По договорённости с автором этого произведения Ольгой Хомич-Журавлёвой, в Мастерской публикуется пробная версия после правки. Это полная версия рассказа. Мы это делаем для исправления ошибок и неточностей.
ВИА
ПРОШЕДШИЙ СКВОЗЬ АД.
Рассказ о войне.
Реальные истории, рассказанные моим дедушкой.
Светлой памяти моего любимого дедушки Лесихина Евгения Константиновича, посвящается.
Кенигсберг сорок пятого. У всех предчувствие тепла и радостное ожидание скорого окончания войны. Здесь уже нет снега. Зимняя стылость ушла, хотя деревья ещё стоят голые, не торопясь выпускать листву. Всё-таки март!
Лесихин Евгений Константинович прошёл всю войну "от и до", от рядового до старшего сержанта. Это после Ленинграда его повысили, вручили медаль "За оборону Ленинграда" и доверили возить педантичного генерал-майора. Машину дали ещё ту – немецкую. Прежний погибший водитель даже мотор переставил, а всё барахлит жестянка, бензин наш не любит. Контра немецкая!
Утром наши войска отбили грузовую железнодорожную станцию и все товарные развязки. Да лихо так, что фрицы ничего с собой ни увезти, ни взорвать не успели. Вот повезло-то! Правда, все составы с продовольствием сразу оцепили – стратегический запас теперь.
Евгений тяжело вздохнул и снова полез под капот капризной машины. Эх, он тут в грязи копается, в солидоле по самые уши, а там ребята! В общем, на отбитой станции, кроме всего прочего, в стороне стояла цистерна – чистенькая такая. Ну, солдатики сунулись в неё – мать честная! Да это ж чистейший спирт! Пока командиры не хватились, начерпали фляжек да в касках водой развели, чтобы желудки с непривычки не пожечь. А там хоть на гауптвахту – зато душеньку отведёшь да расслабишься в конце-то концов. Но, скорее всего, офицеры посмотрят на неожиданное пьянство сквозь пальцы – солдатики за четыре года сквозь такой ад прошли! Ничего – проспятся и снова в строй фашистов добивать.
И надо же, вот ведь невезуха бывает! Только все расселись – чин чинарём, в кружки даже разлили божественную жидкость, как на тебе – подлетает рядовой:
– Лесихин, мать твою! Генерал-майор сейчас в штаб должен ехать. А у тебя машина на мази?
– Ладно, иду, – что и говорить, досада раздирала Евгения, ну почему именно сейчас приспичило-то?
– Во-во, иди! А я за тебя здесь "послужу" Родине, – и, выхватив кружку из рук Евгения, не зло хохотнул.
– Зараза! – психанул Евгений и понесся к машине – генерал ждать не любит.
Да, салон машины – что надо, умеют ведь делать фрицы. Не то, что его первые. С начала войны вообще грузовик с деревянной кабиной был. Грузы тогда возил, по другой разной надобности. И бои были. Ранение в руку получил – чуть-чуть и запястье бы отлетело. Хорошо, что осколок между костями навылет прошел, только чуть одну кость перебил. А когда контузило во время одного из боёв, совсем на полуторку перевели. Вот где под взрывами поездил, когда отступали! Страшно было. Но Евгений всегда чувствовал – ребята рядом. К тому же он Родину защищает. Свою! И умирать ему, ну, никак нельзя. Где-то далеко, под Великим Устюгом, в Кичм городке ждут его мама, любимая жена Катенька, две дочки, да крошечная сестрёнка. Как они там без него? Когда на войну уходил, Катерине всего двадцать четыре было. Как она одна там всю ораву тянет? Мама дворянка бывшая, за годы советской власти так ничего делать и не научилась – барыня барыней осталась. Ни один из братьев её к себе жить не взял, кроме него. Как жена Вениамина сказала? «Да лучше я свиней кормить стану, чем контру вашу»… Ничего, сейчас хоть за детьми присматривает – и то дело. Мать умная, много знаний нужных девочкам дать может.
Бедная Катенька... Девчонка совсем. Евгений был на семь лет старше жены. Привёз он её из тёплого Симферополя – сиротой девушка была, родители её ещё в гражданскую погибли, старший брат репрессирован. Выучилась на повара. В рабочей столовой и познакомились. Как она тогда за наглость на Евгения тарелку супа вылила – сейчас вспоминать смешно! Вот после этой тарелки Катенька и запала в душу Евгения – не успокоился, пока не завоевал её сердце. Она и во время войны в рабочей столовой работала. Но Евгений знал, что жена настолько честна, что умирать будет, а из столовой ничего не принесёт – характер не тот. Из писем знал, что выжила его семья во время войны исключительно благодаря умению Катерины плавать. Она и раньше часто рассказывала, как плавала с пацанами в бурлящей реке Дон, ловили плывущие яблоки… Пригодилось. Теперь брали её с собой рыбаки сети заводить. Никто так, как она, русалкой, по бурной реке Кичменге не плавал, даже мужики опасались студёной мощи воды. Часть улова честно ей отдавали.
– Старший сержант Лесихин, машина готова? Едем?
– Так точно, товарищ генерал-майор! – отвечал Евгений, заводя мотор.
До штаба полчаса по раздолбаным дорогам. Какая же машина выдержит? Мост, кажется, стучит. Может, новую машину попытаться попросить? Вдруг выдадут снова из трофейного, что поновее? Сейчас фашисты много оставляют техники, спасая свои шкуры.
Выжил, мать честная, ведь выжил же! Скоро конец войне. А сколько раз думал, что всё, крышка, смертушка пришла. Особенно в сорок первом и сорок втором под Ленинградом. Когда Ладога застыла, начали возить продовольствие в осаждённый Ленинград. Туда хлеб, обратно эвакуированных ленинградцев.
Первым напарником был Мишка из Таганрога. Вспомнив о нём, Евгений прерывисто вздохнул.
Страшный день тогда выдался. Разбомбили продовольственные склады и вся лавина крыс, обитавшая на складах, ринулась через застывшее озеро на Ленинград. Но Евгений, да и все остальные водители, тогда ещё ничего не знали. Рейс, как рейс – рутинный. Они с колонной спокойно добрались до блокадного города, разгрузились, посадили в кузова замотанных в тёплые вещи притихших женщин и детей. Причём, на этот раз набили пассажиров поплотнее – чтобы побольше вывезти. Медленно тронулись в обратный путь. Лёд был крепкий, провалиться не боялись. А вот налёта "мессеров" опасались, хотя, по расписанию у них был перерыв. Немцы бомбили ровно в одно и то же время. Пунктуальные сволочи. Ну, а нашим это было на руку – главное вовремя проскочить. Где-то в середине пути машины неожиданно встали.
Евгений тогда вышел из машины. Впереди по всему горизонту, на сколько хватало глаз, на автоколонну серой массой неслись лавины крыс. Вот они, словно в кадрах замедленного показа, накрыли волной первую машину. Затем волна за волной скрывали под собой всё, что было на пути голодной массы – бегущих людей и машину за машиной.
– В машину, живо! – заорал Евгений и прежде, чем успел что-либо сообразить, каким-то образом уже оказался в кабине, словно кто-то рванул его на себя внутрь.
Он видел, как Мишка замешкался, попытался снять с грузовика какого-то ребенка, но смертоносная волна уже накрывала капот машины и взбиралась на тело Мишки. Евгений пулей закрыл правую дверцу. И тогда настала страшная лязгающая чудовищная тьма. Крысы несметными полчищами всё карабкались и карабкались по железу и стеклу машины, давя и пожирая друг друга. Сзади, из кузова всё слышался нечеловеческий крик заживо съедаемых ленинградцев…
Сколько это длилось? Евгений не помнил. Крысы, сплошь покрывающие лобовое стекло, прекратили шевеление. Тишина наступила такая, что Евгений слышал, как кровь течёт в его венах, подгоняемая толчками сердца. Выходить из машины он не решался. Неожиданно кто-то рванул ручку дверцы и Евгений увидел перед собой сержанта Ерошенко.
– Живой? – спросил тот.
– Вроде... – ответил Евгений, чувствуя, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой.
– Давай, вылезай, скидывай крыс со стекла и поехали.
Евгений кое-как выполз наружу и тут же упал, как подкошенный. Зрелище было не для слабонервных. Все машины и снег вокруг них были забрызганы кровью. Кругом валялись розовые кости, обрывки одежды, видимо кто-то пытался убежать, и куски тел крыс, которые в стадном порыве поедали с людьми и друг друга…
Евгений сидел на окровавленном снегу и беззвучно шевелил губами.
– Да, браток, так-то, – сжал зубы Ерошенко. – Так-то… Давай-ка за работу, нечего слюни распускать.
И Евгений, взяв ветошь, трясущимися руками принялся сбрасывать дохлых, полусъеденных крыс с машины, боясь заглянуть в кузов. Справа от машины, среди вороха разодранной одежды, лежали розоватые, начисто обглоданные кости Мишки.
Выяснилось, что несколько водителей тоже съели крысы, у некоторых выживших "счастливчиков" только погрызли конечности. Часть машин пришлось на время оставить на Дороге Жизни.
Так и приехали тогда в расположение части: кровавая колонна машин, с обглоданными скелетами в кузовах. Сколько тогда погибло? Около двух тысяч человек.
Потом покусанные крысами водители какое-то время отлёживались в лазарете с инфекционными болячками. Кого-то домой комиссовали по инвалидности. А Евгений ещё долго не мог спокойно спать – всё чудились крысы, поедающие его плоть.
Но время шло, каждый день колонна выходила на ладожский лёд, продолжая свою спасательную миссию.
Ближе к весне лёд истончился и ездить стало опаснее. Да и немцы оживились, всё чаще барражируя над Ладожским озером. Грузов брали меньше, ехали обычно медленно – по полночи туда, по полночи обратно. Ехали непременно с открытыми дверцами, чтобы успеть выскочить, если что. Когда под тобой часами трещит лёд, перестаёшь обращать на это внимание. Так что, когда первый раз его машина с хлебом начала уходить под лёд, безумно уставший Евгений даже не сразу сообразил, что происходит. Тогда его вытащил сопровождающий рядовой Конюшин, шедший с его стороны. Спавший напарник Семён так и ушёл под воду вместе с машиной. Следующие несколько раз Евгений уже сам лихо выпрыгивал в сторону на ломающийся лёд, чтобы тонущая машина не утянула его за собой в ледяную воду.
Последняя ходка по Дороге Жизни в Ленинград едва не стоила жизни ему и многим водителям. Передвигались теперь только по ночам, когда был лёгкий морозец. Колонна кое-как, с небольшими потерями, добралась до Ленинграда. Обратно решено было не брать беженцев – слишком велик был риск. И ведь как в воду глядели! Обратного следования растаявший лёд уже не выдержал. Прошли только первые несколько машин. Вся остальная колонна одномоментно ухнула в воду под раскрошившийся лёд. Вот тогда Евгений почти распрощался с жизнью, когда сумеречным утром барахтался в ледяной воде.
Он пытался взобраться на кромку ещё целого льда, но та сразу ломалась под тяжестью его тела. Вдобавок ко всему ещё и ногу свело судорогой. И тут Евгения взяла злость. Его хрупкая Катенька сети заводит в ледяной северной реке! А он, здоровый мужик, что, не продержится? Подумаешь, окунулся разок! И как только вспомнил про любимую жену, откуда и силы-то взялись! По телу жар прошёл, ногу отпустило. Помнил, что даже кому-то помогал выбраться на лёд. Доковыляли тогда до части еле-еле. Да еще выговор за потерянные машины получили. Хорошо, что не заболел тогда, а ведь многие ребята слегли с жестокой простудой. Дорогу Жизни тогда закрыли до будущей зимы. А часть Евгения осталась на подступах к Ленинграду – в обороне. Боёв много было, но всё больше вялые какие-то. Похоже было, что немцы основные бои в других местах ведут. К осени выдохлись и немцы, и наши.
Доехали до штаба. Генерал-майора встретил адъютант, отвёл в штаб. К Евгению подскочил молоденький сержант:
– Товарищ старший сержант, лишнего бензину не будет? Сорвали с передовой – заправиться не успел.
– О чём речь, конечно.
Да, чего-чего вдоволь на войне было, так это бензину! Хоть залейся. Казалось бы, просто горючее. Но и он спасал солдат, как тогда, в сорок втором, когда в землянках вши заели. Мыла-то не было! Просыпаешься, а они тебя всего с головы до ног облепили. Руками сбросишь, а вши снова наползают копошащейся массой. Вот тогда и спасал бензинчик. Натрёшься им, всю одежду в нем прополощешь, да высушив, оденешь – тем от вшей и спасались. Именно с тех пор Евгений напрочь курить бросил. Чтобы не забыться как-нибудь, да не сгореть сдуру.
Осенью сорок второго начался голод и на нашей, и на той стороне. Солдаты почти уже не выходили из землянок. Лежали на верхних нарах – нижние были уже сплошь залиты водой. Сгрызли все ремни, в общем, всю кожу, что была под руками. Иногда ползали в поля – там наросла одичавшая не собранная картошка. Выскребали её потом и из-под выпавшего снега. Не пухнуть с голоду позволяла крошечная порция хлеба. Наведывались в землянки и тощие крысы, но на этот раз они не нагличали. Подползут, к лежащим на нарах солдатам, поприкусывают тихонько открытую часть тела, услышат стон человека и нехотя отползают – живые ещё.
Евгений исхудал так, что при росте метр восемьдесят с лишним, весил всего сорок пять килограмм. Какое воевать? На ногах еле стояли. Совсем не брились щетина расти перестала. Даже вонять перестали, над чем солдатики в бессилии посмеивались: «Мумии не пахнут».
Евгений снова начал прощаться с жизнью, когда почувствовал, что у него, скелетообразного воина, начал пухнуть живот.
– Лесихина на выход, к командиру, – сквозь сон услышал Евгений.
Еле встал, по стеночке добрался до выхода из землянки, затем, не пригибаясь – чего уж теперь пуль бояться, что ли? – по рву, цепляясь за деревянные укрепления, кое-как ввалился в землянку к командирам.
– Как звать, сержант?
– Лесихин.
– Женат?
– Так точно.
– Как жену звать? – с пристрастием допрашивал командир.
– Екатерина Петровна.
– Дети есть?
– Так точно. Старшая – Томочка, младшая – Валенька. Ещё мать есть – Ульяна, да сестрёнка малАя – Нина.
– Откуда ты?
– Вологодская область, Кичм Городецкий район, Село Кичм городок.
– Ну, значит это точно ты.
Командир отбросил со стола полотенце, и взгляду Евгения открылась такая картина, что у него началось сильное слюновыделение. На столе лежали куски сахара, несколько шматов солёного сала, махорка, по две пары носок и варежек.
– Вот, сержант. Посылку тебе жена прислала – сегодня сбросили. Письмо ещё, – он протянул мятый свёрнутый треугольник. – Забирай гостинцы.
Евгений, шатаясь, сглатывая хлынувшие слюни, подошёл к столу, положил на него согнутую в локте руку и отодвинул большую половину с сахаром, махоркой и варежками в сторону командира. Сам взял одну пару носок, сало и драгоценный треугольничек.
Потом, лежа на нарах и медленно посасывая пластиночки сала, Евгений читал и перечитывал ровные строчки его любимой, которая в очередной раз спасла его от неминуемой смерти.
– Поехали в расположение части, – генерал-майор вернулся в машину.
На этот раз обратная дорога была короче – не надо было пропускать встречные войска, теперь машина двигалась в общем потоке грузовиков и пехоты, направляющихся в сторону фронта.
Евгений без проблем довёз генерал-майора до штаба на вокзале и, высадив его, поехал к месту дислокации – поставить машину. Не понял, отчего в гараже такая тишина. Где все? Ну, да ладно. Евгений почти бегом бросился к товарным путям. Там ребята, небось, уже во всю «гуляют». Что такое? В том же направлении бежали и штабные офицеры, и даже его генерал-майор. Да, влипли солдатики. А Евгений так и не отпробовал немецкого спирта. Эх, невезуха. Когда ещё теперь придётся?
Возле цистерны со спиртом молчаливой стеной стояли солдаты. Евгений с трудом пробрался сквозь неё, чтобы посмотреть… На рельсах в неестественных позах лежало несколько десятков скрюченных солдат. Все те, с кем ещё два часа назад он хотел выпить трофейного спирта… Те, с кем он прошёл долгий путь войны. Те, кого не съели вши и крысы, кто не умер от голода и не утонул на Дороге Жизни. Те, кто не подорвался на минах и не погиб в боях. Все они лежали сейчас на кенигсбергской земле, трагически и нелепо отравившись спиртом. Это потом выяснят, что и продовольствие в оставленных немцами составах в основном отравленное.
Тогда Евгению совсем дурно стало. А вот и солдатик, что отобрал у него кружку – ведь на месте этого солдатика должен был оказаться он, Евгений. Ноги у него подкосились и Евгений сел тут же на рельсы, трясущимися руками достал из нагрудного кармана фотографию жены с дочками. В оцепенении он смотрел на снимок и думал: «Вот как бывает, Катенька, чуть не распрощался я с тобой только что. Клянусь тебе, Куколка моя, домой живым вернусь. Увезу тебя назад, к Черному морю, дом построю, и будешь у меня там как принцесса жить. И всё у нас с тобой теперь будет хорошо»…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
И что вы думаете? Сдержал таки Евгений слово – выжил, дошёл до самого Берлина. Там победу у Рейхстага праздновал. Два года потом ещё мосты по стране восстанавливал и в сорок седьмом вернулся к своей Катерине. И увёз её впоследствии, как обещал, к Чёрному морю, в тихий городок Анапа. Купил ей там дом. И жили они долго и счастливо, до самой Золотой свадьбы.
И никто так не наслаждался жизнью, как он, восхищаясь красотой окружающего мира, смакуя каждый прожитый день, ибо прочувствовал цену этой жизни там, на дорогах войны.
*****************************************
Личная страница автора:
http://www.proza.ru/avtor/gipra
Будем благодарны за любую помощь.
Уже использованы поправки и замечания рецензентов (Eddie, Александр Муленко)
Изображение отсюда: