Когда на корабле умирают, смерть становится тяжким испытанием для живых.
Еще вчера ты разговаривал с человеком, а сегодня он безмолвный СТОИТ в трюме.
Никто не знал отчего умер молодой, с виду здоровый парень. Наш, опухший
от пьянства, судовой фельдшер градусник поставить правильно не сумеет.
Многие, стремясь уйти в море любой ценой, покупали липовую медкомиссию,
расплачиваясь за глупость собственной жизнью.
Трюм под завязку забит мороженной рыбой. Боцман, матерясь, выбрасывает
несколько паков в океан, а мы бережно ставим Игоря в освободившуюся
узкую щель. Из района промысла до Лас-Пальмаса, куда траулер зайдет с
приспущенным иракским флагом, трое суток ходу.
Все раздавлены случившимся.
Под кораблем нет земной тверди и когда ночью пытаешься уснуть, чувствуешь
себя лежащим в одном железном гробу с покойником.
На горизонте показался остров Гран-Канария и свободные от вахты собрались
у горловины трюма проститься с товарищем. Боцман спускается вниз, обвязывает
задеревеневшее тело веревкой и поднимает наверх с помощью лебедки.
На палубе стоит деревянный ящик сколоченный боцманом накануне...
Возвращаемся в район промысла.
Все живое, начиная с кошки Муськи и заканчивая капитаном, мертвецки пьяно и
обезлюдевший траулер одиноко бредет в океанском просторе словно
Летучий голландец.
Лишь боцман, в семейных трусах до коленок, стоит, качаясь, у кормового среза
и грозит фиолетовым от татуировки кулаком белой пене,
взбитой на лазури Атлантики работающим винтом...