Темнело. Шум за дверью стих, лишь легкие шорохи по коридору напоминали о том, что это не страшный сон. Танька прикрыла глаза и подумала: «Господи, как же я хочу обратно в свою обычную, простую и совершенно неинтересную жизнь…»
Картинка из недавнего прошлого предстала как по заказу во всей своей будничной простой радости: речка, травинка во рту, плесканье карпов и такие жуткие черные облака по небу…
- Иван… – позвала Танька.
- Да…. – сонно-отрешенно раздался за спиной голос Ивана.
- Иван, а все ведь началось с АЭС и обеда с карпами….
- Да, да… – он перевернулся на бок и сонно уткнулся в ее плечо. И вдруг начал сбивчиво говорить:
- Танька, я стихи сочинил! Послушай, они про тебя –
На паре в ударе -
вчера вспомнил я.
Любимая, в паре
бараном был я.
Рогами уперся
об стенку не я -
моя была гордость,
гордыня моя.
На паре я тварью
считаю себя.
Прости, дорогая.
Я тварь, но – твоя…
Он закончил на выдохе и истерически засмеялся, уткнувшись в Танькины колени.
- Моя, моя, конечно моя, - обнимала Танька рыжую макушку, окончательно дурея от происходящего.
И тут раздался стук в дверь. Танька с Иваном подскочили, побежали подтаскивать недотянутый вчера до двери шкаф, пытаясь им загородить вход.
- Танечка, ты жива? – раздался то ли вопрос, то ли радостный вскрик за дверью. Танька рванула швабу, открывая дверь, кинулась обнимать Вадима, вломившегося к ним из коридора.
- Как ты добрался? Скажи мне, Вадимчик, как ты добрался?
- Не поверишь, Танечка! Помнишь шкафы, встроенные в коридорах? Помнишь, как мы проклинали тех, кто их придумал? А вот ими и добрался, закрываясь то в одном, то в другом попутно. Карпарабиков ночью меньше стало, слава богу, вот и добрался.
- Кого?
- Ну этих дуриков, которые всех жрут. Они же карпов поели на обед… И вот. Это мои практиканты их так назвали. До того, как эти твари и их сожрали.
-Вадим, все так плохо? Нам не выбраться? – Танька опять разревелась, догадываясь об ответе.
- Смотри сюда, Танюша. Возможно, это наш шанс.
Она посмотрела в окно.
Ночью на асфальте дождь собрал лужи, в которых лежали люди. Глубоких канав пока не было, а в этих блюдцах помельче им не хватало пространства воды, чтобы погрузиться в нее полностью. Уже прочувствовавшие воду, вросшие в горло жабры требовали влаги, искали ее - ту, которой им так не хватало. Люди ложились в липкую, мелкую грязь, их ноги, накрытые водой, моментально срастались, расщепляясь в конце хвостом, на ребрах выступали плавники, из шеи прорезались жабры, которые тут же начинали судорожно сжиматься от вливания в них грязной воды. Бывшие людьми поднимали над водой головы с выпученными глазами, хватали воздух немыми ртами - и их тела растекались гнилью, высушенные воздухом, лопались пересохшие ткани, выплескивая останки в лужи, в которые потом ложились следующие.
- Им нужна вода! Иначе они гибнут. Все, кто обедал карпами. – Припечатал Вадим, глядя на Таньку.
- Это невозможно, - Танька ужаснулась. – Разве так бывает?
- Танечка, а разве так бывает, что в этом здании больше никто не работает? Никто, потому что кроме нас троих, - он кивнул на Ивана, сидевшего на полу с притянутыми к груди коленками, - и этих тварей, сожравших всех остальных нормальных людей, в этом здании никого нет. И мы не можем работать, потому что нам надо выживать…
От интонаций его голоса Таньке стало холодно. Она посмотрела на Ивана, беспомощно сидящего на полу, и заплакала. Дождь за окном продолжал Танькины слезы.
- Танечка, милая, ну что же ты плачешь? Я пробирался сюда, чтобы помочь тебе. Я знаю, что нужно делать, поэтому и пришел…
- Я тоже знаю, что нужно делать.
Танька услышала голос Ивана, вытерла ладошками глаза и замерла в надежде.
Иван встал с пола, подошел к окну и долго смотрел на мир по ту сторону стекла. Так долго, что Танька чуть не задохнулась от нехватки воздуха, как карпорабики в лужах. Только им для того, чтобы дышать не хватало воды, а ей – слов Ивана о том, как они спасутся.
Наконец он произнес:
- Нам нужна приманка, чтобы затащить их на водохранилище. И приманкой этой будем мы.