Ты говоришь, в борьбе нет смысла. Ты говоришь, что я придумала несуществующие идеалы и, глупая, иду к ним. Ты много раз, каждый день, каждый час, в лицах близких мне людей, спрашиваешь: а оно тебе надо?
Надо. Надо. Потому что я не мыслю себя иначе.
Я стою на берегу реки. Река широкая, очень широкая. Ее течение обманчиво неторопливо. Река величественна…
Будь рядом человек, ему бы показалось, что я совершенно спокойна. Без лишних эмоций я смотрю на тягучее течение и мерно вдыхаю полной грудью. Мои руки скрещены на груди, в землю воткнут нож, сама я в набедренной повязке и нагрудном топе: в пути всегда так – ничего лишнего, иначе рискуешь не выдержать и упасть от большого груза. Сложно это – тащить всё за собой, когда нужно всего ничего.
Я опускаю руки, сжимаю и разжимаю кулаки, чтобы набраться уверенности. Какие глупые, лишенные смысла движения, но они всегда так важны… безумно важны, будто от них всё зависит, будто я не обдумывала сей шаг всё прошлое время.
Разве есть шанс повернуть? Разве есть возможность повернуть? Мой путь идет только вперед, дороги назад нет…
Глупец тот, кто думает, будто есть возможность вернуться! Такой возможности никогда не было, нет и не будет хотя бы потому, что мы сами меняемся с каждым своим новым шагом, и, даже если мы придем в свой дом, оставленный годы назад, он уже не будет тем самым домом.
Понимаешь, дорога, что позади, тут же исчезает, стоит только ноге найти новую опору.
И я никогда не возвращалась назад. Ни сейчас, ни потом. Ты говоришь, что я оставила слишком много… Пусть. Еще больше я приобрела.
И, оставляя свой нож на этом унылом песчаном берегу, отдавая его миру, я иду к воде. Вода теплая, почти горячая, но я знаю, что таковой она является только на берегу, прогретая солнцем. Я делаю еще шаг, еще, а потом наклоняюсь вперед, и вот – вода сама уже держит меня, а руки и ноги гребут вперед. Плывется легко, здесь течение пока мало различимо, а я экономлю силы на середину реки, где спокойствие водного потока превращается в жестокое безразличие.
Вскоре я начинаю ощущать течение, плыть становится всё сложнее, на какое-то мгновение мне становится страшно… шум текущей воды закладывает уши, в руках теряется сила… сила словно песок, просачивающийся сквозь пальцы, словно вода…
Вода, вода, вода…
Решение приходит неожиданно. Я поворачиваюсь слегка в сторону потока и плыву уже по диагонали, течение само подталкивает меня и дает силы. Когда плыть становится уже совсем невмоготу, я переворачиваюсь на спину и отдыхаю, следя при этом за траекторией своего маршрута.
Постепенно напор воды ослабевает, я выпрямляю свое движение и плыву вновь прямо. Сил уже практически не осталось, когда моя нога достала дна и я наконец пошла.
Неважно, что я выплыла далеко от нацеленного места, потому что эта река считалась непреодолимой, а я – преодолела.
Я ступаю на сухую траву, падаю и долго-долго дышу, с чувством удовлетворения глядя на тягучую массу воды.
Я прошла.
Ты говоришь, какой смысл в победах? Я отвечаю, что победа – это преодоление барьера на своем пути. Тогда ты спрашиваешь, какой смысл так радоваться победе, когда последует новая битва, которую можно проиграть?
Я отвечаю – никакого смысла нет. Но тогда я не умела иначе и потому радовалась. Это уже потом я поняла, что главная битва происходит не на войне, а внутри, и происходит она каждый день, и главный враг – мы сами, и радуемся нашим победам не мы, а наш враг.
Я понятно выразила мысли? Истинный рост – это когда внешние преграды ты перестаешь воспринимать как преграды, ты идешь и просто делаешь, потому что тебе всё по плечу. Именно поэтому победы над внешним миром не играют никакой роли
Ненужно стремиться победить весь мир, когда достаточно просто победить себя.
Я пробираюсь по лесу уже который день. Льет дождь, на мне ничего лишнего – нагрудный топ, набедренная повязка и нож. Когда идешь только за победой, достаточно и ножа. В паре часов ходьбы я оставила убитого мной зверя, мое тело сыто и полно энергии. Я знаю, что за мной кто-то идет. Животное? Или человек? Я надеялась, что оставленная мною туша заставит преследователя предпочесть более легкую добычу, чем меня, однако моим надеждам не суждено было сбыться.
Значит это всё же не животное? Или человек в обличии зверя?
Неожиданно я выхожу к небольшой поляне. Тут я понимаю, что, могу легко вычислить своего врага… Я могла бы еще в лесу устроить ловушку, а самой забраться на дерево, но почему-то мой преследователь мне совсем не внушал страха.
Стиснув клинок между зубами, я решительно рву сухую траву, мелкие ветки, кладу на них свою пищу и тут же забираюсь на дерево и начинаю наблюдать.
Каково же было мое удивление, когда на поляну вышла совсем молодая пантера. Просто животное, которое совсем не хотело меня съесть, а просто шло за мной из любопытства. Пантера стала нюхать воздух, ее смущал огонь.
Я прыгнула с дерева и подошла к костру с противоположной стороны. Увидев меня, животное радостно замурлыкало. Я улыбнулась, даже, кажется, рассмеялась, но неожиданно мой смех заглох, потому что кошка перестала мурлыкать и внимательное оглядывала меня. Так животные не смотрят…
Во мне всё замерло, впервые мне стало страшно. Не поддаваясь страху, я сделала уверенный шаг вперед и сама внимательно посмотрела в кошачьи глаза. Мир закружился, я почувствовала на себе черную блестящую шкуру, захотелось открыть пасть и яростно зарычать, захотелось яростно рвать острыми когтями землю…
Я закрыла глаза, а когда открыла, то видела всё вокруг кошачьим зрением. Кошка по ту сторону пропала, теперь я видела человека – себя. Я поняла, что мое сознание переместилось в тело пантеры. Мое тело стояло словно статуя, и холодный дождь не был ему помехой.
Я снова закрыла глаза, а открыв, поняла, что нахожусь одновременно в двух телах. Тело кошки давало мне силы, наполняло природной, безумной энергией, тогда как человеческая форма моего сознания не давала мне стать животным. Я чувствовала, как во мне совокупляются два существа: мое природное «я», мой дух и дух животного, яростный, неуспокоенный…
Когда мое сознание сместилось, а тело наполнилось энергией хищника, дух пантеры покинул меня… Или же я вышла из тела кошки… Я воткнула нож в землю и принялась танцевать, то мяукая, подобно ласковому котенку, то рыча, как яростная голодная пантера.
Об этом вообще не хотелось бы говорить, потому что подобные откровения, позволь назвать мне их именно так, находятся за пределами нашего понимания. И, если понять мы всё же можем, то объяснить уж точно вряд ли, потому что слепому не расскажешь, каково это – смотреть на солнце.
Моя сущность – пантера. Я кошка. Я хищник. Когда молодая пантера взглянула на меня, я сразу поняла это и потому позволила случиться тому, что случилось. Хотя этого бы и не случилось, сиди во мне кто-то другой, потому что всё произошло именно по воле моей сущности. Я стала собой.
Тогда-то я и поняла, что не сдамся никогда, во мне билось яростное сердце хищника, а потому я уже была обречена на победу.
Я встретила его. Это было так неожиданно, что я почти перестала верить в любовь и в то, что способна полюбить. Он был таким… самым-самым, меня всё в нем восхищало. Мне просто хотелось быть рядом с ним всегда, идти рядом с ним. Даже не обязательно было с ним разговаривать – чаще мы просто молчали; я ложила ему на плечо голову, он обнимал меня и мы оба смотрели с ним на дивные звезды.
Как пафосно…
Я ценила в нем его жажду борьбы, его гордость, несгибаемость – и в то же время внутреннее спокойствие, мягкость. Он был воином, который забывал о войне и пролитой крови тут же, как битва заканчивалась.
Мы любили друг друга страстно и нежно. Как часто он отводил мне руки за спину и, беззащитную, целовал… Я обвивала его ногами, я не выдерживала наслаждений и прогибалась кошкой, постанывая, так и не научившись кричать, не сдерживаться. Он тоже стонал, но дело было не в стеснении, как у меня: он просто не хотел меня смущать… Такая забота умиляла меня…
Как часто мы просто гуляли с ним под ночным небом…
Я хотела прожить с ним всю свою жизнь… Но вместо этого я ушла…
И я не жалела.
Понимаешь, у меня было желание оставить ради него всю свою войну, но разве это будет правильно? Кто-то считает, что любовь – это истинная мечта, предел, я же считаю, что любовь – не самое главное, что она обязательно пройдет, что…
Этих «что» очень много. Мне было больно, мне было очень больно, но я ушла, и от любви остался светлый образ… Больше я не любила и никогда уже не думала о любви.
Любовь – это покой, покой – это враг, потому что это тупик… Любой тупик на пути является ошибкой…
Может, дело еще и в страхе… тогда, возможно, страх тоже был причиной, сейчас страх – уже ничто.
Люди приходят и уходят, и любое чувство обречено разбиться о вечность.
Я благодарна судьбе за такой дивный подарок – любовь. Даже когда я уходила и в глазах стояли слезы, сердце мое продолжало биться радостно и благодарно. Любовь – это еще и возможность отпустить.
Я ощутила запах дыма, как только нога моя ступила небольшого песчаного берега. Перебравшись полностью, я повернулась назад к озеру и оттолкнула свою лодку. Лодка невесомо полетела прочь от берега… Так красиво…
А впереди меня ждала унылая неизвестность.
Но я не думала, что всё будет так ужасно…
Это была сгоревшая дотла деревня… угли, – всё, что осталось от больших и наверняка уютных домов, – еще тлели, переливаясь отвратительным янтарным цветом. В небо тянулось множество тонких линий дыма, извещая о новых смертях.
Что здесь было? Битва?
Всё было разбросано, повсюду я видела следы крови, но тел не было. Тогда я медленно и глубоко вдохнула тягучий воздух, и мне всё сразу стало понятно: людей сожгли в их домах.
Мертвых.
Битвы не было, ничего не было. Эту деревню постигла эпидемия, большинство умерло. Те же, кто остался, понадеялись, что, покинув злополучное место, проклятое духами, останутся живы.
Возможно, они правы.
Меня же охраняет мой зверь, и я знаю, что умру не здесь и не сейчас.
Больно. Как больно. Почему?
Кровь… Значит не все больные умерли, часть захотела отправиться с живыми. Было обнажено оружие, всё закончилось кровопролитием…
Я медленно пошла дальше, и неожиданно из-за куста раздался плач. Не спеша, я направилась туда, и увидала плачущего ребенка. Я хотела было рвануться к нему, но тут же дернулась: из груди у него текла кровь. Ребенок умирал…
– Мама, мама, – всхлипывал он, и слабые пальчики бессильно сжимали воздух.
К глазам подступили слезы. Мы все умираем, смерть бывает разной, даже такой… Я подошла поближе и села возле малыша. Мальчик…
– Скоро мама будет с тобой.
– Мама, ты пришла ко мне, мама!
Он принял меня за маму… И я не могла отказать умирающему младенцу в помощи.
– Да, мама здесь…
– Мама, мне холодно! Согрей меня…
Я вытерла слезы, улыбнулась как мать, а потом обняла ребенка крепко-крепко.
– Так теплее, солнышко?
– Почему мне холодно, мама?
Я сглотнула:
– Потому что скоро мы всегда будем вместе, потому что скоро ты не узнаешь больше горя.
– Мне страшно…
– Не бойся. Я спою тебе песню…
И я запела… Я пела о далеких землях, что еще не открыты, о чудесных животных, что бродят там. Я пела о теплом солнце, о прохладном дожде, о ласковом ветре; я пела о том, что на той земле нет ни горя, ни печали, что всё там пронизано светом, и каждый найдет там свое счастье. Когда ребенок затих, я пела о свободе выбирать жизнь…
Все мы умираем, смерть – не самое страшное, что есть на этом свете… Именно это помогло мне смириться со смертью ребенка; пусть я плакала, но я плакала от боли, нежели от отчаяния и невозможности что-либо изменить.
Но это еще не всё. Ты говоришь, что я многого себя лишаю при жизни, а мне та сожженная деревня, погребенные в костре люди дали понять, что наша жизнь – пуста. Всё иллюзорно; всё, что мы копим при жизни, мы потом отдаем.
Я ощутила пустоту обычной человеческой жизни. Обломанные надежды, исплеванная дружба, прогнившее счастье… Всё.
Ничего не имеет смысла, вот что я поняла.
И потому я никогда не медлю, чтобы не привязаться, но и не спешу, чтобы не сделать ошибки.
Мне много раз обещали богатство, почитание, мне клялись в любви и преданности, но я не слушала и шла дальше.
Я ни разу не пожалела.
Повторюсь: много больше я обрела взамен.
Тихо. Ночь. Звездное небо прекрасно, и я позволяю себе иногда остановиться и посмотреть на него. Дует ветер, беспокойно плывут тучи, их очертания ночью при стареющей луне выглядят зловеще. Впрочем, небо никогда не внушало мне ужас, напротив, любое – оно всегда дарило мне ощущение покоя.
Мой путь давно не был таким четким и понятным. Он шел прямо, я видела его направление до самого горизонта, потому на душе было легко. Это счастье, наверное, когда ты можешь не просто плыть по течению, а знать, куда ты приплывешь, к чему ты придешь. Я не сверну.
– Ты свернешь, – словно прочел мои мысли внезапно возникший на пути воин. Такой же, как и я, ищущий чего-то? Или всего лишь очередное мое препятствие без истории, просто препятствие?
– Это еще почему? – спрашиваю я.
– Этот путь слишком тесен для нас обоих.
– Мой путь идет только прямо, я не сверну.
Воин пошире расставляет ноги и достает два своих топора. На его руке браслет из бронзы.
Разумно ли в каждой преграде видеть историю? Или же для моего пути преграда остается лишь преградой? Я не знаю, а потому я ничего не думаю. Я достаю свой нож и подгибаю ноги для драки. Нож против двух топоров – вполне достаточно, когда твой путь идет прямо.
– Тогда ты умрешь, – говорит он.
Он замахивается, я уворачиваюсь, бросаюсь к нему, мой нож уходит в мягкую плоть… Воин пропадает, преграда пропадает, она всегда должна пропадать… А на моей руке – бронзовый браслет. Моя награда.
Пусть. Я позже избавлюсь от нее, пройденные преграды не нужно хранить, я уже давно перестала придавать значимость своим победам.
Я не боялась больше своих противников, я ничего не боялась, потому что знала, что не умру. Сердце кошки давало сил, уничтожало сомнения и давало знаний о своей смерти. Нет, я вовсе не видела картин последних мгновений своей жизни, я не знала, как это будет, но мысль «не сейчас» была абсолютной.
Да, я перестала придавать значимость своим победам, потому что преграды перестали быть преградами; я уже давно просто шла вперед, смиренно выполняя условия своего пути: если требовалось сражаться, я сражалась и неизменно побеждала; если требовалось подарить жизнь, помочь – я помогала.
И, конечно, сразу же шла дальше, всем сердцем желая счастья спасенному, совсем не держа злости на убитого…
Я иду по темной-темной пещере. Тихо, где-то капает вода. Я босая, и голые стопы ощущают сырой холодный камень. Я ничего не вижу, даже мое кошачье зрение подводит, а потому я полностью полагаюсь на свой слух. В пещере так тихо, что я слышу стук своего сердца – я услышу врага.
В моих руках меч, впервые в моих руках меч, путь становится более сложным, я сжимаю меч обеими руками и медленно иду вперед. Иногда я слышу неясные шорохи, будто бы кто-то пытается разговаривать, но не может.
«Немые?» – спрашиваю я себя. Я не боюсь. Пантера во мне спокойна и в тысячный раз говорит: не сейчас…
Неожиданно впереди замаячил свет, но тут неожиданно близкий шорох заставляет меня обернуться и сделать резкий взмах руками. Я знаю, мой острый меч достиг плоти, но умирающий не издал крика. Тело падает, звенит о камень меч.
Я иду дальше. Снова шорох, на этот раз сбоку, снова взмах меча, - и опять нет ни крика, ни стона.
Еще жертва, еще взмах. После этого я закрываю глаза и иду вперед с закрытыми глазами: картины, пусть даже просто видимая тьма отвлекают, а я должна услышать их стоны… И я услышала: сдавленный, будто рот чем-то набит.
Боже, что с ними?
Я иду дальше, убитых мной становится всё больше, вскоре крови на мече становится так много, что она стекает на рукоять, на мои руки. Теплая кровь. Липкая. Свет становится всё ближе, будь я молодой, я бы ринулась к нему, но я никогда не спешу, чтобы не сделать ошибок.
Взмах, взмах… света становится всё больше, и я начинаю видеть, сколько их – моих врагов. Они не спешат подойти ко мне, они боятся, что их держит? Страх умереть? Я убиваю с одного удара, мой клинок сразу несет смерть, я не издаю победных кличей.
Конец тоннеля почти рядом, я уже угадываю по очертаниям, кто передо мной – мужчина или женщина. В их руках не мечи, а всего лишь ножи. У меня тоже есть нож, но с ножом я бы тут не справилась.
Я могла умереть…
Холодок прошел по телу, мои удары стали быстрее и сильнее. А потом на меня перестали нападать. Я знала, что они все идут сзади, они отстали…
Свет…
Я выхожу на свет, отхожу от выхода из пещеры, чтобы меня не убили, поворачиваюсь глазами к выходу, чтобы быть готовой, и даю своим глазам привыкнуть к свету. Я знаю: мои враги тоже ничего не видят…
Я кричу, потому что мои враги вышли и… Их рты зашиты, их веки зашиты… Я в ужасе смотрю на них… Мне больше всего на свете хочется помочь им, снять с них эти нити, но путь требует другого – их смерти…
Я не смогу им помочь. Я могу их только убить.
Я издаю стон, а потом замахиваюсь… Они даже не видят, куда идут… Мой стон выдал меня, и за первым врагом – совсем юной девушкой – идут все.
Резкий взмах – девушки больше нет…
Я делаю шаг вперед, удар, удар… они молча падают, они хотят кричать, но зашитый рот не дает. Я за них кричу. С каждым взмахом из меня вырывается стон, с каждым новым ударом из глаз всё сильнее текут слезы… Кровь покрывает меня, я из последних сил поднимаю меч…
А потом остается только одна жертва… В ее руках нож, она идет ко мне, я плачу, мое сердце ноет от нестерпимой боли, мне никогда не было так больно…
У меня не остается сил поднять меч, и мне безразлично, убьют меня или нет. Мой враг медленно наступает, но я отступаю еще медленнее. Взмах ножом…
Всё во мне восстало… Всё от сущности пантеры, всё, приобретенное во время моего пути… Всё было незря, всё будет незря!
Рука сама подымает меч… Немой крик жертвы, мой стон… И всё.
Я прошла испытание любовью, смертью, это испытание звалось состраданием. Оно было самым мучительным, но уже потом я поняла, что истинным проявлением сострадания было последовать своему пути и дать этим измученным людям последовать по своему пути. Я помогла им. Порою смерть – это освобождение.
Испытание показало мне, что мир такой, какой он есть: он может быть и ужасным, уродливым, но может быть и прекрасным. Принятие мира – это принятие своей судьбы, своего пути. Понимаешь, у меня не было выбора, я должна была принять мир – и я его приняла.
Сострадание зиждется на любви, полюбить своих врагов, не бежать от них, но помочь им своим мечом… У меня нет слов, я не могу передать свои чувства, надеюсь, ты поймешь…
Скажу только, что сострадание – это не боль… Это испытание научило меня состраданию, и потому данное воспоминание никогда не несло мне боли.
Как много выигранных мною битв! Как много выигранных мною сражений! Я потеряла им счет, потому что перестала побеждать: я просто шла вперед, пройденный путь принадлежал мне. Это мое достижение. Оставшийся путь принадлежит тебе, моему врагу, моей слабости, моему слабому Я, от которого я всю жизнь стараюсь избавиться. И чем дальше я иду, тем меньше от пути остается тебе.
Ты говоришь, борьба не имеет смысла, потому что все мы умрем…
Умираешь здесь только ты.
Темно… Ночь. На ночном небе нет ни облачка, я так соскучилась по чистому небу и потому не свожу с него глаз. Кошка во мне оградит меня от опасностей, не даст мне споткнуться, а потому я уверенно иду по тропе.
На небе молодой месяц. Слабо дует ветер, слабо шелестит листва деревьев. Я ценю каждое мгновение, потому что смотрю на красивое небо. На душе легко, на душе любовь…
И на моем пути возникает враг, препятствие. В руке у него меч, за спиной висят лук и колчан со стрелами.
– Я пришел за тобой, – говорит он.
Моя пантера говорит «Не сейчас».
– Значит, мы не сможем разойтись мирно? – улыбаюсь я грустно.
Он бросается на меня с мечом, я уворачиваюсь, тут же замахиваюсь своим. Схватка слишком коротка, за мной огромный путь из проделанных побед… Взмах… Противник всё еще стоит… Сильным ударом я выбиваю из его рук меч, меч отлетает далеко. Побежденный враг падает…
Я разворачиваюсь к моему пути и иду дальше. Всё предельно просто, всё понятно. И неожиданно моя кошка говорит…
СЕЙЧАС…
Всё. И я это осознаю. Но ничего не успеваю сделать.
Мою грудь что-то ломает и выходит спереди… Сначала я не понимаю, что это, оно покрыто кровью, моей кровью… Я обхватываю руками рану, делаю еще пару шагов, а потом падаю…
Нет, я не боялась умереть. И смерть свою я приняла легко. Мне не хотелось кого-то проклинать, я ни о чем не жалела.
Устала ли я? Жалела ли я о прошлом? Нет. Мой путь дал мне всё и даже больше.
Я была воином, каким должен быть каждый, а потому я никогда не сдавалась и, готовая к поражению, делала всё, чтобы выиграть.
Стрела… Я делала свои последние вздохи, и свидетелем моей смерти было только небо. Далекое, сейчас оно было как никогда красиво, звезды манили, звезды звали, и я улыбалась им. Пантера во мне медленно засыпала, она умирала вместе со мной, она была мной.
Подвела ли она меня? Нет. Мне пришла пора умирать, и я умирала, с улыбкой глядя на красивейшее небо в самую прекрасную из прожитых мною ночей.
Я знала, что звезды так же рождаются и умирают, пусть их век много дольше человеческого. Практически вечность…
Мне более незачем было бороться. Я внимала миру и впервые видела всю его красоту…
Истекая кровью, испуская последние вздохи, я понимала, что некуда стремиться, незачем бежать, бороться, надо просто жить. Жизнь самодостаточна, прекрасна, безгранична, что же еще нужно? Жизнь просто есть…
Ты говоришь, что всё было напрасно? Что я всё же проиграла? Что вся моя битва была важна только для меня, а на самом деле не имела смысла?
Я не знаю… Каждый идет своим путем в этой безграничной Вселенной, и кто мы такие, чтобы утверждать, что правильно, а что нет.
Просто живи.