Начало Века Гардарики ХLII

Сергей Казаринов
*   *   *

Сергей Беркин сидел на чурке возле прикордонного очага, рисовал палкой по пылевой золе – наслаждался забытым за пару дней одиночеством, хотя вся «шобла» была, собственно, в нескольких шагах от него. Ничё, главное – увлечены своим, не трогают и во внутренний поток не влезают молча-заочно.
На золе рисовались фигурки, пики, направления…

«Взметнувшийся над землей, «возбухший» в недрах массив, как будто поджатый геотектоникой со всех четырех сторон света. Разве ж только геотектоникой?... Давление массами лавы и плит во глубине, освежевание ветрами (то есть – огнем) по поверхности – создание наиболее, максимально уязвимого и тонко-подверженного выветриванию внешнего рельефа – ветрюганы-то тут гуляют неслабые, в разные циклы, разные времена года - и, эх какие, не укрыться горушкам.
И – подпирают также МАССЫ всевозможных ГОМОгенных «образований»,  обозначенных уже в геополитических бреднях как «запад», «восток», «юг», …. «РОССИЯ». Да, последнее – ни там, ни там, как и нет в «гомогении» севера. Он – внечеловеческий какой-то, СВЕРХчеловеческий даже. «Ибо нет закона ни Божьего, ни человеческого на север от пятьдесят восьмой». ВО! По пунктам – «на север!» от «58!» - «Измена родине» - тьфу ты, что за черт – измена… какой-такой, к бесу, родине. На север – от одной такой родины, где нет закона-то. НА СЕВЕР от… таких «родин» и «изменяет» все нормальное, хошь россий, хошь германий, америк, индий, китаев и прочая.  «Измененка» сознания, «измененка»… тьфу ты, растомания, что ли…
Уф, далеко зашел! А уж куда дальше заведет эта невменяемая краля, буром ворвавшаяся в ставшее привычным сосуществование с дикой природой и с «неизлечимым» недугом зрения.
И со всех трех (вот уже, получается, ТРЕХ) сторон возвышенный и обдуваемый массив Приполярного остерегает, прослаивает та самая Россия, что и не государство вовсе, а состояние. И такая разная, но единая в чем-то одном своем – на востоке, западе и юге. А тут – концентрация ветров и направлений, консолидация сложившихся менталитетов всех трех сторон… Ведь ветра несут сюда не только воздух, (надо сказать, не особо чистый от технократии), но и миллиарды мыслей, намерений, внутренних действий… пропущенных через русское пространство, перенаправленных, то есть, «НАШИМИ в телогрейках»
Бросив взгляд на резвящихся друг с дружкою подруг, Серега вдруг расхохотался. Весь этот сумбур глобальных измерений явился ему как некое веселое, бодрящее тело и энергию, сподвигающее на непрерывное движение. Ах, правда, как весело – лава несет, ветра несут, МОЗГ – выносит… Какая-то «веселая мудрость». О! это – откуда??

«Вот с-сучка!» - с немыслимой теплой любовью глянул егерь на Милану, которой сейчас было абсолютно не до него. «Вот явится такая – лови крышу по молекулам, собирай по всему Уралу». Как будто это она, ни слова не «сумничав», так взорвала потоки малознакомых феерических мыслей. Равно как и желание продолжить то самое таинственно рожденное фэнтези о Северной Пуще.
Дьявол, что ж это был за автор такой, шедший через хребет. СТОП!!! ЧЕРЕЗ хребет ли?... «Пиши – поймешь!» - неожиданно прозвучало внутри, «это единственный путь УЗНАТЬ, что волнует».

Почему-то жутко захотелось простоты. А что может быть естественней и прекрасней элементарной той, человеческой простоты. Вот так вот «выписать» Димона Кудрявцева из его «рок-бизнеса», втюхаться в лямки и просто двинуть в сторону хребта – выше… выше… дальше. С такими вот ураганными, классными девчонками, что сейчас крепко заняты друг-дружкой, вот уж битых полчаса. ПРОСТО – костры, становища, пейзажи, новые песни, новые телеги о «смысле жизни» и об отвязном несоответствии самих себя общепринятому. КЛАСС! Не об этом ли мечталось в семнадцать-девятнадцать, когда «деревья казались большими».
Поиск новых направлений, новых пейзажей. Когда не только деревья большие, но и жизнь не ограничена…  полями зрения. ЧЕРТ!!!


- Ка-кой косИще! Вах! – не переставала восхищаться Милана, - мне такой-же, давай, крути! Никогда не умела… Тож, кстати, почуяла желание заплестись.
Ленка по-прежнему ошарашено пялилась на пушистое окончание сотворенной ею же самой прически. По-прежнему, не врубаясь, когда и каким образом это свершилось. То ли на ходу, то ли присела по дороге… То ли это и не она, а тот самый Аркадий ввел в транс и скрутил хайр в столь значимую национальную форму.
- А разве ж я сумею…
- Да ты… да ты… Уййй! – подруга потянула за хвостик, наслаждаясь «чудом» - бросай на хер свой турбизнес, к тебе заплетаться вся элита попрет. Знаешь, ТАМ сейчас полно м….я, национально настроенного. Аж вон, Юлька Тимошенко, вспомни… ОЙ! Мыла дайте, срочно, срочно мыла! Рот помыть… Блин, Шокальская, как свяжешься с тобой, так себя не узнаешь… Как пожилая цветочница, хоть на вокзал иди.
…От «Юльки Тимошенко» Елена вздрогнула и моментально вся осунулась. Ланка моментально поняла сию бестактность и ухватила подружку за талию в искреннем покаянии.
Уже через пару секунд Елена ожила.
- Уй, титьки мои… - положила головку на грудь подруги, теребя пальчиками сочные выпуклости, - «на одну лечь, другой укрыться…» И – носиком по ним, от одной к другой, от одной к другой….
- Вай! – Милана взвизгнула от щекотки, - опасно ходишь!!! Ничё, солнце мОе – многозначительно, супермногозначительно добавила, - как - между нами, девочками, не он – первый, не он последний… А косИще – классное при всем при том.   
- «…Волкодав…» - только и прошептала Шокальская.
- У-гу, - задумчиво подтвердила подруга, понимающе сжав губы, - он самый…

- А все-таки ты ба-альшая какашка! – внезапно продолжила Милана, закатившая взгляд, - во нарассказала-то! Могла бы его, ТАКОГО-вот «ухх!», вначале сюда привезти, господь же велел делиться… Я-то с тобою ВОНА как по-де-ли-лась в свое далекое время – с этими словами она кивнула головой на Стаса. Парень, как и Серега, был занят чем-то своим, давая подружкам пообщаться наедине. -  Тоже ведь, помнится, чуть ли не… 
… Да, конечно, «чуть ли не…» Только вот как это она сейчас, вернее, ТЕПЕРЬ, с такой легкостью говорит о том, что еще столь недавно, до этого путешествия, было чуть ли не единственным «западком» бывшей Аленки Бархинцевой. Вернее, тем самым, что и превратило Аленку в эту самую Милану, проведя через ад – по всем признакам, в ПРЯМОМ смысле, отнюдь не в слащаво-социально-переносном. Видать, нечто радикальное уже происходит, катарсис выплевывает многолетние тромбы из застоявшихся психических аппендиксов. Ух, какая прочистка прет! Вылетевший тромб взрывает действенный вихрь…
«Господь велел делиться». «Не он первый, не он последний» Черт! Надо ж так сказать. Черт, это ж немыслимое чудовище, ЧУ-ДО-ВИ-ЩЕ! В образе очаровательной, до дрожи сексуальной «пацифистки»-хиппозы, творящей гениальную музыку. Вот тебе и пацифик, «дитя цветов».
С такой женщиной – ВСЕ! Вот именно – то самое – ВСЕ, понимай, как знаешь. Шокальская почувствовала откровенный чувственный «колотун» – отнюдь не сексуального, не тупо-лесбийского плана, куда более зверский. Почувствовала свое полное, звездно-космическое  одиночество – имевшее бы место быть, если б не эта вот подруга, если б не подспудное действо Валентина Кремова, сведшего ее с Миланкой.
И, спрашивается, что может случиться, ЧТО ЕЩЕ может быть «не так», когда рядом, рука об руку, такая… ТАКОЕ!! Какие к черту падения, провалы, страх, неуверенность, сомнения и прочая и прочая по бесконечному списку препон.
С этой прекрасной хищницей мироздания, промолившейся неистовой страстью все свое сознательное детство… А как же ей было не молиться, с таким то неизведанным потенциалом? Реально, ведут, ВЕДУТ нас, девочек, за дрожащие ладошки, чтоб не дать взорваться и сгинуть ПРГЖДЕвременно, чтобы подвести живыми и невредимыми к тому самому ВРЕМЕНИ, когда все это найдет ХОРОШИЙ выход, своевременный и нужный… 
Недаром, та самая гнусь, что пустил в себя Влюбленный, так рьяно охотилась за бывшей (или нет, не «бывшей»), Аленкой Бархинцевой.  И кому что ведомо, ГДЕ Б МЫ СЕЙЧАС ЖИЛИ, если бы эта девочка перед сим моментом не Верила столь искренне, не молилась столь трепетно и отчаянно. Всему свое время.
«…Чтобы девочка время из сказок косу заплела… Чтобы время-мальчишка пугал и палил из рогатки!»

«Колотун» продолжается. Шокальская прямым, стальным глазом пронзает подругу, не в силах пошевелиться. И раскаленная плазма чувственности, бьет по органам, по зашедшемуся в урагане сердечку, разбрызгивающему кровь всему действенному молодому телу. В параллельных кровотоку траекториях – эйфорический, глубокий смех РА-дости с неотделимыми от него квантами слез, как единство добра и зла, Жизни и Смерти, двух подруг-неразлучниц. И все в единой всеобъемлещей форме, именуемой Любовью. Как там все близко – и битва, и дорога, и безумие, и эрос …
- Обожаю… о-бо-жа-ю!!! Милка, спасибо тебе…Спасибо, что ты есть, за все твое, за тебя, спасибо… Спаси-Бог! – весь поток предшествующих чувств заплетается лишь в подобный нелепый узор из странных благодарностей и словесного бреда. И, реально-естественный ответ:
- Да мне не стоит труда, -  верно, что за труд – быть самим собой-то, - Ау, ты мне косИще-то будешь заплетать?! Надо! – и «с опозданием» - А сиськи-то – МОИ, не «твои». Даж в аренду не дам, не зарься…  Ой! Сори, инструмент зовет…
Вот и рождение очередного шедевра, что будет сводить с ума толпы на городских улицах по всему миру.
Если будут они у них, эти городские-то улицы.
Стихийно решено – пока еще чего не «догнало», срываться в горы всем четверым прямо вот завтренько, не мешкая. Все разборы и разгрёбы навороченного за последнюю недельку – опосля, пропустив времечко через те самые горы.


Продолжение:
http://www.proza.ru/2011/01/08/56