Глава 5. Боль

               



По дороге Ульяна думала, как начать разговор. Как лучше сказать, чтобы поверили? Она замедлила шаги, а потом и вовсе остановилась. «А чему поверили-то? Тому, что Анисье показалось в Аниных глазах? Бред какой-то. Может лучше не ходить?"  Но на сердце было так тревожно! В ушах до сих пор  стояли горькие рыдания Анисьи.  «Нет. Схожу. Скажу как-нибудь. А то, не дай Бог, что плохое случится, буду себя век корить».
      Дом Семёна стоял недалеко от церкви. Когда Ульяна подошла к их калитке, в её душе опять взяла верх неуверенность. Протянутая рука замерла... Но мгновение помедлив, она всё же открыла щеколду калитки и вошла во двор.
     Откуда-то из глубины сарая со страшным лаем на неё бросился огромный пёс. За шаг до Ульяны цепь его натянулась.
   - Хозяева! Заберите своего сторожа!


    Входная дверь дома открылась, и на невысокое крыльцо вышел Фрол.  Это был коренастый, среднего роста мужчина,  лет сорока пяти. Чёрные вразлёт  брови делали хмурым и даже сердитым взгляд тёмно-синих глаз. Небольшая бородка скрывала улыбчивые губы.
   - Лютый, место!
   - Кличка ему подстать,- Ульяна попыталась улыбнуться, но это у неё получилось плохо.- Лютая зверина.
   - Да, он меня прошлой зимой от волков отбил. Я слегка выпивши, был.-  Фрол довольно хмыкнул, надевая цепь на крюк.- Сильный, скотина. И злой - жуть!
   - Смотри, как бы он кого не загрыз. А Варвара дома? Мне с ней переговорить надо.
   -А где ж ей быть. Проходи в дом. Она там хозяйствует.


   Зайдя в дом, Ульяна увидела Варвару за шитьём. Хозяйка сидела за небольшим столиком возле окна, склонившись над только что раскроенной материей: на ярко- голубом фоне нежно- розовые цветы шиповника. Склонившись над работой, она не сразу повернулась к гостье. Дошила несколько стежков, сделала узелок. Когда  нагнулась откусить нитку, из-под платка выпала тяжёлая длинная коса, извилась чёрной змеёй по спине, свисая почти до пола.
   - Здравствуй. Ты шить надумала?
   -Здравствуй. Проходи.-Варвара привычным движением закрутила косу, поправила платок.- Да вот решила кофту себе сшить. Фрол этот отрез ещё пару лет назад из города привёз. Да всё как-то руки не доходили.
   Перекинувшись ещё несколькими пустыми, ничего не значащими фразами, женщины замолчали. Варвара время от времени удивлённо поглядывала на Ульяну, не прерывая шитья.
   -Знаешь, тут такое дело. Не знаю, как и сказать,- неуверенно начала та.- Дочка моя сегодня...
   - Ну что там дочка твоя? Заболела что ли?
   - Ой! Нет! Слава Богу, всё нормально, никто не заболел. Просто она мне сказала кое-что за Семёна с Анной.


   У Варвары выпала из рук иголка. Она побледнела и медленно поднялась с табуретки. Опершись обеими руками о край стола, чтобы удержаться на ставших вдруг ватными ногах, тихо спросила:
   - Тяжёлая?
   - Нет! Совсем не то!
   - Да что ж ты мне душу-то мотаешь?! То - не то, это - не то. Что случилось?
   - Ты знаешь, Анна с Семёном задумали неладное. Они жить не хотят друг без друга.
   - Нашла новость. Я это уже давно знаю. Последний раз, как  ругали его с отцом, так стены дрожали. Наверное, все соседи слышали. Фрол так и сказал: «Был бы ты не единственный сын, проклял бы». Вот до чего довёл! Прямо как приворожили его.- Варвара подозрительно взглянула на Ульяну.
   - Ты что, совсем с ума сошла? Кто его привораживал? Они с Анной уже больше года, как друг на друга не насмотрятся, не надышатся! А вы с Фролом, как слепые. Ты видела, как они по селу ходят? Будто солнышко оба светятся. Чем вам Анна- то не угодила?


   - Да, не твой сын! «Светятся!» – Варвара передразнила Ульяну.- Он у нас единственный, мы всю жизнь на него положили. Неужто всё голытьбе под ноги бросить? У нас хозяйство, ещё родители Фроловы наживали! Знаешь, небось, чего эта вольная стоила его матери! Она у барыни юность свою под ноги бросила, замуж за старика мельника вышла. Всё, как барыня велела, выполнила. Чтобы вольную получить, да барское приданное! Знаешь ведь...- уже совсем тихо сказала Варвара и медленно, без сил опустилась на табурет. Она будто пыталась убедить себя, но не получилось.- А насчёт «приворожили» не обижайся, люди разное говорят... что Анисья твоя теперь не только приворожить, но и что похуже умеет.


   Теперь дрожь в ногах почувствовала Ульяна. Она опустилась на лавку.
   - Что люди говорят? Ну что вы все к нам привязались? Что плохого кому моя дочь сделала? Я к тебе пришла, хотела помочь, предупредить, а ты...
   У неё задрожали губы и по щекам потекли непрошеные слёзы. Варваре стало  стыдно за свои слова.
   -Ладно, подруга, не обижайся. Прости меня дуру, что на тебе своё зло срываю. Но лучше бы ты не приходила. И без тебя тошно. Чем ты мне помочь можешь? Своими глупыми советами?

   -Ой-ё-ёй! Горюшко-то!.. А что же делать, коли уж, полюбили они? Сердцу-то не прикажешь...
   -Отец прикажет.- Варвара вновь взялась за иголку. - Он уж сказал Семёну, что на Покров будет сватов засылать к соседям нашим. У них Дуняша на выданье. Девка, что малина. Не хуже Анны. И живут они справно, вон как после 61-го года поднялись! За какие- то пять лет корову купили! А Дуняша у них тоже одна, всё для неё. Женится - остепенится. Загулялся парень, уж двадцать пять лет, пора семью заводить, а то вон какая дурь в голову лезет! Смотри-ка! Любовь у них!
   -Варвара, я тебя предупредила. Решайте, как знаете, Бог вам судья. Прощевай.
   - Прощевай, Ульяна. Прощевай,- скользнув взглядом по её округлившемуся  животу, добавила.- Вот родишь сына и жени его, на ком попало! Прощевай.


   Ульяна уже от дверей с горечью глянула на Варвару, но та  больше не оторвала взгляда от шитья.
Придя домой, она на вопрос Анисьи:
-Ну что, мама, ты помогла Анне с Семёном? Я так за них боюсь!
Ответила:
   -Помогла, чем смогла. Рассказала я, дочка, всё тётке Варваре. А она говорит: «Я и сама всё это знаю». Ну что ж, пусть сами решают. Это их дело.


   Анисья весь вечер была очень тихая и всё сидела на табуретке у окна, крепко обхватив  поджатые к подбородку колени, смотрела на улицу неподвижным, отрешённым взглядом.
   Когда укладывались спать, она вдруг спросила:
   - А в одном гробу двоих хоронят?
   - Деточка, ты о чём? Не хоронят в одном гробу двоих никогда. Что за глупости! Ну, кто разрешит хоронить двоих в одном гробу? И зачем?
   Анисья ничего не ответила.
Вдруг Ульяна, взбивавшая подушку, замерла.
- Знаешь, что-то такое я слышала. Жили когда-то в городе Муроме муж с женой - Пётр и Февронья. Вот их, вроде, в одном гробу схоронили.


          


       
    Прошло больше двух недель. Ещё не все листья облетели с деревьев, ещё золотистый ковёр на земле не до конца растрепал ветер. Ночь перед  Покровом выдалась морозная. Выпал первый  лёгкий снежок.
   Ранним утром всё село проснулось от колокольного звона. Не от праздничного перезвона в положенное время, а от страшного крика колоколов, возвестивших беду, когда  все  безмятежно спали.


   Ещё и не светало, только чуть-чуть посерело небо, потухли звёзды. Звонарь дед Микола пришёл, как всегда, пораньше. Во-первых, привык рано вставать. Во-вторых, праздник. Надо руки, ноги размять, посидеть,  по старой привычке чуток, прежде чем на колокольню подниматься. Цигарку выкурить, о жизни поразмыслить...
   Зайдя на церковный двор, дед Микола направился к колокольне, тут у него есть  любимая скамеечка, которую он сам и смастерил.


   Недалеко от этой  скамеечки он на них и наткнулся. Они лежали рядышком, будто спали, но  старик сразу всё понял. Трясущимися от страха руками он потрогал их. Они были холодные, как лёд и неподвижные, как камень.
   "Боже мой! Боже мой! Горе-то, какое! "- так приговаривая, не замечая текущих из глаз слёз, дед поднялся на колокольню. Он бил в колокол, как звонят на пожар. Видел, как стали сбегаться люди. Издали они кричали:
   - Дед, ты что, сдурел? Пожар что ли, или война?
   -Нет! Ему, наверное, сон плохой приснился! – кто-то пытался пошутить.
   Но, подбежав к колокольне, все замолкали и стояли не шевелясь.
   Так как их дом был недалеко от церкви, Фрол и Варвара прибежали одни из первых. Они так же, как и все, на какое-то мгновение онемели и замерли, будто это не их сын лежал на земле.


   И вдруг наступил конец света, вдруг сама старуха-смерть с косой выросла из-под земли, и небо рухнуло - так страшно, надрывно закричала Варвара. Она упала, вернее стекла на сына, обхватив его руками, не прекращая кричать, будто надеялась докричаться, надеялась, что  он услышит её и вернётся,  поднимется.
   Этот крик заставил вздрогнуть Ульяну и Матрёну, когда они подбегали к церкви. Никто не мог бы с уверенностью сказать, что это был человеческий крик, но Ульяна остановилась, у неё подкосились ноги.
   - Это Варвара! - сама не зная, почему, решила она.
   Когда на ослабевших, не слушающихся ногах, Ульяна подошла к страшному месту, Матрёна уже лежала на земле.
  И тут все бабы села Миленино завыли в один голос. А мужики вконец онемели, остолбенели. Никто не мог тронуться с места, ноги подкашивались и не слушались.


   Неизвестно, сколько прошло времени, пока Варвару и Матрёну смогли оторвать от их мёртвых детей. Они кричали, плакали, причитали, целовали холодные лица, руки, ноги своих "родненьких кровинушек", "ненаглядных детушек", "остановившихся сердечек"...
   Бабы выли.
    Пришедшие в себя мужики увели куда-то Фрола и пытались снять с трупов матерей. Такого горя село ещё не видело.


   Когда Варвару и Матрёну, наконец, увели в ближайшую избу, где женщины хлопотали над плачущим, взахлеб, Фролом, вдруг выяснилось, что, падая с колокольни, влюблённые так крепко держали друг друга за руки, что и умерли, не разжав пальцев. Уже наступившее окостенение  завершило их желание - теперь невозможно было их разлучить. Они лежали рядышком,  сцепив руки,  переплетя окаменевшие пальцы, будто говоря всем: " Мы навсегда будем вместе! "
   - Ну что же делать?
   - Не руки же им  рубить!
   - Пусть родители решают, как хоронить. Если  с руками, то в одном гробу. А если в разных гробах, то без рук.
      
    Их похоронили в одном гробу, за кладбищенской оградой, без отпевания, как хоронят самоубийц.
     На похоронах было всё село, не исключая и отца Николая, хотя гроб даже в церковь не заносили. На лёгкой  летней коляске подъехали барин с барыней. Люди расступились, чтобы дать им подойти к гробу. Барыня Анна Ивановна  вытерла кружевным платочком набежавшие слёзы и сказала мужу:
   -Дорогой, это всё так трагично! Пусть у них на могиле поставят мраморную плиту с такими строчками, они мне сейчас вдруг вспомнились:

        Господь из лучшего эфира
        Для счастья создал души их!
        Увы... Они не созданы для мира,
        Иль мир был создан не для них...

Иван Сергеевич молчал. Его добродушное лицо как-то сморщилось от жалости и отчаяния. Он вдруг вспомнил свою молодость, мать покойницу, юную горничную матери... Как бишь её звали? И вдруг ему стало так больно, так пусто... Сердце будто острым ножом полоснули... Он оторвал взгляд от гроба и те, кто стояли рядом  увидели,  как из тёмно-синих глаз барина  выскользнули две маленьких скупых слезинки.


- Да, дорогая, я распоряжусь насчёт мраморной плиты, надписи и насчёт поминок...
-Благодарствуем, барин Иван Сергеевич, но насчёт поминок не требуется.- Вмешался стоявший у гроба Фрол.
Взгляды двух мужчин встретились.
-Один он у нас был. Теперь всё это...- Фрол махнул рукой в сторону мельницы, дома, амбара - Всё это теперь ни к чему... Не сыграли им свадьбу. Теперь назад не вернёшь... Я не разрешил, Иван Сергеевич,  я... не разрешил! -  он с силой ударил себя в грудь.-  Я виноват. Теперь вот поминать будем. Всю оставшуюся жизнь поминать будем! А мне всё это без сына ни к чему... Ни мельница, ни богатство,ни сама жизнь. Зачем мне жизнь без него?- Фрол оглянулся вокруг, будто надеялся, что кто-нибудь подскажет ему "зачем", утешит его, но вокруг все плакали и молчали.- Мне всё это ни к чему без сына.

-Да... Без сына всё ни к чему, - задумчиво повторил барин слова Фрола и спрятал виноватый взгляд тёмно-синих глаз  под чёрными вразлёт  бровями. Наклонился к жене.- Дорогая, нам пора.


Господа повернулись идти к коляске. Кольцо людей, окружающих гроб разомкнулось, чтобы дать им пройти, и Анисья кем-то оттеснённая, оказалась у самого изголовья гроба. Она, не отрываясь, смотрела на лица покойных. Крупные слёзы, градом катившиеся из её глаз, упали на  атласную розовую  подушку и расползлись неровными пятнами. Варвара, стоявшая на коленях у гроба, подняла голову. Увидев  Анисью, она вдруг вспомнила приход Ульяны и весь их разговор.
-Ведьма! Ведьма! - тыча пальцем в Анисью, Варвара попыталась подняться с колен, но у неё не было сил. - Ведьма, отдай мне сына! Верни! Я на всё согласна, пусть он женится, на ком хочет, только пусть живёт. Пусть живёт!
Анисья стояла с широко раскрытыми глазами, держась за край гроба. Она не отстранилась, не ушла, когда руки Варвары, наконец, дотянулись до неё, ухватились за подол платья.
- Я этой смерти не хотела. Я вас просила спасти их. А вы что сделали? – Голос Анисьи дрожал, но не от страха, а от гнева.



Варвара  завыла и, отпустив подол её платья, упала на гроб.
Ульяна с трудом протиснувшись к дочери, увела Анисью домой, пройдя через живой коридор расступившихся людей.
На землю медленно падал первый робкий снег.