С Е Р Е Б Р Я Н А Я Н И Т Ь
- Нина. Нина!
Света замолчала и бросила красноречивый взгляд на Ольгу. Та подняла голову от учебника, едва заметно приподняла брови и, равнодушно пожав плечами, опустила глаза.
Света подошла к сидящей Нине почти вплотную.
- Нина!
- Что?- испуганно и виновато посмотрела Нина снизу вверх на Свету.
- А ты не знаешь, что? Зову, зову – бесполезно. Ну, сколько можно сидеть не двигаясь? Честное слово, терпения не хватает. Может, хватит думать о нем? Зачем себя терзать?
- Я не о нем…
- А о ком? Целый час сидишь, уставившись в стену. Что ты там видишь?
Света подошла к стене, и ей вдруг показалось, что в глазах Нины появилась настороженность.
- Смотри,- Света поводила рукой туда-сюда.- Ничего нет, так что очнись.
Нина облегченно вздохнула. Значит, они не видели…
Необычное свечение Нина заметила еще вчера вечером. Оно показалось паутинкой, почему-то блеснувшей в свете луны. Еле-еле заметное, к утру свечение усилилось, хотя солнце еще не добралось до их окна. Нина ахнула про себя: это то, о чем рассказывала Хелс, ее тайная подруга – дверь, открывающая пространство и время. Земля повсеместно пронизана такими ниточками, когда-то их создали для того, чтобы не оставлять планету в одиночестве, чтобы контакт со вселенной не прерывался.. Видимо, на месте одной из линий было выстроено их общежитие и, благо, этот проход не оказался замурован в стену, ее расположили (случайно?) совсем рядом.
Оказывается, это такая разница – знать что-то в теории, с упоением слушать рассказы невидимого учителя и верить тому, о чем пишут только в фантастических книгах или печатают под грифом «невероятные предположения» и сталкиваться с этим в реальном мире. Утром Нина отмахнулась от увиденного: может, линия проступила только на миг и испарится? Днем за учебной суетой все забылось, притупилось, но, вернувшись в комнату, Нина обнаружила сияющую нить на месте. Как говорила Хелс: увидеть ее может не каждый, только посвященный и знающий, как смотреть. И сейчас, сидя на кровати, Нина смотрела на нить и размышляла, насколько она посвящена и для чего ей знания, которыми она не может воспользоваться. Ее задумчивость и отрешенность подруги истолковали по-своему…
- Ты так ведешь себя,- не унималась Света,- будто на тебя свалилась единственная в мире любовь и разыгрываешь трагедию Шекспира. И даже, если это так, кто-кто,а Олег такой любви не достоин.
- Да я о нем сейчас не думаю…
- Смотреть на тебя больно. Да знаю, знаю, что сердцу не прикажешь. Господи, неужели и я так страдала, когда влюбилась в Вовку? Хотя я же сама тебя учила: будь счастлива оттого, что любишь его и иногда видишь.
- Хватит!- хлопнула о стол книгой Ольга.- Завелись! Каждый день одно и то же: высокие идеалы, ожидание чуда! Сегодня уже и Шекспира приплели. Не надоело?
- Влюбишься, тогда посмотрим, о чем ты будешь говорить,- бросила ей Света.
- Я влюблюсь так, как положено. На вас насмотрелась – мне достаточно.
- Еще завидовать будешь! Это счастье – переживать такую бурю чувств.
Нина уже не слушала. Откинулась на подушку и закрыла глаза.
«Хелс, поговори со мной. Мне так плохо».
Нина давно знала Олега. Несколько человек из института познакомились на одной из городских конференций. Разные по возрасту и характеру, почему-то потянулись друг к другу и задружили так, что не мыслили жизни врозь. Нина как-то сказала, что обязательно когда-нибудь напишет труд на тему «Психология дружбы», проведя массу исследований, потому что непонятно, как из сотен людей отдельные личности находят друг друга и становятся неразлучны.
Дружная стайка из девчонок и мальчишек все свободное время была вместе: на переменах, после занятий. Ходили в кино, на речку, засиживались до темна в парке, потом долго еще провожали друг друга и не могли наговориться. И так целый год.
А потом среди друзей Нина разглядела Олега. Однажды взглянула – и душа затрепетала. Теперь, просыпаясь по утрам, она первым делом шептала «Олег» и прислушивалась к музыке, звучавшей внутри, и удивлялась, как не слышат остальные. Ее любовь – первая, чистая, казалась радостью, которую нельзя скрывать от мира. Она искренне улыбалась Олегу, не прятала восхищенный взгляд и светилась от счастья. И, казалось, он откликнулся: старался быть рядом, подолгу смотрел на нее, когда думал, что она не видит, но последнего шага не делал. Нина считала, что все как бы ясно: она счастлива оттого, что они постоянно видятся и много бывают вместе, но ждала еще чего-то, что непременно должно произойти, настолько сильна была ее любовь. Но ничего не менялось, появлялось неудовлетворение от несбывшегося ожидания, первая тревога и желание поплакаться. А потом… Потом Олег стал отдаляться. Все чаще не появлялся на месте их сбора, ссылаясь на дела. Нина искренне верила в его занятость и, видя его с другими, не «их» ребятами, не хотела думать, что дружба там для него становится важнее. Она всячески оправдывала его перед собой и другими. Часто рассказывала посвященным девчонкам о том, как он обрадовался случайной встрече, как улыбался ей, но…
Однажды не выдержала Ольга.
- Да сволочь он, твой Олег! Его уже много раз видели с Людкой со второго курса.
Нина узнала, как падает сердце.
- Нина, - подхватила Света,- мы же с тобой видели их на перемене. Я думала, ты поняла.
- А он со многими разговаривает. Имеет право!
Девчонки промолчали.
А Нина надеялась. На то, что Олег однажды поймет, что ему нужна именно она, а не красивая уверенная в себе Людмила и что его влечение – желание похвастаться перед друзьями стильной игрушкой. Она даже жалела Олега: как же он так разрывается – держит в душе одно, а приходится играть определенную роль, навязанную вкусами его другой компании. Надежды, планы, ожидания рушились одно за другим. Олег всегда корректно здоровался, общался легко и с интересом, но умело обходил не нужные ему ситуации и предложения. Это продолжалось весь учебный год.
Летом они встретились в спортивном лагере на море, две недели были вместе своей дружной компанией. Это было для Нины самое счастливое время. Просто рядом, просто разговоры, походы, вечера у костра. Нина впитывала в себя окружающий их мир и не строила планов: все было очень хорошо.
По возвращении домой Нина жила воспоминаниями и глубоко запрятала сознание того, что в личном плане за это время она не продвинулась ни на шаг. Было хорошо – и так будет впредь!
А потом – радостная встреча после каникул и возвращение на круги своя.
А Нина любила! Еще сильнее, так как уже прикоснулась к тому, что дает любовь, когда любимый рядом! Он ведь тоже понял! Поэтому так тепло улыбается при встречах и краснеет под ее взглядом, если, конечно, не от досады: слишком уж неприкрыто-ожидающим был ее взгляд.
* * *
- Кто дежурный?- спросил Евгений Аркадьевич.
Нина подняла руку.
- Задержитесь ненадолго.
Жалко перемену, во дворе можно увидеть Олега.
- Я вас попрошу снять со стены старые рефераты, а на их место развесить это,- он указал на стопку на столе.- Здесь встречается кое-что интересное, может, кто-то заинтересуется,- добавил он с сомнением.
Нина собрала старые запылившиеся листки и подошла к столу. Евгений Аркадьевич с отрешенным видом водил ручкой по лежавшему листку. Нина посмотрела вскользь и замерла. Схема, которую ей показывала Хелс – мы, они и нити, пронизывающие пространство. Откуда он знает, этот пожилой угрюмый человек? Почему набросал это именно сейчас?
Евгений Аркадьевич обернулся на тишину и увидел ее удивленный взгляд. Угадал немой вопрос.
- Вы знаете, что это?- кивнул он на листок.
Нина еле заметно кивнула.
- А кто вам рассказал?
- Хелс, моя подруга. Только не здешняя, с другой звезды.
- Контакт? Какой?
- Прямой. В любое время.
«Интересно,- подумал Евгений Аркадьевич,- как они выбирают? Почему именно она – незаметная, средняя…»
Он поводил рукой по линиям схемы, спросил:
- А вы пользовались этим когда-нибудь?
Нина энергично затрясла головой.
- Нет. И не буду. Я сомневаюсь, действует ли оно.
- Действует.
Евгений Аркадьевич замолчал, потом проговорил:
- Я переступал черту. Дважды.
Нина ахнула, во все глаза глядя на преподавателя, не смея задать вопрос, разузнать.
Евгений Аркадьевич молчал. Пауза длилась и длилась. Потом он встал.
- Вас как зовут?
- Нина. Нина Цыганкова.
- Вот что, Нина, вы оставьте все здесь, на столе, потом уберу. Пойдемте со мной.
Он усадил ее за стол в лаборатории – маленькой комнатке рядом с аудиторией.
- У вас сейчас какой предмет будет?
- В 32-ой, у Алексея Ивановича.
- Что-то важное будет, например, контрольная?
Нина покачала головой.
- Тогда посидите, я сейчас.
Он ушел.
Нина несмело огляделась: справочники, лабораторные приборы, журналы. На столе – портрет девочки лет семи, видимо, дочь, которая умерла, об этом говорили между собой студенты, объясняя угрюмость преподавателя.
Прозвенел звонок.
Еще через пять минут пришел Евгений Аркадьевич.
- Я сказал Алексею Ивановичу, что вы задержитесь у меня, так что не беспокойтесь. А своим студентам дал самостоятельную работу, пусть пишут,- объяснил он, пододвигая стул.
Сел и немного отдышался.
- Ниночка, мне так приятно поговорить с вами обо всем этом. Трудно носить в себе тайну. Вот вы кому-нибудь рассказывали, что у вас есть Хелс?
- Нет.
- И я никому. Вам, молодежи, легче это сделать, сейчас иногда появляются статьи, передачи. А представьте, я в кругу своих коллег начну говорить, что проходы во времени есть, и я ими пользовался. Как доказать? И зачем доказывать? Вот видите,- он взял в руки фотографию,- это моя Ларочка. Неизлечимая болезнь, такое горе. Думал, не переживу. Уже шесть лет прошло, жена все никак не оправится. А заводить ребенка вновь в нашем возрасте… Ларочка и так была поздней.- Он вздохнул и замолчал.
- Я знал об этих линиях давно, в теории: что и как. А однажды увидел у себя на даче. Сначала и мысли не было воспользоваться. А потом решил: будь что будет, пропадать не страшно, все равно живу просто потому что живу. Ушел в такой день, когда мы еще не знали о болезни Ларочки. Я забрал дочку из садика, мы гуляли по парку. Это было счастье! И знаете, мне стало легче. Появилась надежда, что я смогу когда-нибудь еще увидеть ее. Через два года все повторилось. Мелькала мысль: однажды остаться там насовсем, не возвращаться. Так можно. Но это значит, вновь дожить до того дня, когда придет страшное известие…Жене я ничего не рассказывал. Не знаю, прав ли? Как она это перенесет? И получается, что урываю это счастье только для себя.
Они проговорили целый час, как давние добрые друзья, сбрасывая друг другу груз невысказанности и открывая уместные в этой ситуации тайны. Нина радовалась за Евгения Аркадьевича. Угрюмый, нелюдимый, строгий – таким он был в глазах тех, кого обучал скучному, на ее взгляд, предмету физика. Может, в его жизни было очень важно сказать кому-то: я переступал черту. А еще важнее – говорить и говорить о дочери сразу во всех временах: была, есть и будет. И увидеть поддержку в глазах собеседника.
Нина вышла из лаборатории окрыленная. В коридоре тихо, никого. Только-только начался второй час последней пары. Можно уйти к себе и побыть одной в спокойной обстановке. Ни о чем не думать, просто насладиться хорошим настроением и теплотой, которая осталась в душе.
В вестибюле Нина подошла к зеркалу и понравилась себе. Спокойная, улыбчивая, светящаяся. Что-то напевая, пробежала к выходу. На улице – солнце и теплый ласковый ветерок. Нина свернула за угол и первое, что увидела – Олег и Людмила, стоявшие в открытой беседке, совсем новой, поставленной к этому учебному году. Олег смотрел на Людмилу, склонив голову, с умилением на лице, а она говорила что-то, опустив глаза и водя пальцем по его руке.
Тысяча вопросов пронеслось у Нины в голове: почему они здесь, вдвоем, во время занятий, почему ему так нравится этот наглый палец на его руке и почему жизнь, только что подняв ее, как говорят, над суетой, разом сбросила в пропасть?
Ни один из этих вопросов не отразился на лице Нины. С той же спокойной улыбкой она кивнула, бросила обычное: «Привет» и прошла мимо. Не торопясь, дошла до двери, вошла, взяла ключ, не спеша поднялась к себе на третий этаж. И никто, глядя на нее – обычную, веселую, не догадался, что внутри она только что умерла.
Нина вошла в комнату и села на стул. В ней все окаменело: мысли, тело, душа. Она словно погрузилась в вакуум, где ни времени, ни пространства. Осталась только боль, тупая и режущая одновременно.
Сидеть бы так тысячу лет, не задавать вопросов, не искать ответов, никого не видеть, не жить. А скоро придут девчонки… Уйти сейчас же! Обычное ее место – ближайший парк, где в одиночестве можно хорошо подумать и успокоиться. И что дальше? Нет, сбежать бы насовсем, далеко-далеко, чтобы потеряться от самой себя.
Нина медленно подняла глаза на светящуюся линию. Ну конечно, куда же еще? «Все так кстати»,- усмехнулась бы она, если бы умела в эту минуту. Ни страха, ни колебания – все убил блуждающий по его руке палец.
- Хелс!
- Нет. Сама.
Естественно, она же хорошо усвоила: каждый – хозяин своей судьбы. Бесполезно ссылаться на других и пытаться сваливать вину на них. Это заблуждение. Только сам отвечаешь за свои поступки, не на кого опереться, переложить груз.
Наконец-то сквозь каменную стену прорвалась спасительная обида. С таким настроением зарываются лицом в подушку и выплакивают всю боль. Попутно собирая давние незажившие обиды на все подряд, уже совсем ненужные, таившиеся только глубоко в подсознании. Но плевать на обиды! Пора совершать поступки, и тогда что-то изменится, дрогнет, отступит.
Нина подошла к стене и положила руку на линию, как бы пробуя на ощупь. Куда идти? На десять лет вперед? А если окажется, что там она вместе с Олегом? Как вести себя тогда? Ухмыляться в ответ на ухмылки Людмилы и терпеливо выжидать, когда Олег насладится другой?
А если наоборот? Вдруг его так и не будет в ее жизни? Придется жить, зная, что боль и терзания напрасны. Жить любя, но без надежды, что может быть ужаснее? Не стоит делать глупостей даже в отчаянии. А если уйти в следующую жизнь? Как там учила Хелс? Она всегда утверждала, что я хорошая ученица.
Нина просунула пальцы между линией и стеной, потом ладонь, руку. Почувствовала преграду: упругую, податливую – ветер времен! – и толкнула плечом.