Начальник уголовного сыска. Гл. 3

Владимир Шевченко
                Глава III
   
       Русский человек в любой передряге остается русским – быстро знакомится с соседями по несчастью и или радости. Так как Михаил сидел самым крайним по левому борту, то ближним соседом оказался лет так за сорок господин в добротной английской шинели без погон и черной лохматой папахе, через все лицо страшный рубец, сине-черный, даже борода не скрывает.   Рядом с ним, в такой же шинели и белом берете женщина, крепко держащаяся за его руку, словно боясь потерять. Дама пыталась опекать двух подростков лет 13-14, в больших не по росту морских офицерских тужурках, но те явно хотели казаться взрослыми и лишь снисходительно улыбались.
    - Давайте знакомиться,-  у  Михаила сразу же мелькнула мысль, что еще вчера он бы сказал – «Разрешите представиться».
    - Михаил Александрович Мерцалов, как и вы теперь гонимый судьбой.
    - Микулин Николай Дмитриевич, а это моя супруга – Анастасия Павловна и дети, ближний ваш тезка, за ним Григорий. А вы по какой части были?
    - Вот именно были. Начальник уголовного сыска, теперь уже бывшей республики.
     - Ну, значит почти коллеги, я эксперт-криминалист, в последнее время служил в контрразведывательном отделе Гродековской группы войск.
      Инициативу перехватила его жена:
     - Вы не представляете, почти два года жили в полусгоревшей теплушке. Когда нам её выделили, я чуть в обморок не упала. Дверей нет, окон нет, в крыше и полу дыры. Кое как удалось выбить несколько досок и пол ящика гвоздей. Чтобы печку натопить уголь у паровозных бригад выпрашивала. А питание, то к одной части прикрепят, то к другой. Чтобы пару пачек мыла получить – по десять раз заявки сама печатала, до самого атамана Семенова доходила.
    - Жили как цыгане, вот хоть шинели выдали недели две назад, а то бы не знаю как зиму пережили,-  она поправила на шее мужа выбившийся шарфик.
    - Мальчики, вам не холодно, - но подростки лишь фыркнули.
   Николай Дмитриевич почти не принимал участие в разговоре, только изредка вставлял в рассказ жены отдельные фразы, да один раз спросил, - А что это за суда идут слева и справа, словно конвой?
     Как оказалось позже, действительно японское командование снарядила в сопровождение два миноносца, чтобы нечаянно не завернули в Японию. Зачем стране десяток тысяч голодных ртов.
     Уже при выходе из залива Петра Великого погода начала портиться, зарядил крупный как шрапнель дождь, на гребнях волн появились «белые барашки». Более или менее крупные суда продолжали свой ход, а вот яхты и катера начали переваливаться с боку на бок, как хромая утка при ходьбе. Что будет в открытом море при шторме – полезла в душу подленькая мыслишка.
        Как кок умудрился на маленьком камбузе умудрился приготовить  горячий ужин, так и останется загадкой, но Михаил с удовольствием уплел, именно так, а не по другому, целый котелок чечевичной похлебки с добрым куском консервированного мяса. У многих от качки стали проявляться симптомы морской болезни и они отказались от еды, так что тем, кто хотел, досталась даже добавка.
  Сразу наглядно проявилось преимущество походной жизни, солдатский железный котелок намного лучше фаянсовой суповой тарелки.
     Мерцалов предложил соседу по глотку коньяка из своей фляжки и тем самым развязал ему язык:
     Я сам с 1887, гимназию в Чите закончил. Меня всегда химия привлекала, поступил в Казань в университет, мамина сестра там жила, за квартиру платить не надо. Закончил хорошо, думал на кафедре остаться, да шел наверно не в то время и не в том месте. Эсеры акцию устроили, кинули бомбу в полицмейстера, досталось и мне. Слава богу выжил и пошел экспертом в жандармерию – теперь по одному осколку почерк изготовителя могу установить. Да зачем теперь это.
     - Ну не скажите. Химию ведь хорошо знаете? И диплом надеюсь с вами?
     - Уберег.
     - Будете в Европе на крупном химическом заводе работать.
     - Ага, сторожем.
     - Ну зачем такой черный юмор. Тогда в аптеке провизором.
     Море понемногу успокоилось и люди, как сонные мухи забились во все углы.
    Посьет встретил туманом и черной толпой на пристани. Целые ряды повозок, ржанье лошадей. Предполагалось выгрузить здесь части генералов Лебедева и Глебова, но переданный секретный приказ нарочным от правителя эту высадку отменил. В районе Славянки красные получили хорошую трепку от аръергара и теперь производят перегруппировку. Частям в Посьете предписывалось выдвигаться сухопутным путем в Хунчун, далее в Гирин. На корабли взяли только с сотню тяжело раненых.
      Суда по очереди дозаправились пресной водой, её катастрофически не хватало, особенно питьевой. Михаил получил утром чуть больше стакана –удалось только почистить зубы и сполоснуть лицо. Глядя в походное зеркало на отросшую щетину подумал, что придется отращивать бороду. Еще труднее попасть в гальюн, то есть туалет. Не будешь же при дамах испражняться через борт, а не дай бог несварение желудка. Что тогда?
    При выходе из залива снова поднялся ветер, корабли шедшие на буксире зарыскали как сноровистые лошади. Строгая кильватерная колонна стала больше походить на издерганную птичью стаю.
      Видно, чтобы полностью обезопасить себя от захода нашей эскадры в ближайший японский порт «соседи» добавили еще и легкий крейсер. Он как хозяин положения держится невозмутимо чуть в стороне.
     Через час или два хода на судах стали поочередно завывать гудки, как будто проходили под неведомой чертой. Дал сигнал и наш катер, причину узнали скоро. Голос капитан, усиленный жестяным рупором объявил:
    - Корабль покинул территориальные воды России.
    От этого известия, сказанного просто и обыденно, как команды «Подъем» или «Отбой» у Михаила защемило сердце и не стало хватать воздуха. Отдышавшись, повернул голову к соседям. У Николая Дмитриевича в уголках глаз блестели слезы, он неуклюже пытался правой рукой обнять плечи супруги, ходившие ходуном от беззвучных рыданий. Мальчишки сидели молча, нахохлившись как воробьи.
     Пассажиры вели себя странно. Одни тайком молились, словно скрываясь от кого то, другие застыли с отрешенными лицами.
        Переход в Гензан был очень трудным, но к счастью обошлось без человеческих жертв, утонул правда катер «Ретвизанчик», шедший на буксире «Защитника», но на нём был только груз. Да другой катер по ошибке капитана выскочил на песчаный берег, его пришлось бросить, а команду эвакуировать сухопутным путем.
     Эскадра встала на рейде Гензана 31 октября, но нас не хотят принимать. С подошедшего к флагману буксиру японский жандармский офицер на чистом русском языке передал приказ своего командования о запрете подхода к берегу.
     Об этом немедленно доложили адмиралу:
     - Георгий Карлович, разрешите?
     - А это вы Николай Григорьевич, заходите.
     - Японцы запретили не только выгрузку беженцев и частей, но даже бункеровку судов. Надо что решать.
     - Потребуйте разрешения схода мне и высшим офицерам для встречи с местным начальством. В первую очередь с консулом.
    После долгих препинаний было получено разрешение схода на берег адмиралу Старку и генералам Лебедеву и Глебову.
      Японская часть города разительно отличалась от корейской – в ней мощеные булыжником улицы, электрическое освещение, кирпичные дома, офисы отделений банков, почтовая контора. Корейский квартал обнесен глинобитной стеной, глиняные хижины без окон, крытые соломой и стойкий запах мочи вперемежку с горелым соевым маслом.
            Русскую делегацию усадили за длинный стол,  покрытый темно-вишневым лаком. Отлично вышколенные слуги в традиционной корейской одежде подали зеленый чай, бисквиты. Ждать пришлось не меньше получаса. Генерал Глебов даже достал свои золотые карманные часы и демонстративно щелкнул несколько раз крышкой, но и этот прием не помог.
    От нечего делать адмирал Старк начал разглядывать комнату – узкие как бойница окна, толщина стен не меньше половины сажени, не здание, а фортификационное сооружение. Потолок тщательно оштукатурен белой глиной, стены оклеены обоями под шёлк. Скрашивали казарменный вид несколько гравюр тушью из жизни самураев.
    Наконец появились японцы. Первым шел переводчик, он произнес почти без акцента:
     - Барон Хаяси Такедзаки.
     У консула даже под безукоризненной темно-синей тройкой чувствовалась военная выправка, большая залысина на лбу, кустистые седые брови и цепкий взгляд из-за тонких стекол очков. Рядом с ним жандармский полковник и двое в штатском, как оказалось позже представители японского Красного креста.
     - Японское правительство не потерпит присутствие иностранной вооруженной силы на своей территории и предлагает немедленно её покинуть.
       Вот так встреча, Теперь мой черед проявить ораторское искусство, подумал про себя  адмирал:
    - Вы не представляете всю тяжесть положения людей на кораблях вверенной мне эскадры, - его голос от напряжения завибрировал.
    - У меня на борту кадеты, среди них почти дети, некоторые чуть старше десяти лет. Много раненых, женщины с детьми. Большая скученность, отсутствие самых элементарных удобств. Многим просто даже негде сесть и я они стоя на ногах перенесли весь поход. Многие суда перегружены и не могут совершить дальних походов.
       Переводчик склонившись консулу шепотом переводил, но было видно, что тот и так  всё прекрасно понимает.
      Переговоры затянулись на несколько часов, пока не была достигнута договоренность, что первая партия кадет в шестьдесят человек и сорок раненых разместят в лазарете на берегу, правда расходы придется нести нам
( в последствии  выделили пять тысяч иен для содержания). С завтрашнего дня корабли по очереди подойдут к берегу за водой, за отдельную плату.
      Адмиралу Старку пришлось встречаться не раз, пока не договорились о сходе на берег гражданских беженцев. Их разместили в бараках Карантинного городка