Это было так давно, что и не вспомнить когда именно... Тогда все казалось особенным, волшебным. Правили тогда короли и прекрасные королевы. Они веселились, много играли и танцы были как в последний раз. Тогда мое сердце было звонким и простым, а ценным казалась только солнце, слеза и самый лучший в мире друг!
В то лето я отдавила себе старым бочонком у дома ногу и целую неделю прыгала на одной ножке, мама водила меня в детскую поликлинику и долго с укором смотрела на меня. А мы с Димкой все равно тащились к этой несносной бочке с водой, разглядывали пожарников, ползающих по своим ноздреватым гнездам в нашем огороде, и разыскивали сокровища.
Сначала ко мне прилетели бабуля с дедулей, или нет, с самого начала, если честно, Димка сломал мою коляску, или мы познакомились с Анютой? Уже не помню, да и по прошествии стольких лет, хронология потеряла привычный смысл, все уже видится сквозь дымку, как в нашем старом парке через дорогу, когда в конце лета горожане вместе с детьми убирали старую осеннюю листву и потом дружно сжигали эти охапки былой роскоши, напоминавшие мне погребальные костры викингов.
Мы с мамой, папой и сестрой жили тогда в маленьком городке около Волгограда. Жили как и вся страна- незатейливо, одним маленьким домом, огородом и старым мазаным сарайчиком. Папа по утрам варил крепкий кофе, запах которого я слышу и по сей день, еще он курил утром ароматную сигарету. Как я узнала позже доставал он их из-под полы у одного знакомого. Учитывая что мама не работала, а он скорее делал вид что трудился, расходы на его утренние ритуалы составляли львиную долю семейного бюджета.
С папой у меня всегда были связаны особые воспоминания, я даже помню как он смотрел футбол сидя на стуле, повернув его спинкой к себе. Как и вся наша патриотичная страна, он болел за наш футбол и наш хоккей и сопровождал каждый удачный гол любимцев страны радостным воплем. По телеку тогда особенно смотреть было нечего, и весь день малышей проходил в веселой беготне по окрестным переулкам. Вот тогда мы и познакомились с Анютой. Я как водилось, с утра выскочила наспех позавтракав, и побежала к обычному месту сборов. У большой песчаной кучи всегда кто-нибудь ошивался. Сегодня там играли в больничку, кто-то раздобыл у родителей старую аптечку первой помощи, на случай непредвиденной угрозы военного вторжения и ядерного взрыва, такая имелась в каждом доме. Не знаю кому бы она могла помочь, но из нее взрослые использовали аспирин, а вытащив иголки из миниатюрных шприцов, отдавали ее на детские нужды. Учитывая, что она несла в себе что-то таинственное и даже без страшных иголок будоражила воображение, этот заветный желтый пластмассовый квадратик был предметом вожделения многих советских малышей. Это была серьезная конкуренция, но я почти была уверена, что внимание игравших все же переметнется на мою сторону. У меня была сегодня новенькая зеленая игрушечная мясорубка, которую бабуля привезла мне вчера.
Бабуля и дедуля жили далеко от меня, в Краснодарском крае, где я собственно говоря родилась, там у нас был чудесный кирпичный дом с зелеными ставнями и беседкой, увитой виноградом и плющом. Они часто приезжали ко мне и иногда забирали меня с собой.
На этот раз я получила просто кучу подарков, главный из которых пока еще оставался в секрете, в мои стратегические планы входило постепенное удивление близких мне уличных разгильдяев. Мясорубка оказалась интересной и полезной не только девчонкам, но и соседским мальчишкам, потому как новые игрушки были редкостью для всех. Когда вся ватага вдоволь навертела котлет из травы, мы все стали играть в военный госпиталь и представили себе как спасаем раненых, прямо в эпицентре ядерного взрыва.
Дело близилось к обеду, и мы услышали как где-то, в конце улицы, местный гармонист «затянул» что-то очень печальное. «Эт в маланьином дворе поминки», - сообщил кто-то из близко живущих к дому тетки Маланьи. «Вроде ее бабка померла». Я предложила пойти поглядеть как там разворачиваются события. Добровольцев оказалось немного, скоро матери начнут искать своих сорванцов для дневной трапезы, и потом, в родительском Кодексе таскание по чужим дворам и тем более в день печали, проступок весьма тяжкий. Но меня такие условности никогда не останавливали, тем более, я на задворках памяти держала, что после обеда меня ждет стирка сестриных пеленок, которые были весьма фигурно ею обгажены. Я подняла добровольцев и отправилась на разведку в столь дальний угол нашего поселка городского типа.
Судя по взгляду в заборное отверстие, кем-то заботливо оставленное для удобного наблюдения, поминальная тризна была в самом разгаре. Тетка в сбившемся набок черном платке лежала на плече у гармониста, а он лихо опрокидывая рюмку с горючей жидкостью в глотку, другой рукой держал видавшую виды гармонь и тетку Маланью. Остальные гости светского раута с грустным поводом, выпивая по очередной порции, громко стучали пустой посудой по столу и нанизывали на кривоватые вилки соленые огурцы, картошку, вареники и другую незатейливую еду. Минут через десять я обнаружила, что нахожусь уже где-то в середине стола, а смелые мои попутчики таскают по кустам вареники, заботливо подсунутые какой-то сердобольной тетенькой. Уже через час гости отчего-то оживились , взгляды их заметно повеселели и кажется тостующие уже подзабыли про повод собравший их вместе. А так как день был выходной и собираться жителям вместе выдавалось нечасто, все стали активно обсуждать поселковые проблемы, один дяденька, даже было потянулся вилкой к глазу соседа, спутав ее с вареником в своей тарелке, но тетеньки вовремя заметив его ошибку, поспешили ему поднести селедочки в новой посудине.
Время летело весело и незаметно для окружающих, я распевала вместе с гармонистом, и на самой патриотичной ноте в песне «Про Щорса» вдруг поймала на себе свирепый взгляд своей мамы. Кто-то из старушек попытался привлечь ее в наше печальное веселье, но мама была совершенно рассвирепевшая, видимо она слишком долго меня искала и наверное пеленки стирать оказалось некому, а они так быстро пачкались, короче говоря мое такое активное участие в городской жизни было прервано на самой высокой ноте. Далее я только помню, что очень быстро убегала от рассерженной родительницы, и даже вернее от ее хворостины. Изредка догонявшая меня Люся, стегала хворостинкой по сверкающим пяткам и что-то жалобно причитала. Пару раз я услышала что-то типа: «Это ж надо придумала, на поминки она отправилась, поет она там с гармонистом, мать ей обед готовит, а кому это нужно, ее уже пригрели, накормили!» Даже не знаю, что маму больше расстроило в моем поступке- то что я уже пообедала, или то, что пела с гармонистом, но пререкаться я с ней не стала, просто усилила бег и пустилась по кривой к дому...