета числились бояре князь Андрей Петрович Куракин, Василий Морозов, князь Владимир Долгорукий и окольничий Семен Головин. Родственники Куракина и Головина входили в семибоярщину, а сам Долгорукий защищал Кремль с поляками до марта 1611 года. Членами Совета в Ярославле стали князь Никита Одоевский, князь Петр Пронский, князь Иван Черкасский, Борис Салтыков, князь Иван Троекуров, князь Дмитрий Черкасский, братья Шереметевы и другие.
Совет, функционировавший в Ярославле, непрестанно повторял в грамотах к городам, что «земля» должна без промедления избрать себе законного царя. «Сами, господа, все ведаете, - писали руководители Совета, - как нам ныне без государя против общих врагов- польских, литовских и немецких людей и русских воров стояти? И как нам без государя о великих о земских делах со окрестными государи ссылатся и как государству нашему впредь стояти крепко и неподвижно». Грамоты подписывались всеми членами «Совета всея земли». А так как в то время неукоснительно соблюдалось «местничество» (ранговая система – место в соответствии с рангом)), то подпись Пожарского стояла на десятом месте, а Минина — на пятнадцатом. Ярославские власти приступили к практической подготовке дела царского избрания. Они предложили городам выработать специальные «приговоры» (решения) и прислать их со своими представителями, «чтобы нам с совету всего государства выбрати общим советом государя».
Советом были назначены воеводы в ряд городов Московского государства. С целью восстановления финансовой системы были проведены новые «дозоры» и составлены новые платежные книги. Возобновлены были и переговоры о призвании на московский престол брата шведского короля принца Карла-Филиппа, признанного к этому времени государем в Новгородской земле. Шведский полководец  Делагарди переписывался с правительством Пожарского, который писал ему, что если Швеция предложит им своего королевича, готового принять православие, то они будут согласны рассматривать его как кандидата на российский престол.  Делагарди пробивал эту идею в Стокгольмском дворе и буквально бомбардировал Стокгольм письмами с рекомендациями, что надо  делать. Приезжало посольство новгородского  правительства, находившегося под властью шведов. Их принял Пожарский.
Весной казаки после зимовий на юге вернулись в стан Трубецкого и Заруцкого. Вновь возобновились  штурмы Китай-города,  тысячи казаков и ратных людей шли на приступ  стен, но прорвать неприступную линию укреплений не удавалось. От пушечных залпов штурмующие понесли значительные потери. У атамана Заруцкого были свои честолюбивые планы, которые были связаны  с  претендентом на вакантный московский престол - Иваном Дмитриевичем,  годовалым сыном Лжедмитрия и Марины Мнишек, которая, как утверждает молва, стала его женой.  Атаман пытался добиться решающего успеха до подхода Второго ополчения к Москве. Князь же Трубецкой открыто отошел от Заруцкого и Марины и не раз призывал  Пожарского поспешить к Москве, желая «стоять со всеми вмести в соединении против польских и литовских людей». Но Пожарский не хотел объединяться с казаками. На предложение князя Трубецкого он отвечал: «Отнюдь нам вместе с казаками не стаивать».
Вражда двух ополчений и двух правительственных центров обострилась к весне 1612 года. В мае в Псков были отправлены доверенные лица атамана Заруцкого, которые вместе с местным воеводой, «...собравшись с народом, того самозванца (Исидора), поимав и связав, к Москве скована отвезли, где его и повесили, а его сообщников по тюрмам посадили».  Устранив псковского претендента, угрожавшего их интересам и устремлениям, Трубецкой и Заруцкий отправили в Ярославль большое посольство. В своей «повинной» грамоте Трубецкой и Заруцкий предлагали нижегородцами объединить усилия «во всемирном совете и соединенье».      В ответ Пожарский выдвинул ряд условий возможного объединения двух ополчений, которые были отвергнуты руководителями Первого ополчения. После этого Заруцкий решил использовать последнее средство – наемных убийц -  для  устранения Пожарского. Была организована группа из казаков и дворян, которая проникла в окружение Пожарского, подкупила  слуг и намеревалась ночью убить князя, но попытка сорвалась. А в один из дней, когда Пожарский проводил смотр артиллерии,  в толпе к нему протиснулся казак Стенька, который пытался ударить его ножом. Казак, стоявший рядом, вероятно  телохранитель, среагировал на этот удар, Стеньку схватили. Заговор был раскрыт, все его участники  были схвачены. Заговорщиков  Пожарский не казнил, а приказал везти их к Москве для обличения Заруцкого. В стане казаков под Москвой в это время стало известно о тайных переговорах атамана Заруцкого с гетманом Яном Ходкевичем, двигавшимся со своим войском  на выручку сидевших в Кремле полякам.  Дальнейшее пребывание в стане Первого ополчения для Заруцкого стало крайне опасным, и он 28 июля 1612 года вместе с верной ему   почти половиной подмосковного войска бежал в Коломну.
Сообщение о выступлении гетмана Ходкевича и  приближение его войск к Москве заставило князя Пожарского ускорить свои сборы. Со своими основными силами он вышел из Ярославля 28 июля 1612 года. 14 августа ополчение прибыло в Троице-Сергиев монастырь, где было радостно  встречено духовенством.   19 августа Трубецкой со своими казаками  встретил  Пожарского и предложил ему встать лагерем вместе у Яузских ворот. Руководители Второго ополчения наотрез отказались соединиться с полками Трубецкого, они разбили свой лагерь у Арбатских ворот, откуда ожидали нападения гетмана Ходкевича. Между ополчениями сразу же начались раздоры и вражда. Ратники и казаки Трубецкого, которые, по словам современника, «вси от гладу изнемогающе», неприязненно встретили сытых и хорошо экипированных дворян и служилых Пожарского. 20 августа Ходкевич был уже на Поклонной горе. Вместе с ним пришли отряды венгров и малороссийские казаки. Для координации дальнейших действий Пожарский созвал военный совет, но Трубецкого на него не позвали, казаки сочли это решение для  своего предводителя оскорбительным.
Начались упорные сражения с 20-тысячной армией гетмана Ходкевича. Ни Первое, ни Второе ополчения не могли в одиночку противостоять регулярной польской армии Ходкевича. 22 августа польские гусары атаковали войско Пожарского, разбили дворянскую конницу и загнали ее за Земляной вал. Лишь вмешательство казачьих сотен Трубецкого спасло положение. На следующий день поляки обрушились  на казаков; те отчаянно защищались, но потом увидели, что сражаются они одни, а дворяне даже не пытаются им помочь. «Они богаты и ничего не хотят делать, - говорили казаки о воинах Пожарского, - а мы наги, голодны и одни бьемся, - так не выйдем же теперь на бой никогда!» Только тогда Пожарский послал Троицкого келаря, Авраамия Палицына, уговаривать казаков вернуться. Троицкий келарь выполнил свою задачу - казаки снова вступили в бой и отбросили поляков. Решающую роль в битве сыграл неожиданный для поляков, надеявшихся на явное несогласие двух земских ополчений, удар «нагих и гладных» казаков Трубецкого, отбросивших наемные отряды Ходкевича от стен Кремля и Китай-города, куда они стремились доставить обоз с продовольствием и фуражом. 24 августа Ходкевич был вынужден отступить от Москвы.
На «Совете двух ратей» было создано временное правительство. Главным правителем государства стал Дмитрий Трубецкой. В грамотах той поры указывалось: «...А ныне, по милости Божии, меж себя мы, Дмитрий Трубецкой и Дмитрий Пожарский, по челобитью и по приговору всех чинов людей, стали во единочестве и укрепились, что нам да выборному человеку Кузьме Минину Московского государства доступать и Российскому государству во всем добра хотеть...». Дмитрий Трубецкой сохранил за собой и пост главнокомандующего объединенными силами. На «Совете двух ратей»  Трубецкой был награжден вотчинами и целой областью Ваги.
Преодолев мешавшее успеху земского дела «несоветие», в грамотах разосланных по городам в октябре 1612 г. Д.Т.Трубецкой и Д.М.Пожарский извещали местные власти о «прекращении между ними всех распрей, о единодушном намерении их вместе с выборным человеком Кузьмой Мининым освободить государство от врагов». В Китай-городе и Кремле оставались  польские отряды полковников Струся и Будилы, Зная, что осаждённые поляки терпят страшный голод, Пожарский в конце сентября 1612 года направил им письмо, в котором предлагал полякам сдаться. «Ваши головы и жизнь будут сохранены вам, — писал он, — я возьму это на свою душу и упрошу согласия на это всех ратных людей». Польские полковники  отказались сдаваться, надеясь, что король Сигизмунд направит новое войско, и их освободят. Голод в Кремле достиг такой степени, что поляки стали питаться пленными. 22 октября 1612 года Китай-город был взят приступом отрядами Трубецкого. 26 октября поляки сдались и покинули Кремль. 27 октября был назначен торжественный вход в Кремль войск князей Трубецкого и Пожарского. Когда войска собрались у Лобного места, архимандрит Троицкого монастыря Дионисий совершил торжественный молебен в честь победы ополченцев. После чего под звон колоколов победители в сопровождении народа вступили в Кремль со знаменами и хоругвями.
Царские историки, выполняя указание семьи Романовых, о делах войска  Трубецкого старались не упоминать. Главными героями в освобождении Москвы от поляков даже в современной  истории считаются Минин и Пожарский. А ведь без полуторагодичной осады Кремля и Китай-города, без многочисленных штурмов, приводивших к значительным потерям в стане врага, ополченцы Пожарского не смогли бы  войти в Кремль. Да и в решающей битве с гетманом Ходкевичем без казаков Пожарский  был бы вынужден отойти и пропустить обозы с продовольствием в Кремль, и не известно, как еще сложились бы обстоятельства (следом шел  Сигизмунд).   Историки XIX  века были в основном из дворян, и им импонировало прославлять нижегородское дворянское ополчение, да и для Романовых такой ход развития событий был предпочтительней (об этом мы поговорим позже).  В советское время  казаки стали врагами  пролетариата, о них упоминали лишь в свете восстаний и бунтов, которые они поднимали  против царского режима. В остальном казаки считались оплотом царя и белогвардейщины, об их заслугах старались умалчивать или представлять их как некую второстепенную силу – нужную, но не главную. Удивляет, что и современные историки продолжают поддерживать этот миф, что главные герои – Минин и Пожарский. А после того как 4 ноября объявили «Днем Единства», подвиг нижегородцев вознесли на небывалые высоты. В печати даже не появляются намеки, что было Первое ополчение, что был такой предводитель, как князь Трубецкой. А ведь современники Трубецкого оценивали его вклад по-другому – они выбрали его предводителем объединенного ополчения (как старшего по рангу) и главнокомандующим войсками (этот пост получали только за заслуги).


Глава  8.                ВЫБОРЫ   ЦАРЯ.
После освобождения Москвы князь Д.Т. Трубецкой поселился во дворце Бориса Годунова в Кремле. Архиепископ Елассонский Арсений писал: «После уничтожения поляков и освобождения великой России и Москвы, два великих боярина князья, - князь Димитрий Тимофеевич Трубецкой и князь Димитрий Михайлович Пожарский, взяли бразды правления в свои руки». В грамотах той поры указывалось: «А ныне, по милости Божии, меж себя мы, Дмитрий Трубецкой и Дмитрий Пожарский, по челобитью и по приговору всех чинов людей, стали во единочестве и укрепились, что нам да выборному человеку Кузьме Минину Московского государства доступать и Российскому государству во всем добра хотеть». На одном из первых заседаний Собора Трубецкой получил титул правителя государства. Временное правительство пожаловало Трубецкому поместья и богатейшую вотчину, целую область Вагу, некогда составлявшую главное личное достояние Годунова, а затем и Шуйского. Их размеры  приводятся в  «Земляном списке» (опись земельных владений старых и вновь приобретенных каждым лицом), составленным собором, как только совершилось избрание царя. В этом списке значится, что: «Князь Дм. Тим. Трубецкой: вотчины за ним старые отца его в Трубческу да на Резани 1996 четьи; да поместье в Козельске 1093 четьи. И обоего 3089 четьи. Да новые дачи, что дано под Москвой, в Стародубе Вотцком, да на Резани, да в Мещере 12 596 четьи. Да за ним же в Муроме Замотренская волость, а четвертная пашня в ней неведома, сыскать не почему. Да за ним же город Вага с волостями» (четь – примерно 0,5 га). Таким образом, к 3089 четям старого владенья Трубецкой был награжден волостями в 12 596 четьей, кроме целой области Ваги и Муромской волости, где также существовали тысячи четьей. Князь Пожарский в соответствии с тем же списком был награжден за заслуги 2500 четями «Князь Дм. Мих. Пожарский: вотчин за ним старых и с тем, что ему дано при царе Василии, 1445 четь; да поместья за ним с матерью да с сестрой старого 405 четьи с осминой. Обоего 1850 четьи с осьминой. Да новые дачи, что ему дали бояре и всею землею, как Москву взяли, в Суздале вотчины из дворцовых сел 1600 четьи, да поместья  900 четь, и обоего новые дачи 2500 четьи. А и со старыми всего за ним 4350 четьи».
Временному правительству после освобождения Москвы и очищения ее от поляков нужно было навести порядок в стране, установить местную власть, восстановить приказы, начать сбор денег в царскую казну, из которой следовало заплатить воинам за службу. В изданных А. Гиршбергом материалах по истории московско-польских отношений представлен подлинный отчет королю и королевичу князя Д. Мезецкого и Ив. Грамотина о допросе Философова. Описывая ситуацию в Москве в ноябре 1612 года, Философов сообщил: «Во всем  казаки над боярами и дворянами сильны, делают что хотят; а дворяне де и дети боярские разъехались по поместьям, а на Москве осталось дворян и детей боярских всего тысячи с две, да казаков полпяты тысячи человек (т. е. – 4500), да стрельцов с тысячу человек, да мужики чернь. А бояр де, господари, и князя Федора Ивановича Мстиславского с товарищи, которые на Москве сидели, в Думу не припускают. А делает всякие дела князь Дмитрий Трубецкой, да князь Дмитрий Пожарский, да Куземка Минин. А кому вперед быти на господарстве, того еще не постановили на мере». 
Войско Пожарского служило за деньги. Получив из казны заработанное жалование, дворяне и служивые покинули Москву. На их содержание у  Пожарского не было средств. Оставив в Москве необходимый гарнизон, остальных Пожарский отпустил домой. Казаки остались в городе, требуя заслуженную ими долю богатства, Хронограф записал,  что  после взятия Кремля казаки «начаша прошати жалованья безпрестанно», они «всю казну московскую взяша, и едва у них немного государевы казны отняша». Поэтому с роспуском городских дружин служилых и тяглых людей казаки получили  в городе численный перевес.  В конце 1612 года казачьи войска в Москве числом более чем вдвое, превосходили дворян и раза в полтора превосходили дворян и стрельцов, вместе взятых. Казаки подчинили себе дворян, и как отметил Философов: «Во всем казаки над боярами и дворянами сильны,  и делают, что хотят».
Очищение Москвы велось не только от поляков, ни от их сторонников поляков, кто с оружием в руках сражался против ополченцев. Из донесения Философова узнаем, что в Москве были арестованы «за приставы русских людей, которые сидели в осаде: Иван Безобразов, Иван Чичерин, Федор Андронов, Степан Соловецкий, Бажен Замочников; и Федора де и Бажена пытали на пытце в казне». А архиепископ Арсений Елассонский отметил, что при очищении Москвы «врагов государства и возлюбленных друзей великого короля, Ф. Андронова и Ив. Безобразова, подвергли многим пыткам, чтобы разузнать о царской казне, о сосудах и о сокровищах. Во время наказания их (приверженцев короля) умерли из них трое: великий дьяк царского судилища Тимофей Савинов, Степан Соловецкий и Бажен Замочников. По обычаю той эпохи, «худых людей, торговых мужиков, молодых детишек боярских», служивших королю, пытали до смерти. Великих бояр, виновных в измене и в службе королю, только «в думу не припускали» и, самое большое, держали под домашним арестом, пока земский совет в городах не решит вопроса: «пускать их в думу, или нет?» Всех членов правительства Семибоярщины, включая ее председателя, боярина  Мстиславского, выслали из Москвы. 
В ноябре 1612 года правительство Трубецкого - Пожарского - Минина разослало по городам грамоты с приглашением прислать на Земской собор выборных, человек по десять от каждого города и уезда, «для царского обирания». Сама идея о проведении всеобщих выборов царя принадлежала патриарху Гермогену.  20 июля 1610 года, на третий день после свержения с трона Василия Шуйского, в окружной грамоте за подписью Гермогена, направленной в провинциальные города, содержалось его предложение «а на Московское государство выбрати нам государя всею землею, собрався со всеми городы». В отличие от прежних Земских соборов в его работе приняли участие представители широких слоев общества:  из высшего и уездного, черного и белого духовенства, из московского и городового дворянства, из казаков, из посадских людей и черносошных крестьян («уездных людей»). Число собравшихся в Москве «советных людей» превышало 800 человек, представлявших не менее 58 городов, хотя в избирательной грамоте было упомянуто лишь 277 таких представителей,  Подписали грамоту об избрании царем Михаила Федоровича Романова всего 238 участников.
Свою деятельность Земский избирательный собор начал в Крещение – 6 января 1613 года. Общие заседания собравшихся в Москве представителей «Земли» происходили в Успенском соборе Кремля. Однако предварительные заседания проводились по сословиям – в отдельных палатах собирались духовенство, бояре, служилые, посадские и уездные люди. Необходимым условием решения любого обсуждавшегося на таких совещаниях вопроса было достижение единогласия. Происходили соборные заседания в обстановке ожесточенного соперничества различных группировок, стремившихся упрочить свое положение избранием своего претендента на царский престол. Выдвинуто было более четырнадцати кандидатов: польский королевич Владислав, шведский принц Карл-Филипп, «воренок» (сын Лжедмитрия и Марины Мнишек) и ряд русских князей и бояр. В разных источниках называются имена: Федора Ивановича Мстиславского, Ивана Михайловича Воротынского, Федора Ивановича Шереметева, Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, Дмитрия Мамстрюковича,  Ивана Борисовича Черкасских, Ивана Васильевича Голицына, Ивана Никитича и Михаила Федоровича Романовых, Петра Ивановича Пронского и Дмитрия Михайловича Пожарского.
Уже на первых заседаниях Земского собора было принято решение: «воренка не хотеть», а Владиславу «отказать». Черная молва окутала Марину Мнишек,  в народе она была известна под именем «Маринки безбожницы», «еретицы» и «колдуньи», представлялась злой ведьмой.  Ополченцы были настроены против нее и связанного с ней атамана Заруцкого. Кандидатура королевича Владислава  была отвергнута сразу, - слишком много горя  принесли поляки с собой на  Русь. Итак, два кандидата были сняты с избирательной дистанции уже в самом ее начале.
Еще летом, до освобождения Москвы, фаворитом на московский престол считался шведский принц Карл Филипп. Князь Пожарский вел переговоры со шведским посольством. Единственным условиям окончательного принятия на престол в Москве принца Карла-Филиппа руководители ополчения считали его скорейшее прибытие в Новгород: «А как королевич князь Карло Филипп Карлович придет в Великий Новгород: и мы тогды со всеми государствы Российского царствия совет учиня, пошлем к королевичю Карлу Филиппу Карлусовичю послов, с полным договором  о государственных и о земских делех». Князь Трубецкой осенью 1612 года также вел переговоры со шведскими  послами о возведении принца на московский престол. Вожди ополчений  были глубоко убеждены, что избрание новым государем кого-нибудь из московских великих бояр приведет лишь к углублению кризиса - к «умножению вражды», к «конечному разорению» и гибели государства. Противники казачества группировались вокруг той части Земского собора, которая вместе с руководителями  склонялась к кандидатуре шведского принца Карла-Филиппа. Тот факт, что принц в Новгороде за шесть месяцев так и не появился, сыграл главнейшую роль -  казаки, московские люди и поддерживавшие их участники Земского собора выступили против принца, настояв на принятии решения об избрании царем одного из русских князей или бояр. Было вынесено общее постановление - не избирать: « литовского и свийского короля и их детей, за их многия неправды, и иных никоторых земель людей на Московское государство не обирать, и Маринки с сыном не хотеть», а избрать своего «из великих московских родов».
Из одиннадцати кандидатов в цари, выставленных от лица боярства, четверо - Мстиславский, Воротынский, Шереметев, И. Романов - как члены Семибоярщины находились вместе с поляками в Москве в 1611-1612 годах при штурмах ее Первым и Вторым ополчениями. Освободители столицы считали их изменниками. Пятый, стольник И. Черкасский, не имел никаких шансов получить поддержку со стороны ополченцев - он воевал на стороне поляков против Первого ополчения, был русскими взят в плен, но по знатности рода прощен и отпущен. Князь Пронский происходил из рода великих князей Рязанских. Являлся одним из немногих представителей знати во Втором ополчении, но был совершенно не известен большинству членов собора.
Когда же приступили к разбору кандидатур из московских родов, единогласия не оказалось. Каждый говорил за своего, перебирали великие роды, но ни на ком не могли остановиться, и так потеряли немало дней. Многие вельможи подкупали избирателей, засылали с подарками и обещаниями. Козни и раздоры раздирали собор, который  распался на партии между великими родами князей Голицыных, Мстиславского, Воротынского, Трубецкого, Романова. Наиболее серьезный кандидат, за которого усиленно ратовал патриарх Гермоген,  князь В. В. Голицын, был в польском плену.
Таким образом, после недельных споров и выяснений отношений выявились две кандидатуры, которые могли реально претендовать на московский престол - князья Д. Трубецкой и Д. Пожарский - активные участники борьбы с поляками в рядах Первого и Второго ополчений.
Наибольшие шансы на избрание были у  князя Дмитрия Трубецкого, который использовал подчиненных ему казаков, имея доступ к казне, «учреждаша трапезы и столы честныя и пиры многие и полтора месяца всех казаков, сорок тысяч, зазывал толпами к себе по все дни». На пирах он выступал и сам, «моля… чтоб быти ему на России царем и от них бы, казаков, похвален же был». Князь Пожарский также, говорили, «искал» престола и потратил немало денег на свою выборную кампанию. Шведский  полководец Якоб Делагарди в это время  направил  в Стокгольм информацию  о положении дел в Москве. В своем донесении от 15 января 1612 года он сообщал, что  собор, «заседает уже некоторое время, однако ни к какому соглашению между земскими чинами или решению еще не пришли. Причина та, что казаки, которых там, под Москвой, до шести тысяч и которые стремятся больше к собственной выгоде, чем к благу страны, пожелали своим великим князем Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, потому что он долгое время был их военачальником и освободил Москву. Но другие бояре никоим образом не соглашались на его избрание». Князь Трубецкой обладал многочисленной вооруженной свитой, его поддерживали многие депутаты из провинции,  опирался только на своих соратников по Первому и Второму ополчениям.
С раскладом наметившегося  голосования выборщиков не могли согласиться бояре круга Романовых. После того, как их кандидатуры были отвергнуты, была создана коалиция. К романовской партии примкнули многие бояре и приказные дельцы: князя - И.В. Голицын,  И.Н. Романов,  Б.М. Лыков,  И.Б. Черкасский, Б.М. Салтыков, М.Г. Салтыков, думный дьяк С.З. Сыдавный-Васильев, дьяки И. Третьяков и Г. Мартемьянов. На общем совете была предложена кандидатура Михаила Федоровича Романова, когда-то предложенная также патриархом Гермогеном. Сына ростовского митрополита Филарета поддержало высшее православное духовенство - Освященный собор. Бояр, примкнувших к многочисленному клану Романовых,  устраивала кандидатура Михаила Федоровича. 16-летней  юноша,  в силу своей умственной и физической неразвитости, предполагалось, будет кротким царем,  при котором не повторятся испытания, пережитые боярством в царствование Грозного и Бориса Годунова.  Ф. И. Шереметев писал в Польшу князю Голицыну: «Миша-де Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден».
Против Михаила Романова выступила сильная правительственная партия, влияния которой на развитие событий недооценивать нельзя. К ней принадлежали: князь Д.Т. Трубецкой, князь. Д.М. Пожарский, князь И.С. Куракин (знаменитый воевода) и некоторые другие князья и бояре. Известно высказывание одного из главных членов романовского кружка Ивана Никитича Романова: «Михайло Федорович еще млад и не в полне разуме». За что в дальнейшем был отодвинут от престола. Здоровьем Михаил Романов не отличался. В ранней молодости на него налетела  лошадь, он стал инвалидом, этот «конский убой» постоянно давал себя знать. К 1627 году болезнь ног была привычным для него состоянием, так что в путешествиях его «из возка в возок в кресле носили».  Михаила воспитывала набожная мать, причем матери с сыном приходилось во время их ссылки долгие годы скитаться по монастырям. Михаил был тихим, келейным юношей, по характеру больше подходящим для монашеской жизни. Его личная воля подавлялась властным характером матери, и он во всем следовал ее советам (указаниям).  Избранный царем в 16 лет, он женился лишь, когда ему исполнилось 29. Для средневековья и тем более для царя такая поздняя женитьба говорит о многом. И хотя считается, что он управлял громадным государством, на самом деле до 29 лет оставался при родителях, исполняя их указания. О его способностях и характере бояре были хорошо осведомлены.   
Неожиданно на соборе казаки меняют свою ориентацию, уходят от своего предводителя князя Трубецкого и становятся ярыми сторонниками находившейся в тени кандидатуры Михаила Романова. Историки это событие отмечают, как неожиданное соглашение  двух противоборствующих сторон  - дворянства и казачества. Столь странную популярность в казачьей среде чуждого им боярина Михаила Романова историки разъясняют следующим образом.
• Во-первых, он был сыном хорошо знакомого казакам «тушинского патриарха»  Филарета. (Следует не забывать, что князь Трубецкой первым из великих бояр перешел на сторону «Тушинского вора», а в Калуге у «Вора» возглавлял Боярскую думу, был предводителем казаков в течение долгого периода и с ними изгнал поляков из Москвы).
• Во-вторых, тем, что Романовы пострадали от злейшего врага и притеснителя казаков Бориса Годунова, и это прибавляло им симпатии (На самом деле казаки больше пострадали от Шуйского, после подавления восстания Болотникова. Трубецкой, также как и казаки, ушел от царя Василия, и он должен был вызывать большие симпатии).
• В-третьих, и это самое главное, Михаил Романов был единственным вельможей такого ранга тогда в России, кто ни в чем себя не скомпрометировал. (Михаил был еще мал и, естественно, не принимал участия ни в каких акциях.  А вот, князья Трубецкой и Пожарский своими действиями по изгнанию поляков вызывали уважение).
• В-четвертых, в глазах простого народа, как объясняют историки, Михаил казался для народа идеалом царя, который и пожалует щедро, и побранит незлобиво. (Было бы справедливо сказать, что его представляли глашатаи таким).
Странные разъяснения историков, на самом деле,  беспочвенные и далекие от истины. Кроме того, что он был сыном боярина Федора Никитича Романова (митрополита Филарета) больше о нем ничего не было известно. А мало ли детей было у знати, по своему родству имевшей более древние корни и считавшейся более  высокой по рангу. Хотя бы взять князя Василия Васильевича Голицына, свое происхождение ведшего от великого князя литовского Гедимина, куда более значимой фигурой, чем Романовы, родоначальником которых был боярин Кошка при Иване Калите. Кандидатуру В.В. Голицына поддерживал патриарх Гермоген. Вместе с митрополитом Филаретом Романовым он возглавлял посольство к королю Сигизмунду III и до самой смерти находился в польском плену. У него был племянник Андрей Андреевич, (ровесник Михаила Романова), ставший впоследствии тобольским воеводою. Как более энергичный и способный молодой князь Андрей Голицын имел по всем параметрам, отмеченными историками, значительно больше шансов быть избранным царем. Но колесница почему-то повернулась в сторону Михаила, и казаки к началу февраля настолько активизировались, что стали оказывать давление на выборщиков и ратовать за Михаила, непопулярного до этого момента в казачьей среде.
Находившийся в Новгороде шведский полководец Я.П. Делагарди, внимательно следивший за деятельностью Земского собора, отмечал драматический характер происходивших тогда в русской столице событий, где вопрос царского избрания решался при деятельном участии народных масс – московских «простых людей» и казаков. В одном из посланных в Швецию донесений Делагарди писал, что они «князя Трубецкого и князя Пожарского [которые  не соглашались с кандидатурой малолетнего Михаила Романова] в их домах осадили и принудили их согласиться ...». В другом донесении шведский осведомитель сообщал: «Казакам, ратовавшим за Романова, пришлось осадить Трубецкого и Пожарского на их дворах, чтобы добиться избрания угодного им кандидата». Мемуарист  известной повести о Земском соборе, писал, что в этот момент «Трубецкой почернел, упал и несколько дней лежал». Пятьсот вооруженных казаков, сломав двери, вломились в палаты к Крутицкому митрополиту Ионе, исполнявшему обязанности местоблюстителя патриарха, с криком: «Дай нам, митрополит, царя!».
В другом несколько позднем по времени донесении, со ссылкой на перебежчика, Делагарди докладывал: «Особенно князь Дмитрий Пожарский открыто говорил в Москве боярам, казакам и земским чинам, и не хотел одобрить выбора сына Феодора, утверждая, что как только они примут его своим великим князем, не долго сможет продержаться порядок. Но им лучше бы стоять на том, что все они постановили раньше, именно, не выбирать в великие князья никого из своих единоплеменников, так как с ними не было никакого счастья и удачи, и без чужой помощи никак нельзя будет стоять против врагов и оборонять страну, но надо взять великого князя из чужих государей и государств, кого угодно будет Богу».

     С предложением, что надо выбрать царем  Михаила Романова стали приходить писания «от дворян, больших купцов, от городов Северских, от казаков». В этих письмах называлось одно и то же имя будущего царя.  Окончательно чаша весов в пользу Михаила склонилась тогда, когда, 7 февраля  1613 года,  дворянин из Галича подал письменное прошение, в котором заявлял, что ближе всех по родству к прежним царям стоит М. Ф. Романов, а потому его и надобно выбрать в цари. Письменное мнение  городового дворянина раздражило многих. Раздались сердитые голоса: «кто принес такое писание, откуда?» В это время из рядов выборщиков выделился донской атаман и, подошедши к столу, также положил на него писание. «Какое это писание ты подал, атаман?» - спросил его князь Д. М. Пожарский. «О природном царе Михаиле Федоровиче», - отвечал атаман. Эти действия атамана будто бы и решили дело. Собор предварительно избрал одного кандидата.
Окончательный выбор был отложен до 21 числа, и в города были отправлены люди, чтобы узнать мнение народа, кого хотят государем на Московское государство. Гонцы   вернулись с известием, что у всех одна мысль: «быть государем Михаилу Федоровичу Романову, а опричь его никак никого на государство не хотеть». В  первое воскресенье Великого поста, 21 февраля 1613 года Кремлевский дворец был переполнен вооруженными казаками, которые внимательно следили за тем, как голосуют члены Собора. Каждый чин подал письменное мнение, и во всех их значилось одно имя - Михаила Федоровича.  Второй тур выборов проходил полностью под диктовку казаков. Как описано в «Повести о Земском соборе 1613 года» составленной по свежим следам событий: «Атаман же казачей глагола на соборе: «Князи и боляра и все московские вельможи, но не по божии воли, но по самовластию и по своей воли вы избираете самодержавнаго. Но по божии воли и по благословению благовернаго, и благочестиваго, и христолюбиваго царя государя и великого князя Феодора Ивановича всея Русии при блаженной памяти его памяти, кому он, государь, благословил посох свой царской и державствовать на Росии князю Феодору Никитичю Романова. И тот ныне в Литве полонен, и от благодоброго корене и отрасль добрая и честь, сын его князь Михайло Федорович. Да подобает по божии воли на царствующим граде Москве и всея Русии да будет царь государь и великий князь Михайло Федорович и всея Русии». «И многолетствовали  государю. Бояра же в то время все страхом одержими и трепетни трясущеся, и лица их кровию пременяющеся, и ни единого никако же возможе что изрещи, но токмо един Иван Никитич Романов проглагола: «Тот князь Михайло Федорович еще млад и не в полнем разуме, кому державствовати?» Казаки же глаголеша: «Но ты, Иван Никитич, стар, в полне разуме, а ему, государю, ты по плоти дядюшка прирожденный и ты ему крепкий потпор будеши». Тогда несколько духовных лиц с боярином во главе были посланы на Красную площадь, и не успели они с возвышенного места спросить народ, кого хотят в цари, как все закричали: «Михаила Федоровича»!
Используя современную терминологию, можно уверенно говорить, что клан Романовых прекрасно провел пиар-кампанию. Сначала из разных мест государства направлялись от разных сословий писания с одним единственным предложением – избрать царем  Михаила Романова. Затем с помощью силы были выключены из игры главные претенденты – князья Трубецкой и Пожарский. На одном из заседаний собора галичский дворянин внес кандидатуру Михаила, а казацкий атаман с Дона, положив саблю перед предводителями, поддержал кандидата. (Действия атамана повторил через триста лет матрос Железняк, разогнав Земское собрание). Был пущен слух о том, что сам царь Федор, будучи при смерти, передал Романовым свой скипетр в знак того, что завещает им царство.  На места были отправлены свои люди, и посланцы принесли одну и ту же весть – народ хочет в цари Михаила Федоровича. Странно, что народ как бы сразу забыл своих героев освободителей и переключился на неизвестного юношу.   Во всем государстве у народа отшибло память. Никто не молвил слова поперек,  кандидатура царя была утверждена единогласно. Даже в советские времена вождям не всегда удавалось достичь столь блестящих результатов. Случайно таких удивительных совпадений не бывает.   А действительно, были ли они таковыми?
На Земском соборе присутствовало более 800 человек, в избирательной грамоте упомянуто лишь 277 представителей,  а подписали грамоту об избрании царем Михаила Федоровича Романова всего 238 участников. А не говорит ли это, что остальные 560 человек свое мнение не высказали из-за расхождения с генеральной линии Романовых. И, похоже, так и было.  Казаки, сидевшие в зале при голосовании с оружием, добились желаемого, а бояре в страхе не могли вымолвить и слова.  «Бояра же в то время все страхом одержими и трепетни трясущеся, и лица их кровию пременяющеся, и ни единого никако же возможе что изрещи». Смирение князя Трубецкого и отказ от престола, который он по праву занимал, не напоминают ли нам отречение царя Николая II от престола в 1917 году под давлением заговорщиков во главе с Гучковым, Родзянко и генералом-адьютантом  Алексеевым.  Так и надо рассматривать февральские события 1613 года, как заговор круга Романовых, который привел к возведению их ставленника Михаила Романова на престол. Романовы победили. Как же удалось им повернуть казаков в свою сторону и настроить против своих предводителей, с которыми те ходили неоднократно на штурм Кремля, проливали вместе кровь и теряли друзей?
• Во-первых, без сомнения Романовы воспользовались самоуспокоением  князя Трубецкого – он был на сто процентов уверен, что будет избран царем, и по сути дела уже начал праздновать победу со своими приближенными.  В такую же ловушку попался цесарь Дмитрий Иванович и был убит людьми Шуйского.
• Во-вторых, была  сделана ставка на требовавших «корма» казаков, недовольных полученной доли. Трубецкой одарил своих приближенных,  а  «вольные»  казаки получили мизерную часть причитавшегося, по их мнению,  им «корма». 
• В-третьих, атаманам станиц этих недовольных казаков были пообещаны земельные участки и дорогие, ценные подарки. А клан Романовых по своим финансовым возможностям превосходил даже правителя Трубецкого, в казне которого не было ни гроша.   
• В-четвертых, были собраны значительные средства на подкуп выборщиков, на проведение избирательной кампании и агитацию. 
За оказанные услуги во время выборов клан Романовых, который пришел к власти, с размахом вознаградил перешедших на их сторону казаков. Казаки получили награды «за выезд», а атаманам и есаулам жаловались земли «на житье». Об этом говорят списки казаков, получивших поместья в 1613-1614 годах.
Возглавляет список вологодских поместных казаков атаман Первого ополчения Филат Межаков,  получивший самое крупное поместье - 230 четьей. В XVIII - XIX веках потомки Ф. Межакова стали крупными вологодскими помещиками. В своих обширных поместьях (23 тысячи квадратных десятин земли и 3 тысячи крепостных душ)  они построили винокуренные, черепичный и конский заводы, породнились с князьями Засекиными и по примеру высшей аристократии устроили в имении крепостной театр, оранжерею и ананасную теплицу. Семи атаманам, среди них - Герасим Попов, Кручина Внуков, Василий Тонков (Шайдуров), Михаил Юдин, Федор Патрикеев - были определены в Вологодском уезде поместья по 100 четьей земли. Поместья по 80 четьей получили трое: Степан Кузьмин - войсковой есаул, Степан Беляев - есаул и Осип Кокорев. Все остальные казаки  в Вологодском уезде получили поместья по 50 четьей. Из них двое, Третьяк и Киприан Утины, двоюродные братья атамана Михаила Юдина, упоминаются как есаулы. Владимир Беляев, Иван Головкин и Янчур Яковлев служили казаками разных станиц. В среднем казаки получили в Вологодском уезде по 70 четьей земли на человека. К лету 1614 года более 20 поместных атаманов владели поместьями в Судской волости Белозерского уезда. Атаману Н. Давыдову, назначенному воеводой в Оскол в 1613 году, было указано выделить казакам по 30 четьей земли на человека.
 В центральных уездах поместья получили лишь немногие казаки. В Песьем стане Ростовского уезда, в бывшей вотчине боярина И. В. Пенкова селе Новоселки, 23 июля 1613 года выделены  поместья - казаку А. С. Свистягину— 146 четьей,  есаулу Г. И. Жекакину - 139, 3. И. Жекакнну - 96, С. И. Тавлееву — 126 и есаулу М. И. Кушников — 87 четьей. На одного казака в Ростовском уезде пришлось даже больше земель, чем в Вологодском, — приблизительно по 119 четьей. В Суздальском уезде в 1613/14 годах получил поместье в 178 четьей атаман Первого ополчения Дружин Романов по прозвищу Вострая Баба. Одновременно с Д. Романовым суздальское поместье в 115 четьей было пожаловано другому участнику битвы с гетманом Ходкевичем - атаману Афанасию Коломне. Сохранилось несколько упоминаний о пожаловании казакам в 1613 году поместий на юге. В Ряжском уезде, где еще в XVI веке образовалась крупная корпорация поместных казаков, получил поместье в 73 четьи атаман Первого ополчения Василий Герасимов. В Тульском уезде поместье убитого татарами сына боярского С. Бронникова (50 четьей) было передано казаку Проне Ивакину. В Орловском уезде получил земли казак Воин Мартинов, в Брянском уезде - бывший сын боярский Иван Григорьев, служивший «службу казачью», в Воронежском уезде - атаман Никон Кузьмин, по прозвищу Иван Зазерин.
В целом поместья, которыми наделялись  казаки в 1613—1614 годах, мало чем отличались от мелких и средних поместных дворянских владений - были сравнительно не велики по размеру - от 30 до 230 четьей - и находились в основном в тех же районах, где происходили в это время массовые раздачи поместий и вотчин дворянам, - в Белозерском и Вологодском уездах. Многие атаманы, есаулы, да и рядовые казаки сразу после получения поместий или спустя какое-то время переставали служить во главе или в составе казачьих станиц. Некоторым казакам удалось даже войти в городовые дворянские корпорации. Атаман Первого ополчения Василий Хромой служил во Владимире (без поместья) «с детьми боярскими».
Через два месяца после избрания царя Михаила в  апреле 1613 года был создан особый Казачий приказ, или Казачий разряд, во главе которого встали дворянин И. А. Колтовский и дьяк Матвей Сомов. Казачий приказ ведал личным составом «вольных» казаков, их обеспечением, в том числе распределением земель, обеспечением казаков поместными и денежными окладами. Параллельно с Казачьим приказом некоторые из этих функций исполнял Челобитный приказ, основной обязанностью которого было рассмотрение челобитных, поданных лично царю. Сбором продовольствия для казаков занимался специально созданный для этой цели Приказ сбора казачьих «кормов» во главе с дворянином И. М. Пушкиным и дьяком И. Шевыревым. Начиная с 1614 года годовое жалованье  атаманов составляло 7 руб., есаулов – 6 руб. и казаков — 5 руб. Помимо этого казакам выплачивалось ежемесячное или ежедневное «кормовое» содержание. К 1613 году относятся первые мероприятия правительства Михаила Романова по переводу части «вольных» казаков на положение служилых людей «по прибору», имеющих постоянное место жительства. В частности, в Путивле, освобожденном от поляков летом 1613 года, был создан гарнизон из нескольких станиц донских казаков (помимо них в городе продолжали служить старые, «жилые» казаки)
У иностранцев после избрания на престол царя Михаила Федоровича создалось впечатление, что его избрание было делом именно казаков. Поляки его презрительно называли «казачий царь». В официальных беседах с польскими дипломатами в первые месяцы после выбора Михаила московским послам приходилось выслушивать «непригожие речи» - Лев Сапега грубо высказал самому митрополиту Филарету, что «посадили его сына  на Московское государство государем одни казаки донцы». Александр Гонсевский говорил князю Воротынскому, что Михаила «выбирали одни казаки». Шведы высказывали мнение, что в пору царского избрания в Москве были «казаки в московских столпех сильнейшии».
С избранием Михаила Романова деятельность правительства Трубецкого - Пожарского - Минина прекратилась. Героев освободительной борьбы быстро оттеснили от трона их противники Романовы. Летом 1612 года Якоб Делагарди докладывал своему королю Густаву-Адольфу: «Князь Дмитрий Трубецкой и Федор Шереметев лишены своих прежних должностей и власти». 11 июля Михаил Романов венчался на царство в Успенском соборе. Глава Боярской думы князь Федор Мстиславский должен был осыпать царя золотыми монетами, боярин Иван Никитич Романов держать шапку Мономаха, князь Дмитрий Трубецкой – скипетр, а державу - князь Пожарский.  Трубецкой возмутился, что он, Гедиминович, и его место не может быть ниже простого боярина, но был поставлен новым царем на место: «Известно твое отечество выше перед Иваном, но теперь быть тебе меньше его потому, что мне Иван Никитич дядя».
Осенью 1613 года из Москвы к Новгороду, захваченному шведами в 1611 году, выступило войско Д. Т. Трубецкого, в составе которого было первоначально 1045 казаков. В битве на реке Мста Трубецкой потерпел поражение. Отступив к Торжку, он стал ждать подкрепление. Но из Москвы последовал издевательский ответ, что дополнительные силы ему надлежит вербовать самому. Между дворянской частью войска и казаками происходили острые столкновения.  В Тверском уезде на протяжении всего 1613/14 г. «казаки беспрестанно... ходили войною и дворян и детей боярских, и их людей, и крестьян до смерти побивали, жгли и мучили». Помочь Трубецкому освободить Новгород должен был А. Ф. Палицын направленный в сентябре 1613 году под Старую Русу с отрядом новгородских дворян и четырьмя казачьими станицами атаманов. Но даже через месяц отряды  Палицына, как видно из отписки Трубецкого, все еще не прибыли на службу. В такой обстановке собрать войско из шатающихся казаков князю Трубецкому не удалось.
После этого имя Трубецкого практически исчезло из хроник и вновь появилось только в 1618 году, когда в Россию вернулся освобожденный из польского плена патриарх Филарет. Трубецкой должен был встречать «царева отца» в 40 километрах от Москвы. Но эта встреча не внесла никаких изменений в отношении клана Романова к Трубецкому. Во дворец Трубецкого  приглашали нечасто. В начале 1625 года князя назначили наместником Сибири. Для такого родовитого боярина  назначение на воеводство Сибирью - дикого, далекого, необжитого края - следует считать ссылкой. 24 июня того же года Дмитрий Тимофеевич скоропостижно скончался в Тобольске в возрасте сорока с небольшим лет.
На  соборе, когда был избран царем Михаил,  Пожарский «за службу и очищение Москвы» получил сан боярина и вотчины с поместьями в количестве 2500 четьей.   По сути дела царь утвердил лишь то, что было выдано ему в награду «Советом двух ратей». На грамоте Земского собора об избрании на российский престол царем М. Ф. Романова  подпись Пожарского, как боярина, идет десятой по списку, несмотря на огромные заслуги перед Отечеством. При своем венчании на царство 11 июля 1613 года Михаил Романов вновь пожаловал Пожарского саном боярина и наградил его новыми поместьями в Пурецкой волости Нижегородского уезда в количестве 3500 четьей. На следующий день в царские именины был пожалован в думные дворяне Кузьма Минин. На церемонии возведения в бояре Пожарского думный дворянин Гаврила Пушкин отказался стоять на месте ниже князя Дмитрия, потому что его родственники меньше Пожарских никогда не бывали. И этот эпизод был не единственным. В. О. Ключевский писал о Д. М. Пожарском: «Даром, что он Московское государство очистил от воров-казаков и врагов-поляков, из худородных стольников  пожалован был в бояре, получил  вотчины великие:  к нему придирались при всяком удобном случае, твердя одно, что Пожарские - люди не разрядные, больших должностей не занимали, кроме городничих и губных старост нигде прежде не бывали».
Во время миропомазания государя царский венец на золотом блюде держал родной дядя царя Иван Никитич Романов, скипетр — князь Д. Т. Трубецкой, а державу — князь Пожарский. Историки периода правления Романовых рассматривали этот факт, как выражение признательности юного царя и современников князю Пожарскому, принимая во внимание, что князь Пожарский по своему «отечеству» был ниже многих бояр. Следует посмотреть на это событие с другой стороны. В начале 1613 года во время обсуждения кандидатуры Михаила Федоровича именно эта троица возглавляла партию, которая выступила против кандидатуры Михаила. Все они после восхождения на престол молодого царя наказаны не были, но оказались в опале и были выдворены из круга приближенных к царю. Не означал ли этот факт со стороны противников Михаила - их смирение, а со стороны царя – их унижение, желая заставить своих противников склонить головы и выразить свою покорность?
Через год после восшествия Михаила во время пожалования боярином Бориса Михайловича Салтыкова, родственника матери царя Марфы,  князь Пожарский не захотел «сказывать»  (объявлять) Салтыкову боярство, потому что считал себя по роду выше Салтыкова.  Царь требовал от него исполнения своей воли,  Пожарский  притворился больным. За отказ подчиниться царь выразил князю свою немилость, приказав думному дьяку «сказывать» боярство Салтыкову, а в разряде написать, будто «сказывал» Пожарский. Салтыков бил челом государю на Пожарского, что он его обесчестил своим отказом, и царь приказал спасителя Отечества с позором под конвоем  препроводить от царского дворца к крыльцу его родственника Б. Салтыкова. Из этого видно, что царь не считал за Пожарским особых заслуг, которые отличали бы его от других. 
Дмитрий Михайлович Пожарский жил долго, но не играл важной роли, как можно было бы ожидать. Он не был ни особенно близким к государю советником, ни главным военачальником. Временами ему поручали важные государственные дела. Посольские переговоры он вел по большей части в товариществе с Федором Шереметевым, который был первым дипломатом. В иных случаях, согласно документам,  Пожарский бывал первым, чаще всего вторым, а в общем составе боярства двенадцатым из 16, десятым из 14, восьмым из 11, восьмым из 16, смотря от состава боярства и  от соотношения его рода к другим боярам.
В 1614 году Пожарский по указанию царя был направлен во главе большого войска на борьбу с отрядами польского полковника Лисовского, который осадил город Брянск и взял Карачев. В 1617 году, когда на Москву двинулось польское войско под командованием королевича Владислава и гетмана Ходкевича, жители Калуги и соседних с ней городов обратились к царю с просьбой прислать им для защиты  именно Д. М. Пожарского. Царь исполнил просьбу калужан. После успешной защиты Калуги  Пожарский был переведен на защиту города Боровска. Однако в это  время Пожарский сильно заболел и по велению царя возвратился в Москву. В следующем, 1618 году поляки получили подкрепления и продолжили поход к Москве. Пожарский, по словам современника, «на боях и на приступах бился, не щадя головы своей». Во время решительного штурма поляками Москвы 1 октября 1618 года князь взял на себя руководство боем у Арбатских ворот  и отразил ночное нападение неприятеля, взорвавшего ворота Земляного города. По возвращении Филарета в 1619 году Пожарский был награжден за защиту столицы  новыми вотчинами и поместьями. К концу своей жизни Пожарский имел без малого десять тысяч четьей земельных угодий со многими селами, деревнями и пустошами.
В последующие годы князь руководил приказами Ямским (1619), Разбойным (1624-1628), Поместным (1630)и Судным (1636-1637), был воеводой в Новгороде (1620, 1628-1630) . В числе других бояр его приглашали к царскому столу, но не особенно часто, хотя находился он в столице. Самое большое число таких столов в год было   28, причем Пожарский был приглашен в этот год 7 раз, в другие годы в среднем было 23 царских приема, приглашение он получал на 9, а в иной год - всего 5 и 3 раза.  В 1624 году, во время своей поездки на богомолье в Троице-Сергиев монастырь, царь оставил Москву на попечение Ф. И. Шереметьева, помощником у которого был Пожарский. На обеих свадьбах царя Пожарский был в дружках царя, а жена Пожарского, Прасковья Варфоломеевна, была свахой со стороны царя. В 1632 году перемирие с Польшей закончилось, русские войска, которыми командовали М. Б. Шеин и А. В. Измайлов, осадили Смоленск. На помощь Шеину царь послал Пожарского и князя Черкасского, однако воинские сборы затянулись,  войско Шеина было окружено, и Шеин  был вынужден принять условия капитуляции. В начале 1635 года с Польшей был заключён Поляновский мир. В переговорах с поляками участвовал и Д. М. Пожарский.
В 1638 году Пожарский был один год полковым воеводой в Переяславле-Рязанском. Последней службой Пожарского стало его участие весной 1640 года в переговорах с прибывшими в Москву польскими послами, при этом представлен был как наместник Коломенский. С осени 1641 года его имя больше нигде не упоминалось. 20 апреля 1642 года Дмитрий Михайлович Пожарский скончался. Останки Пожарского были захоронены в родовой усыпальнице в Спасо-Евфимиевском монастыре в Суздале.
Современники считали Пожарского героем, богатырем и отдавали ему должное, но этого нельзя сказать о приближенных царя. Выполненную им важную миссию народ чтит  и бережно хранит до сих пор память о героях освободителях Москвы. В конце XVIII - начале XIX века стали рождаться легенды и мифы о Минине и Пожарском, в которых несправедливо забывались имена других героев освободителей. В 1798 году Михаил Херасков напечатал поэму «Освобожденная Москва». В 1806 году Гаврила Державин написал историческое представление «Пожарский», в 1807-м одна за другой появляются поэмы Сергея Глинки «Пожарский и Минин» и Сергея Ширинского-Шихматова «Пожарский, Минин, Гермоген, или Спасенная Россия», трагедия Матвея Крюковского «Пожарский». В первой половине 1830-х годов поход Минина и Пожарского на Москву и выборы царя на Земском соборе 1613 года были канонизированы. Вновь выстроенный Александринский театр в Петербурге открылся в 1832 году постановкой пьесы М.Крюковского «Пожарский». А затем Михаил Глинка создал оперу «Жизнь за царя».
Новые власти сделали все возможное, чтобы заслуги Трубецкого перед Россией были забыты потомками. Романовы поставили историографию под свой жесткий контроль: рукописи, в которых содержались сведения, отличные от официальной точки зрения, уничтожались. Любопытный факт: в начале 1650 года, то есть спустя почти 40 лет после описываемых событий, царь Алексей Михайлович направил в Варшаву своего посла Григория Пушкина с требованием сжечь все «бесчестные» (то есть позорящие Романовых) книги, а их авторов, наборщиков и печатников казнить смертью. Нам неизвестно, приняло ли польское правительство требования Москвы, важен сам факт: именно так поступали Романовы на подвластной им территории с порочащими царскую семью записями.
Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой - боярин и воевода, предводитель Первого и Второго  земских ополчений, казацкий атаман и глава «Совета всея Земли», правитель России и наместник Сибири, по воли царской семьи был выброшен из истории. Деяния человека, которому при жизни был присвоен титул «спасителя Отечества», имя которого Романовы вымарывали из исторических трудов и летописей, умалчиваются и в современной истории. Заговор молчания по отношении к герою и освободителю Москва от поляков, к князю Д.Т. Трубецкому, длится без малого четыре столетия. Не умоляя достоинств и того, что сделали Минин и Пожарский, мы должны помнить, что главным героем в освобождении Москвы от поляков был князь Трубецкой со своим войском. И будет справедливым, если в некоторой степени мы перепишем историю и  отдадим  должное всем без исключения, кто встал на защиту православия и Отечества.