Последний выход Джульетты
Глава 1
Ночь, непроглядная ночь, растворила в смоляной тьме перелески, лесополосы, дороги, поселки и первородную силу, тонущую во мраке праиндоевропейском, в варяжском тумане, что называется Днепр. В самом названии чуется запах пропахшей полынью половецкой степи, пьянящий еще окончательно не умерший привкус славянского язычества, слышится возвышенный летописный слог, и казацкий сабельный свист.
Древний и вечно молодой Днепр… Он где-то рядом – справа или слева, может быть впереди. Александр чуял его; пресный ветер и пульсирующая в висках кровь говорили о близости могучей славянской реки, о близости великого Киева.
Они совсем рядом, душа пьянела от одной мысли о них, заставляла сердце то замирать в умилении, то учащенно и радостно биться.
Александр вспомнил, как он семнадцатилетним пацаном, ожидал свою первую встречу с Днепром. Точно также ночью поездом подъезжал он к нему и все выглядывал в окно: «Где же? Где?.. Ну где же он?..» Приятели беспечно спали, а ему волнение не давало уснуть. А было это 15 лет назад. Как летит время, как стремительно проносятся годы и тает жизнь, но этой ночью этих лет словно не было, время замкнулось.
И как тогда Александр маялся бессонницей. В сотый раз вышел в тамбур, выкурил последнюю сигарету, выбросил пачку в мусорный ящик и вернулся в купе. Он лежал на спине, вперив взгляд в темноту купе. Накануне по телевизору в новостях сообщили о смерти патриарха Киевского и Украинского Владимира, о скандале, возникшем между властями и общественностью по поводу места захоронения, - все обещало какие-то далекоидущие события. Впервые за столько лет сонная жизнь сменялась потрясением. Киев обретал статус столицы незалежной Украины. Спустя почти тысячу лет после крушения княжеской власти ореол власти снова замаячил в воздухе над киевскими холмами.
Под утро Александр, наконец, уснул с мыслью о том, что, как бы там ни было, завтра вечером он с Лерой, то есть Валерией Владимировной, будут в Киеве, в самой гуще событий, вероятно, эпохальных для Украины.
Проснулся он от громкого возгласа, выразившего неописуемый ужас. Сердце Александра рухнуло в бездонную пропасть от предчувствия если не всемирного Апокалипсиса в виде ядерного взрыва за окном, то неминуемой железнодорожной катастрофы. Еще не осознав, летит ли состав с моста в реку или в следующую минуту вагон будет протаранен камазом, он взглянул на спутницу и с облегчением вздохнул.
- Валерия Владимировна, ну нельзя же так пугать людей…
- Морщина! – трагически проговорила, разглаживая пальцами правой руки кожу под глазами. – Я так и знала, что этим закончится эта поездка.
-Что вы знали?.. Что в ваши годы у женщин появляются морщины?.. – Александр пошарил рукой сигареты на столике и, вспомнив, что ночью выкинул скомканную пачку в мусорный ящик, повернулся на спину, закинул руки за голову. – Это же так естественно… Все живет, стареет и умирает…
-Естественно?!. Да, но я не думала, что произойдет так неожиданно… Я двадцать пять играла Джульетту на драматической сцене. А теперь что?..
-Подумаешь, беда, будете играть Дездемону, тоже неплохой персонаж…
-Дездемону?.. Ее играет Кульчицкая.
-Ну не знаю, мало ли других женских ролей… - Александр прикусил язык, чуть не ляпнув «ведьму».
- Что ты понимаешь, Саша. Для актрисы внешность – это все… Ну если не все, то очень и очень многое.
«А что собственно плохого в ведьме?.. Почему это должно обидеть Валерию Владимировну? Ведьмы ведь тоже бывают разные, - размышлял между тем Александр. – Не Бабу-Ягу же, а ведьму, ведьмочку. Такую себе прекрасную Солоху. А что Солоха из нее, - Александр пристальнее глянул на Валерию, - получилась бы замечательная».
При своих 55 Валерия Владимировна была еще хороша… И дело не только и не столько в ее изящной грациозной фигуре и миловидном, а в минуты воодушевления, несомненно красивом лице, но в умении верно подобрать интонацию, загладить естественную неловкость. Временами Александр любовался ею, находя в чертах ее лица нечто удивительно родное и знакомое, напоминающее одноклассницу, в которую когда-то был влюблен.
Чтобы как-то остановить этот нескончаемый скорбный монолог, так похожий на упрек, упрек ему, Александр взял пакет с туалетными принадлежностями, полотенце и, поднимаясь, проговорил:
- В конце концов, Валерия Владимировна, вы сами согласились на эту поездку, я вас на веревке не тащил.
- Ну что ты, Саша, я же не упрекаю никого… Просто обидно… В Киеве последний раз мы с труппой были двадцать лет назад. – Голос ее повеселел.
За нами даже из ЦК прислали автобус в аэропорт. Мой муж в тот год получил звание народного. Вернешься, расскажу… Хочешь?
- ?!. –Александр пожал плечами.
* * *
-…Да, так вот, как нас тогда встречали… чуть на руках не носили. Встречал сам первый секретарь КПСС Украины, напомни, как его фамилия? – Валерия Владимировна налила в стакан чай и пододвинула Александру. Услужливо пододвинутый стакан с горячим чаем, стол с завтраком, накрытый ею, как-то примирил посвежевшего Александра с неожиданным пробуждением.
- Ой, да Бог с ним…
- Такой представительный мужчина. В Киеве нам показали все, но спроси меня, где и что находится и как туда проехать – не скажу. Возили на машине, пешком и шага не давали ступить.
Мне Киев понравился… Ах, каштаны! – Она всплеснула руками и подняла взгляд вверх. - Май месяц – все в цвету… Прелесть! Как я люблю этот город! Он мне как родной. А тебе, Саша?
- Не знаю… Наверно, да. Но после Чернобыля…
Чай, и в особенности лимон с медом, сделали свое дело, и Александр, вполне умиротворенный, равнодушно глянул в окно на мелькнувшую широкой казацкой саблей реку.
-Кажется, ночью Днепр переехали…
-Да?.. Саша, бери еще мед! Настоящий. Я в нем разбираюсь: у дедушки была пасека в предгорье, я там у него, можно сказать, выросла. Так люблю тишину, покой и пчел. Как спится под пчелиный гул… Ой как там спалось, пушкой не разбудить.
- Но вашу морщину, Валерия Владимировна, никогда не забуду…
-А ладно, - махнула она рукой. – Конечно, расстроилась, но что поделаешь…
Убрали со стола еду, свернули в пакеты; Валерия продолжила наводить макияж, Александр уткнулся в книгу, невольно вспоминая недавние события.
Где-то месяц назад Валерия Владимировна позвонила ему домой и сообщила, что была в редакции областной газеты вынуждена была переводить разговор американского гостя с главным редактором. Совсем неожиданно американец назвал фамилию в связи с публикацией его статьи в одном из иммигрантских изданий. Кроме того, он сообщил о своем знакомстве с Александром и даже дал им его домашний телефон.
Александру припомнился поджарый пожилой американец украинских корней, с которым он обменялся адресами на одной из международных конференций более года назад. И вот теперь оказалось, что этот американец – человек небедный выступает спонсором и организатором научной конференции по истории Украины и казачества и приглашает Александра принять в ней участие, обязуясь оплатить дорогу и проживание в Киеве. Из вежливости, а может симпатии, он пригласил в Киев и ее, приносившую в редакцию статью о бесчинствах своего нового театрального босса. Так они оказались вместе в этой поездке.
* * *
Александр перед отъездом сказал Валерии Владимировне, что в Киеве у него есть свои дела, поэтому ему придется оставлять ее одну. Возражений не было, Валерия Владимировна продумывала свою собственную программу.
Заезд в гостиницу, открытие конференции и весь первый день прошел нарочито весело и вежливо. Среди прочих приглашений Александр и Валерия подошли к Гордону, пожали руки, обнялись. Валерия Владимировна поднесла каравай на вышитом рушнике, за что была облобызана троектратно в щеки.
На второй день сразу же после доклада Александр, указывая на циферблат часов, покинул зал заседаний, за ним на выход последовала Валерия Владимировна.
Радуясь ослепительно солнечному и теплому дню, они неспешно побрели на Андреевский Спуск.
«Как замечательно! – думал Александр, вдыхая свежий воздух у Андреевской церкви под цветущими каштанами. – Здорово, что я в Киеве, на Княжей Горе. Только без суеты, без всякой спешки, наслаждайся свободой, проникайся святостью и величием места!»
-Ну что?.. Теперь куда? – спросила Лера, глядя на Александра и проникаясь его настроением.
-Валерия Владимировна, мы отдыхаем, раслабтесь! Для вас лучшие художники и мастера-прикладники притащили свои произведения. Выбирайте!
-Да… Ну что ж, тогда вперед!
Пройдя всего лишь десять шагов, она остановилась возле скучающего продавца у стойки с дамскими шляпами.
- Молодой человек, позвольте примерить вон ту шляпу! - показала рукой Валерия Владимировна.
Мужчина неспешно поднялся, достал широкополую фиолетовую шляпу и протянул ей:
-Пожалуйста!
«Во, блин, нашла где проверить свой талант! Это тебе не театральная сцена!» - чертыхнулся Александр, ожидая конфуза и, жалея о своей последней фразе.
- Ну как? Подержите зеркало, мужчина! Саша, посмотрите! Идет к платью. – Она пригнула пальчиками края шляпы, игриво выписав пируэт ногами. Вышло вполне пристойно и элегантно.
Александр развел руками:
- Вполне…
Валерия, заглянув в зеркало, проговорила:
- Нет, она меня определенно старит. А какую посоветуете вы, мастер?
-Я продавец… Ну может быть, вот эту…
-Фу, нет, чересчур скромная. Дайте-ка мне, вон ту! – Она показала на шляпу со страусиными перьями.
-Ах, ах, ах… Я в ней будто мать Катерины в пьесе Островского. – Валерия выписывала круги, вокруг остолбеневшего продавца, Александр едва сдерживал смех, наблюдая, как подтягиваются к ним девушки и женщины, заинтересовано глядя то на Валерию, то на шляпы, ставшие вдруг актуальными.
- Нет, нет, моя дочь достойна лучшей участи. Ну что же вы молчите! – протянула она руку к Александру. – Нет, она больше подходит донне Анне.
«Ах, Дон Жуан, уйдите! я верна своему командору!» – Валерия приняла позу оперной певицы и приготовилась петь.
- Я ухожу, - проронил Александр и отвернулся.
-Все – все, граждане, представление окончено. Держите вашу шляпу! – Валерия протянула продавцу, очумевшему от наплыва дам, желающих примерить столь востребованные головные уборы.
* * *
-Чем будете заниматься завтра? – спросил Александр Валерию во время ужина.
-Не знаю, пока не решила.
- Я иду на митинг, если хотите можем пойти вместе… Только умоляю, без этих штучек. Ну, вы понимаете?..
-Нет! – Удивленно проговорила она.
- Не надо импровизаций, мы идем на траурный митинг, понимаете?
- Хорошо.
К Софиевской площади Александр с Валерией отправились через Майдан. Там как всегда текла своя жизнь. Напротив Почтамта стояли с кровавыми, серпасто-молоткастыми флагами коммунисты. Одна уже кем-то заведенная Родина-мать кричала хлопцам-унсовцам, готовым ее разорвать:
-Да у хохлов никогда своего государства не была… Россия ее освободила и подарила свободу…
Чуть дальше шаманил перед небольшой группой стариков и малолеток взъерошенный с дико горящими очами и без передних зубов рунверовец:
-…Лыше наша ридна украинська вира спасэ Украину-Русь… Покы мы нэ збавымось жидивськои виры, жидивських назвыськ, мы будэмо рабамы… Молю тебе, Перунэ, молю тэбэ, ридна маты, пошлить нам мыр та злагоду…
Метров через десять Александр прошел мимо одиноко стоявшей у коробки с мелочью бабки, растягивающей баян и неуверенно поющей:
-…Ту заводскую проходную…
- Что в люди вы-ве-ла меня!.. – неожиданно громко поддержал ее высокий и хорошо поставленный голос.
Александр оглянулся и развел руки. Валерия обняла старуху, продолжая с подъемом петь. Народ вздрогнул, затих, а через несколько минут в тесный круг заключил исполнителей. Послышались крики браво, требования еще спеть. В коробку посыпалась мелочь, зашуршали деньги.
Песня «Ой у лузи!» в исполнении Валерии произвела фурор. Народ стал тесниться и напирать. Исполнительница ничуть не стушевалась внимания многочисленной толпы, более того, она была счастлива, но дело приобретало невыгодный для Александра оборот, и он, крикнул Валерии:
-У меня нет времени, я ухожу!
- Уважаемые слушатели концерт окончен… Прощайте! – Валерия развела обе руки, посылая воздушные поцелуи и кивая в ответна восхищенные крики «браво!»
«Да искусство – большое дело! Не зря чиновники от политики любят использовать артистов во время выборов» - говорил себе Александр, с любопытством поглядывая на спутницу. Вряд ли ему с его красноречием в считанные минуты удалось бы собрать вокруг себя столько народа.
* * *
Напротив памятника гетману Богдану на импровизированной сцене перед многочисленной толпой стояли политические лидеры и общественные деятели Украины. По очереди подходили к микрофону и обращались к народу. Вышел действующий, затем бывший президенты, Вячеслав Чорновил, Павло Мовчан.
Валерия потянула Александра за руку:
-Давай подойдем поближе!
-Хорошо…- Его удивил проявленный актрисой интерес к выступлениям. Александр даже подумал, что недооценивает ее политическую зрелость.
Вечером во время ужина он, вспомнив свои размышления и ее просьбу, спросил:
-Валерия Владимировна, кто вам больше всех понравился на митинге?
-?..
-Ну Кучма, Черновил или Кравчук?
-Конечно, Кравчук. Тут не может быть двух мнений…
-Почему? – удивился Александр. – А Чорновил?..
-Ну что ты, Саша… Нет, нет и нет. – Она грациозно замахала рукой. – Этот щуплый с усами и гнилыми зубами… Кравчук! Только Кравчук! Я таких мужчин давно не видела. Как уложен волос… Какой костюм…
-Ну а их выступления?
-Выступления?.. Я их не помню. Но и говорил он красиво.
Александр решил продолжить ход ее мыслей и узнать взгляды актрисы на внешность мужчин.
-Валерия Владимировна, ну а как вам внешность нашего американского босса? И он ведь не хуже Кравчука. На нем замечательный костюм…Прическа.
-Да он следит за собой и в свои семьдесят выглядит лучше наших сорокалетних. Но нет… Ну что ты, Саша, у него из носа торчит седой волос.
Указательный палец Александра непроизвольно прошелся под левой ноздрей и нервно постучал по верхней губе.
* * *
Валерия, конечно, рассчитывала если не на роман, то на его подобие с Александром, поэтому она ради поддержания имиджа жертвовала случайными ухаживаниями других мужчин. Лере с трудом верилось, что главной идеей, владевшей этим парнем была идея бескорыстного служение народу, готовность пойти на лишения и даже смерть ради его лучшего будущего. Он мнил себя политиком и всем своим поведением доказывал, что стремится стать этаким бескорыстным борцом. Нет, теоретически Лера допускала, что такие люди существуют в природе, но в ее жизни она никого из них не встречала. Те, что ратовали за коммунизм, беспрестанно говорили о развитом социализме, были просто хорошими артистами. События последних лет наглядно это показали. Александр принадлежал к другому человеческому типу.
Этот какой-то новый тип людей, которых про себя она называла Базаровыми, не вписывался в ее понимание образов. Этим попутчик и был ей интересен.
Она была уверена, что сможет, сумеет обаять Александра и уложить с собой в постель. Возможно, это будет стоить некоторого труда, тем интереснее затея. Что из нее выйдет?.. Один бог знает, но эта неизвесность имеет свое очарование; а импровизации ей всегда нравились. Но на сцене они более рискованны, чем в жизни. Она-то уж сумеет симпровизировать. Шальные искринки вспыхивали в ее глазах, когда она представляла оторопь и удивление подруги и родственников парня. Его столбняк, когда заявит, что беременна от него. «Вот будет спектакль… - думалось ей. – А как же сын, дочь, внуки? – останавливал внутренний голос. – Да как-нибудь образумится. Зато какое удивление вызовет такой поворот событий у местного бомонда. Что скажет этот старый тетерев – режиссер, из-за которого пришлось уйти со сцены?.. Как воспримут этот роман актрисы… Вот будет потеха. Нет, я еще не старуха, я еще покажу, на что способна».
Лера только сейчас, в этом поезде, осознала, что не так жила, не на тех мужчин ставила. «Ну что такое артист, пусть даже заслуженный, народный? Это человек, который вынужден все время играть… Который никогда не может быть самим собой. Заимствованные из книг, фильмов жесты, мимика, мысли и действия.
Играть возвышенную натуру и не быть таковой… Что это? -Профанация. А быть таковой всегда риск лишиться работы, быть изгнанным из театра, влачить жалкое существование. А разве я сейчас не влачу его?.. А раньше, когда жив был Вячеслав, не то же фальшивое, мишурное и мнимое благополучие. Практически во всем себе отказывала, чтобы выглядеть привлекательно, улыбалась, кокетничала с этими монстрами, от которых зависела ежедневно. Делать это и ждать славы как манной небесной… Якобы известность и слава освободят тебя от унижений и жалкого полурабского существования. Но слава поманила и где-то скрылась за бутафорской стеной Вероны, а жизнь осталась с сотнями бытовых проблем.
Правители, бизнесмены, политики – вот кто может жить полнокровной жизнью, они реально управляют ею. И этот юнец, вероятно, осознает это как никто другой. Он явно станет одним из тех, кто восседает над нами и будет править если не страной, то областью, районом. Он решителен, целеустремлен, тщеславен. Таким и открывается дверь во власть, слава…»
Пококетничав перед зеркалом и приведя себя в порядок, Валерия возвращалась в купе. Она представила, как войдет, легко присядет на край, бросит кроткий взгляд на Александра, и тот, оторвавшись от книги, ошалеет от ее свежести и непосредственности. Перед дверью она как перед кулисами повела плечами, улыбнулась про себя; рука потянулась к никилированной рукояти, но тихо упорхнула.
Не то… Что-то не то. В душе не было той необходимой непосредственности, незащищенности, нежности и всепоглощающего интереса к партнеру, как единственному и неповторимому мужчине, что так впечатляет самых суровых бабуинов, не говоря уже о шимпанзе. Как достичь этого состояния? Прежде она припоминала советы Станиславского, занимала соответствующие позы, медленно на вздохе поднимала голову, и вместе с этим проникновенным вздохом в душу вливались детская непосредственность, нежность и вдохновение, что позволяло ей стать другим человеком… А может быть, тешила она себя мыслью, самой собой.
Валерия отошла к окну; мысли о доме, о внуке, сыне, ищущем в очередной раз работу, пьющей и чрезмерно курящей невестке не отпускали ее. – Что же делать?.. Да, черт побери, они взрослые люди, а ты имеешь все права на собственную жизнь. В конце концов, посмотри – за окном мелькают перелески, деревеньки, мелькает чужая жизнь, проносятся десятки и сотни жизней с еще большими проблемами чем у тебя. Оставь, брось все что тяготит душу, позволь твоим проблемам также легко, как деревеньки пронестись над тобой. А ты еще молодая, красивая женщина, можешь все изменить. Улыбнись! Улыбнись твоим улетающим прочь проблемам, а теперь представь – тебя ожидает прекрасный мужчина, готовый умереть ради тебя, и ты живешь, только ради него. Да только ради него… Ты счастлива, что дышишь с ним одним воздухом, греешься под лучами того же самого солнца… Вперед же! Сейчас ты войдешь в новую жизнь.
* * *
Иногда Александру вспоминалась Лера хрупкой девочкой на пасеке деда, любующейся порханием бабочек, цветами и, конечно же, пчелами, о которых ей столько рассказывал дедушка. Нет, в реальности он не знал ее пяти- или десятилетней, но когда она тихо и задушевно рассказывала в купе о своем детстве, Александр отчетливо представлял родную степь предгорья с тихими поросшими камышом речками, лесками, спускающимися с далеких голубых горных склонов, петляющие в сухом бурьяне дороги, украшенные одинокими курганами. Тихие безмятежные вечера у костра с картошкой в остывающих углях, бодрыми солнечными рассветами и бесконечно долгими знойными полднями. Столько родного было в ее говоре, жестах, взглядах. Она, вероятно, даже забывала в такие минуты о своем артистическом призвании. Однажды ему даже захотелось обнять ее за хрупкие плечи и вылить нежность в тихом поцелуе в щеку, но что-то удержало от этого наверняка опрометчивого с его стороны шага.
Александру вспомнилась сцена в переполненном автобусе, когда Валерия устроила скандал парню, зацепившему ее локтем.
-Вы хам, молодой человек! Невоспитанный, некультурный человек…
В ответ парень что-то сказал собутыльнику и оба нарочито громко захохотали. Валерия продолжила стыдить обидчика, что было явным перебором. Александр глянул на нее и отметил, что Валерия в эту минуту была отнюдь не похожа на Джульетту, а скорее напоминала ведьму из гоголевского «Вия».
«В этой сцене ей явно изменило чувство меры. Вероятно, давно не ездила в городском транспорте …» - думал он, глядя в окно, забрызганное дождевыми каплями.
Когда народ схлынул на ближайшей остановке, исчезли парни, на площадке стало просторно, но Валерия все также прижимаясь к Александру, проговорила:
-Пусть у него сегодня не выйдет с сексом. – И многозначительно глянула на Александра, из чего тот заключил, что у нее самой были какие-то виды на этот самый секс этим вечер. Но у Александра были свои планы и никакого желания ложиться с нею в постель не было. И дело не столько в скандале, а в том, что ему совсем не хотелось изменить невесте, хотя временами и чувствовал некое влечение к спутнице. Голос разума всякий раз останавливал его, рисуя сумрачные перспективы по возвращении, когда Валерия начнет предъявлять на него свои счеты и будет доставать его своими звонками, а, в конце концов, пожелает поссорит с подругой.
«Нет, ничего у меня с ней не будет, - решил он про себя. У нас должны остаться дружеские или приятельские отношения, если такие возможны между мужчиной и женщиной.
Странно, - размышлял он, шагая с Валерией по гулкому переходу к гостинице, - почему тогда в поезде его насторожил и даже возмутил ее разговор с двумя качками в броских майках, когда они стояли в тамбуре.
-А вы какой аромат предпочитаете? – спросил белобрысый качок.
-Не поняла… аромат чего?
-Ну презервативов… Яблочный, клубничный?..
-Ну, не знаю, - хохотнула она и пожала плечами.
-Ну а вообще предпочитаете с усиками или без?..
Качки, вероятно, учуяли, что Александр и Валерия простые попутчики, а не любовники или родственники и решились на «глубокомысленную» и актуальную беседу.
Александр ушел в купе; за ним последовала и Валерия, правда, еще раз обменялась с ними пикантно-будуарными репликами. Когда парни с сумками вывалили с поезда и направились в сторону вокзала, она приветливо помахала им в ответ на приветственно поднятые мускулистые руки.
Что-то кольнуло тогда сердце у Александра. «Что это? Инстинкт самца-собственника, блюстителя нравственности, ханжи… А, может быть, он втайне надеялся на близость с нею…
* * *
Чтобы чего-то достичь в политике, кроме понимания ситуации, расклада сил, порядочности, пунктуальности, коммуникабельности, нужна еще и смелость. Смелость в мышлении, смелость в действиях; нужно иногда пойти против установившегося мнения, народных предрассудков, - поставить все, даже собственную жизнь, на карту, а выиграв, оставаться самим собой. В политике нужно всего себя посвящать служению народу. И служить ему не на словах, а на деле. Нужна воля, несокрушимая воля к победе. То есть нужен профессионализм плюс решительность, смелость, мужество… И удача. Да, да, все это должно быть у современного политика-лидера народных масс.
Так думал Александр до того дня, когда перед его глазами разыгралась грандиозная панорама столкновения народа и госструктуры, вернее ОМОНа и милиции, вставших на пути колонн, двигавшихся в сторону Софийской площади. О том, что митинг на площади не обойдется без противостояния и даже столкновений следовало из заявлений чиновников, выступавших накануне по телевиденью. Президент против того, чтобы патриарх был похоронен на Софийской площади, большинством голосов Рада поддержала решение похоронить усопшего на Байковском кладбище. В воздухе запахло новой грозой.
Когда переводя дыхание, Александр поднялся на Софийскую площадь, со стороны собора по Владимирской уже шли колонны народа. Первые отряды состояли в основном из молодых ребят с повязками на рукаве и битами в руках. Шли молча, локоть к локтю. Александр стоял на обочине и вглядывался в лица проходивших бойцов. В основном это были юнцы 16-18- летние и мужики, которым было за 50. Иногда в середине первой шеренги выделялись 20-30-летние парни.
Неожиданно Александр узнал шедших впереди одного из отрядов Виктора и Андрея. Андрей тоже узнал его и помахал рукой:
-Иди к нам!
Александр непроизвольно подался вперед, и уже было поднял ногу, чтобы переступить через бордюр, как вдруг со всей отчетливостью ощутил, тот невидимый барьер, ту черту, которая отделяла его от того другого – желанного и такого опасного и бесповоротного мира.
Он дважды мысленно поднимал ногу, чтобы преодолеть барьер, и всякий раз невидимая сила останавливала его.
«Нет, быть бойцом или предводителем толпы, драться с омоновцами, крушить машины и возводить баррикады – не мое. Это не тот путь», - сказал себе Александр и прощально помахал знакомым.
В киоске он купил бутылку пива, пачку сигарет и отправился к лавочкам под липами, что стояли напротив памятника гетману Хмельницкому.
Отпив пару глотков пива и затянувшись, Александр стал наблюдать. Материализовавшиеся неведомо откуда крытые тентами уралы перекрыли улицы на другом конце площади. Из машин ловко спрыгивали омоновцы в касках, на ходу выстраиваясь в длинные шеренги, запеленатые в волнистую линию пластиковых щитов. Отряды сближались все ближе, не уступая друг другу в решительности.
Действо развивалось мощно, стремительно и бесшумно. Наконец, вероятно, по команде свыше, шеренги омоновцев замерли, замкнув площадь в огромное кольцо. Александр облегченно вздохнул: «Ну слава Богу!»
Словно из-под земли появились политические лидеры. Они по очереди поднимались на трибуну, славили патриарха и сыпали проклятья на головы тех, кто не разрешил похоронить его по-человечески как патриота Украины и ее народа. Они потрясали руками, обращали взор к ненастному небу, театральными жестами указывали на гетманскую статую.
«Политики – те же артисты,- размышлял Александр. – Они нуждаются в сцене, а еще больше в зрителях. Главное и для тех и для других не упустить возможность и во время провещать истину, сказать нужные слова, изобразить решительность, волю и т.д. Оказаться на гребне события и также незаметно исчезнуть при угрозе либо неудаче предприятия. Политики-оппозиционеры играют с властью в своеобразную игру, которую можно назвать игрой в поддавки ».
* * *
Валерия сидела в задумчивости и смотрела то в окно на мелькавшие перелески и овраги, то на Александра. Теперь ей уже совсем не хотелось испытать на нем свои чары. Ей хотелось раскусить его как человека, понять, что им движет. Актер ведь, как и любой другой специалист, должен постоянно учиться. Иногда жизнь сама подсказывает ему какие жесты, мимику следует взять на вооружение, какие движения, интонации надо отшлифовывать, чтобы изобразить любящего или скорбящего героя. Но чтобы войти в образ, нужно понять, что двигает твоим героем. А это чаще всего бывает самым сложным в актерском деле.
* * *
Александр сидел перед телевизором смотрел новости, и вдруг по спине пробежал озноб от замелькавших кадров. Человек шесть мужчин в траурных костюмах, в черных очках с двумя гвоздиками в руках стояли в странном абсолютно пустом помещении, стены которого были облицованы туфом. Над ними висел черный смог отрицательной ауры. Помещение словно было пропитано этой энергией.
На экран выплыл коричневый лакированный гроб. Голос диктора размеренно провещал: «Ушел из жизни видный партийный и государственный деятель Советского Союза, дважды герой социалистического труда, заслуженный ученый, более 10 лет руководивший обкомом партии, Николай Митрофанович Заблудный...» Из толпы вышла невысокая статная женщина в черном платье с черной косынкой на голове. Она остановилась перед гробом, подняла руки и стала декламировать:
В этом мире умереть не ново,
Да и жить, пожалуй, не новей…
Александр с удивлением узнал в женщине Валерию Владимировну - Леру-Джульетту…
Валерия продекламировав стих, положила две гвоздики на лакированную поверхность гроба и отошла в сторону, вслед за нею то же со своими гвоздиками проделали мужчины. Вернулись к ней и склонили головы. Зазвучала траурная мелодия. Титры внизу экрана снова оповестили зрителей: «Сегодня прошли похороны скоропостижно скончавшегося бывшего секретаря обкома КПСС, дважды героя соцтруда Николая Митрофановича Заблудного».
«Зачем ей надо было рисоваться у гроба этого упыря и развратника, устроившего по всей области сауны с ресторанами и комсомолками-активистками, обслуживавших высокопоставленных партийцев? Неужели она одна из них? Вряд ли. Рассказала бы».
Через пару недель местное телевиденье сообщило о назначении Валерии Владимировны Стельмах начальником областного управления социальной защиты.