- Борисыч, проснись! Проснись, тебе говорят. Перевернись на другой бок и заткнись. Что ты хохочешь, как сумасшедший? Бабы что ли щекочут? – тормошил Яшку сосед по койке. - Ну, никакого покоя.
Наконец Борисыч открыл глаза и какое-то время, наморщив лоб, силился понять, где он и что с ним. Сосед популярно объяснил:
- Да здесь ты, в Доме инвалидов, придурок. Где ты ещё можешь быть? Кому ты нужен? – он грязно выругался. - Ещё раз хрюкнешь, убью, как собаку, - и показал огромный кулак, синий от многочисленных татуировок.
Яша мгновенно проснулся, так как прекрасно знал, что такое кулак: не раз пробовал на себе этот веский аргумент, решающий любой возникший спор в пользу соседа. Правда всегда на стороне более сильного и подлого. Понял Яша, что веселье не было реальным. Так хорошо может быть только во сне, а в настоящей жизни не бывает.
Перевернувшись на другой бок, он попытался уснуть, надеясь увидеть счастливое продолжение, но напрасно. Сон улетучился, зато появилась навязчивая мысль встретить Новый год у сестры Зинки в родном городе, в родной квартире, в компании с племянником Ванюшкой и новым мужем сестры Максимом. Максима он не видел, но слышал: приезжали они к нему полгода назад за благословением. И Яша, на правах старшего брата, их брак одобрил и молодых хорошими словами напутствовал. Тогда он не видел ни сестру, ни шурина, потому что пять лет вообще ничего не видел. Как-то с друганами выпил что-то не то и ослеп. Недавно сделали ему операцию по замене хрусталика и зрение вернули. Правда, пока видел только один глаз. Но и это хорошо! Яша, как будто заново на свет народился: сны стал видеть цветные, весёлые, себя полностью обслуживать. Самое время на родню посмотреть.
Яков еле дождался утра. И как только бледный рассвет умудрился проникнуть между тоненькими ленточками жалюзи в палату, потихоньку, стараясь не тревожить соседа, сполз с кровати на пол. Сполз, потому что по-другому не мог: горела огнём нога, которую он умудрился отморозить прошлой зимой, когда жил у подъезда дома в трубе большого диаметра. Началась гангрена. Пришлось ампутировать ступню. Но легче не стало - нога болела по-прежнему. Конечно, боль в какой-то мере сдерживала желание ехать в город, но он, как и всякий русский, привык рассчитывать на «авось».
Накинув на себя застиранный казённый халат, босой, Яков выполз в коридор. Дверь в кабинет главного врача была приоткрыта. Да вот он и сам: как всегда, подтянутый, чисто выбритый, энергичный, в белоснежном халате и шапочке.
- А ты куда, Арефьев, ползёшь? В разведку? Считай, что попал в плен, сдавайся, - пошутил он.
- Олег Степанович, Христом Богом прошу: отпустите меня на Новый год к сестре, - Яша устремил на врача ясные голубенькие глазки, из которых , как по заказу, выкатились две нечаянные слезинки.
- Отпустить… отпустить… Что-то я не помню, Арефьев, чтобы она тебя приглашала…
- Так не успела, Олег Степанович! Праздничная суета, то да сё… Некогда было. А Зинаида меня ждёт, ой, как ждёт. У неё кроме меня и Ванюшки никого нет... Одни мы остались, сиротки горемычные. Вы знаете, как она обрадуется! В дверь позвоню и спрячусь! – мечтательно прикрыв глазки, продолжал он очаровывать врача. - Зина дверь откроет,обрадуется, а тут я с новогодними подарками! Вот сюрприз так сюрприз! На шею ко мне бросится, Ванюшку позовёт, мужа и… заплачет, родная моя. Знаете, она такая жалостливая, добрая … Кошки не обидит, - Яша всхлипнул, и слёзы потекли рекой.
- Тебя послушаешь, так ты, Борисыч, - чистый ангел, и крылышки у тебя за спиной. Беленький, пушистенький такой. Ладно, поезжай, - расчувствовался врач. - Только смотри, не пей много – козлёночком станешь. Знаю я твою широкую глотку. Да помни: за тебя ответственность несу, не подведи! – Олег Степанович погрозил Яшке пальцем. – А с ногой-то как быть? Дойдёшь? Давай-ка, я до остановки на машине подброшу. Деньги у тебя на подарки и дорогу должны быть: пенсию недавно давали. Всё. Собирайся.
Санитарка Даша, ухаживающая за Яшкой, тотчас позвонила Зине:
- Радуйся, Зин, братан к тебе едет. В десять вечера будет.
- Бог ты мой, что делать-то? Что делать? – заволновалась Зина.
- Как, что делать? Встречать, - съехидничала Даша.
Ровно в десять пьяный Яша, превратившийся не в козлёночка, а в настоящего козла, настойчиво нажимал кнопку звонка квартиры на пятом этаже. В квартире было тихо. То, что в ней не горел свет, Яша заметил, подходя к дому. «Неужели куда-нибудь уехала, стерва?» - подумал он. В целлофановом пакете, напоминая о себе, брякали, ударяясь друг о друга, бутылки с самопальной водкой. Яша устало опустился на коврик у двери. «Будем ждать и дождёмся!» Рука потянулась к бутылке: «Иди ко мне, моя маленькая. Я тебя хочу!»- ласково прошептал он. Нащупал бутылку,открыл, и водка свободно полилась в широко открытое Яшкино горло. Закурил, задумался. Первый раз, пожалуй, о своей постылой жизни задумался.
Родился давно: уже шестой десяток разменял. Учился долго: считай, в каждом классе по два года сидел. Жизненной науке обучался, впитывая её азы, сначала с молоком матери, потом с кашей в детском саду, потом с баландой в тюрьме. На этом курс и закончился. Но в скором времени тюремный курс пришлось повторить, так как не всему ещё научился. Повторил, на свободу вышел не один, с туберкулёзом. И началось: утром выпил – днём свободен. «Да-а-а», - тяжело вздохнул Яшка, и рука снова потянулась к звонку. А в ответ – тишина. Чем больше звонил, тем сильнее приходил в ярость. Бедная дверь. В ход пошли кулаки и здоровая нога. Все эти резкие удары он сопровождал таким отборным матом, что все святые, наверно, попадали с престола.
Время близилось к двенадцати. В подъезде тихо, в подъезде никого. Соседи с детства знали Яшеньку и предпочитали с ним не связываться. За дверями соседних квартир послышался бой кремлёвских курантов, звон хрусталя, громкие возгласы, поздравления.
Яша тоже поздравил себя с Новым годом, произнёс свой любимый тост: « И чтоб всё!» Опять вылил прямо в глотку остатки водки. Закурил. К нему снова вернулось желание рассуждать о своей незавидной судьбе, вспомнить всех, кто виноват, что жизнь прошла мимо. Но алкоголь, видимо, вымыв большую часть мозга, привёл Яшу в состояние полной опустошённости и отвращения ко всем, но не к себе. «Почему?», «Зачем?», «Как?» - вопросов было много. На них нужно было отвечать самому, но Яша искал крайнего. «Ответь, Господи!» - закричал он на весь подъезд и рухнул на холодный пол. Несколько мгновений бедный Яша не подавал никаких признаков жизни. Казалось, его душа отправилась в свободный, совершенно независимый полёт.
Когда Яша снова открыл глаза, на дверях квартиры увидел знакомый лик. Проницательный взгляд умных строгих глаз, ореол святости над головой… Собрав в кучу остатки пропитой памяти, Яша узнал Николая Угодника, икона которого была в их доме и занимала почётное место в переднем углу. Мать частенько обращалась к Святому с просьбой вразумить пропащего сына: на коленях стояла, поклоны била, молилась - помощь не приходила. Может, не тому святому молилась?
- В дом не пускают. Тебе обидно? Виноватых ищешь? - прозвучал чей-то громоподобный глас.
– А с кем ты здесь жил, помнишь?
- Помню. Как не помнить? С маменькой, отчимом, сестрой, племянником.
- И где же маменька?
- Умерла, умерла… Давно умерла, - залепетал испуганный Яша.
- Ты её на тот свет отправил! Ты! А она так любила тебя! Твоему появлению на свет божий радовалась. Ночей не спала сначала потому, что ты часто болел, потом, потому что тебя ночами дома не было. А когда ты украл у соседа по даче кролика, распял его живого на дереве, разрезал брюшко и вырвал у несчастного создания все внутренности, мать увезли на «Скорой» с инфарктом. Это первый рубец на материнском сердце.
А помнишь медали Ветеранов войны, которые ты похитил в музее? Перед судом предстала она, твоя мать, и нельзя было найти слов, которые могли бы её успокоить. Это второй рубец.
А сколько судов было потом! Собрав последние копейки, она привезла тебе в тюрьму за тридевять земель то, что сама никогда не пробовала, а ты, обидевшись, (не те сигареты) даже не захотел поговорить с ней. А помнишь, как ты выплеснул на стену кухни тарелку борща, потому что в нём почти не было мяса?
У твоей матери никогда не было кошелька: без него легче деньги от тебя прятать в маленькой холщовой сумочке на груди, где хранилось и единственное тоненькое золотое колечко, которое ты всё-таки сумел украсть.
Когда хоронили мать, ты прятался в кустах и попрощаться не подошёл. А когда сестра напомнила, что ты должен матери на могилу положить венок, где его взял?
- На соседней могиле… А что?
- На траурной ленте что было написано?
-Ну… Рабе божьей Анне…
- А мать твою как звали?
- Ирина…
Голос не сразу возобновился. Потом зазвучал с новой силой:
- А где отчим твой?
- Умер, тоже умер… Вслед за маменькой умер.
- Он женился на твоей матери впервые в тридцать пять лет. Прежде с тобой познакомился, язык общий нашёл, всё свободное время тебе отдавал. Мать твою очень любил, страдал вместе с ней и нёс свой крест до конца жизни. А ты на его могиле хотя бы раз был? То-то же.
- Сестра твоя Зинаида кипела в аду, который семье создал ты. У неё не было детства. Она жила в постоянном ожидании несчастья. Вечное безденежье (ты никогда не работал), отсутствие элементарных вещей сделали её жизнь убогой. Ей хотелось старшим братом гордиться, а приходилось испытывать стыд, когда досужие соседки начинали расспрашивать о твоих «подвигах». Умерла мать, она взвалила на себя непосильную заботу о тебе: вылечила от туберкулёза, выхлопотала пенсию, определила в Дом инвалидов, навещала, привозила подарки, тратя на них мизерную зарплату медсестры. Так ты кому посылаешь маты?
- А племянника Ванечку начинает трясти при одном упоминании твоего имени. Он хорошо помнит, как ты в детской пижаме зайчиками, стуча от страха зубами, сидел под столом, уверяя приехавшую психбригаду, что тебя хотят убить.
- Нет! Нет тебе, Яков, прощения.
Библейское: «Стучитесь и откроется» - не для тебя.
Голос смолк. Лик исчез. Яша что-то говорил, пытаясь оправдаться, но ничего вразумительного не получалось: язык не слушался, остатки мыслей путались.
А тут и соседи, расслабившись одной-другой рюмкой водки, потеряли страх и потянулись на лестничную площадку в поисках свежих впечатлений. Охали, ахали, сочувствовали, подносили стаканы с водкой и куски недоеденного пирога. Яша только блеял по-козлиному, но руки с протянутыми стаканами не отталкивал.
К утру за ним Олег Степанович прислал машину. Ответственность чувствует. На государственной службе человек.