Как мне кажется, кроссворды существуют вовсе не для развития человческого интеллекта, а для его полезного расточения. В самом деле, каждый из нас худо-бедно накопил за свою жизнь немудреный скарб совершенно ненужных знаний, которые, не будь кроссвордов, так и остались бы невостребованными и почили бы в нас навеки инфузориями, амфибрахиями, аминокислотами и прочими тегусигальпами.
Однажды, чудесным зимним вечером, мы с одной близкой моей знакомой сидели в гостиной и наслаждались тишиной и уютом. За окном красивыми хлопьями падал снег, я склонился над письменным столом и при свете настольной лампы делал вид, будто что-то сочиняю, а она, примостившись в кресле под торшером с темно-зеленым абажуром, разгадывала кроссворд. В ее пальцах нежно поскрипывал карандаш, в моих небрежно, но осмысленно покачивалась шариковая ручка, терпеливо ожидая, когда в моем мозгу созреет нечто такое, что позволит ей, наконец, соприкоснуться с белой поверхностью листа.
– Радость моя, – неожиданно прозвучал бархатный голос моей спутницы, – ты случайно не знаешь, как называется морское животное из шести букв?
Я отложил ручку и задумался.
– Свинка, – произнес я, наконец.
– Почему свинка? – удивилась она. – Какая свинка?
– Морская свинка.
– Разве морская свинка – морское животное?
– Давай рассуждать логически, – терпеливо предложил я. – Если морская свинка называется морской свинкой, то, разумеется, она – морское животное.
– Радость моя, ты что-то путаешь, – покачала головою она. – Морская свинка называется морской вовсе не потому, что она морская.
– Солнце мое, – немного нервно заметил я, – ты хоть иногда слышишь саму себя? «Морская свинка называется морской вовсе не потому, что она морская»... Бога ради, объясни, где тут логика? Скажи еще, что она не свинка.
– Конечно, нет!
– Поздравляю. Оказывается, морская свинка, во-первых, не морская, а, во-вторых, не свинка. Эдак мы не знаю до чего договоримся.
– Ты шутишь?
– Хороши шутки! Морские львы – пожалуйста. Морские слоны – сколько угодно. Даже против морских коров не возражаем. А едва дело коснулось маленькой, беззащитной морской свинки – тут мы сразу на дыбы. Тут нам гордость не позволяет. Тут у нас принципы откуда-то берутся.
– Радость моя, ты идиот, – сказала она.
В этой жизни меня называли идиотом, может быть, реже, чем следовало, но чаще, чем мне хотелось. Сделалось очень обидно, но не мог же я унизиться до того, чтобы оскорбить в ответ женщину.
– Сама идиотка, – сказал я.
Я медленно и величественно вышел в прихожую, надел пальто и шляпу, обмотался шарфом и, не удержав величия, выскочил на улицу, хлопнув дверью. На улице по-прежнему падал снег, кружась в фонарном свете и собираясь на земле в сугробы. Деревья изящно и хрупко чернели голыми ветками, отбрасывая такие же изящные и хрупкие тени.
Я шел, скрипя снегом и размышляя о природной гармонии и о морских свинках.
«Почему, – думал я, – так красиво и безупречно устроен мир и так нелепо устроены люди? Почему всё в природе естественно и гармонично, кроме человека? Хорошо, пусть морская свинка никогда не видела океанских просторов и даже не умеет плавать, но, может быть, моряком был ее дедушка? Может, он мечтал, чтобы его внучка унаследовала его просоленную морскими ветрами душу? И, в конце концов, разве это повод называть меня идиотом?»
Предаваясь этим печальным мыслям, я незаметно для самого себя дошел до автозаправки, уютно светившейся окнами ночного магазина. Я решил зайти внутрь и купить сигарет. Продавщица, еще молодая женцина, но с каким-то заранее усталым от всего на свете лицом, положила передо мной на прилавок пачку «Винстона» и куда-то уставилась сквозь меня.
– Скажите, – неожиданно обратился к ней я, – как по-вашему, морская свинка – это морское животное?
– Вы меня об этом спрашиваете? – удивилась продавщица.
– А вы здесь еще кого-нибудь видите?
– Но почему именно морская свинка? – немного нервно спросила продавщица.
– А что, эта тема для вас запретная?
– Так, – в ее голосе зазвучали металлические нотки, – вы собираетесь платить за сигареты?
– Да, – с горечью ответил я. – И дайте мне еще бутылку водки.
Уже на улице я сорвал с водочной бутылки закрутку и сделал большой глоток из горлышка. Затем еще один. Легче не стало, но сделалось безразличней. Я шел и пил на ходу. Изредка мне встречались прохожие и каждому из нах я предлагал выпить со мною. Одни шарахались от меня, другие с удовольствием соглашались, но стоило мне после выпитого завести с ними душевный разговор о морских свинках, почему-то обижались и уходили, прибавляя к уже заработанному мною «идиоту» новые интересные прозвища. Допивать мне пришлось одному, сидя на какой-то полузаснеженной скамейке и размышляя о человеческом несовершенстве.
Когда я вернулся домой, с трудом открыв дверь ключом и ввалившись в квартиру столь же невелечиственно, как я из нее выскочил, она спала в кресле под включенным торшером, а журнал с кроссвордом валялся на полу.
– Проснись, бесчувственная! – громко сказал я.
Она вздрогнула и открыла глаза.
– Стыдись, – продолжал я заплетающимся языком. – Я шляюсь, неизвестно где, мерзну и пьянствую с какими-то сомнительными личностями, а ты преспокойно спишь в кресле, и нет для тебя ничего важнее дурацких кроссвордов и нелепых морских животных из шести букв...
– Зачем ты напился? – поморщилась она. – Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты пьяный.
– Я напился... Потому что я свинья. Морская свинья... Запиши меня в свой кроссворд... Морским животным... Из шести букв... Ты не помнишь, сколько букв в моем имени?
– Тюлень, – проговорила она, улыбнушись.
– Пардон? – не понял я. – Какой тюлень? Ты снова обо мне? Тебе мало «идиота»?
– Морское животное из шести букв – тюлень.
– Это хорошее животное, – я одобрительно цокнул языком. – Тюлень – очень хорошее животное. Оно хлопает в ласты и крутит на носу мячик. У тебя нет мячика, чтоб я покрутил его на носу?
– Нет.
– Тогда позволь я похлопаю тебе в ласты. – Я попытался хлопнуть в ладоши, но промахнулся.
– Наклонись, – велела она.
– Зачем? – подозрительно спросил я. – Хочешь перейти от слов к действию? Хочешь мне надавать по моей тюленьей морде?
– Наклонись, говорю.
– Ладно, бей.
Я наклонился. Она поцеловала меня меня в лоб, положила мою голову себе на колени и погладила по мокрым от снега волосам.
– Гыыым, – издал я какой-то невнятный звук.
– Помолчи, – сказала она.
Но мне не хотелось молчать. Водка развязывала язык, а оттаявшие с мороза слова просились наружу.
– Почему мы так странно устроены? – пробормотал я. – Мы поругались из-за какой-то морской свинки и помирились, потому что я напился пьяным. По-твоему, это нормально?
– По-моему, – сказала она, – это нормально.
– Тогда нам нельзя разгадывать кроссворды. Никому нельзя разгадывать кроссворды. Кроссворды нужно запретить законом. Они отвлекают людей от чего-то главного.
– От чего, например?
– Например, от того, чтобы пить водку. Водка людей сближает, а кроссворды разъединяют. Пусси, я должен записать эту мысль.
– Какой же ты идиот, радость моя, – проговорила она на удивление необидно.
– Ага, – согласился я. – Знаешь что, зачеркни своего тюленя. Я понял – это тупое животное. В ласты хлопает, какие-то мячики на носу крутит... Пусси, я подарю тебе настоящее морское животное из шести букв.
Я приподнял голову с ее колен, встал на ноги, но тут же пошатнулся, рухнул на пол и застыл на нем, распластавшись. Надеюсь, она поняла, что я из последних сил попытался изобразить для нее морскую звезду.