«КОРОТАТЬ... да, именно "коротать". Так я могу смело и лихо назвать все свои прошлые дни, все прошлые ночи, всю свою прошлую жизнь. Я её коротал. В людях - не раз ошибался, в строках из слов - здесь более точен удар, в улицах города вечного невозвращенья - он точнее всех. Петербург.
Коротал жизнь в Петербурге.»
2 декабря 2009 года я сделал запись в дневнике – не первую и не последнюю, но в ней было слово «перемены». Я написал: «2010 – время перемен». Как лозунг. Как длинные партийные речи сокращенные до лаконичной фразы, казалось бы решающей все мои проблемы. Ошибался ли я? Нет. С упорством раненной птицы я ясно видел, куда мне нужно идти и что сделать. Не нужно было рисовать планов и таблиц, чтобы понять, как важны перемены. Перемены после того, как ничего, совсем ничего целый год не случилось. После застоя, когда не колышется в удушающей тишине даже воздух, когда всё, что я мог из себя вытащить – это «Молчание». Мне нужны были перемены. Нужны.
Сделал ли я их? Логичный вопрос. Вопрос, возникающий сам собой после всех этих строк и после того, как 2010 – кончился. Неужели и время перемен кончилось вместе с ним? И всё, что было так или иначе изменено вновь обратится в стоячую воду. Неужели у меня все так же, как и в стране, в которой я живу и в которой, как только заканчивается старый год и начинается новый, автоматически все возвращается на места свои. И мое тело все так же будет подобно лежачему камню на дне. Осознать это нелегко. Но осознать это – значит сдвинуться, пуская лишь под действием простой мысли или идеи, сдвинуться на дне на несколько сантиметров. Осознать и решить для себя: «Не хочу назад» Назад дороги нет вопреки всяким сомнениям. Принять несколько аксиом бездоказательно: «Не хочу назад. Не хочу один. Не хочу стоять» И двинуться подобно тяжеловесной машине по илистому дну вперед, опережая самые скромные ожидания, которые тотчас оправдаются. Да и так ли важно их оправдать?!
После 1 января 2010 я составил список. Список, который назывался - «Цели и суперцели» И изначально казалось, что я ничего из него не сделаю. Не сдвину. И не потяну. Потом я его потерял. Быть может в надежде. Но каждый пункт и каждая цель – как клеймо на подкорке. Я их помню и не забуду. Я выполнил половину, сам того не ожидая, половину целей на год. И это после сокрушительного фиаско в 2009-м, когда не хотелось ничего, когда потерял последнее, что любил. И утратил силу дальше говорить.
Перемены. Неосознанно к ним идти оказалось одновременно и возможным, и невозможным. Погрязая в мании к переменам легко запереть себя в золотой клетке, в которой твой разум будет желать постоянных перемен, в основном конечно – внешних, они и проще, и слаще. А можно провозгласить перемены и, отвернувшись от самого явного курса, попросту сбежать от них, и долго блуждая через тернии, явиться к концу измененным – внутренне и с охапкой нечаянно выполненных целей.
Перемены предполагают слова. Аргументы. Восклицания. Я же молчал. Глубоко переживая каждую содранную коростинку, каждый ранее полученный шрам. Молчал – сам избрав подобный путь. Путь молчания. Лишив себя по сути главного – слова, выкинул свое тело во время, которое безжалостно не меняется вот уже сотни тысяч лет. Так надо было. Ведь именно в этом непростом движении я осознал свои цели, я их выполнил, я осознал, что я хочу, осознал свое предназначение. Переломав кости, вылепил остов, начальный вариант скульптуры по имени «Я». Отказавшись от слов я получил себя. Теперь я должен освоить свое тело, мысли и полученные цели. Туго сплести из черных слов терновый венок и надеть его шипами внутрь на высокий лоб, полный мыслями и кошмарами. Выйти на широкое пространство заснеженного поля под полярным розовым солнцем заката. Раскрыть себя, и чайка, что на груди, вопьется когтями в нежную кожу, и мы закричим. Она – вызывая, а я – впервые за долгое время. Закричу.
Для крика, для крика
Мне нужно то поле.
И мой крик паром изо рта вырвется и почует свободу. Чайка взмахнет крыльями и взлетит, вырвав неровные куски из груди, куски сердца. Мне больно. И я кричу.
Но так же легко, как я променял молчание на крик, я заменю солнце искусственным светом прожекторов любого не дающего услышать друг друга клуба. И там среди тысяч колеблющихся тел, я в странном танце и мимике причудливых поз, открою широко глаза и во внутренней тишине полного одиночества с собой произнесу то, что услышу только я:
«Нельзя провозгласить перемены. Нельзя их обозначить. Можно лишь их начать делать. Вот чего точно нельзя - так это коротать перемены.
И в след за любыми переменами должно быть возвращение. Возвращение не назад, а возвращение – обновленным перед всеми. Возвращение – в новое, сейчас…»