***

          
       Анастасия Поликарпова



Мужчины в красных галстуках

(Дневник эмигрантки)



НЬЮ-ЙОРК – МИНСК, 2006


   
 


.... А все, что хранится в нас, есть вели-кая радость воспоминаний и величайшая трагедия их неповторимости и необратимости...

Оглавление
ПРОЛОГ 6
ПРОСВЕТЛЕНИЕ 42
ВЗЛЕТАТЬ И ПАДАТЬ. ПОДДЕЛКА 56
ЛЕНА ПО-ПРЕЖНЕМУ БЕЗ «ДЕЛА», А АЛЕКСА ПРИСТАЕТ С РАСПРОСАМИ 59
НЕСБЫВШИЕСЯ МЕЧТЫ. АВГУСТ, 24, 2005 60
МЫСЛИ 69
В ТАКСИ 70
СОН 73
СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР. 75
ТРИ ЧАСА ДНЯ 76
АТЛАНТИК-СИТИ. БЕЛЫЙ ЛИМУЗИН 81
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД 87
ПАМЯТКА ТАНЦОВЩИЦЕ 89
ИГРЫ 95
РАЗГОВОР 98
ТЫ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ БОЛЬШЕГО 105
НОВЫЙ ГОД. ПОИСК НОВЫХ РАЗОЧАРОВАНИЙ 107
РОМАНТИЧЕСКИЙ МОМЕНТ  ПОХЕРЕН! 119
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДЖОНА 121
УТРО 124
СОН 130
НЕ БОЙСЯ, Я РЯДОМ 132
СЧАСТЛИВА ЛИ Я? 137
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! 138
НОВЫЕ ДРУЗЬЯ 142
ОТКРОВЕНИЕ 151
ВЕГАС ЗА 10 ДНЕЙ 153
ДЕНЬ ВТОРОЙ 163
ДЕНЬ ТРЕТИЙ 168
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ 173
ДЕНЬ ПЯТЫЙ 179
ДЕНЬ ШЕСТОЙ 185
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ 189
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ 191
ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ 202
НИАГАРСКИЙ ВОДОПАД 210
ИЗМЕНА 213
 
Пролог
– Алина, ты можешь представить, что я никогда не испытывала таких ощущений, я забыла где я нахожусь и что я делаю. Это – что-то… Мне хотелось бы ему позвонить, вот его визитная карточка. Ты знаешь, я никогда еще не встречала такого, как он, в жизни. Он идеален, силуэт с обложки, рекламирующий что-то экстремально дорогое, например, авторучку, которая стоит три штуки. Хотя я не поэтому хочу ему позвонить, просто он мне симпатичен. Он умен, интересен. Как ты считаешь? Даже когда мы разговаривали о, так сказать, межличностных отношениях, ему было абсолютно все равно, чем я занимаюсь на самом деле. Для него это не важно… Больше всего на свете он боготворит и уважает всех, кто воодушевляет и вдохновляет мужскую половину человечества. Он назвал меня дивой, музой…
– Звучит оригинально, так скажем… Вы-брось его визитку, я тебя прошу. Ты мне очень симпатична как человек… и, вообще-то, это более чем просьба, хорошо? Ладно, мне пора, меня уже зовут…
Рассматривая в отражении зеркала раз-ноцветные, словно оставленные гениальным импрессионистом, помадные разводы на стене, Алина молча размышляла. – Интерес-но, я до сих пор не могу определиться в том, чем на самом деле я люблю заниматься, а что, наоборот, ненавижу. Когда я смотрю на свое отражение в зеркале, каждое движение моего тела приобретает невербальный смысл. Но я боюсь отражения собственных глаз. Что-то заставляет меня уклоняться от собственного взгляда… Незнание себя?
Танец – это более чем психологическая разрядка, это более чем искусство тела и умение красоваться и любоваться самим со-бой. Это – исповедь, которая может прозву-чать только в том случае, если ты любишь музыку и свой танец. Абсолютно не важно, кто смотрит на тебя, и как оценивает. Тебе все равно – ты наслаждаешься моментом. Избавившись от себя, ты прекращаешь дышать до тех пор, пока твое же тело не позволит тебе ожить снова. Остановка в движении стоит жизни. Раздавливая себя жизненной рутиной, серой повседневностью, мы умираем и возрождаемся в танце.
Н-да, я всегда пытаюсь отыскать хоро-шую сторону в любой ситуации, иначе я бы давно сошла с ума…
Как мне хотелось бы, чтобы ни одна на-ивная девушка, приехавшая в  город огней и серых улиц, не испытала тех огорчений и напастей, которые подстерегают ее на каждом шагу.
Наивность – это хрупкое чувство, которое может, уступив место глубокому разочарованию, вмиг улетучиться из сердца любого человека, как только он превращается в рабочую машину. Вслед за разочарованием приходит одиночество с бутылкой красного вина «Отречение»…
Нет, все же это – не напасти… Это похо-же на проверку каждого человека на проч-ность в этом обществе, в котором выживает сильнейший! – Пафос… – А как без него?
Раздевалка – это единственное место, где ты можешь абстрагироваться, привести в порядок себя, свой вид, мысли и нервную систему в придачу.
Но для меня это – уже скорее одно из воспоминаний прошлого, смешанное с чув-ством ностальгии, чем жестокая действи-тельность. Билет из Нью-Йорка до Москвы – и семь лет, которые я провела в суетной по-гоне за призрачной американской мечтой, в «прошлом»…
Работа, квартира, машина – это то, что меня безропотно ожидает, словно щенок на рынке продажи животных. Что же еще мне нужно, и нужно ли мне что-то еще?

– Ах да, здравствуйте, меня зовут Алина. Вас? Ричард? Очень красивое имя, звучит как музыка. Чем вы занимаетесь? Нет, не го-ворите. Такой респектабельный человек, как вы, должен занимать высокую должность в одном из главных банков. Финансы? Так, значит, я была близка… Не совсем точно, но, тем не менее, почти угадала. Интересно, что привело вас сюда в сей замечательный ве-чер? – с улыбкой промолвила Алина.
– До последнего момента, я и сам был крайне смущен своим присутствием в этом мистическом, я бы сказал, месте. Но теперь я прекрасно понимаю, почему я здесь, и что меня привело сюда. Все, что я могу осоз-нать… потому что… если позволительно так выразиться… встреча с вами… вы…
– Это – именно те слова, о которых я только могла мечтать… я присоединюсь к вам минут через пять, если вы не возражае-те… Где здесь дамская комната? Спасибо.

Вот – зеркало, в которое я смотрюсь ты-сячу раз за ночь. Да, смотрю, все ли в поряд-ке с макияжем, с прической, вообще с моей, так сказать, театральной оболочкой. Моя профессия – не самая престижная в этом обществе, особенно, по мнению окружаю-щих, но… Мне всегда льстило находиться в противоборстве с официальной моралью, которая так, увы, сильно напоминает невежество, склонное более к предрассудкам, чем к здравому смыслу… Падая со скалы общественного тщеславия, пышущая чопорностью нравственность ухватилась своими очерствевшими трясущимися руками за все то живое и все самое чистое, что была призвана защищать, и унесла за собой в пропасть...
Чего только с нами не делает жизнь, чего только с нами не приключается! Теперь я по-нимаю, что нет никакой определяющей опо-ры, ни черного, ни белого, ни хорошего, ни плохого. Нет ни абсолютного горя, ни полного счастья, тем более, в том цветистом виде, в каком они изображаются в голливудских историях или описываются в желтой прессе, пачки которой теснятся на прилавках маленьких киосков.
В передовицах духовные пастыри, пози-рующие в качестве блюстителей морали, консерваторов и хранителей традиций, знающих, что хорошо, а что плохо, судят нас, высокомерно и обычно беспощадно. Но испытывали ли они когда-нибудь такое чувство как любовь? Ведь я видела многих из них, покупающих иных и продающих себя.

– А-а, вот ты где? Я хотела с тобой пого-ворить… Ты куда-то спешишь? – воскликну-ла Алекса.
– Да, прости, меня ждут, постараюсь вернуться как можно скорей, хорошо? – от-ветила Алина.
– Все, давай не сиди на месте, не мечтай, не забывай, пожалуйста, ты – на работе.

Мне двадцать восемь. Время -распотрошило меня, вывернуло наизнанку, и вот сжалилось... Главное, что моя мечта, ка-жется, исполняется… Здесь и сейчас… Эта ночь моя… последняя ночь... триумфальное завершение моего жалкого существования в Нью-Йорке...
– Вот и я, я с вами снова. Как бы вы хо-тели провести этот вечер? Я вся – внима-ние… Танец?
– Думаю, это неплохая идея, я готов идти хоть на край света за такой очаровательной женщиной, как вы.
Саркастический смех рвется наружу, но разрешается миловидной улыбкой: «О да, хоть на край света! Я посмотрю, как ты за-поешь через полчаса, когда почувствуешь, сколько ты уже потратил. Но меня это нисколечко не волнует, я ведь ничего не теряю.
– Что вам нравится больше всего делать в свободное от работы время?
– Я занимаюсь спортом, бегаю, увлекаюсь гольфом.. Гм… это, похоже, и есть мой отдых. Что еще?.. Коллекционирую редкие машины, выхожу в океан на яхте.
– Яхта? Как интересно, я всегда мечтала выйти в открытый океан, почувствовать его притяжение. Это – то, что может вдохновить женщину на множество сумасшедших по-ступков. Да, кстати, что вы больше всего це-ните в женщинах?
– Красоту, ум, слабость, флирт, роман-тичность, свободу.
– Так я и думала, такой импозантный мужчина, как вы, не только должен пони-мать смысл жизни, но и знать толк в женщи-нах. – «Конечно, такие, как ты, всегда нахо-дят вылизанных кошек, которые будут вить-ся около них, а когда им стукнет за 40, най-дут себе секретаршу 23 лет, будут гладить ей коленки под столом в одном из самых дорогих ресторанов и выводить ее всем напоказ. Ты тоже вскоре утешишься тем же образом, как и все успешные мужчины зрелого возраста».

Мне нравится эта игра, никто не знает, что я за человек, чего я хочу от жизни. Муж-чины изначально очарованы моим внешним видом, не мною самой, конечно. Я танцую для них, дразню их фантазию, ловлю каждую реакцию, их взгляды, жесты. Ведь я – не просто женщина, я – танцовщица-профессио¬налка, страдающая от тех, кто прожигает себя и терзает других. Все тайное становится явным, скрытое открывается… загадки мужские сладкими стонами быстро решаются. Нет… Больше нету сил...
Нет того, кто смог бы меня удивить… К сожалению, его, увы, нет. Нет и подарков на День святого Валентина и поздравлений на День Рождения… Нет свиданий под дождем и прогулок под луной... Все исчезло, превра-тившись в утопичную мечту. Мечту, которую ты прячешь ото всех, укрывая ее, лелея, оп-лакивая.
А люди продолжают жить, следуя биоло-гическим инстинктам и ошибочно принимая их за любовь. Все может быть великолепно день, два, год, даже пять. Потом… потом от-ношения блекнут, и все проходит.
Виновна и я. Мне не хватает уверенно-сти. Я утратила наивность и способность мечтать. Я утратила надежду. Ночь растоптала меня. Утратившая интерес к яствам, зализывающая раны прощением, я не заметила, как юность молчаливо предала меня.
Чем больше ты хочешь – тем меньше до-биваешься.
Чем выше взлетаешь, тем ниже тебя опускают, поближе, так сказать, к земле. Та-кова реальность. И я ее покидаю.

 – Ричард, не хотели бы вы продолжить нашу беседу в комнате для важных персон? Уверяю вас, вы получите столько наслажде-ний в моей компании, что захотите еще… – дерзкая улыбка подчеркивает значение сло-ва «еще».
Ричард:
– Да, конечно, только перед этим мне нужно сделать один звонок, если, конечно, вы не возражаете. Мне бы не хотелось рас-ставаться и на минуту, простите… Это – вам, моя благодарность за ваше внимание.
– Спасибо большое. Я вас жду.

 «Господи ты боже мой», – как часто я произ-ношу эти слова, просто смешно, – некоторые фразы вылетают автоматически, одна и та же схема: «Здравствуйте!» «Как вас зовут?» «Что вас сюда привело?» «Где вы живете?» «Откуда вы родом?» «Чем вы занимаетесь?» «Не желаете ли потанцевать?» … Говоря о ве-ликолепии его глаз, даже если они косоваты, либо же о привлекательной улыбке, походя-щей на сдвиг лошадиной челюсти, ты смяг-чаешь его безобразность ради собственного утешения. Утешение состоит в разграниче-нии тебя самое и стоящего перед тобой ко-варного пышущего от безысходности чудо-вища…
В общем, все это и так понятно.

Пока есть время, которое оплачено, можно поговорить с Леной. Лена, Лена, Леночка. Великолепно сложеная фигура, белокурые кудряшки и большой нос. Благодаря ему она выглядит крайне необычно, уникально. Нос – это второе украшение лица после усталых и грустных неповторимых сероголубых, таящих правду в себе глаз. Она – единственный человек, кто не покинул меня.
Забавно, на протяжении нескольких лет нас уверяли, что мы с ней похожи, как две капли воды. Улыбаясь на это в ответ, мы не раз подшучивали над глупыми окружавшими нас людьми. Лена была всегда рядом, что бы ни случалось... Она – замечательный человек, отзывчивый друг, и, вообще, просто умничка. Мы познакомились на работе, вначале просто общались, а потом, я бы сказала, у нас возникло притяжение. Она – крайне симпатичная девушка, с хорошими манерами, умна, оптимистична и практична. Адам Смит позавидовал бы ее здоровому энтузиазму и умению использовать каждую под-вернувшуюся возможность. Жизнь испыты-вала не раз нас на прочность, принося нам отравленную пороками пищу, приготовлен-ную из ненависти, огорчения и надменности, зависти и цинизма...
Леночка – бывшая студентка лингвисти-ческого университета, изучавшая там немецкий язык. Пример подражания, так сказать, в трудолюбии и дисциплине. В ней, как и во всех женщинах, сражались две противоположности: добро и зло. Желание получить все и сразу не давало никому из нас покоя, особенно ей. Она видела себя на одной ступени с теми, кто так циничен был с ней сейчас. Лена собирается продолжать работать и учиться до тех пор, пока не увидит табличку со своим именем на двери собственного офиса. Я даже как-то пошутила по поводу женской версии красного галстука... Тем не менее, она планирует уйти с работы в следующем году, а точнее, уже через два месяца.

У всех у нас есть странное ощущение, что мы наделали множество ошибок в жизни, но вместо того, чтобы быть более внимательными к настоящему, мы продолжаем корить себя за прошлое, что само по себе не так уж и плохо, ведь данное нам чувство собственной вины является сдерживающим фактором в нашем поведении. С другой стороны, это же ощущение может стать фактором отторже-ния. А именно, когда мы не принимаем себя такими, какие мы есть, и уж, тем более, ко-рим себя за все, что с нами происходило.
Успешно прогибающиеся коммерсанты учатся у психологов-шарлатанов жить по инерции и тешить себя мыслями о том, что завтрашний день принесет им новые воз-можности и удачу, например, пятьсот долларов в час за откровенно грубую и непростительную ложь. Уходя из кабинета психолога, они притворно улыбаются, делая вид, будто все поняли и запомнили. Я – одна из них, безнадежная невежественность.
Мой трудовой коллектив является сбо-рищем психопатов и лже-докторов, а у каж-дой из нас своя история болезни, которая надолго оставляет отпечатки в нашей памяти и морщины на нашем лице...

Не знаю, отчего все не так; возможно, мы просто забываем любить происходящее здесь и сейчас. Загвоздка в том, что у каждого из нас свое особенное отклонение.

Вот, например, Таня, очаровательная плакучая дюймовочка. Это – мое первое впе-чатление от встречи с ней. Блондинка с голубыми глазами и привлекательной улыбкой. Она начала работать двенадцать лет тому назад.
Сначала она сильно хотела создать се-мью. Очень долго встречалась с одним «красным галстуком», чья профессиональная деятельность – недвижимость. Таня открыла ему свою мечту о семье и ребенке. А агента по недвижимости и след простыл.
Затем был работник банка, который обе-щал развестись официально с женой, о кото-рой Танюша узнала, конечно же, не сразу. Этот даже ее со своими друзьями познако-мил, дабы она поверила в искренность его чувств. Все было так великолепно, встреча-лись днем, иногда вечером, ходили в пре-стижные рестораны. Он помог найти ей квартиру, дарил подарки. Даже пару раз от-правил ее на отдых. При этом она сперва со-противлялась тому, что нет перемен, потом со временем смирилась.
Как-то он пригласил ее в «Тао», японский ресторан, – он, видимо, не предполагал уви-деть там подругу своей жены. В итоге, все прояснилось в течение ближайших двух ча-сов. Любовь Тани, ее разочарование в себе и поджидающее ее одиночество с уже знако-мой нам бутылкой красного вина… При этом, даже без публичного скандала Таня оказалась снова одна...

Наивность не всегда очищает тех, кто к ней прикасается.

Ведь мужчина порой, выбрав для себя жертву, забывает о моральных принципах, навязанных ему брачными узами.

Но для кого, и, тем более, кем были соз-даны незаменимые, гениальные, бесценные размышления о морали? Мужчины – это не понятный для меня сплав условностей. По отношению к женщинам у мужчин в боль-шинстве случаев нет моральных ограниче-ний, особенно, когда всему виной является этот долбанный инстинкт размножения.

Тане жутко хотелось завести семью – он обещал ей исполнение заветного желания. Она мечтала о любимом ею человеке – он был рядом. Она искала понимания и моральной поддержки – так он, в свое время, убеждал ее, что понимает ее. Даже якобы собирался отправить ее учиться или отыскать через своих знакомых для своей возлюбленной нормальную среднеоплачиваемую работу. Но будущее так и не наступило. Позже в оставленном им сообщении говорилось, что он вовсе не подозревал о масштабе неприятностей, последовавших за посещением ресторана. Теперь, он утверждал, что его жена будет у него на хвосте круглые сутки... Бедный.
А потом он как-то втянул ее в ссору. В итоге, Таня осталась виновной во всех своих и его грехах.
Очень долгое время она не могла выйти из депрессии. Даже на работе не появлялась, говорила всем, что болела… Немного позже все пришло в норму: работа, зарплата… Только одна вещь изменилась в плакучей дюймовочке – она перестала мечтать и утра-тила наивность.
Хотя еще долгое время после этого она верила в то, что хотя бы один человек просто скажет ей, что ее ждет дом, в котором она найдет свое счастье. Как-то раз мы разговорились с ней о ее прошлом, оказалось, она – не состоявшийся детский психолог. Видимо, поэтому, она так хотела детей.
Две недели назад Танюша познакомилась с Винсентом. Он – француз, постоянно проживающий в Нью-Йорке. Плакучая дюймовочка сама не своя от счастья, улыбается, я бы даже сказала, сияет. Надежда поселилась в ее сердце, выиграв битву у отчаяния. Надежда ликует, взвиваясь ярким пламенем...
Верю ли я в эти чувства? Не знаю... Без-различие не покидает меня ни на минуту... Мешает сосредоточиться… Возможно, где-то в глубине души до сих пор и в моем сердце таится подобная надежда, что любовь еще не умерла, что она просто сейчас больна.

Помнится как Таня сказала:
– На этот раз я не буду вести себя так, как я всегда считала нужным в подобных отношениях. Я не хочу загадывать и ожидать, тем более, просить. Мне с ним хорошо, нет этого чувства поиска вынужденной защиты.
– В этом с тобой, дорогая, я полностью согласна. Так называемая «система ожида-ний» еще никого к хорошему в отношениях между мужчиной и женщиной не приводила. Про это я еще узнала в девятнадцать, но осознала только два месяца назад.
– Помудрела, значит? – ехидно спросила Таня.
– Нет, нет, просто все перевернулось с ног на голову, вот и пришлось посмотреть на все со стороны.
– Я вот двенадцать лет бьюсь с этими проклятыми мужиками, все равно на те же грабли наступаю… Хотя в этот раз я уже себя жалеть не буду, и его тоже. Это просто не актуально в нашей ситуации. – Отозвалась Таня.
– Ну, и слава богу! Если у Винсента все в порядке с сердцем и глазами, он тебя просто никуда не отпустит. Поговорим еще потом, хорошо?

А вот и мужчина часа! (шутка). По край-ней мере, он ничем не примечателен. Темно-волосый, с карими глазами, в общем, довольный собой и своей устроенной жизнью. Ладно, нужно расплыться в улыбке, как будто я его всю жизнь ждала…
– Ричард, я успела уже соскучиться по вашему проникновенному взгляду. – сказала я, а про себя подумала: «Врать нехорошо, но лесть приятна всем, лишь бы она была в ме-ру».
– Пройдемте. – как обычно, я заказываю себе апельсиновый сок, и мне абсолютно безразлично, как на меня при этом смотрит мой собеседник.
А когда мне ужасно скучно болтать с клиентами, я вспоминаю причину невротического смеха Сальвадора Дали.
Что касается имен клиентов… никогда не запоминаю их. У меня память не резиновая, простите… Зато я помню лица – на них память чуть ли не феноменальная. Как правило, более ярко запоминаются крайне состоятельные и щедрые, и в противовес, отмороженные мелочные психопаты.
 Жизнь, как и мы, полна контрастов.
Ди-джей ставит приятную музыку, кото-рая располагает к беседе; посетители тебе говорят то, что они скрывают от тех, с кем они рядом на протяжении всей жизни. Это в своем роде некая эмоциональная разрядка, переходящая в углубленный психоанализ. В наибольшей степени это справедливо в от-ношении мужчин. Они заинтересованы в де-вушке, хотят понравиться, позже говорят кучу глупостей (а мы знаем, что любая глупость – это проявление бессознательного), освобождают себя от того, что происходит с ними каждый день, ведь в этом месте они могут себе позволить почти все, в том числе и поведение, смак которого, увы, им не дано отведать в повседневной жизни. Самые неуверенные и стеснительные приобретают здесь свободу, снобы начинают улыбаться, дипломатичные люди или бизнесмены становятся похожими на романтичных похотливых подростков. Хотя, это – самая положительная сторона этого места. Так сказать, светлое пятнышко.
Ричард ласково взглянул на Алину:
– Алина, меня всегда интересовал вопрос, каким образом вы начали здесь работать. Простите мое чрезмерное любопытство, может, даже неуместное. Но вы – такая очаровательная девушка, что просто я не мог не удержаться и не спросить вас об этом.
Как правило, этот вопрос задают около восьмидесяти пяти процентов клиентов, мо-жет быть, из интереса, может быть, из веж-ливости, из любопытства, из отсутствия чув-ства такта.
Также мужчины считают, что если они выслушали одну из надуманных девушкой историй, это в какой-то степени уже не-множко расположило девушку к ним. К со-жалению, это только самообман. Шестеро из десяти, соболезнуя бедняжке, упоминают о своих яхтах и машинах, успешном бизнесе и, вообще, обо всех прелестях жизни, которые они способны «поиметь». Отсюда вопрос: есть ли смысл говорить осмысленно с этими людьми. Если будешь принимать все слишком близко к сердцу, то очень скоро свихнешься. Либо будешь ненавидеть всех вокруг, и в первую очередь себя. Это – далеко не выход. Иногда легче говорить о том, что с тобой, возможно, и на самом деле происходило за театральной маской, превращая свои жизненные неудачи в истории, смеясь над ними и оплакивая себя. А именно поэтому, вот моя печальная история, которой должно хватить как минимум на пятнадцать минут.
У каждой из нас есть своя тактика обще-ния; некоторые смотрят прямо в глаза, чуть ли не роняя слезы, другие смотрят в сторону (эффект исповедования, подобный концен-трации на самом себе), иные улыбаются, как бы шутя... Мне, если честно, больше всего нравится грустно улыбаться.
– Понимаете, Ричард, в моей жизни было крайне много разочарований, поэтому, если можно так выразиться, я перестала радо-ваться жизни, в каком-то смысле. Как только я приехала сюда, мне казалось, что я смогу покорить горы, я обязательно стану первой, и ничего меня не сможет сломать. Родители мне дали триста долларов. Походный рюкзак – за плечами и здоровый энтузиазм – в предвкушении блестящего будущего. Прошло несколько недель, и то, что мне пришлось пережить, выбило меня из колеи. Я сменила семь работ в первые две недели. Как вы думаете, почему? Конечно же, из-за сексуальных домогательств со стороны вышестоящих лиц. Одно такое домагательство меня, вообще, ввела в шоковое состояние.
Это случилось в одном из индийских рес-торанов, куда я устроилась работать за три доллара в час и плюс то, что мне достанется от клиентов. Так вот, много раз самому хо-зяину приходилось успокаивать посетителей. Клиенты меня хватали за руки, не пускали обслуживать других клиентов – это был про-сто кошмар. А в один день менеджер этого заведения пригласил меня к себе в кабинет. Естественно, я была крайне взволнована. Он задавал мне достаточно простые вопросы; хотела ли бы я получать большую зарплату, не против ли работать немножко больше ча-сов. К тому времени я была крайне вымотана поисками работы, естественно, я сказала, что не возражаю работать больше. Как оказалось, приходить в ресторан мне нужно было в воскресенье, когда заведение официально закрыто, но… В подвале, который оборудован как закрытое помещение, устраиваются тайные вечеринки этих индусов. Они там отдыхают, обсуждают наболевшие и надоевшие дрязги в их коммуне, потягивая виски. И, естественно, им нужна официантка на эти мероприятия, которая способна не только подавать напитки на стол, но танцевать и петь перед ними. Черт знает, что может слу-читься в закрытом подвале, практически звуконепроницаемом. В общем, это было по-следней каплей для меня – я решила уйти и с этой работы.
Далее меня ожидало собеседование в ме-дицинском учреждении на место секретаря. Я долго готовилась, волновалась. Единствен-ное, что казалось странным, так это назна-ченное время – семь часов вечера. В то время мне и в голову придти не могло, что в Манхэттене люди работают до шести, соответственно в учреждении никого не будет. Беседа с моим несостоявшимся работодателем началась не с профессиональных вопросов. Но, тем не менее, обстановка меня расположила к откровениям. Я поведала о своих неудачах, и попыталась поярче рассказать о своих на-выках в работе с информацией, о том, как я могу вести делопроизводство, а также о сво-ей общительности, приветливости и т. п. Ка-чая головой, мой добрый «работодатель», не отрывая от меня глаз, предложил мне кофе, на что я, естественно, кивнула головой; отказываться, как мне показалось, неприлично. На десерт мне полагалось, видимо, все, что угодно, но только не торт. Не успела я перевести свой взгляд на стену с различными дипломами, как увидела предполагаемого босса с расстегнутой ширинкой.
Иногда мне кажется, что происходящее не несет в себе смысла... Только не в той си-туации. Идея опробования моих профессио-нальных навыков могла воплотиться в реальность прямо здесь и сейчас, на этом грязно-коричневом полированном столе!
– Если ты поможешь мне, я помогу тебе. – застенчиво промямлил он.
У меня от удивления пропал голос. Это случается с теми, кто не может найти ника-кого логического объяснения происходящему. Его просто нет! И тут я поняла, что мне нужно бежать… Но он заслонил собой дверь. Возможности выскользнуть – никакой… Паника, истерика… Он схватил меня, начал об-нимать, я исцарапала его лицо, вцепилась в его волосы, глаза. Он ударил меня, отбросив на пол...
– Алина, прошу вас, вот бокал шампан-ского, апельсиновый сок. Простите, я –круглый идиот. Хотя, если вам нужно выго-вориться, я с вами...
– Но Нью-Йорк по-прежнему продолжал испытывать меня, унижая и растаптывая еле дышащее, растерзанное незнакомцами самоуважение. Новое испытание свалилось на меня вскоре после того, как он расправился с моей самооценкой.
Через пять дней я ехала в метро, на дру-гое интервью. На Брайтоне вагон заполнился афроамериканскими подрост-ками, кричащими и прыгающими друг на друга. Я молча наблюдала за происходящим. Звонок… мой предполагаемый работодатель интересуется, смогу ли я прие¬хать вовремя... Я чувствую чьи-то руки на моей голове, кто-то дергает меня за волосы... Что происходит? В отра¬жение окна я вижу девочку, которая играется с моей голо¬вой. Медленно я встаю со своего сидения, аккуратно сни¬мая руки ребенка с собственной головы, и пытаюсь про¬браться через вагон к выходу, как тут раздается го-лос:
– Ты, твою мать, белая б... Да я сейчас оторву тебе голову. Разъяренная черная женщина, крича, надвигается на меня.
Я извиняюсь в ответ и прошу прощения, если что-то не так. Но мой английский к тому моменту не позволил мне спонтанно высказаться.
– Я сейчас располосую все твое лицо, ты, уродка, – продолжала она...
Я, в свою очередь, чувствовала себя ужасно... Никто, ни один человек в вагоне не заступился за меня. Мне хотелось умереть, во мне проснулась та детская обида, которая всегда будет с тобой, не важно, сколько времени канет в Лету. 
После того, как я перевела дух, я напра-вилась на собеседование, которое, к моему удивлению, вылилось в экскурсию по синагоге, мыть полы которой я собиралась. Восемь долларов в час, двадцать часов в неделю. Мой менеджер выглядит хорошо, порядочный человек, женат. Никаких контактов у меня с людьми в этом заведении не будет, потому что убирать я буду после того, как все покушали, а мыть полы я буду в перерыве до следующего прихода посетителей. На третий день Эндрю позвал меня, не заходя в зал:
– Нужно, чтобы ты помогла мне.
– Конечно, все что угодно...
– Нам нужно привезти материалы из точ-ки А в точку В. Идет?
– Да, идет.
Через час я пыталась выпрыгнуть из ма-шины моего менеджера посередине шоссе. Его рука между моих ног являлась свидетельством того, что сейчас меня изнасилуют. Я плакала, умоляла как только могла, просила, чтобы он сжалился надо мной, что у меня ничего такого в жизни не было... К этому он отнесся с пониманием:
– Не возражаешь хотя бы, если я подро-чу? – абсолютно спокойно спросил мой ме-неджер....
В общем, после всего этого у меня нача-лась серьезная паранойя на почве насилия. При виде мужчин меня начинало коробить. Я их боялась. Но мне нужно было пройти школу адаптации до конца.
Немного погодя, я случайно наткнулась на объявление, в котором говорилось, что агентству в Бруклине требуются девушки с танцевальными задатками. Я просто взяла и позвонила, при этом я была абсолютно уве-рена, что меня не возьмут. Трубку поднял добродушный еврей Ляфим, который, не-ожиданно, пообещал со мной встретиться и все рассказать. С подачи этого человека я и начала работать в клубах.
Первое время мне приходилось бороться с собой, чтобы не бросить все и не уехать домой. Плакала ли я? Да, и не раз. Но не оттого что я танцевала, а от грязного отношения, с которым мне пришлось столкнуться. Как потом выяснилось, это место либо моя «специальность» явилась в итоге одним из самых безопасных мест. Что меня немного подбодрило.
Конечно же, в личной жизни у меня были очень большие проблемы, потому что, даже если я и оказывалась лучше и отзывчивее, чем другие, для людей, которые меня окру-жали, то постоянно в спину мне втыкали нож, под названием «упрек и зависть». Все мои знакомые стали в одну минуту настолько высоко духовными, что куда там им было снизойти до такой, как я. Хотя в то же время это не мешало пользоваться им моей добротой и открытостью, я бы сказала, в наглую. Иногда я заходила в ванную и плакала, потому что не было ни одного человека, который смог бы меня на тот момент защитить.
Даже и сейчас этого человека до сих пор, увы, нет.
Вуаля! Вот и конец моей грустной исто-рии, а теперь моя грусть переливается в чув-ство непосредственной радости от сознания того, что сейчас со мной рядом в эту тяжелую минуту некто внимательный и участливый.
Вы понимаете, такое может случиться с любым из нас. Но хватит обо мне, прошу вас, расскажите мне о себе. Вы любите путешествовать?
Ричард встряханулся, как ото сна:
– Да, я очень люблю сновать по разным странам, но, как правило, у меня не так уж и много времени на путешествия. В основном я путешествию по работе.
Между прочим, я побывал в Испании, Франции, Италии.
На данный момент я задумал покорить Россию…
– Я могу вам только пожелать удачи, по-тому что, как у нас говорят, Россию невоз-можно покорить, ее можно полюбить.
Как правило, в отношении России здесь звучат именно такие нотки. Они всякий раз будят во мне внутренний протест: «Боже ты мой, что он хочет покорить? Есть ценности, которые просто невозможно купить, а на-сколько я понимаю, «покорить» в этом кон-тексте является следствием покупки или подкупа. К сожалению, Ричард, ты не явля-ешься исключением»…
– Ричард, грустно, но, увы, время нашего свидания подходит к концу, не хотели бы вы остаться со мной еще на один часок?
– Мне бы это доставило огромное удо-вольствие, но мне пора. Мы еще увидимся с вами? В противном случае мне просто не за чем приходить сюда. Я не привык настаи-вать, но вот моя визитка, на ней мой рабо-чий и мобильный телефоны. Если у вас поя-вится желание, прошу, позвоните мне, кто знает, может, я смогу чем-нибудь вам по-мочь, а вы, в свою очередь, – мне.
– Огромное спасибо, я постараюсь позвонить вам в ближайшее время. До скорой встречи.
– До свидания.

Аста-ла-виста, бэйби!!! Твоя визитка, как и твоя жалость через пять минут полетят в мусорную корзину. Ведь ни тебе, ни мне это не нужно. За стенами клуба это просто не актуально. Вот и все.
   
 Последняя ночь… это был последний для меня час работы. Сейчас будет особо приятно прогуляться по улице и почувствовать усталость этого города, который никогда не спит. Я запечатлею этот момент, как минуту воспоминаний. Нью-Йорк – город огней, поглощающих мечты глупых и самонадеянных иммигрантов, которые безропотно отдают ему свое тепло, струящееся по их берюзово-голубым венам. Город музыки, которая завораживает и заманивает зевак посмотреть, как прекрасно раскрывающийся цветок пре-вращается в хищное растение, которое без-жалостно пожирает розовую еще пока аро-матную плоть. Город-хамелеон, меняющий свой облик, настроение и гостеприимство со скоростью света, улицы которого иногда на-поминают собой затоптанные деревянные доски с осколками зеркал, в которых ото-бражаются со всевозможными оттенками, искажениями и замутнениями жизненные истории. Как, например, «Старбакс» на Со-рок третьей и Восьмой… Замечательное ме-сто, где я иногда встречалась с очень при-влекательным канадцем, которого звали Бред, мечтавшим стать актером с большой буквы. Он, скорее всего, сейчас в Канаде, играет роль англичанина – поэта с пленяю-щим, чарующим своей глубиной взглядом. Как я надеюсь, что у него все получилось, и мир лежит у его ног. Мы, бывало, долго сидели и рассматривали друг друга. Вместе молчали, позволив великолепной музыке и различным кофейным ароматам обво-лакивать и пленять нас. Это было самое вкусное кофе, в его случае – чай. Хотя я по-прежнему так и не смогла понять, почему он не любил кофе… Может быть, потому, что оно было слишком любимо всеми другими, как, впрочем, и само место нашей встречи, кто знает… Тем не менее, начинающий актер с согревающей доброй улыбкой и солнечным взглядом, испарился из моей памяти очень быстро, как и, собственно говоря, все наши развлечения в «Старбаксе».
Чудесный магазин «Мэйсис», где мне до-велось побывать несколько раз с очарова-тельным немцем по имени Конрад. Этот па-рень был ослепительно красив и спокоен. Дизайн двориков для великолепных особняков Стейтен-Айленда умилял его. Высаживать цветочки и прокладывать каменные дорожки было то, чему он осознанно посвятил собственную жизнь. Как мило он повествовал о своих жизненных планах, мечтах. А мечтал он о доме, который сам же спроектирует… Он тут же сделал его набросок на листе бумаги для меня. Правильный Конрад не переставал меня удивлять до тех пор, пока некая дама из его прошлого деликатно не напомнила о себе, как и, между прочим, о нереализованной мечте Конрада – быть с ней. За этим последовало неожиданное исчезновение.
Великолепный французский ресторан на Восемнадцатой, где я обедала с писателем, знающим толк в одежде и абсолютно во всем за исключением таких мелочей, как откровенность. Видимо, ценность времени для мужчин порой столь велика, что они интуитивно урезают некие шаги во имя конечной цели! Если я предлагаю кому-нибудь свою дружбу, я не пытаюсь затянуть моего друга в постель. Может, слово «дружба» утратило свой первоначальный смысл? Ах, мужчины, мужчины, как жаль, что иногда вы настолько примитивны. В обществе не принято об этом говорить или же упоминать по причине очевидности, видимо. Брызгая слюной, люди с голубых экранов напрочь запрещают показ фильмов «оскверняющих человеческое достоинство», в то время как где-то каждую минуту кто-то всхлипывает, поправляя помятую чьей то рукой блузку или юбку. Вот незадача-то, общественность принимает за норму прижимание гениталиев мужчины к женщи-не-иммигрантке, а документальный фильм о насилии вызывает у всех рвотный рефлекс.
Много таинственного и непонятного про-исходит в бессонном городе, который так манит нас своими огнями. Словно бабочки, зачарованные его красотой, мы слетаемся сюда и пытаемся подобраться к огням все ближе и ближе, забывая о том, что сгораем.
Как часто я ловила себя на мысли, что говорить за других людей иногда проще, чем за себя, и как я корила себя за то, что часто поддаюсь этому соблазну.
Ответственность, которая возлагается на тебя в тот момент, не до конца ощутима, но осознаваема впоследствии. Почему я сейчас об этом подумала? Потому что рано или поздно мне предстоит увидеться с моей за-мечательной подругой, которая так счастли-ва с молодым мужем и очаровательным ре-бенком. На протяжении долгого времени я уверяла ее, что все в этой жизни в ее руках, в том, что она может перевернуть весь мир и дать понять всем, что она лучшая. Только одна вещь по моим словам могла стать препятствием – это брак. В нем любая девушка утопает и растворяется, теряет свои собственные мечты, жертвуя ими. Если только подумать, вместо театров и встреч с друзьями, поездок по Европе и чтения книг, интересной работы и блистательной карьеры... кухня, стирка, ожидание мужа, слезы, усталость и любовные сериалы, дающие в день часовую иллюзию давно надоевшей реальности. В общем, все это можно обобщить так – необратимая рутинная обязанность и долг перед теми, кого «вскормила и пригрела».
Только потом, узнав о состоявшейся свадьбе, я осознала, что ее предназначение быть счастливой в семье. В какой-то степени гнев моих же собственных предубеждений сменился на милость, и еще какую. Ни разу не побывав у нее в новой однокомнатной квартире, я представляла, как она воспиты-вает свое чадо, любуется сыном и радуется ему. Что может быть лучше, чем твое предназначение, дарованное тебе природой. Но не каждой девушке суждено реализовать эту мечту, как, например, мне.
Особенно, в такси, словно келье, безна-дежность посещает меня в самые неподхо-дящие моменты, даже сейчас, в преддверии перемен это чувство накрывает меня эхом прошлого. Оглядываясь на промокшие улицы сквозь засаленное стекло, я оплакиваю прошлое. Стекло, которое испытывает на себе то же самое, что и я. Дыхание незнакомцев, множество отпечатков – кофейных, масляных, засаленных – приносит ему усталость, которая не смывается блендексом в авто-мойке.
Не исчезнет и моя память, корящая меня, и немощь моей плоти. В каждом сантиметре собственного тела я ощущаю боль. Боль ноющую и не дающую мне покоя, возвращающую меня к прошлому музыкой настоящего, вырывающейся из хриплых динамиков желтого такси.
Все, что происходило за эти годы, приобретает смысл, но чаще всего я пытаюсь отложить осознание его на верхнюю полку своего шкафа, куда не соберусь заглянуть еще несколько месяцев.
У всех у нас есть множество путей реализации своего потенциала. В моем случае я долго пыталась найти свой путь, можно сказать, в итоге, его так и не нашла. Ирония жизни заключается в том, что мы верим в судьбу, в случай…. Все – для того, чтобы приблизить осуществление нашей мечты. А судьба испытывает нас с помощью разнообразия глупейших трюков и уловок. Для меня роковой уловкой явилась любовь.
Просветление
 Алекса или же зеленоглазая брюнетка, только что прилетела в Штаты по студенче-ской визе. Как бы то ни было, ее первона-чальный план заключался в заработке денег, которые она предполагала использовать для покупки квартиры... Атмосфера Нью-Йорка незаметно захватывала ее рекламой, воз-можностями, альтернативами... С каждым днем становилось все сложней противостоять идее надуманного счастья... Уверенность в правильности жизненного плана растворялась... – Но ведь были вокруг и те, кто добивался того, чего хотел... – Но как?            

Алекса спросила:
– Леночка, а что, Алина уже ушла? Поче-му она не попрощалась?
– Не обижайся на нее, она всегда пред-почитает уходить «по-английски».
Алекса посмотрела на часы: 2:45 – до конца работы осталось чуть больше часа. В зале никого, если не считать пару пьяных тел, на которых приходится тридцать дево-чек. Леночка уселась на шикарный стул око-ло кассового аппарата, ощущая усталость в ногах.
Сейчас самое подходящее время услы-шать жизненную историю Алины из уст ее ближайшей подруги.
– Лена, самое время утолить мое женское любопытство…
– Тебе рассказывать сначала?
– Если можно.
– Забавно, истории девушек, по какой-то случайности передаются здесь из поколения в поколение. Хотя куда бы ты ни пришел, всегда обращаешься к прошлому, ты с ним взаимосвязан.
Когда Алине было двадцать один, она познакомилась с одним человеком по имени Патер. После всех тех, с кем ей пришлось до того общаться, Патер казался интеллектуальным, интересным, просто самим спасением для Алины. Он подарил ей мечту золушки, только в современных условиях. Это была шикарная студия в центре Манхэттена и с тончайшим вкусом подобранная им мебель и одежда. Все было идеально, с одним но… Он был женат и у него были дети. Алина не являлась человеком, который бы захотел разбить семью, вряд ли тогда она была готова создать и свою собственную. Полгода безупречных отношений, заботы, ласки, поддержки. Это был мужчина, который, казалось, всегда был рядом. Но через шесть месяцев у Алины появились иные желания, как, например, реализация себя.
Алекса в недоумении взглянула на Лену:
– Что под этим можно подразумевать?
– Иногда она встречалась с кем-нибудь еще, только при условии, что это не перехо-дит в более чем дружеский ужин и безобид-ный поход в кино. Может быть, ей хотелось большего, но не от тех, с кем ей доводилось коротать одиночество. Она мечтала о Патере. Ей хотелось быть с ним, чувствовать его внимание. Реальность незаметно растворилась в иллюзиях, которые она бережно хранила в своем сердце, не позволяя им умереть.
– Ах, простите, а на чем базируются лю-бовные отношения? – перебила Алекса.
– На доброжелательности, – не без сар-казма ответила Лена. – Если ты любишь, значит, желаешь человеку добра. Конечно, не все люди идеальны в этом смысле, но зачастую так оно и есть: самоотдача и самопожертвование согласно золотому правилу любви.
Припоминаю, один раз она уселась за стол и взяла тетрадь. Прояснить для себя, что же происходит, слепая попытка разо-браться в себе. Задаться вопросом, способна ли она продолжать тешить себя иллюзорностью происходящего, либо же столкнуться с жестокой реальностью. Ущербность является искаженной стороной доброжелательности, которая может перейти в гораздо более плачевные формы, в которые мы сами себя загоняем.
Быть откровенным с собой порой не так легко, как кажется. Нужно бороться с огромным багажом того, что уже существует. Этот багаж и есть наша жизнь.  Это – страх и незащищенность, о которой верещит экзистенциализм, это – также неприятие самого себя, своих недостатков, невозможность самоотдачи и попытка отыскать некие альтернативы, которые впоследствии могут служить оправданием.
Алина избегала правды. Мысль о том, что Патер использовал ее, не давала ей покоя. Если бы все происходило именно так, как она предполагала, почему ей было с ним так хорошо? Алина не могла смириться с мыслью о собственной ошибке...
Представляя себя на месте жены Патера, Алиночка начала впадать в мандраж. Убе-жать от себя и забыться...
У Алины появилась пара-другая ни чем ни примечательных знакомых, этаких мужей с обложки “Уолл-стрит джорнал”...
Она периодически встречалась с разны-ми мужчинами, проводила с ними время, бе-седовала. Изучала их.
Было ли это цинично? Да, очень, но мож-но было опять же сослаться на возраст и на многие вещи, которые работают в подобных ситуациях. Чего она хотела? Найти его одно-го.
Одним из ее поклонников был добродушный доктор, который походил на маленького ребенка, но при этом был выдающимся в своей области специалистом. Затем начинающий актер, красивейший канадец, с которым можно было прогуляться в парке или же посмотреть пустяшный фильм.
И еще один человек, Джон. Один из тех, кого мы привыкли видеть в красном галсту-ке. Владелец одной из огромнейших финан-совых компаний, сотрудничающей с Япони-ей. Его лицо появлялось на экране телевизо-ров чаще, чем реклама «Coca-Cola».
Алина с их помощью пыталась распо-знать в себе то, чего она хотела бы для самой себя. К большому счастью, и первый, и второй, и третий были очень интересными людьми. Я бы сказала, что сквозь них она проектировала себя, как представительница определенной социальной группы элитного общества.
С доктором она говорила о важных для человечества вещах, таких, как предопреде-ление генетического пола при помощи но-вейших технологий, разрабатываемых его клиникой.
С актером Аля проводила время в недо-рогих кафе, беседуя о фильмах, дабы удостовериться, что жизнь без мате-риальных благ и навязанного рекламой понятия комфорта, является намного ярче и красочней.
Только с Джоном Алина чувствовала себя по-иному. Это был один из немногих, с кем она мечтала впоследствии создать семью, но… Алина зареклась, что больше ни одного мужчины с детьми в ее жизни не будет. У Джона их было двое, и как это ни иронично звучит, его старший ребенок был младше нее на два года. Мило, не правда ли?
Они познакомились на нашей работе. Он остановил ее, после чего они проговорили около двух часов об искусстве, истории и его бизнесе. В тот же день она написала ему письмо, потом еще одно, после чего ей захо-телось услышать его голос.
Конечно, она тогда не задумывалась о том, к каким последствиям может привести ее безобидный звонок. После оставленного ею сообщения на его глупейший автоответчик, Алина еще долго не могла найти себе места и уснуть. Можно было отметить, по ее словам, что в последний раз такое случалось с ней задолго до этого. Что произошло в итоге? Боль и разочарование. Это случается с тем, кто влюблен и кто столкнулся с неразделенностью чувства.
Человек, который любит, страдает из-за неразделенного чувства намного больше, чем тот, который ничего не испытывает. Она снова возненавидела телефон, благодаря ко-торому она сблизилась с Джоном. Его мелоч-ность и глупость еще долго раздражали ее, пока память о нем не была стерта временем.
Несколько раз они виделись, не предла-гая друг другу ничего большего, чем обще-ние. Как-то раз Джон оговорился, что хотел бы в будущем создать новую семью… только уже без прежних ошибок. В тот момент у Алины потекли слезы, но она вовремя успела их скрыть. Они встречались иногда в месте, именуемом «Флют», которое было так удобно расположено в центре Манхэттена.
Как мне кажется, этим человеком могли руководить два стремления; либо он хотел доказать себе, что он хорош и может заполу-чить любую девушку – это весьма распро-страненная форма мужского самовыраже-ния, превращающая иных особей просто в чудовищ, исповедующих принцип – через флирт в постель; либо он хотел быть искрен-ним перед самим собой до конца… Он, дей-ствительно, казался тем, кому можно было поверить, что делало его чуть ли не совре-менным рыцарем, завоевывающим любовь своей возлюбленной.
Он предложил купить дом для родителей Алины и поехать их навестить самостоятель-но... даже без нее. Хотя уже на следующую ночь, забыв о своих изысканных манерах и о пустой вчерашней беседе, он настаивал на их интимной встрече, Алина отказала, так как не важно себя чувствовала. Сначала Джон требовал адрес, затем он требовал Алину к себе домой, приказывая ей явиться, желательно, в мини юбке и черной блузке. Прихоти «богатенького Буратино» не нашли отзыва на другом конце телефонного провода... Тишина и молчание были ответом на нетерпеливый призыв. Алина не собиралась ничего менять в своем распорядке, тем более, разрешить кому бы то ни было переступить порог ее дома. Такого нельзя было допускать. Во-первых, это звучало на самом деле странно, придти поговорить в час ночи к ней домой… Тем не менее, он разозлился, мол, как это так, ему отказали… И тогда он сказал все, что думал. Прозвучал упрек в ее несостоятельности; она – никто, и таких, как она, Джон нанимает мыть свои тарелки на кухне. «Слишком много чести! – ответила она. – Боюсь, что я недостойна оказанного вами внимания». – И это было последней каплей терпения, превратившейся в чистую слезу, тут же растворившуюся в бумажном стаканчике с черным кофе. Все перевернулось в один миг.

Но… у нее по-прежнему был Патер, который навещал ее четыре раза в неделю. Он продолжал ей твердить, что любит, а она задавалась вопросом, сколько эти отношения еще могут продлиться. Вместо того чтобы отдаться иллюзии, где она держит Патера за руку, ощущая на себе его согревающий взгляд, в то время как они гуляют по Венеции, она… болезненно осознавала его приход, за ужином вяло внимала рассказу о финансовом положении его компании, затем слышала звонок его жены, и созерцала его уход. Она еще долго не могла определиться в своих чувствах... Горечь переполняла ее душу, желчь поедала ее изнутри… Безысходность...

Красивые истории, печальные картинки…
О, сколько мне придется вас еще собрать!
Я лучше унесу с собой словечек по пылинке
Чтобы понять, чтобы понять…

Ничего звучит, правда? Это она написала на беленькой салфетке в японском ресторанчике «Кодама-суши», я просто невольно запомнила.
Драматичность всегда приятна издалека.

– Не знаю, почему так происходит, – по-дала голос Алекса, – вроде посмотришь на наших девушек, все красивые умные и образованные, а вот не получается у них с личной жизнью ничего, и все тут. Некрасивейший парадокс. Ты вот счастлива?
– Не поверишь, – ответила Лена, – но я даже боюсь произносить слово «да», потому что так сильно дорожу им и люблю его.
– Гм, уверена?.. Так что произошло по-том с Алиной? Мне про нее такие тут истории рассказывали, а ты мне доказываешь обратное.
– То, что тебе говорили, – правда; может быть, и не вся, просто ты, наверное, еще не разобралась в ее прошлом.
– Потом… что было потом... А-а?
– Мы отмечали ее день рождения… Хотя если рассмотреть это событие с точки зрения фактора радости, то, скорее всего, это были ее похороны. Обед происходил в шикарнейшем ресторане на арендованной яхте, с видом на статую Свободы и в последующем на Веризано, хотя я не очень-то обращала внимание на вид за бортом. Я всеми силами попыталась произвести хорошее впечатление на Патера и сгладить атмосферу, которая, предполагалось, будет располагающей. Как уже потом я узнала, Алина даже не помнила, что она кушала, она просто была не с нами, будто она медленно сходила с ума.
«Мы любим тогда, когда теряем».
В тот день Алина теряла ощущение дей-ствительности. Невозможность будущего с Патером обессмысливало даже самые ни-чтожное ощущение счастья. Шампанское не просто кружило, а, скорее, лишь усыпляло и без того уставшую голову. Слезы в дамской комнате свидетельствовали об истощении.
 В таких ситуациях люди уходят в запой, выходят из него, дабы скрасить депрессию, но Аля не могла воспользоваться этой воз-можностью по многим причинам...
«Разойдитесь берега – пароходу нету места!»
– Господи, кто это такая? – вдруг, пони-зив голос, перебила ее Алекса. – Она мне на-поминает фабричную рабочую…
– Скорей тяжелоатлетку на коньках. – отозвалась Лена. – Это Аселя вернулась из отпуска, она сейчас голодная, так что ты еще не такое от нее услышишь.
То, что меня действительно поражает в ней, так это – то, что она берет клиентов си-лой… Такая техника работает идеально, без изъяна… Она, по-моему, не предлагает по-танцевать, а, напротив, вежливо настаивает. А иногда просто хватает клиента за галстук и не отпускает его до тех пор, пока не получит двадцатку или же пару сотен.
– Как-то раз к нам пришли мужчины в шотландских юбках… Очень оригинально… Этак в шотландке, прикинь… И попался один такой зеленый несмышленыш нашей Асели. Так она решила посмотреть настоя-щий ли это юноша, ну и задрала ему юбку чуть ли не по самые уши. Молодой человек так опешил, что, казалось, вроде не обратил внимания, хотя затем как рванул к выходу, так я думала, что всех официанток посбива-ет. На что Аселя только рассмеялась.
Потом разговорились про кольца, так она нашла в клубе их несколько, говорит, что один придурок все лапшу вешал на уши одной из венгерок, что он не женат, и хотел бы увидеть ее вне стен клуба, незаметненько положив обручальное колечко в карманчик. Но еще Буратино в свое время поплатился за ложь. У колечка выросли ножки, побежали по дорожке, прямо в ювелирный магазин. Эта нехитрая ложь обошлась нашему клиенту  как минимум в полторы тысячи долларов.
Мысль басни такова – стоит ли врать или же покупать такие дорогие обручальные кольца?
– Если бы я была мужчиной, я бы тоже ей денег дала, только чтобы целой остаться. – откомментировала это Алекса. – Может, покурим? Все равно, пока никого нет, а?
– Пойдем. – согласилась Лена.
Взлетать и падать.
Подделка
Среда, просто среда – ничего особенного. Утро... День начинается с головной боли и недомогания после вчерашнего. Что-то нет желания вылезать из-под одеяла, ощущаю боль в ногах. Два часа дня, у меня есть целых четыре часа… на жизнь. В шесть часов мне нужно принять душ, сделать макияж и выходить на работу.
Мне приходится жить по простой формуле: работа-сон-работа. Вообще-то каждый из нас живет по этой схемке.
Теряем реальность, подменяя ее вопро-сами об уровне зарплаты и социальном ста-тусе. Вкус подменяем погоней за модой. Лю-бовь схоронилась только на экранах телеви-зоров, иногда лишь просматривается в чер-ных строчках на белых листах бумаги.
Вместо вопросов – «Как твоя семья?» «Как дети?» – мы слышим: «Как твоя работа?» «Сколько ты заработал в этом месяце?» – Жаль, очень жаль, что я принадлежу именно к такому разряду людей... Пытаясь пробиться на большую дорогу, я забыла о той, узенькой, но согревающей сердце тропинке...

Звонок в дверь, это – Патер.
– Привет.
– Привет. Не ожидала тебя увидеть, что это?
– Это – подарки для тебя. Я думал о тебе.
«Господи, какая прелесть!» – усмехнув-шись в ответ, подумала я, увидев маленькие коробочки.
У меня продолжает трещать голова еще со вчерашнего вечера от одних только вос-поминаний о разговорах с красными галсту-ками, которые не могут оставить меня в по-кое даже во сне. Все чаще и чаще я просы-паюсь с чувством невыносимой усталости, прекрасно понимая, что любой из нас чувст-вует то же самое каждый день. Безразличие происходящего въедается в твое настроение подобно запаху дешевых сигарет в одежду, тщательно подобранную тобой для какой-нибудь трех долларовой вечеринки с деше-вым пивом.
Как много здесь бывает поддельного, как быстро и легко мы себя обманываем под различными предлогами, скрывая обман с помощью уверток и красивых историй, при-дающих нашей жизни вкус сметаны, добав-ленной в утреннюю наспех нарезанную редьку.
– Тебе нравится?
– Да, очень, что – это?
– Это – ожерелье… Конечно, оно не на-стоящее, потому что настоящее могло бы стоить восемьдесят тысяч, а это – всего ничего, сорок баксов, но смотрится очень мило. Прямо для тебя, что ты думаешь?
– Великолепно, мне очень нравится. – «И почему мне кажется, что я встала сегодня не с той ноги? Что-то с настроением… Не могу понять. Мне с утра дарят подделку, которой, видимо, я должна обрадоваться. Хотя с дру-гой-то стороны, мои отношения с Патером точно такая же подделка. Прикольно звучит, подделка. Поддельные прадовские сумки, поддельные ожерелья, поддельная любовь? Мне нравится это размышление… Только вдуматься, поддельная еда в простых ресто-ранах, поддельные вечера с семи до десяти, поддельные разговоры о любви. Подделка!»
– Да, смотрится очень мило. Спасибо, Патер. – «Кошмар какой-то творится, сего-дняшний день превратился в дурной сон… Интересно, как много людей приходит к та-ким же выводам в два часа дня по средам?»
– Вот видишь, Алиночка, я знаю толк и цену отношениям, не правда ли?
– Да, дорогой, ты, несомненно, знаешь.
Лена по-прежнему без «дела», а Алекса пристает с распросами
– Как-то я позвонила Алине, – потянув-шись на стуле, продолжила Леночка. В пят-ницу, кажется… А она просто сама не своя от счастья и оживления. Я все добивалась у нее: что произошло? – Патер.
Воскресения для них превратились в дни воскрешения к новой жизни. Счастливая па-рочка посетила корейский ресторан, где Па-тер обнял ее в первый раз на глазах у незна-комых людей.
На следующий день он примчался к ней прямо по утру с кофе, и они провели весь день в кровати, смотря фильмы и болтая, а вечером насладились французской кухней и прогулкой по парку Бриан, держась за руки.
На третий день поехали в Бруклин – на наш Брайтон, покушать русской еды, и после этого еще пару часов колесили по Манхэттену.
Что еще?.. В какой-то момент мне хоте-лось нажать на паузу, чтобы запечатлеть ее улыбку.
– А что, у нее были с ним проблемы? – удивленным голосом спросила Алекса.
– Нет, не было. А смысл? Он же не соби-рался предложить ей руку и сердце…
– Все равно...
– Нет, эмоциональность в ее ситуации была не уместна. Ее необдуманная попытка задать несколько вопросов, натолкнулась на неприступное молчание; Патер дал ей ясно понять, что Алина «ошиблась адресом».
Несбывшиеся мечты. Август, 24, 2005
Патер, спасибо за то, что ты есть. Спаси-бо за боль и за одиночество... Без них жизнь не была бы осознанной...
Множество тем было затронуто в нашем общении. Иногда я верила в то, что мы ку-пим домик на Украине, на берегу Черного моря. Пускай он не будет ничем примечате-лен, но ты сможешь приезжать туда, прово-дить некоторое время со мной. Жить той су-масшедшей непредсказуемой жизнью, кото-рая в действительности вовсе не существует. Все мои мечты были полны тобою.
А я – твоя Алина.
Как-то в один из понедельников он раз-будил меня, вовсе не соображая, что проис-ходит, пребывая в недоумении, я открыла дверь, после чего механически, не раздумы-вая, направилась в душ. Что, что его привело так рано ко мне? Мне хотелось верить в то, что это – порыв чувств, утренняя романтика, но меня смутил понедельник.
Не люблю понедельники, не потому что это начало недели, и вовсе не потому, что это – время, когда все проблемы возвращаются к тебе после воскресенья. Просто не люблю.
Второпях высушив волосы, я выскочила и увидела его. Он сидел на кровати и наблю-дал за мною. В первый раз он выглядел не-официально, расслабленно. Пару шуток – и мы улыбаемся друг другу, но я не могу по-нять, сон – это или же явь?
– Ты знаешь что-нибудь про открытие кредитки в Банке Америки? Мне сказали, что это реально, – спросила я дабы заполнить паузу.
– Зачем тебе нужна кредитная карточка?
– Это лишь на тот случай, если ты собе-решься меня оставить, мне придется решать что-либо с жильем, я останусь совсем одна, позабыта-позаброшена… – пошутила я.
– На самом деле, я хотел с тобой погово-рить. Я, возможно, хочу вернуться в Китай, точнее, я еще думаю, но мне там будет на-много лучше, да и моей семье тоже.
Я почувствовала, что у меня наступает медленное удушье. Собираю всю силу воли, что у меня есть, в кулак и пытаюсь воспри-нять информацию…
– Я встретил в последней поездке своих близких и кучу знакомых. Они счастливы, что уехали из Штатов, я вдруг подумал, что наступило время и для меня. Понимаешь, я здесь один из многих, а там я буду пользо-ваться огромным успехом у окружающих, да и представь: человек, достигший успеха здесь, будет воспринят там просто на «ура». Это – мое время, быть у власти… Там я буду одним из немногих. Тем более, что Китай сейчас изменился в лучшую сторону, это – место, где нужно сейчас быть. Люди, которые работали здесь на «Дж. П. Моргана»  как простые рабочие, создают в крупнейших банках свои собственные отделы, они набирают студентов и учат их всем прелестям утонченного процесса, как забирать деньги у неподготовленных начинающих кампаний. Китай сейчас, – как Штаты… только двадцать лет назад. Я смогу читать лекции перед аудиторией в пятьсот человек, и все будут смотреть на меня и восторгаться моим потенциалом, учиться у меня.
– Да, я понимаю, а когда ты планируешь переехать, или вообще ты собираешься все закрыть здесь, продать дом? Может быть, ты еще вернешься?
– Нет, я думаю, что уеду навсегда. Про-сто, продав наш с женой дом, мы можем на эти три миллиона купить очень даже при-личное местечко в Шанхае. Да и дети пойдут в иностранную школу, в конце концов, они – граждане Америки, кто знает, возможно, они вернуться в Штаты для получения престижного образования.
– Звучит красиво, я могу только порадо-ваться за тебя.
– Ты должна понять, что я говорю тебе сейчас об этом, чтобы потом тебе не было больно.
Я замечаю, как комната начинает плыть у меня перед глазами. Мне только что сказа-ли, что у тебя, девочка, есть полгода, а потом – до свидания. Меня не будет волновать твоя жизнь, потому что в моей – тебя нет. Странно, насколько правильными бывают мужчины! Они предупреждают заранее, чтобы я в порыве гнева ненароком не наговорила по телефону лишнего их женам и не испоганила бы им счастливых супружеских отношений. Все верно рассчитано, просчитано, распланировано. А кто я? А что я? Этот вопрос начал стучать у меня в висках, и в голове пронеслось все то, что приключилось со мной за все это время. Я танцую обнаженная перед незнакомыми для меня людьми, чувствуя себя защищенной. Мне платят за время, но я не ощущаю, что я продаюсь. Но Патеру удалось сделать все и сразу в течение пяти минут. Я чувствовала себя обнаженной и только что побитой камнями, оплеванной и оскорб-ленной. На что я могла рассчитывать? Пра-вильно – ни на что. Я – никто! Романтика всегда являлась моим спасением, но не сей-час.
Мы продолжаем разговаривать о его планах, а я вдруг подхватываюсь и иду в ванну. Слезы текут ручьем, нос красный, глаза тоже. Умываюсь холодной водой, возвращаюсь. Господи, как бы я хотела, чтобы на моем месте оказалась любая другая самовлюбленная дама из нашего клуба. Она быстро бы объяснила ему, сколько и чего ему будет стоить этот уезд и его слова. Но нет, с такими людьми подобных ситуаций просто не бывает. Состоятельные мужчины ищут таких, как я, готовых отдать свое сердце и открыть свою душу. Шмяк, мое сердце падает на пол, и на него наступают. Почему я так все близко приняла к сердцу? Как правило, у женщин возникает множество мыслей в подобного рода ситуациях. Первая и наиболее распро-страненная мысль была расстаться с ним не-медленно, поблагодарить за все и – пошел к черту – отпустить в ту жизнь, которую он по праву заслужил. Подобрать извалявшийся кусок сердца, отнести в умывальник, обмыть в руках кровь и грязь и положить в морозильную камеру абсолютно пустого холодильника… Скажите мне, что делать. Сама я не знаю. Мне больно и обидно, я захлебываюсь собственной горечью, слезы наполнили глаза. Пытаясь их скрыть, я иду на кухню, под предлогом принятия витаминного комплекса! Подавляя рыдание, возвращаюсь, снова смотрю на него и понимаю, что сейчас напряжение потечет через уши, пытаюсь о чем-нибудь подумать, но нет, не получается. Он пытается меня обнять, от чего мне становится еще горше. Это – жестоко. Это – очень жестоко. Так просто не поступают. Это бесчеловечно, этому нет объяснения. Мне становится плохо... кружится голова. Сейчас просто нелепо находиться с ним в одной комнате; я пытаюсь интуитивно отыскать выход, но у меня не получается. Если я ошибаюсь сейчас, то что тогда остается для меня в этой жизни? Что тогда важно для него? Деньги? Деньги и все? Да, они важны, но, как правило, всегда хочется большего. Эта болезнь усугубляется новыми осложнениями, тягой к власти...
Я разочарована.
Он просто меня распял, а потом убил.
– Не волнуйся, если ты будешь до того времени еще в Штатах, если тебя не депор-тируют, то, возможно, я пришлю тебе при-гласительные билеты навестить меня.
– Спасибо тебе за это.
– Я больше чем уверен, что даже, если ты выйдешь замуж, мы по-прежнему будем поддерживать наши отношения.
– Время покажет.
Сегодня мне повезло. Я увидела не толь-ко реального, без всякой лжи, Патера, но хуже всего то – что я увидела себя. Еще один приступ слез, и я иду на кухню готовить чай.
Возвращаюсь с двумя чашками. Пьем чай. Он с упорством наблюдает за моей ре-акцией.
Какой тяжелый понедельник, думаю я про себя.
– Ты знаешь, я не хочу, чтобы ты пере-живала сейчас. Я еще не принял окончатель-ного решения.
– Да, конечно. – мне нечего добавить, у меня отнялся язык.
– Не огорчайся ты так, если ты будешь всю жизнь одна, может быть, я соглашусь сделать тебе девочку, когда тебе стукнет лет тридцать.
– Да, конечно. – меня опустошили и вы-потрошили, не оставив ничего живого.
– Несколько лет жизни унесла за собой в бездну сегодняшняя трагедия. Самодоволь-ный вид Патера показывает мне, что он до-бился того, чего хотел.
– Ты испортил мне понедельник. – «Блин, я не так часто получаю выходные дни, чтобы насладиться чтением книг, прогулкой, а благодаря ему я остаюсь с ушатом грязи одна».
– Просто я люблю боль в отношениях. И ты должна научиться чувствовать ее.
– Поверь мне, ты никогда не испытывал ее в своей жизни. Никогда. Это не для тебя. Поэтому ты позволяешь себе быть собой. – я совсем не это хотела сказать… Какая-то часть меня, в которой еще теплилась гор-дость русской девушки, хотела высказать ему в лицо все, что накипело, что он – по-следняя сволочь и скотина, и т. п., но глядя на него с позиции своего нынешнего положения, вдруг понимаешь, что многие вещи уже не имеют смысла. Точнее, они только-что утратили его.
Немного погодя я понимаю, что выгляжу очень жалкой.
– Вот что значит красивая любовь, она приносит тебе чувство понимания и состра-дания к тем, кто, может быть, его и не за-служивает. Конечно, я должна понять и по-сочувствовать Патеру, жизнь которого, увы, уже состоялась.
Интересно, а как все-таки должна была повести себя я?
Мои мысли застыли в слезах, которые, превратившись в воск, запечатлели иска-женное болью выражение лица – хороший снимок был бы для начинающего в дешевом журнале неизвестного фотографа.
Мысли
Как часто я живу осознанно? В чем за-ключается смысл моих вопросов, мыслей, переживаний... Что я знаю? На что опираюсь, падая? Чем спасаюсь?
Изо дня в день я продолжаю биться в танце, ритмы невольно содрогают мое тело, музыка играет моим настроением. Кофе за-меняет воду, а сигареты – пищу. Неосознан-но, по инерции я продолжаю совершать одни и те же поступки. Неосознанно, по инерции я прожигаю жизнь. Но почему же мне так сложно было остановиться и изменить происходящее? Что останавливает меня сейчас и что мне мешает?
Совесть, эта старая подранная кляча, в образе Сократа вопрошает меня, смеется надо мной, поучает. Злость переполняет мою душу – иллюзии счастья рушатся под ее старческими ногами. Я молю о помощи со-фистов… но что они знают? Возвращаясь назад вся в слезах, я прошу прощения вновь у нее, у себя.
Время… Оно разрушает мое тело, исто-щает мой разум. Сутки, месяцы, годы... Что я бы могла изменить в прошлом? – Ничего. Боль, оставленная мне в подарок, растворя-ется в моей улыбке, счастье прощения уносит обиды… Спасение от самой себя ознаменовано танцем.
В такси
Серые дома на 49-й улице смотрелись гораз-до лучше во мраке ночи… может быть, даже ярче. Поэтому мне захотелось объехать Ман-хэттен еще раз, просто увидеть его в ночной красе и попрощаться с ним, как и с той жиз-нью, которую мне больше не придется вспо-минать. Приветливый таксист с удовольствием принял мой заказ, ему за это полагалось шестьдесят долларов. Это приемлемая цена за расставание и небольшую ностальгию, которую мне мог подарить этот город в сегодняшнюю ночь. Продолжая всматриваться в засаленное стекло, еще раз прощалась с милыми улицами, яркими огнями, ночным нью-йоркским небом и завораживающим сердце воздухом.
Что меня ожидает после Нью-Йорка? Бу-дет ли все так же, или, все же, что-то изме-нится, не знаю. Станет ли Россия мне домом, примут ли меня ее морозы и уже не знако-мые для меня люди? Обрету ли я потерянный дом… который неизбежно будет мне казаться навсегда погрязшим в повседневности?
Когда человек достигает определенного жизненного успеха, с ним, как правило, слу-чается две вещи – это потеря аппетита и не-веселый невроз. И первая, и вторая – не слу-чайны, а происходят оттого, что мы теряем адреналин на достижение цели, предвкушая близкую победу, так сказать, ванильного ус-пеха. Вопрос – в том, стоит ли так долго сра-жаться за то, что в итоге не принесет удо-вольствия, а только недомогание нашему ор-ганизму?
Успех явился мне наказанием. Огорчени-ем и разочарованием. Легализоваться в США мне удалось в двадцать два года. В сравне-нии с другими, можно сказать, что мне по-везло. Однако ванильный запах оказался горчичным и тут же въелся в мое тело.
Осознание жалкой победы еще не при-шло, но на нервной почве меня тут же стош-нило от утреннего кофе, который еще до то-го как превратился в желудочный сок, уже начал медленно разъедать стенки моего розового желудка. Фу, какая гадость! Стремясь побыстрее добраться до квартиры, я бежала сломя голову, чтобы обнять белый сияющий унитаз двумя руками и тем самым снять напряжение.

– Так о чем мы говорили? – продолжала Лена. – А, вот, вспомнила. Алине потом под-везло, она получила убежище, хотя и потеря-ла Патера.
Алекса широко развела брови:
– Это как еще?
– Наступил сентябрь, унылая пора. Стрессовое время для студента, ученика и того, у кого было назначено слушание по по-воду соискания политического убежища. По-сле девяти часов в суде Алине удалось, чуть ли не зубами, вырвать документы. Она была горда собой.
 Я прекрасно помню, как она говорила мне, что такого чувства опустошенности у нее еще никогда не было. Вроде она должна была радоваться, но просто не могла.
 Во-первых, чувствуешь себя как-то грязно. На самом деле грязно, после такого хочется принять душ, а потом выпить чего-нибудь покрепче и завалиться спать.
Что в итоге и произошло, так как никто особо и не поинтересовался результатом…
Потом мы это дело замочили в «О-баре», подпили неплохо, она даже танцевала. А в октябре случилось то, что должно было рано или поздно произойти.
Сон
Аэропорт… Я иду следом за Патером, не поднимая головы. У меня в руках какие-то сумки. Они мешают мне, я знаю, что они мне не нужны, продолжаю идти, серый переход, темно зеленый ковролин, напоминающий половую тряпку, раздражает и бесит меня. Впереди комната паспортного контроля, металлическая кабина, находящаяся на возвышении в несколько ступенек. Тут перед Патером возникает какая-то женщина из неоткуда. Она проходит через кабину первой. Патер, не оборачиваясь в мою сторону, следует за ней. Что-то не так – офицер загородил мне дорогу. Я стою в недоумении, растерянная, пытаюсь дозваться Патера, но у меня не получается... Я не могу кричать, у меня нет голоса. Полицейские продолжают сверлить меня своими изголодавшимися глазами. Один из них подходит ко мне сзади и начи-нает снимать с меня одежду, я вырываюсь, но он не успокаивается. Что происходит? Почему у меня нету сил бежать? Тело мое становится ватным, а ноги тяжелыми, словно свинцовыми. Патер появляется на горизонте с незнакомой для меня женщиной. Он наблюдает, как офицер медленно срывает с меня одежду. В глазах его холод и безразличие. Даже слезы не спасают меня, замирая, мне все равно кажется, что Патер освободит меня, что он все остановит... но... женщина… женщина начинает целовать его шею, медленно снимая с себя серо-черную одежду. Не отрывая от меня глаз, Патер совокупляется с ней... Крик вырывается из моей плоти... я просыпаюсь...
Семейный разговор.
Патер аккуратно складывал одежду в ярко-красный чемодан, его жена наблюдала за ним, выжидая момент для наболевшего разговора...
– Вот вроде и все… еще пару рубашек и мои вещи собраны, – механически произнес он.
– У тебя кто-то есть? Ты меня больше не любишь?
Тишина. Патер перевел дыхание и приготовился к драме…
– Мои знакомые видели тебя с молодой девушкой, кто она? Я хочу знать. Что у тебя с ней?
– Ничего. Так, знакомая.
– Поклянись мне, что у тебя с ней ниче-го не было...
– Нет. Успокойся, я же сказал, что она просто знакомая.
– Что мне теперь делать, как ты счита-ешь?
– Ничего. Я люблю только тебя. Если бы я не любил, я бы давно ушел.
– Я хочу, чтобы ты поклялся мне, что ты никогда ее не увидишь.
– Хорошо.
Эрика расплакалась, на что Патер отреа-гировал бурными утренними ласками.
Три часа дня
В двери позвонила Эрика, жена Патера.
Алина почувствовала, как у нее похолодели руки...
Она поняла, что все сказанное сейчас бу-дет использовано против нее. Мелкая дрожь пробежала по ее телу. Она никогда ранее не видела Эрику, разве что только на фотогра-фиях, которые показывал муж этой светской дамы, а тут вот довелось.
– Чем могу служить? – холодным голосом промолвила Алина.
Эрика была хороша собой. Черные воло-сы ниспадали на ее голубое платье от Верса-чи, безупречно отбеленные зубы напоминали оскал оборотня, карие глаза излучали высо-комерие и ненависть.
Я пришла сказать вам, что вам не удаст-ся разрушить нашу семью. И, между прочим, вы обошлись моему мужу гораздо дешевле, чем обычная шлюха на вечер. Это – именно то, что он мне сказал. Так что, попрошу вас навсегда исчезнуть и оставить нас в покое.
Алина только теперь смогла сесть, совер-шенно опешив при виде этой ухоженной и, очевидно, влиятельной женщины. У нее под-косились ноги.
Эрика монотонно продолжала, сдержи-вая агрессию и подчеркивая каждым словом снисхождение к Алине.
Ты, наверное, думаешь, что я подам на развод? Так вовсе нет, дорогая, мой муж любит меня сейчас гораздо больше, чем когда бы-то ни было ранее за весь период нашей совместной жизни. При этом я прекрасно понимаю, что с такой потаскушкой, как ты, не грех было и повеселиться. Посмотри на себя, у тебя нет ничего, да и сама ты – ничто. Он покупал тебе одежду на распродажах, а ты прыгала перед ним, как собачка на задних лапках, в то время как я получала бриллиантовые ожерелья от Картье. Пора вернуться в реальность, шлюшка. С этого дня ты заживешь новой жизнью. При этом, я нис-колько не сомневаюсь, что ты найдешь себе кого-нибудь еще, ведь ты как была танцов-щицей, так ей и останешься.

Лилии – мои любимые цветы, Патера –тоже. Я их купила, чтобы заполнить квартиру ароматом и улыбками.
Как-то мы возвращались из итальян-ского ресторана, и он случайно обронил фразу, что нет лучше места, чем наш дом. В этот момент мне захотелось перевернуть весь мир и закружиться в бесконечном танце любви, который мог подарить нам тот вечер, все было совершенно прекрасно и чисто, а утром я проснулась от чудесного аромата моих любимых цветов.
Но сегодня мои белоснежные цветы ока-зались на полу с уходом Эрики и Патера из моей жизни.

Алекса продолжала растирать свои коле-ни, глядя на погрузившийся в темноту опус-тевший зал... Сделав глоток кофе и улыбнув-шись, Лена продолжила рассказ.
– В тот момент Патер добился в своей карьере огромного успеха, увеличил счет на несколько миллионов и обзавелся очередной машиной. Все это помогло ему пережить го-речь расставания с той, которая и так была обречена на заслуженное одиночество.
Не было ни писем, ни звонков... Просто тишина, пустота.
Встреча с прошлым в лице друзей Патера оказалась вовсе неприятной. У Патера было три друга, с которыми он ее в свое время познакомил. Именно этих людей Алина никак не ожидала встретить во французском ресторане спустя полтора месяца. Столкнуться с ними было тем же самым, что и увидеть счастливую идиллию семейного или дружеского пикника, на котором собрались идеальные работники утопического общества. Алина превратилась в статую, сидящую на стуле... От счастливых азиатских лиц у нее расстроился аппетит, но потом ей неодолимо захотелось вина, которое она незамедлительно и заказала. Ей еще «посчастливилось» принять телефонный звонок, который навел на нее тоску, а потом она уткнулась в книгу, в которой не видела ни одного слова, потому что все расплывалось у нее перед глазами.
Представляешь, Алекса, на сколько мир тесен. – с усмешкой съязвила Лена.
– Может быть, в нем просто слишком много китайцев? – отшутилась Алекса… – Представь только, что на каждого белоруса приходится около полторы сотни, а на каж-дого россиянина – около десятка.
– Лучше бы она увидела кого-нибудь из моих знакомых, чем их.
Девушки продолжали свою беседу, дожидаясь окончания рабочего дня.
– Алина не смогла увернуться от разгово-ра с друзьями Патера, который продлился порядка шести минут. Что она вынесла из этого разговора для себя? То, что выносила обычно «на работе», когда кто-то небрежно упоминал о только что «испеченных» финан-совых компаниях: первое, что человек – идиот, и ему, увы, уже ничто не поможет; второе, «личное дело» клиента стиралось в ее памяти сразу же после получения денег.
Ничего важного, кричащего и многообе-щающего Алина не услышала за исключени-ем того, что Патер уехал в Китай навсегда, да еще резкий упрек в лицо в том, что она утаила от него то, чем она занималась в свободное время; вот ведь напасть – какая-то танцовщица позарилась на счастье их замечательного друга.
«Лучше я была бы сейчас на работе», – подумалось тогда ей. Каким бы грязным и психически больным ни был человек, она за-бывала о нем после одной сигареты, но тогда ее не спасла даже на половину выпитая бутылка коньяка.
Я помню, что самоотречение Алины про-должалось на протяжении двух дней в честь… жалости к самой себе. Похмельный синдром породил спазмы в желудке.
На Новый год всегда хочется тепла и ую-та, ласки и заботы. Поэтому Алина позвонила родным, поздравила их с праздником, легла в кровать, приняла снотворное и уснула. Проснувшись уже в новом году где-то к вечеру, она, не найдя никакого лучшего занятия, решила, что еще рано начинать жизнь в новом году, и уснула вновь.
Атлантик-Сити.
Белый лимузин
Как-то раз Леночка пообщалась с великолепным на первый взгляд человеком. Он был водителем лимузина! Образованный, одухотворенный красотой Леночки араб приезжал каждую ночь и ожидал ее, чтобы отвести домой. Разве это не возвышенно… не романтично… не красиво!?
Через месяц он как-то невзначай завел разговор об Атлантик-Сити и о казино. Ромео объяснил Лене, как именно он относится к игре: процесс спускания денег, оказывается, иногда доставляет удовольствие, если ты понимаешь, что это всего лишь игра. К сожалению, не все люди это понимают, иначе казино обанкротилось бы в течение года. Почему бы Лене не составить ему компанию? Она может пригласить с собой подружку или друга в том случае, если она чувствует себя неуютно от такой вот безобидной затеи. Ленусик долго была в замешательстве и не могла дать ответа, но, в итоге, согласилась.
«По крайней мере, он не выглядел чело-веком способным на низкий поступок, ну, и что такого в красном галстуке, это же не ко-нец света, может быть, это – паранойя всех наших девочек. Я считаю, что это не показа-тель». – подумала она еще раз про себя, пре-жде чем назначить дату поездки.
«Я верю – он образованный, интеллигент-ный, воспитанный, зануда, конечно, не-множко, но в рамках допустимого. Н-да».
В воскресный день белый лимузин подъехал к дому, где жила Лена. Ее ожидал араб в серо-черном костюме с огромным букетом белых роз – это был первый сюрприз, который,  правда, пришлось оставить дома. Поездка была не утомительной. Пили шампанское, говорили о культуре, религии, об отношении современного человека к традициям, посмотрели развлекательный фильм.
Сюрприз второй… Небольшая коробка в подарочной бумаге с красным бантом. Ле-ночка аккуратно сняла бант, а также бумагу и приоткрыла коробку, в которой лежало платье в восточном стиле и стеклянные бусы, переливавшиеся всеми цветами ра-дуги.
– Я хотел бы, чтобы ты одела это платье в казино. - с довольным видом произнес араб.
У Лены от внезапного удивления, сме-шанного с чувством возмущения, просто пе-ресохло в горле, от чего она незамедлительно выпила залпом очередной бокал шампанского, дабы как-то заполнить глубокую паузу и скрыть свое невоодушевленное выражение лица.
Но тут ей улыбнулась удача. Она обнару-жила, что размер платья не ее.
– Как жаль, но оно мне не подходит, – сказала Леночка с нескрываемым чувством облегчения. Второй сюрприз был возвращен экстравагантному арабу.
По приезде в Атлантик-Сити она обнару-жила, что комнат, увы, не две, а одна, и, как оказалось, кроватей тоже.
– Я не поняла немножко на счет комнат… Где я буду спать? – спросила Лена на этот раз уже серьезно, без тени улыбки.
– Как где? Со мной в номере, – с недо-умением на лице ответил араб.
– Ты, что, с ума сошел? Неужто ты поду-мал, что вот так меня сюда привезешь, и я молча лягу спать с тобой? – с нескрываемым разочарованием спросила она.
– А зачем ты думаешь сюда приехала? – раздалось резко в ответ.
Лена должна была срочно найти выход из этой ситуации. «Но что делать, как быть? Первый раз в незнакомом городе. Кошмар, кто меня сюда тащил?.. Не нервничать... Нужно... найти такси… но опять же, кто со-гласиться меня везти в Нью-Йорк посреди ночи?.. Это же полный отпад, как говорит моя знакомая, видя пустой клуб. Да-а, ду-май… Если только протаскать его целую ночь по казино и клубам. Чтобы у нас не было даже возможности вернуться в номер. Нужно его напоить, ох, можно подумать, я сама пью. Никогда в жизни я больше не поеду никуда, ни с одним уродом. Блин, как Эдичка Лимонова, ищу приключений на свою голову и не только».
– Ты знаешь, в казино я предлагала ему выпить, еще и еще, там же алкоголь бесплат-но: короче я его пыталась накачать как только могла. При этом я все думала, сколько этот пес может еще продержаться. Затем, когда закончили играть, ему тут же вздумалось вернуться в номер, н-но… я захотела танцевать. Потом еще через пару часов он стал ныть опять, что, мол, устал и больше не может… Уже просто не было сил изобретать новую отговорку. Ладно, вернулись в номер. Сюрприз номер три: ночнушка от Виктории Сикрет – и я в полете. Что это? Ночнушка, представляешь? Этот извращенец подарил мне ночнушку.
¬– Мне бы хотелось, чтобы ты ее примери-ла, – попросил уже косой араб.
– «Блин, я лучше живой умру, чем одену ее, придурокю». – выругалась я про себя – Ой, а что это у тебя там? – и попыталась сменить тему.
– Травка, хочешь покурить? – предложил он.
– «Конечно, хочу… Всем нам прекрасно известно, что случается с теми, кто курит травку после спиртного». – подумала я про себя, сделав вид, что просто укуриваюсь. К тому же, открывающаяся передо мной пер-спектива сна в джакузи, ну, никак не радо-вала… Если бы ему не надо было завтра вез-ти меня домой, я бы его там и оставила, да еще и краник приоткрыла – шутка.
В общем, он решил лечь спать. Еще ми-нут двадцать после того, как он уснул, я не ложилась, потом уснула. Утро ужасное, как и Атлантик-Сити с утра. По-моему, на этот город похмельный синдром распространяется точно так же, как и на его жителей.
По дороге домой мы улыбались друг дру-гу, как будто приставания ночью ко мне не было, и не было его мастурбации в глубоком сне, и вообще всего того, что так омрачило вчерашний воскресный день.
– Ты его после этого видела?
– Нет, больше нет. - ответила Лена, доку-ривая свою тонкую сигарету.
Профессиональный взгляд          
– Что помогает нам работать с клиента-ми? Символы, знаки, опыт?
Как правило, существуют некоторые ка-тегории, на которые мы их делим, и опреде-ленные признаки, по которым при общении с ними мы составляем свое мнение о них.
Например, при разговоре с клиентом ты должна чувствовать его тон.
На обращение «Привет, как дела, как проводишь ночь?» ты можешь получить в от-вет либо:
А) «Очень хорошо, большое спасибо. Как ты?» – Все это с милой улыбкой, мягким то-ном, с любезностью (даже если и напускной), с нескрываемым интересом к собеседнице…
Б) «Очень хорошо», брошенное пренебре-жительным тоном с отводом глаз, оскалом отбеленных у стоматолога зубов либо еще в придачу с пусканием слюн на проходящую мимо девушку и одновременной попыткой обнять тебя за талию.
Любой ответ подвергается моментально-му анализу, а в итоге – вывод. А именно, в случае А) мне он симпатичен, с ним можно хорошо провести время; Б) почему бы тебе ни убраться домой, грубая горилла, и ни по-смотреть бесплатно порнофильм, а затем по-лапать своими грязными ручищами свою на-дувную резиновую подружку?
Это – эмоции, дорогая. Никогда не позволяй себе этого. Ты теряешь деньги при малейшем минутном замешательстве. Улыбка и заинтересованность в первом случае и безразличие – во втором.
Мы все должны быть очень просты, ни-кто не любит морализирующих уродов. Хотя я могу тебя огорчить, нормальных людей здесь почти не бывает, либо это один на ты-сячу. Так что даже и не думай играть в такого урода, если не хочешь ошпариться и до конца своей жизни зализывать ожоги.
Это – реальность. Мы – в ней. Мы на дне, но мы – часть этой жизненной картины.
Сначала ты будешь делать ошибки, я в этом уверена, будешь плакать, как и все, кто в первый раз не смог уберечься от них, но лучше спросить у нас, чем ошибаться.
Конечно, все мы сходим с ума, увлекаем-ся, поддаемся чувствам, и это происходит именно тогда, когда мы наслаждаемся общением.
Памятка танцовщице
– Вот, прочти здесь пару фраз, которые мне посчастливилось записать. Подарок от наших девушек.

«Высокомерие – это первая и последняя черта характера, выстраивающая непреодо-лимый барьер между мужчиной и женщи-ной».

«Смотрю ли я на клиента как на мешок с деньгами? – Нет, иначе мне пришлось бы на нем жениться».

«Не все в нашей жизни могут позволить себе быть людьми».

«Радуйся каждый день не тому, сколько ты заработала, а как. Качество – это показа-тель количества».

«Добро пожаловать к нам в клуб! YOU ARE WELCOME TO STAY!  Но раз вы уже здесь, постарайтесь не облажаться. Ведь деньги – это, может быть, здесь и показатель, но отнюдь не первый».

«Мужчины уверены в том, что мы любим деньги. Они любят их гораздо больше. Мне не нужно иметь десять миллионов долларов на счету, чтобы затащить молодого мальчика в постель, или же убеждать его на протяжении нескольких месяцев – молодого и неопытного юнца – в том, насколько же я хороша!»

«Все пороки, желания и скрытые фанта-зии – это чистый доход для тебя. Чем раньше ты о них узнаешь, тем больше ты на них заработаешь».

«Запомни, банкиры, как правило, очень закомплексованные и зажатые люди. Их имеют на работе так часто, что порой им кажется, что они задыхаются. Хорошие ли они клиенты?»
«Снобы, которые влюблены в собственное представление о себе, часто забывают о своем истинном облике».

«Финансисты. Много творческих задат-ков. Богаты, щедры, зачастую образованны, воспитаны, но требовательны. Семь из деся-ти – психи, ведь не все в нашей жизни могут позволить себе быть людьми».

«Музыканты, писатели, художники – ин-тересны, чувствительны, открыты, очарова-тельны, как правило, бедны. Танцоры – это свои, потому что они сочувствуют тебе и чувствуют тебя».

«Адвокаты делятся на две категории: удачливые и неудачники. Хороший адвокат – хороший клиент. Тратит много, хочет мало. Разговаривай ровно столько, на сколько оплачено твое время. Как правило, после трех коктейлей истинное лицо вылазит наружу – лови момент».

«Владельцы строительных компаний, знающие толк в капиталовложениях. Тратят до тех пор, пока хотят чего-то большего. Всегда также хотят знать результат, прежде чем займутся проектом. Дают визитку в первой половине часа, потом ищут предлог (увесистые чаевые), чтобы выбить из тебя номер телефона».

«Дизайнеры – напыщенны, самоуверен-ны, как правило, чересчур самодовольны, их сложно удивить, только если ударить по са-мому больному – их самолюбию».

«Ты сама понимаешь, что в каждом пра-виле есть исключения, благо – если они хо-рошие».

«Твоя работа – это твой успех. Успех на работе – свобода вне ее. Чем больше успех, тем больше свободы. Алкоголь – это не луч-шее, что может тебе помочь. Если тебе при-ходится заказать себе коктейль, позаботься, чтобы в нем было все что угодно, кроме спиртного. Это ерунда, когда тебе говорят, что если выпьешь, легче работать. Если ты не пьешь, ты заработаешь столько же. Контролируй себя и своего клиента. Ты уже лучшая, тебе совсем не нужно доказывать под предлогом пьяных выходок обратное ни себе, ни ему».

«Люби себя, цени себя. Здесь не твоя жизнь, она за стенами этого клуба».

«Всегда разделяй понятия «работа» и «развлечение». Ты достаточно зарабатыва-ешь, чтобы позволить себе хорошее красное вино во французском ресторане, нежели де-шевое мартини во время работы».

«Если будешь умницей, то долго здесь не задержишься. Так что дерзай».

– Это что? Энциклопедия о работе тан-цовщиц? – Нет. Это – профессиональный взгляд. Чем раньше ты это поймешь, тем меньше ошибок сделаешь.
Увы, клиенты столь предсказуемы. Как правило, каждый из них считает себя инди-видуальностью, а также интересным и уни-кальным в своем роде человеком. Твоя рабо-та не заключается в том, чтобы открыть ему глаза на то, кто он по-настоящему. Да, он самодоволен, недалек в своих желаниях, по-этому ограничен.
Мужчины – они как стадо овец, им про-сто нужен хороший поводырь. И это – не мои слова, между прочим, это – общеизвестный факт.
Как правило, все они реагируют на внешние раздражители. Но и в этом главное – не переборщить.
Например, один хочет видеть в тебе не-дотрогу, это – его фантазия, позволь ему на-сладиться ей ровно настолько, сколько он тебе заплатил за эту игру, но смотри, чтобы он от этого не устал.
Второй видит в тебе стерву, ненавидя-щую слабых мужчин, властную львицу… По-чему бы и нет? Это – понятно? Пусть, в конце концов, его реальность будет похожа на фантазию.
Умная женщина не распыляется в чувст-вах к бесполезным для нее людям. Романтика пусть будет тогда, когда у тебя на счету достаточно средств, чтобы позволить флирт и отдых. А пока, мы – олицетворение женственности, грации, страсти, ума. Используй свою силу обольщения только в благих для тебя целях, конечно, по возможности не принося вреда самой безобидной половине человечества.
Люби и уважай женщин, боготвори себя, цени себя.
Не распыляйся, девочка моя, а то ты мо-жешь быстро превратиться из ароматного розоподобного цветка в сморщенный колю-чий шиповник.
Игры
– Клиенты любят затевать игры. Несколько вещей, которые тебе необходимо знать. Скорее даже, это – пара историй, из которых тебе придется самой сделать вывод.
Есть некоторая категория клиентов, ко-торые просят тебя проделать немного стран-ные вещи. Ничего страшного. Просто помни о том, что ты здесь для того, чтобы делать деньги, а не разбираться, кто сумасшедший, а кто нормальный.
Как-то я стала свидетелем подобной иг-ры, хотя непосредственно не участвовала в ней. Его звали Пол, он любил ролевые игры. Как правило, приглашает двух девушек при-соединиться к нему в комнату для важных персон, при этом он выбирает две, так ска-зать, противоположности. Разные нацио-нальности и комплекции. Одна девушка, как правило, полнее второй.
Первая, та, что похудее, должна унижать вторую, говоря ей самые обидные слова, во-обще, она должна довести ее до слез. Просто, например, сказать «ты – толстуха» не достаточно. И, естественно, он говорил первой девушке, что если она доведет вторую до истерического состояния, она получит тысячу долларов. Он просил принести пару алкогольных коктейлей, дабы сделать обстановку более-менее раскованной. И начиналась игра.
Вначале довольно вяло. Например, ху-дышка говорит: твои ноги и задница покры-ты целлюлитом, твое место на улице в Атлантик-Сити, хотя и там на тебя никто не взглянет… Затем доходит до самых обидных и неприличных унижений, на которые только способны женщины ради денег или азарта. Как только вторая девушка не выдерживает, и у нее появляются слезы, Пол заказывает еще пару коктейлей и предлагает их обеим. Первая выпивает залпом от переполняющего ее самодовольства и цинизма, вторая – от го-рячи обиды. Но этого мало, он заставляет продолжать унижение до тех пор, пока вто-рая девушка не попытается покинуть комнату, и тогда игра окончена. Он рад и доволен. Оставляя деньги первой в качестве награды за блестяще проделанную работу, уходит, самодовольно улыбаясь.
Или вот. Два клиента садятся поблизости друг от друга, делая вид, что не знакомы. Напиваются до чертиков, но при этом про-веряют реакцию каждой, кто к ним подхо-дит, следующим образом. Ты приближаешься к одному из них, улыбаешься, спрашиваешь, как его зовут, как в это же время кто-то сзади пытается погладить тебя по спине или ниже. Ты возмущенно оборачиваешься, но, никого не видя, думаешь, что это – навязчивая галлюцинация, плод больного воображения, и пытаешься продолжить беседу. Все это продолжается до тех пор, пока у тебя хватает сил и терпения находиться между ними.
Некоторые просят тебя рассказать, в ка-ких бы позах ты хотела заняться с ними лю-бовью. За это соответственно и платят. Что-бы ты описала, куда бы тебе хотелось их по-целовать. Спрашивают, любишь ли ты мас-турбировать, в каких местах ты любишь себя трогать.
«Ударь меня, прикажи мне, скажи мне, что я ничтожество. Если ты на меня плю-нешь, я дам тебе сто долларов. А если б ты смогла на меня помочиться, я бы заплатил пятьсот». – Одна девушка предложила ис-пражниться на него за тысячу. Мы долго смеялись над этим.
Игры… все это игры. Ты должна это помнить. Не становись их частью, не забывай о себе.
Разговор
– Здравствуйте, я ваш сосед, мы живем в одном здании.
– Я уже поняла, иначе вы бы не открыли эту дверь своей маленькой пластиковой кар-точкой.
– Как вас зовут?
– Алина. А Вас?
– Роберт.
– Приятно познакомится.
– Взаимно. Почему вы проводите этот вечер одна?
– Хороший вопрос, просто так получи-лось. Вы разве не бываете один?
– Нет, почему же, бываю.
– Вы знаете, вы мне напоминаете кого-то.
– Не думаю, что мы с вами встречались раньше. Кофе?
– Да, пожалуйста.
– Давно вы здесь живете?
– Три года, а вы?
– Только что переехал, получил хорошее предложение по работе. Я – из Бостона.
– Рада за вас.
– А вы чем занимаетесь?
– Я – танцовщица.
– Довольно интересная профессия… Простите, я не слишком разговорчив.
– Со всеми бывает («но не у всех прохо-дит»…)
– Как вам нравится Нью-Йорк, Алина? Как вы его находите?
– Я ничего не искала, это скорее он на-шел меня.
– А, вообще, какие у вас интересы в жиз-ни?
– Поиск себя.
– У вас? Простите, не совсем понимаю, что значит «поиск себя»?
– То и значит, это – самая счастливая и осмысленная часть моей жизни, а значит – и интерес.
– У меня множество интересов, я коллек-ционирую истории.
– А вы не пробовали просто жить своей жизнью и не пытаться засматриваться на чужие?
– Простите, я не хотел вас обидеть, я лучше уйду.
– Нет, нет, простите. Я не хотела быть циничной, останьтесь.
– Ничего страшного.
– Я не люблю особо разговаривать о своей жизни, потому что это просто автоматически переходит в разговор о моей профессиональной деятельности. Я говорю о себе… к сожалению, или, можно сказать, зачастую, когда время оплачено. Звучит ужасно. Хотя я с удовольствием послушаю вашу историю.
– У меня все как и у остальных людей на этой планете. Родился, жил с родителями, пошел в школу, поступил в колледж, начал работать, осталось только добавить: умер – это шутка, конечно.
– А я занимаюсь тем, что смотрю за чело-веческой реакцией на те или иные внешние раздражители, будь они информационные или физические. Вот, например, когда я сказала, что я танцовщица, то увидела незначительное удивление на вашем лице.
– Простите, это – моя непростительная ошибка.
– Нет, нет, вы – не первый. Просто как интересно получается! Я говорю правду о том, что танцую, и за это, как правило, удо-стаиваюсь слегка укоризненного взгляда, который не ускользает от меня, как бы человек ни пытался его скрыть. Вы в свою очередь не можете признаться в том, что занимаетесь тем же на протяжении всей своей жизни, как и любой другой человек в этом обществе.
– Что вы имеете в виду, Алина?
– Не подумайте, что я пытаюсь вас ка-ким-либо образом оскорбить. Представим, что я говорю не о вас, а о ком-то другом.
– Хорошо, только я не понимаю смысла, но интересно, давайте представим.
– Начнем. Некто такой, как вы, был уче-ником в школе. Иногда над ним издевались одноклассники или, например, старший брат или сестра, но он улыбался в ответ, и, вместо того чтобы подраться, осознавая, что проиграет, наоборот, пытался быть как можно вежливее, чтобы оказаться как можно ближе к тем, кто был сильнее.
Затем – колледж: все меняется. Вы посе-щаете вечеринки, ваши друзья говорят о том, что необходимо кого-нибудь отыметь на этой вечеринке, дабы доказать, что вы один из них. Вы встречаете девушку, но не спите с ней, разговариваете о множестве вещей, может быть, даже и интересных для вас обоих. На следующий день вы уверяете себя, что все было так, как и предполагалось, при этом отпускаете несколько тупых шуток в ее сторону; все довольны, все смеются. Работа… вы выслуживаетесь перед своим босом, потому что вы зависимы от него. Вы делаете все, чтобы угодить ему, остаетесь в офисе до-поздна, пытаетесь сделать как можно боль-ше, в то время как ваша девушка сидит в кафе, пьет кофе и курит ментоловые сигаре-ты, говоря себе, что все между вами кончено. Но тут происходит небольшое повышение по работе, вы рады, покупаете за три доллара цветы и возвращаете ее. Танец продолжается, вы должны рассказывать своим коллегам о своей даме, говоря, что ничего серьезного не случилось. Вы слишком молоды, они предлагают сходить в один из клубов посмотреть на девочек. Почему бы и нет, отвечаете вы, тем более что это может помочь вам завоевать расположение сослуживцев, которые помогут однажды продвинуться по профес-сиональной лестнице. Ваши коллеги ведут себя как свиньи, вам это не нравится, но вы продолжаете танцевать, копируете их пове-дение, используете все то, что вам предлага-ют. И вот вы не замечаете, как становитесь одним из них. Вы предлагаете своей возлюб-ленной руку и сердце – бриллиант в два ка-рата на белом золоте вызывает у нее спон-танные слезы. Красиво… Работа и танец продолжаются. Вы понимаете, что вы закре-пились в жизни и можете позволить себе не-множко расслабиться. Теперь вы уже при-глашаете в клуб ниже стоящих служащих. Начинаете танцевать с девочками, заводите сразу несколько интриг, все это поднимает тонус, незаметно та скромная девушка из кафе превращается в мать вашего ребенка. Никаких очертаний первой спонтанности не остается, и цветы, подаренные ей пять лет назад, незаметно начинают восприниматься как обычные кухонные принадлежности. Те-перь вы заботитесь о том, что о вас думают окружающие, – вы танцуете. Вы продолжаете танцевать всю свою жизнь, только без ритма и музыки, без наслаждения и спонтанности, без радости и печали, рутинно и притворно.
Потом возможен развод или же некая отговорка и поездка в Нью-Йорк по работе на полгода или же на год.
– У меня нет слов.
– Вот, видите, а у меня нашлись.
– Право, то, что вы сейчас совсем не так уж плохо описали, в какой-то степени верно. Очевидно, вы по роду работы, скорее всего, имеете опыт наблюдений над такими, как я. Но вы как будто бы укоряете меня за это, что я стремился устроить свою жизнь в согласии со своими принципами, чего я, в конце концов, и добился.
– Нет, вовсе нет, просто я не изменилась в лице, когда услышала, что вы работаете в банке. А вы – очень даже.
– Ну а если вы столь проницательны, по-чему бы вам не найти себе другую, более престижную работу, чем просто танцевать?
– Я же вам только что объяснила, что разница между нашими профессиями не столь значительна.
– Да, да, вы объяснили довольно внятно.
– Понимаете, в чем парадокс – я танцую осознанно, и это – только лишь моя работа. А вы работаете и живете, танцуя неосознанно всю жизнь. Простите, Роберт, но мне звонят, надеюсь, мы еще как-нибудь увидимся.
– Всего доброго, Алина.
– Всего доброго.
Ты заслуживаешь большего
«Ты заслуживаешь большего». - это то, что я услышала от человека, с которым только что встретилась. Очень красивый, респектабельный, строгий, в чем-то даже властный мужчина, но открытый и простодушный, как подросток.
– Ты заслуживаешь большего, пожалуй-ста, уходи из этого заведения, мне больно смотреть на то, что ты губишь себя здесь.
У меня возникло неоднозначное чувство, мне захотелось улыбнуться этому человеку и обнять его за эту несколько неуместную про-ницательность, но в тоже время я удержала себя от каких-либо проявлений эмоций. Вре-мя – вот единственный источник правды, потому что именно благодаря его ходу мы открываем для себя забытые же нами истины. Эмоции – это прекраснейшая сила, придающая нам удивительное желание любить и верить, хотя мы не всегда разумны, когда мы поддаемся их порывам.
– Уходи прямо сейчас с этой работы, я дам тебе двести долларов и сделаю тебя сво-ей маленькой принцессой.
И тут я еще раз ощутила всю прелесть мудрости времени. Не спеши в своих выво-дах, не торопись, сделай глубокий вздох и улыбнись.
– Спасибо за это предложение, я благо-дарна. Но мне нужно работать.
– Нет, я хочу, чтобы ты сейчас же прямо отсюда ушла, – продолжал плакаться моло-дой человек.
Все это странно, но я даже его имени не знаю.
– Простите, как вас зовут?
– Я – Стивен, живу в Англии, уезжай со мной, мы будем жить долго и счастливо.
– Спасибо, но почему вы считаете, что я несчастна? Или это заранее выработанный прием, который проходит с наивными де-вушками? Простите, меня зовут, всего доброго.
– Нет, подожди, если ты когда-нибудь станешь знаменитой, вспомни обо мне, по-тому что ты сделала меня счастливым.
От счастья до туалета всего несколько шагов после принятия пары рюмок текил-лы .
Не понимаю иногда то, что происходит вокруг. Как-будто просыпаешься и видишь, как мир, деградируя, сходит с ума.
Новый год. Поиск новых раз-очарований
Алекса попросила у бармена очередное капучино, и медленно продолжала наслаж-даться уже не существовавшей историей. Леночка накинула на плечи кашемировый шарф, чтобы немного согреться.

Двенадцатого января Алине пришла бре-довая мысль в голову, пойти на концерт джазовой музыки. Она заказала себе малибу  с ананасовым соком, наслаждаясь свежей «атмосферой», создававшейся потоками пленительных звуков, вылетавших из старого и немного похриповывавшего рояля. В какое-то время она почувствовала, что она, увы, не принадлежит этому обществу, но она его так любит. В этом и есть трагедия нашей рутинной повседневности. Иногда ей хотелось ра-зорвать любую связь с миром и уйти из него. Умыться ключевой водой, очиститься и стать монахиней, простить саму себя и простить всех, кто причинил ей боль, но горестный рок брал свое. Он, словно червь, вился вокруг ее сердца, уводя его с пути, к которому Алина стремилась еще задолго до рождения.
Она не чувствовала больше боли и раз-очарований, она просто стала добиваться своих целей, не смотря ни на что и ни на ко-го. Если ей нужно было сделать водительские права, она использовала своих клиентов для их получения. То же в случае с машиной, квартирой, колледжем, школой танцев, вокальной школой. Алина всегда искала оправдание своим поступкам, и самое интересное, что она его находила. К лету у нее появились новые знакомые, новые интересы. Она медленно и постепенно начала находить выход своим переживаниям, только уже не в самой безобидной форме.
Три парня из соседней квартиры пригла-сили ее на вечеринку, посвященную дню ро-ждения одного из ее постояльцев. После того они частенько стали выходить на концерты в парк. Предлогом для таких прогулок была природа и… марихуана. Слушали африканские ритмы, также ходили на вечеринки «голубых». Ей в тот момент казалось, что она, наконец-то, освободилась от прошлого. Нет переживаний, независимая и непринужденная жизнь. Ребята убеждали ее в том, что стопроцентно в августе все вместе поедут в какую-то религиозную общину, чтобы очистить свой разум и тело. Август наступил, но поездка отложилась на сентябрь. Сумасшедшие клубы, алкоголь, героин, свобода от самой себя, уход из реальности. Каждое утро начиналось в одиннадцать ночи, и так до следующего дня. После «отдыха» у нее насту-пило истощение организма, кое-как она до-жила до осенних каникул, десять дней кото-рых она боялась, потому что ей предстояло столкнуться с самое собой, чего она даже в мыслях не допускала после ухода Патера и крушения надежд. Ребята попали в тюрьму за распространение наркотиков, квартиру опечатали, Алине пришлось даже давать по-казания, в которых она подтвердила, что порой не раз слышала музыку после двенадцати ночи через стенку.
После всего этого она чуть потрезвевшим взором окинула свою квартиру – за все это время на полках не появилось ни одной новой книжки, не написано было ни одной песни… Множество наделанных ошибок ввело ее в состояние ступора. Она начала корить себя, вспоминая прошлое.

Может быть, на самом деле некоторые люди рождены, чтобы быть счастливыми, а некоторые просто должны страдать. Ведь в этом нет ничего плохого. Я, например, не способна быть счастливой – дура потому что.
Глупость приходит от большого ума. Но с другой стороны я иногда совершаю хорошие глупости, кормлю белочек в парке, и лебедей на озере... Просто все должно быть в гармонии. Мир, это – то, что вечно и постоянно. Мы – лишь мгновение. Она плакала каждый раз, когда приходила с работы и наливала себе в стакан из-под виски красное вино.
Были ли это пьяные слезы или же это бы-ла исповедь перед бутылкой, как угодно. На тот момент ей было это нужно. Праздники медленно прошли, знакомые исчезли, и она снова осталась одна. Выходя на улицу поку-рить, она с горечью и грустью провожала взглядом счастливые парочки, понимая, что она не является частью этой солнечной кар-тинки.
Затем – и потеря веса, и неприятие еды, и взрывающийся мозг с открытием глаз при просыпании.

«Мир не для меня, а я не для него. Мне нужно было давно понять это. Но я продол-жаю бороться с собой. Не знаю, насколько меня хватит, но мне нечего терять, и не кого. Я опоздала на поезд счастья, придется идти по шпалам серой повседневности, чтобы хотя бы добрести до станции под названием «ничто».

В сентябре она решает поехать в Майя-ми, ей нужно как-то пережить эти десять дней, она не выносит быть собой. Не слезая с наркотиков, отрешенная, она садится в самолет, и летит туда, где можно хорошо провести время и отдохнуть. Но отдых уже не связывается у нее с загоранием и плаванием в бассейне, с наслаждением от созерцания красоты ночного неба. Скорее, отдых – это опять же вечеринки, танцы, секс с незнакомым официантом, о котором она забудет сразу после того, как оденется и остынет от жарких объятий и яростного обмена опытом в сексуальных утехах.
На шестой день она просыпается от спазм и боли в желудке. Ей плохо, она чувствует, что у нее нет сил доползти до телефона. Осознание своей беспомощности сводит ее с ума. Она плачет и ненавидит себя. Ее нет, она отвернулась от той, которой она была.

В этот день Алина не вышла из комнаты, она даже не встала с кровати. Она была го-това уйти из этого мира, в котором ей не оказалось достойного места. Она чувствова-ла, что игра закончена, и в ней нет победителей.
  Стук в дверь, она еле пробормотала: «войдите». В комнату вошел молодой симпа-тичный белозубый голубоглазый мужчина. Он светился от положительной энергии, и от солнечного настроения. Это был Алекс, кото-рого она случайно повстречала в лифте. Ес-тественно, она этого не помнила. Она запла-кала, и подавилась слюной. Алина преврати-лась из здоровой девушки в маленького без-защитного ребенка, лежащего в огромной кровати отеля «Трамб».
– Ты знаешь, у тебя есть две альтернати-вы: первая ты меня прогоняешь, а вторая – нет. – с улыбкой произнес Алекс.
– Мне все равно, понимаешь, мне все равно, можешь уйти, можешь остаться. – за-хлебываясь от слез, ответила Алина.
Она просто хотела закрыть глаза и про-снуться маленькой девочкой, мечтавшей стать актрисой или танцовщицей. Только уйти из этой грязной реальности, которую она, увы, уже не могла принимать.
Она плакала, не стесняясь его, она плакала, потому что это была единственная реакция на сегодняшний день и на нее самое. В истерике она пробыла еще больше получаса, потом обессиленная уснула. Проснувшись, она увидела игрушечного белого медведя, смотрящего на нее прямо с другого конца кровати, и безупречно чистую, пронизываемую солнечными лучами комнату, аромат хризантем, сирени и гвоздик, напоминавший ей о жизни. Что могло произойти за несколько часов, которые она провела в изнеможении?
Алекс убрал в комнате, выбросил алкоголь из бара, наркотики из сумочки, сигареты он почему-то оставил.
На столе стоял горячий кофе с француз-скими булочками, сливочным маслом и со-лью. Это то, что Алина любила всегда. И именно то, что раздражало всех, кто ходил с ней на ужин в дорогие рестораны. Кофе пе-ред едой. Триста долларов на человека, и она кушает булочку и пьет кофе, неслы-ханно.
Алина попыталась встать, но не смогла, она была слишком слаба, все поплыло кругом у нее перед глазами, она опять упала в подушку, не понимая себя, но ощущающей солнечный свет и чувствующей цветочный аромат.
Алекс взял ее на руки и понес в ванну, так же приготовленную им, он помогал ей мыться, а, может быть, он помог ей смыть с себя то, что, казалось, так надежно пристало к ней, ее горечь. Она чувствовала себя необычно, беззащитно и открыто. Затем он обернул ее в полотенце и вынес на балкон, усадив в плетеное кресло. Не говоря ни слова, он подал ей стакан с какой-то гадостью, от которой Алину вырвало прямо на балконе 46-го этажа. Затем ее начало трясти, хотя стояла сентябрьская жара, Алина чувствовала, как будто она умирает заживо. Почему-то ей не хотелось больше жалеть себя. Она пробудилась от дремучей рутины и слезы ее текли по щекам, не от обиды, а от реакции на эту коричневую дрянь, часть которой по-прежнему оставалась в обессиленном желудке. Она посмотрела на безупречно голубой океан, впервые за семь дней и удивилась его красоте, почувствовала ласкающий ветер, ощутила солнечное тепло.
Затем был завтрак, который ей казался самым вкусным в мире, ароматным и непо-вторимым. Алекс помогал ей кушать, он раз-резал французскую булочку, намазал ее мас-лом и посыпал солью. Налил в чашку черный кофе и добавил молока. Аккуратно разрезал на смешные квадратики омлет, и также ак-куратно положил на каждый омлетовый кирпичик крошечный кусочек огурца.
Это был первый в ее жизни человек, ко-торый не пытался ее критиковать, ведь он увидел самое худшее, что может произойти с любой. Под предлогом разницы в пять лет он не стал учить ее жизни и отчитывать, нет. Он просто помог ей скушать завтрак в четыре часа дня, но это был самый солнечный для нее день. Она пыталась уловить каждую секунду своего пребывания в новом для нее мире.
Потом он включил мультик и предложил посмотреть его вместе, Алина просто не по-нимала, что происходит, но ей эта идея при-шлась по душе, хотя вчерашний день еще напоминал ей о себе резкими болями в пече-ни. После этого она приняла еще что-то и ус-нула. Проснувшись утром, она попыталась не открывать глаза и попросить Всевышнего, чтобы вчерашний день не оказался сном. Открыв глаза, она увидела голубые глазюки напротив и белоснежную улыбку, в которую она не могла поверить первые две секунда, но потом растянулась в улыбке в ответ.
Завтрак на балконе Алине приходился по душе все больше и больше. Потом пришлось заставить себя выйти к океану и умыть ноги. Алекс занес ее и поставил вводу по пояс, придерживая ее левой рукой, правой он бережно черпал воду и поливал на уставшее лицо и тело Алины.

 Океан заживляет любые раны, дает силу и дарит энергию. Он тебя любит и ждет твоего прихода.
Впервые ей не хотелось ничего в жизни, а мистика заключалась в том, что после три-дцати минут в соленой воде у нее появился аппетит. Тяга к алкоголю, наркотикам и си-гаретам оставила ее. Как и прошлое. Она родилась заново, он помог ей.
Они не поехали в кричащий ресторан в Бар-Хабор, они отправились в маленькую итальянскую лавку, где Алекс на итальян-ском заказал макароны с сыром и овощами и еще пару блюд. Вернувшись в номер, он быстро организовал обед, который состоял из супа, макаронов с сыром, овощей, кофе и итальянского хлеба с оливковым маслом. От запаха можно было сойти с ума.
 
«Мне так хотелось кушать, просто чувст-вовать вкус еды, при этом на нее накатыва-лась волна слез, но счастливых слез». – в по-следствии рассказывала мне она.

– Поверить не могу, что кушаю суп, – ве-село сказала Аля.
– А я поверил, что ты замечательная, и не ошибся, – улыбнувшись в ответ сказал Алекс.

Потом были макароны с овощами и улыбками.
Когда ты готов оставить все – у тебя воз-никает еще один шанс, который нужно быть идиотом, чтобы не принять как подарок и не воспользоваться им.
Это был ее последний день в Майями, и самое замечательное, что она не хотела вла-деть этим человеком, и он не желал того же. Вечер они провели около бассейна, наслаж-даясь ночным небом, шумом волн и ласкаю-щим прохладным ветром со стороны океа-на…
Она вернулась в Нью-Йорк с улыбкой на устах, с мечтой и надеждой в сердце.
Странно, она не обменялась с ним номе-рами телефонов… забыла. Ненароком она забыла и медведя, от чего крайне расстроилась.
Но впереди было столько еще неразре-шенных вопросов, что она на секунду заду-малась, стоит ли ей звонить в отель или же просто оставить все как есть.
Романтический момент
похерен!
Вернувшись в будни, Алиночка наконец-то почувствовала, что наслаждается момен-том. Учеба, работа и все то, что происходило с ней, было в радость. Она начала учиться жить по-новому, острое осознание ошибок и казалось тем хрупким мостиком, через кото-рый у нее появилась возможность перейти на другой берег – иную сторону самой себя.
Как-то на работе она засиделась перед зеркалом и невольно услышала разговор двух девушек, с которыми ей приходилось работать. Одна из них возмущенно рассказывала о каком-то мужчине, искавшем девушку, танцующую у нас в клубе. Что, мол, он встретил ее в лифте, она была настолько не в себе, что ему пришлось довести ее до комнаты, уложить в кровать, а она при этом плакала в три ручья и рассказывала ему, что с ней произошло в последние годы. Потом он с ней еще провел пару дней, и она уехала. – Вот козел, я помню, что он мне столько денег давал, а сейчас ищет эту дуру, можно подумать, они поженятся.
У Алины просто не возникло и мысли, что это мог быть Алекс, но, все равно, она вышла из дамской комнаты, прошлась через танцзал и уселась за столик. И тут она услышала самые приятные слова, которые захотелось почувствовать ладонями, убедиться в их подлинности.
– Ты забыла белого медведя, мне при-шлось слетать в Нью-Йорк, чтобы вернуть тебе его! – улыбаясь, прошептал Алекс.
– Тебе не стоило так беспокоиться… Хо-тя?.. – у Алины от волнения перепутались и мысли и слова; вообще, такое случается, ко-гда нервничаешь.
– Так я же прилетел в Нью-Йорк, чтобы вернуть тебя! – голубые глаза – будто океан, который лечит любые раны, любит, ждет… Это – самый замечательный момент, о кото-ром можно только мечтать. И тут появилась та, единственным достоинством которой бы-ла гордыня. Лиза подлетела к Алексу и усе-лась ему на колени, страстно имитируя поцелуй, потом она повернулась к Алине и выпалила:
– Сори, бэйби, это – мой любовник из Майями.
Романтический момент похерен!
Тут произошло то, что должно было про-изойти: Алина встала и ушла, попросив у ме-ня сигарету… Я сунула ей парочку. А она, закурив, скривилась, видимо, ей стало дурно от первой затяжки, но машинально продолжала втягивать дым в свои легкие, пытаясь не думать ни о чем. Просто улететь бы туда, где хорошо. В последние два месяца это место было на маленьком балкончике в отеле, в котором к Алине вернулась давно порвавшая с ней надежда, добро улыбнувшаяся ей при встрече..
– Если я на этот раз ошиблась, то что то-гда вообще с этим миром? Я не понимаю ни-чего. – тогда, видимо, думалось ей.
Она долго сидела снаружи на металличе-ских ступеньках, пытаясь не заплакать, но сдержаться было очень сложно, поэтому она курила и курила и курила…
Возвращение Джона
Через некоторое время Алина услышала свое имя, обычно это происходит в трех слу-чаях, первое – заплатить штраф за пропу-щенный день или опоздание на работу, вто-рое – нужно идти танцевать и третье – тебя ожидают в комнате для важных персон.
Алина вышла, и к своему удивлению она увидела Джона, которого ей ранее пришлось стереть из своей памяти, и номер которого был удален из ее телефона.
Он, как всегда, выглядел великолепно, взгляд не изменился, и улыбка – тоже. Это один из самовлюбленных «красных галсту-ков», с которыми ей довелось общаться.
– Как долго я тебя не видел! – с улыбкой сказал он.
– Привет, привет! – еле дыша, сказала Алина.
– Пойдем, поговорим, я соскучился! – во-одушевленно предложил он.
– Я тоже скучала. – выдавила из себя Алина, почувствовав вдруг сильное разоча-рование во всех тех незатейливых играх, ко-торые так высоко ставились в нашем клубе. Оно подкралось незаметно и именно тогда, когда ей необходимо было наоборот безог-лядно верить в них, чтобы под ногами оста-валось хоть что-нибудь устойчивое.
Два часа глупых, совсем бессмысленных разговоров с обещаниями продолжения… Они сейчас казались такими пустыми в сте-нах этого заведения, как, впрочем, и все то, к чему у Алины до того было притяжение – Патер, Алекс, Джон...
Аля находилась в прострации и, казалось, не обращала никакого внимания на то, что говорил ей старый знакомый.
«Как жаль, что только иногда мне удается сказать некоторую часть правды… как жаль, что почти всегда я представляю себя им приукрашенной своим воображением, а не настоящей. Интересно, могу ли я назвать себя талантливой в этом мастерстве. Наверное, могу, ведь я руковожу игрой сердец, играю многообразием галстуков, которые обвивают меня несуществующими историями, заваливают номерами телефонов, летящих вскоре в мою корзину разочарований. Я просто не хочу. Уже не хочу никаких отношений, ни с кем, никогда».
– Пока, пока, Джон, позвони мне, – и да-же увесистые чаевые, оставленные им, не поднимают ей настроения.
«Это красивая игра, но мое амплуа уж больно трагично».
Утро
Алина понимает, что вечер подошел к концу. Она переодевается, собирает свои вещи и идет к выходу. Швейцар со слащавой улыбкой, помогает ей сесть в такси, захлопывая дверь и небрежно роняя изрядно зажеванные слова; «спокойной ночи».
«Это в полпятого-то утра, да и еще после того, что сегодня произошло, я могу только мечтать о сне», – с досадой подумала про себя она.
Пять минут – и она расплачивается с таксистом, дверь открывается, но Алина, не поворачивая даже головы, подает руку вежливому дворецкому, но в роли последнего оказывается… Алекс.
Алина чувствует, что это свыше ее сил. Почему все должно происходить именно против ее воли? Это – что? Проверка на прочность вновь и вновь? Сначала тебе дают возможность поверить в себя и тех, кто рядом, чтобы потом в две секунды вырвать из тебя эту необходимую каждому иллюзию. Эта чертова страна, должно быть, счастлива… Видимо, поэтому молодые люди вроде меня так и рвутся сюда, а не вовсе потому, что ты можешь стать здесь кем-то или чем-то.
– Я не хочу больше ничего, понимаешь. – еле сдерживая слезы, произносит она и ма-шинально, сидя еще в машине, тянет дверь на себя.
– Дай мне возможность все объяснить, ты не так все поняла. – довольно серьезно произносит он и приоткрывает дверь.
– Оставь меня, пожалуйста, прошу, ка-тись к чертовой матери, я сыта всем этим по горло, – пытается спрятать слезы Аля, про-должая воевать за никчемную дверцу.
Это бы продолжалось еще долго, если бы у таксиста не вскипела кровь в жилах, и он не вскричал:
– Да что ты с ней сделал такое, что она так… так… сейчас мне дверь в машине сло-мает, идиот ты! Я бы на твоем месте уж на коленях стоял!
– Дамочка, простите, мне пора, могу вы-звать полицию, если хотите, чтобы его забрали. – сказав это, он скривил рожу в сторону Алекса и, подмигнув Алине, в тот же момент растворился в ночной темноте.
«Да это именно тот момент, о котором я мечтала всю свою жизнь. – подумала она. Чтобы об меня вытирали ноги, как и обо всех женщин из моей страны, которые исполнены боли и обид за растоптанную любовь! Никогда!»
– Ты не правильно меня понял, Алекс. Все изменилось, и я не нуждаюсь в тебе, так что у тебя есть еще несколько минут, чтобы одуматься и ехать к твоей настоящей суженой,  тем более что пока ты еще не так страшно запоздал… Извинишься, и все будет хорошо.
Алекс стоял словно вкопанный, ей даже стало страшновато, оттого что не последова-ло реакции на ее слова.
Нарушив паузу, он мягко произнес:
– Всего доброго, Алиночка.
– Всего доброго и тебе. – Алина почувст-вовала, что все поплыло у нее перед глазами, даже пробудившееся чувство собственного достоинства не могло придать ей сил.
Открыв глаза, она почувствовала резкую боль в области затылка и боль в сердце.
Алина, как малое дитя, опять горько пла-кала, уверенная в том, что она имела полное право на это, как и все такие же обману-тые… ей не было ни капельки стыдно за то, что она слаба, что ей больно, что ей обидно, что она не может больше верить… Она была опять маленькой тринадцатилетней девоч-кой, которая, вдруг осознав несовершенство этого мира, разуверилась в нем. Ее прибе-жищем и другом в такие моменты слабости становилась поляна, на которой росла ее лю-бимая береза. Алина обнимала ее и плакала, когда была не в силах бороться с все более завладевавшей ее душою пустотой.
«Почему это происходит со мной? Это я одна виновна за все грехи человечества, и только потому, что я все вижу? – Нет, нет, нет! Тогда почему? Почему я не могу быть счастливой?»
И тут она поняла, что в квартире она не одна, от чего ей стало еще хуже. Медленно повернув голову в сторону окна, Аля увидела белого игрушечного медведя… – последовал второй приступ истерики.
Немного придя в себя, она приняла успо-коительное и уснула. Человек без прошлого и будущего.
Алекс выделялся из серой массы устав-шего Нью-Йорка. Высокий, светло-русый парень наступал на давно впечатавшийся в темно серый асфальт мусор безупречно чис-той итальянской обувью, озаряя прохожих своей великолепной улыбкой.

Алекс, не задумываясь, механически взял диктофон, который стоял у Алины на полке, ключи и вышел в коридор. Он стал прослушивать записи. Алина всегда писала песни, но в Штатах ей так и не удалось купить синтезатор, от чего она периодически напевала на диктофон свои песенки в надежде, что однажды она вдохнет в них жизнь и сыграет по-настоящему. Ему было не по себе, он решил подняться на крышу дома и покурить. О чем он думал в тот момент известно только ему. Вернувшись к Але в квартиру, он аккуратно вернул все на свои места и ушел.

Встреча на улице с Лизой оказалась кстати. Несколько рюмок водки привели его в норму – бурный секс на кухонном столе, а затем оргазм… на балконе.
Лиза была похожа на удовлетворенную львицу. Как примадонна она лежала на кро-вати и поглаживала волосы Алекса.
– Приятно удивлена тобой. Ты стал еще лучше, чем был год назад. Ну, что ты дума-ешь по поводу того, чтобы, наконец-то, стать моим спонсором. Не могу же я с тобой проводить время зазря, – самодовольно улыбаясь, промурлыкала Лиза.
– Скажи мне, где ты научилась этой стервозности, дорогая, – с улыбкой пробурчал Алекс в ответ, натягивая на себя трусы.
– Как где? Именно здесь. Хотя, да, у не-которых это чувство врожденное, но всем оно помогает быть первыми везде и во всем. Понимаешь, о чем я? – тоже с улыбкой отве-тила Лиза.
– Ты – шикарная женщина, – выпалил Алекс, пытаясь отыскать свои штаны.
– Знаешь, что самое приятное в твоих словах? Я знаю, что это – не просто компли-мент, – переворачиваясь на спину, медленно произнесла Лиза.
– Мне пора, я позвоню, – одевшись и приосанившись у двери, сказал герой этого пасмурного утра.
Вернувшись в отель, приняв душ, пере-одевшись, он был теперь готов разбудить Алину.
Сон
Все вокруг рушится. Я убегаю в место, где меня он не сможет найти и уничтожить. Я скрываюсь в своей памяти, вокруг меня детские игрушки и мое первое розовое игру-шечное пианино... Я слышу его шаги. Он здесь. Что делать, не знаю. Я пробиваю кар-тонную стену своего хрупкого домика… одну, вторую, третью… – падаю в неизвестность, лечу… я умею летать – но он близко! Он преследует меня! Я слышу его слова, но не могу их распознать… Они заполняют все пространство, мне нужно бежать! Я лечу над лесом со скоростью ястреба… Перелетев реку, я скрываюсь под кроной березы, надеясь, что он меня потерял из виду. Мне холодно. Я пытаюсь затаить дыхание… больно… Но отчего? Почему я вижу свой день рождения? Свое пятилетие, когда мы ждали гостей на протя-жении двух часов… Я помню, что еда уже остыла… Но я все стояла у окна...
Я вылетаю из окна и лечу высоко-высоко, на сколько у меня хватает сил; слабею, падаю в реку, ухожу глубоко под воду, достаю дно и возвращаюсь в воздух. – Это зло гонится за мной… Я не знаю его имени, помню только, что оно ужасно и холодно, черновласо и имеет облик пожилого мужчины… Кто он, я не понимаю.
Я вижу железнодорожную станцию… Похоже, какой-то мост. Он обваливается, и ребенок успевает уцепиться за обломок рельса… На другой стороне – его мать; она кричит надрывно. Я держу этого ребенка за руку. Мне нужно его спасти, но он выхватывает этого ребенка у меня, толкает меня, и я лечу вниз. Я падаю и оказываюсь в грязи… Я плачу и мечусь, карабкаюсь наверх, но, внезапно обессилев, я не могу лететь… Мне противно, я ползу до тех пор, пока не выбираюсь оттуда … И вдруг вижу его глаза и усмешку. Он держит ребенка на руках. Я плачу, кричу… Я на исходе сил… Кричу, но меня никто не слышит.

Алина просыпается, оттого что плачет и задыхается. Она уверена, что, если она умо-ется, то сможет вновь взлететь и спасти ре-бенка… И вновь закрывает глаза.
Но голос Алекса не дает ей уснуть. Она продолжает спать только уже наяву.
Не бойся, я рядом
– Привет воробушек, – мягко обратился к ней Алекс. – Ты в порядке, как ты себя чувствуешь? Что тебе приснилось? – заботливо вопрошал он.
Алина не может взять в толк, что про-изошло, она в смятении, чувствует еще большую слабость, не может подняться с кровати, пытаясь только ползти и вертеться, напоминая со стороны странное существо – лопоухого ужа.
– Я с тобой, я здесь, я рядом, – пытается убедить ее Алекс.
Но Алина еще несколько секунд находит-ся под впечатлением увиденного во сне и не может прийти в себя. Потом, не пророня ни слова, обнимает Алекса.
– Все хорошо, просто сон, – как бы оп-равдывается она.
– Завтракаем на крыше? – с улыбкой спросил Алекс.
– Да. – все еще обдумывая сон, отвечает Алина.
– Это же надо повесить над рабочим сто-лом. Ничего автопортрет? – немного погодя, решил пошутить он.
– А-а, этот воробей согласился мне пози-ровать однажды весной. Хорошая фотогра-фия, мне нравится. – придя в себя, отозва-лась она.
– Для завтрака на крыше холодновато, может, просто приоткроем окно? – еще более осознанно проговорила Алина.
– Ты, действительно, права. – прошептал он в ответ.
Несколько дней Алекс провел с Алиной, ухаживая за ней. Он бережно складывал ее вещи, когда они возвращались с прогулки, готовил кофе и мыл чашки. Зачем это все ему?
Алина была рада тому, что он не был од-ним из безликих красных галстуков, хотя она так и не спросила, чем он занимается в жизни. Но ей казалось, что этот человек выше таких понятий как время и деньги.

**************

То, что со мной происходило все это вре-мя, по большому счету не имело смысла. И сам собой возникает вопрос: а имеет ли смысл моя жизнь вообще?
Алина осмотрела свой багаж и вздохнула. Сейчас она понимала, что ждать осталось совсем не долго до того, как она сядет в такси и уедет в аэропорт им. Кеннеди. И вдруг – тоска… тоска в ее сердце, которая заполнила пустую комнату и даже вылилась из окна, затопляя собой улицы, дома и все, что еще пока дышало воспоминаниями. На какую-то минуту Алине пришло в голову, что она совершает ошибку, что может это не выход, от чего у нее приостановилось дыхание и навернулись слезы. Как-то она ходила в один музей, который когда-то являлся собственностью одной богатой семьи. Гуляя по огромным коридорам, декорированным картинами восемнадцатого века, а также люстрами, привезенными из России еще при царе, Али-не стало досадно, что век рыцарей давно прошел.
Девушки больше не вспыхивают румян-цем при взгляде мужчины, не роняют платки на землю, не пишут любовных писем, не носят шикарных туалетов со строгими и тугими корсетами. Не мечтают о любви, не боготворят доблесть, славу и честь, не восхищаются поэтами. Ах, этот великолепнейший век романтики, трагедии и любви! Я родилась не в то столетье, с улыбкой подумала она про себя, глядя на портрет того, кто некогда являлся владельцем этого места.
Как жаль, что в наше время мы совсем недолго храним счастливые воспоминания, зато подолгу пересчитываем деньги. Живем в квартирах, любовные свидания называем деловыми встречами, сведя их к часику беседы в ресторане о работе и доходах, который обычно заканчивается в отеле незатейливым сексом быстро по-собачьи и вызовом такси даме.
Как низко пала современная мораль, по-работившая нас иллюзией беззаботного су-ществования.
Романтичным считается холодность и безразличие.
Люди встречаются для того, чтобы полу-чить психофизическое удовлетворение, не питая ни малейшего интереса к делам, мыс-лям и чувствам другого. Шарм мужчин, со-стоявший в отваге и ловкости, в умении стремительно взобраться на балкон к люби-мой, подменен финансовым состоянием и безвкусными комплиментами. Кошмар ка-кой-то.
Я уверена в том, что тайна в мужчине, его внутренняя сила, истории о нем всегда притягивают любопытство прекрасной поло-вины общества.
За семь лет здесь я убедилась в том, что красивых историй не бывает, они канули в Лету вслед за великолепными героями с по-желтевших страниц романов Александра Дюма, пылящихся все еще на полках,.
Мужчины не способны себе вернуть ве-личайший дар – умение обольщать женщин. Как и не способны они, увы, стать вновь ры-царями. Современное общество более чем когда бы то ни было трагично, так как оно отказалось от единственной вдохновляющей жизненной силы – любви.
Алина, сидя в холодном аэропорту и пы-таясь согреться дешевым кофе, смотрела в окно и вздыхала.
Еще три часа – и она окажется отрезан-ной от прошлого и летящей в будущее. Как жаль, что одному человеку не под силу изме-нить мир к лучшему. Единственное, что ему остается, так это не испоганить хотя бы то, что есть.
Счастлива ли я?
Нет, нет и нет. Я смотрю с завистью на проходящие мимо пары с детьми, они счаст-ливы. А я? Счастливы те, кто просто живут, не зная, сколько происходит вокруг траге-дий. Женщины, родившие детей, считают, что жизнь великолепна, и что рядом – чело-век, готовый на все ради них. Мне довелось увидеть обратную сторону этой идиллической картины. Мужчины в красных галстуках, приходившие ко мне, были готовы выложить сумасшедшие деньги, только бы затащить меня в постель. Они всегда ведут себя предельно ясно, будто точно знают, что хотят от жизни. У них есть семья, работа, но нет меня. Как здорово это звучит? Иронично и грустно.
Муза плачет, потому что она устала быть собой.
 Я мечтаю познакомиться с мальчиком на велосипеде, который может угостить меня мороженым, рассказывая о своих приключениях и довольно смешных открытиях. Вместо этого я получаю красный галстук на новейшей машине, дорогой ресторан с отвратительными и пошлыми разговорами. Что лучше? Одни клиенты сменяются другими, одни истории переходят в другие. Мне просто все надоело, одно и тоже без альтернатив. Сон не спасает, алкоголь тоже, от себя не убежишь, но жить с собою противно. В такие моменты хочется вырвать это ужасное чувство под названием горечь и перестать прикрываться циничностью.
Почему в этом мире невозможно просто жить?
Почему все нужно подменять фальшивы-ми моральными и материальными ценностя-ми?
Добро пожаловать!
Алекс решил сходить и взять пару филь-мов, которые должны были поднять настроение Алины. Магазинчик находился в двух минутах ходьбы. Может быть, поэтому он забыл свой телефон, а, может быть, по спешке. Телефон зазвонил, но Алина и не подумала его взять… Однако, он так противно жужжал и вибрировал, что она, не задумываясь, решила отключить звонок… Телефон Лизы она сразу узнала. А оставленное сообщение она почему-то решила прослушать. Смысл был недоста-точно интеллектуальным, но довольно прямым и прозрачным. «Бэйби, ты забыл се-годня утром у меня свои очки, так что если хочешь, приезжай ко мне сегодня, я выход-ная.
Как жаль, что все так вышло. На самом деле жаль.
Алекс вернулся с комедией «Пятьдесят первых свиданий» и с молочным шоколадом.
Алина на протяжении просмотра фильма задавалась другим вопросом: стоит ли мне иметь чувство собственного достоинства, ес-ли человек рядом, обнимающий меня, пере-спал с кем-то пару дней назад? Да и вообще нужно ли мне смотреть на него как на лич-ность?
В эту ночь Алекс никуда не ушел. Он спал с Алиной без всяких намеков на секс.
 
  Следующие пять дней они провели вме-сте. Все было очень красиво, и душевно, и тепло. Этот город мне не казался таким мрачным и неуютным, может быть, потому что Алекс вновь мне создал уют и окружил заботой. А потом мы уехали загород в один маленький отель, где мы наслаждались ти-шиной, беседами у камина, итальянским хлебом и виноградным вином. И все это было одухотворено вновь затеплившимися надеждами и обычными человеческими волнениями. Прогулка на лошадях придала Алине здоровый цвет лица, хотя дрожь в ногах еще не проходила на протяжении двух часов.
Мы встретили пару «голубых», которые были уже много лет вместе, но любили по-прежнему друг друга с той силой, как и в день первой встречи. В один из вечеров мы заговорили о любви. О ее силе, о ее власти.
Любовь порождает в нас бурю необъяс-нимых эмоций, как хороших, так и плохих. Она придает жизни смысл. Она порабощает человеческие сердца, навсегда завладевая ими. Но как бы ни была она горька, это – са-мое лучшее, что может произойти с нами.
Распивая вино и рассуждая о банально-сти любовных интриг в клубе, Алина вдруг почувствовала на себе взгляд Алекса, и ее внезапно охватило неизъяснимое волнение. После этого разговора они поднялись в но-мер, где звучала запись Китса Жаррета , и все вновь показалось настолько необычайно красивым, что голливудская любовная муто-тень могла постоять рядом и отдохнуть.
Алина не понимала, что происходит, но она ощущала губы Алекса и его руки, кото-рые согрели ее, его тело, его запах. Она забыла себя от радости и счастья, ее не стало, она растворилась в нем, позабыв свое имя и самое себя. Хмельное чувство любви охватывает только тогда, когда ты ему безраздельно и бездумно отдаешься.
Очень часто женщины в подобных си-туациях ждут, когда же все это закончится, а мужчины, простите, не могут кончить только потому, что они ни на минуту не забывают о завтрашней сделке… Пару рывков – и они на свободе, переворот на спину – знак того, что дело сделано, теперь можно и в душ.
Великолепнейший танец двух душ про-должался, они сливались и отдавались друг другу, наслаждаясь каждой минутой пода-ренной им судьбой, и казалось, что прошла целая вечность, и пролетели сотни жизней за ту одну зимнюю ночь. Алина лежала на Алексе и молчала. Она не могла ничего произнести, она будто бы разговаривала с ним без слов, чувствами, мыслями, взглядом и жестами. А он, казалось, ее понимал.
Они были уверены, что это и была истин-ная любовь.
Новые друзья
Ее звали Джеки.
Алекса:
– Откуда она вообще взялась?
Лена:
– Не имею ни малейшего понятия. Мис-тика какая-то. Появилась, ничего о себе не рассказывая, какая-то с виду не дружелюб-ная, сохраняла предельную дистанцию абсо-лютно по отношению ко всем кроме Алины. К ней она почему-то сразу пристала как бан-ный лист. Самое интересное, что Алина ее, в свою очередь, не отталкивала. И что она в ней нашла только? Я, между прочим, сразу сказала – эта дамочка мне совсем не нравится. Но Алина меня успокоила, что я по-прежнему для нее единственная самая близкая подруга. Я знала это и так, потому что я на самом деле неповторимая.
– И что?
– У Алины через пару месяцев выдались каникулы, с ее Алексом вроде все было хо-рошо, но он уехал по работе в Африку, зани-маться каким-то крупномасштабным проек-том, вообще, все казалось спокойно. Она да-же перестала вспоминать прошлое, но все равно что-то ее беспокоило, я все никак не могла понять, что?
Да и вообще, у меня не было времени смотреть за ней, она ведь – большая девочка, могла сама разобраться.
– Ты хотела сказать «взрослая»?
– Типа того, насколько Аля может быть взрослой, практичной и рассудительной, на-столько она и может быть в равной степени беззаботной, наивной и маленькой девочкой. Она всегда прикалывалась, что она – мелан-холик, и, ко всему прочему, Близнец. Короче, первый пациент для психолога.
– Подожди, а на кого она училась?
– Именно на него.
У каждого психолога должен быть свой личный психолог.

Длинноногая, стройная, сногсшибатель-ная брюнетка с голубыми глазами, напоми-нала собой пантеру, не только в танце, но и в жизни.
Все девушки ее как-то обходили сторо-ной – такое чувство, что они просто не хотели сталкиваться с ней ни по каким вопросам, а кто и пытался выдавить из себя улыбку учтивости получал взамен такую же.

Как-то после работы Аля с Джеки поеха-ли в какой-то клуб на Манхэттене, это притом что и у нее на следующий день была учеба или какие-то дела. Тогда ее просто на ужин в ресторан вытащить было не возможно. Это было заведение в индийском стиле. Там по выходным проводились какие-то вечеринки. Джеки устроила целый концерт на стойке бара. Естественно, это вызвало живой интерес у окружающих.
Джеки олицетворяла собой некого дьявола что ли, представь, как смотрелась на ее фоне Алиночка, просто ангел во плоти.
Представление закончилось снимками с местными музыкантами для рекламных сай-тов, VIP карточками, бесплатными завтрака-ми и множеством комплиментов.
Джеки была полна жизни и страсти, Али-на – женственности и покоя. Что может быть более опасно для неподготовленных людей?
Вообще, пару раз Джеки оставалась у Алины, они мило проводили время, разгова-ривали о довольно интересных вещах, по словам Али. Но потом все начало идти немного в странном ключе. Джеки была слишком зациклена на ней, в какой-то момент все стали замечать в клубе, что она не сводит с нее глаз. Один раз даже у нас с ней состоялся откровенный разговор, и я спросила довольно недружелюбным тоном, чего она хочет от моей подруги. На что эта самка мне ответила, что никто не может увидеть в Алине того, что довелось ей. Короче, для себя я сделала вывод, что дружбой здесь уже больше и не пахнет. Но Алина никогда не интересовалась девушками, вот что уж я точно знаю – сколько у нас было дебатов по этому поводу. Нет, она точно не из того теста. В свою очередь, я решила не вмешиваться, потому что боялась остаться виноватой. Тем более что у меня уже началась семейная жизнь, своих проблем было невпроворот. В общем, я только сказала, чтобы она была поосторожней. Мне не хотелось, чтобы возникли какие-либо жизненные трудности у Али, тем более что она не так давно стала на ноги, и еще пошатывалась время от времени.
Знаю только точно, что Джеки ходила по магазинам с Алиной, используя кредитки ее друзей и иногда клиентов. При этом весь этот процесс выглядел довольно непринуж-денным.
Как-то они зашли в один из магазинов и набрали столько вещей, да и еще по таким ценам, что у ошарашенных парней-продавцов не повернулся язык попросить у них водительские права, чтобы проверить, кто на самом деле являлся владельцем кре-дитной карточки.
А что я могла сделать, я узнала об этом только потом, когда все закончилось.
Затем рестораны, владельцами которых являлись наши клиенты. Джеки и тут пролезла. Питались они за счет того, что являлись туда в сногсшибательных платьях, и, как правило, – ужин за счет заведения. Если Джеки не получала награды, то ее давали Алине, маленькой дюймовочке.
Алина училась и работала, Джеки ждала ее с учебы готовая на приключения и аван-тюры. Но она была холодна к мужчинам, это можно было прочесть в ее взгляде. Странно.

                *****************

– Джеки, знаешь, иногда мне кажется, что ты подобна вороной кобылице, дышащей волей и свободой. Гордая и беспощадная к тем, кто пытается ее оседлать, набросить на нее вожжи. Сильная и быстрая. Рвущаяся вперед и не любящая остановок. А иногда ты подобна черной пантере, грациозной кошке, которая растягивается на ветке огромного дерева, наблюдая за ланями, пасущимися внизу. Дав себе время насладиться картинкой, ты медленно, лениво и неохотно потяги-ваешься, добываешь себе пищу одним бро-ском, забирая жизнь у безобидной твари.
– А ты, Алиночка, напоминаешь плаку-чую иву, чистую и совершенную.
– Н-да, спасибо.
– Тебе много готовить на завтра? Долго будешь занята?
– Нет, вообще-то, если ты меня очень по-просишь…
– Считай, что я уже это сделала.

Прогулка по манхэттенскому мосту – этого мне не довелось совершить даже ни с одним из моих галстуков ¬– красиво.
– Джеки, что ты ищешь? Ведь я вижу за-нимаешья поиском, вот только чего?
– Ты на самом деле психолог или ты при-кидываешься дурочкой?
– Нет, просто я не люблю анализировать поведение друзей, это – не профессионально. Тем более что я тебя очень люблю, как человека. К тому же твое поведение не поддается логике, не вписывается в систему социальных условностей, а, значит, ты свободна.
– Что тебе мешает быть такой как я?
– Ничего, просто я наметила для себя не-много другие приоритеты, за них и сража-юсь.
– Ты знаешь, иногда ты кажешься мне старичком, который знает все и понимает.
– При нашем-то образе жизни и при том количестве ошибок, которое я совершила, не думаю, что твое определение корректно.
– Мне просто хорошо с тобой. У меня нет ни одной минуты, чтобы я тебя могла нена-видеть. К чему бы это?
– Я не учу тебя жизни и не пытаюсь из-менить.
– Не зря государство решило оплатить тебе учебу.
 – Очень смешно.

Теплый ветер развивал волосы Джеки, и казалось, что она позирует для какого-то до-рогого журнала спортивной одежды, для страницы с подзаголовком «Молодость, энергия, красота».
Я чувствовала, что мир обретает невер-бальный смысл, легкость полета ястреба, и ощущала счастье. Я принадлежу этому мо-менту здесь и сейчас. Так просто и в тоже время так мило. Манхэттен светился своими кричащими огнями, похожий на рождест-венское дерево. Он словно ожил этой ночью, только без сирен и тревог.
 – Ты знаешь, чего ты хочешь от мужчин? Что именно тебя в них привлекает, кроме денег конечно?
– Не знаю. От них я точно ничего не хо-чу. Просто наслаждаюсь чувством любви, которое возникает у каждого из нас.
– Ты их ненавидишь?
– Джеки, в нашей жизни стоит задумы-ваться о более масштабных вещах, и не рас-трачивать себя на глупые обиды. Благодаря тебе я еще раз убедилась в этом.
– Ты знаешь, что ты больной человек?
– Я никогда не утверждала, что я здоро-ва. Просто все зависит от момента, а не от постоянства.
– Считай, что я тебя поняла…
Джеки сейчас казалась необычайно спо-койной. Ей не было нужды защищаться, и красота явилась к ней в тот момент, когда она стала сама собой.
– Какие планы у нас на завтра? Не знаю. Я буду в университете до четырех.
– Ладно, школьница, пойдем чего-нибудь скушаем и спать.
– Хорошо, меня это устраивает.
По приезду домой, все как обычно – сон-ные посиделки в пижамах с фруктовым мо-роженым. Все просто располагает к тому, чтобы сомкнуть веки и забыться сладким сном, как раздается телефонный звонок.
Это один из ребят, который устраивает вечеринки в центре Манхэттена.
Джеки поднимает телефон. Нет, нет, мы уже почти спим. Что мы там будем делать? Но мы уже в пижамах.
– Что происходит?
– Да просто нас пригласили на вечеринку сексуальных меньшинств. Но я сказала, что мы ложимся спать.
– Хочешь пойти?
– Нет, я не пойду без тебя, тем более, тебе рано вставать.
– На два часа, не больше, я вижу по тво-им глазам, что ты уже мысленно там.
– Я тебя люблю.
– Любите меня, любите.

Все проходило мирно, Алина мне по- прежнему звонила. Все как будто без изме-нений. Я подумала, что Джеки уже испари-лась, как нет, я опять слышу ее голос. Алина не обращая внимания на мое молчания, раз-говаривает со мной о тесте, который пред-стоит сдать.
– Что ты будешь делать на каникулах? – мне просто пришлось поинтересоваться у нее.
– Вегас. Хочу посмотреть на этот город. Но еще ничего не решено.
– Ладненько, дорогая, созвонимся. Целую.
Откровение
Джеки уселась напротив Алины, пытав-шейся сконцентрироваться на списке лите-ратуры по социальной психологии, рекомен-дуемой для дополнительного чтения.
– Послушай, давай поедем вместе в Ве-гас. Проведем время хорошо и, я бы сказала, даже с пользой. Ты – единственная из всех, кого я знаю, кто не спросила ни разу у меня о моем прошлом, настоящем и, вообще, о тех вещах, о которых люди не любят распространяться в целях самозащиты.
– А должна была?
– Нет, что ты. Я вовсе не об этом. Вегас – это не просто казино, этот город полон денег, тем более, бесхозных, никому не нужных.
– Это ты пошутила?
– Нет. У меня есть некоторая информа-ция о людях, которые просто швыряют деньги на ветер. Все они женаты, с детьми и собаками, но это не важно. Они готовы выкладывать большие бабки.
– За что?
– За хорошо проведенное время, конечно.
– Я не думаю, что я тебя понимаю пра-вильно.
– Естественно, это все потому, что у тебя мозг скоро вывалится из ушей. Смысл в том, что мы раскручиваем клиентов точно так же, как и на нашей работе, только там оплата немного другая. Все, что нам нужно, – это карманный компьютер – у нас уже есть. Доверься мне. Я не причиню тебе зла и не позволю никому тебя обидеть.
– Хорошо. Просто я хочу, чтобы ты была уверена в том, что ты делаешь, там камеры даже в туалетах стоят.
– Я знаю.
– Тогда мы едем. Нужно только заброни-ровать номера… Только в каком отеле?
– Бургада, конечно.
– Ах да, конечно.
Вегас за 10 дней
10 дней обещали быть всем чем угодно, но только не отдыхом. У Джеки в карманном компьютере были папки с раз-ными именами и с какими-то данными о тех, кого нам предстояло развлекать. Точнее, как сказала Джеки, это – красные из красных, потому что галстуки этих уточек украшены бриллиантами.
– Я не знаю, есть ли в этом необходи-мость.
– Сомнение – это первый поворот к не-удаче.
– Если ты в этом так сведуща, зачем тебе нужен еще кто-то другой?
– Потому что одиночество не приносит вкуса победы.
– Глубоко.
Мы рассмеялись, и я потратила минут пятнадцать на то, чтобы рассмотреть каждого мужчину. На один день предполагался один клиент. Все просто, единственное – нужно было не облажаться.
День первый.
Вселяемся, заходим в свою комнату, ко-торая расположена на тридцать пятом этаже, но выглядит даже лучше чем моя студия на 43-м. Джеки начинает прыгать на кровати, в то время как в номер заходит первый официант. Он принес нам омлет с сыром, оладьи с клубникой и сметаной. А почему, интересно, он сам не остался? Гм…
– Ты что-то сказала?
– Да нет, так у нас здесь сервис два-дцать четыре часа в сутки?
– Да, двадцать четыре. Он будет сюда наведываться каждые четыре часа.
– Мило, ничего не скажешь.
– Ладненько, нужно принять душ, ты не хочешь потереть мне спинку?
– С удовольствием, дорогая.
После душа нам пришла в голову идея пригласить белозубых мальчиков-массажистов. Они были у нас в комнате по первому зову, так здорово. Джеки постоянно пыталась ухватить меня за руку. После этого мы посмотрели какую-то старую комедию про парня, который назывался «ученым сва-том» и помогал неуверенным, но влюбленным мужчинам заполучить свою недостающую половину. Время присоединиться к обществу. На сегодня у нас был один из самых богатых людей в Японии. Маленький кругленький мячик. Но, тем не менее, у него было два ребенка и жена, которые все жили вместе весело и счастливо. Джеки нечаянно роняет свое под-дельное ожерелье, которое я ей одолжила, и естественно его камешки разлетаются по всему полу маленького бара. Она довольно смущенно пытается их собрать, как тут по-являюсь я, и пытаюсь как-то ей помочь. Японец живенько проскальзывает мимо нас, но, поскользнувшись на одной из бусинок, выписывает пируэт ногами, потом руками, что-то бормочет на японском и падает прямо между нашими ногами. В этот момент я про себя отметила, что идея надеть французское белье оказалась не пустой прихотью, но как раз пришлась кстати. Официант бледнеет, менеджер тоже, потому что они не знают, что делать, помогать ли ему выбираться из-под наших юбок либо дожидаться, пока мы сами его не вытащим оттуда.
Мы наклоняемся одновременно, чтобы продемонстрировать свои перси узкоглазому япошке. Его глазенки, как мне показалось, совсем закрылись. Через несколько мгнове-ний мы уже весело болтали за столом, Джеки чувствовала себя настолько виноватой, что предложила ему провести с нами вечер. Ка-зино – это еще хуже, чем женщины. Психологически правильно выстроенная на человеческих тайных желаниях система. Оно, как пылесос, втягивает в себя деньги, при этом ничего не выплевывая и не кашляя.
Два часа Джеки и он пьют алкогольные коктейли, я же довольствуюсь только «девст-венной», что значит безалкогольной, налив-кой (Pena koala virgin). Потом мы решаем поужинать вместе. Мне приходиться прибегать к остроумным уверткам и обольщению, чтобы никоим разом ни упоминать о казино и об игре, потому что он может, так сказать, сорваться с крючка. Поэтому, разговоры об удаче, о правильных капиталовложениях, о культуре, об искусстве, и только тогда, когда мы понимаем, что он готов, выдерживаем еще паузу минут пятнадцать. Джеки помогает ему выпить еще пару бокалов, а потом я начинаю смаковать свою любимую тему. Ис-кусство любви. В то время как Джеки ему что-то шепчет на ушко, он улыбается и кивает головой. Мы трое поднимаемся к нему в комнату, точнее, там почти целый этаж. Он объясняет нам, что нужно минимум иметь сто тысяч наличными, чтобы начать игру. Как правило, он спускает за одну ночь полмиллиона… ставит на четыре, теряет два, возвращает один или полтора.
 Деньги постояльцев отеля хранятся в сейфах. Перед игрой они спускаются в свою специальную комнату, берут наличные и но-сят их, до тех пор, пока не проиграют. Если ты не привлекаешь внимания в отеле, до те-бя нет никому дела. Но если один из них зая-вит в полицию, о пропаже или утере денег....
Смысл работы заключался в следующем.
Клиент должен нас пригласить к себе в номер, потому что это – единственное место, где нет камер. Далее, мне полагается запи-сать все происходящее «на мягкой половине спальной комнаты», и незаметно скопировать запись на компьютер клиента. Джеки объяснила мне, что это – обыкновенная самозащита. Ни один из влиятельных и серьезных, а, тем более, семейных людей не допустит публичного скандала или развода. Данная запись просто обезвредит его и убережет нас.
 Я с самого начала не понимала, зачем ей был нужен мини-комп? Что она, уловив мой взгляд, пояснила возможностью непредви-денных ситуаций.
– Что за ситуации? Не думаю, что такие игры могут быть безнаказанными.
– Конечно, не могут, – улыбнулась Дже-ки, – именно поэтому я и приехала в Нью-Йорк.
– Хорошо, я не хочу на самом деле ни о чем тебя спрашивать... – опустив глаза, ска-зала я.
– Спасибо. Если хочешь, я объясню тебе все позже, когда придет время. – сказала Джеки, любуясь своим отражением в зерка-ле.
«Вопросы – подумала про себя я – на них должны быть ответы... Откуда у нее была вся эта информация о клиентах? Где она их нашла?»

Как сказала Джеки, нужно проверить, счастливица я или нет. Короче, она начинает его раздевать, становится на кровать, в то время как я ставлю камеру. Выхожу в дру-гую комнату, пытаюсь закурить сигарету, но понимаю, что я должна быть здесь и с ней. Это просто работа. Но мне не приятно, через пару минут я успокаиваюсь и захожу обрат-но в комнату. Я вижу Джеки, он целует ее, гладит ее по груди, целует ее ноги. Джеки говорит, что он самый-самый, что деньги не могут принести такого удовольствия, как женщина; японец довольный поддакивает, точнее, уже похрюкивает от удовольствия и обилия возлияний. Первый раз я почувство-вала, что я ей не принадлежу, и никогда не принадлежала. Она из другого не понятного для меня мира. Но в ту же минуту я увидела, до чего же она совершенна, ее тело, взгляд, любое движение должно было бы быть запе-чатлено Леонардо. По истине, неописуемое совершенство.
После страстей, имитируемых Джеки, наш «любимейший друг» засыпает. Красави-ца показывает на чемодан, там сто тысяч, они – наши. Я оставляю видео-копию ночи любви на его ноутбуке, и пишу небольшое послание, вроде, спасибо за пожертвование на развитие нового направления в амери-канском искусстве. Джеки находит бумаж-ник в его штанах, – нам, действительно, по-везло. Обычно они оставляют все документы, деньги и кредитки в сейфах. А тут еще японец записал все свои счета с пинкодами в телефонную книжку. Легким движением руки Джеки делает денежные переводы на какой-то счет в швейцарском банке.
Ну, да ладно, она перевела триста тысяч, это – ровно столько, сколько он просадил бы за один вечер. Это, к тому же, он обнаружит только в конце месяца, никак не раньше.
Тут откуда ни возьмись напасть. Сервис стучится в дверь с очередной едой, а у нас пьяный японец, деньги и переводы, ну, как объяснить этой балбесине, что нам сейчас не до него. Джеки накидывает на себя полотен-це и выходит сказать молодому человеку, что она не голодна.
Наличные, их нужно куда-то деть, твою мать. Джеки предлагает разделить по поло-вине и все, что не влазит в сумочку, запих-нуть в чулки, более абсурдной идеи я в своей жизни не слышала. Моя походка, которая казалась мне до того пиком грации, кричала на весь белый свет, что у меня памперс между ног. Возвращаемся в комнату, считаем деньги. Джеки делает немедленный перевод из швейцарского банка на другой счет, потом еще и еще.
– Сколько у тебя счетов? Ты что занима-ешься этим всю жизнь?
– Ровно столько, чтобы уберечь нас от проблем. Дай мне номер твоего счета.
– Вот, смотри.
– Короче, я перевожу тебе половину. Итого, мы заработали по две сотни. А ты говоришь, что не признаешь казино.
Потом она потащила меня в душ...
Сейчас нужно пойти и спустить пару ты-сяч для вида. Я там захватила пару фишек по тысяче, одевайся, приводи себя в поря-док.
Опять шум, гам, люди, машинки, рулет-ки, все, что угодно. Я закуриваю сигарету, происшедшее и сделанное медленно начина-ет осмысливаться у меня в голове. Это, ви-димо, и есть тот случай, когда человеческая неподготовленность, растерянность при встрече с красотой и страстью...  мурашки пробежали по коже.
– Как тебе здесь?
– Джеки я же говорила, что азарт возни-кает благодаря неосуществленному потен-циалу, который подпитывается иллюзорным представлением происходящего.
– Еще одно слово и ты не жилец.
– Это была шутка, забыли. Пойдем весе-литься.
– Давно пора.
По возвращению в номер, мы еще забре-ли в бассейн и попали на какую-то вечерин-ку, вообще, как обычно, снимки, танцы-поцелуи, но это – именно то, что нам было нужно. Находиться у всех на глазах, в то же время быть незаметными, когда это было не-обходимо.
У меня звонит телефон, это – Алекс, я не поднимаю трубку, уже поздно, пусть подумает, что я сплю. Он оставляет сообщение, как сильно меня любит, скучает, приедет через три месяца. Я нажимаю машинально на семь.
Джеки обнимает меня, целует в щеку по-том в шею, я смеюсь, она на самом деле права, вкус победы и превосходства приходит тогда, когда кто-то рядом обладает таким же успехом.
Пришли в комнату, и Джеки перекачала видео на ноутбук, мы оделись в наши сума-сшедшие пижамы и легли спать.
Я чувствую мучительную боль в ногах, следствие нервного напряжения, скорее все-го. Но при этом все как-будто так, как должно быть.
День второй
Я просыпаюсь, оттого что мне кто-то го-ворит «извините», открываю глаза, а на меня  уставилось афроамериканское лицо разме-ром чуть ли на всю комнату. Оказалось, что горничная нашла меня в кровати и нагну-лась, чтобы разбудить. Я спросонья чуть ноги не протянула от такого наваждения. Где Джеки? Я осматриваю комнату и понимаю, что ее здесь нет. Чищу зубы, умываю лицо, как тут является «красная шапочка», принесла пирожков! Джеки сходила купить упаковку презервативов. Что вызвало у меня кучу вопросов. Оказалось, все намного проще, это очень хо-рошая упаковка для денег.
Второй наш клиент был родом с Ямайки.
Читая очередной файл о клиенте, мне опять полезли в голову те же вопросы. Отку-да все это? Как-то мне слабо верится, что такие подробности личной жизни каждого из нас можно найти в Интернете?
Разве на Ямайке есть богатые люди? Что это за прикол?
– Короче у него достаточно денег, и это не наша забота, как он их добывает.
– Хотелось бы верить.
Мы должны встретить его в баре, где, как правило, он сидит и занимается своими делами с трех до шести.
– И что на этот раз?
– Как давно ты играла на рояле?
– Ты что с ума сошла?
– Нет, вовсе нет.
Смысл заключался в том, что я должна была играть какую-нибудь импровизацию, попевать что-то на русском языке, короче, наслаждаться собой и тем самым привлечь внимание клиента. И тут появляется Джеки, спрашивает, знает ли он меня, он говорит, что нет. А потом она подсаживается к нему по ближе и начинает нашептывать в ушко, что я, мол, покинута мужем, предал меня ра-ди большой, так сказать, любви. А она – моя подруга, которая прилетела из Европы, для того чтобы встретиться со мной… работает топ-моделью. Ах, как, мол, иногда жизнь бывает безжалостной и непредсказуемой! Мы все вольны в своих желаниях и, более того, мы вольны в выборе страданий. Я продолжаю наигрывать еще некоторое время грустную и мелодичную мелодию, изображая спокойствие и задумчивость.
Итак, она развлекает его, рассказывая о моей несложившейся жизни и потягивая коньяк. Потом я нечаянно поворачиваю го-лову и вижу Джеки, которая машет мне ру-кой. Оставляю рояль и присоединяюсь к ним, сперва принимая «ямайку» за ее возлюбленного… Потом выясняется, что это – просто очаровательный мужчина, занимающийся бизнесом, а сюда прибывший совсем один поразвлечься. Удивление, обмен улыбками, разговоры обо всем на свете… Вообще, все повторяется только уже с новыми интонациями, мизансценами, именами, историями. «Ямайка» понимает, что у него в жизни не так уж все и плохо, и ему вовсе не обязательно сидеть в игральном зале, пяля взор в потолок, когда у него есть уникальная возможность насладиться компанией сразу двух очаровательных девушек. Джеки являет собой соблазн во плоти, я же – невинность. За ужином он показывает мне свои семейные фотографии, разговаривает о своих проблемах, открывается, насколько он может себе это позволить, а я даю ему возможность выговориться, рассказываю немного о себе, в то время как у Джеки звонит телефон якобы с работы, и она, извинившись, выходит из-за стола. Потом я завожу разговор о свободе любви. Даю ему возможность еще больше внутренне раскрепоститься и стараюсь очаровать своим заинтересованным вниманием. Все мило. Джеки возвращается, мы выпиваем еще вина, и он приглашает нас в свой но-мер, взглянуть на его коллекцию вина, при-обретенную на сегодняшнем аукционе.
Мы нехотя соглашаемся, невзначай спрашиваем, часто ли он сюда приезжает и так далее.
Потом Джеки настаивает на открытии бутылки вина 1956-го года. Она была снис-ходительной – выбрала то, что было помоло-же. Я еще раз говорю о том, насколько я ра-да, что мы встретились и что мне весьма ин-тересно его мнение по вопросам психологии бизнеса и книгах, которые можно почитать об этом, в то время как Джеки занимается тем, чем нужно – ставит камеру и включает диктофон. Потом она зовет его на минутку в комнату, и, естественно, уже через три минуты оттуда доносятся тихие звуки, ахи и вздохи, переходящие в стоны и в легкие вскрики, сопровождающие проявления бурной страсти. Я захожу, забираю камеру, иду в другую комнату, оставляю запись на его ноутбуке, но вот незадача, она ведь еще с ним. Как мне вынести эти чертовы деньги? Я прекрасно понимаю, что он возражать по этому поводу не будет, но камеры в гостинице. И тут появляется мой любимый официант с тележкой. Я открываю дверь и говорю, что мне необходима его услуга и настаиваю, чтобы он меня проводил до моего номера. Но перед этим я прошу его сходить в ванну проверить, все ли в порядке с одним из кранов. Загорелый мальчик беспрекословно направляется в ванну, все в порядке, я его провожаю к себе в комнату, прошу оставить тележку. Беру контейнер с нижней полки тележки. Куда бы выпихнуть еду? Эх, в этом дурацком здании окна в номерах не открываются… туалет, а как же! Мой сияющий белоснежный друг. Вскоре я выставляю тележку в коридор и спокойно закрываю дверь. Джеки возвращается. Мы пересчитываем деньги – двести тысяч: по сто – каждой.
Открываем бутылку вина 1940-го года, это – небольшой приз за хорошо проведенное время. Идем и ложимся в джакузи – наслаждаемся созерцанием пузырьков.
– Пойдем, поиграем на пару тысяч? Мо-жет, потом потанцуем?
 Я смотрю на нее, чувствуя холод. Им ве-ет от Джеки, когда она работает. Иногда я боюсь таких перемен.
¬– Там какая-то вечеринка, а?
– Джеки, ты необыкновенная девушка.
– Ты тоже, малыш.
Она выливает на меня полбокала вина, от чего я почувствовала себя мармеладом, потом голова немного хмелеет, и мы уже целуемся с Джеки. В первый раз...
День третий
Красивый и богатый итальянец. План та-ков. Я случайно ошибаюсь комнатой, воз-вращаясь после массажа в одном маленьком полотенце. Нечаянно путаю дверь – иду не в правое крыло, а в левое. Извиняюсь, крас-нею, у меня от волнения слетает полотенце, итальянец мне предлагает свое. Я его благо-дарю и ухожу с виноватой улыбкой на лице. Несколькими часами позже я сталкиваюсь с ним в лифте, мы улыбаемся, потом я говорю, что направляюсь в бар, мне нужно дождать-ся очень важного человека… Правда, мне бы вовсе не хотелось сидеть одной… и если он не возражает, я бы с удовольствием провела это время в его компании. Он коллекционирует часы, и тут я вспомнила разговор с одним из коллекционеров в нашем клубе. Он мне три часа рассказывал о том, какие именно часы ценятся, и какие русские часы наиболее надежны.
Этот человек поражен моей осведомлен-ностью, тем более что его жена не разделяет его страсти к антиквариату. Ну, да ладно, знал бы ты, как я разделяю, мало бы тебе не показалось. Но что для меня удивительно, что Джеки была права, общение с галстуками в казино ни чем не отличается от того, к которому мы привыкли у нас в клубе. Те же приемы, те же уловки, но более серьезные игры. Мы еще проводим полчаса, толкуя о жизни, детях, которых он безумно любит. Я пытаюсь понять, почему он приезжает играть, если у него все есть. Не за деньгами, делаю я для себя вывод. Они ему не нужны, у него еще на десять поколений вперед хватит, но тогда чего именно ему не хватает? И тут я поняла чего. Самого себя. Он – прекрасный муж, счастливый отец, успешный бизнесмен, он – важная персона… В нем осуществлен удивительный сплав неких социальных имиджей, которые у людей ошибочно ассоциируются со счастьем. Но ему не хватает себя.
Ладно, теперь, когда причина выявлена – недостаток личностного начала, – можно начинать работать.
Я жду Джеки с небольшим напряжени-ем, потому что она немного опаздывает, может быть, что-то случилось, может быть, полиция; тысяча вариантов прокрутилось у меня в голове, но я не подавала вида, что мне уже становится не по себе. И вдруг я слышу знакомый голос и успокаиваюсь. Сейчас все наоборот, Джеки принимает итальянца за моего возлюбленного, но мы ее в этом разубеждаем, рассказывая невероятную историю нашего знакомства. Все смеемся, расслабляемся. Затем у меня звонит телефон, я извиняюсь, и выхожу из-за столика, в то время как у Джеки есть возможность перевести все стрелки на себя. Легкий флирт, она заявляет ему, что хочет танцевать… изображает разочарование по поводу того, что он скован семейными узами. Он предлагает нам проехаться по Вегасу, просто посмотреть окрестности, у входа нас ожидает лимузин похожий на безобразную ящерицу. Весело катаемся, затем отдыхаем, пьем шампанское. Потом план немного нарушается. Ох, уж эти итальянцы, «горячие, как чайники». Ему приспичило уже в машине, он так и подкатывал к Джеки. Но, так как я устала, и мне был необходим небольшой отдых, Джеки предлагает провести оставшийся вечер в номере нашего друга, в тихой, располагающей к беседам обстановке.
Затем она танцует с ним в зале – я уста-навливаю камеру в спальне, потом мы меня-емся, проделывая ту же операцию, при этом Джеки спрашивает его, как и предыдущих ослов, про чемоданчик, можно, мол, я его оставлю себе? Конечно, все что угодно. Я забираю деньги, но опять та же проблема. Меня могут поймать с чужим чемоданом, и что тогда?
Я снимаю платье, чулки, беру халат в ванной и полотенце. В него вкручиваю пла-тье и наличные, выхожу из номера и мчусь до своего.
Прихожу, закуриваю сигарету, жду Дже-ки.
Сейчас я понимаю, что в принципе это – одно и тоже. Мы просто снимаем деньги. Не знаю, как я должна была чувствовать себя в этот момент, но было мне поганенько, и во-все не потому, что я выпила немного шам-панского, что-то другое. Джеки? Я не могу на нее претендовать, может быть, мне не уютно от вчерашнего поцелуя? Нет, в этом и проблема. Но я не вижу себя с ней. Я люблю ее здесь и сейчас, но никак не потом.
Джеки возвращается. Мы прикидываем, что сегодня сделали по сто… пару фишек, чтобы поиграть… позже – пару мальчиков, чтобы погулять, пару бокалов, чтобы утолить жажду.
Молодость, так сказать, бездумная удаль.
День четвертый
 Мне приходится усваивать информацию о следующем клиенте. Этому нравится бы-вать на свежем воздухе, занимается скачка-ми, владелец тридцати лошадей. Что любит, чем занимается, где проводит свободное время, какие употребляет алкогольные на-питки. Быстренько просматриваю информа-цию о самых известных породах, и – удача: я обнаруживаю, что в Вегасе есть лошади. Проблема в том, что в последний раз, когда я была верхом, это был верблюд, которого мы взяли чтобы посмотреть пирамиды в Каире. Черт возьми! Нужно что-то придумать. Так-так... Конечно, у меня дома своя ферма, господи, вот это – лажа, нет, не пойдет. Я пишу лошадей… да, это больше похоже на правду. Так сказать, представитель мира искусства.
Одеваемся и выезжаем. Я прогуливаюсь по частной усадьбе одного из самых крупных землевладельцев Калифорнии, и нахожу своего галстука… он смотрится немного мрачновато… ну, да ладно, я в личные стилисты ему не нанималась. Совсем случайно я спотыкаюсь и подворачиваю ногу – начинаю хныкать. Когда его взор невольно натыкается на мои трехсотдолларовые чулочки, которые вы-глянули из-под моего платья, его мужское самолюбие не дает ему просто так пройти мимо меня.
– Милочка, вы в порядке, вам помочь?
– Если вас это не затруднит.
Он помогает мне подняться, и дойти до скамейки.
– Что же выносите такую небезопасную обувь за пределами ресторанов и паркетных полов?
Я разыгрываю из себя амбициозного ху-дожника, роняю как бы невзначай, что ло-шади – моя слабость, и я, мол, завишу  от них не меньше, чем известный психолог Павлов от своего жеребца по имени Ганс.
– И что же вас так в них привлекает?
– Привлекает их непокорность, их гра-ция, сила и живая энергия. Я просто сейчас пишу картины для одной рекламной компа-нии, так вот, я хожу, наблюдаю за ними. Весьма хотелось бы взглянуть на одну из бу-дущих участниц ролика, задуманного компанией.
И кто меня так врать научил? Точнее, не врать, а лукавить.
– Не возражаете против того, чтобы за-держаться подле меня на несколько минут? Моя нога еще болит, не знаю, как я теперь буду передвигаться.
– Давайте я вам ее помассажирую.
– Спасибо. Так, я поведала вам свою ис-торию, а что касается вас?
– Я, как и вы, без ума от лошадей. Я счи-таю их совершенными созданиями. Они чрезвычайно умны и преданны.
– Интересно. Как жаль, что мы с вами скоро расстанемся, я бы с удовольствием вас еще увидела, мне кажется, что вы в своем роде уникальный человек. Но я не могу отложить уже назначенную мною встречу.
Неожиданно ощущение тишины и покоя нарушается лишенным одухотворености и гармонии внешним раздражителем в виде моей неповторимой Джеки, будто моцартов-ский ноктюрн разрывает музыка в стиле Линкин Парка , – на аллее появляется моя очаровательная мадам. Она, как всегда, вы-глядит безупречно.
– А, вот ты где! Я думала, что сегодня те-бя не отыщу.
– Что мы собираемся делать? Простите нас, я не представила вам Джеки.
У клиента отпал дар речи, как, впрочем, и его челюсть.
– Я думала вернуться в итальянский рес-торан, но, увы, моя нога меня беспокоит, придется вернуться в отель.
– Хорошо, мне нравится эта идея, в ка-кой отель? – спрашивает меня Джеки.
– Я остановилась в Бургаде.
– Какое дурацкое совпадение, – говорит уже изрядно разогревшийся на солнышке круглолицый кавалер.

Прикольно, когда у мужчин возникает эрекция в публичном месте; они кладут ногу на ногу, впрямь как женщины, или же сумку, папку, компьютер на колени.
– Вы составите нам компанию, сегодня у вас есть замечательная возможность присут-ствовать при диспуте, на котором у этой ми-лой, но проницательной девушки должна родиться идея, несущая нам успех.
– Я присоединюсь с превеликим удоволь-ствием. – улыбаясь, говорит он.
Естественно, мы приезжаем в отель и за-казываем ужин в одном из отдельных залов, чтобы нам никто не мешал. Мне приходится изображать из себя творческую личность, вдохновленную лошадьми, а Джеки играет увлекающуюся, пылкую девушку, которая, однако, знает, как держать дистанцию.
Вскоре мы плавно перемещаемся к нему в номер, который разделен на несколько комнат: спальня, зал, гостевая, кухня и офис. И в долю секунды я понимаю, что «этого» в наши планы не входило. В офисе находится крокодил. Не такой огромный, но все равно, зеленый, настоящий крокодил. Как оказалось, он приносит ему счастье. Да, провались ты со своим счастьем, если у тебя по номеру ползает такая гадюка. Как я доберусь до его компа? Мы так же пытаемся сдержать свое удивление, хотя у меня на лице, по-моему, было написано, что я об этой твари думаю. Я невзначай спросила, чем он эту экзотику кормит. На что уроженец солнечной страны спокойно ответствовал мне, что, мол, мясом. Так, что же это получается? Эта зеленая плесень меня сожрать, что ли, может? Ненавижу мексиканцев; почему у них все не так, как у людей?.. Удача он, видишь ли, ему приносит. Поцелуй тогда царевну-жабу и проверь свою удачу; вылезет ли из нее девица или у тебя появиться очередная бородавка. Нет, ну я не могу так работать.
В общем, все, как по сценарию: любовь с вздохами, я будто бы занимаюсь эскизами… И тут встал вопрос – либо я, либо крокодил. Я совсем забыла спросить, где он берет мясо. Пришлось взять его носки и скормить их его «удаче» о четырех лапах. В позе лотоса я быстро пытаюсь доделать свое «спецзадание», а еще, как назло, у этого придурка весь ноутбук забит всякой чушью. Пришлось маленько поудалять лишнее, чтобы запись влезла. Потом я со стола перебралась на диван, взяла чемодан и сняла туфли, перепрыгнула через порог, аккуратно закрыла за собой дверь, и пошла к себе в номер. Мне было не до кон-спирации, я только что была в одной комнате с крокодилом!
Но и на этот раз повезло, потому что сумка была от Гуччи , поэтому никто и подумать не мог, что она принадлежала не мне.
Я дожидаюсь Джеки, курю нервно сига-рету и понимаю, что это больше не похоже на безобидные игры двух самонадеянных и самоуверенных девушек. Нужно что-то делать. Отдых подошел к концу, я хочу до-мой.
Возвращается Джеки, улыбаясь, обнима-ет меня и начинает вспоминать крокодила, с которым мы только что познакомились, я начинаю смеяться, а потом рассказываю о том, что было за кулисами представления.
День пятый
Мне не нравится больше эта игра. Вначале, как и у всякого на моем месте, у меня был здоровый интерес, можно сказать, азарт. Мы получаем то, что хотим, веселимся и смеемся… но сегодня я проснулась с мыслью, а зачем? Деньги, деньги, это – не моя страсть. Этих бумажек никогда не бывает достаточно, и для меня это не так уж и важно.
Может быть, это – усталость, может быть, что-то еще, но я хочу остановиться. Джеки включает Мадонну и танцует в полотенце – здорово. Она счастлива, а я? Я невольно вспоминаю Патера, который так мечтал меня привезти сюда и показать мне самые лучшие места этого города. И почему я не могу поставить крест на прошлом? Я ведь не выкинула его подарки, и не сожгла все мосты. Как он интересно сейчас, он счастлив? Это – то, чего он так хотел. Может быть, я не могу смириться с тем, что я не была хороша на столько, чтобы он изменил свою жизнь.
– Что с тобой, крошка? Ты о чем-то заду-малась… ты в порядке?
– Да, в полном. Мы не собираемся сего-дня больше никого играть?
– Ты устала? Это же – только игра.
– Это – вовсе не игра, по крайней мере, для меня это перестало быть игрой.
– Ты знаешь, что ты себя жалеешь, де-вочка моя?
– Да знаю и понимаю. Но что мне еще остается? Я не хочу, чтобы ты этим занима-лась. Понимаешь?
– Это ты когда сделала подобный вывод?
– Нет, ты не правильно реагируешь. Я просто слишком тебя люблю… мы вместе… но после Вегаса все должно измениться… давай полетим на Ниагару?
– Зачем?
– Просто поторчать около этого водопада, покушать вредной еды, погулять по местным окрестностям, сходить расслабиться, но без галстуков.
– Знаешь, что я в тебе люблю больше всего?
– То, что я зануда?
– Нет то… что ты «светла».
На завтрак у нас салаты, омлеты, блин-чики, фрукты и свежевыжатый апельсино-вый сок. Мадонна поет о том, что она не знает, кто она, ну, уж если она не знает, то мы и подавно.
Сегодня у нас по расписанию индус. Очередной мужчина с экзотической страны. Еще с клуба я о них вынесла не очень хоро-шее мнение, но этот живет в Лондоне… лад-но, индус так индус. Деньги не выбирают, клиентов… а-а-а… не знаю, зависит от си-туации.
Этот помешан на Сальвадоре Дали – я тоже, но это никак мне не поможет… так что же делать? Индийская кухня, ну, положим, ему нравится его национальная еда, для меня это – лишь фетиш… спасибо.
Ему нравится переодеваться в женскую одежду… тогда девушка, возможно, должна быть похожа на мужчину? Надо -прошвырнуться по магазинам, тем более что мне давно не мешало бы прикупить хороший костюмчик, да и Джеки тоже.
Мы спускаемся на первый этаж, а там великолепная сеть бутиков, прямо глаз раду-ется...
Все, что угодно, и любых фасонов и ма-рок – какая приятная случайность! Одежду мы присовокупляем к счету за комнату, по-купаем новое белье… Джеки залетает ко мне в раздевалку, и начинаются приколы. Охи и ахи, я думала, умру со смеху, когда мы вы-шли, мальчики, которые выдавали нам клю-чи для раздевалок, покраснели до ушей. Единственное, что остается, нужно что-то придумать для головы. Шляпа? Это будет красивое шоу.
Мы приходим в клуб, когда там все уже разогреты алкоголем, либо просто оттягива-ются еще со вчерашнего. Мы садимся напротив нашей жертвы. Заказываем себе пару коктейлей. И ждем, пока он сделает первый шаг.
– Через две минуты нам принесут кок-тейли от его имени.
– Через пять… Две минуты – слишком поспешно, пять – более или менее, размеренно для мужчины, который не хочет спугнуть заинтересовавших его девушек. Как мило – он даже с чемоданчиком. Наверное, собирается играть сегодня в покер. Добро пожаловать в страну дураков!
Джеки медленно начинает ко мне при-ставать, только я не могу понять – это она серьезно или прикалывается? Проходит три минуты – коктейлей нет.
– Мы, что, его спугнули?
– Нет, но у него явно есть интуиция.
Тут откуда ни возьмись перед нами появляются два силуэта, блондин и брюнет… ох, как это понятно. Джеки, улыбаясь, просит их покинуть нас, но они настаивают на том, чтобы остаться. Строгим жестом я подзываю охрану, молодых людей уводят. Через минуту у нас появляются два новых коктейля, от нашего экзотического галстука.
Но мы держим дистанцию, Джеки про-должает заигрывать со мной, приглашает потанцевать. Мы танцуем, нас снимают, мы улыбаемся, позируем. Потом путаем столики и присаживаемся по ошибки к нашему гос-тю, но я извиняюсь и пытаюсь встать, он на-стаивает на том, чтобы мы остались. Есть мужчины, у которых на лбу написано, чего они хотят, это легко читается в их взглядах и пошлых улыбках. Джеки сделала для себя вывод, что он готов. Они оставляют меня, я слышу в их разговоре номер комнаты… как правило, дверь не будет заперта. Пока он показывает ей свое сокровище, Джеки выбирает самое дурацкое платье, и предлагает ему одеть его. Он идет в ванну, она в это же время включает на мобильнике камеру… Все как обычно… чтобы начать действо.
Я вхожу позже и вижу, как индус разгу-ливает в платье порнографического характера – а-ля медсестра. О господи! Я выкуриваю сигарету, потом забираю деньги, кладу в мою новую прадовскую сумку, и тут я впадаю в истерику, бросаюсь на Джеки, изображая лесбиянку в бешенстве… Потом говорю этой «медсестре», что у него есть возможность покинуть отель в течение часа, если он не хочет публичного скандала, на что он естественно соглашается. Прихватываю с собой пару тысяч, если не десять, и говорю Джеки, что я иду играть. Естественно, со мной съемочный аппарат, деньги и фишки. Как это все низко, нет слов, стыд и срам!
Джеки возвращается, мы считаем деньги, пьем шампанское, слушаем Мадонну, прыгаем на кровати, танцуем. Все хорошо пока, все будет хорошо, пока мы вместе.
– Завтра у нас что?
– Отдых… и после завтра… я решила провести немного времени вне стен этого за-ведения, ты рада?
– Да, очень.
– Пошли теперь гулять, в клуб, танце-вать? Или романтический ужин на двоих?
– В клуб.
– Решено, переодеваться будем?
– Не-е-е-т.
День шестой
Я просыпаюсь, у меня болит голова, вче-ра было слишком много малибу. Ненавижу алкоголь – портит все настроение.
Джеки лежит наполовину раздетая, волосы растрепаны и глаза опухшие… я начинаю смеяться при ее виде – «отдых» удался. Вчера не помню, что было, а, нет, припоминаю, о-о-о, нет, лучше не вспоминать...
Я стою, обнимаюсь с великолепным, не-повторимым, ослепительно белоснежным унитазом, как слышу фразу:
– Подвинься.
– Зачем? – мне показалось в тот момент, что я сформулировала некий философский вопрос и выразила его вполне ясно… На сколько я могла соображать, все было просто; унитаз один, и определенную операцию с ним может выполнить только один человек, отсюда это все так и называется – интимный процесс. Но Джеки просто сразила меня:
– Я тож хочу.
Это было великолепно. Как говорится, друзья познаются в беде… и в радости.
Джеки приоткрывает глаза, но видок у нее – можно сдохнуть. Голова у меня просто раскалывается; что было до и после, я не помню. Теперь как минимум полгода не буду пить, даю я себе зарок.
Я выпиваю таблетку от головы и напол-няю ванну, на душ у меня сегодня сил нет. Джеки спит.
Я медленно залажу в теплую воду и по-нимаю, как сознание покидает меня…
Отравление. Это – дурацкие несвежие оливки в заказанном Джеки мартини… засу-дить бы их надо, сволочей.
Еще через час я понимаю, что – все... от-ходняк… наконец-то. Мне становится то жарко, то холодно, и еще некие позывы в моем кишечнике напоминают мне о вчераш-нем. Кошмар, и чего мне было туда переться? Лучше бы мы остались дома…
Меня устраивает все в жизни, особенно, на Манхэттене. Когда мне одиноко, выхожу во дворик и смотрю на церквушку, располо-женную от нас по соседству. Смотрю и ду-маю о жизни… Напиться в мужском стрип-клубе, нашли куда пойти!
Джеки, еле дыша, приподнимается с фразой «мы больше так не пьем» и падает опять на кровать.
Сегодня я хочу слушать группу Расмус . У меня выходной. Нужен массаж, маски на лицо и отпарки… не только на лицо. Три часа в сауне, массаж, купание, еще массаж – что может лучше и быстрее восстановить силы в данной ситуации? Но мы собирались пойти куда-нибудь, может быть, завтра… На сегодня придется довольствоваться просто кроватью и унитазом? Какая незатейливая комбинация, отметила я про себя.
Выхожу из массажной готовая бултых-нутся в джакузи, как у меня звонит телефон. Это – Алекс. Пять минут разговора, и я улы-баюсь, как прежде, на лице та же наивная и беззаботная улыбка. Гудки в трубке застав-ляют меня вернуться к реальности; это все – только слова. «Ну, что делаем?» – пытаюсь я докричаться до Джеки, которая моется в ду-ше.
– Что ты хочешь?
– Ничего, если честно…
Но тут дверь распахивается, и она впи-хивает меня в свою душевую кабинку, выли-вает на меня кремовое молоко для тела.
– Твою мать! Я пытаюсь возмущаться. Я только что высушилась!
– Так я тебя сейчас намочу...
Мы не пошли никуда, остались в комна-те, валялись в зале на полу, слушали Роби Уильямса и играли в карты.
День седьмой
Что делают нормальные типичные люди, играющие в казино? – Две вещи: первое – идут на концерт Селин Дион или второе – покупают билеты на бокс.
Что делают девушки, такие как мы? За-казывают себе шампанское в номер, идут в музей, наслаждаются искусством, потом – в художественную галерею, наконец – во французский ресторан под названием «Вил-ка», заказывают крабов, кушают, пьют белое вино, улыбаясь, курят дамские сигареты.
Сегодня мы не разговариваем о напря-гающих нас вещах… Когда Джеки отлучается в дамскую комнату, у меня звонит телефон, это – Лена. Я поднимаю трубку, она спрашивает, что я делаю, как отдых… мальчики… Я глупо отшучиваюсь, говорю, что возвращаюсь с выставки, еще пару фраз – и чувствую вдруг, что ком подкатил к горлу… Я понимаю, что мне нужно сказать «пока» и отложить все разговоры на потом.
Вскоре мы берем машину и едем в ма-ленький городок просто пошататься по ули-цам, поглазеть по сторонам и поболтать. Мы гуляем, и вдруг Джеки заговорила о делах:
– Завтра у нас предстоит очень серьезная игра. Больше не будет того, что было, камеры и все прочее можно оставить.
Завтра ты познакомишься с тридцатиде-вятилетним мужчиной по имени Джулиан. Я укажу, в каком ресторане. Тебе нужно будет там отобедать одной, расположившись у него напротив. Тебе придет записка с вопросом. Все, что тебе нужно, так это – правильно на него ответить. У этого человека есть все, он уже давно не просто богач, потому что помимо последнего у него есть еще и власть. Как правило, его будет сопровождать пара моделей, скорее всего, и пара охранников. Не обращай ни на кого внимания, просто будь собой. Твоя главная задача заключается именно в этом – он разбирается в людях. Он – русский во втором поколении. А ты сама знаешь, что с такими людьми нужно быть крайне осторожной.
У него на счету три развода. Он находит себе девушку, развращает ее деньгами, нар-котиками и сексом, а потом бросает. Про-верка на прочность, так сказать, довольно низкими средствами. Теряет к ним интерес, зачастую отправляя к родителям, хорошо платя за моральный ущерб.
Что-то тебе понятно из того, что я гово-рю?
– Да, я немного поняла, а теперь давай разберемся, если у него, как ты говоришь, девочки-модели, то мне там что делать? Он близко на меня не глянет. Я – метр с кепкой в прыжке. Шутка, но все равно я не конку-рент, чисто физически, понимаешь? Это тебе нужно обедать напротив него, а не мне.
– Ты их сделаешь, я тебя уверяю, ты профессионалка.
После того, как тебя пригласят за столик, тебе необходимо сделать вид незаинтересованной особы, тебе нужно быть выше него, чище него, понимаешь?
– Ну и что?
– Ладненько, когда мы вернемся домой, я покажу тебе всю информацию и объясню все последующие действия, хорошо?
– Да, – улыбнулась я, после чего мы от-правились в отель.
День восьмой
Сегодня я проснулась с непонятным чув-ством тревоги. Мне не хотелось заниматься этим Джулианом. Есть люди, которых ты чувствуешь, не знаю благодаря чему, но по-сле того, как я просмотрела его фото, вывод напрашивался сам, это – не тот человек, с которым можно будет играть в игры. Даже, скажем, самые безобидные. Джеки же объ-ясняла мне детали с неподдельной заинтере-сованностью; в какой-то момент мне показалось, что она знает этого человека слишком хорошо, вопрос только – откуда. Русский-американец… что может быть сложнее. У него, как правило, должно быть третье чувство, называемое интуицией, и никакие речи тут не помогут, если он что-то учует. «Детектор лжи» расположен между ним и всеми остальными, находящимися в радиусе, как минимум, метров пяти. Мне было необходимо попасть на закрытую вечеринку, которая походила собой на красочный маскарад. Официантки и все работники носили маски, так же они предлагались посетителям, по желанию.
Я заказываю себе малибу с ананасовым соком, мне приносят нечто напоминающее ведро, а не бокал. Изучая меню, я незаметно наблюдаю за Джулианом, который сидит прямо напротив. У меня звонит телефон, это – Леночка. Я поднимаю трубку и разговари-ваю с ней на русском языке, она как раз со-биралась ехать в Россию, навестить своих родственников. Одновременно читаю меню, и понимаю, что я не голодна, заказываю коктейль из креветок, салат из фруктов. Продолжаю разговор, улыбаюсь. Пользуюсь случаем поболтать по-русски среди амери-канцев, это доставляет необычайное удовольствие, но осознаю, что не я одна понимаю свой родной язык. Замечаю, как Джулиан подзывает одного из официантов и что-то говорит ему. У меня в руках книга Роланда Барта «Фрагменты речи влюбленного», кладу книгу на стол. Ровно через сорок минут дневная смена официантов должна смениться новыми людьми в новых нарядах и масках.
Мне приносят послание, я делаю вид, что не обращаю на него внимания, открываю книгу и делаю несколько заметок. На столе лежит записка, оставленная для меня официантом в маске попугая, написанная простым карандашом. Наконец-то, приносят мой заказ… отставляю креветки – у меня при их виде почему-то начинает крутить в желудке – кушаю аккуратно нарезанный ананас. Надоедливый официант не перестает подходить ко мне и навязчиво спрашивать, все ли хорошо с заказом, при этом, указывая мне жестом на бумажное послание… Я прошу его унести креветки, а принести кофе… он удаляется.
Потом я, не спеша, разворачиваю запис-ку, на которой написано четверостишие:
«Мне горестно смотреть на соловья в саду,
Как он поет себе непринужденно,
А песни соловья направлены к тому,
Кто сможет приручить его рукою томной».
Я читаю записку и сразу пытаюсь про-анализировать написанное. Тоже мне – жал-кая копия Лермонтова. Не умеешь писать – не берись, тем более, не пытайся играть с те-ми, кого не знаешь. Я медленно допиваю ко-фе, не поднимая глаз, ведь прекрасно пони-маю, что на меня смотрят, и медленно отпи-сываю ответ:


«Я – у ворот небес прекрасных;
Маня лукаво, небосвод,
Вспугнув слегка грозой ненастной,
Куда-то вдаль меня зовет.

Познать миры, увидеть бури,
В раздумье молвить: красота!
Моря и горы, как скульптуры,
Напоминают мне тебя.

Почуять сердцем вдохновенье,
Спеть песню – клик твоей души;
Надеюсь, это – не виденье
В бездонном мире суеты.

И вот волна шального ветра
Нахлынула и на тебя;
Испытывая силу эту,
Идешь по склону ты, летя.

Ты, словно в птицу превращаясь,
Летишь туда, где звон росы,
Высоким тембром раздаваясь
Как будто снова удаляясь,
Смывает чувство суеты.

Ты будто слушал песню где-то,
Но и не вспомня, где слыхал,
Почуешь – сердце вновь согрето,
Уснешь в лесу, ведь ты устал».

Ну, что, проглотил, слабо? Уже довольная собой и написанным стихом, блаженно расслабляюсь. Джеки в какой-то степени была права, я – профессионалка. Почему мне нужно было себя накручивать? – Просто этот сложнее, чем остальные, ну, и фиг с ним. В поэзию он решил, видите ли, поиграть, тем более, в русскую. Я отдаю ответ официанту, не выказывая интереса к моему остроумному и, несомненно, проницательному визави. И понимаю, что начинаю злиться… Только вот по какой причине? Потому что предстань передо мной такой, как он, еще два года тому назад, и я после этого четверостишия вляпа-лась бы по уши в него… Нужно закурить си-гарету, самое приятное в Вегасе – можно ку-рить где угодно, это – совсем не Нью-Йорк. Я продолжаю пялиться в свою книгу, хотя глаза у меня косятся в сторону Джулиана. Мужчина с идеальной внешностью. В тоже время и не слишком приторный, и не слишком холодный. Великолепный вкус в одежде и в женщинах. Это я не про себя, конечно. Читаю книгу, в ней написано об ожидании, какими они бывают… невольно улыбаюсь, сознавая ироничность ситуации.
Мне приходит вторая записка, в которой говорится следующее: «Поражен вашим ост-роумием. Не смогли бы вы мне уделить не-сколько минут своего внимания?
С уважением Джулиан».
На что я отвечаю:
«Я предоставляю вам эту возможность.
Алина».
Через пять минут ко мне присоединяется Джулиан. Я отмечаю про себя, что первый этап уже пройден. Но по-прежнему нахожусь в напряжении, ловлю каждую секунду на себе его взгляд, анализирую каждый жест. И понеслась.
«Вы откуда, какая неожиданная встреча, мне не приходилось видеть, чтобы ум и кра-сота сочетались в одном человеке»… – короче, через все это мы проходили в третьем классе. Все протекает мирно, но мне страшновато смотреть ему в глаза. В них ощущается холод, как будто в них нет жизни, такое чувство, что смотришь фильм ужасов. Мне крайне неудобно, я понимаю, что он меня сильнее… Хотя, как он может быть, да и в чем? Однако я продолжаю наслаждаться ананасами, проявляя неохотно интерес к его жизни. Он рас-сказывает мне о своем успехе, о том что, по-видимому, познал в этой жизни все, и в ка-кой-то степени завидует такому невинному созданию, как я, не искушенному в жизни и не обремененному капиталистической идеей счастья.
– Алина, а вам никогда не приходилось читать людей? Вы разбираетесь в людях? – как-то сдержанно произнес он.
– Разбираться и понимать, в моем пред-ставлении, – это разные вещи. Так что вас интересует, понимаю ли я или же разбира-юсь?
– И то, и другое, – улыбаясь, произносит Джулиан.
– Нет, и никогда не пыталась, – отвечаю я. – Просто большинство людей погружено в собственные проблемы, которые абсурдны по своей природе, да еще, как правило, и неразрешимы. Отсюда – нежелание раскры-ваться перед своими друзьями, даже родителями.
– Интересно, а что вы можете сказать обо мне?
– Ничего, вы потеряли вкус к жизни из-за пресыщения. Еда и женщины больше не интересуют вас. Потому что и первое, и второе у вас есть в изобилии. Но как только вы встречаете нечто полное жизни и энергии, то незамедлительно пытаетесь посадить вольную птицу в клетку одного из особняков, после чего, возможно, увы, теряете к ней интерес. Хотя я не думаю, что я права.
– Чем вы занимаетесь в жизни, Алина?
– На данный момент диалектикой.
– Простите?
– Я – студентка.
– И что же вы изучаете?
– Русскую литературу и язык, - естест-венно соврала я.
– Браво.
От запаха сигар у меня начинает темнеть в глазах, от отсутствия окон начинается кла-устрофобия. Чувствую, что еще немного и сдам позиции или будет срыв на нервной почве, всей моей изворотливости и находчи-вости может прийти конец.
И тут к нам подходит официантка в ве-нецианской маске куртизанки, и предлагает мне расплатиться. Я, естественно, достаю кошелек, но Джулиан опережает меня и да-ет свою черную карточку. Кредитка без лимита! Фу, какая показуха, будто бы у него другой не нашлось!
– У меня такое предчувствие, что я вижу вас в первый и в последний раз. – глядя мне прямо в глаза произнес он.
– Почему бы и нет, по крайней мере, я даю вам возможность сохранить хорошее впечатление, хотя бы об одной девушке.
– Остроумная шутка, – словно сканируя мой мозг, усмехнулся он в ответ.
– Спасибо.
– Танцуете?
– С удовольствием.
У меня было двоякое чувство, я ощущала страсть и красоту, которая вела меня в тан-це, но в тоже время – его силу и свой страх.
Насколько красивы бывают люди внеш-не, настолько безобразны они могут быть внутренне.
Мне почему-то вспомнилась эта фраза. Мы вернулись за столик, но тут у меня опять начались колики в желудке, я, видимо, по-бледнела.
Джулиан незамедлительно предложил мне выйти на свежий воздух. Он проводил меня под руку на веранду, сел рядом и не отрывал взгляда от моего лица.
– Алина, вы – как та птица в моем стихо-творении, хрупкая и беззащитная.
– Может быть, вы и правы.
– Вы – слишком совершенны для клетки.
– При чем, для любой, – немного придя в себя, отшутилась я. – Спасибо за подаренный мне вечер, боюсь мне лучше вернуться в номер.
– Вас проводить?
– Нет, в этом нет необходимости, спаси-бо.
– До встречи, Алина.
– Всего доброго, Джулиан.
В лифте я смотрю отрывок какого-то фильма – отец рассказывает о своем сыне – чушь какая-то. Коридор мне кажется в два раз длиннее, такое чувство, что я не дойду до конца никогда. Захожу в комнату, снимаю с себя вещи и иду принимать душ. Мне нужно снять напряжение, я даже не знаю, как это объяснить, но мне не приятно быть сейчас собой, противно.
Странно, он довольно умный образован-ный и красивый человек, таких как он не много… Ладно, не хочу думать, нужно дож-даться Джеки, и все, на этом все…
Проходит час, два, три – ее нет. Я пони-маю, что что-то случилось, потому что она всегда возвращается в течение часа. Самое страшное – я не могу ничего предпринять. Я сижу, курю, пью кофе и опять курю. Меня тошнит и начинает рвать, видимо, от сига-рет. Но я не могу остановиться. Мечусь по номеру, словно белка в колесе, с комнаты в комнату. Смотрю на ее вещи, на свои. У меня пробегает ряд мрачноватых картинок в голове – что делать? Сажусь в ванне на коврик под умывальник и плачу. Именно так я поступала в детстве, когда мне было страшно. Проходит еще часа два, я не выхожу из комнаты, продолжаю ее ждать. Ее нет. Почему ее нет? Что-то случилось...
Девятый день
Я просыпаюсь, оттого что кто-то щеко-чит мои пятки. Открываю глаза – а это Дже-ки! У меня от радости потекли слезы, я так была рада ее видеть, что даже забыла спросить, как все прошло. Мне хотелось просто в нее вцепиться и не отпускать.
Джеки мне рассказала, что она вер-нулась только полчаса назад, увидела две пачки приконченных сигарет, кучу окурков и меня на полу около пепельницы. Ей пришлось провернуть небольшую операцию очередного перевода денег со счета Джулиана на счет в швейцарском банке. Удивительным для меня оказалось то, что она знала все номера его банковских счетов, что ей было нужно так это его карточка, я в этом все равно так и не разобралась. Потом ей нужно было, чтобы вырубился свет, но такого, как правило, не происходит, поэтому она устроила на кухне небольшой пожарик, после чего в холле была тридцатиминутная паника, всех попросили выйти, в этот момент Джеки выскочила в мусорное отделение, где ей пришлось про-торчать несколько часов. Далее приходит ут-ренняя смена, новый персонал, Джеки выхо-дит по поддельному удостоверению, подни-мается в номер, а тут я… и на полу.
Я не спросила, сколько она с него сняла, и что будет в том случае, если нас поймают, потому что ситуация не была в этот раз по-хожа на предыдущие.
Джеки сказала, что нам сегодня нужно оставаться в номере и собирать вещи, мы вылетаем сегодня ночью.
С чего для себя я сделала вывод, что дела наши плохи.
Все проходит спокойно и размеренно, за исключением того, что я не могу выносить запаха сигарет, меня просто выворачивает. Мы собираем чемоданы, Джеки сидит на компе, что-то там химичит; я не вмешива-юсь, пытаюсь расслабиться, беру книжку, думаю, почитаю, и невольно вспоминаю вче-рашний вечер. Анализирую… зачем?
Меня по-прежнему интересует вопрос, откуда Джеки откопала последнего клиента?
Двенадцать часов ночи, а самолет у нас через два часа, такси уже ждет, Джеки идет первая, я заполняю все документы на выезд, проверяю счет за комнату, расписываюсь, отдаю ключи.
Выходя из дверей, я вижу Джулиана, только что вышедшего из черного лимузина, его, к счастью, остановил какой-то дядень-ка… Эти двадцать шагов показались самыми тяжелыми в моей жизни. Я сажусь в машину, Джеки уже лежит на сидении, не поднимая головы, я накланяюсь тоже. Машина медленно отъезжает, я поднимаюсь и мысленно прощаюсь с этим странным местом.
Самолет, нужно поспать: в Нью-Йорке будет много дел… Но сна у меня – ни в одном глазу… Джеки пребывает в хорошем настроении… Потом показывает мне бумажку, на которой написано «1100000»… Я недоумеваю:
– Что это?
– Это – то, сколько ты сделала, теперь можешь не беспокоиться о своей работе.
– Нули на бумаге перепутались, как и мысли в голове. Задавать вопросы абсурдно, особенно, когда у тебя полчемодана налич-ных и куча денег на счету.
Мне становится реально страшно. Это – не безобидный «развод», а крупная кража; за такие вещи мозги вышибают… Нужно что-то делать, но что, я не знаю… Как поступить?
Продолжаю пялиться в окно самолета, естественно, ничего не вижу, кроме своего отражения. Пустота, такое ощущение, что меня перезагрузили, ни каких эмоций – ничего.
Кеннеди! Мой нелюбимый аэропорт. Здесь такой дурдом, покруче, чем в Москве, никогда не знаешь, где твои чемоданы… По-том полчаса в очереди за такси, хорошо если пол.
Возвращаемся ко мне домой, и, наконец-то, я понимаю, что я в безопасности, и ощущаю усталость в теле.
– Джеки, давай поедем на Ниагару.
– Зачем?
– Просто мне хотелось посмотреть на этот водопад, давно мечтала, но никак не получалось.
– Когда?
– Через два дня?
– Посмотрим.
Сон, я не могу насытиться своей посте-лью, превращая ее в любовника, я растворя-юсь в ней, расплываюсь, прячусь, укрыва-юсь, дышу впитавшимся в белые простыни ароматом лилий.
Дом, милый дом.

Как я люблю ходить в университет! Такое чувство, что ты принадлежишь к самой неформальной и счастливой группе, под названием студенты. Читаешь, пишешь, сдаешь тесты, волнуешься, получаешь результат, которому радуешься или огорчаешься. Книжки, тетрадки, библиотеки.
На этих выходных у меня по плану Ниа-гара, место с открыток в книжных магази-нах. Так не терпится сменить картинку с ка-менных домов на зеленые парки и водопад.
Осталось только поговорить с Джеки...
Возвращаюсь домой…. дверь… ключ… Джеки сидит и что-то печатает на своем компе, наливаю себе яблочного сока и апельсинового – ей. Не хочу ее отвлекать, но мне нужно высказаться, тему своей речи я еще не определила. Джеки сохраняет информацию, и, наконец-таки смотрит на меня:
– Как дела, студент?
– Хорошо, даже очень. Я хотела спросить тебя про Ниагару?
– Что про Ниагару?
– Ты поедешь со мной?
– Нет, я не могу, мне нужно кое-что про-смотреть.
– Ну, хорошо, ты у меня тогда останешь-ся?
– Да, ты отдохни, погуляй там, забудься пока обо всем, тебе нужно отдохнуть, на-браться положительных эмоций, а я тебя здесь подожду, идет?
– Как скажешь…
– Я еще хотела у тебя спросить по поводу нашей поездки, ты ведь больше не будешь этим заниматься? Я не хочу становиться тебе мамочкой, просто я волнуюсь.
Джеки улыбнулась, взяла сигарету и усе-лась на стул около окна.
– У нас все очень хорошо получилось. За несколько месяцев мы можем сделать очень много денег, скорее всего, на всю последую-щую жизнь.
– Что-то я не понимаю. Я не хочу больше этим заниматься, мне не хотелось бы больше играть в такие игры. Страшно все это.
– А разве тебе не понравился вкус побе-ды?
– Нет. Это не по мне. Я не могу выбро-сить слова Джулиана из головы, он ведь имел в виду жажду денег, из-за нее люди становятся машинами, утерявшими вкус к жизни.
– Хорошо, передай мне ноутбук.
Она открыла одну из папок на рабочем столе, там – пара десятков фотографий. На них были запечатлены какие-то люди, де-вушки, Джеки и Джулиан.
– Видишь блондинку по левую от меня сторону?
– Да, очень красивая девушка.
– Так вот, ее звали Саша. Я познакоми-лась с ней десять лет назад, в колледже. Она тогда устроилась работать в казино, на одну из управляющих должностей. Естественно, не своими силами, ей помог Джулиан. Она собирала информацию об игроках, постояльцах отеля и передавала ему. В то время я была с ней крайне близка. Однажды мне вздумалось зайти на кофе к Сашеньке, и я увидела через стеклянную дверь Джулиана, избивавшего ее. Через пару минут он ушел, а Саша осталась лежать на полу. Я перетянула ее в ванну, умыла, сходила в аптеку купить обезболивающего. Позже раскрылось, чем они занимались. Джулиану нужна была информация, чтобы контролировать своих же клиентов, отмывающих собственные деньги через его компании.
Потом Саша предложила мне убежать из страны, но перед этим снять немного денег. На что я согласилась.
Работала я по тому же принципу, что и мы с тобой. У меня были пароли к любым ба-зам данных отеля. Как только Джулиан усек, что Саша что-то вытворяет за его спиной, он решил от нее избавиться окончательно. Од-нажды он пригласил меня в ресторан фран-цузской кухни, мы хорошо провели время, в итоге – секс. Он предложил мне заниматься отельным бизнесом. Затем поездка на Га-вайи, пять дней идеальных отношений... А через неделю я узнаю, что Саша была убита. Недолго думая, я взломала его ноутбук и скачала всю его информацию, номера, счета, все... И сбежала, – она нервно затянулась сигаретой, – чтобы в один прекрасный день вернуться...
– Так значит, это – не из-за денег?
– Нет, – выпустила дым изо рта она, – хо-тя и из-за них тоже.
– Понятно. Ты сама знаешь, что все про-блемы из-за этих чертовых бумажек. Некоторые превращаются в хранителей денег, некоторые в безжизненные машины… можно продолжать до бесконечности....
Поэтому я не хочу разлюбить те, глупые поступки, которые совершаю, мне нравится быть собой, по крайней мере, от этого никто не страдает, я ничего не теряю, а только об-ретаю.
– У тебя, что, сегодня класс религиоведе-ния был? – рассмеялась Джеки.
– Нет, не было, я серьезно. Я лечу на Ниагару, а ты пока подумай, что тебе самой нужно, ведь лучше тебя самой знать никто не может.
– Значит все?
– Нет, не все, я тебя очень люблю и не хочу потерять.
– Алина, ты слишком юна и наивна, мо-жет, именно поэтому ты счастлива...
– Может.
Ниагарский водопад
Полет занял всего сорок минут. Я была счастливая и радостная. Небо – в облаках, они же такие пушистые, что так и хочется на них попрыгать. Таксист пообещал меня отвезти прямо к водопаду, гостиница, вроде как, там тоже недалеко. Парк… не могу на-дышаться свежим воздухом, зеленью, водой. Я понимаю, что вокруг меня много туристов, с фотокамерами, и фирменными одноразо-выми сандалиями. Здорово! Покупаю билет на пароход, который подвозит меня к самому водопаду, мне выдают клеенчатый голубой плащ, какая-то семейная пара помогает мне его напялить… Здорово, мы уже на корабле. Затаив дыхание, я жду момента, когда тронется пароходик. Моторы медленно заводятся, все аплодируют, смеются… спонтанная и неподдельная радость.
Звонит телефон, не хочу поднимать, кто бы это ни был, если что, перезвонят; я про-никаю в святая святых Ниагарского водопа-да, в общем, я занята. Вода падает с необы-чайной силой, от этого зрелища захватывает дух, но самое приятное, что ты не один радуешься, а с тобой еще, как минимум, человек пятьдесят. Никакое бродвейское шоу не сравнится с этим чудом природы. Мы остановились в середине, но так сильно заливает водой, что несмотря на дождевик промокло все – штаны, босоножки тоже… теперь я поняла этот трюк с одноразовыми сандалиями. Классно, здорово!
Возвращаясь назад, народ начинает рас-певать национальный гимн Америки, я тоже что-то мурлыкаю, хотя и слов-то не знаю, ура-а-а!
Выхожу на берег, поднимаюсь на скоро-стном лифте вверх, снимаю эту красоту и широко улыбаюсь. Совсем забыла про теле-фон, оставлено сообщение. Алекс вернулся в Нью-Йорк, хотел сделать мне сюрприз, н-да, вот я и отдохнула в тишине и покое. Еду в аэропорт, ближайший самолет – через два часа, значит – через четыре я буду уже дома. Мне хочется его обнять и поцеловать, ска-зать, как сильно я его люблю, только в этот раз уже совсем серьезно.
Любовь познается на расстоянии, что бы ни говорили мне, не брехня это.
Осталось дождаться самолета, ой, нужно купить хотя бы памятный колокольчик, что я здесь была.
Вот теперь мне хорошо, я – счастлива!!!
Измена
Прилетаю, выхожу из аэропорта, мне се-годня, несомненно, везет: тут же такси – и сразу домой. Через полчаса я уже буду в квартире. Влетаю восхищенная зрелищем и окрыленная любовью в лифт, нажимаю кнопку, подхожу к двери и слышу, что мой проигрыватель просто разрывается, ну, да ладно. Открываю дверь и вижу… Джеки на Алексе, на моей кровати... Какая прозаиче-ская картина, они были настолько увлечены процессом и музыкой, что не услышали, как я вошла. Мне показалось, что я не в той квартире. Стою и смотрю на все происходя-щее, как у Алекса открываются глаза и до него доходит, кто стоит в двух метрах от них. Он окаменел, будто узрел призрака, явившегося пред ним во плоти. Естественно, дальше все, как в дешевых сериалах, он ее скидывает, она оборачивается, закрывает лицо рукой, не думаю, что она пожалела о том, что она только что сделала. Это не в ее стиле. И тут передо мной возникает дилемма, что мне делать – устроить скандал или убежать? Либо молча дождаться, пока они сами уберутся. Но в состоянии аффекта я спокойно иду на кухню, наливаю себе яблочный сок, апельсиновый – Джеки, ставлю его на стол.
– Сейчас я уйду и вернусь через час. На-деюсь здесь вас не застать. Допиваю сок и выхожу, захлопывая дверь. Выхожу на ули-цу, ловлю желтое такси и прошу отвезти ме-ня к Манхэттенскому мосту. Мыслей как-то нет, эмоций – тоже. Выхожу из такси, всхожу на мост, иду, просто тупо иду вперед. Лавочка… нужно сесть посидеть. Достаю первую за день сигарету, курю… вторую, третью… Мимо меня проходит пожилая женщина с двумя болонками, потом поворачивается и садится рядом. Чувствую себя некомфортно, потому что курю, извиняюсь, на что получаю улыбку в ответ.
И тут меня прорывает, я закрываюсь ру-ками и реву, просто реву, как последняя ду-ра перед этой очаровательной женщиной. Я не могу и слова произнести, просто плачу…
– Деточка, вы в порядке? Может вам нужно к врачу?
– Нет, нет, все хорошо. – И новая волна меня накрывает. Волна слез, ветра и соплей. Старушка подает мне салфетку, я пытаюсь вытереться, но успокоиться пока не получа-ется.
Плачу до такой степени, пока становится все равно.
Начинаю думать о понедельнике, мне нужно на учебу. При чем тут понедельник? Главное постирать постельное белье, и одеть новое.

Странно, Патер изменял своей жене ты-сячу раз… Что он при этом чувствовал? На-верное, ничего… Интересно, полюбил ли бы он меня, хотя бы на долю секунды, почувст-вовав то, через что только что прошла сейчас я.
Правильно, все в этой жизни возвраща-ется на круги своя, только, блин, много у ме-ня этих кругов что-то.
Четвертая сигарета, еще полчаса – и я совершу вторую попытку вернуться домой.

По приходу домой снимаю постельное белье и запихиваю его в пакет, одеваю но-вое, у меня периодически звонит телефон, который я не поднимаю. Трезвон – Алекс… Джеки… Лена… Джеки… Алекс – продолжается пару часов. Отключаю телефон, включаю Расмус и ложусь спать.
На следующий день иду за покупками –ананасы, пара йогуртов, пачка сигарет и ко-фе. Ловлю себя на мысли, если с понедельни-ка я начну заниматься спортом и брошу ку-рить, то нафига тогда мне целая пачка Пар-ламента?
Танцую дома, пою, пью яблочный сок, ложусь спать с головной болью, очень хочется спать, не могу ничего с собой поделать. Засыпаю, думая о вафельном домике, который превратился в размер реального дома с шоколадной крышей.
Просыпаюсь, оттого что кто-то ломится ко мне в дверь. Алекс с бутылкой вина.
– Вечеринка закончилась еще вчера, ухо-ди по-хорошему.
– Ты меня любишь?
– Пошел вон.
– Скажи мне, ты меня любишь? Я хочу тебя.
– А я нет.
Пытаюсь закрыть дверь, как Алекс про-совывает бутылку между створками, вламы-вается, валит меня на пол и начинает разде-вать. Я вырываюсь, колочу его по голове, за-дыхаюсь, понимаю, что у меня пропал голос. Он не успокаивается, пока не получает сво-его.
Я пытаюсь одеться и выбежать из квар-тиры, как он хватает меня за ногу, я падаю через порог в коридор.
Он тянет меня по полу, в конце концов, выкручивает мне руки, пока я не успокаи-ваюсь. Просит прощения, говорит, что Дже-ки его убедила в том, что я укатила на водо-пад с каким-то мужиком, а она осталась со-всем одна. А сегодня она мне все высказала, что ты меня любишь, и что она тебя тоже любит. Из-за меня она могла потерять тебя.
Я слушаю-слушаю и понимаю, что мне все это безразлично.

Все проходит и забывается, превращаясь в красивые истории...

Теперь я еду гулять на мост, только уже с Алексом, но думаю почему-то о Джеки… Как она, где она? Мы сидим на скамейке, кушаем картофельные чипсы, смеемся. Такое ощущение, что ничего и не произошло, или, может быть, мне все равно?
Звонит телефон – Джеки. Я поднимаю трубку, она около моста… Я прошу Алекса остаться здесь и подождать меня, а сама бегу сломя голову к ней, вижу – она стоит и курит.
Даже сейчас я не злюсь на нее, как я мо-гу злиться на того, кого так сильно люблю. Я плачу, обнимаю ее, она в ответ обнимает ме-ня.
– Прости, я не хотела тебя терять.
– Ничего, все нормально.
– Я дура, ты же знаешь, она смеется че-рез слезы.
– Да знаю, захлебываясь от слез, говорю я.
– Где ты остановилась? Возвращайся ко мне...
– Нет, я решила уехать, хотела попро-щаться…
– Не надо, – я заливаюсь слезами.
– Все будет хорошо, я всегда буду рядом, – обнимая меня, шепчет Джеки.
– Ты вернешься? – продолжаю я.
– Конечно, ангелочек. Обязательно.
Джеки поднимает мое заплаканное лицо и целует меня, я не могу оторваться от нее. Она пытается меня успокоить, таксист уже сигналит, ей пора ехать.
– Я люблю тебя малышка.
– А я тебя, – захлебываясь от слез, кричу я в след.
Джеки уехала, оставив мне мою разме-ренную жизнь в подарок, и те незамыслова-тые проблемы, которые я так в свое время любила решать…
Медленно возвращаясь на середину мос-та, я вспоминала те моменты, когда мы с ней были вместе. Будь осторожна радость моя, – мысленно говорю я, будь осторожна.

Лена посмотрела на часы, без четверти четыре.

– В общем, Алина, – продолжала Леноч-ка, – училась и жила как прежде. С Алексом у них было вроде все хорошо, ему нужно бы-ло опять вернуться на два месяца в Африку, а потом уже он намеривался жить в Нью-Йорке.
               

              ***********************

– Так здорово, не зря мне про нее столько всего говорили, теперь вижу, что не зря.
– Да, только она себя измотала на столь-ко, что ее начало тошнить от неврозов и не-досыпания. Я ей говорила сходить к доктору провериться, но врачей она еще с детства боялась, поэтому все время отнекивалась. Да и я в няньки не записывалась. Да и диплом виднелся не за горами, времени было в обрез. Один раз Алину позвал наш босс, и попросил ее зайти в отдельную комнату. Алина пошла не спеша. Там ее ожидало два мужчины, которые показали ей фото Джеки. Алина сразу села, она подумала, что ее разыскивают. Как оказалось, Джеки умерла от передозировки, хотя наркотиков она не принимала. Власти занимались расследованием, предполагалось, что это было убийство. Алина еще не до конца усвоила информацию, как ей дали взглянуть на напечатанное письмо, адресованное ей. Алина бегло пробежалась по тексту, потом ей дали подписать какие-то бумаги, Джеки завещала около трех миллионов Алине в слу-чае смерти.
– Где она?
– Простите, но в договоре, который вы прочтете позже, будет указано, что она будет кремирована.
– Нет, могу я ее видеть?
– Это невозможно, нам очень жаль.
Алина выходит из комнаты и идет в ко-ридор, где мы обычно курим, доходит до него и медленно опускается на пол, держась за стенку… Одна из венгерок ей помогла встать и пройти во внутрь, чтобы, не дай бог, ее кто-нибудь не увидел.
Она сидит и плачет, плачет…
Когда ко мне подошли, я была на сцене, я не поняла, что случилось, но после того, как я закончила, сходила в туалет и принесла ей из ее сумки сигареты, так как она не переваривала моих, я попросила всех выйти и просидела с ней там где-то часа полтора. Потом пришел босс и отпустил ее домой… и меня тоже, чтобы я ее провела.
Это было ужасное зрелище, она даже одеться сама не могла, ее била такая истери-ка, что казалось, вот-вот она свалится с ног.
Мне пришлось ее напичкать валерьянкой и остаться у нее тогда ночевать. Потом я по-звонила Алексу и поговорила с ним, чтобы он по возможности быстрее приехал, но большого энтузиазма или понимания я не заметила. Он попросил, чтобы я побыла с ней рядом.
Ну, а что мне оставалось делать.

У меня сразу было такое чувство, что она сейчас все похерит, учебу работу, все планы. Но после нескольких дней мне пришлось на-чать на нее давить. Она сдала экзамены, но на работе так и не появилась. Потом в один прекрасный день она приходит в клуб и бе-рет расписание. Мы просто все перекрести-лись, слава богу, отошла.
– И что потом?
– Потом она сказала, что улетает домой в следующем месяце. Сейчас занимается всеми отправками, ждет диплома, немного поработает и поедет.
– Вот и все.
– А перед отъездом ты ее сама видела.
– Да, чего только в этой жизни не бывает.
– Это точно.
– Ладно, пошли переодеваться, кстати, у меня скоро тоже конец «шикарной» карьеры.
Выхожу на пенсию, – смеясь, сказала Ле-ночка.

Усталость посещает меня, она заполняет мое тело медленно и беспощадно, все семь лет я ждала этого момента. Прийти, чтобы уйти. Я ухожу, и я счастлива, потому что те-перь я свободна. У меня не осталось сил, чтобы думать и переживать, я смотрю на проходящих людей и улыбаюсь, потому что это – лишь одна из картинок, в которой меня уже нет. Как и не будет английских надписей на дверях и указателей с рисунками. Я возвращаюсь домой.
Что ждет меня там? Прогулки босиком по траве, собирание ромашек на поляне, любование рекой, мечты, крылья за спиной?
Я оставляю здесь мои слезы и мысли. Мою любовь усопшую и любовь живущую. Покойся с миром Джеки, будь счастлив Алекс.
Теперь все – заново, я, щенок и мой бу-дущий ребенок. Он обязательно будет похож на отца.
– Что ты здесь делаешь? Я прошу тебя уйти, пожалуйста. Все закончилось, Алекс. Ты выбрал работу, тебя ждет Канада, большие проекты, езжай, только, пожалуйста, будь хотя бы один раз мужчиной, прими наконец-таки решение. Я столько раз теряла дорогих мне людей, что еще разом больше, разом меньше мне, увы, безразлично. Спасибо, что пришел проводить.
– Чего ты хочешь? Только на самом деле. Ты откровенна с собой? Это то, за что ты так сражалась все эти годы? Ты просто сбегаешь, поджав хвост. Что, остаться со мной у тебя не хватило духа?
– Я не хочу об этом говорить, тем более уж, с тобой, прости. Некоторые вещи должны оставаться недосказанными…
– Правда? Я не знал, что все в этой жиз-ни так сложно для тебя. Уж кто-кто, а ты всегда знаешь, что нужно людям, не так ли? Ты в ответственности за все… Я не просил тебя сваливаться на меня как снег на голову. Я слишком много думаю о тебе… я… нет, не так. Ты – как вирус в моей мозговой систе-ме; каждую минуту у меня перед глазами выскакивает эта дурацкая картинка, плик! С вопросом «где Алина, как Алина, с кем Алина?» Ты смогла испортить мою прошлую жизнь, так дай мне, пожалуйста, шанс заплатить тебе тем же.
Я понимаю, что задыхаюсь, мне не хва-тает воздуха, ноги становятся ватными, пы-таюсь выйти на улицу, дождь льет как из ведра, до моего рейса два часа мне плохо, теряюсь в мыслях и чувствах.
   
Алина потеряла сознание, видимо, откровенный разговор на нее не так подействовал, как Алекс ожидал. Благо, он успел словить ее. Машина… нужно запихнуть ее в машину. Он расстегнул пальто и первые пуговицы ее белоснежной хлопковой блузки. Через некоторое время она пришла в себя. Попыталась подняться, но голова по-прежнему кружилась. Она расплакалась от отчаяния и головной боли.
– Сколько времени до посадки?
– Тебе нужно идти туда через десять ми-нут.
– Хорошо.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала.
– Понимаю, а я хочу ребенка, семью. Я всегда об этом мечтала, но всегда боялась в этом признаться. Если проанализировать мою жизнь в цветах, то до десяти лет это был белый, с десяти до тринадцати – красный, с тринадцати до пятнадцати – черный, с пятнадцати до восемнадцати – белый, с восемнадцати до двадцати одного – зеленый, но потом это был опять черный, понимаешь?
– Нет, не совсем, ты себя плохо чувству-ешь...
– Да нет, просто то, чем я здесь жила, я бы назвала как «ничего», это, между прочим, хорошее слово, не отрицательное, не положительное. Мечты все это время возвращались ко мне по праздникам, а боль продолжала оставаться в реальности. Я жду всю жизнь одного единственного человека, с которым я могу создать дом и уют, и улыбки, и смех, вопрос только в том, что этот человек не может найти меня… Мне пора.
– Я провожу тебя.
– Нет, не надо.
Самолет, небо. Я до сих пор летаю во сне и люблю невесомость.
Иногда ты ощущаешь себя маленькой капелькой в нескончаемой, чарующей своей совершенностью, небесной синеве. Летящая на землю и несущая жизнь чистейшим бе-лым цветам, вдохновленная мечтою о полете, ты воспаряешь вновь в небо, таящее в себе надежды и мечты.
Нужно постараться уснуть, семь лет ка-жутся сейчас одной минутой в нескончаемой жизни.