Здравствуй, доченька! Ч. 2. Письма с Балхаша

Светлана Михайлова-Костыгова
Вот я и приехал, дорогие мои. Не знаю, с чего и начать, то ли с дороги, то ли с места жизни, столько нового, столько впечатлений. Пожалуй, с дороги начну. Чистой беспрерывной езды поездом до места - трое с половиной суток, а с пересадками и стоянками набежит пять дней и ночей.

От Ленинграда до Москвы ехать поездом чуть больше, чем до Старой Руссы. За окном вагона снежные леса и леса. После Москвы лесов поменьше. Чаще появляются поля, деревни, поселки, города. Вдоль железной дороги все время забор, чтобы дикие, да и домашние звери не выскочили под поезд. До Урала природа примерно одинакова. Урал - старые, не очень высокие покрытые сосновыми лесами горы, находятся на расстоянии двух дней пути от Москвы. Красота необыкновенная. Кругом снег, а по склонам гор, которые нависают прямо над поездом, темные леса. Поезд извивается, как змея из вагонов, потому что железная дорога плутает по ущельям и ложбинам между гор.

Место мое было в последнем вагоне, и на крутых поворотах весь зеленый поезд был виден впереди в окно. Выйдешь в тамбур в конце вагона, дальше ничего нет - прямо из-под ног убегают и убегают рельсы, вдаль, туда, от Урала за Волгу, к Москве, к Ленинграду, к вам. По склонам гор то и дело встречаются поселки, красиво вьются дымки над заснеженными домами, и то слева или справа, вдоль пути поезда, пристроится речка, то темная водой незамерзшей, то белая замерзшая. Зимы здесь морозные. Лето жаркое. Живописные горы, холмы, леса на них и реки между ними. Так бы и жил здесь. Над домами везде телевизионные антенны, значит, есть телевизоры. На больших станциях, минут на пятнадцать-двадцать, можно выйти из вагона, размять ноги, посмотреть на вокзал, привокзальную площадь. Если посмотрите на карту, то путь сюда проходит через города:

В середине поезда вагон-ресторан. Там можно пообедать, но готовят отвратительно. А утром и вечером прямо в купе приносят чай, булочки, печенья. Только проехав поездом, почувствуешь, как велика наша страна. Столько проехал, а и то только половину ее просторов.

И чем дальше шел поезд на юго-восток, тем становилось холоднее и холоднее. Навстречу то и дело летят эшелоны с нефтью, хлебом, машинами. В Караганде вагон отцепили, так как поезд этот дальше не шел, и через одиннадцать часов прицепили к другому поезду, который шел в Ташкент. Вагон так промерз, что туалет растаивали горячей водой.

Сходил в Караганде в кино, прошел по городу пешком. Уже казахский город, хотя русского населения больше. Дома то и дело выложены яркой мозаикой - голубой, желтой, зеленой. Деревья низкие, улицы широкие. То и дело казахские названия, оканчиваются на «тык» «ган» «лам». Из Караганды поезд идет десять часов. До последней станции Сары-Шаган, на берегу озера Балхаш.

За окном без конца и края заснеженная степь с мелкими холмами, так называемый казахский мелкосопочник. Изредка можно увидеть бегущие куда-то на север по своим делам стада белых оленей - сайгаков (штук по тридцать-пятьдесят), или следы от их копыт пересекают дорогу. Иногда видны темные пасущиеся зимой (!) на снегу лошади, вот выносливые! Довольствуются торчащей из-под снега травой. Кое-где у железной дороги один два дома, все желтые. На вид вроде каменных ящиков. Вдоль железной дорога иногда следы зверей - лис и других, которые выходят подкармливаться отбросами с поездов. Солнца столько много, что, отражаясь от снега, жжет глаза, невольно щуришься. Вот отчего казахи узкоглазые.

Станция Сары-Шаган - поселок, деревянные и желтые одно-двухэтажные каменные дома с кривыми улицами, вдоль которых, наклонившись в разные стороны, как пьяные, стоят деревянные телеграфные столбы. Растительности - почти никакой. Оттуда двадцать минут маленьким автобусом, заплеванным семечками, езды всего ничего, и ты в городе Приозерске. Размером - с Сосновый Бор, но какой-то незаметный, тусклый. Дома двух-, четырех-, пятиэтажные. Деревья вдоль улицы - южные тополя, подстриженные. С одной стороны города - огромное озеро, с другой степь. В городе исключительно все есть. Не буду и перечислять даже. Даже ковры, машины - бери, не хочу, но так они дороги, что можно только смотреть.

Служить мне в военном городке, за сто километров от Приозерска. Муза, представь себе военный городок в Таппа. Без пятиэтажных домов и без половины финских - копия этот городок, только не в эстонском городе, а в бескрайней степи, как островок в открытом море. Здесь, хотя небольшое, но все есть: продовольственные и промтоварные магазины, столовая, клуб. Гостиницы маленькие, двухэтажные. С водой, душем. Комнаты на трех человек Бараки - для бездетных семей и с дошкольными детьми (здесь школы и прочего нет), семей офицеров и прапорщиков. Приняли меня тепло. С головой окунулся в родную военную жизнь. Подробнее опишу в следующем письме.

Светочка, береги себя! Как будет время - пиши. Всегда помню о вас. Скучаю. Письма идут десять-четырнадцать дней. Целую.

2 марта 1980 года

Здравствуйте, мои хорошие!
Сегодня первое мое воскресенье в дальнем краю. Проснулся в восемь утра, поздравил мысленно Светланку с днем рождения. А у вас в это время еще ночь, только на исходе пять часов. Думаю, что-то вам сейчас снится. Представил вас всех спящими, и почему-то показалось, что вы все рядом-рядом со мной. А сейчас семь вечера - у вас три дня. У Светы, наверно, собираются гости. Денек сегодня чудесный - около нуля, яркое солнце, но в то же время висят в воздухе снежники. Вот и десять лет назад была такая же погода.

Принесли мы с мамой ребеночка в одеяльце на Железнодорожную, дом 46, вошли в залитую солнцем квартиру, а у дверей нас встретила пятилетняя девчушка с завязанными ушками (это была Оля). Глаза у Оли были такие удивленные - что это мы такое принесли? А «это» - у него тогда еще не было имени, равнодушно на всех посмотрело, как будто давно всех знало, и усердно зачмокало пустышку. Положили мы «это» в дальнюю комнату. А у бабушки был накрыт праздничный стол, цветы. И собралась вокруг вся семья - дедушка, бабушка, тетя Галя, дядя Вася, тетя Оля и мы с мамой. Не было счастливее того дня на свете.

Стали все предлагать, как же нам назвать маленького человечка. Решили так: каждый напишет имя на бумажке, и все положат на стол. Если на большем числе бумажек будет одно имя, так посему и быть. Мама Муза мне шепнула: «Витя, она такая светленькая, давай назовем ее Светой»

Древнее русское имя, так оно сразу тебе подходило- Значит сразу появились две бумажки, где написано «Света». Бабушка хитрая, сразу к нам тоже присоединилась.
И я, - говорит, - так хотела.

Дядя Вася настаивал на Анжелике, тетя Оля на Виктории. Вот так и стала у нас жить Света.

Позвонить отсюда невозможно, только с Приозерска. Поехал вчера туда, а там что творится - тьма желающих. Здесь очень много командировочных. Слышу, разговоры прерываются, на слышимость жалуются. Ни то, ни се. Решил лучше дать тебе телеграмму, чем разговаривать кое-как. Пробежал сегодня три километра по дороге в степи, включил электронагреватель воды в душе, помылся, приготовил ужин, почитал, спланировал дела. Сегодня с утра в маленькой двухэтажной гостинице (громкое для нее название, на самом деле заурядное общежитие) никого нет.

Почти все на выходные уезжают в Приозерск. Там у каждого в гостинице «Россия» своя комната за 10-15 рублей в месяц. Мне такая роскошь ни к чему. Замучаешься ездить туда и обратно. Особенно говорят, летом в автобусе, как в жаркой бане, выходишь после двух часов езды и можешь выжимать одежду. А здесь сегодня я и двадцатидвухлетний лейтенант Коля. Вымыл с утра комнату, посуду, позавтракал. Сел ремонтировать военную одежду - брюки, китель, шинель. Коля пошел дежурить, а я зашил сумку и вот пишу.

У Коли ружье, у меня фотоаппарат. Решили в середине марта взять в Приозерске велосипеды напрокат, и как сойдет снег, в свободное время ездить в степь, к природе, к живности.

Повесил у кровати вместо ковра карту Советского Союза. Гляжу на нее, как же вы далеко от меня. Только по прямой 1500 км! Такое впечатление, будто из далекого космоса смотришь на Землю, и на ней маленькой точечкой у Ленинграда видишь сквозь сосновый лес Сосновый Бор. А в мыслях я всегда с вами. На юго-востоке по вечерам не высоко над горизонтом «висит» красный Марс, а рядом еще одна звезда. Помнишь, Света, мы любовались - Марс «висел» над крышей кинотеатра, а мы стояли у дома №1 на Высотной? Если вы с того места опять посмотрите туда, то вот в том направлении, на расстоянии 3500 км, и есть я. Примерно отпуск ориентирован на ноябрь-декабрь.

Весь месяц пробуду со Светланой. На этом заканчиваю сегодня. Целую, обнимаю, папа Витя.

9 марта 1980г.

Хорошие, далекие мои!
Как же часто я вижу вас, всю Святую Троицу и во сне, и наяву перед своими глазами. Сегодня девятое марта. От вас пока не получил весточки. Как вы там? Только это одно беспокойство частенько грызет мое сердце. Сегодня вечером только что сменился с наряда, был второй раз. Специально, в праздник Восьмого марта, чтобы, во-первых, было осмысленно мое пребывание здесь, и чтобы не так тосковать, во-вторых. И действительно, скучать было ох как некогда. Сутки отвечал за большущее разнообразное хозяйство, за множество служб. Начиная от пекарни, где, кстати, пекут очень вкусный собственный хлеб солдаты-пекари, котельни, водокачки, очистных и кончая караулами. Трое суток был буран. А это явление в степи очень опасное. Сильнейший ветер, идет прямо стеной, если идешь против него, то не глотнуть воздуха, да еще мороз. То вода по трассе перестанет поступать из Приозерска, то в котельне падает давление. То одна, то другая машина далеко в степи застревает в снежных наметах. А там люди, их надо спасать, в степи замерзнуть - пара пустяков. Надо вовремя всех накормить, проследить вывозку из города мусора, проверить раздачу пиши, подъем, и вот такая круговерть целые сутки. Забыли, что день был праздничный. И вот теперь, подогрев припасенную в резервуаре воду, принял душ, нажарил на электроплитке яиц с колбасой, закусил и пишу вам.

Во всей гостинице нас четверо, идет праздничная программа, и все, кроме меня, у телевизора в ленкомнате (это так называемая комната отдыха, где стоят телевизор и холодильник, бильярдный стол, висят стенгазеты и лежат подшивки газет).

Остальное население в город уехало еще седьмого марта. В городке нашем остались лишь семейные пары, да и те, у которых малые дети. Хоть и строго здесь, а тоже ходили пьяненькие. Раз в сутки идет автобус в город и обратно. В нем, как в холодильнике. Едут в валенках и ватниках. Женщины форсят, и, конечно, мерзнут. Да, в такой буран езда три-четыре часа вместо двух. На дороге то и дело заносы. Поэтому автобус сопровождает буксир. А ночью сегодня мне приходилось разъезжать по мелким «точкам», так еще сопровождала меня группа солдат с лопатами.

Завозили воду на подсобное хозяйство - в нескольких километрах отсюда. Вот бы Светланке показать. Целый зоопарк. Длинный ангар, а в нем, разделенные перегородками, стада коров, телят, овец, свиней. Такие овцы странные, первый раз увидел, каракулевые, курдючные. Сзади висит жировой мешок, а морда, как ребро ладони с ушами вперед Ягнята, как бесенята, черненькие и кудрявые. Холодно, всего в ангаре +4. Так свиньи забираются для тепла друг на друга, как кошки, в два-три этажа. Вот какое здесь хозяйство.

Кормят, поят, доят - солдаты. Вся степь сейчас в крепких, упрессованных ветром, снежных пирамидах. Говорят, перед весной всегда приходит на недельку - этот буран с востока. А так, без ветра когда, солнце вовсю припекает. Стоишь в строю на разводе, шевелиться нельзя. Левую сторону лица вовсю греет солнце, а правая щека в тени. Ее от холода хоть рукой растирай. Из живности в городке вовсю по деревцам уже чирикают по-весеннему воробьи (вернее, чирикали до бурана, сейчас попрятались). Вот живность, по всему миру летает, ни жары им, ни холода. И бегают три веселых собаки - две шавки, а одна здоровая, головастая, белая, все пристает, просит поиграть с ней.

Сейчас много занимаюсь. Академические знания всплывают легко. Как говорится, «встречают по одежке». А моей «одежкой», как мне сказали, да и сам я вижу, являются мои знания и мое отношение к службе. Это не тяжело. Самим собой заниматься очень легко. И приятно брать барьерчики, которые сам себе задаешь, будь то наряды, регулярная в любую погоду физзарядка, строгий режим жизни и занятий, самоконтроль и дисциплина. Больше ведь у меня здесь забот нет, как только управлять самим собой с утра до вечера. А когда видишь результаты, то это большее удовольствие, чем от поблажек, если бы себе их делал. Почти ежедневно бегаю три-четыре км до горы со странным названием Карабас. Два-три раза в неделю в клубе фильмы. Еще не ходил. По телевидению - программа «Орбита». Много встретил здесь интересных людей. И чудаков, и озадаченных чем-либо. Интересно наблюдать за солдатами в столовой ли, когда едят, или на службе. Все разные, забавные и хитрые. Увиливающие и прямые.

Как встаю с утра, все не привыкну, прикидываю, а сколько времени у вас сейчас - четыре утра, еще спите. Ложусь, думаю, еще у вас семь вечера, и вроде желание спать пропадает, начинает казаться - рано.

Берегите себя, мои хорошие. Мне будет легко жить и служить, если вы будете здоровы, веселы, устроены. Ложусь и встаю с мыслями о вас. Целую вас - папа Витя.

21. марта 1980г.

Пятница. Совершенно все погрузились в огромные автобусы и ринулись в город к женам, детям, в уют, тепло. Во всем здании один. Говорят, одиночество хороший друг, но плохая подруга, так как много советует, а мало ласкает. Врубил на все этажи музыку, оделся и задул на пять километров по бетонке. Погода чудесная, тепло, +5 градусов, ветра нет. Тихо садится солнце.

А над городом стаи ворон - радуются теплу. Осыпали все телеантенны, кричат, озоруют в воздухе. Ну, точь-в-точь как в Сосновом Бору.

22 марта 1980г.

Чудесное утро. Море солнца. Под окном на дереве заливается скворец. Почернели вершины лежащих вдали холмов за вчерашний день. Сегодня, наконец-то, все выстирал. В душевой стоят две стиральные машины (круглая белая железка, как у нас раньше была, но обе сломаны.) Вот я их и использовал в качестве тазиков. Стирал, полоскал, пел наши с тобой, Светка, песни. И про пропавшую собаку, и про крейсер «Аврору».

Первые мои здесь фотографии высылаю вам. Это, так сказать, пробные. В комнате, где живу, то есть сплю, читаю, готовлю еду и пишу вам письма. Теперь буду снимать все, чтобы вы видели то же, что вокруг меня. А интересного много. Например, убежишь по бетонке за два километра от города. Местность вокруг с небольшими подъемами и спусками. Издалека городок виден. Действительно, как островок в море - торчат дома из-за холма, как из воды. А кругом простор.

Дышится легко. Бежишь, как летишь над землей. Так бы и обнял весь мир руками, такое настроение в этот миг. И земля здешняя становится как-то родней. По ней, оказывается походить надо, пообжиться с ней, чтобы с ней подружиться. Уже темных плешин кругом больше, чем белых. Так быстро, за три-четыре дня местное солнце пожирает снег, хотя ночью морозы от -10 до-15. Скоро, чувствуется, моя пустыня проснется. Хотя говорят, не такая уж она и пустыня. Сейчас даже из-под снега - вся в прошлогодних травах - кустиках, (наз. Вейник). Веточку этой травы недели две назад я вам вложил в конверт. Говорят, (опять говорят!) цветет этот вейник очень красиво, мелкими-мелкими голубыми точками.

Мой учитель - майор Толя Гунявый. Так похож на Толю Грогуля - был у нас такой сосед в военном городке в Саблино (это, Светочка, недалеко от Пушкина, Оля и мама это место хорошо знают). Видно, нравлюсь с первого взгляда я людям. Вот и Толя напросился ко мне в комнату. Понравилось ему у меня и со мной. Надо и дальше так. Не видеть в людях плохое или не делать вид, что видишь. А побольше говорить человеку то, что приятно ему. Если раз-другой, десятый сказать и мне правду, но неприятную, то мне самому этот человек будет неприятен, точно так другим людям. Хорошо, хоть в тридцать шесть лет это я понял. Теперь слежу за собой, за своим разговором, отношением к другим людям. Почему Вашу маму Музу все люди любят? Конечно, во-первых, за ее бескорыстную доброту, во-вторых, с ней всем приятно общаться. Что дурное в человеке заметит - промолчит (все равно словом не исправишь), а что хорошее - скажет. Вот и вас. Света с Олей, она этому учит. И я от нее столько хорошего взял.

Взял тазик мыть пол (он стоял под батареей в коридоре, так как батарея тоже с дыркой и с нее кал-кап), так и в тазу тоже дыра, пропил что ли все старый завхоз? Сейчас назначен новый - молодой прапорщик. Но и с этого ни графина, ни ведра не выбить. Говорит, нет пока. По глазам - вроде не врет. Ничего. Обживемся. До встречи в следующем письме. Папа Витя.


3 апреля 1980г.

Четыре дня после прошедших в субботу дождей озеро переливалось голубовато-зеленым льдом. Говорят, и вода в нем такого же бирюзового цвета (как обложка у школьной тетради), а сегодня в ночь опять ударил мороз, и озеро стало белым от замерзшей кристаллами поверхности льда. Самые отважные рыболовы еще выходят на лед несмотря на постоянный голос из репродукторов, установленных возле побережья: «Внимание! Выход на лед запрещен! Всем покинуть лед. И как говорят, каждую весну обязательно несколько человек оторвет на большой льдине и подувший от берега ветер уносит их в озеро, а оно огромное: 600км в длину и 50-100км в ширину. Снимают их вертолетами. А за эту услугу с невезучих рыболовов берут штраф 120 рублей с каждого. Когда прошлое воскресенье ловили рыбу, я удивился, что она какая-то белая, от воды, наверно. Вода в квартиры качается тоже с озера. Вкус ее сладковатый. Такой, как у нас на заливе. И очень трудно ее вспенить, когда купаешься или стираешь. А восточная половина озера настолько соленая, что там человек не может утонуть. Непонятно только, почему вода в озере не перемешивается до равномерной по всему озеру солености. Может быть из-за того, что в нашей части озера в него впадает главная в этих краях река Или. Но она не так велика хотя и несет в озеро пресную воду. Вчера и сегодня опять подмораживает. А с ветром это так, что постоянно потираешь уши. Ходим, офицеры, уже в фуражках. При холодах невольно думаешь, где же эти все твари, которые вылезут и расплодятся теплой весной, сейчас при морозах прячутся. Ведь земля промерзла глубоко, а ни лесов, ни кустиков, где можно перезимовать, нет.

Когда бежишь по парку, вечером, то никого нет. Справа темнеет необозримое ледяное поле, прямо в шести километрах через него напрямую светятся в сумерках огни станции Сары-Шаган. Слева сквозь деревья мелькают огни Приозерска. И кажется, что этот город, озеро, скалы только твои. Потому что только ты один их видишь сейчас такими. Интересно рассказывают, что в прошлом году командир полигона - главное лицо и в городе и его заместитель приехали весной на подсобное хозяйство и указали солдатам, по какому поросенку для них выращивают. Те проявили инициативу и не без ехидства пометили этих свиней. На одной черной смолой написали: «Спиридонов», на другой - «Емельянов». Весь город уже год смеется.

Светка, умница. Ну как ты догадалась поместить в альбом именно самые любимые мои фотографии. А твои портреты я повесил так, что ложусь и встаю - прямо передо мной твое улыбающееся лицо, твоя милая улыбка. Ем ли я сочные помидоры и дыни, забираюсь ли в теплое озеро, лечу ли высоко в небе самолетом над облаками - все хочется тебе показать, с тобой поделиться. Целую вас крепко-крепко. Папа Витя.

Июль. 1980г.

(В последних письмах числа потеряны)

Доченька, дорогая моя, Светочка, здравствуй!
Вчера я приехал в Приозерск, дал тебе телеграмму, как мы договорились. До Караганды летел самолетом. Летел целых семь часов. Почти через всю страну с севера на юг. И везде была прохладная облачная, как видно сверху, погода. Самолет делал промежуточную посадку в Казани. И там, как в Ленинграде, +14.

Сели в Караганде, тоже +14. Самолет прилетел ночью - ведь по местному времени была полночь. Очень красиво лететь ночью - везде светятся города и поселки, четко видны световые линии проспектов и улиц. А наш самолет подмигивал им красным светом «я – свой».
В самолете кормили и поили: на маленьких подносах стюардессы разнесли всем по кусочку мяса, сыра и по чашечке кофе и сока. Очень занимательно было: сто человек жуют на высоте семь километров. Целуй Олечку и мамочку, большой им привет от меня. Целую, папа.


Дорогие мои, Светочка, Олюшка, Муза, здравствуйте!
Сегодня третий день, как я опять здесь, в пустынном краю. Приехал в воскресенье под вечер автобусом из Приозерска. Подъезжаю к городку и думаю, надо же, за сорок дней отпуска это знойное летом и холодное зимой место ни разу ни на секунду не вспомнилось и не всплыло перед глазами. И такая холодная тоска иногда влезает в душу, что хоть волком вой на луну. А луна висит та же, что и над вами. Сейчас она полная, а помнишь, Светочка, перед отъездом ночью встречали бабушку, и луна была не полная, рождалась. Как сейчас все это стоит перед глазами. На этом заканчиваю, напишу вскоре, целую, папа Витя.


Светлячок мой милый, доченька, здравствуй! Ну и соскучился же я по тебе. А с фотографии ты мне каждый день улыбаешься. Немного осталось дней - и мы целый месяц будем вместе. Мы поедем к бабушке Фросе на ягоды, погуляем но Печерским холмам, по монастырю. Съездим в Старую Руссу. У меня служба идет все по-старому. Жары нет. Так, стоит тридцать - тридцать пять пока днем и ночью. Комната у меня прохладная. Сегодня опять дежурю по части. Сейчас три часа ночи (а у вас только полночь). Проверил, съездил на машине, караулы, то есть, как несут службу часовые на объектах. И вот пишу, рядом сидят солдат - посыльный, а с другой стороны собачка Прошка, ну выпитый Черныш, что у нас жил в Ленинграде. Ты его помнишь? Такой же обаятельный, умненький песик, только светло-рыжий.

Назвали солдаты его так с одной роты, у которых командир был по фамилии Прошин. Он уехал, а вот собачке имя приклеили. Ужасно любит с офицерами кататься с объекта на объект. Да и то и понятно, по жаре такие расстояния не набегаешься. Да и волки не растеряются покушать его, если встретят. Он это чует.

Вечером у одной из казарм столпились солдаты и такой от них идет истошный крик, как воронье карканье. Думал, наверное, сумасшедшую ворону поймали, а оказывается - ласку. Зверек такой вроде белки, только ушки короткие прижаты, тельце вытянутое в изогнутую колбаску и морда злая. Все норовила укусить солдата, который держал ее тряпкой за задние ноги. Потом вырвалась и ускользнула в казарму, в удивительно маленькую дырку, с чайную ложку. Она ловит мышей. Много солдат ловят змей, называются стрелки. Все жирные такие!

Посылку вашу я получил, спасибо большое вам за заботу. Вот только бедненькие казахи в Сары-Шагане ее разворовали и снова заколотили. Она полупустая, там осталось: кепка, вентилятор, одна банка сгущенки и одеколон. Интересно, напишите, что там еще было. Здесь очень часто разворовывают посылки, особенно которые оценены в малую цену.

Прочитал очень интересную книгу Всеволода Овчинникова «Ветка сакуры» о том, кто такие люди японцы. Над моей кроватью висят твои. Света, фотографии и картина «Три охотника на привале».

Вечером, когда заходит солнце, в окно попадают его красные лучи и скользят сначала по картине - и у охотников закат, все как бы оживает. А затем по твоим фото. И как будто закат на Печерском озере, где вы с мамой купались. На сегодня прощаюсь с вами. До письма. Целую, папа.


Светланушка, доченька моя, здравствуй! Опять в наряде, при ремнях и пистолете. Дежурю, Ночь. И пишу письма. Рядом кемарит солдатик. Невольно вспоминается, как здесь же дежурил зимой. Все хотелось ноги в сапогах подвинуть к электропечке, а сейчас душновато. Даже странно, ночь глубокая, но тридцать градусов тепла. Раскрыты двери. И на свет летит, ползет и прыгает всякая живность. Свет их гипнотизирует. А вообще-то, это закон природы, хочешь выжить, тянись к свету, к солнцу. Но в данном случае эти твари все напутали, так как солдатик мой их шлепает мухобойкой (мухобойку каждый солдат носит все лето за поясом). Это палка с прибитой резинкой. В обязанности каждого солдата входит убить муху, где он ее увидит. Потому что мухи разносят инфекционные болезни. А вот, что все зачастую ходят даже на обед с немытыми руками, так как нет воды, начальство делает вид, что не замечает.

Ночи здесь темнейшие. Хоть глаз выколи - не заметишь. А у вас сейчас - белые. Звезды на темном небе, как миллионы фонариков. Кругом концерт - кряхтенье, посвистывание, пощелкивание. В основном, стараются сверчки, такие крупные темно-зеленые кузнечики. Лето в этом году пока не очень жаркое (по здешним меркам). Утром приятно пробежаться босичком по бетонке, а вот вечером уже обжигает ноги. Сейчас привезли скелет грузовой машины, наподобие, как в пустыне упадет какое-нибудь животное, его мясо вмиг обглодают и обклюют. Так и машину, стоит на сутки оставить где-нибудь в степи, на дороге без присмотра, се так обдерут проезжающие мимо солдаты шофера! Открутят все, что откручивается. Снимут все, что снимается - на запчасти, что остается один скелет.

Сейчас вроде уже окончательно переехали и живем с Толей Гунявым в прохладной комнате на первом этаже. Над его и моей кроватью висит по картине. А еще висят твои фотографии. На одной ты сидишь на кухне и что-то уплетаешь за обе щечки. На другой ты сидишь на диване в гостиной, подперев головку кулачком. На третьей мы с тобой загораем у бабушки Фроси в саду, в 1975 году. На четвертой ты с мамочкой сидишь в озере в Печорах, я рядом лежу на мостках. И на пятой мы с Олей в Ленинграде против Петропавловской крепости. Как повесил эти фото, так и жить стало легче - вроде ты рядом, веселая а озорная, и что-то мне хочешь съязвить.

Не проходит ночи, чтобы ты мне не приснилась. Приятно, но грустно, что это только сон. Ничего, одну третью часть я уже здесь прожил и прослужил, да и у вас, слава Богу, все хорошо, хотя и тяжело порой. Целую и обнимаю тебя, моя любимая доченька! Папа.

                (Окончание читать здесь http://www.proza.ru/2011/01/02/1119)