Это сейчас врачи неотложной помощи Питера трудятся лишь в районе, где находится местная поликлиника, и в помощники им назначают фельдшера или медсестру. Да ещё ночь делят пополам, если, конечно, позволяет обстановка.
А вот в советские времена врач работал всегда в одиночку, да ещё его норовили отправить на ночь в какой-нибудь спальный район, в помощь не справляющимся с вызовами коллегам. Служба-то считалась городская, 05.
Если, к примеру, сослали тебя в Купчино, или Весёлый Посёлок, то так там и останешься, как не рыпайся, до самого утра.
Это обстоятельство страшно возмущало Толю Татаренкова – старожилу неотлоги, протрубившего там в общей сложности около 20 лет. Когда Толю отправляли в Купчино, он всегда ругался:
- Я, хоть и живу в Купчино, а работать там не намерен. Где справедливость? На фига, спрашивается, у них свою подстанцию открыли?!
Толя всегда работал в праздники, потому что молотил сутки через сутки.
Когда в праздничные дни сердобольные больные или их благодарные родственники предлагали Толе, в знак особой признательности, пропустить рюмку, он вставал в позу обиженного актёра, и декламировал:
- Нет уж, благодарствуйте. Я против водки восстал!
Но молодые врачи тоже любили работать в праздники, особенно в Новый год. Во-первых, двойная оплата. Во-вторых, праздник – есть праздник. Да и дежурство пролетало как-то быстрее. Вероятно, от постоянной смены впечатлений.
Вроде бы, только что ты был на вызове в квартире, где на стенах картины в позолоченных рамах, всё утопает в хрустале и коврах, а через час ноги тебя уже приносят в такую нищету, что самому не завыть бы от тоски.
Жизнь разнообразна, и почему-то это особенно бросалось в глаза в новогоднюю ночь.
Как-то у меня остановились часы, села батарейка. Оказав помощь, и заполняя карточку вызова, я спросил у родственницы больного, который сейчас час.
- Так, а я не знаю, у нас нету часов! – ответила она.
- А радио?
- И радио нет…
- Простите, как же вы тогда ориентируетесь в пространстве и времени?!
- Так, а по часам Витебского вокзала и ориентируемся. Видите, они видны из окна?..
Дело было на Обводном, славящимся во все времена своими контрастами, и я тогда в первый раз задумался о превратностях человеческой жизни. А до этого как-то не задумывался, поскольку жил в нормальной советской семье, хоть и в коммуналке, но с холодильником, телевизором, и ковром, не говоря уж о радио.
Странно, в ту новогоднюю ночь наступившего 1982 года вызовов было немного.
Кому-то плохо с сердцем, у кого-то подскочило давление, кто-то перепил. Обычный, так сказать, стандартный праздничный набор неотложки, но несколько меньший, чем в будние дни.
- Не переживай, - сказал мне Толя Татаренков, когда я высказался по этому поводу, - Болеть начнут первого января. Поэтому, если уж работать в эти дни, то обязательно в новогоднюю ночь, а не первого! Вот увидишь, с какими рожами завтра явятся на дежурство наши коллеги с утреца и не спавши.
В общем, в ту новогоднюю ночь часов в пять утра я поехал на вызов в район Воздухоплавательного парка. Тыкались, тыкались с водителем Генкой Утюгом по аллеям парка, а нужный адрес не найти. Затем остановились у какого-то шлагбаума. Я стал вылезать из кабины, и на меня бросилась кавказская овчарка, привязанная к проволоке. Еле дверь успел захлопнуть. Потом, вышедший на шум сторож, подсказал, что надо перейти железнодорожное полотно.
А как его перейдёшь, когда на целый километр вытянулся отогнанный в тупик состав с какими-то цистернами. Полез через цистерны, прыгнул прямо в насыпь, да и застрял по грудь в снегу, как был, в белом халате и с чемоданчиком. Когда нашёл всё же нужный адрес, оказался в бандитской малине, сидят, играют в очко, а один из обитателей на кровати корчится.
Посмотрел я на эту идиллию и думаю, дескать, хана, пощекотили товарища ножичком. Однако всё оказалось проще. Клиническая картина напоминала острый живот, то ли аппендицит, то ли холецистит. Иной раз на месте и не разберёшься. А с такими вещами не шутят. И лучше уж, как говорится, перебдеть. Ладно, повёз его в больницу. А возле Витебского вокзала пациент встаёт с каталки и, как ни в чём не бывало, говорит:
- Доктор, отпусти меня домой. Мне до Павловска всего-то на электричке полчаса.
- Не могу. Острый живот, он – и в Африке острый живот, - отвечаю.
- Да никакого живота и не было! Просто я снял приличный банк, и надо было как-то валить из малины, вот и нарисовал картину Репина… а ты и поверил. Так что, не обессудь…
- Я тебе сейчас морду набью! – заорал Утюг, весь аж закипел, - Мы этот адрес битый час искали, от собаки едва отбились, доктор вон, чуть ноги не переломал, в снег провалился, а он – сука, про картины в рамах тут заливает…
- Спокуха на лице! – забеспокоился картёжник. Я всё компенсирую…
Тем временем, дежурство закончилось, и в комнате отдыха врачей началась импровизированная пьянка. Дело в том, что Толя Татаренков, под самое утро Нового года оказался на вызове у алкогольных спекулянтов цыган, их барон страдал тяжёлой формой ишемической болезни сердца, и они одарили Толю целой сеткой марочного портвейна «Айгешат».
- Я против водки восстал! – кричал потом Толя, когда уже наотмечавшиеся врачи прощались перед входом на тот же Витебский вокзал. Толя жил в Купчино, и ему удобнее было ездить на электричке до Проспекта Славы.
Правда, как выяснилось на следующий день, и здесь случилась метаморфоза, потому что Толя, по рассеянности, вместо электрички попал в поезд "Ленинград - Одесса", и укатил на станцию Дно Псковской области – первая остановка от Питера. Откуда и звонил потом по междугороднему телефону из местного вытрезвителя, предупреждая начальство, что на дежурство не выйдет по причине непредвиденных обстоятельств…