Всё смешалось вголове у Анны. Она ехала одна в пустом вагоне, смотрела в окно на пролетающиемимо леса и незналаплакать ей или смеятся и придаваясь каким-то едва уловимым мыслям о будущейжизни, лишь немного улыбалась своему отражению в окне. Оставляя за спинойпосёлки и железнодорожные станции она, тешась, в который раз напоминала себе,что сегодня она обрела свободу, что то щемящее чувство под средцем — не тоскапо покинутому дому, а лишь жажда заполнить образовавшуюся сегодня пустотучем-то новым и чарующим - тем что ждёт её впереди. Впервые потерять дом, тотсамый в котором вырос и помнишь все пыльные закутки, к которому привязаннеменьше чем к матери и первой деревянной игрушке сделанной для тебя отцом; сэтим чувством может сравнится лишь страх, изумление и восторг молодой чайки,которую столкнули со скалы и она со свистом разрубив воздух, впервые расправивкрылья, почувствовала ветер подымающий её к солнцу. Анна иногда порываласькуда-то идти, но вспоминала что она заперта в вагоне, как в клетке, оначувствовала этот полёт в душе и в узком коридоре между полок ей было душно итесно, ей одновременно хотелось поскорее добраться до назначеной цели иподольше ехать в этом поезде — так дети нерешительно стоят передтем как впервые войти в реку, они страшатсяеё, но они заворожены этим страхом, их манит вода, кажется она нашёптываетчто-то, зовёт к себе в объятья.
Анна ехала в Киев — город в котором никогда небыла, в котором у неё никого небыло и который её не ждал. Она решила, что таксможет узнать о себе всё — ведь когда неукого попросить помощи и совета, когдавсегда нужно полагатся только на себя, тогда и открывается настоящее лицочеловека, и уверенность в том что ей это лицо понравится, что она с гордостьюпреодолеет всё что выбросил ей жребий судьбы и станет другим человеком, которыйсможет своей внутренней силой изменять мир вокруг себя и тогда уже не нужнобудет полагатся на удачу; именно эта уверенность заставила девушку покинутьродные края. По рассказам подружек и знакомых, Киев — мистический, имеющийпотустороннюю власть над людьми, ломал слабых, униженых и оскорблённых, нопотворствовал тем кто сами держат за узду свою жизнь и ведут её к намеченойцели, тем кто взглянув в глаза может признать свою ответственность запроисходящее, кто знает что его ждёт заповоротом и тем кому так к лицу их недостатки. Город, артистичный и обожающийаффекты, любил когда сильные признавали себя слабыми, рвали на себе волосы вотчаянии на ночном бульваре, пьяные клялись «вовек и никогда», шли стрелятся изревности и совершали глупости, о которых жалели всю жизнь - им пережившимпадения, он дарил новые взлёты. Эта фатальность притягивала, казалось в этойогромной шахматной партии под названием «Жизнь», нужно всего лишь оказаться внужном месте для того что бы занять нужное место и сделать рокировку... Анназасмущалась своему ловкому сравнению, неровный румянец залил её лицо, стоитпризнатся что она, как любая молодая особа позволяла себе некие мечтания озамужестве и радостной семейной жизни, но «конечно же не сейчас». Мечталось таксладко, что она не заметила подошедшего к ней проводника .
-Чаю будете?
-Что?
Растерявшись, она оглядывала человека прервавшего её романтические мыслии залившись краской второй раз, она подумала что такой взрослый мужчина лишь поодним её глазам может узнать о чём она думала только что. Щеки её пылали и отсмущения она приопустила голову.
-Я говорю: желаете личаю?
-Да, наверное.
-Я вас испугал,простите покорно и в мыслях небыло стеснять, такую обаятельную молодуюпанночку. Ну вот Вы снова улыбаетесь, тогда я схожу за вашим чаем и надеюсь, онуладит мою оплошность и Вы снова помечтаете о родном доме и той кутерьме родныхи близких, которая вас там ожидает.
Удаляясь за кипятком он оглянулся и увиделвзгляд полный растерянности.Вернувшись с чайником и посудой, налив чай онприсел на соседнюю полку напротив Анны.
-Вы вероятно хотите мнезадать какой-то вопрос.
-Да. Почему Вы решили,что я думаю о родном доме?
-А о чём же думатьмолодой девушке путешествующей в одиночку? Вы либо едете из дому и думаете отом как в него вернётесь или уже возвращаетесь. Вроде бы несложно. Я многоперевидел — жизнь наша такая путевая, занятся то нечем вот пасажиров и изучаю.
-Я вобще-то о другомдумала...
-Ну вот Вы опятьзасмущались, только не вздумайте мне выбалтывать свои секреты..
-С чего Вы взяли, чтоэто какие-то секреты? Может я о чём-то серьёзном думаа.
-А с чего Вы взяли, чтоваши секреты несерьёзны? Всё что приносит человеку удовольствие о чём он можетдолго думать с удовольствием, всё это очень серьёзно для него. Всё чтосоставаляет жизнь человека всё очень серьёзно, кроме того на чём она покоится —это как-раз самое зряшное. Если каждый день задумываться о том как свести концыс концами да где денег взять, да что сегодня кушать будем, да в каком порядкедетей спать укладывать, можно так и застрять в повседневности ипосредственности, в делах ежедневнопустых. Ведь так никакой жизни не хватит,заполонит вашу душу серость и всё не будет этих милых розовеющих щёчек даулыбок смущённых. Чёрствость правда хороша тем что её не замечаешь, да вотстоит только попасть в нужную точку, уколоть, туда - за край мирка в которомживёт человек и всё иголочка-то засела под сердцем — черта с два её вытянешь, ивыхода только два: либо размягчить свой закостенелый мир и тогда она сама посебе выпадет либо забыть да вот только одно неловкое движение — И-и раз!.. -колётся, спать неуютно. Поэтому люди кожей толстой обрастают, так жить проще,когда потребности понятны: сытое брюхо да полный кошель, их покрайней мереутолить можно, а метаний люди не переносят — слабы они. Поэтому все эти вашисекреты, все эти ужимки и мечтания, они очень, очень-очень важны, с ними Вы -человек, а в мире нет ничего серьёзней того что бы быть человеком. Поэтомунестесняйтесь мечтать, нестесняйтесь делать мелкие шалости да глупости,нестесняйтесь своего желания смотреть подолгу на природу — в этом человек,жизнь она вообще в мелочах. Вот Вы спросите чёрствого человека: А давно ли Вына небо глядели? Он конечно же насупившись скажет: «Да видел я ваше небо, чегона него смотреть?», такие люди видетели думают, что всё знают, непоколебимоверят.. А тот кто не ошибается, тот и не живёт, потому как не делает ничего —ка бы чего не вышло. Тут он конечно спохватится, невежливо как-то... «Да, гляжуиногда — погоду же нужно как-то узнавать». А Вы ему: «Нет, вот просто так когдавы в небо-то смотрели? Низачем, как в детстве». Тут то он Вам и ответиткоротко, что Вы мол молодая и ничего непонимаете и сам-то ничего не поймётЧеловеку свойственно думать о чём-то отстранённом, нелегко объяснимом, а можети не имеющем объяснений, когда он в небо смотрит. Так вот, что б такие мысли невозникали, никто и не смотрит. Человек пока молод любит простор — потому как заним всегда что-то скрывается, что-то вдали — интересно что же там?, и не боитсяон этого простора, вольно ему дышится на нём.. Да вот проходят года и хочетсяему покоя, закрывается он в своей жизни, снизу мостовая по бокам дома - тоннелисплошные в которых спокойно и проверенно — из дома в контору, из конторы влавку, а от туда опять домой, газетку в норке своей почитать да чаю попить, имаршрута никогда не меняет — вдруг там что-то... Так и ходит по норам, как крот— ничего не видит, зато спокойнее. Анебо то оно всегда рядом, да вот только заглядишся в него и кажется тебе,что тоннели твои не такие уж надёжные — вдруг чего сверху случится. Вот иметаться человек начинает — потерял покой. Поэтому-то и не подымают голову люди— страшно им, да и незачем: что они там не видели? Ладно я вижу утомил я Вассвоими разговорами, пойду я, если Вам чего понадобится — крикните. Вагон-то нашпустой так до конца и доедет — прицепили по ошибке два восьмых вагона, так ипроболтаюсь я никому не нужный, вот хоть Вам услужил. Ну всё бывайте иулыбайтесь, смущайтесь, одним словом живите полной жизнью. Всего Вам доброго!
Растерянная Анна несмогла даже вежливопопрощатся, она задумалась над услышанным. И как бы ей не прискорбно былопонимать это, но её родители были именно такими — невидящими неба кротами, иименно из за этого они так сильно расходились во мнениях по поводу обустройстважизни, её смысле и целях. Ей таких трудов стоило добится от них разрещенияуехать в незнакомый город, если бы не её волевой напор на протяжении последнегогода, так бы ей и остаться под тёплым крылышком родителей, так бы и зачахла вэтом тепле, она бы тоже стала замыкать свой мир, сковывать свои возможности. Иона поклялась себе никогда и ниприкаких условиях не идти на поводу у удобтва иуюта, и всегда нестрашась невзгод бросатся в поиски чего-то нового.
Ах, эти юношеские обещания самому себе... С пылом и рвением достойнымдругого дела, она начала составлять клятву, пытаясь убрать все возможныеуловки, что бы невозможно было позже использовать их в своё оправдание. Потомпоняв, что доказательства бывают только письменные, а сказанное на словах пороюслишком вольно трактуется, она достала бумагу и письменный набор, обмакнув перов чернильницу, начала уверенно писать. Когда она уже чуть успокоившись,завершила свою запись, поставила размашистую подпись внизу, ещё раз пробежаласьпо основным пунктам и озаглавила это всё «кодекс». Убедившись, что всёправильно, Анна вдруг поняла что не знает что делать с этой бумагой и где еёхранить. Может съесть и тогда кодекс навеки останется внутри? Боже, что заглупости лезут ей в голову. Она повесит её на самое видное место у себя вквартире и будет каждое утро внимательно вчитываясь в текст, точно следить завыполнением всех правил. А чем же будет наказыватся несоблюдение? Стыд ипозор- вот что самое страшное длямолодой девушки, а уж направленные изнутри и вовсе станут настоящим хлыстомправосудия. Этого будет вполне достаточно. Так порешила Анна и попыталасьуспокоить свой жар, она прохаживалась по вагону, но неуёмная энергия сочившаясяиз нее заставляла то сдувать пылинки с полок, тоножкой заталкивать под сидения обёртку отконфеты которую она нашла в коридоре на полу, она всё немогла унять свою тягу кдействиям и приплясывая, попрыгивая и напевая песенку из детства, она всёдумала и думала о новой жизни и свершениях что её ждут впереди. Когда мечтынемного успокоились, она допив холодный чай, и увидев перед собой письменныепренадлежности, решила написать письмо родителям. Опуская банальныеформальности и признания в любви и вечном доверии, Анна писала им всё подрядпро то как она едет в поезде и какие туфли наденет завтра по приезде, это всёпрерывалось мечтаниями о будущей жизни, так же был упомянут проводник, какчеловек загадочный и интересный, письмо было такого сорта, что если бы её матьспросила у отца о чём оно, тот бы ответил: «Бабьи глупости...», но письмоадресовалось матери, а ей даже такие мелочи были приятны. Завершив и это, Аннане знала чем же себя снова занять и стала на память вспоминать ноты, которыеона разучивала перед отъездом, к сожалению фортепиано рядом небыло и оставалосьдовольствоватся умственным разбором произведений. Она с самого детствазанималась музыкой, серьёзно и с увлечением, преподавательница ей в порывахвосхищения говорила, что она, наверняка, может сама преподавать — это быласамая громкая похвала слышанная за долгие годы, а вот матери её она наухоговорила, что у её дочери талант и она может стать известной, если будет упорнозаниматься с преподавателем, наверное для того что бы мать не решила что дочьуже достаточно умела в тонких искусствах и хватит уже тратить на это деньги.Анна же сама прекрасно понимала, что звёзд она с неба не хватала, и знала чтоучительством она сможет заработать себе на жизнь в любой момент, но все жехотела освоить ещё одну или даже несколько профессий, больше для души, чем радизаработка.
Когда музыка в голове начала сливатся вневнятное клекотание она расстелила постель и легла спать.
Проснувшись аккурат к прибытиюпоезда, она неуспев даже умытся, одела свои красные в белый горошек туфельки нанебольшой платформе и захватив свой маленький дамский чемоданчик, быстрозасеменила к выходу из вагона. Неловко улыбнувшись вчерашнему знакомцу,курившему свою старую вишневую трубку и спокойно перебрасывающемуся ничемнеобязывающими репликами о погоде и прошлой зиме с другими проводниками, онабыстрой походкой направилась к вокзалу, к самому обычному вокзалу с егоогромным холом, бестолковой лепниной и мозаиками, конечно же с огромнейшимилюстрами со сложнейшим декором, сделаным с такой тщательностью, как буд-токто-то собирался рассматривать их целую вечность, хотя на самом деле до нихникому нет дела и можно найти множество наибестолковейших занятий, которые всеже предпочтительнее, чем смотреть на эти монструозные куски бронзы, гроздьямисвисающие с потолка. Спускаясь по лестнице в своих лёгких весенних туфелькахАнна думала, что вот эти большие деревянные двери в нескольких метрах от неескрывают тот самый Город, в который она рвалась столько времени. И вот наконецтолкнув тяжелую дубовую створку, она оказалась на площади. Улыбка непроизвольнопоявилась у нее на лице и порыв свежего весеннего ветра лёгкой дрожью пробежалпо спине, Анна знала — это Свобода заявила свои права на неё. Ах, сладко ейсейчас дышалось, сколько писатели рассказывали ей долгими зимними вечерами отом вольном воздухе деревни, что заставляет забыть обо всем, чувствовать себяодним целым с природой, которая тебя окружает, неужели они не понимают, чтонастоящая истинная свобода — там где ничего тебя не держит, а ведь это можетбыть где угодно: на вершине горы или в на людной площади?