День Пушкина

          
В тот день опроса домашнего задания не было, и Эльвира Васильевна – учительница русского языка и литературы – была какой-то светящейся и необыкновенной.  Обалдеть! Наша Эльвира в белоснежной блузке с брошкой у горла (это в понедельник – то), светлых кудряшках и новых дорогих очках.

Наши девочки удивленно переглядывались, а мы с Баймухаметовым – два злостных двоечника – насторожились: праздников никаких, к чему бы это?

Но все оказалось просто и даже скучно. Мы приступали к изучению «творческого наследия Александра Сергеевича Пушкина». А так как для нашей Эльвиры он, оказывается, был Богом, то она и вырядилась по этому случаю.

Эльвира, прижимая к груди томик Пушкина, как Библию, взволнованно декламировала стихи по – памяти, сообщала нам про осень в каком-то селе Болдино, про Наталью Николаевну – супругу поэта, про коварного Дантеса и дуэль. И вновь взволнованно – восторженно декламировала стихи дрожащим голосом, как – будто бы сам Пушкин за дверью класса подслушивал ее.

Время пролетело незаметно, и неожиданно прозвенел звонок. Эльвире многое хотелось нам поведать на этом главном, по ее мнению, для нас уроке, но нам хотелось в школьный буфет, а некоторым покурить в туалете. Она огорчилась и сорвала свою досаду – естественно - на нас с Баймухаметовым: «Вы опять отстаёте по математике? Останетесь после занятий и будете делать домашнее задание при мне».

Эльвира, ко всем прочим её достоинствам, была ещё и нашей классной руководительницей, и мы с Баймухаметовым её тихо ненавидели.

После уроков, когда затихала школа, она допоздна проверяла тетради, сидя в пустом классе под молчаливыми взорами писателей, портреты которых висели на стенах. Дома у неё для этого не было никаких условий, так как жила она одиноко в тесной комнатке «сумасшедшей квартиры» на трёх хозяев. Может она и оставляла нас после уроков, чтобы ей не было одиноко зимними вечерами в пустом классе.

Мы сидели на первой парте у её стола и решали математику, а Эльвира проверяла стопку тетрадей. Временами она хмыкала, хмурила брови и покачивала головой, говоря чьей-то тетради: «бестолочь».

Иногда она вставала, подходила к окну и, сцепив пальцы обеих рук на затылке, потягивалась. Она была ещё молода, а за окном заснеженный город манил куда-то своими вечерними огнями.

Глядя на нее, становилось понятно, что проверка тетрадей – самое нудное занятие на свете.
Я  решал не решаемую математику. Баймухаметов  ничего не решал, только периодически ронял свою ручку и  усердно лазил за ней под парту. После он доверительно  сообщил  мне  на  ухо: «У неё розовенькие!»

–  Ну, что, колышники?! – закрыла Эльвира последнюю тетрадь. – Идём  кататься на горку!

Вот это да! Кто бы мог подумать! Эльвира – на горке! Ура!!!
Мы вышли из школы. Тихо падал снег. Был четверг, но, глядя на нашу Эльвиру, мне  казалось, что было воскресенье! Она была совсем другая! И самое главное – не хотелось идти домой, потому что хотелось быть с ней!
Горка находилась у городского драмтеатра.

- Ой, я упаду! Баймухаметов, держи меня! –  смеялась Эльвира.
- Да вы съезжайте на жопе… ой, то есть на портфеле! – кричал тот.
- Баймухаметов, ты - несносный! Ну, давай свой несчастный портфель!
Она садилась, хватала нас за штанины и мы мчались с горы!
- А – а!!! – визжала Эльвира.
- Ура! – орали мы.

Такой визжащей, извалявшейся в снегу мы её видели впервые. Наверное, такой Эльвира была в детстве, а в школе только притворяется «коброй очковой»?

- Ну что, колышники, уроков вы конечно не выучите?!
- Нет! – орали мы.
- Ну, тогда поехали ещё! – командовала Эльвира. – Завтра обоим по двойке!

А нам было плевать! Мы были рады за нашу Эльвиру, за этот день и за её Пушкина.
_ _ _