Тимке было не больше шести месяцев. Был он самой обыкновенной дворняжкой. Одно ухо свисало, прикрывая полморды, другое почему-то постоянно закидывалось на затылок, обнажая розовую ушную раковину. Шерсть была почти всех цветов радуги. Но при всём этом он излучал всем своим существом море собачьего обаяния.
Было в его глазах столько безумного любопытства: он мог часами просиживать у стола, где мы с приятелем, сидя друг против друга, щёлкали на машинках. На каждый стук он перескакивал глазами от одного к другому, повизгивая и подёргивая хвостом, выражая этим не то радость, не то удивление. Или бегал по двору, прыгая из стороны в сторону, валялся на солнце, убегал в лес.
Вскоре у Тимки появился друг. Соседи по даче приобрели поросёнка, который стал нашим постоянным гостем. У Фроськи (так звали поросёнка) был розовый пятачок, который безпрерывно дёргался, ловя в воздухе только ему слышные запахи, а розовый хвостик победным кренделем завивался на спине. Характер у неё оказался весёлым и добрым, так, по крайней мере, показалось сначала. Поросёнок и щенок без устали носились друг за другом по двору, перепрыгивая через несуществующие препятствия, а иногда играли в прятки. Прятались почему-то так, чтобы какая-то часть тела оставалась видна. Поглядывая озорными глазами, Фроська обиженно повизгивала, когда Тимка слишком быстро находил её, а щенок искренне радовался своей проницательности.
Каждое утро Фроська, поддев и открыв пятачком калитку, появлялась в нашем дворе. Целый день слышалась дробь её твёрдых копытцев, а крепко сбитая фигурка дышала неиссякаемой энергией от пятачка до лихо завёрнутого хвостика. И всегда пряталась почему-то она, Тимка же должен был её искать. Вскоре они придумали новую игру: становились на задние лапы и, как бы обнявшись, пытались повалить друг друга. Победительницей неизменно оказывалась Фроська. Однако Тимку это нисколько не огорчало. Мы садились на крыльцо и иногда возгласами подбадривали щенка в борьбе или подсказывали место, где спрятался поросёнок.
А однажды Тимка отправился в лес с поросёнком. С этого дня их прогулки стали регулярными. Как-то я тоже пошёл в лес. Пробираясь сквозь кустарник, я увидел Тимку с Фроськой. Моему удивлению не было границ. Поросёнок находил место, где под землёй был сладкий корень, и принимался хрюкать. Щенок тут же лапами начинал его откапывать. Как только становился виден корень, Фроська, поддев его пятачком, хватала своими мелкими белыми зубками, выдёргивала и, урча и похрюкивая, уплетала лакомство. Щенок, повернув голову набок и высунув язык, с любопытством смотрел на неё. В глазах у него светился вопрос: «Неужели это действительно вкусно?» Иногда Тимка, заразившись Фроськиным аппетитом, откапывал первый попавшийся корень и начинал его жевать, но через минуту он уже отплёвывался. Наевшись, Фроська бодрой трусцой направлялась к дому. Тимка плёлся следом.
Днём, устав от беготни и жары, забравшись в прохладное место, они валились на землю. Тимка обнимал друга лапами и, как веером, обмахивал поросёнка хвостом, отгоняя надоедливых мух. Фроська сладко посасывала его ухо, похрюкивая от удовольствия. Эта идиллическая картина вызывала у нас чувство хорошей зависти.
Когда мы наливали в миску варева, Фроська и Тимка мирно съедали пищу и отправлялись в тенёк поспать. Но однажды, когда Тимка приналёг на еду, поросёнок бросился на щенка, поддел его носом под живот и отбросил в сторону. Взвизгнув, Тимка отлетел к крыльцу и виновато забрался под ступеньки. Мы поняли, что Фроська стала вести себя не как гостья, а как полноправная хозяйка. Она уже не хотела делить с другом пищу на равных.
С того дня так и повелось. Щенок покорно отходил от пищи, а Фроська, нагло съев вершки, важно удалялась, как бы разрешая Тимке подобрать остатки и до блеска вылизать миску. Развалившись в тени, она ждала, когда он придёт и даст на десерт ей своё ухо. Поросёнок начинал вести себя явно по-свински. Мы стали кормить щенка отдельно, в комнате. Фроська стояла в дверях, недовольно похрюкивая, как бы говоря: «Ну погоди, ты ещё придёшь во двор, я тебе устрою!» Тимка виновато поглядывал на неё, без аппетита проглатывал еду, и, опустив голову, шёл во двор, явно страшась расправы. Мы жалели Тимку.
Однажды мы сидели за утренним чаем. Неожиданно во дворе раздался поросячий визг. Полчаса назад мы вынесли щенку и поросёнку остатки борща. Если бы визжал щенок, всё было бы ясно: поросёнок опять обидел Тимку, — но орала Фроська. Решив, что случилась какая-то беда, мы бросились на веранду. Перед нами открылась картина, которую мы даже вообразить себе не могли. Тимка, схватив поросёнка за чёрное ухо, тащил его к калитке. Упираясь копытцами в землю, Фроська сопротивлялась и визжала.
До какого же душевного смятения довела она добродушного щенка, что он решился на такой поступок? Но как бы то ни было, Фроська была выброшена на улицу. Опустив уши и поджав хвостик, поросёнок поплёлся восвояси. Тимка остался победителем.
О.Туманов